Мужчина, который забыл свою жену О`Фаррелл Джон
Как только мы устроились, я сходил за выпивкой; примерно через час в буфет отправилась Мэдди, за закуской, о которой я позабыл. Но она отсутствовала гораздо дольше, и я уже начал выглядывать в проход, тревожась, не случилось ли чего. И вдруг прозвучал голос из репродуктора:
– Вниманию пассажиров… (Тогда мы были просто «пассажиры», это потом нас повысили до «клиентов», чтобы могли активнее возмущаться, когда не получаем того, за что заплатили. Я еще успел подумать: «Женщина в службе охраны – не часто такое услышишь».) Британские Железные Дороги приносят свои извинения за то, что человек, работающий в вагоне-ресторане, оказался идиотом-сексистом. Британские Железные Дороги признают, что ни одна из пассажирок женского пола не желает, чтобы мужчина средних лет, с обручальным кольцом на руке и бейджем с именем «Джефф», расспрашивал, есть ли у нее дружок, и просил номер ее телефона. – Мэдди сохраняла идеально спокойные официальные интонации. Люди вокруг начали переглядываться, улыбаться, а мое сердце стучало чаще, чем колеса поезда. – А заодно они были бы признательны, если бы Джефф попытался смотреть в глаза женщине, подавая бутерброды, а не пялился на ее грудь. Следующая остановка Дидкот-Парквей, где Джеффу стоило бы сойти с поезда и лечь на рельсы. Благодарю за внимание.
Раздался шквал аплодисментов – хлопали все женщины, находившиеся в вагоне. Кто-то даже восторженно свистнул. Только одна старушка выслушала этот текст с сосредоточенным вниманием, словно действительно прозвучало официальное объявление.
Я еле дождался Мэдди. И был невероятно горд: она такая смелая и веселая, она сумела заставить совершенно незнакомых людей смеяться и общаться друг с другом. Они все еще радостно галдели, когда Мэдди наконец появилась в дверях, с абсолютно непроницаемым лицом, будто ничего не произошло. «А вот и наш диктор!» – громко выкрикнул я, демонстративно освобождая столик, чтобы звезда могла поставить пиво и те самые отныне знаменитые бутерброды. Возможно, не стоило привлекать внимание всего вагона. Но мы не слишком переживали, когда в Дидкот-Парквей нас вышвырнули из поезда. В смысле, даже в такой дыре нам было чем заняться во вторник вечером.
Воспоминание это спровоцировало во мне всплеск любви и гордости. И появление Мэдди в вагоне показалось одним из самых ярких моментов в мировой истории. С какой безмятежностью она уселась на свое место и принялась жевать бутерброд – это же величайший комедийный шедевр!
А еще мне стало жутковато – от того, что фрагменты нашего общего прошлого, возвращающиеся к жизни, столь малы. Я будто жил в крошечной клетке, метался по ней, стукаясь головой о потолок и разглядывая знакомые кирпичики в стенах и полу. Я располагал крайне подробной картой собственной жизни начиная с 22 октября и несколькими мелкими кадрами аэрофотосъемки всего остального пространства.
То давнее приключение в поезде всплыло в памяти само по себе – ровно в тот момент, когда я проснулся, без всяких логических ассоциаций или сигналов. Если не принимать во внимание, что, засыпая, я думал о Мэдди и продолжал думать о ней, едва открыв глаза. Минуло уже несколько дней после суда, и в то утро я проснулся поздно. Отчаянно хотелось, чтобы Гэри или Линда подтвердили пробудившуюся в памяти историю, но они уже ушли на прием к врачу. Думаю, Линда специально попросила о дополнительном ультразвуковом обследовании, чтобы убедить Гэри, что внутри нее действительно есть Дитя.
Я приготовил себе чаю и подумал, не выпить ли его без сахара, как любил прежний Воган. Если уж возвращаться к норме, рассудил я, следует попробовать поступать так же, как раньше. Отхлебнул, скривился и потянулся за сахарницей. Побродил в пижаме по квартире. Рассмотрел корешки книг на полках, целые ряды биографий знаменитостей, написанных другими людьми. Включил телевизор, пощелкал пультом – сплошь мыльные оперы, где члены семьи орут друг на друга, перемежаемые рекламными роликами, в которых счастливые семейства радостно друг с другом обнимаются. Выключив телевизор, я некоторое время таращился на пустой экран. За подставкой для телевизора клубились спутанные провода, удлинители, ненужные разъемы, электрические вилки. Хотелось навести порядок, воткнув каждую вилку на положенное ей место.
– Ну давай же, давай! – не выдержал я, шлепая себя по лбу, как будто можно было восстановить картинку, стукнув по крышке телевизора.
Я решил, что должен поговорить с Мэдди, один на один. Наверное, она все еще злится на меня за выкрутасы в суде, но я все равно обязан рассказать, что со мной произошло. На тот случай, если ее не окажется дома, у меня был адрес «студии», где она работает. Выяснилось, что Мадлен не занимается живописью, но все же она художник – продает фотополотна с лондонскими достопримечательностями, что дает ей возможность заниматься более творческой работой и участвовать в выставках. И теперь я еще больше гордился ею. Мэдди была фотографом, и, судя по всему, отличным. Здорово все-таки, что женщина, с которой я развожусь, не проводит субботние дни в бесконечных съемках чужих свадеб.
Через час я был готов выйти из дома. Напоследок еще раз оглядел себя в зеркале. А потом пошел и опять переоделся.– Какого черта ты тут делаешь? – начала Мэдди, открывая дверь.
– Привет.
– И?
– Я хотел встретиться с тобой – в смысле, поговорить. Серьезно.
– У тебя чертовски крепкие нервы.
Мы впервые остались наедине. В своих мечтах я воображал, что она будет все же чуть больше рада мне.
– Я подумал, что должен кое-что объяснить. Ты одна?
Из сада доносился собачий лай.
– Какое тебе дело до этого?
– Просто… ну, разговор непростой, и если дети дома, то…
– Разумеется, они в школе. (Долгое неловкое молчание.) Ладно, пожалуй, тебе лучше войти, – сдалась она и направилась в дом.
А я стоял на пороге, разглядывая огромную черно-белую фотографию пляжа Барликоув, – вероятно, чересчур долго, потому что Мэдди высунулась из кухни и недовольно бросила:
– Ну так что, ты идешь или как?
– Да, прости. Мне разуться?
– С чего бы это? У нас что, разве так было принято?
– Не знаю… я забыл.
– Кто бы сомневался… – пробормотала она себе под нос.
Пес ворвался в коридор и на радостях едва не сбил меня с ног. Я отвечал на его восторги, одновременно с любопытством озираясь по сторонам. Дом был совершенно не похож на идеальное жилище, сошедшее с картинки глянцевого журнала о недвижимости. Наверное, какой-то совсем уж нетрадиционный дизайнер-консультант предложил использовать вазу для фруктов в качестве хранилища старых телефонных зарядников и мячиков для пинг-понга.
Мы вошли в кухню. Я не знал, с чего начать, и ужасно нервничал. Не хотелось испортить наше первое свидание. Из динамиков айпода звучала музыка, я узнал песню.
– Ой, ты любишь «Колдплэй»! Я тоже! – обрадовался я.
– Не ври, ты терпеть не можешь «Колдплэй». Вечно заставлял меня их выключать.
– Ах вот как… но сейчас уже люблю…
– Слушай, Воган, что происходит? Ты не отвечаешь на мои письма, потом заявляешься в суд и устраиваешь там шоу. – И она озадаченно нахмурилась.
– Э-э, видишь ли, дело в том, что пару недель назад… двадцать второго октября, если быть точным, где-то после полудня, думаю, я…
– Что?
– Вроде как… родился заново.
– Ты что, принял крещение? – Она смотрела с откровенным подозрением.
– Нет, что ты! Выходит, судя по твоим словам, прежде я не был христианином. Надо же, а я и не знал.
– О чем это ты?
– Я неделю провел в больнице, после обратимой амнезии.
– После чего?
– Ну, из моего сознания сами собой стерлись все личные воспоминания. Я забыл, кто я такой, свою семью, друзей, забыл собственное имя. И память все еще не вернулась. Мне рассказали, что мы с тобой женаты пятнадцать лет, а знакомы вообще двадцать. Но сейчас, стоя здесь, в кухне, я чувствую себя так, словно разговариваю с тобой впервые в жизни.
Она долго с подозрением разглядывала меня.
– Да пошел ты!
– Это правда. Можешь позвонить в больницу…
– Чушь собачья. Не знаю, что ты затеял, но этот дом ты не получишь! – Когда она ругалась, акцент становился заметнее, – легкий скаус [6] , чуть ослабленный двумя десятилетиями жизни на юге.
– Ну вот, и Гэри рассказал мне, что мы с тобой разводимся, хотя я совершенно не помню почему. Доктор сказал, что триггерным моментом для развития амнезии стал стресс, который я испытывал при разрушении брака.
– Стресс, который ты испытывал! Да тебя тут вообще никогда не было, чтобы хоть что-то почувствовать! Ты вечно торчал на работе допоздна или болтался где-то со своим Гэри, а вот я-то как раз и переживала этот самый стресс, причем в одиночестве, и, кстати, ни о чем не забыла!
– Какая милая кухня, такая по-настоящему домашняя.
– Ты что, совсем чокнутый, Воган? И зачем ты так похлопываешь пса, ты что, не знаешь, что он этого не выносит…
– Не знаю! Я вообще ничего не знаю. Большую часть минувшей недели я провел в больнице с браслетом на руке, на котором было написано: НЕИЗВЕСТНЫЙ БЕЛЫЙ МУЖЧИНА. Вот, смотри, он у меня еще сохранился. А вот медальон на шее, видишь? На нем мое имя и контактные телефоны – на случай, если мозг опять отключится и я опять потеряюсь, не понимая, куда идти и кому звонить.
Мэдди грохнула передо мной кружку с чаем.
– А сахар есть? – робко спросил я.
– Ты пьешь без сахара.
– Вот и Гэри так говорит. Он еще считает, что я курю.
Она склонилась ко мне, потянула носом.
– Вот что не так – от тебя не несет табачищем. Поверить не могу – ты сумел-таки бросить.
– Я не бросал. Эта зависимость, как я понимаю, стерлась из моего мозга вместе со всем остальным.
Она стояла у кухонной раковины, сложив руки на груди, и, казалось, никак не могла взять в толк, с чего бы мне выдумывать такую экстраординарную историю. Потом взяла мобильный телефон, позвонила Линде. По мере того как та говорила, глаза Мэдди все больше округлялись, а лицо бледнело. Как только разговор закончился, Мэдди рухнула на табуретку и уставилась на меня.
– В этом весь ты!
– В чем?
– Я мучаюсь, копаюсь в этом дерьме, а ты просто стираешь память – и готово!
– Ну прости.
– Господи, а как же дети? Как будто им мало несчастий из-за нашего развода, так теперь папаша вообще их не узнает!
Она едва не плакала, и мне жутко хотелось ее утешить, но, если верить языку тела, мне не следовало сейчас лезть к ней с объятиями.
– Врачи считают, что у меня есть шанс поправиться, – хотя, кажется, они так и не понимают, что произошло.
– Дети скоро придут из школы. Что я им скажу? Тебе нельзя здесь оставаться – они на всю жизнь перепугаются.
– Понятно. Тебе виднее, что для них лучше.
– Да, и тут ничего не изменилось. – Но, заметив мою растерянность, она смягчилась. – Извини. Просто…
– Все нормально. А куда можно выбросить чайный пакетик?
– Туда же. Ой, ну да, открой вон ту дверцу. Так непривычно…
– Ух ты, как здорово придумано – крышка поднимается, когда открываешь дверцу. В самом деле отличная кухня.
– Я в суде сначала подумала, что ты не в себе. Все время пытался поймать мой взгляд, зачем-то махал руками.
– Прости, но это вполне нормально – хотеть познакомиться со своей женой, прежде чем развестись.
– Боже правый, но ты же был под присягой – ты поклялся говорить правду.
– Я и говорил правду – что не могу вспомнить.
– Так… Все равно не понимаю. Ты что, в прямом смысле нас не помнишь? Вообще ничего?
– Ну, не совсем.
– Как это?
– Недавно пара эпизодов все же всплыла в памяти. Я помню, как у нас палатка упала во время путешествия по Ирландии и как ты делала объявление по радио в поезде.
– Точно, нас еще за это ссадили с поезда.
– В Дидкот-Парквей.
– Нет, это было в Илинг-Бродвей.
Я не стал спорить, хотя дело определенно происходило в Дидкот-Парквей.
– Но это все. Да, еще как-то ночью мне снился кто-то по прозвищу Бэмби.
Мэдди слегка зарделась, но промолчала.
– Эй, ты его знаешь, да? Кто этот Бэмби?
– Ты меня когда-то так называл. Много лет назад, когда мы еще учились в университете.
– Бэмби?
– Ты говорил, что у меня такие же глаза. И я, дура, на это купилась.
– Но это же мужское имя, нет?
– Да, и еще так зовут олененка. И я была на него похожа.
– Теперь ясно… Рискуя быть бестактным, все же замечу – у тебя очень красивые глаза.
Мэдди растерянно отхлебнула чаю.
– Нет, ты точно все забыл. У меня «красивые глаза»? С чего это, черт побери? Ты же сказал, что я эгоистичная корова, погубившая твою жизнь.
– Я? Прости, если я так говорил. Но я ничего подобного не помню.
– Ах, как тебе повезло.
– Вообще-то не слишком, – хмыкнул я, глядя в пол. – Трудно начать жизнь заново.
– Прости. Мне пока тяжело это осознать. Так ты что, не знал своего имени и все такое?
– Всю неделю, что торчал в больнице. И все время думал, кем же я был до амнезии. Удачно ли сложилась моя жизнь, был ли я порядочным человеком, – понимаешь, о чем я?
– Надеюсь…
– И вот оказалось, что моя семья распалась, я болтался по чужим углам и потратил все сбережения на адвокатов.Она промолчала, но глаза наполнились слезами, и она тихонько заплакала. В этот миг мне хотелось только одного – просто обнять свою жену, прижаться губами к ее губам, и это был бы самый чудесный миг. Поколебавшись мгновение, я все же решился нежно погладить ее по руке.
– Ты что делаешь?
– Э-э… утешаю тебя?
– Не смей!
Зато псу было позволено лизнуть ей ладонь – Вуди можно, а мне нет.
– Прости, что стал дурным вестником, – промямлил я. – Но я должен был сообщить тебе лично.
В наступившей тишине неожиданно отчетливо заурчала посудомоечная машина. Я заметил фотографии на холодильнике.
– Это наши дети? Так вот они какие…
Девочка широко и открыто улыбалась в объектив, а мальчик изо всех сил старался выглядеть независимым. И самое потрясающее – оба оказались миниатюрными копиями своих родителей. Дилли как две капли воды похожа на мать, а Джейми – вылитый я.
– Господи, какие красавчики… – выдохнул я, а она кивнула и встала рядом со мной.
– Это во Франции. Сейчас Дилли немножко подросла. А Джейми терпеть не может фотографироваться.
Абсолютно сюрреалистичный миг. Мать гордо демонстрирует детей их отцу. Мэдди, высунув кончик языка, аккуратно поправила фотографию, а я готов был прыгать до потолка. Та пустота, которую я ощущал с 22 октября, наполнилась глубочайшим смыслом. Незатейливый жест, легкое движение ее губ – и все внутри просияло; я стал сильным, энергичным и, наконец-то, живым.
– Они прекрасны, – повторил я. – Прекрасны и удивительны.
На обратном пути весь мир переменился. Первые фейерверки в небе вспыхнули именно в мою честь. Мне хотелось хватать за руки прохожих и каждому рассказывать, что я только что встретил удивительную женщину. Потом постепенно шаг сменился легкой трусцой, а дальше я уже летел, не чуя под собой ног. В квартиру вошел все-таки шагом, но все еще в приподнятом настроении. Гэри сидел в кухне, разложив на столе перед собой внутренности лэптопа.
– Гэри! Случилось невероятное! Кажется, я влюбился!
– Отличная новость, дружище! И как ее зовут?
– Мэдди. Мадлен. Я познакомился со своей женой, она удивительная, знаешь?
С недовольным ворчанием Гэри отшвырнул крошечную отвертку.
– Да уж, знаю, удивительная. Воган, она твоя бывшая жена. Вы расстались, помнишь?
– Нет.
– Ты не можешь влюбиться в Мэдди, тупица, – ты с ней уже почти разведен!
– Знаю, знаю… мы это уже обсудили. У нее такой забавный курносый носик, а глаза – как две темные миндалины…
– Воган, эй, послушай, парень, это все, должно быть, из-за твоей болезни. – Он покосился на разбросанные по столу детали. – Твой жесткий диск полетел, а эмоциональная память, или что-то в этом роде, уцелела. Ты только не делай глупостей, и скоро все пройдет.
– Ничего не пройдет, Гэри. Это навсегда, я абсолютно уверен! Я знаю, что всю жизнь ждал кого-то и наконец встретил ее, свою Мисс То-Что-Надо.
– Ага, если не считать того, что всю свою взрослую жизнь ты был на ней женат и в конце концов решил, что она Мисс Никуда-Не-Годится.
– Да, понимаю, мы на грани развода и все такое. Но в любых отношениях бывают сложные периоды – вспомни Ромео и Джульетту.
– Точно, оба померли… Ты ее не любишь, это просто такой момент.
– Ничего подобного. Я абсолютно убежден, что это на всю жизнь. Я даже готов сделать татуировку. Большое сердце на предплечье, с надписью МЭДДИ.
– Отличная мысль! А на лбу – ИДИОТ! Ты бредишь. Давай-ка подзаправься слегка, я сделаю тебе бутерброд.
Гэри усадил меня за стол, и я рассказал про историю с поездом.
– Точняк, – подтвердил он и рассмеялся. – Вечно она что-нибудь эдакое выкинет. Помню, один придурок заблокировал ей выезд перед пабом, хамил и отказался хоть чуть-чуть подвинуться.
– И что она?
– Ну, после того как с грехом пополам протиснулась-таки, вышла из машины и нацарапала ему ключом на капоте прощальную записку.
– Какого содержания?
«Пожалуйста, будьте вежливы».
Я расхохотался.
– Главное, не забывать в таких ситуациях слово «пожалуйста», – ухмыльнулся Гэри.
– Ну вот, сам видишь, Мэдди потрясающая!
– Послушай, Воган, – Гэри поставил передо мной тарелку, – в мире миллионы девушек. Если ты ищешь ту, с кем намерен жить долго и счастливо, последней в списке будет женщина, которая была замужем за тобой пятнадцать лет и поняла, что видеть тебя больше не может.
– Гэри, ты не знаешь Мэдди так, как знаю ее я…
– Вот именно. Я знаю ее гораздо лучше. Ничего не выйдет, Воган. Нужно двигаться дальше.
Я надулся, отодвинул нетронутый бутерброд и ворчливо спросил:
– И что ты намерен делать с этим компьютером?
Гэри обрадовался перемене темы.
– Да вот хочу добавить СВ.
– Чего?
– Ну, это… Случайный Выбор… такой технический термин, не бери в голову. Погоди-ка, у меня есть отличная идея, каким образом ты мог бы побольше узнать о своем прошлом…Глава 9
Дорогие все,
Возможно, вам известно, что недавно я пережил тяжелую форму амнезии, в результате которой утратил все личные воспоминания. Это означает, что я не в состоянии вспомнить ни одного события, случившегося в моей жизни до 22 октября сего года. Но с вашей помощью, надеюсь, смогу реконструировать собственную историю по тем фрагментам, что помните вы.
Я был бы крайне признателен, если у вас найдется минутка заглянуть на эту страничку Википедии, созданную мной, и добавить те подробности, что известны вам, или поправить то, что покажется вам не совсем верным. Например, я уже разместил базовую информацию о своей учебе в Университете Бангор. Но если вы учились там одновременно со мной, вы могли бы добавить имена наших преподавателей или клубов, которые я посещал, или, может, самые известные и забавные анекдоты того периода. Я надеюсь, что эта страница постепенно станет полноценным информационным ресурсом о моей жизни до амнезии, а это, в свою очередь, поможет мне восстановить подлинные воспоминания о тех временах.
С искренней благодарностью,
Воган.
Это Гэри, с его страстной верой в активных интернет-пользователей, выступил с инициативой создания аккаунта о моей жизни. Письмо от моего имени было разослано по электронной почте, размещено в Фейсбуке и – собственно, ради чего все и затевалось – на страницах сайта «ТвоиНовости». Я изо всех сил стремился вернуть себе собственную биографию, я хотел бы изучать собственные «темные века», зубрить даты и ключевые события и пытаться понять, как они связаны друг с другом.
– Половинное знание очень опасно, – назидательно процитировал Гэри.
– И кто это сказал?
– Понятия не имею. Александр какой-то… Ха-ха-ха!
Так и получилось, что сетевые забавы Фейсбук/В контакте/Одноклассники вышли на новый уровень. Отныне мои мемуары будут писать интернет-пользователи, а я даже не смогу быть редактором собственной биографии. Да что там – мне и пары встреч с авторами не положено. Прежняя рукопись утрачена и будет полностью переписана, на этот раз с точки зрения очевидцев событий. И даже не от первого лица: в собственной биографии «я» превратится в «он». Интересно, каким образом это повлияет на чувства читателей. Все равно что историю США возьмутся переписывать Британия, Мексика, Япония, американские индейцы и Ирак.
– Любопытная идея, – заметила доктор Левингтон, когда я гордо сообщил ей, что мою биографию будут восстанавливать другие люди. Прошло уже три недели с момента моей амнезии, и это был мой первый визит в больницу. – Но вы должны продолжать записывать свои собственные воспоминания, когда они появляются. Вы ведь записываете?
– Да, держу блокнот рядом с кроватью. И в нем множество чистых листов.
– А в целом как себя чувствуете? Не направить ли вас на консультацию к психиатру или психологу, если вы считаете, что это могло бы вам помочь?
– Нет, откровенно говоря, я сыт по горло разговорами об этом. Люди и так считают меня ненормальным, не надо еще и психиатра.
– Но в этом нет ничего позорного. Вы пережили тяжелую травму – и это форма психического заболевания.
– Я в порядке, честно. Жизнь налаживается. Кажется, я влюбился…
– Прекрасная новость. Помнится, вы намеревались разводиться.
– Не совсем так. Это она собиралась. И все еще хочет развестись, но, надеюсь, вместо этого мы опять поженимся.
– Ясно. Предложение о помощи психиатра остается в силе, в любое время…
Под конец встречи доктор Левингтон пожелала взглянуть на мою онлайн-биографию, и я, заметно нервничая, кликнул на ссылку Не прошло еще и суток, однако я боялся, что найдутся люди, которые захотят воспользоваться ситуацией и предъявят старые долги или вспомнят старые обиды. Но я преувеличивал опасность. Никто не написал обо мне ни слова.
Весь следующий день я то и дело открывал свою страничку, щелкал на «обновления», но вся моя биография по-прежнему состояла из фразы «Эта статья требует доработки. Вы можете помочь Википедии, исправив и дополнив ее». Судя по статистике, всего несколько человек открывали эту страницу, но ни один не потрудился написать хоть слово. Гэри проверил Фейсбук и между делом сообщил, что все мои знакомые нашли достаточно времени для публикации своих новых фотографий и обновлений своих статусов.
Даже Мэдди не ответила на письмо, и я забеспокоился, как она себя чувствует после сногсшибательной новости, что ее муженек, оказывается, просто забыл об их браке. Но потом Мэдди позвонила Линде: она хотела встретиться со мной за чашечкой кофе, чтобы «серьезно поговорить».
– Вот, это же почти свидание! – Я преисполнился оптимизма.
– Хм, не думаю, Воган. Кажется, она хочет поговорить о том, что вам теперь делать.
– Нет уж, я прекрасно слышал, как вы разговаривали. Просто двое взрослых людей встречаются для обсуждения очень сложной ситуации.
Через пару минут я выскочил из своей комнаты:
– Как думаешь, эта рубашка не слишком яркая? Может, лучше вот эту?
– Все равно, Воган, обе хороши.
– А туфли подойдут? Чересчур официально?
Я перерыл свою одежду, но Мэдди уже видела меня во всем этом. А рубашки Гэри выглядели так, словно их стирали с нарушением инструкции либо не стирали вообще.
– Я успею сбегать купить что-нибудь из одежды?
– Воган, твои наряды ровно ничего не значат. Просто будь собой.
– Легко сказать. «Собой» – это кем именно, интересно?Я пришел в кафе неприлично рано, устроился за столиком на террасе, чтобы видеть, как она подойдет. Я смотрел в книгу и уже в двадцатый раз перечитывал одну и ту же строчку. Мэдди выбрала кафе в Ковент-Гарден, площадь перед ним была запружена народом, и я то и дело вздрагивал, принимая других людей за Мадлен. Наконец она появилась, я радостно вскочил навстречу, но с ее стороны – ни улыбки, ни приветственного взмаха руки. Я потянулся было чмокнуть ее в щечку, но она проигнорировала мои намерения, так что пришлось сделать вид, что наклонился просто подвинуть ей стул.
– Привет! Рад тебя видеть! Прекрасно выглядишь…
– Давай приступим к делу, – довольно холодно прервала она.
Сегодня она сменила прическу и показалась мне уже не ослепительно рыжей, а скорее рыжеволосой блондинкой. Она заказала двойной эспрессо.
– О, двойной эспрессо! В точности как я! – обрадовался я, полагая, что близость вкусов все-таки что-то означает.
– Ничего подобного, ты всегда заказываешь капучино.
Она знала меня настолько хорошо, что практически лишила шансов удивить ее.
– Впрочем, неважно. Послушай, я встречалась с адвокатом и думаю, хорошо, что финальное слушание дела отложили.
– Чудесно! – Я изо всех сил постарался не скривиться, попробовав свой крепчайший кофе.
– Да, он сказал, что если бы заседание состоялось, а потом выяснили, что ты был не совсем здоров, то развод могли признать недействительным. Гораздо лучше разводиться, если уверен, что результат невозможно обжаловать.
– А… – вздохнул я. – В этом смысле.
Неподалеку от нас уличный актер то ли жонглировал, то ли балансировал на уницикле, то ли совмещал оба действия, а его самоуверенные комментарии периодически прерывались аплодисментами.
– Понимаешь, я рассказала ему о твоей амнезии, и он сказал, что ты должен предоставить медицинское заключение, что вполне вменяем и способен отвечать за свои поступки. Не хочешь записать?
– Нет, спасибо, я запомню.
– Поэтому тебе как можно скорее следует обратиться к психиатру или неврологу, или кто там выдает такие справки, чтобы мы могли закончить с разводом.
Крошечная надежда на то, что она, быть может, пытается наладить со мной отношения, была раздавлена в лепешку. Нам оставалось только сидеть здесь на террасе, а здоровенные обогреватели, расставленные между столов, тщетно пытались вернуть лето в этот мир, где температура стремительно падала.
– Ты уже был у психиатра?
– Я не сумасшедший. Почему все решили, что мне нужен психиатр?
– Ну, например, ты предложил нам начать сначала. Это полный бред, не находишь?
Очередной взрыв аплодисментов с другого конца площади. Если бы она только захотела узнать меня поближе, она бы увидела, какой я искренний и внимательный. Она бы забыла все гадости, что нашептывал ей адвокат, и убедилась, что я именно тот мужчина, который ей нужен.
– Как дети? – Я действительно хотел знать о них, но вместе с тем и напомнить ей, что нас многое связывает.
Читать бесплатно другие книги:
