Мужчина, который забыл свою жену О`Фаррелл Джон
– Нормально. Я пыталась намекнуть, что с тобой кое-что случилось, но Дилли ужасно расстроилась. Так что здесь нам придется действовать очень бережно…
В глубине души я боялся быть представленным собственным детям. Сомневался, что сумею произвести правильное первое впечатление на людей, знавших меня всю свою жизнь. Они ведь все прочтут в моих глазах – и отстраненность, и отчужденность, и безразличие.
– Ладно, делай так, как считаешь нужным. Но скажи им, что я ужасно хочу познакомиться с ними.
– Нет уж, этого я говорить не стану.
– Я имел в виду – повидаться. Вновь.
Я надорвал пакетик с сахаром и равномерно распределил его содержимое между кофейной чашкой и поверхностью стола.
– По-прежнему пьешь с сахаром?
– Сколько себя помню…
– И не куришь? Подумать только – все эти годы я умоляла тебя бросить, а ты утверждал, что это невозможно. И вдруг – запросто!
– Ага, так оно и бывает, просто немножко силы воли. И обратимая амнезия. Может, я все-таки возьму тебе черничный маффин или еще что-нибудь?
– Когда это я ела черничные маффины?
– Не знаю. У меня сейчас не хватит емкости мозга вспомнить про маффины.
– Прости, я забыла.
– Э, нет, это моя коронная фраза.
– Слушай, а что ты вообще помнишь? Если тебе удалось вспомнить каникулы, когда ты проигнорировал штормовое предупреждение, и как нас высадили из поезда… выходит, память начала возвращаться?
Я вспомнил, как она кричит на меня из-за пожарной сигнализации.
– Ну, не то чтобы…
– Что ж, может, оно и к лучшему.
– Я не помню, из-за чего мы расстались, – но кажется, что это ужасно глупо. И тогда в суде я говорил совершенно серьезно. О том, что нам нужен еще один шанс…
– Прекрати, Воган. Мы достаточно долго пытались спасти наш брак. Все кончилось давным-давно. – Она отставила чашку, и вдруг поведение ее изменилось, словно она решила перестать сдерживаться и вести себя по-взрослому. – Господи, как вспомню, сколько мне пришлось вытерпеть!
– Эй, дело не только во мне, ты сама знаешь! – У меня не было аргументов для возражений, но не хотелось отвечать за то, о чем даже не помнил. – Для того чтобы семья распалась, нужны как минимум двое.
– Да, вот и доктор Криппен так сказал…
– Кстати, я помню еще кое-что, – торжествующе заявил я. – Помню, что ты приходила в ярость из-за всякой ерунды. Прямо в мегеру превратилась только потому, что я забыл сменить батарейку в пожарной сигнализации…
– Ерунды?
– В широком смысле. Не понимаю, почему столько шума из-за этого.
Она посмотрела на меня как на полного идиота:
– Потому что случился пожар.
Я подумал было, что это шутка. Слишком много времени провел в обществе Гэри.
– Что?
– Потому что случился пожар. Поэтому я и пришла в ярость. Мы уже спали, а на кухне начался пожар, и сигнализация не сработала, потому что ты вытащил батарейку.
Да, следует полностью владеть информацией, а уж потом бросаться в спор.
– Черт, звучит жутко. Я… совсем не помню этого… – пробормотал я.
– Но тем не менее помнишь, что я пришла в ярость?
– Смутно… Мы выскочили на улицу?
– Разумеется, поскольку наш дом полыхал огнем. Все семейство торчало в саду в одних пижамах, пока пожарные выбрасывали наружу тлеющую мебель.
Я попытался представить эту сцену, но тщетно.
– Чтоб я пропал… А кто поднял тревогу?
– Я разбудила детей, когда ты растолкал меня и спросил, не чувствую ли я запах дыма.
– Ну, по крайней мере, тревогу поднял я.
– Разбудил меня и говоришь: «Чувствуешь, дымом тянет?» Я тут же подскочила и бросилась к детям.
– Но ведь это я почувствовал запах? Это ведь как-то компенсирует конфуз с батарейкой?
– Нисколько! Мы все могли погибнуть! Пришлось полностью переоборудовать кухню! И всего этого можно было избежать…
– А вдруг я почувствовал запах раньше, чем сработала бы сигнализация и…
– Отлично – ты настоящий герой! Давайте теперь перепишем историю. Вот я дура – все перепутала.
Я не мог отделаться от чувства, что именно сейчас происходит наша первая размолвка, но почел за лучшее об этом не упоминать.
– Роза для мадама? – предложил лоточник с сильным восточноевропейским акцентом. Аромат цветов терялся в клубах табачного дыма от сигареты, свисавшей из уголка его рта.
– Нет, спасибо.
– Эй, мадама, он что, вас не люблять? Не хотеть закупить романтийный цветок?
– Нет, благодарю.
Торговец удалился, но его вмешательство в беседу, похоже, немного разрядило атмосферу.
– Невозможно просто забыть обо всем и начать сначала, Воган.
– Но именно это и произошло! Ладно, пускай пока забыл только я, но и ты сможешь. Просто ты забыла, как хорошо нам было вместе. И тогда в суде я говорил именно то, что хотел.
– Ты уцепился за романтическую идею «Воган и его счастливая жена», потому что изо всех сил стремишься возродить свое прошлое, и это понятно. Но прошлое вовсе не таково, каким ты его вообразил. Невозможно оставить только счастливые моменты. Ведь мы не только резвились в упавшей палатке, уж поверь.
– Я думаю не о прошлом, а о будущем. Когда я впервые увидел тебя и наш дом, который мы вместе создавали… Если бы ты могла взглянуть на все свежим взглядом, как я, ты бы ни за что не захотела с этим расстаться.
– Да, но твой взгляд не видит тебя в этой картине. Это как разглядывать симпатичные домишки вдоль шоссе, проносясь мимо на автомобиле. «Как бы я хотел здесь поселиться».
Издалека донеслись аплодисменты, словно комплимент ее оригинальному сравнению.
– Но послушай, люди меняются, – взмолился я. – И я определенно изменился. И очень сожалею, что причинял тебе боль, когда у нас начались размолвки. Не понимаю, почему я так вел себя. Единственное утешение – ситуация была настолько травмирующей, что мой мозг полностью стер информацию об этом. И теперь единственное, что я помню, – восторг, который испытал при нашей первой встрече.
– Погоди, пока вернутся остальные воспоминания. Ты не любишь меня, Воган. Это твое сознание так шутит с тобой.
Цветочник, не добившись успеха, направился к следующему кафе.
– Простите! – окликнул я его.
– Воган, нет!
– Сколько стоят ваши розы?
– Четыре фунта по штуке, – подскочил он. – Прекрасный розы для прекрасный мадама.
– Воган, не смей покупать мне розу.
Но желтые от никотина пальцы уже вытаскивали из корзинки упакованное в целлофан свидетельство любви.
– Нет, нет, – остановил я. – Пятьдесят фунтов за всю корзину.
– Все?
– Воган, ты напрасно тратишь деньги.
– Шестьдесят фунтов!
– Пятьдесят, и ваш рабочий день окончен.
Мужик невозмутимо кивнул и торопливо обменял банкноты в моей руке на охапку чахлых красных роз.
– Он вам очень сильно полюблять.
– Мы вообще-то разводимся, – буркнула Мадлен.
– Ваш жена – он такой веселый! – рассмеялся торговец.
Ни я, ни Мэдди его не поддержали. Мой театральный жест разозлил ее еще больше, и она торопливо просматривала листок со списком неотложных практических дел. Наша дальнейшая жизнь предполагала некоторое взаимодействие, но оставаться моим другом она не желала.
Я предпринял последнюю отчаянную попытку:
– А может, моя амнезия – лучшее, что могло с нами произойти!
– Ради всего святого, Воган, меня всегда бесила твоя способность забывать обо всем, что я говорила. Все, что касалось твоей жизни, ты прекрасно помнил, но то, чем занималась я, было настолько неважно, что не стоило утруждать память. И вдруг ты забыл вообще все и полагаешь, что стал от этого более привлекательным? Я сказала бы, что это вполне логичный итог двадцатилетних отношений. Сначала ты забывал купить молоко по дороге домой; потом забывал, что у меня скоро выставка и поэтому я просила тебя прийти пораньше, чтобы я могла посидеть за компьютером; потом забывал о нашей годовщине и о том, что на прошлое Рождество дарил мне точно такой же подарок, пока в конце концов не позабыл обо мне окончательно – как меня зовут, как я выгляжу… вообще забыл о моем существовании. Не понимаю, при чем тут врачи и прочие неврологи, если ты вычеркнул меня из памяти много лет назад. Это не заболевание. Это твоя сущность. Все кончено, Воган! Мы разводимся. Конец истории. Нашей истории.
Она встала и ушла, оставив на столе передо мной пятьдесят красных роз. А я сидел и таращился на свой остывший эспрессо, пока не загудел обогреватель за спиной. Смеркалось, я почувствовал, что дрожу от холода. Как наивно – я-то верил, что можно задержать уходящее лето.
По другой стороне улицы брела старушка с палочкой. Остановилась, понуро опустив голову. Она казалась совсем измученной и подавленной. Убежденный, что любой из нас в силах творить добро, я подхватил свой букет и направился к ней.
– Простите, вы позволите подарить вам пятьдесят алых роз? – со всем доступным мне обаянием обратился я.
Старушка недоверчиво вскинула голову:
– Извращенец!Глава 10
– Воган, у меня для тебя плохие новости, дружище. – Гэри сидел за кухонным столом и пытался хлебным ножом подцепить последнюю маринованную луковку в банке.
Моей амнезии исполнился уже месяц.
– Что случилось?
– Тебе, наверное, лучше присесть.
– Что-то с Мэдди? Или с детьми? Не томи.
– Нет – это с твоим отцом. У него еще один инфаркт.
Я остолбенел.
– Мой отец?! Я и не подозревал, что у меня, черт побери, есть отец. Он жив? Почему ты не сказал, что мой отец жив?
– Ну, я… это… просто подумал, что ты в курсе. Ты же ни о чем не спрашивал… – Гэри беспомощно поднял руки.
– Но ты говорил о моих родителях в прошедшем времени. Сказал, что они были прекрасной парой.
– Ну да, я же с ними был знаком раньше… Тогда, выходит, это хорошая новость, если ты думал, что он умер. А он жив. Пока. Хотя на твоем месте я бы не откладывал встречу надолго… Инфаркт, это же серьезно, да? – И тут же, словно желая утешить: – Хочешь луковку?
Вопросы, которые следовало задать давным-давно, обрушивались на Гэри быстрее, чем он успевал на них отвечать.
– Сколько ему лет? Он в сознании? А когда случился прошлый инфаркт? – И самый сложный: – Как я к нему обращаюсь?
– В каком смысле?
– Я называю его «папа», или «папочка», или «отец», или зову по имени?
– Понятия не имею. Наверное, «папа». В смысле, если бы это звучало как-то необычно, я бы запомнил.
Еще Гэри добавил, что звонила Мадлен – сообщила, что ведет детей в больницу, чтобы те повидались с дедушкой. Его перевели из реанимации, и к нему ненадолго пускают.
– Мадлен сама звонила?
– Линде, на мобильный. Сказала, что тебе, наверное, следует знать.
– А еще что-нибудь сказала? Мне ей перезвонить?
– Нет.
– Нет – в смысле не сказала?
– Нет – в смысле сказала, чтобы не перезванивал. Она оставила телефон больницы. Смешно…
– Что именно?
– Да номер оканчивается на единицы. Один, один, один. Странно, да?
Я рухнул на стул, а Гэри, до которого наконец дошло, что новость для меня убийственна, попытался выразить сочувствие в своей обычной идиотской манере:
– Тебе, наверное, нелегко, чувак.
– Да уж…
– Сначала вообще о нем не помнил, а потом выясняется, что старикан почти при смерти.
– Да уж… нехорошо.
– Вот именно. Нехорошо. Так оно и есть. Вкус какой-то странный. Маринованный лук может испортиться?
– Ты не знаешь, во сколько точно Мадлен собиралась в больницу?
– He-а. Но ты можешь туда позвонить. Или это потому что уксус какой-то специальный, бальзамический или вроде того.
– Наверное, мне все же следует ей позвонить. Выяснить, когда она туда идет, что нужно… и вообще.
– Можно и позвонить. Только она просила этого не делать. Хм, похоже, меня поташнивает.
Я не готов был прямо сейчас встретиться с детьми. Но в случае с отцом обстоятельства не оставляли выбора, знакомиться нужно было немедленно. Чтобы не умереть от горя, если он все же скончается.
У входа в больницу я подумал, что надо купить что-то в подарок. Может, открытку или цветы? Или что-то, демонстрирующее уверенность, что он скоро поправится, журнал, например, или даже книжку? Не очень толстую, конечно; «Война и мир» или четвертый том Гарри Поттера – это, пожалуй, чересчур. Но я абсолютно не представлял, что может быть интересно моему отцу. Слово «папа» ассоциировалось только с набором ролевых моделей, переживших мою амнезию. Капитан фон Трапп и король Лир смешались с Гомером Симпсоном, Дартом Вейдером и забавным палаткой из рекламного ролика семидесятых.
Я поднялся на четвертый этаж и направился прямиком к палате отца. Откровенно здоровый вид крепкого темноволосого мужчины, лежавшего на кровати, приятно удивил. Так это и есть мой отец. Папа. Я присел рядом и преданно взял его пухлую руку.
– Привет, пап, это я. Пришел, как только узнал.
Мужчина внимательно посмотрел на меня.
– Кто ты, мать твою, такой, трахнутый ублюдок? – рявкнул он с выраженным восточным акцентом.
Тут я разглядел арабское имя на пластиковой бирочке и пулей вылетел из палаты.
Присел в коридоре отдышаться. Итак, я держал за руку постороннего пожилого мужчину, – в такой ситуации трудно сохранить спокойствие. Впрочем, может, он и не посторонний, а Гэри просто забыл сообщить, что мой отец сирийский шпион, сделавший карьеру в Королевских ВВС, несмотря на малопонятный акцент и склонность к грамматически некорректной нецензурной брани.
Наконец-то я стоял перед палатой, фамилия обитателя которой совпадала с моей. Я решительно взял себя в руки и шагнул через порог. На больничной койке, в окружении урчащих аппаратов, обмотанный проводами и трубками, лежал тощий, кожа да кости, старик – бесцветная кожа обтягивала скулы, губ почти не видно. Контраста ярче не придумаешь: плазменные мониторы и дорогущие технологии космической эры – и тело в центре, словно мумия бронзового века, чудом сохранившаяся в торфяных отложениях.
– Привет…
– Это ты, сынок? – прохрипел он сквозь кислородную маску.
– Да. Это я.
– Как это мило с твоей стороны. Пришел меня навестить. – Голос слабый, голову не повернул, обращаясь ко мне.
– Да ничего особенного. Это самое малое, что я могу сделать. Может, тебе что-нибудь нужно?
– Нет, присядь. Со мной все нормально. (Хотя по виду этого было не сказать.)
Врачи уверяли, что отец в сознании, в здравом уме и твердой памяти, но я все равно надеялся, что пациент будет спать или не сможет говорить из-за кислородной маски на лице, а я, как преданный сын, посижу немножко рядом и отправлюсь восвояси.
– Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно, лежать здесь – сплошное удовольствие.
– У тебя что-нибудь болит?
– Немножко. Ничего особенного.
– Может, все-таки тебе что-нибудь принести?
– Двойной виски. Безо льда.
Я улыбнулся беззаботности этого старика и понял, что уже люблю своего папу. Он умудрился сохранить чувство юмора даже на пороге смерти. Вообще-то выглядел он так, словно уже преодолел этот порог и, миновав прихожую, направляется прямиком в гостиную смерти. В палате пахло дезинфекторами, которые не могли заглушить запах угасающего тела.
– Мэдди с детьми. Заходила…
– Да, знаю.
– Чудесные ребятишки. Такие милые.
– Точно. – И по глупости добавил: – И прекрасно справляются со всем этим.
Старик помолчал, но потом все же уточнил:
– Справляются с чем?
– Ну, ты же понимаешь…
– Что случилось?
И тут до меня дошло, что дед ничего не знает о нашем разводе. Естественно: отец – старый человек, с больным сердцем, с чего бы мы стали подвергать его дополнительному стрессу и рассказывать, что брак его единственного сына распался? И по той же самой причине ему, конечно же, не сообщали, что я пропал и теперь страдаю амнезией.
– Ну, они прекрасно справляются, оба… с тем, что у их любимого дедушки инфаркт.
В этот момент я, каким бы диким это ни показалось, обрадовался тревожному звонку на одном из мониторов, что избавило от необходимости продолжать разговор. Я испуганно подпрыгнул, не понимая, что делать. Прямо над кроватью мигала красная лампочка. Это что, он, тот самый миг? Вот сейчас мой отец умрет, спустя пару минут, как я с ним впервые встретился? Но тут вошла медсестра, равнодушно щелкнула каким-то тумблером и молча направилась обратно к двери.
– Все в порядке?
– Да, просто аппарат барахлит. Ничего страшного.
– Спасибо! – проговорил дед вслед сестре. – Они тут просто восхитительные.
– Смотрю, ты не падаешь духом?
– Точно. Не жалуюсь.
– Ну, знаешь, ты только что пережил второй инфаркт, имеешь право и пожаловаться немножко.
– Да нет, я абсолютно счастлив. Сестрички очень добрые. Абсолютно восхитительные.
Поистине «абсолютно восхитительно», что мой отец не сказал ни одного дурного слова о своем нынешнем положении. Не знаю, чего я ждал – усталости, страха, раздражительности, страданий, но эта жертва болезни сердца проявляла невероятную сердечность.
На тумбочке рядом с кроватью я заметил открытку, подписанную «Дилли».
– Красивая открытка.
– Благослови Господь девочку. Такая заботливая.
Я прислушался к его прерывистому дыханию. Попытался представить, как этот человек держит меня за ручку, переводя через дорогу; или как мне, малышу, доверяют переключать скорости в автомобиле; или как мы вместе гоняем футбольный мяч в каком-то воображаемом саду. Но реальных воспоминаний так и не родилось.
– Помнишь, как мы играли в футбол, когда я был маленьким? – осторожно спросил я.
– Разве такое забудешь? Ты вечно был… – он помедлил, словно старый мозг с трудом подбирал правильные слова, – таким бестолковым]
Я хихикнул.
– Но я же был совсем ребенком.
– Ничего подобного. Даже когда стал старше. Никуда не годился! – На измученном лице появилась тень улыбки.
Так, все ясно, отец путается в воспоминаниях, надо менять тему.
– Футбол, пожалуй, никогда не был моим сильным местом. Гэри вспоминает, как я пел в ансамбле.
– О да! Ну и голос!
– Э-э… спасибо.
– Как будто кота за хвост тянут.
– Что?
– Жуткий.
– Ха! Просто старшему поколению вся рок-музыка кажется странной.
– Публика аплодировала…
– Ну вот видишь…
– …вяло. Ровно пока ты пел…
Похоже, мы всегда подтрунивали друг над другом, но я как-то не ожидал подобной грубости от малознакомых людей.
Но, успокоившись, я понял, как замечательно, что отец сохранил способность подшучивать надо мной даже на больничной койке. Это демонстрировало нашу близость. Наверняка таким образом папа выражал свою любовь и привязанность.
– Но это все ерунда, – объявил древний мистик, видевший нечто, непостижимое для его ученика. – Потому что главное в своей жизни ты выбрал правильно. – Сейчас голос звучал совершенно серьезно.
– Что именно – работу?
– Нет. Свою жену. – С невероятным усилием он повернул лицо ко мне. – Ты женился на правильной девушке. – Он дышал все тяжелее, мне приходилось прислушиваться, чтобы разобрать слова, звучавшие из-под маски. – Вы двое. Идеальная пара. – И прикрыл глаза, наверное представив, как я сегодня вечером встречусь с Мадлен, и радуясь этому образу.
Думаю, физическое состояние моего отца придавало дополнительной ценности его словам. Любое утверждение, прозвучавшее со смертного одра, кажется значительным. Можно испустить дух со словами: «Всегда снимай пальто в помещении, иначе не сможешь согреться», и слушатели будут благоговейно кивать мудрости этого откровения. Но мой отец потратил свои последние выдохи, чтобы сказать, что мы с Мадлен идеальная пара, – впервые хоть кто-то сказал что-то доброе о нашем браке.
– Да, одна такая на миллион, – согласился я.
– Прямо как… – хриплый вдох, – твоя мама.
И внезапно время вышло. Всего десять минут, но бак с горючим опустел.
– Я немного устал, сынок. Сил нет говорить.
– Ладно. – И все-таки сумел выговорить: – Хорошо, папа.
Папа затих, мгновенно провалившись в глубокий сон. Я сидел рядом и просто смотрел на него, пытаясь найти свое место в этой реальности. Мимо двери в палату провезли каталку, но никто не вошел. Я думал, что при виде беспомощного отца расплачусь, но сейчас, напротив, чувствовал себя в приподнятом настроении. Наши с ним ощущения в отношении Мадлен совпадали. «Идеальная пара», так он и сказал. И будь мое сердце подключено к ЭКГ, сейчас график показал бы полный покой.
Пришла медсестра и сказала, что теперь отец проспит несколько часов.
– Он на редкость оптимистичен, не находите?
– Да, он из тех людей, – улыбнулась сестра, – рядом с которыми сразу хочется жить.
– Это мой папа.
– Да, я знаю.Жаль, что Гэри с Линдой не было дома, когда я вернулся. Ужасно хотелось рассказать им об отце, что сказал он про Мэдди, что медсестра сказала про него самого. Наверное, стоило позвонить Мэдди и поговорить с ней о папе.
Что может быть естественнее, чем поговорить о наших с ней посещениях больницы? Номер телефона я уже выучил наизусть, но остановился, так и не набрав последнюю цифру Потом положил трубку и вышел в холл. Я улегся на ковер и некоторое время рассматривал мигающий огонек пожарной сигнализации, словно сообщавший, что на его батарейку никто не покушался. Затем, практически не раздумывая, подскочил, решительно набрал номер и едва не упал в обморок от неожиданности – ответили почти мгновенно.
– Алло? – Детский голосок, добрый и немного удивленный. – Алло, кто это говорит? Мам, там молчат, но, кажется, кто-то есть…
– Алло-оо? – Трубку взяла Мэдди. – Алло? Перезвоните, пожалуйста, здесь ничего не слышно… Спасибо, до свидания.
Читать бесплатно другие книги:
