Мужчина, который забыл свою жену О`Фаррелл Джон
Итак, на фоне того, что все Рождество я старательно исполнял роль идеального зятя и внимательного мужа при поддержке неожиданного союзника в лице Джин, поездка в Венецию выглядела поступком эгоистичным и абсолютно неуместным. Джин подчеркнуто беспокоилась, что ее дочь будет перемещаться на катере и лодке – и это после ужасных историй, что показывали в новостях.
– Бога ради, Джин, Венеция все-таки находится в Европе, – сердито ворчал ее муж. – Ее же не собираются похищать сомалийские пираты.
– А вдруг? Некоторых европейцев брали в заложники.
– Да, на Африканском Роге. Сомалийские пираты не станут переплывать Красное море, преодолевать Суэцкий канал и Средиземное море, чтобы где-то на Адриатике захватить чертову гондолу.
– Но там же все рядом! Венеция, Сомали. Они хитры и беспощадны, эти люди. Пират моего времени – это забавный подвыпивший хулиган на деревянной ноге, с попугаем на плече. Не понимаю, почему сейчас все так изменилось.
Нимало не испуганная жуткой угрозой, Мэдди намеревалась выехать в аэропорт утром, в шесть часов, а я оставался со своими детьми. Сначала я волновался, что теща начнет возмущаться, что ее отстранили от забот о внуках, но оказалось, Джин считает идею моего возвращения в семью просто великолепной.
– Ну разве не чудесно, что Воган переезжает обратно? Надо открыть шампанское!
– Он не переезжает обратно, мам, он поживет здесь, только пока меня не будет.
– Устроюсь в гостевой комнате, – подтвердил я. – Супружеское ложе оккупировано собакой.
– Неважно, – заявила Джин. – Дети все равно будут счастливы, что папа дома. Многие детишки проводят волшебные рождественские дни без отца, и, по-моему, это ужасно печально.
По традиции обильная трапеза продолжилась нескончаемым потоком телевизионных программ, старики включили на полную мощность звук и отопление. Рон заговорил лишь дважды: первый раз спросил меня об отце, на что я сообщил, что сегодня утром, когда навещал папу, он спал; второй вопрос касался уже моего самочувствия, и тут Рон удивил меня, вручив пару библиотечных книжек по амнезии и нейропсихологии.
– Он не станет даже заглядывать в них, Рон, – вмешалась Джин. – Рождество – время радости и счастья, и нечего напоминать людям, что они сумасшедшие.
Вечером мы вместе смотрели фильм, хотя режиссер крайне легкомысленно пренебрегал советами и комментариями матушки Мэдди. Дилли получила на Рождество DVD «Реальная любовь»; меня поразило, как Эмма Томпсон в роли обманутой жены умудряется, несмотря ни на что, сохранить семью. А вот эпизод, где подросток перепрыгнул через ограждения в аэропорту и полицейские его при этом не пристрелили, показался мне несколько неубедительным.
– Помню этот момент! – воскликнул я. – Где он говорит, как много любви в мире, глядя на зал прибытия.
– Да, в тот момент все любят друг друга! – презрительно фыркнула Мэдди. – Потому что провели несколько месяцев на разных континентах. Взгляните на эти же парочки через пару недель – все так же скандалят и орут друг на друга.
Джин тоже не поняла истинного пафоса фильма.
– Кира Найтли очень милая девочка, – заметила она. – Но зачем она вышла замуж за черного?Родители отправились спать пораньше, потому что Джин требовалось не меньше двух часов, чтобы подготовиться ко сну, а потом затолкать обратно в сумку все, что не понадобилось при подготовке. И мы остались вчетвером у камина: мама, папа и двое детей.
– Давайте поиграем, – предложила Дилли.
– Да, мы ведь всегда играем в Рождество, – подхватил брат.
– Может, в шарады?
– Это как папа скажет. Кино, телешоу или все подряд? Семейные и прочие события?
– Всего понемножку. Я не помню, смотрел ли фильм, но вполне могу знать его содержание. Поскольку «Челюсти», например, – просто часть современной культуры. Но если Дилли скажет, что я водил ее на «27 свадеб», предупреждаю – я все равно не помню оттуда ничегошеньки.
– Не переживай, так со всеми, кто посмотрел «27 свадеб».
– А может, с водичкой? – хитро прищурился Джейми.
– С водичкой? Что-то мне не нравится название.
– Ты задумываешь категорию – например, «Футбольные команды премьер-лиги», – а другой человек загадывает название команды, скажем, «Фулхэм». Потом он медленно обходит всех, пронося над головами рюмку с водой, и первый, кто выкрикнет «Фулхэм», получает душ!
– Ладно, тогда начинай, Джейми!Джейми предложил категорию «Симпсоны», и хотя я смог вспомнить только Барта и Гомера, последнего оказалось достаточно, чтобы голова моя намокла, что, по мнению детей, очень смешно. Вообще-то удивительно, как забавно играть в этот упрощенный вариант русской рулетки: миг напряжения, когда объявляешь вслух свою версию, – и облегчение, когда ведущий переходит к следующему игроку. Настал мой черед распоряжаться водой. Я выбрал «Фрукты» и «апельсин» в роли детонатора.
– Банан, – нервно пролепетала Дилли.
– Карамбола, – проявил тактическую мудрость Джейми.
И я перешел к Мэдди.
– Апельсин.
Секундная пауза.
– Нет… – И я двинулся дальше.
Поспешная смена фрукта на «яблоко» ничего не дала, поскольку в следующем раунде Мэдди назвала именно его и пришлось менять заново. Теперь приходилось внимательно следить, какие фрукты уже названы, а какие нет, а потом вдобавок начался спор, мандарины и клементины – это один и тот же фрукт или все-таки разные. А Дилли так хотела выиграть, что я решил полить ее водой, что бы она ни сказала, и в итоге получилось очень странно, потому что она сказала «картошка». Но она так заразительно хохотала и так мило вытирала голову полотенцем, что я внезапно вспомнил, как однажды мы все вместе уже играли в эту игру.
– Мы в это играли. На каникулах, рядом с бассейном, да?
– Верно, – обрадовалась Мэдди. – Во Франции. У тебя просыпается память!
– И вместо того, чтобы полить меня сверху, – поспешил на помощь Джейми, – ты подхватил меня на руки и бросил прямо в бассейн!
– Точно. А потом сделал вид, что не замечаю, как Дилли крадется за спиной…
– И я столкнула тебя в воду!
В комнате наступила тишина, которую нарушила Дилли:
– А мы не можем туда вернуться?
Молчание было ответом.
– Может, когда-нибудь я съезжу с вами туда еще разок, – неуверенно пообещала мама.
– Нет, все вместе. И чтобы опять играть около бассейна.
Усилием воли я отвел взгляд от Мэдди, подбирающей правильный ответ, и попытался сам заполнить тягостную паузу. Но ситуацию спас Джейми – очередным тактичным уточнением:
– Нет, балда. Они же разводятся.Наконец дети ушли спать и мы с Мэдди остались наедине. Я принялся собирать клочки оберточной бумаги, на которых Дилли записывала варианты пароля для своего электронного дневника. Да уж, потребовалась бы целая команда гениальных дешифровальщиков, которые несколько месяцев распутывали бы сложнейший код «Имя нашей собаки».
– Что ж, все прошло без неожиданностей, – вздохнул я.
– Уж по крайней мере, лучше, чем в прошлом году.
– Прости, не могла бы ты напомнить…
– В прошлое Рождество был жуткий скандал, после чего ты уселся в кресло и напился до полной отключки, приговаривая, что «это единственный способ вынести наш брак».
Я подобрал с пола последние обрывки серпантина и очередную тысячу иголок с «неосыпающейся» рождественской елки.
– Извини, что пристаю с вопросами, но мы никогда не пытались обратиться к психологу?
– Пытались, но не могли договориться, к какому именно. Я хотела обсуждать проблемы с консультантом-женщиной, а ты заявил, что не желаешь, чтобы с самого начала чаша весов склонялась в мою сторону.
Да, это тупик, в котором не найти компромисса. Может, надо было поискать консультанта-транссексуала? Но брак и без того пребывал в настолько плачевном состоянии, что не стоило усугублять ситуацию: представляю, как я пялюсь на свежесделанные сиськи консультанта, стараясь не обращать внимания на его кадык.
Я уселся на диван, Мэдди устроилась рядом, налила себе вина и протянула мне бутылку.
– Мое пьянство стало одной из причин, по которой ты не захотела больше со мной оставаться?
– Какое это теперь имеет значение?
Я выплеснул свое вино в горшок с цветком, только что подаренный ее матерью.
– Ладно, я бросаю пить. Что еще?
– Я не хочу это сейчас обсуждать.
– Но я хотел бы знать, тем более что это не имеет уже никакого значения. Почему мы решили расстаться? Чем настолько невыносима была совместная жизнь?
– Да… всем.
– Извини, так не пойдет. Тебе все-таки стоит привести конкретные примеры, причины разногласий, поводы для споров.
– Конкретные? Хорошо. – Она посмотрела на потолок. – В молодости ты был таким темпераментным, так остро воспринимал несправедливости мира, считал, что мы должны изменить его. Но с годами все это превратилось в занудное нытье.
– Ладно, это раз, – согласился я. – Считается…
– Пойми, это было невыносимо скучно! Ты приходил в неистовство от всякой фигни. – Теперь ее было не остановить. – Я спокойно принимала то, что ты седеешь и лысеешь, что на лице у тебя появляются морщины, а живот растет. Но старела твоя душа, словно дряблым и отвисшим становился сам твой дух, и любить тебя такого становилось все труднее.
– Спасибо, достаточно! Не стоит переходить на личности! – Я поднялся, чтобы выбросить пустую бутылку в мусорное ведро, и на нервной почве швырнул ее чересчур сильно, едва не расколотив. – Но все равно этого недостаточно для развода. Настоящей причины я так и не услышал.
– Мы больше не были счастливы, – вздохнула она. – Постоянно ругались, а дети очень переживали. Какие еще причины нужны?
– Но из-за чего мы ругались?
– Из-за всего подряд. Ты убеждал меня заниматься фотографией, участвовать в выставках. А когда у меня начало что-то получаться, ты злился, что меня часто не бывает дома. Вел бесконечные разговоры о том, как важна поддержка мужа, но когда доходило до дела, до повседневной рутины, когда надо было заниматься хозяйственными делами, вовремя возвращаться с работы или отказаться от возни с Гэри и его идиотским интернет-сайтом, – тебя никогда не было.
– Кстати, должен признаться, никак не возьму в толк, с чего это я связался с проектом «ТвоиНовости»…
– Да чтобы сбежать из дома, непонятно? А потом ты никак не хотел поверить, что какой-то владелец галереи может заинтересоваться моими работами. Говорил, что он просто решил за мной приударить.– Ну, знаешь, это даже звучит подозрительно. Я, разумеется, ревновал к другим мужчинам. Ты очень привлекательная женщина, и, возможно, этот галерист тоже так считал.
– Но это лишь подтверждает, что ты видел во мне только юбку. Я и так чувствовала себя неуверенно, а из-за тебя стало в сто раз хуже, ты все время старался принизить мои достижения.
– Хорошо, согласен. Да, ты не чувствовала поддержки с моей стороны, и вдобавок я тебя обижал.
– Ну почему он не мог устроить выставку просто по той причине, что я хороший фотограф? Почему обязательно надо предполагать, что у Ральфа исключительно романтический интерес ко мне?
Я чуть не выронил стакан – не ожидал, что она проговорится.
– Что?! Так этот «владелец галереи» и есть Ральф? И ты утверждаешь, что у меня не было оснований ревновать, подозревать, что он за тобой ухаживает, хотя завтра уезжаешь с ним в Венецию?
– Да, сейчас все изменилось. Однако в тот момент у нас были исключительно профессиональные отношения.
– Ага, просто он за тобой ухлестывал! Я был прав.
– Ты не можешь этого знать!
– Разумеется, могу! Боже правый, ты ведешь себя так, будто это я во всем виноват, – но я хотя бы не сбегал с другой! Я никогда тебе не изменял!
– О чем это ты? Я тебе не изменяла.
– Вот как? И это не твой чемодан стоит у дверей? С двумя билетами до Венеции в боковом кармане?
– В этом все дело, верно? Ты не можешь смириться с тем, что я встретила другого.
– Нет, я не могу смириться с тем, что ты не даешь нам шанса все исправить, между тем как я по-прежнему не понимаю, почему мы разводимся.
Когда рано утром Мэдди спустилась в кухню, я уже ждал ее, хлопоча по хозяйству.
– Вот это да – ты поднялся ни свет ни заря!
– Да, хотел разгрузить посудомойку и приготовить детям завтрак, пока твоя мама не застукала меня за этим занятием и не посвятила в рыцари. Я приготовил тебе чай – держи.
Тьма за окном придавала нашей встрече оттенок нелегальности: она улетала в отпуск с любовником, но сейчас шутила с бывшим партнером.
– Как тебе спалось на диване?
– Неплохо. Только Вуди захапал все одеяло…
Звякнул телефон Мэдди – сообщение.
– Ой… машина пришла.
Она подкатила чемодан к дверям, мы оба замерли в нерешительности.
– Ну ладно… пока. – Она помахала ладошкой; так энергично машут тем, кто далеко-далеко, и у меня, конечно, не осталось шанса хотя бы чмокнуть ее на прощанье. – Передай мой самый теплый привет своему замечательному папе.
– Мы с детьми навестим его в среду. Не возражаешь?
– Нет, конечно, отличная идея.
– Что ж, приятного отдыха.
– Спасибо. – Она с трудом выдавила улыбку и открыла дверь.
– Просто так, из интереса… – задумчиво проговорил я. – А мы бывали в Венеции?
– Нет. Я всегда хотела съездить, и ты много раз обещал… – она отвела взгляд, – но так и не сдержал слова.
– Прости…
– Да ладно. Я ведь сейчас туда отправляюсь, верно? Ну, пока.
Дверь захлопнулась, я услышал приглушенный мужской голос, щебет Мэдди, а потом звук отъезжающего автомобиля, увозящего ее от меня.Глава 14
Название места может породить в душе приятное волнение и ожидание, но со мной этот номер не проходит. Я готов был поверить, что «Город Брызг» – это и вправду такой город; ему, конечно, недостает грамотного управления и муниципальной инфраструктуры, иначе он смог бы получить статус городского поселения. И когда дети с жаром обсуждали план посещения громадного аквапарка, я не мог разделить их энтузиазма.
– Город Брызг?
– Это такой огромный комплекс с водными горками, волнами и прочим.
– И еще там есть настоящий пляж, где песок и все остальное, что должно быть на пляже.
– В смысле, мертвые бакланы, измазанные нефтью?
– Пап, ты все время повторяешь одну и ту же шутку.
– Правда? Наверное, потому, что все время об этом думаю. Идея отличная, ребята, только, боюсь, сегодня все закрыто.
– Открыто, мы проверили в Интернете.
– Вот как. Но у меня, кажется, нет плавок.
– Есть – они так и болтаются в сумке в сушилке.
– Угу, но дело в том, что… – Я запнулся. – Не уверен, что могу повести вас в аквапарк, дорогие дети, потому что… забыл, как плавать.
В первый момент они растерялись.
– Мы тебя научим! – взвизгнула Дилли.
– Ну да, мы научим тебя плавать! Как ты когда-то учил нас!
Спустя час я, в длинных шортах, стоял перед мелкой ванной, отделявшей зону раздевалок от бассейна. Большой плакат гласил, что дети младше четырнадцати допускаются в бассейн только в сопровождении взрослых. И ни слова о детишках, которые вынуждены учить своих родителей держаться на воде.
Размеры сооружения потрясали. Грандиозный постмодернистский собор во славу божеств-близнецов – водных забав и грибка ногтей. Широченная труба, поглощавшая людей, извивалась над головами; дети и взрослые, пожираемые ею, один за другим с воплями исчезали в пластиковой глотке. Очередь полуголых беглецов дрожала на винтовой лестнице в надежде на спасение, но выяснялось, что туннель вел не на свободу, а в то же самое здание и выплевывал их в глубокий бассейн у подножия такой же лестницы.
Влажность и шум полностью подавили меня, я стоял и никак не мог прийти в чувство. Когда раздался рев сирены, я с надеждой подумал, что это пожарная тревога, но дети уже схватили доски и приготовились плыть к муляжу пляжа, утыканному пластиковыми пальмами. Джейми и Дилли договорились встретиться со мной «на пляже», как только они скатятся со своей любимой горки. Я ждал их, подозрительно сухой, прислонившись к урне в форме кита-убийцы. Урок должен был начаться в дальнем углу, в бассейне для «головастиков», где под присмотром бдительных родителей плескались малыши младше четырех лет. Здесь же бултыхалась и огромная надувная белая акула, на боку которой было недвусмысленно указано, что она не является спасательным средством.
Теплая вода доходила мне до середины бедер, и я решил, что лучше бы присесть на корточки, пока дети обсуждали, какую методику избрать для первого урока с папой.
– Мы сможем вдвоем поддерживать его снизу, а он будет учиться работать ногами? – предложил Джейми.
– Ага, он меня так держал, я помню. Или вон там, в корзинке, есть нарукавники. Может, он наденет?
– Ни за что! – возмутился я. – Это для малышей!
– В бассейне нельзя огрызаться! – грозно предупредила Дилли.
– Да, будь хорошим мальчиком, и, если не станешь бояться, мы купим тебе мороженое!
Детям, похоже, понравилась эта смена ролей. Другие родители косились в нашу сторону, и я постарался принять вид ответственного папаши, присматривающего за великовозрастными детками, которым, вообще-то, уже полагалось уметь плавать.
– И если захочешь писать, НЕ СМЕЙ делать это в бассейне! – чересчур громко объявила Дилли.
– Особенно с бортика!
Они уже корчились от смеха. Убежден, когда я учил их плавать, это вовсе не сопровождалось публичным унижением.
– Ну, так когда же мы приступим? – потребовал я, наблюдая, как четырехлетний кроха уверенно плывет мимо.
– Э-э… давай ты просто оттолкнешься от бортика, и, может, оно само вспомнится? – посоветовал Джейми.
– Как это?
– Просто начнешь колотить руками и ногами по воде. Вдруг все само получится?
– Это вот так выглядит ваше обучение?
Мои дети словно превратились в пособие для серьезных родителей, 1930-х годов выпуска. «Тема: Как научить плавать. (1) Бросьте ребенка, не умеющего плавать, в воду. (2) Прикажите ему плыть».
Но вынужден признать, в этом была определенная логика: просто оттолкнуться и посмотреть, что получится.
– Ладно, я попробую…
– Давай, вперед!
– Я только попробую, как это делается…
– Вперед! Сделай это!
Тогда я просто упал лицом вниз в воду отчаянно и неестественно. Но я решительно зажмурился и бросил вызов бездне для головастиков. Я вытянул руки вперед и, к своему удивлению, коснулся дна, поэтому пришлось оттолкнуться и всплыть. Но тут мои руки сами собой сделали гребок, потом еще один, а ноги задвигались, подталкивая вперед, а когда двигаетесь вперед, вы, оказывается, не тонете. Я плыл! Я помнил, как плавать, – и это было самым естественным делом на свете.
Я слышал, как дети радостно кричат и аплодируют, но не хотел останавливаться, доплыл до противоположного конца бассейна, развернулся и ринулся в обратный путь, гоня перед собой мощную волну, поворачивая голову для вдоха на каждом третьем гребке, – и вот я уже у бортика. Безупречный поворот, толчок и вновь брасс, кроль, на спине, даже баттерфляй – все стили в моем репертуаре. Я «самец альфа», пловец-мачо, проверяющий возможности своего тела. А потом я услышал-таки свисток охранника, остановился, встал на ноги и заметил разгневанных родителей, прижимавших к себе напуганных крошек в надувных нарукавниках.
– Эй, парень, это детский бассейн! – рявкнул молодой австралиец.
– Я умею плавать! – счастливо объявил я.
– Ага, это мы видели. Если хочешь так поплавать, иди в олимпийский бассейн, идиот.Ланч с детьми был незабываем. Ресторанные гиды пока не определили этому заведению количество звезд, но, убежден, это лишь вопрос времени, ибо вскоре на них обрушится все миролюбие и любезность бургер-мафии, обосновавшейся в недрах аквапарка. Люди приходили сюда семьями, на весь день, и поэтому самые удобные места у воды были оккупированы многочисленными «кормушками». Здесь было принято обедать в ультрасвободной одежде – то есть мокрые плавки и ничего больше. Ни в одном ресторане мира не увидишь столь явно и одновременно саму еду, процесс приема пищи и последствия нездорового питания. Постоянных клиентов видно издалека: пускай ресторан без мишленовских звезд – зато настоящие мишленовские человечки, словно составленные из бубликов жира, втискивались в узкие стулья, поедая «вопперы» и чипсы, а объемные животы свисали поверх тесных плавок Speedo. После ланча они брели на мелководье и валялись там, пока активисты «Гринпис» поливали их водой из ведер и пытались столкнуть обратно в море.
– Будьте любезны, гамбургер и… э-э, картошку, пожалуй, и… э-э… лимонад.
– Желаете Большой Обед?
– Разумеется, я желаю пообедать, иначе зачем бы я заказывал эти блюда…
Дети поспешно взяли дело в свои руки, не обращая на меня внимания.
– А когда мама вернется, ты опять переедешь куда-то? – печально спросила дочь, на миг оторвавшись от громадного шоколадно-ванильного коктейля.
– Дилли! Замолчи!
– Да все в порядке, Джейми.
Я с трудом подавил радость, вызванную вопросом. Без сомнения, дочь определенно хотела сказать, что предпочла бы, чтобы я остался с ними навсегда.
– Я тут подумала, что ты мог бы жить в сарайчике.
– Дилли, заткнись!
– Это, конечно, неплохая мысль, но вообще-то, когда люди разводятся, они живут порознь. Я постараюсь подыскать небольшую квартиру как можно ближе к дому – проблема в том, что они все жутко дорогие. Но где бы я ни жил, мы все равно будем часто видеться.
– Я хочу, чтобы ты вернулся домой, – решительно заявила дочь.
– Мне очень приятно это слышать… – Но моя улыбка мгновенно погасла, едва я увидел жуткую гримасу на лице Джейми.
– Нет! Не смей возвращаться! – выкрикнул он. – Вы с мамой опять будете орать друг на друга… – Слезы рекой текли по раскрасневшемуся лицу. Пластиковый стул отлетел в сторону, Джейми вскочил и бросился прочь.
– Джейми! Джейми, вернись!
Я не знал, бежать следом или лучше дать ему время успокоиться. К тому же со мной была еще Дилли, которая, воспользовавшись удобным случаем, принялась таскать картошку фри с тарелки брата.
– Дилли, перестань. Он и так расстроен!
– Если вышел из-за стола, значит, уже наелся. Ты сам так всегда говорил…
Я наблюдал, как мой сын бредет вокруг бассейна, постепенно замедляя шаг, потом садится, все так же возмущенно, – ну, насколько можно быть возмущенным, устраиваясь на пластиковом осьминоге. Убедившись, что он тоже время от времени украдкой посматривает в нашу сторону, я подумал, что картошка все же остывает и глупо было бы напрасно терять ценный продукт. Потом предпринял не совсем искреннюю попытку убедить Дилли, что не следует бежать в бассейн сразу после еды, но, если начистоту, сам не слишком верил этой древней формуле. «Если прыгнешь в воду с полным желудком, обязательно разболится живот. А потом начнутся судороги, и лебедь сломает тебе руку, и бог весть что еще». Так что пока Дилли ждала своей очереди к гигантской горке, я медленно обошел бассейн и присел рядом с Джейми.
– Можешь столкнуть меня в бассейн, если хочешь.
– Да ладно, все нормально.
– Мы съели твою картошку.
– Ну и фиг с ней.
– Понимаешь, я потому и ушел из дома, чтобы вам с Дилли не пришлось больше выносить все это дерьмо.
– Ага, но взамен мы получили другое дерьмо.
– Что ты имеешь в виду?
– Мама плачет ночами в своей комнате. Нам придется продать дом.
– Но постепенно привыкаешь и понимаешь, что новое дерьмо вовсе не такое дерьмовое, как прежнее. Знаешь, я не думаю, что если начну ругаться как портовый грузчик, то вмиг превращусь в крутого папочку…
Джейми наконец-то улыбнулся.
– Хочешь, куплю тебе еще чего-нибудь пожрать?
– Не говори «пожрать», пап, у тебя это глупо получается.Дома я попросил Джейми помочь мне вспомнить, не разучился ли я кататься на велосипеде, и, к своему удивлению, обнаружил, что этот навык тоже относится к инстинктивным. Джейми прыгал от восторга и гордо заявил, что научил отца кататься на велосипеде, и я не стал разрушать этот исторический миф. Хотя все оказалось предельно просто, как и с плаванием: главное решиться двигаться вперед, и тогда все будет в порядке. – Ага, не то что в браке, – подтвердил Гэри, когда мы вечером болтали по телефону. – Тут нельзя пустить дело на самотек, все время бываешь вынужден работать над отношениями… ЛИНДА, ЗАТКНИСЬ! Я, ТВОЮ МАТЬ, ГОВОРЮ ПО ТЕЛЕФОНУ!
Плавание и велосипед легко вернулись в жизнь, но прочие базовые навыки, очевидно, придется осваивать заново. Я изо всех сил старался справляться с домашними обязанностями, но из-за своей амнезии полностью забыл, как пользоваться утюгом и пылесосом.
– Ого, папа пылесосит! – кричал Джейми. – Никогда в жизни такого не видел!
– Это что, утром он гладил белье!
Я убрал постельное белье, на котором спали родители Мэдди, и когда Джин позвонила сообщить, что они благополучно добрались до дома, этот факт ненароком проскользнул в разговор.
– Да, Джин, убирая постель, я нашел вашу заколку и положил на тумбочку рядом – пускай дожидается следующего вашего визита.
– Ты слышал, Рон? Он убрал постели. О, ты невероятный!
– Да ничего особенного. Хорошо, что обнаружил заколку прежде, чем сунул белье в стиральную машину.
– Ты что, еще и стирку затеял? Ты слышал, Рон, – он стирает!Открытие, что амнезия не повлияла на память тела, вдохновило меня. «Итак, если я умею делать то, что умел прежде, – рассуждал я, – значит, водить машину тоже смогу. Это же как плавание и велосипед – надо только начать!» Я дождался, пока дети отправятся гулять с друзьями, и достал ключи от машины. «Я тысячи раз садился на водительское место, – убеждал я себя. – Сейчас заведу и поеду!»
Эвакуатор прибыл через сорок минут и оттащил машину от декоративной ограды дома номер 23. Прежде палисадник Паркеров был отгорожен от проезжей части, но сейчас приобрел гораздо более современный облик с открытой планировкой. Опять же, я решил проблему парковки, создав новое уютное местечко поверх руин заборчика, – если хозяева не против, что передние колеса попадут точно в пруд с золотыми рыбками.
– Бога ради, простите. Я ужасно виноват. Разумеется, я заплачу за нанесенный урон, – успокаивал я миссис Паркер, очень нервную американку, которая только сейчас решилась выйти из дома.
– Я решила, что это нападение террористов! – лепетала она. – Подумала, что настало мое личное 11 сентября.
После аварии она не сразу появилась на пороге. Наверное, ждала, что сейчас в противоположную стену врежется вторая машина.
Полицейские прибыли очень быстро, хотя и не были членами антитеррористического подразделения, как можно было ожидать, учитывая личность и интонации вызвавшего их. Один что-то записывал в лэптоп – видимо, подробности инцидента, – а второй с возрастающим недоумением выяснял, что алкоголя в крови у меня нет и звонков на моем мобильном телефоне в момент аварии не зарегистрировано.
– То есть другого транспортного средства рядом не было, – повторил пожилой полицейский. – Все произошло средь бела дня, на пустой и широкой дороге… Я просто пытаюсь понять, как вы умудрились врезаться в ограду.
– Видите ли, я как бы разучился водить машину.
– Разучились водить машину?
Он растерянно посмотрел на руины декоративной ограды, на застрявшую в них «хонду».
– Э-э… Дейв, здесь нет такой графы…
– Чего?
– В новой форме – там нет графы «разучился водить машину».
– Дай-ка глянуть. Хм. А вы уверены, что не «резко свернули, чтобы избежать столкновения с пешеходом или животным», сэр?
– Абсолютно.
– Может, «занос на скользком дорожном покрытии»?