Мужчина, который забыл свою жену О`Фаррелл Джон
– Но в больницу со мной все же не пошел?
– Потому что ты не просила об этом.
– Но мог хотя бы предложить.
– Слушай, где логика? Если бы ты сказала «Пожалуйста, сходи со мной», я бы пошел, но ты не просила, потому я решил, что никакой необходимости в этом нет. Да ведь ты же здорова – о чем тогда мы спорим? Надо радоваться!
– Наш брак болен. У наших отношений рак – неоперабельная терминальная опухоль. Если ты не в состоянии быть рядом, когда мне приходится пройти через такие переживания, я не хочу больше жить вместе с тобой…
– Ладно, понимаю, сейчас ты плохо соображаешь. Волнения насчет лимфомы выбили тебя из равновесия, ты все сильно преувеличиваешь. Давай я возьму пару дней отпуска, ребят отправим к твоим родителям…
– Поздно, Воган. Тебя ведь никогда не было рядом. Ты так и не смог преодолеть свою природу, не стал настоящим мужем. В твоей жизни всегда был только «я», и никогда – «мы».
И тут я понял, что она рыдала так горько вовсе не из-за истории с раком. Она оплакивала то, что уже умерло.Мозг пульсировал, вспоминая ту жуткую ночь, и пульсация эта только возрастала от всплывавших в памяти все новых подробностей. Мы тогда оба замолчали, потом она вылезла из постели и ушла спать в другую комнату – и больше не возвращалась, пока мы продолжали жить под одной крышей. Перегоревшая лампочка в светильнике у кровати, которую я должен был заменить. Невыносимая боль в затылке, до рассвета.
Лежа в томографе, я вспомнил кое-что совершенно новое. Экран компьютера должен был показать, что происходит в мозгу, когда открывается новый файл и обнаруживается доступ к утраченной информации. Я ударился головой! Точно – все время, пока мы переругивались, у меня дико болела голова, а на затылке набухала огромная шишка. Да, меня контузило! Именно это я и пытался ей объяснить: на пороге школы на меня набросился разгневанный папаша и обвинил в приставаниях к его ребенку. Он повалил меня, я стукнулся головой о тротуар и даже потерял сознание. В больницу ехать я отказался, но, несмотря на неуместный героизм, чувствовал себя прескверно.
Может, моя амнезия стала следствием той травмы. Потому я и забыл спросить Мэдди о результатах анализа! Я вовсе не был равнодушным эгоистом – просто контуженным. Это стало первым симптомом амнезии, позднее поразившей мой мозг полностью.
Доктор Левингтон внимательно выслушала меня. Ее заинтересовали подробности удара по голове, но, к ее радости и изумлению, это никак не проясняло тайны случившегося со мной. Она продемонстрировала результаты сканирования. На одном снимке – синие и красные пятна в центре мозга. На другом – абсолютно то же самое.
– Разве не удивительно? Ни малейших различий! – с восторгом восклицала она. – Работа мозга – поистине величайшая тайна.
То есть в те моменты, когда я вспоминал нечто совсем новое, активность мозга никак не изменялась.
На столе в ее кабинете стояла керамическая голова, в натуральную величину, со всякими надписями, черточками по всему черепу, подтверждавшая, видимо, викторианскую чушь относительно френологии. За сто пятьдесят лет наука существенно продвинулась вперед. Теперь они знают, что ничего не знают.
– Разумеется, мы должны понимать, что всплывшие воспоминания могут быть не во всем точны… – осторожно начала она.
– Что вы хотите сказать?
– Видите ли, многочисленные исследования подтверждают, что наши воспоминания со временем меняются. Вы могли восстановить воспоминания, которые уже были несколько искажены прежде, а при дальнейшей реконструкции подверглись еще большим изменениям и теперь могут быть абсолютно ложными.
– Ложными?
Я даже обиделся. С каждым новым восстановленным эпизодом я ощущал себя все более нормальным человеком. А теперь доктор Левингтон предположила, что я, напротив, все больше схожу с ума.
– Именно. У меня были пациенты, живо помнившие события, происходившие в их отсутствие. И они очень сердились, когда их версия собственного прошлого подвергалась сомнению. Каким удивительным образом память воздействует на наши эмоции! – И с этими словами она закрыла файл с моей историей болезни.
Следующая встреча была назначена через два месяца, и к тому времени я буду официально разведен. Керамическая голова демонстрировала миру участки мозга, связанные с основными функциями сознания: «благоговение», «осторожность», «любовь».
– Просто ради интереса, – произнес я, вставая. – Существует ли научное обоснование известной поговорки «От ненависти до любви один шаг»?
– Ну разумеется. Обе эмоции проявляются в одной и той же области нейронов, расположенной в коре и островковой доле. Неврологи из Лондонского университетского колледжа недавно определили различия между ними, основанные на уровне активности в данной части подкорки.
– Получается, можно измерить, насколько вы любите того или иного человека?
– Или любите, или ненавидите. Измерить можно только интенсивность эмоции.Воспоминание о сотрясении мозга усилило чувство несправедливости, уже поселившееся во мне. Я обратился в адвоката защиты, который только что обнаружил ключевое доказательство в пользу невиновности несправедливо осужденного. Я должен немедленно выложить эти аргументы Мэдди. Она изображала несчастную жертву равнодушия к ее здоровью, но в тот роковой день серьезные медицинские проблемы были как раз не у нее, а у меня. И я поспешил домой поделиться с ней своим открытием. Не знаю, какой реакции я ожидал, – скорее всего, просто надеялся получить оправдание. Дети сейчас в школе, и я рассчитывал, что мы сможем поскандалить по-человечески. В этом и заключается недостаток одинокой жизни: никого нет рядом, когда вам просто физически необходима хорошая перебранка. Можно, конечно, снять девочку в баре для разовой семейной ссоры, но в глубине души понимаешь, что это пустой и бессмысленный опыт. Дружеские отношения, товарищеское взаимодействие, взаимное влечение и регулярная практика – именно в этом привлекательность брака. В фантастическом сценарии, родившемся в моей голове, она признает, что погорячилась, и умоляет принять ее обратно. «Увы, поздно, – в мечтах говорил я ей. – Ты упустила свой шанс».
Уже через сорок минут, взбегая по ступенькам к входной двери, я довел себя до такой степени негодования, что, нажимая на кнопку домофона, едва не выломал ее.
– Это Воган! Мне нужно с тобой поговорить.
Долгая пауза, щелчок замка, и я вошел в дом. Пес радостно запрыгал рядом, но Мэдди не спешила явиться пред мои очи, как того требовал мой благородный гнев. Над головой, правда, слышались шаги, и я вообразил, что она в ванной торопливо поправляет макияж перед встречей со мной. Но вот кто-то спускается по лестнице. Я весь подобрался, сдерживая волнение перед трудным разговором. Однако, похоже, разговор этот окажется гораздо сложнее, чем я ожидал. По лестнице спускалась вовсе не Мэдди, а ее любовник, Ральф.Глава 16
Я сразу его узнал. Давно уже догадался, что мужик, который помогал тогда Мэдди с рамами для фотографий, должно быть, и есть Ральф. Да и уверенность, с которой он вприпрыжку, через две ступеньки, спускался по лестнице, не позволяла предположить, что этот парень – телефонный мастер или грабитель. Высокий, лет на десять моложе меня и, значит, Мэдди. Волосы чуть влажные, и весь он чистенький и свеженький, особенно по сравнению с потным и красным неврологическим случаем, примчавшимся сюда на велосипеде.
– Привет, Воган, – я Ральф! Рад познакомиться.
У меня не оставалось выбора, кроме как пожать протянутую руку.
– Мэдди сейчас нет дома. Простите, что не совсем одет – принимал душ после пробежки!
– А, ясно.
Отсюда и халат. «Отель Хилтон»! Я не собирался обвинять его в воровстве, но так вышло.
– Да, знаете ли, египетский хлопок. Их продавали в венецианском «Хилтоне», и я подумал, отчего бы и не купить?
Меня сбило с толку упоминание роскошного отеля, куда он, оказывается, возил Мэдди, и я с трудом вернулся в русло вежливой беседы.
– Ах да, конечно, Венеция. Ну и как она?
– Восхитительно! Что за город! Бывали там?
– Э-э, нет. Мэдди всегда стремилась туда, но, видите ли…
Мы помолчали. Уверен, прежде часы в коридоре тикали гораздо тише.
– М-да, итак… Венеция, – пробормотал я. – Все еще тонет?
– Кто?
– Венеция. Там ведь проблемы с затоплением города?
– Не знаю, решены они или нет. – Ральф сосредоточенно нахмурился и собрался поставить ногу на ступеньку повыше, чтобы, подобно роденовскому Мыслителю, задумчиво опустить локоть на колено, но сообразил, что это движение распахнет полы его халата, и вовремя остановился. Ситуация и без того неловкая, чтобы еще усугублять ее демонстрацией пениса. – Но, насколько я понимаю, даже если они с этим раньше разобрались, сейчас уровень моря опять поднимается, и, значит, скоро вернемся к исходному состоянию!
– Ну да, не одно, так другое, – буркнул я.
– Нужно просто делать все, что можешь…
– Вот именно, – согласился я, хотя здесь никто из нас особо не рисковал, поскольку никогда ничего особенного и не делал. – К примеру, я раньше всегда заказывал «Венециану» в «Пицца Экспресс», потому что они добавляли двадцать пять пенсов к счету, которые шли в фонд «Венеция в опасности».
– Ух ты, как здорово! И продолжаете до сих пор заказывать «Венециану»?
– Нет – объелся изюмом.
– Гм, изюм в пицце? Увольте.
Пес протяжно зевнул, и я понял, что пора в конце концов признать щекотливость данной ситуации и сказать что-нибудь о его отношениях с Мэдди.
– Итак… – грозно начал я и заметил, что он тоже подобрался. – Интересно… никому не приходила в голову идея о постройке, например, огромной плотины через Гибралтар?
– Что?
– Ну, как дамба на Темзе, только гораздо больше, чтобы остановить приток вод Атлантики в Средиземное море и предотвратить затопление прибрежных зон?
Ральф тоже осознал необходимость прояснить ситуацию; он, должно быть, чувствовал себя не слишком уверенно – в связи с детьми, тяжелым эмоциональным состоянием Мэдди и всех остальных, так или иначе вовлеченных в этот процесс.
– Невозможно – между Испанией и Марокко целых двадцать пять миль! – возразил он. – Одно только проектирование выльется в неразрешимую проблему, не говоря уже о трудностях политического и финансового характера…
Высокомерие, с которым он отверг мое предложение, подействовало на меня неожиданным образом.
– Но что-то должно быть сделано! – Я повысил голос: – Мы не можем просто оставить все как есть.
– Иного выхода нет, все равно уже поздно. Нужно просто признать это.
– Чудно. Выходит, мы можем отправить человека на Луну или организовать высадку союзников в Нормандии, но даже не попытаемся спасти жилища и средства к существованию миллионов людей?
– Эти берега рано или поздно все равно исчезнут – смиритесь!
– Ну уж нет, я не намерен просто так взять и «смириться»! Я попытаюсь исправить ситуацию. Начну, в конце концов, опять заказывать пиццу «Венециана». Даже если придется выбирать из нее изюминки, все до одной!
Вероятно, мое предложение прозвучало чересчур дерзко и самоуверенно. Ральф, возможно, хотел бы завершить дискуссию, указав на геополитические стратегические соображения, поскольку контроль над подобной плотиной существенно увеличил бы влияние Испании или Марокко, но он предпочел путь личных оскорблений, причем в форме ударов ниже пояса.
– Насколько мне известно, у вас какие-то проблемы с психическим здоровьем?
На этом месте я почувствовал, что мои аргументы относительно грандиозного инженерного проекта останутся без ответа, поскольку я намерен ударить Ральфа по лицу Мне показалось, что подобная изысканная тактика поможет выкристаллизовать аргументацию и гораздо точнее выразит мою позицию, нежели любые слова. Кулаки сжались, лицо налилось кровью, и встревоженный Ральф вдруг отпрыгнул на ступеньку выше. В последнюю наносекунду включился внутренний тормоз. Не помню, чтобы когда-нибудь ударил человека, только тот дурацкий досадный эпизод с ненормальным папашей. Я ведь за этим и пришел – рассказать Мэдди о своей контузии.
– Где Мэдди? – проревел я.
Он ответил, и я, не отягощая себя нормами приличий и вежливостью, развернулся и вышел, хлобыстнув дверью. Когда я открывал замок велосипеда, руки у меня тряслись. Путь был неблизкий, но, пылая яростью, я пролетел его, почти не заметив. Испуганные таксисты шарахались в стороны, а пешеходы, ступившие на «зебру», отскакивали на тротуары.
– Привет, Мэдди. – Я тихонько приоткрыл дверь и сунул голову в щель.
– Ой, привет. Я не знала, что ты собираешься сюда.
– Я и не собирался – спонтанное решение. Привет, пап, как себя чувствуешь?
Папино иссохшее лицо торчало над краем казенного одеяла, которое не могло скрыть хрупкости крошечного тела.
– Это ты, сынок?
– Привет, пап. Выглядишь получше.
– Это потому что. Вижу. Твою чудесную жену! – задыхаясь, выговорил он. – Вы обычно. Не. Приходили вместе.
Мы с Мэдди переглянулись.
– Мы думали, что лучше навещать вас почаще, вот и заходили по очереди, – импровизировала Мэдди, поднимаясь со стула, чтобы поставить принесенный букет в вазу.
– Ага, точно! – подхватил я. – Но, э-э, так здорово наконец-то прийти вдвоем, правда, Мэдди?
Я все еще злился на нее и на Ральфа и подумал, что сейчас она не сможет возразить, если я обниму ее за талию. Она напряглась, когда моя ладонь легла чуть выше ее бедра, но я не шевельнулся, и так мы и стояли под одобрительным взглядом старика. Мэдди не отодвинулась, но как ни в чем не бывало продолжала рассказывать отцу, что принесла свежие цветы и что с ними в палате гораздо веселее. Талия у нее была такая мягкая, округлая, а выемка над бедром, казалось, идеально приспособлена для мужской ладони. Впрочем, я не был уверен, что с моей стороны это проявление нежности, в глубине души я беспокоился, что обнимаю ее в попытке отомстить. Но все же чувствовал тепло ее бедра, прижатого к моему, аромат ее духов заглушал больничные запахи.
– Гляжу я на вас! – хрипло выдохнул отец. – Вы по-прежнему. Такая милая пара.
Я притянул ее поближе и даже прикинул, не поцеловать ли в щечку. Но Мадлен нашла повод отодвинуться от меня, поправляя одеяло, из-под которого торчала бледная худая стопа. Потом она поспешно присела и принялась рассказывать о детях, а я пристроился на стуле рядом, периодически встревая со своими бестолковыми комментариями.
– Мэдди. Очень хорошая. – Голос звучал тише, отец, видимо, очень устал от нашего визита.
– Ну разумеется, она очень хорошая.
– Она мне как дочь, о которой я всегда мечтал.
– А теперь вам нужно поспать, Кит, – дрогнувшим голосом произнесла Мэдди. Покосившись в ее сторону, я увидел, что глаза полны слез и она вот-вот потеряет контроль над собой. – Я на минуточку, в туалет! – выдавила она и выскочила в коридор поплакать.
Вскоре отец уснул, я вышел и решил дождаться Мэдди у нашего семейного автомобиля.
– Привет еще раз. Ты как?
– У тебя замечательный отец, – задумчиво проговорила она. Глаза были все еще красные.
– Да, жаль, что я не помню, каким он был раньше.
Кажется, Мадлен покоробило мое замечание, но она промолчала.
– Послушай, нам нужно поговорить. Если собираешься на тот берег, не подбросишь меня?
Мадлен, как взрослая женщина, не могла отказать.
– Не стоило изображать перед отцом влюбленного.
– Я просто не хотел, чтобы он что-нибудь заподозрил.
– Ну еще бы! Попробуй еще разок – и я отдавлю тебе ногу.
– Ладно, я буду предельно внимателен.
Застегивая ремень безопасности, Мэдди заметно нервничала и, наконец решившись, спросила:
– Так ты… встречался с Ральфом?
– М-да, поболтали немного. – Я постарался подчеркнуть интонацией сложное чувство – нечто среднее между равнодушием и легкой неприязнью.
– И как, разобрались?
– Не совсем.
– Не совсем? Перестань, что ты ему сказал? А он что тебе ответил?
– Тебе это будет неинтересно.
– Мой бывший муж, отец моих детей встречается с моим бойфрендом – по-твоему, мне это неинтересно?
Она сунула талон в парковочный автомат, шлагбаум поднялся, пропуская нас.
– В общем, он сказал, что невозможно построить плотину через Гибралтар, а я сказал, что стоит попытаться, дабы Южная Европа, Северная Африка и Ближний Восток не теряли своих прибрежных территорий.
Оторвав взгляд от дороги, она изумленно посмотрела на меня:
– Прости, не понимаю.
– Чего? Что уровень моря поднимается? «Венеция в опасности»? Он полностью отверг мою идею о морской дамбе, подобной той, что на Темзе.
– Ясно. То есть ни о чем серьезном вы не поговорили?
– Уровень моря – это достаточно серьезно. Но – нет, мы не говорили о том, как поместить слона в квартире.
– Что еще за слон в квартире?
– Ну, ты, разумеется…
– Ты хочешь сказать, что я – слон? – В голосе появились угрожающие нотки.
– В том смысле, что ты – такая же масштабная тема, как слон в квартире.
– Значит, я огромный жирный слон, меня нельзя не заметить, потому что я такая толстая?
Невероятно, но мне опять пришлось защищаться. Телефон Мэдди пискнул, и на следующем светофоре она прочла новое сообщение.
– Он говорит, ты чуть не поколотил его!
– За что? За обсуждение уровня моря? Да он просто параноик! Неужели я способен поднять руку на мужчину в банном халате! – Эта деталь явно смутила ее, на что я и рассчитывал. – Из чего я сделал вывод, что он уже переехал.
– Нет, нет! Просто дети сегодня ночевали у школьных друзей, и он остался на ночь. Но они не догадываются, что Ральф иногда проводит ночь в нашем доме, так что не рассказывай им.
– Хорошо. Но я приехал, чтобы поговорить с тобой. У меня сегодня было очередное обследование.
– Отлично – давай о тебе.
– Это важно. Я вспомнил кое-что. День, когда ты получила результаты анализа про неходжкинскую лимфому. Дело в том, что у меня в тот день случилось сотрясение мозга – на меня набросился агрессивный родитель, повалил на землю, и я ударился головой об асфальт. Думаю, это имеет отношение к моей октябрьской амнезии.
– Ты рассказал об этом доктору? – Она явно недопонимала.
– Дело не в этом. После той ссоры мы никогда больше не спали в одной кровати, а ведь я забыл тебя спросить о результатах по вполне медицинской причине, не говоря уже о стрессе после нападения, разбирательствах с полицией и прочих неприятностях, о которых просто не успел тебе рассказать вовремя. Но, как ты помнишь, именно это оказалось последней каплей.
– То есть, по твоим же словам, было много других капель.
– Но чем больше я вспоминаю, тем больше убеждаюсь, что нам не следовало расставаться. Я знал это с того самого момента, как влюбился в тебя осенью.
– Ты не влюбился в меня, Воган. Тебе просто нравится быть женатым. – Она пошла в атаку. – А теперь я еще должна выслушивать от всех подряд: «Ах, бедняжка Воган – он не может вспомнить даже собственную жену!» Но ты всегда забывал о собственной жене – твое мировоззрение просто получило логическое завершение!
Зажегся зеленый, автомобиль сзади нетерпеливо засигналил. Мэдди высунулась из окошка:
– И ты, козел, тоже пошел к черту!
Степень ее негодования шокировала, но у меня был в запасе еще один козырь, который должен был сейчас сработать.
– А ты представляешь, каково это – потерять себя? И, выяснив наконец, кто ты такой, тут же утратить обретенную было жизнь? (Слава богу, мы перестали обсуждать, назвал я ее слоном или не называл.)
– Знаю ли я, каково потерять себя? – Возмущению ее не было предела. – Ты это серьезно? До свадьбы я была «Мадлен». А вовсе не «жена Вогана», не «мама Джейми» или «мама Дилли». Я существовала как личность, как я. Фотограф Мэдди, которая зарабатывает на жизнь, занимаясь любимым делом. А потом внезапно оказалось, что на это нет времени и никто больше не желает беседовать со мной обо мне. Лишь «Чем занимается ваш муж?». Или «Сколько лет вашим деткам?». Или, особенно противно, «Ваши дети пойдут в ту же школу, где работает ваш супруг?». Знаю ли я, каково утратить себя? О, прекрасно знаю. Каждой жене и матери это известно от начала гребаных времен…
– Мэдди, ты едешь семьдесят миль в час, а здесь ограничение до тридцати…
– А теперь впервые в жизни я делаю, что хочу! Гуляю по Венеции, готовлюсь к выставке и гоняю на автомобиле, как мне нравится, и не обязана подстраиваться под кого бы то ни было.
– Кажется, камера наблюдения зафиксировала нарушение…
– Отлично, а я подам апелляцию и объясню, что мой бывший муж довел меня до исступления.
Ты что, думаешь, если стукнулся башкой, я тут же начну причитать: «Ах, это все меняет! Это я во всем виновата…» Все не так просто. Затертые файлы в твоих мозгах, надеюсь, освободили достаточно места для того, чтобы понять: все кончено!
Придавленный ее натиском, я все же попытался парировать:
– Даже не думай от меня избавиться, потому что я уже избавился от тебя.
– Чего? Нам что, по тринадцать лет?
– Ты предложила отказаться от развода и поделить дом, но я отказался от предложения, так что это я порвал с тобой.
Она резко затормозила.
– Давай-ка выметайся, пока я не переехала кого-нибудь. Или лучше так: выметайся отсюда, и, возможно, я сумею переехать тебя.
– Э-э… Но… не могла бы ты высадить меня там, где я оставил велосипед?
– И где же это?
– Около больницы.
Похоже, что бы я ни сказал, все вызывало ее раздражение. Она рванула с места, даже не глянув в зеркало заднего вида. Я постоял немного под моросящим зимним дождем и перешел на другую сторону улицы, чтобы сесть на автобус, идущий обратно. Бесцельно прождав десять минут, я пустился в путь. Морось перешла в ливень. Из какой-то урны я извлек сломанный зонтик. В наше время, случись самая незначительная поломка, мы выбрасываем вещь и приобретаем новую; зонтики, компьютеры, супруги – все они легко заменимы. Но ведь бывали времена, когда люди дорожили своими зонтиками, дыры латали, прорехи зашивали. Впрочем, я быстро понял, что этот зонтик сломан безнадежно, и выбросил его в следующую урну. Я добрел до Челси-бридж, позади меня возвышался голый каркас Баттерси. Дождь поутих, но я уже так промок, что практически не заметил изменений. Громоздкая древняя баржа проплывала под мостом, гулкое тарахтение двигателя разносилось над рекой.
На шее у меня по-прежнему болтался собачий жетончик с нужной информацией, на случай повторной амнезии. Что будет, если я вновь потеряю память? Наверное, второй раз все пройдет легче. Бирка весила всего несколько грамм, но казалось – не меньше тонны; она поблескивала в отражении в зеркале, натирала шею – постоянное напоминание о моем поврежденном мозге. Драматическим жестом я вцепился в бирку, дернул, но цепочка не порвалась, а лишь впилась в кожу. Воровато оглянувшись – не слышал ли кто моего взвизга, – я аккуратно расстегнул замочек, бросил прощальный взгляд на контактный телефон и швырнул железку в мутные воды Темзы. Ни звука, ни всплеска. И тогда я просто отправился в путь, навстречу остатку своей жизни, уже без Мадлен.Глава 17
– Ни за что, никогда в жизни не буду пользоваться мобильным телефоном!
– Ага, это ты сейчас так говоришь… – поддразнивает моя невеста.
– Ничуть, это твердое решение, – настаиваю я. – Сотовые телефоны для недоумков. Спроси меня в 2000 году, и даже если я буду последним из таких мужиков в Британии, обещаю, ты не увидишь меня орущим в трубку, как те идиоты в поезде, у которых, поди, и батарейка села, но они все равно хотят произвести впечатление на всех вокруг.
– Для женщины это важно, – возражает Мэдди. – А вдруг я задержусь где-нибудь допоздна? Это опасно – могут напасть, ограбить.
– Ага, и тебе обязательно нужно иметь с собой что-нибудь ценное, аппетитно позвякивающее в сумочке! Прости, но мне срочно нужна телефонная будка… как говорит Гэри, когда ему нужно в туалет.
Этот разговор я вспомнил много лет спустя, когда мы с Гэри сидели в пабе, изучая приложения на наших айфонах.
– Вот это определяет твое местоположение и сообщает, сколько сумасшедших домов находится неподалеку…
– Полезная штука…
– Или вот это – берешь свою фотку, можешь приделать себе усы и бачки и превратиться в порнозвезду семидесятых.
– Ума не приложу, как мы справлялись без этих прибамбасов…
Я официально съехал от Гэри с Линдой, последние недели там было совсем уж неудобно жить. У Линды уже округлился животик, и я убедился, что она не чокнутая, помешанная на детском барахле.
– Гэри, ты рассказал Вогану, какую одежку я купила для Дитя?
– Ребенка. Нет.
– А еще я купила большую рубаху, на которой впереди написано: «Да, это я!»
– А сзади – «Псих».
Заглянув к друзьям – оставить ключи и небольшой подарок, – я некоторое время мялся на пороге, не решаясь войти: из-за двери доносились вопли очередного скандала. В надежде, что буря скоро уляжется, я подождал, но вскоре замерз и отважился все же на цыпочках прокрасться в кухню. Оказалось, нет никакого скандала. Гэри в одиночестве чистил картошку, прослушивая одну из старых ссор через усилители айфона.
– Привет, Гэри. Слушаешь Великие Хиты?
– Ага. Пятнадцатое августа прошлого года – интересно.
Из дорогущих динамиков доносился плачущий вопль Линды:
– Ты никогда ни о чем со мной не разговариваешь! И сразу замолкаешь, если я хочу что-то обсудить…
– Потому что это единственный выход! – ответный крик Гэри. – «Обсудить» в твоем понимании значит «согласиться». Ты не хочешь «обсуждать», то есть «выслушать иную точку зрения», ты хочешь, чтобы я стал таким же, как твои подружки, которые считают, что должны соглашаться с любой глупостью, которую ты произносишь.
– Неплохой ход, а? – прокомментировал Гэри. – Видишь, я был готов к расставленной ловушке. Это как президентские дебаты – возражения должны быть подготовлены и отрепетированы.
– Разве не лучше избегать споров?
– He-а, ссоры в браке необходимы. Иначе какой смысл жить вместе? Видел татуировки у людей на пальцах? LOVE на одной руке, НАТЕ [9] – на другой. Две стороны одной медали.
– Я не ненавижу Мэдди.
– Ненавидел, пока мозгами не повредился. Ты ненавидел ее, потому что любил – в этом все дело.
– Но почему «любовь» и «ненависть»? Почему не «компромисс» и «сочувствие»?
– Пальцев не хватит.До паба было недалеко – или было бы, не воспользуйся мы маршрутом, предложенным новым приложением «Поиск бара». Я, конечно, был не прав насчет мобильных телефонов, но в мою защиту можно сказать, что спор происходил задолго до того, как в них появилось так много полезных штуковин. Мы с Гэри отправляли друг другу сообщения, электронные письма, пользовались Фейсбуком, но, как ни странно, никогда не звонили друг другу.
После нашей с Мэдди ссоры в машине минуло несколько недель, и я решил в полной мере насладиться обретенной свободой: пожить в самых знаменитых туристических местах планеты в идеальное для них время. Париж весной, Новая Англия осенью или, к примеру, Стрэтем [10] в марте.
– Ну и как выглядят высококлассные отели в Стрэтеме? – Гэри вернулся от стойки с парой кружек.
– Откровенно говоря, слишком высокий класс. Если не обращать внимания, что слово «класс» написано с ошибкой. Как, впрочем, и слово «роскошь».
– Уже завораживает…
– Но зато для меня с большой скидкой, потому что я единственный постоялец, который снял номер больше чем на полчаса. У них там команда горничных работает, как пит-стоп группа на гонках, – меняют белье после каждого клиента, всю ночь напролет.
– Так тебе надо потребовать дополнительную услугу. Много времени, поди, прошло…
– О чем ты?
– О сексе. Когда у тебя в последний раз был секс?
– Не помню.
– Ты не помнишь?!
– Я вообще не помню, чтоб когда-либо занимался сексом. Этот опыт утрачен полностью.
Гэри едва не свалился с табурета от хохота.
– Ох, да ты, наверное, ни на что не годился! – И продолжал ржать, но я даже из вежливости не улыбнулся, просто сидел и ждал, когда он закончит. – Боже правый, ты понимаешь, что это значит, а? Ты фактически теперь девственник!
Шум в баре мгновенно стих, посетители озирались, высматривая, кто же тут девственник.
– Не смешно. У меня двое детей.
– Фигня. Ты зановорожденный девственник. Ты ж понятия не имеешь, что значит заниматься любовью с женщиной. Ergo, ты – virgo! [11] – Гэри искренне обрадовался и теперь стучал по кнопкам телефона в поисках подходящего бара, где можно снять девушку.
– Что ты делаешь?
– Мы, дружище, сейчас устроим праздник. Сделаем из тебя мужчину.
Перед выходом Гэри заглянул в туалет и вернулся оттуда с маленьким пакетиком из фольги.
– Это что такое?
– Презерватив. Будь готов. Помнишь девиз скаутов?
– Не знаю, у меня никогда не было значка за секс…
– Держи, потом будешь меня благодарить. Такая возможность выпадает раз в жизни! Любой мужик нашего возраста хотел бы оказаться на твоем месте.
Не будь я так измотан, конечно, упирался бы энергичнее, но Гэри был настолько уверен в благости своей миссии, что сопротивляться я не смог. Я не собирался переспать с незнакомой женщиной на первом же свидании, но решил уступить Гэри и посмотреть, а вдруг знакомство с другими интересными и чуткими женщинами несколько смягчит последствия моей брачной катастрофы.
Читать бесплатно другие книги:
