Мужчина, который забыл свою жену О`Фаррелл Джон
– Все в порядке, парень? Выглядишь не слишком радостно для человека, который вот-вот утратит невинность.
– Даже не знаю… Я едва сумел смириться со всем этим. Словно всю мою жизнь поддерживали две стойки – Мэдди и Вогана.
– Стойки?
– Ну да. Знаешь, есть такие старые двухместные палатки, их крепят на две стойки. Потом надо еще укрепить растяжки, но палатка держится, пока стоят эти палки.
– Э-э, у нас палатка на дугах, так что я не понимаю, о чем ты. Ты что, в поход намылился?
– Ладно, проехали… Без стойки Мэдди палатка моей жизни рухнула – семья, финансы, дом, способность работать…
Гэри поразмыслил минутку и жизнерадостно предложил:
– Ерунда, запросто можно купить запасную стойку. И вообще не стоит спать в палатке – ты всегда можешь вернуться к нам, дружище.
Я поблагодарил его за поддержку и сказал себе, что где-то обязательно должна быть другая женщина для меня, однако на поиски потребуется время и терпение. Бесчисленные фальстарты тоже надо учесть. Вот только вряд ли мне удастся отыскать Мисс Совершенство в таких ночных клубах, как «Тайные Шепоты» или «Развлечения для джентльменов», куда притащил меня Гэри. Я застыл на пороге, глядя, как в призрачном голубоватом свете обнаженная женщина покачивает своей неоновой грудью.
– Яне могу войти сюда. Что подумает Мэдди?
– Воган, между вами все кончено. Ты сам сказал. А это просто поможет поднять тебе настроение. Гляди, у них есть «Живые девушки»!
– Это что, кроме мертвых? Ну хорошо, а как же Линда?
– Она не захочет пойти в стриптиз-клуб, правда же?
– Вас двое? – проворчал лысый громила, выныривая из-за бархатной занавески.
– Нет, я не могу. Это… это же сексизм.
– Сексизм? Откуда ты свалился, Воган? Никакого сексизма больше не существует. Ты что, не видел, как стриптизерши рассказывают про это по телику? Это как бы вдохновляет женщину… когда она получает власть над… чем-то там. На этом месте, честно говоря, я перестал слушать, потому что показали ее сиськи…
– Так вы заходите или нет? – громила начинал сердиться.
– Вы не считаете это сексизмом? – спросил я у него.
– Какого черта – конечно, это сексизм, в этом и фишка. Сексуальные девочки, с которыми хочется заниматься сексом.
Я уже готов был пуститься в объяснения филологических нюансов, но Гэри ткнул меня в бок.
– Но разве девчонки интересуются такими, как я? Я дарил Ольге цветы, подкладывал шоколадки ей в гримерку, а она все равно уезжает домой в «порше» этого ублюдка хозяина…
Громила больше не казался таким уж страшным, но вместо того, чтобы поговорить с ним по душам, утешить, я проследовал за Гэри внутрь.Пятнадцать минут спустя мы вновь стояли на тротуаре у входа.
– Воган, чертов идиот, что за игру ты затеял?
– Я ничего не сделал, честно. Просто старался быть вежливым.
– Во-первых, всем известно, что девочек нельзя трогать.
– Но это же грубость – не ответить на рукопожатие…
– Это стриптиз-клуб, а не церковный праздник. И нечего спрашивать, чем она зарабатывает на жизнь, – вот этим и зарабатывает! Вертит сиськами перед провинциальными делягами – вот чем!
– Прости, я не привык встречаться с женщинами и не знаю правил этикета.
– Блин, я заплатил такие деньжищи за приват-танец для тебя, а нас обоих вышвырнули из заведения!
Я и вправду зашел за темно-красную занавеску для «интимной встречи один на один» с привлекательной литовской девушкой по имени Катя. Несмотря на то что из одежды на ней оставалась лишь полоска ткани, я изо всех сил старался смотреть ей только в глаза и успел выяснить несколько интересных фактов из жизни ее братьев и сестер в балтийском порту, где она выросла.
– Так почему она ревела, когда вышла из-за занавески?
– Ну, я просто рассказывал ей про Мэдди, детей, про все. Потом упомянул про отца в больнице, а она сказала, что все это очень печально, а я добрый и хороший человек…
– Черт побери, Воган, твою мать! Ты должен был просто пялиться на ее сиськи.
– Нет, только ты не начинай! Катя так и сказала, что английских мужчин интересует лишь ее тело.
– Ради всего святого, она стриптизерша, танцует у шеста! А не офицер из Комиссии по гендерному равноправию из окружного совета!
Гэри был настроен решительно – миссия должна быть выполнена, несмотря на все мои философствования о равных правах стриптизерш.
– Знаешь, женщинам теперь позволено кормить грудью детей, не прерывая работы.
– О нет…
– Точно, и за это шла трудная долгая борьба. Интересно, танцовщиц у шеста это тоже касается?
– О чем это ты?
– Если Катя, например, захочет иметь ребенка, может ли администрация клуба уволить ее, когда она забеременеет? Или она вправе принести ребенка на рабочее место и кормить его во время выступления?
– Фу-у! Так вот что тебя заводит? Ладно, наверняка есть специальные сайты…
– Да нет же! Просто я смотрел на этих обнаженных женщин – и задумался о трудовом законодательстве.
– Да уж! – рассмеялся Гэри. – Девочки, этот парень для вас!Неудивительно, что мой презерватив так и остался в тот вечер нераспакованным, хотя Гэри изо всех сил старался воспроизвести схему, сотни раз виденную в кино, где двое мужчин встречают двух одиноких женщин в баре и предлагают им выпить. В шести разных барах мы отыскали только пару девиц без приятелей и мужей, но оказалось, что они просто ждут остальную компанию.
– А кстати, сколько вам лет? – поинтересовалась напоследок одна из них, и Гэри поспешно удалился, неостроумно пошутив: «Совершеннолетние!»
Итак, нам не удалось убедить их отказаться от обсуждения последних книжных новинок в компании друзей, а вместо этого переспать с двумя незнакомцами средних лет. И хотя энергичная самоотверженность Гэри результата не дала, я вскоре все-таки оказался в центре женского внимания, но уже без помощи друга.
Это произошло в последний день занятий, перед пасхальными каникулами. Мы с коллегами зашли в паб после работы. Они всегда были деликатны, здоровьем моим не интересовались и вообще не проявляли излишнего любопытства, вели себя как ни в чем не бывало. Но после нескольких бутылок белого вина молодые женщины все же не удержались и принялись обсуждать, что конкретно я могу или не могу вспомнить.
– Честно говоря, я не помню, почему мой брак распался, поэтому очень переживаю по этому поводу.
– Бедняжка… А детство и все такое… помнишь?
– Совсем немножко. Я не помню родителей, школу, как учился в университете – ничего.
– Может, твое сознание захлопнулось, потому что с тобой жестоко обращались? – предположила одна особо настойчивая учительница биологии, которую частенько можно было застать в учительской за чтением душераздирающих мемуаров вроде «Невидимые слезы ребенка – 7».
– Э-э… м-м, сомневаюсь.
– Я читала про такое. Это механизм самозащиты, твое сознание стирает воспоминания о том, что ты был сексуальным рабом католического священника, а потом тебя в наказание запирали в подвале приемные родители, кормившие тебя объедками из собачьей миски.
– Джейн, заткнись, а? – вмешалась Салли, учительница английского. – Жутковато, должно быть, не иметь прошлого. Трудно понять, кто ты есть в настоящем.
– Вот именно. Но случившееся открыло мне глаза. Думаю, никто из нас в действительности не осознает, кто он такой, – мы изобретаем личность, демонстрируем ее миру и надеемся, что остальным это понравится.
На миг эта глубочайшая мысль овладела умами присутствующих.
– А может, тебя в детстве заставляли заниматься проституцией?
– Заткнись, Джейн!
– Мой приятель Гэри утверждает, что вообще-то я теперь девственник, поскольку не помню, как заниматься сексом! – пошутил я, но эта информация произвела эффект разорвавшейся бомбы.
– Как – у тебя не было секса после амнезии?
– Но… мы с женой живем раздельно.
– И ты не помнишь, как занимался сексом раньше?
– Нет – абсолютно белое пятно!
Эта очаровательная подробность мгновенно подняла мой статус до самого желанного мужчины в Европе. Мои средней руки шутки превратились в шедевры остроумия, анекдоты стали уморительны, а малейшую пушинку с моего плеча необходимо было срочно смахнуть. Я стал объектом ухаживания для нескольких привлекательных и веселых женщин. Они по очереди подливали мне вина и выслушивали рассказы о том, как я провел неделю в больнице, даже не зная своего имени. Я поведал, как не помнил ни друзей, ни семьи, а потом обнаружил, что мой брак распался, а отец умирает.
– Ах, иди сюда – я хочу тебя обнять. – Дженнифер, работавшая с умственно отсталыми детьми, к которым теперь, видимо, относился и мистер Воган, привлекла меня к себе и поглаживала по спине – несколько дольше, чем предполагало обычное дружеское сочувствие.
– Да, тебе крайне необходимы ласка и забота, – поддержала Кэролайн, которая преподавала детям журналистику и сценическое искусство, но, похоже, не возражала и против занятий со взрослыми, по крайней мере сегодняшним вечером.Я наслаждался ролью звезды и безраздельным вниманием дам, хотя физический контакт с лицами противоположного пола все же несколько пугал.
– А мать я не помню вообще…
Объятие.
– И пытаюсь восстановить отношения с отцом, практически с нуля, в то время как он умирает на больничной койке…
Еще объятие.
– И… это… мне пришлось заново выучить все темы по истории, перед тем как начать преподавать в одиннадцатом классе.
Последнее прозвучало не слишком трагично, но меня все равно наградили объятиями.
Топография паба в сочетании с упорством одной конкретной женщины привели к тому, что в конце концов я беседовал уже не с группой дам, а лишь с одной из них; еще через несколько бокалов до меня дошло, что я, вполне вероятно, и остаток ночи проведу именно с ней. Сюзанна – высокая тощая австралийка, брюнетка, слегка за тридцать – работала в нашей школе на кафедре физической культуры и театрального искусства. Раньше она танцевала, что было заметно по безупречной фигуре и привязанности к шерстяным легинсам. Там, где у остальных женщин округлости декольте, у Сюзанны – кости грудины, в которую хочется постучать, чтобы проверить на прочность.
В начале вечера она не казалась особенно привлекательной, но после нескольких пинт пива и бутылки красного я сумел оценить ее обворожительный внешний вид, соблазнительные манеры и обаяние. Чем дольше мы разговаривали, тем крепче становилась моя уверенность, что сегодня ночью я просто обязан переспать с ней. Она поддразнивала меня пикантной историей, как получила степень по танцам, потому что не могла сдать на обычный школьный аттестат, а сага о том, как ей удалось нечестным путем устроиться на должность заместителя директора, звучала уже откровенно эротично.
– Так, говоришь, в воскресенье собираешься на рынок? – прожурчал я. – У меня в столе есть блокнотик с картой, можешь позаимствовать, если хочешь.
– У меня есть собственный блокнотик! – огрызнулась она, но тут же осеклась, сообразив, что едва не отвергла завуалированное предложение вместе покинуть паб.
– Что ж, – я не сдавался, несмотря на первую неудачу, – а мой блокнотик зато на пружинках. И ты можешь раскрыть карту на нужной странице…
– Неужели? Нет, у меня не такой, твой, пожалуй, пригодится…
– И не нужно запоминать страницу… просто открываешь, и вообще…
Повисла пауза, во время которой мы оба обдумывали, как перейти к следующему вопросу.
– Вот только в столе у меня бардак, придется поискать, – собрался я. – Так что, если хочешь, допивай свой бокал вместе с девчонками – вон они сидят, – а минут через десять давай встретимся в школе.
Кофи и Джон, школьные охранники, привыкли, что учителя частенько возвращаются на работу вечерами – отправить письма, проверить домашние задания, – так что ничего необычного в моем появлении около полуночи не усмотрели. Они были ребятами симпатичными и внимательными, но не собирались даже ради старшего преподавателя отвлекаться от важного занятия – чтения местного таблоида.
– Добрый вечер, Кофи. Добрый вечер, Джон!
– Привет, мистер Воган, сэр!
– Много работы, сэр, да?
– Ох-ох-ох, да, все работаю, работаю! Прихвачу вот только кое-что… Я ненадолго.
Я проскочил в дверь и поднялся по лестнице. Было что-то незаконное в этом ночном проникновении в школу. Никогда здесь не было так тихо. Уборщицы уже закончили работу, свет приглушен, а лампы тихонько гудели, чего днем я никогда не замечал. В туалете я протер подмышки влажной салфеткой, слегка пригладил волосы. Глядя на свое отражение в зеркале, я волновался и нервничал, надеясь, что в эту ночь наконец произойдет неизбежное.
В кабинете я отыскал блокнот с картой города. Вот он, маршрут первого сексуального опыта: сначала идешь по пути разговоров и прикосновений, пока не доберешься до поцелуев, а в итоге дорога приведет тебя прямо к… Но я не представлял, как двигаться от одного пункта до другого. А вдруг у меня не получится? Вдруг она будет смеяться надо мной? Может, лучше извиниться и отказаться от этой идеи? Телефон оглушительно тренькнул, я даже подпрыгнул – так разволновался. Текст сообщения гласил: «Купла вно. В спртзале. Скс».
Меня всего трясло. Она подписалась «Скс» Это должно было навести меня на определенные мысли. Новая информация все меняла. У меня не оставалось времени подготовиться по пути домой. Сюзанна уже отперла спортзал и ждет меня в помещении, провонявшем потом и резиной. Я потеряю невинность в спортзале, как какой-нибудь качок-подросток в дебильном американском фильме.
Дверь в спортивную кладовку была чуть приоткрыта, Сюзанна сидела на груде матов, с бутылкой красного вина и парой пластиковых стаканчиков. Интерьер являл собой хаотическое нагромождение ворот для игры в мини-футбол, сложенных теннисных столов, стоек для минибаскетбола, беговых барьеров, повсюду валялись мячи всех цветов и размеров. Сюзанна сидела, скрестив ноги настолько естественно и непринужденно – прямо статуя Будды, йога-тичер, а вот мои неуклюжие конечности наотрез отказывались складываться, и чем больше я старался расслабиться, тем сильнее их сводило судорогой. Сдавшись, я пристроился на краешке гимнастической скамейки и торопливо выпил вино, пока мы имитировали беседу.
– С тобой все нормально, Воган?
– Да, все замечательно, а почему ты спрашиваешь?
– Нога у тебя трясется что-то слишком сильно.
– О, прости. Вот, затихла. Еще вина?
– Нет, пожалуй.
– Наверняка должны быть правила насчет распития учителями алкогольных напитков в спортзале после полуночи, – сострил я.
– Да кто узнает? Кофи с Джоном никогда не выходят из дежурки. И вообще я всегда могу запереть дверь!
Она поднялась, демонстративно щелкнула замком и обернулась, кокетливо приподняв бровь. А я, кажется, тихонько захныкал.
Но Рубикон должен быть перейден. Пока мы только болтали – коллеги, которые встретились в пабе, а сейчас просто невинно выпивают в запертом спортивном зале после полуночи.
– Не представляю, как это ты не помнишь, что такое секс! – хихикнула она, присаживаясь рядом и заглядывая мне в глаза.
– Да, но, знаешь, я тут попал в бассейн и сразу вспомнил, как надо плавать. Потом сел на велик и вспомнил, как…
– О, так ты по-прежнему катаешься на велосипеде, водишь машину?
– Не совсем. Я попробовал сесть за руль. И развалил соседскую стену…
Судя по сумасшедшему хохоту, она была еще пьянее, чем я.
– Хочешь, я дам тебе несколько уроков вождения?
– Не стоит. Думаю, здесь важно, чтобы у инструктора была вторая пара педалей. А, понимаю… – Остаток фразы поглотил поцелуй, который она запечатлела на моих губах.
У ее кожи был особенный запах – так может пахнуть парфюмерный прилавок, если поместить его в паб. Примешивался еще аромат лака для волос. Либо она льет его на себя ведрами, либо пьет, когда в баре заканчивается водка. «Итак, мы перешли к делу, – подумал я. – Вероятно, это необходимый этап». Интересно, скольких женщин я целовал в предыдущей жизни? По словам Гэри, я был довольно стеснительным, в университете мне никогда не удавалось сравняться с ним в количестве романтических побед, а после встречи с Мадлен я даже не смотрел на других женщин.
Мне удалось оборвать поцелуй – якобы для очередного глотка вина. Я старался изо всех сил, но не мог выбросить Мэдди из головы. Тело этой женщины нисколько не походило на тело матери моих детей. И я точно знал, которое мне нравится больше. Тело Мадлен было гораздо мягче мужского; плавные изгибы бедер и груди, непослушные рыжие кудри, не обкромсанные ради занятий спортом. А потом я совершил нечто, чем не могу гордиться. Когда Сюзанна вновь накинулась на меня, я вообразил, что это Мадлен. Прикрыв глаза, я ответил на поцелуй, а потом жадно притянул ее к себе. Сюзанна одобрительно заворчала, а я, не размыкая объятий, целовал ее страстно и убедительно, представляя, что рядом со мной та самая женщина, с которой у меня все кончено.
Она задрала мне рубашку, а я чувствовал руку Мадлен, нежно ласкающую мою спину.
Другая рука Мэдди ерошила мне волосы. Губы стали мягче, а запах гораздо приятнее. Я еще раз попытался отвлечься от Мэдди. Сегодня ночью передо мной стоит конкретная задача утраты невинности; это цель, которую я сам поставил перед собой, – как люди стремятся пробежать марафон или взобраться на горную вершину. Нужно постоянно стремиться к цели, а мне все время что-то мешало. Несмотря на очевидные доказательства, я никак не мог поверить, что все происходит на самом деле, что дрожь восторга, охватывавшая меня при достижении очередного пункта этого маршрута, реальна. Когда руки пробрались под ее блузку и ладонь коснулась таинственного механизма застежки лифчика, она соблазнительно предложила мне «действовать увереннее».
Расстегивать женский бюстгальтер – до таких высот я еще не поднимался! Я фактически получил доступ к женской груди! И женщина не визжит, не разворачивается и не бьет меня по физиономии – она хочет, чтобы я продолжал. На застежке обнаружились три крючка, но один из них, кажется, застрял в волокнах ткани, откуда его невозможно было высвободить. Я пытался не прерывать поцелуев, продолжая шурудить левой рукой, но конвульсивные движения за спиной все же вынудили ее отодвинуться.
– Ой! Что ты делаешь?
– Прости! Прости – кажется, крючочек зацепился…
– Да просто дерни его как следует – пускай даже порвется, не страшно.
Я потянул решительнее, но хлопковые нити оказались сильнее меня.
– Погоди минутку, я посмотрю, что там творится, вот только очки надену…
Сексуальное напряжение резко ухнуло вниз, пока я тянулся за пиджаком, вытаскивал футляр, открывал его и разглядывал нашу маленькую проблему, словно старый часовщик, изучающий внутренности карманных часов.
– Вот оно! Ах ты, шалун! – уверенно объявил я. Но на самом деле опасался, что финишная прямая к ее груди несколько утратит свою привлекательность, поэтому оставил лямочку на ее плече и вернулся к поцелуям, надеясь пробудить новую вспышку страсти.
К моему удивлению, она без всяких усилий расстегнула пуговицы на моей рубашке и уже поглаживала мне грудь. Она все время опережала меня на шаг. Одним ловким движением она освободилась от блузки и лифчика, а потом прямо через голову стянула с меня рубашку. Теперь я мог любоваться грудью Сюзанны. Мы были едва знакомы, но она ничуть не смущалась, раздеваясь передо мной. Мне жутко хотелось потрогать их – прямо ребенок военного времени, который никогда в жизни не видел диковинного фрукта и не понимал, как к нему подступиться. Она стащила колготки, а я, наверное, должен был последовать примеру и снять брюки. «Но не будет ли это выглядеть чересчур самонадеянно? – подумал я. – Может, она не желает заходить дальше. Не хотелось бы выглядеть извращенцем-эксгибиционистом, демонстрирующим свои прелести в школьном спортзале».
– Ты принес кое-что? – неожиданно спросила она.
– Хм, у меня в портфеле есть вино, но мы уже выпили целую бутылку, так что…
– Да нет – презерватив. У тебя есть презерватив?
Значит, это все-таки оно. Бесспорное подтверждение – сексуальный акт действительно состоится.
– А, да, прости, конечно, в бумажнике. – И я метнулся к валявшимся в сторонке брюкам – искать пакетик, купленный Гэри несколько дней назад. – Но это вовсе не значит, что я автоматически рассчитывал, ты же понимаешь…
– Что?
– Я не хотел бы, чтобы ты подумала, будто я был уверен, что у нас с тобой будет секс, поэтому и положил презерватив в бумажник…
– Да что за фигня? Давай натягивай скорее…
– Сейчас-сейчас…
Я потянул краешек фольги и, конечно, не сумел сразу разорвать упаковку. В отчаянии я вцепился зубами, отгрыз зазубренный краешек фольги, в панике отшатнулся, почувствовав вкус стерильного лубриканта. И вот вожделенный предмет у меня в руках, маленький и жалкий. «Из-за этого столько шума? – подумал я. – Мокроватый клочок полиэтилена?» Но презрение всего лишь скрывало очередной приступ страха. Я понятия не имел, как пользуются этой штукой. Недавно девятиклассников учили надевать презервативы в рамках курса «Здоровье и социальные проблемы», но я решил тогда, что будет странно выглядеть, если я вдруг заявлюсь к ним на урок.
Кое-как я справился, и мы с Сюзанной изготовились к началу классического акта. Она лежала подо мной, и я собирался заняться с ней любовью. Вообще-то «любовь» слишком сильное слово. Я с ней почти не знаком, она мне немножко нравится, – значит, буду заниматься «немножко нравится». От матов несло плесенью, к верхнему прилип грязный комок жвачки. И вот, неуклюже двинув телом, нащупывая путь, я вновь стал мужчиной. «В поэму Киплинга непременно должен быть включен фрагмент об этом деле», – думал я, пытаясь сконцентрироваться на достижении цели – верстовой столб «вот оно!».
– Оооо! Оооо! Помедленнее, Воган, – это не гонки с преследованием!
– Прости… так лучше?
– Нежно и аккуратно – вот так, да.
Я испытывал огромную благодарность к этой женщине, как новичок к взрослому наставнику, хотя она была лет на десять моложе меня, но все равно словно наблюдал сцену со стороны. Мы почти незнакомы с Сюзанной, но тем не менее в темном запертом помещении два обнаженных тела сомкнулись в одно.
Я старался двигаться медленно, быть внимательным и чутким, время от времени нежно ласкал разные части ее тела, хотя, возможно, Сюзанна не считала локоть эрогенной зоной. Я вошел в ритм и чувствовал себя все более уверенно. К сожалению, нога застряла в сетке сложенных футбольных ворот, которые стояли у стены, но меня это не могло остановить. Я занимался сексом – так вот что это такое! Только нога мешала двигаться, сколько я ни пытался ее выдернуть. Обернувшись, я увидел, что лодыжка полностью запуталась в сетке, так что, наверное, стоит оставить ее там, пока все не закончится. На всякий случай я еще разок дернул ногой напоследок, и внезапно вся металлическая конструкция пришла в движение и рухнула на пол с оглушительным грохотом.
– Господи Иисусе, что это было?! – Сюзанна в панике подскочила, чудом избежав гибели под железными балками.
– Прости! Прости! Это я ногой зацепился за сетку. Прости. Ты испугалась?
– Как думаешь, парни у входа слышали?
– Сомневаюсь. У них ведь там радио работает. Давай продолжим?
– Ты уверен? Не помню, чтобы у них там было радио.
– Да не так уж громко вышло, – заверил я, хотя в голове до сих пор звенело, а из лопнувших барабанных перепонок, вероятно, струилась кровь. – Давай начнем с того места, где остановились?
Но момент был упущен. Прежде опьянение сделало ее безрассудной и дерзкой, а сейчас – параноидально напуганной, и я в смятении наблюдал, как она одевается.
– У нас могут быть большие проблемы, – заявила она и продолжила: – Я несу ответственность за это оборудование.
Странно было слышать такое от человека, который минутой раньше демонстрировал свои профессиональные обязанности, используя вверенные ему спортивные маты для занятий сексом.
Все закончилось прежде, чем началось. Мне показали аттестат зрелости, но выгнали до окончания школы; я раскурил косячок, но не затянулся; научился натягивать презерватив, но тот не понадобился. Пожалуй, не стоит сохранять его до следующего раза, решил я, заворачивая в салфетку и пряча в карман. Интересно, это засчитывается? У меня был секс с женщиной, но без финала. Этого достаточно, чтобы меня признали взрослым? Да, определенно считается, заключил я. Я размочил сухой счет: потерял свою вторую девственность. Теперь могу смело смотреть в глаза Мику Джаггеру.
Мы оделись. Ситуация не предполагала, что мы проведем вместе остаток ночи и прочие подобные глупости. Она велела мне уходить первым, а она приберется здесь и выйдет минут через десять, чтобы охранники ничего не заподозрили. Я чмокнул ее в щечку, поблагодарил – возможно, чересчур бурно – и вышел в темный спортзал, чувствуя себя супергероем. В центре зала валялся забытый футбольный мяч. Я коротко разбежался и изо всех сил ударил по мячу, направляя его точно в угол ворот.
И ликующим жестом вскинул руки: «Он мастер! Гооооол!»
Я был страшно доволен собой – вожак стаи, король мира, Человек на шесть миллионов долларов. Прощаясь с Кофи и Джоном, я все еще раздувался от гордости. Они отчего-то странно посматривали в мою сторону, а глаза у них покраснели, как от долгого плача. Или смеха. Втянув в маленький черно-белый монитор над их столом, я увидел черно-белое изображение Сюзанны – она как раз надевала пальто у двери спортзала. Из школы я выходил, провожаемый раскатами хохота.
Глава 18
Когда Мэдди надоест большой город, она купит порнографически-стильный журнал о недвижимости под названием «Жизнь на побережье». С фотографиями коттеджей, где единственные предметы на кухонных столах – свежесорванная спаржа или художественно разбросанные ракушки. Веснушчатые ребятишки в полосатых футболочках, с испачканными песком коленками, с аппетитом поедают хлебные горбушки, ухваченные с бледно-голубых полок буфета.
Но должен же быть специальный журнал о жизни таких, как я?
Воган проводит время либо в уютном номере «Люкс-отеля в Стрэтеме», либо в смежной ванной комнате, где он разводит колонии черной и зеленой плесени на резиновом коврике. «Мне нравится жить в дешевой ночлежке, среди клиентов которой одни проститутки, – говорит Воган, 39. – Из моего грязного окошка на четвертом этаже открывается великолепный вид на огромную вентиляционную трубу кебабной напротив». Воган утверждает, что отсутствие возможности приготовить еду или постирать одежду существенно облегчает жизнь, и ему нравится вспоминать различные блюда, купленные на вынос, разглядывая полные засохших объедков коробки, громоздящиеся по всей комнате.
Я мечтал, что в пасхальные каникулы воспользуюсь неограниченным свободным временем и составлю планы уроков, закончу все незавершенные дела, а еще успею вдоволь побыть с детьми и навестить больного отца. Но, выползая в среду днем из-под одеяла в своей дешевой ночлежке, я посмотрел на часы и понял, что упустил множество возможностей. Все благие намерения предполагали определенную степень энтузиазма и воли к жизни, которые таинственным образом оставили меня. Телефон и лэптоп разрядились давным-давно. Включить зарядное устройство не составило бы труда, не будь моя собственная батарейка полностью разряжена.
В среду я был не более небрит, чем во вторник, – похоже, даже у щетины не хватало сил отрастать дальше. Вид у меня был настолько нездоровый, что я решил съесть немного овощей и откопал среди картонок из-под карри полиэтиленовый пакетик трехдневной давности с нарезанными листьями салата, который полагался к масале из цыпленка.
Я включил телевизор, круглосуточный канал новостей, но дополнительные новости упрямо отказывались появляться, чтобы заполнить дополнительное время. Я посмотрел американское шоу, героями которого стала пара, разводившаяся потому, что они узнали, что являются братом и сестрой. У нас с Мэдди не было хотя бы этой проблемы. Ну, насколько мне известно. Если выяснится, что Джин моя мать, этого будет вполне достаточно, чтобы меня доконать.
Я спал на одной половине двуспальной кровати – по привычке. Забавно, но инстинктивно выбирал левую сторону матраса, подсознательно оставляя другую свободной. И вот сейчас я пристально смотрел на лист бумаги, который должен покончить с подобной предупредительностью.
Устно я уже согласился со всеми положениями этого юридического документа, теперь оставалось поставить подпись на гербовой бумаге, в присутствии свидетеля, вернуть документ в его дорогущий конверт – и мой брак обратится в историю. На все про все требуется пять секунд, но за все дни безделья я не смог выкроить времени на это простое действие. Я положил документ на хлипкую тумбочку, но потом все же выкарабкался из-под скомканных одеял, дабы убрать его из поля зрения, спрятав среди хлама в противоположном углу комнаты. Меня убивал не финальный формальный акт прекращения брака, но дополнительное унижение, связанное с поисками свидетеля, который должен пронаблюдать, как я подписываю документ.
Может, попросить управляющего этим отелем, мужика из бывшей советской республики, Что-то-стан? Впрочем, я понимал, как его обижает то, что я плачу за комнату, а потом дрыхну там целую ночь. Всякий раз, встречаясь с ним, я чувствовал себя виноватым, что не освобождаю послушно номер через пятнадцать минут после вселения. Полагаю, можно было бы попросить о помощи одну из дам, что регулярно развлекают здесь клиентов. Род занятий свидетеля: проституция. Да, это произвело бы впечатление.
Звуки, доносившиеся из соседних комнат, где люди занимались сексом, тоже не облегчали моего депрессивного состояния. Иногда я вспоминал о событиях в кладовке спортинвентаря, но никаких чувств это не пробуждало. Гораздо важнее, что опыт физического контакта с Сюзанной пробудил воспоминания о сексе с Мадлен. Ничего возбуждающего или эротического, лишь обостренное ощущение того, что завершается брак, который так толком и не начинался.
Я помнил, как Мэдди говорила во время секса. Совсем не так, как в обычных мужских фантазиях. Она не стонала в экстазе: «О, это невероятно! О да, да!» – нет, это не в стиле Мадлен. Помню одну из ночей страсти: финальная часть сексуального акта, я рычу и гримасничаю, и вдруг Мэдди, лежащая внизу, произносит: «Ой, не забыть бы написать заявление для школьной экскурсии Дилли…»
Она частенько выдавала подобное. Когда я воображал, что она охвачена страстью и полностью отдается близости, она объявляла, что заказала такси или размышляла вслух, не перенести ли визит к педикюрше с понедельника на среду. Подобных сюжетных поворотов в порнофильмах не найдешь: мускулистый, намазанный маслом фитнес-инструктор занимается спортивным сексом с силиконогрудой высветленной блондинкой, которая в момент оргазма бормочет: «О нет – я забыла отправить маме открытку с днем рождения!»
Но я уверен, что Мэдди болтала о пустяках именно потому, что ей было со мной очень хорошо и спокойно; она очень, очень хорошо меня знала. Мы были исключительно близки – привыкли к причудам и идиосинкразиям партнера. Словно два дерева в нашем саду, которые росли бок о бок, – стволы их переплелись за десятилетия совместной жизни и поддерживали друг друга.
А потом я восстановил другое воспоминание. Ссора, начавшаяся с того, что Мэдди хотела выбросить пластиковую занавеску из душа, а я настаивал, что вполне достаточно почистить.
– Иными словами, это я должна почистить, – возмущается она. – Поскольку с тобой никогда не случалось, чтобы ты постирал, к примеру, занавеску из душа.
– Но ее не нужно стирать, ее и так поливает водой каждый день.
– Ага, ты каждый день принимаешь душ, а я принимаю ванну, и ты говоришь, что помоешь душ, так почему бы заодно не вымыть и занавеску?
– Потому что я забыл, идет? Забыл заодно с душем помыть и занавеску. Забыл, как и все остальное, о чем ты бесконечно твердишь…Но в действительности спор шел о сексе. Накануне вечером я начал было к ней приставать, и она отказала, но у нас уже несколько недель ничего не было, и я жутко разозлился и обиделся.
– Ты замечаешь пятнышко грязи на занавеске, но не хочешь замечать собственного мужа. – Я провоцировал конфликт.
– Что?
– Тебя больше волнует черная плесень в душевой, чем я.
– Почему ты ведешь себя так отвратительно?
– Ой, гляди, тюбик с зубной пастой открыт, потому что Воган забыл закрыть крышечку! – Я схватил тюбик и устроил целое шоу с этой крышечкой. – О-о, невероятно, сиденье унитаза поднято, потому что Воган забыл опустить. – И я шваркнул крышкой унитаза. – Конечно, это важнее, чем помнить, что ты за кем-то замужем!По моим прикидкам, инцидент произошел примерно за год до нашего разрыва. Это переживание встряхнуло разум, и мне стало стыдно, что сексуальная неудовлетворенность трансформировалась в гнев, причем в такой дикой форме.
Но теперь, в ретроспективе, я понимал, что секс настолько важен для поддержания брака, что его нельзя оставлять в ведении только одного из супругов. Существуют специальные службы, которые проверяют работу аварийной сигнализации и надежность замков в наших домах; мы проходим медицинские обследования, регулярно посещаем стоматолога, у нас есть инженеры, отвечающие за безопасность газовых обогревателей. Должен быть кто-то в муниципалитете, кто регулярно проверяет, что супружеские пары занимаются сексом раз в неделю. «Хм… Я вижу у вас двухнедельный перерыв в начале месяца. Я внесу эту информацию в журнал, это означает, что вы получите официальное уведомление, предупреждающее об опасности пренебрежения интимными контактами».
Документ от адвоката моей бывшей жены должен быть подписан. Я обязан это сделать ради Мэдди. Я надел ботинки, влез в пиджак и глянул на себя в зеркало, перед тем как представить себя окружающему миру. Потом снял пиджак, ботинки, принял душ и побрился. Тщательно протер нижний край занавески в душе, пока меня не пристукнули.
Реинтеграция в социум прошла незамеченной для остального населения: мимо спешили покупатели супермаркетов, пассажиры автобусов торопились домой, и никто не обращал внимания на одинокого мужчину, бесцельно бредущего по оживленной улице. Это напоминало состояние перед тем, как я начал вспоминать собственную личность, – чувство отделенности от остального мира, как будто каждый играет свою роль, а мне даже не показали сценарий. Однако в кармане моего пиджака покоился сертификат о смерти моего брака, и я обязал себя все-таки отправить его по почте. Мысленно перебирая список тех, кто мог выступить свидетелем моей подписи, я понял, что не хочу, чтобы мою окончательную несостоятельность подтверждали друзья.
Я прошел две мили и оказался у дверей единственного человека, которого мог просить о помощи. Я никогда здесь не бывал, но адрес запомнил, еще работая в школьной администрации. Сюзанна, учительница танцев, очень удивилась и даже встревожилась, увидев меня.
– Воган! Какого черта ты тут делаешь?
– Прости, что не позвонил – мобильник разрядился. Я пришел просить о помощи.
– Но… это неудобно… – Она оглянулась.
– Кто там? – донесся из глубины квартиры грубый мужской голос.
– Это из школы.
Несмотря на откровенное смущение Сюзанны, я убедил ее, что дело займет не больше минуты, и меня поспешно проводили в кухню, где я продемонстрировал соглашение о разводе. Суть помощи, о которой я просил, совсем выбила ее из равновесия.
– Воган, – прошептала она, – я не хочу, чтобы ты разводился с женой только из-за того, что произошло той ночью…
– Нет, я все равно собирался разводиться.
– Понимаешь, мы с Брайаном очень счастливы. Я не могу оставить его ради тебя, Воган, из-за одной маленькой оплошности.
– Да нет же. Мне просто нужен кто-то, кто засвидетельствует мою подпись, я проходил мимо, и вот…
– Ты ведь никому не расскажешь, правда? – Она нервно обернулась на дверь гостиной, где Брайан смотрел какое-то семейное шоу. – Я немножко выпила, ты выпил, это ведь ничего не значит, верно?
Торопливо нацарапав свое имя, Сюзанна поставила подпись. Простая формальность, но дело сделано.Я несколько раз проверил и перепроверил, правильно ли подписан конверт, не отвалились ли марки. Затем, совершая своеобразный ритуал, Будущее официально уступило Прошлому – я опустил письмо в почтовый ящик. Предпочитая не возвращаться в свой унылый номер, я направился в таверну. Вывеска над входом старинным шекспировским шрифтом сообщала, что здесь вас ждет много удовольствий. В том, что касается «старый добрый эль» и «старая добрая закуска», это оказалось правдой, но гораздо менее убедительно в отношении «спортивный канал в высоком разрешении». Огромный экран, даже с выключенным звуком, невозможно было игнорировать: персонажи «Скай Ньюс», лишенные голоса, из последних сил пытались попасть в ритм песен, которые крутили за стойкой паба; наводнение в Бангладеш стало видеоклипом для Леди Гага; взрыв мины в Афганистане добавил пикантности новой балладе победителя «Фактора X». Бегущая строка сообщала то ли об изменениях на фондовых рынках, то ли счет в футбольных матчах Евролиги, пока я доедал третий пакетик чипсов с беконом и скручивал упаковку в трубочку В паб, держась за руки, вошла какая-то пара, и меня едва не стошнило при виде столь откровенной демонстрации сексуальной страсти.
В туалете я долго разглядывал помятую рожу субъекта, чья жизнь мне досталась.
– Тупой идиот! – проорал я своему отражению. – У тебя только одна жизнь, а ты практически спустил ее в унитаз, урод?
Выпивка добавила мне агрессивности, но единственным человеком, с которым я сейчас мог сцепиться, был я сам.
– Ты ни черта не знаешь о собственных детях! Жена тебя ненавидит. Ты не можешь даже вспомнить имена близких людей, ты, слабоумный ублюдок!
Из-за закрытой двери кабинки донеслось:
– Кто здесь? Откуда вы обо мне столько знаете?
Я вывалился на Хай-роуд, темноту ночи нарушал лишь стробоскоп синей полицейской мигалки. Обычно, выпив, я оживлялся и веселел, но сейчас просто хотелось спать. Как на вечеринке для сорокалетних: чуть больше алкоголя – и всем пора домой баиньки. «Ух ты, гляди, водка! Выпью целую бутылку и… упаду». – «Ага, а потом накатим текилы, чтобы уж наверняка… захрапеть».
Бредя по широкому неровному тротуару, я с воодушевлением воспринял внезапное появление мусорной урны и, в попытке обогнуть ее, почти повалился на стойки для велосипедов. По ступеням отеля я взлетал, как мне казалось, довольно самоуверенно. Но вот попасть ключом в недружественный замок – серьезный вызов, и я несколько раз промахивался мимо замочной скважины, не подозревая, что и ключ не тот.
Оказалось, что дверь надо просто толкнуть, а внутри меня ждал еще один сюрприз – на стуле в коридоре сидела женщина. Обычно на этом месте клиенты ожидали девочек или девочки ждали, пока освободится комната, и в своем пьяном смятении я никак не мог взять в толк, почему вдруг моя бывшая жена Мадлен работает проституткой в «Люкс-отеле в Стрэтеме».
– Мэдди? Что, черт побери, ты здесь делаешь?
– Привет, Воган, – тихо ответила она.
Она была очень серьезна, и до меня дошло, что она здесь ради меня. Неожиданное появление среди ночи, усталый вид, покрасневшие глаза – тревожные признаки.