Мужчина, который забыл свою жену О`Фаррелл Джон
Спустя несколько часов, усаживаясь в актовом зале школы, где учились мои дети, я на всякий случай занял соседнее кресло, хотя не был уверен, что оно понадобится. Джейми и Дилли участвовали в школьной постановке «Тихоокеанской истории», и сразу из Британской библиотеки я помчался сюда. Я написал Мэдди, что оставил ей билеты у входа и что она не обязана встречаться потом со своим бывшим мужем, если не хочет. Волнение детей на сцене не шло ни в какое сравнение с переживаниями одного из взрослых, наблюдающих за ними из зала.
Оркестр грянул увертюру. Бедняга Джейми, кажется, сильно сожалел, что его гитара недостаточно велика, чтобы можно было за ней спрятаться. Все родители смотрели прямо на сцену, и только я то и дело крутил головой. Но скоро выход Дилли, и я постарался сосредоточиться на одном из самых знаменитых номеров мюзикла. Именно в этот момент знакомая фигура скользнула на соседнее кресло и я услышал шепот Мэдди: «Привет».
Я возликовал. Моя удивительная жена не могла выбрать более подходящего момента, чем хор «Нет ничего лучше женщины». Радостное восклицание «Мэдди!» прозвучало так громко, что несколько разгневанных родителей обернулись в нашу сторону. Джейми улыбнулся, заметив маму рядом с папой, но тут же взял себя в руки и вернулся в образ.
– Дилли пока не было, – шепнул я.
Весь первый акт она молчала, из-за этого я нервничал и почти не слышал ни «Чарующего вечера», ни «Оптимиста». Публике Южного Лондона была особенно близка тема расовой дискриминации в музыкальном изложении; отовсюду доносились возмущенные охи и ахи, когда со сцены звучало слово «мулат».
Когда девочка, исполнявшая роль Эмили, пела «Юная, как весна», я наклонился к Мэдди и прошептал:
– А я разговаривал с твоим отцом.
– Знаю, он звонил мне сразу после вашей встречи, – отозвалась она.
– Как замечательно, правда?
– Замечательно? И что в этом замечательного? Кстати, спасибо за субботнюю вечеринку, было очень мило.
– Тсс! – грозно прошипела учительница, сидевшая впереди.
Супругам очень важно иметь возможность общаться друг с другом, уверял я себя, но окружающий мир, похоже, не собирался нам помогать. Я пытался объяснить Мэдди, какой огромный положительный смысл несет в себе открытие ее отца, но всякий раз, как я слегка повышал голос, нас пронзали возмущенные взгляды.
– Это же отличная новость. Я, оказывается, все просто выдумал, на самом деле ничего не было…
– Не могли бы вы прекратить разговаривать! – раздался злобный шепот за нашими спинами.
Номер закончился, зрители бурно аплодировали, и Мэдди жестом предложила мне выйти из зала. Как раз вовремя, чтобы появившаяся на сцене Дилли успела заметить, как ее родители пробираются между рядами к выходу.
Мы стояли в школьном коридоре, рядом с доской почета, озаглавленной «Кто меня вдохновляет?». И я попытался выяснить, почему Мэдди по-прежнему так холодна со мной.
– Послушай, я помню, что Иоланда работала в нашей школе, вот и все. Едва ли я вообще был с ней знаком. Не понимаю, почему ты не радуешься. Я не спал с учительницей французского!
Девочки-подростки в туземных юбочках пробежали мимо, покосившись на меня с подозрением. Я хотел было обнять Мэдди, но она остановила меня, заявив обвиняющим тоном:
– Тогда почему ты вообразил, что у тебя роман с этой женщиной?
– Понятия не имею – спроси у невролога! Но ты же не собираешься преследовать меня только за то, что я вообразил, будто занимался сексом с другой женщиной? Да каждый мужчина в этом мире…
– Мне наплевать, с кем ты занимаешься сексом в своем воображении.
– Здрасьте, миссис Воган. – По коридору пробежал приятель Джейми, в костюме матроса.
– Привет, Дэнни. Первый вопрос – тебе померещился секс с Иоландой, потому что ты за ней ухлестывал?
– Здравствуйте, миссис Воган!
– Привет, Эйд. Ну же, отвечай!
– Я?! Никогда!
– Правда?
– Это нечестно. Я только что выяснил, что невиновен, но мой мозг издевается надо мной, а ты терзаешь меня за преступление, которого я не совершал.
– Но тебе нравилась учительница французского по имени Иоланда?
– Ну конечно, мне нравилась Иоланда. Как и всем остальным – она красотка.
– Благодарю.
– Но как мило – мое подсознание полагает, что обворожительное юное существо Иоланда может связаться с таким старым пердуном, как я! Это же просто смешно! Как я мог быть настолько наивен, чтобы поверить собственному мозгу?
Двери зала распахнулись, и публика хлынула в направлении школьной столовой, где предлагали напитки и разваливающиеся кексы. Мы с Мэдди присоединились к остальным, стыдливо отводя взгляды всякий раз, когда нас поздравляли с великолепным выступлением Дилли.
– Потрясающий спектакль, – издалека прокричала Мэдди преподавателю музыки.
– Так ты вернешься домой? – не отставал я. – Мы опять станем нормальной семьей?
– И костюмы тоже! Представляю, сколько труда вы вложили.
– Мэдди, пойдем сегодня домой. Дети соскучились по тебе. И я соскучился.
– Хочешь апельсинового лимонада?
– Да не хочу я этого чертова апельсинового лимонада. Ты согласилась дать нашим отношениям второй шанс, мы устроили из этого грандиозное представление, все шло нормально, пока я, в попытке быть честным, не признался в неком проступке. Тебе достался лучший вариант: я не изменял, но теперь ты знаешь, что я обязательно признаюсь, если это произойдет.
– Все не так просто.
– Нет, все очень просто. Ты ушла, потому что у меня якобы был роман. Выяснилось, что никакого романа не было. По этой причине ты спокойно можешь вернуться.
– Дилли была просто великолепна! Вы должны гордиться ею, – сообщила учительница, которую я не смог узнать.
– Ой, да, она так любит выступать. Благодарю вас!
– А Джейми прямо настоящий музыкант! Чудесный вечер с семейством Воган!
– Давай все-таки разберемся…
– Великий мюзикл, да? – Мэдди пользовалась тем, что учительница все не уходила. – А какие песни!
– Кстати, Мэдди, какой номер тебе больше всего нравится? – поинтересовался я. – «Я намерена выбросить этого мужчину из головы» или «Я влюблена в чудесного парня»?
Учительница деликатно топталась рядом, дожидаясь ответа на этот занимательный вопрос.
– Я полагаю, что лучшая песня еще впереди. «Впредь будешь внимательнее».
– Отличный ответ! – прокомментировала училка.
К нам то и дело подходили неведомые мне семейные пары, и до начала второго акта нормально поговорить так и не удалось. Мы вернулись в зал, но Мадлен упорно отказывалась обсуждать наше будущее семейное счастье. Лишь когда зазвучали аплодисменты, я получил свой шанс.
– Ты сказала, что первый вопрос – ухаживал ли я за Иоландой. А каков второй?
Пришлось дожидаться, пока не закончится следующая песня.
– С чего вдруг твое сознание сформировало ложную память? – выдала она наконец, перекрикивая одобрительный свист и аплодисменты.
И вновь пришлось ждать паузы, чтобы ответить. Но зато у меня появилось время корректно сформулировать фразу. Я проанализировал вопрос, выбрал лучший из возможных вариантов ответов и сразил жену своим красноречием:
– Не знаю.
– Потому что в глубине души ты не хочешь иметь обязательств. Твой мозг изобретает причины, чтобы не быть со мной, потому что ты этого не хочешь.
– Но…
Она прижала палец к губам. Пока пели «Это был не я», мне хотелось кричать от несправедливости происходящего. Память вела себя, как мышца, сведенная судорогой: полностью вышла из-под контроля, действовала независимо от меня, уничтожала файлы, создавала новые, а я должен был смириться с тем, как она разрушает мое прошлое и будущее.
– Но я хочу быть с тобой. И об этом мой мозг тоже знает. Я хочу быть с тобой – в болезни и здравии. Вспомни наши свадебные обеты.
– Угу, вот только мы разведены…
На сцене вновь появилась Дилли, и мы оба принялись изо всех сил вытягивать шеи, чтобы она заметила нас в зале. Мы громко хлопали, а я еще вдобавок свистел и кричал, пока не понял, что упустил возможность ответить на последний убийственный аргумент Мэдди.
Очередной шанс перекинуться словом выпал ближе к концу представления. Гремели овации, занавес поднимали несколько раз, а мы бешено махали своим детям, попутно решая, останутся ли их родители вместе.
– Не знаю, что и думать, – вздохнула Мэдди. – Вроде мы обо всем договорились, и вдруг ты выкидываешь очередной фокус.
– Не надо меня обвинять, у меня неврологическое заболевание.
– У тебя психическое заболевание. И твоя психика не желает жить со мной. Рано или поздно это проявится, а я не хочу проходить через этот кошмар еще раз.
– Как несправедливо. – Я перестал хлопать и посмотрел на Мэдди. – Я хочу, чтобы ты вернулась. Пожалуйста, поверь мне, а не лживому взломанному хранилищу моей памяти. Я хочу, чтобы ты вернулась, дети хотят, чтобы ты вернулась, я не спал с другой, и теперь ты знаешь, что я не намерен ничего от тебя скрывать. Что еще я должен сделать?
– Вон Дилли машет нам – помаши в ответ!
Я помахал дочери, потом показал Джейми целых два больших пальца.
– Ох, не знаю, – покачала головой Мэдди. – Я говорила с адвокатами, еще до истории с твоей ложной памятью. По условиям развода ты должен освободить дом, а я должна позволять тебе встречаться с детьми каждые выходные. Они ждут от меня дальнейших инструкций.
– Нет, Мэдди, умоляю, одумайся. Дай нам шанс.
– Пойми, мы не можем допустить, чтобы дети пережили второй наш развод. Я пока вернусь к родителям, но буду звонить, договорились?
Вечером Дилли разрешили лечь спать позже, чем обычно, и я долго сидел рядом, как в те времена, когда она была совсем маленькой.
– Почему вы с мамой сбежали, как раз когда я вышла на сцену?
– Ты заметила, солнышко? Прости, что мы пропустили твой дебют. Это все потому, что мы никак не можем разобраться, как нам дальше жить всем вместе.
В дверях спальни возник Джейми:
– И что вы решили?
– Привет, Джейми. Пока ничего конкретного. Но мы оба будем с вами, неважно, вместе или порознь.
– Тогда можно нам взять чипсы?
– Если ты думаешь, что из-за чувства вины я позволю вам есть всякую дрянь на ночь, после того как вы уже почистили зубы… что ж, большой пакет в буфете, с луком и сыром.Утром дети ушли в школу, а я сказался больным. Я бросался на каждый телефонный звонок и, задыхаясь, отвечал страховому агенту из Бангалора, что меня не интересует его предложение. А поздно ночью я выскочил из кровати на звук подъезжающего такси, но это вернулись домой Аноним в Галстуке и его супруга. Надо бы все же узнать, как их зовут. Два дня я ждал вестей от Мэдди. Отправил ей длиннющее письмо с перечислением всех причин, по которым мы должны быть вместе, но не получил никакого ответа. Я боялся выйти из дома, и доведенный до отчаяния пес остервенело лаял перед входной дверью. Чем дольше было ее молчание, тем более пессимистичным я становился.
Ответ пришел на третий день ожидания. Через щель почтового ящика влетел конверт. Я готов был к самому худшему. Официальное письмо от ее адвоката: предписание освободить дом и соблюдать условия развода.
Я растерянно оглядывал прихожую. Пальто Мадлен так и висело на вешалке, обувь Джейми и Дилли стояла рядом с мамиными туфлями. Черно-белые фотографии детей наверху: Джейми с сестренкой в ее первый школьный день, держа за руку, брат выводит Дилли за калитку; оба, уже чуть постарше, на пляже, такие мокрые и соленые; Мэдди держит на руках обоих, еще совсем крошек, и смеется в объектив, словно не веря, что у нее и вправду уже двое детей. Какой нелепый оптимизм. Я припомнил, как мы уже вместе с Мэдди смеялись, катаясь на лодке по Серпентайн; как Мэдди баюкала малышей; как она махала мне из окна поезда, возвращаясь с каникул, а я ждал ее на станции.
Я никак не мог решить, где же лучше вскрыть эту эмоциональную бомбу. Прошел в кухню, но понял, что здесь читать не хочу Побрел было в гостиную, потом опять в прихожую. Поднес конверт к свету, но тот был слишком плотным – не разглядеть, что внутри. И наконец, решительным жестом распечатал, встречая свою судьбу.
Никакого письма от адвоката в конверте не оказалось. Только потертая зеленая открытка, на которой мультяшный лепрекон желает «Добрейшего всем утречка!».Глава 25
– Красавица, само совершенство! – Не знаю, кому именно был адресован комплимент – новорожденной или Мэдди. – Хочешь подержать ее, Воган? – предложила Линда, и Мадлен, ностальгически улыбаясь, передала мне младенца.
Гэри и Линда с гордостью наблюдали за процессом.
– Можно я сфоткаю ее на свой телефон? – попросила Дилли.
– А ты не хочешь сделать снимок, Джейми? – Я заметил, что сын тоже занят мобильником.
– Чего?
– Хочешь сфотографировать малышку Линды и Гэри?
– Не сейчас, я уровень вот-вот пройду.
Линда решила рожать естественным путем, что Гэри воспринял как сигнал к исполнению роли папаши 1950-х годов и просидел весь вечер в пабе. Он едва успел к финалу, после звонка раздраженной акушерки, которая, по словам Гэри, постоянно придиралась к нему по пустякам. «Немедленно выбросьте сигарету! – рявкнула она. – Это же больница!» «Это не сигарета, это косячок. Ну, если только по такому случаю…»
Но, как ни удивительно, вот он, младенец. И Мэдди восторгается чудом новой жизни.
– Разве не поразительно, Джейми? Совершенно новый человек, который увидит мир совсем по-новому…
– Есть! – выкрикнул Джейми, не отрываясь от экрана. – Прошел!
Я чувствовал странное родство с этим новорожденным существом. И Мэдди улыбалась, глядя, как малышка таращится на меня. Я брякнул наугад, что у нее мамины глазки и папин подбородок, хотя, конечно, какое уж там сходство у этой помятой красной мордашки с родительскими физиономиями, но вроде принято говорить подобные глупости, поэтому никто не стал со мной спорить.
– Вспоминаешь, как впервые держал на руках наших? – спросила Мэдди.
– О да, никогда не забуду, как…
– Опять… – простонал Джейми, не прерывая игры.
Линда забрала малышку, приложила к груди, и я, следуя заведенному этикету, многозначительно спросил Гэри, намерен ли он вставать по ночам и кормить ребенка из бутылочки.
– Зависит от того, хватит ли у Линды молока. Мы не хотим пользоваться смесями, грудное молоко – лучшее, что может получить Дитя.
Ого, Дитя. Значит, его тоже проняло. А когда симпатичная молоденькая медсестра заглянула проверить, как дела у Линды, взгляд Гэри ни на секунду не оторвался от жены с ребенком.
– Можно я возьму Дитя? – попросил он.
– Ребенка, – буркнул Джейми.
– Ой, мы же принесли вам подарок, – вспомнил я.
– Не стоило беспокоиться…
– Сначала мы хотели, чтобы ее именем назвали вновь открытую звезду, но оказалось, что это слишком дорогое удовольствие.
– Но можно попробовать наоборот и назвать малютку, к примеру, Бета J153259-1.
Линда отрицательно покачала головой, будто и впрямь рассматривала возможность такого имени. Гэри разорвал упаковку и вытащил специально для них изготовленное генеалогическое древо, с фотографиями родителей малышки, дедушек и бабушек и пустым окошечком в самом низу, для ее собственного портрета.
– Ух ты – только взгляни! Какой чудесный подарок!
– Ну, после всего, что вы для нас сделали за последний год…
– Да ладно, фигня. Прости, я хотел сказать, э-э, не стоит благодарности… Гляди-ка – мой прапрадедушка тоже был веб-дизайнером!
– Правда? – изумилась Линда.
– Конечно, нет – тут написано, что он был торговцем полотном. Откуда только они все это узнали?
– Все записано в архивах.
– Или они все выдумали, понадеявшись, что вы все равно не станете проверять! – пошутила Мэдди, а я подумал, что такой вариант вполне возможен.
– Это, разумеется, подарок для всей семьи, – уточнил я. – Ведь история – очень важно. Откуда мы, что было раньше… понимаете, чтобы понять, кто мы такие.
– Смотри-ка, вот какой ты был в колледже! – ткнула пальцем в фотографию Линда. – А что это за блондинка к тебе прилипла?
– Все фотографии легко заменяются, – поспешила добавить Мэдди.
Мы оставили Гэри и Линду на пороге разочаровывающего открытия, что никто из предков ребенка не плыл на «Титанике» и не был повешен за конокрадство, и отправились домой.
После возвращения Мэдди семейная жизнь быстро вошла в привычную колею. Детей немного раздражало, что родители откровенно старались быть предельно внимательными друг к другу, и кричали «Идите к себе!» всякий раз, как мы начинали обниматься. Но на самом деле они радовались, что и папа и мама всегда рядом – напоминают им, что пора выключать компьютер и заниматься уроками, заставляют прибираться в комнате и мыть посуду, и гулять с собакой, и класть одежду в корзину для грязного белья. Но мы с Мадлен воссоединились не только ради детей. По словам Мэдди, она поняла, что я «свет ее жизни». Я умилился романтическому определению, но тут она добавила: «Хотя, конечно, свет этот все время моргает, и предохранители надо менять, и лампочек хватает только на пять минут, но я не хотела бы связываться с установкой новой системы». Она, вероятно, хотела сказать, что взаимоотношения развиваются, в браке бывают отливы и приливы, и вы должны постоянно работать над отношениями, корректировать свои надежды и ожидания и никогда не воспринимать друг друга как нечто самой собой разумеющееся. И если вы изредка пытаетесь смотреть на мир глазами партнера и не забываете дарить ей открытки к годовщине развода, все будет хорошо.
Несмотря на внешне спокойное поведение детей, я все же волновался, как на них повлиял наш конфликт. Во всех книжках по психологии и руководствах для родителей говорится, что дети всегда винят себя в разводе родителей. Вот Елизавета I на все попытки придворных утешить ее отвечала: «Уверена, будь я мальчиком, папа никогда не отрубил бы маме голову». Я беспокоился, как Джейми отреагирует на наше примирение. У меня не выходили из головы его вспышка в бассейне и злобный взгляд в мою сторону, когда его мать рыдала на ироническом семейном торжестве.
Я придумал, как можно поговорить по-мужски с моим полумальчиком-полумужчиной, – мы вместе пошли выгуливать Вуди.
– Такого безобразия больше не повторится, – объявил я, но получилось похоже на извинения.
– Ты не можешь обещать, – охладил он мой пыл, словно мудрый родитель.
– Зато могу обещать, что я изменился.
– Посмотрим. – Именно так говорят взрослые, когда не хотят спорить.
Мы помолчали, и я уже начал переживать, что сын никогда не простит мне травмы, которую я нанес ему в решающий подростковый период. Но тут ни с того ни с сего он выдал:
– По крайней мере, здесь больше не будет этого говнюка Ральфа.
– Джейми! Не смей произносить такие слова в присутствии отца.
– Какие, «Ральф»?
– Совершенно верно…
Вдали урчала газонокосилка, аромат свеже-скошенной травы мешался с легким дымком от первых летних барбекю. Потом показались Мэдди и Дилли на велосипедах; дочь запыхалась и раскраснелась, догоняя нас.
– Мы подумали, а не пойти ли нам всем вместе туда, под навес, поесть мороженого?
– Отличная идея! Возьмите мне кофе, – крикнул я вслед нашим велосипедисткам, а пес увязался за ними.
– Не хочу мороженого. Можно мне деньгами? – тут же заныл Джейми, не желая проникаться серьезностью момента.
Идеальная картинка – семейство сидит на террасе кафе в лондонском парке, дети таскают шоколадную пенку из кофейных чашек родителей, пробуют мороженое друг у друга. Я болтал и смеялся вместе со всеми, но будто наблюдал за сценой со стороны, подобно тайному антропологу В каком блаженном неведении относительно ценности этого момента пребывает вся семья; как хрупко и почти неосязаемо человеческое счастье. А ведь возможно, именно здесь и сейчас – лучший момент их жизни. Словно из далекого будущего я оглядывался на сегодняшний день и понимал, что так оно и есть.
Мэдди, такая красивая и добросердечная, морщинки на лице от сорока лет улыбок людям. Джейми, тихий и важный, благоразумно и здраво рассуждающий. Дилли, исполненная энтузиазма и веры в добро; она готова сочувствовать каждому встречному и даже пса, выклянчивающего подачку, урезонивает так ласково и нежно, что тот расценивает это как приглашение взгромоздиться к ней на колени и лизнуть в нос. И я, по центру, фиксирующий в памяти сцену, прозревший и принявший собственную важную роль в своей семье; осознавший наконец, что являюсь одной из главных деталей, скрепляющих этот хрупкий самодельный механизм. Я чувствовал себя новорожденным отцом, евангелическим семьянином, готовым стучаться в двери воскресным утром и предлагать людям поклоняться их супругам: «За то, что, э-э, ваша жена произвела на свет новую жизнь, а вы дали ему имя Уэйн».
Впрочем, может, я просто отвлекся, потому что Дилли болтала без умолку, а я уже научился, как остальные члены семьи, отфильтровывать ее трескотню.
– Пап-можно-я-поменяю-телефон-на-Блэк-берри-потому-что-ой-у-меня-мороженое-кончилось-но-это-совершенно-бесплатно-и-можно-даже-сэкономить-ой! – посмотрите-на-Вуди-какой-милый-и-клевая-рубашка-кстати-а-что-подарить-бабушке-ко-дню-рождения-а-сегодня-вечером- «Как-я-встретил-твою-мать»- можно-посмотреть-и-записать-чтобы-потом-еще-посмотреть-но-Блэкбери-Керв-не-то-же-самое-что-Блэкбери-Болд-900-который-для-бизнесменов…
Джейми с нежностью улыбнулся сестре и только заметил:
– До Рождества не рассчитывай, но таймер ты уже завела.
Мэдди рассказала мне кое-что о нашем тихом философичном сыне. В тот мучительный «очистительный» период, когда Мэдди жила у своих родителей в Беркшире, она однажды открыла дверь и увидела на пороге Джейми, в школьной форме. Ему пришлось целый час ехать на электричке, а потом еще около часа идти пешком. Мэдди был потрясена и обрадована, когда сын внезапно объявился в доме дедушки с бабушкой, сжимая в руках шоколадку с апельсиновыми цукатами для своей мамы. И то время, что ему полагалось провести на дополнительных по математике, он сидел с матерью на лавочке в саду, уплетая вместе с ней шоколад.
– Короче, мы тут с Дилли поговорили…
– Вы с Дилли ?
– Ну да. Я уговорил ее заплатить за билет на электричку, – пояснил он с набитым ртом. «Съесть шоколадку вместе» означало, что Мэдди досталось два или три кубика, а ему – все остальное. – В общем, мы подумали, что ты должна знать… что бы ты ни решила, делай так, как хочешь ты, а не, как думаешь, хочется нам. Потому что чего ты хочешь, того и мы хотим.
Мэдди говорит, она тогда в первый раз заметила, что у него ломается голос.
– Нет, так не пойдет, – ответила она. – Потому что я хочу того, чего хотите вы, и, значит, мы зашли в тупик! – И поцеловала сына в макушку, чтобы он не видел ее слез.
Позже я заметил, что Мэдди хранит в своей тумбочке обертку от этой шоколадки. Всякий раз, натыкаясь на нее, я испытываю гордость за своего сына, которой, правда, предшествует мимолетная досада, что мне опять досталась лишь пустая обертка.На следующий день после того, как Гэри официально стал отцом, я пригласил старого друга отпраздновать это событие бутылочкой пива или, как в моем случае, минеральной воды. Гэри занял последний свободный столик, в опасной близости от мишени для дартса, где отскочившие от доски дротики запросто могли пригвоздить нас к месту.
– Ну, за прибавление.
– За это я, пожалуй, выпью…
– Надо же, девочка! Теперь в твоем доме целых два существа, которых ты не в состоянии понять.
– Кстати, как поживает Мэдди? – отважился спросить Гэри, глядя на воткнувшийся рядом с его ногой дротик.
– Отлично! Конечно, пока рано делать выводы. Но мы оба стараемся и, думаю, по-настоящему счастливы.
– Это хорошо. – Он отхлебнул из кружки. – Выходит, она так и не догадалась, что ее папаша выдумал всю эту чушь про ложную память?
– Что-о-о?! – Челюсть у меня так и отвалилась от столь чудовищного предположения.
– Вот только передо мной не надо! – Гэри не скрывал отвращения. – Мы оба знаем, что ты трахал эту француженку. Помню, как ты хвастался мне. Да уж, он постарался, старина Рон, с этой кучей фальшивых ксерокопий и выдуманными психиатрами. Трогательно, что он зашел так далеко, лишь бы соединить вас…
Очередной дротик чудом не задел меня.
– Ты хочешь сказать… Так я все-таки…
Меня затошнило. Все вернулось на круги своя?
Должен ли я рассказать ей или жизнь во лжи – единственный возможный выход? К счастью, мне так и не пришлось выбирать, ибо мгновением позже Гэри дико заржал, расплескавая пиво.
– За двадцать лет ты ничуть не изменился! Как был доверчивым лопухом, когда мы познакомились, так и остался лопухом! Ох, видел бы ты свою рожу!
Я сумел выдавить естественную улыбку, используя мимические мышцы, предназначенные для грубой брани. Молодые игроки в дартс уступили место старикану в очках с толстенными стеклами, и мы сочли за благо переместиться к стойке.Наутро в школе я слегка отклонился от программы и расписания, затеяв философскую дискуссию на последнем уроке в одиннадцатом классе.
– Итак, история, которую мы изучали весь год, – подлинная история, по вашему мнению?
– Ну да, потому что иначе это не история.
– Но кто сказал, что это правда?
– Правда, потому что так оно и было.
– Или это «правда», потому что все думают, что так оно и было? Письмо Таники в газету о подлинных обстоятельствах гибели ее отца и большая статья, рожденная этим письмом, – это ведь изменило официальную историю, разве нет, Таника?
– Верно, а еще мы собираемся посадить дерево и поставить табличку внизу. Вы придете, сэр?
– Почту за честь.
Полгода назад подобный диалог вызвал бы свист в классе и язвительные насмешки, мол, Таника втюрилась в Ершика-Вогана, но, похоже, сейчас все это осталось позади.
– Видите ли, это вопрос восприятия. Если дерево в лесу падает, но никто не слышит его падения, был ли звук?
Пауза, во время которой класс напряженно обдумывал проблему.
– А что, дерево Таники уже рухнуло?
– Нет, Дин. Попробуй поразмыслить. Вопрос в том, действительно ли то или иное событие происходит, или оно происходит, потому что мы воспринимаем происходящее?
– Может, ей поставить что-нибудь вроде заборчика вокруг?
– Иногда нам кажется, что мы помним о чем-то, но на самом деле просто придумали это, потому что ложные воспоминания нам приятнее. То же касается истории…
– Не, – перебил Дин, – в истории я никогда ничего не помню.
– Сознательно или подсознательно мы все искажаем происходящее с нами, в зависимости от собственной точки зрения. Правительства, страны и отдельные люди.
– Как – даже Википедия?
– Даже, как ни невероятно это прозвучит, Википедия.
– То есть все, чему вы нас учили, может оказаться большой кучей дерьма?
– Я не стал бы формулировать столь категорично. Хочу лишь сказать, что история – это не то, что в действительности случилось. История – это… старая добрая байка.Вечером мы с Мэдди сидели на своей крошечной терраске. Медленно смеркалось. Мы прогнали детей от телевизора, запретив им в сотый раз смотреть «Друзей», и они теперь смотрели «Ошибки Друзей» в YouTube. Сад был весь в цвету, причем каждый цветок разломан надвое благодаря футбольному мячу Джейми; газон приобрел идеальный вид – ровного коричневого цвета, поскольку дети и пес совместными усилиями вытоптали все до единой травинки. Зеленые попугайчики с истеричными криками носились над крышами – видимо, никак не могли взять в толк, каким образом они очутились в Южном Лондоне.
– Линда с маленькой сегодня возвращаются домой.
– Ух ты! Не представляю, как их семья выдержит грядущие трудности.
– Уверена, они прекрасно справятся, – успокоила Мэдди. – У Гэри наверняка есть для этого дела специальное приложение на айфоне.
– Ха! Мне бы тоже не помешала такая штука. GPS-навигатор, чтобы определить, куда меня занесло в этой жизни…
– Думаю, секрет в том, чтобы найти, что делает тебя по-настоящему счастливым. А потом пить это в умеренных дозах каждый вечер. – Она отхлебнула из бокала и расслабилась, демонстрируя эффект.
– Надо будет рассказать одиннадцатому классу.
– Тебе, кажется, в последнее время очень нравится твоя работа.
– Ага, а сегодня у нас была крайне интересная дискуссия. О природе истории. Довольно экзистенциально получилось, кстати. Они хотят быть уверены в том, что происходило в действительности.
– М-м, полагаю, ты не лучший эксперт в этой области.
– Справедливо. Но, полностью утратив прошлое, понимаешь, как устроен этот механизм. Целые страны затевают войны из-за искажения истории; супружеские пары разводятся, потому что накопилась горечь обид за поступки, которые происходили вовсе не так, как они их запомнили.
– Что это, предложение Вогана для решения проблемы разводов? Хроническая амнезия, чтобы, просыпаясь, не узнавать того, кто рядом с тобой в постели?
– Ну, для этого амнезия не обязательна. Достаточно веб-сайта свингеров. Нет, я просто хочу сказать, что у тебя есть твоя версия прошлого, а я теперь обрел свою, и мы должны уважать различия.
– Ты, наверное, не вспомнил, что обещал мне гладить белье до конца дней…
– Странно, но этот фрагмент пока не восстановился. Но зато у меня есть очень яркое воспоминание, как мы договорились, что всякий раз, когда моя очередь готовить, я буду заказывать карри с доставкой.
– Нет, это определенно ложная память.
– Проклятие!
– Кхорму с цыпленком, пожалуйста.
Читать бесплатно другие книги:
