Скандальная графиня Беверли Джо
– Еще как сбежала! Бенем, конечно, бесчувственная скотина, но богат. Как теперь бедняжке удастся выжить? Возможно, с милым рай и в шалаше, однако…
– Сомневаюсь, чтобы в шалаше мог воцариться рай, – отрезала Джорджия. – В нищете любовь зачахнет.
Воротилась Джейн и поставила на столик поднос с чаем. Спешно поблагодарив горничную, Джорджия услала ее прочь – прежде чем Бэбз успела сболтнуть еще что-нибудь ужасное. Однако Бэбз откусила кусочек кекса и невозмутимо спросила:
– А что стряслось с Элоизой Кардус?
Джорджия рассказала все, что знала.
– Ее следует заставить публично сознаться в обмане.
– Но в чем тут обман? Она ведь сможет рассказать о том, что вызвало ее негодование, и лишь возбудит болезненный интерес к проклятому письму.
– Увы, это правда. И все-таки, кто сфабриковал письмо? Это все равно что вложить в руки Элоизы заряженный пистолет, совершенно не заботясь о том, в кого попадет пуля.
– Не соглашусь. Очевидно, что пуля предназначалась именно мне.
– Поражаюсь твоему спокойствию, дорогая.
– У меня нет выбора, Бэбз. Мне остается лишь вести себя так, словно ровным счетом ничего не произошло, и уповать, что со временем в свете в это поверят.
Бэбз призадумалась. И тотчас просияла:
– А ты уже слышала про маскарад?
– Маскарад? – Джорджия втайне обрадовалась, что можно сменить тему. – В Воксхолле или в Рейнлеге?
– В Карлайл-Хаусе. Виги уполномочили мадам Корнильюс организовать грандиозный маскарад на тему мира, процветания и патриотизма.
– Ничего не слышала об этом.
– Это будет почти экспромт.
– И когда же он состоится?
– Всего через три дня.
– Так скоро! – Джорджия тотчас впала в панику: ведь времени подготовиться почти не было, – но тотчас вспомнила еще об одной проблеме. – А стоит ли мне быть на маскараде?
– Ну разумеется! Зачем вообще ты приехала в город? Чтобы киснуть здесь?
– Леди Мей никогда не киснет. Джейн! Ой, я ведь отпустила ее. Мы с тобой сейчас же должны начать придумывать мне костюм. Боже, всего три дня! Мы не успеем.
– Мы все успеем, дорогуша! И помни: костюмы леди Мей всегда затмевали прочие!
Раздираемая противоречивыми чувствами, Джорджия отхлебнула чаю. Может, на этот раз ей надеть что-нибудь уж вовсе спокойное?
– А кем ты будешь, Бэбз?
– Снова буду Нелл Гвин[6]. Люблю эту роль!
– Какое отношение имеет она к миру, процветанию и патриотизму?
Бэбз заморгала:
– Ну, она была жизнерадостна, щедра, преданно служила королю.
Джоржия расхохоталась:
– Хороша же была у нее служба!
– А кем собираешься быть ты?
– Наверное, богиней мира.
– Ой, не надо больше костюмов богини! – всерьез забеспокоилась Бэбз.
– Ничего подобного не будет. Думаешь, я сошла с ума? Я думала про обычное, классическое платье, спокойное и скрывающее все, что только можно. Кстати, как звали богиню мира?
– Ох, не уверена, что такая вообще была.
– Что, возможно, и объясняет все скорби мира.
– Может, не надо богини, а? – жалобно спросила Бэбз. – Может, Британия тебя устроит?
– Кажется, моделью для этой статуи послужила еще одна любовница короля Карла… Нет, это чересчур рискованно.
– Тогда можешь одеться какой-нибудь святой.
– И меня тотчас назовут паписткой!
– Тогда доброй королевой Бесс?
– Королевой-девственницей? Ну, это уже сущая наглость, к тому же этих девственных королев на маскараде будет не менее десятка. Насколько же проще будет мужчинам. Наверняка напялят тоги, сохранившиеся со времен Пира олимпийцев!
Бэбз усмехнулась:
– Неужели Эйтон вновь предстанет в образе скромного пастушка? Впрочем, у него прелестные ноги. А ты могла бы накинуть овечью шкуру и стать одной из его питомиц. Тоже, в общем, символ мира.
– О, Бэбз, ты искушаешь меня!
– Однако помни: теперь он женат!
– Да помню я. Ах!
– Что, у тебя появилась идея? Говори скорее!
– Нет, это секрет. – Джорджия покачала головой. – Тысяча извинений, милая, но нам придется расстаться. Сейчас кликну Джейн, и мы с ней отправимся к моей модистке. Нельзя терять ни минуты драгоценного времени!
– Почему ты не можешь взять меня с собой? – жалобно спросила Бэбз.
– Потому что я хочу сохранить эту тайну вплоть до самого маскарада. – Джорджия сердечно обняла подругу: – Что ж, маскарад у Корнильюсов на тему мира… Надеюсь, это станет добрым предзнаменованием!
В отведенной комнате Дрессер тотчас принялся просматривать деловые бумаги. Сейди не только жил не по средствам, но и совершенно забросил управление поместьем. Всем сердцем любя городское житье, он перевел дела в одну из лондонских фирм, и теперь Дрессер намеревался перевести их назад, в Девон. Ему предстояло подготовить множество вопросов для адвокатов Лакома, Брея и Пью, поскольку вполне передоверить им дело он опасался.
Он ожидал, что Джорджия уведомит его касательно их планов на сегодняшний день, однако прошел уже целый час. Тогда он сам спустился и спросил лакея:
– Леди Мейберри уехала?
– Да, ваша светлость. Миледи очень спешила. – Дрессер взволновался было, однако лакей тотчас внес ясность: – Она просила передать, что ей срочно нужно к модистке и что она непременно вернется к обеду.
К модистке. Собственно, чему он так удивляется? Леди Мей вернулась в Лондон, и первая ее мысль, естественно, о новых нарядах. Ему следовало бы свято помнить, кто она такая, вместо того чтобы фантазировать, как уютно ей будет в его захудалом поместье.
Он поблагодарил лакея, борясь с искушением задержаться в надежде, что Джорджия вскоре вернется. Однако он понимал, что ему следовало, не теряя времени, сделать все от него зависящее, чтобы восстановить реноме графини. Чтобы она смогла спокойно обвенчаться с каким-нибудь герцогом.
Дрессер зашел к себе в комнату, взял перчатки и шляпу, обдумывая свои планы на день. Он уже успел написать сэру Гарри Шелдону и получил ответ, что его нет в городе. Следовало как можно скорее найти еще того, кто знал почерк Ванса, но без посторонней помощи это было весьма затруднительно. Надлежало отыскать умельца, который сфабриковал подделку, но в делах такого рода он мало смыслил, так что поиск преступника затруднялся. Он начинал уже думать, что опрометчиво пообещал помощь леди Мей.
Самое разумное, что мог он сделать, – это собрать улики. То, что он услышал в таверне, навело его на мысль, что сбор информации – важный метод. Излюбленные джентльменами места сборищ – кофейни. Причем в каждой – своя привычная клиентура, ведь именно в кофейнях зачастую назначаются сугубо деловые встречи. На прошлой неделе из чистого любопытства он посетил кофейню Джонатана в Ковент-Гардене, где состоялся аукцион товаров из Индии.
Кофейни, где собираются торговцы или студенты, его мало интересовали. Ему нужны места, где праздные джентльмены пьют кофе и делятся светскими сплетнями. Он знал несколько таких мест.
Спустившись вниз, он увидел, что лакей услужливо распахивает двери перед элегантным джентльменом в оливково-зеленом сюртуке, полосатом жилете, белоснежных чулках и туфлях на довольно высоких каблуках.
Лорд Селлерби во всей красе.
– Лорд Селлерби с визитом к леди Мейберри, – произнес сей джентльмен, переступая порог.
Лакей впустил гостя, однако заступил ему дорогу наверх:
– Ее светлости нет дома, милорд.
Селлерби недоверчиво сощурился, словно подвергая сомнению слова лакея, но тут увидел Дрессера.
– Милорд! – Он отвесил церемонный поклон, но если бы взгляды могли ранить, Дрессер уже был бы в крови. Наверняка Селлерби прослышал про обручение.
– Милорд, – эхом откликнулся Дрессер, пересекая холл и силясь скрыть непозволительное ликование. – Искренне рад вновь видеть вас.
– Так вы уходите? Могу ли я немного проводить вас?
Дрессер предпочел бы тотчас направиться по делу, однако не видел возможности вежливо отказать, да и, похоже, Селлерби необходимо было излить желчь. И пусть лучше мишенью послужит он, нежели Джорджия. Шагая по улице, Дрессер силился приноровиться к нервной походке Селлерби.
– По нраву ли вам городские развлечения, сэр? – спросил Селлерби.
– Весьма, однако времени на развлечения досадно мало. Мое поместье настоятельно требует заботы.
– А вскоре, видимо, потребует и вашего возвращения в Девон. Полагаю, вы находите здешнее общество чересчур легкомысленным, особенно после службы на флоте.
– Отчасти, – ответил Дрессер, недоумевая, куда клонит собеседник. – Опасностей и здесь достаточно: народные волнения, увы, продолжаются, на улицах порой, мягко говоря, неспокойно.
– Увы, сэр. В прошлом году я лишился своего камердинера. Послал беднягу с поручением, всего за несколько кварталов – а потом его нашли бездыханным, с разбитым черепом…
– Прискорбно. Примите искренние соболезнования.
– И правда, камердинер был великолепный!
Дрессер в очередной раз убедился, что для Селлерби важны единственно его личные интересы. С этим можно было смириться, если бы не одно «но»: он желал заполучить Джорджию.
– Вчера вечером прошел забавный слушок, – сказал Селлерби с ухмылкой.
– Касательно чего именно? – спросил Дрессер, тщетно пытаясь придумать, как избавиться от докучливого спутника.
– Я слышал, будто… О, вас это должно позабавить, милорд! Так вот, я слышал, будто вы помышляете о помолвке с Джорджией Мейберри. Я, разумеется, этот слух тотчас опроверг.
– Как необычайно мило с вашей стороны, сэр. Впрочем, в этом не было надобности.
– Пожалуй, вы правы. Всерьез этого не воспринял никто, уверяю вас.
– Вам не приходило на ум, что, возможно, слух правдив? В конце концов, я гощу в резиденции Эрнескрофтов.
Селлерби остановился, будто споткнувшись, и искоса взглянул на Дрессера:
– Так вы остановились у… у них?
– В данных обстоятельствах это представляется вполне разумным.
– Мой дорогой Дрессер! – Селлерби, оправившись от первого потрясения, продолжил путь. – Вы новичок в городе, а учитывая ваши обстоятельства, большую часть жизни провели в море. И вас никоим образом нельзя винить в неведении касательно обычаев высшего света.
– Вы сама любезность, сэр.
– В частности, вы наверняка не представляете себе особенностей поведения леди, подобных Джорджии Мейберри, – ведь на флоте служат одни лишь мужчины!
– Вообразите, я не раз бывал на берегу, – сухо заметил Дрессер.
– Однако вряд ли вы вращались в высшем свете.
Дрессер предпочел не спорить.
– И вы, возможно, не понимаете, – продолжал Селерби, – некоторых… шуток, привычных для великосветских леди.
– Вы имеете в виду сейчас конкретно леди Мейберри?
– Она из всех дам ее круга самая… игривая, сэр. И если она соблаговолила обратить на вас внимание и даже пофлиртовала с вами слегка, то…
– И даже если поцеловала меня в парке Треттфорд-Хауса?
Селлерби вновь словно споткнулся, и ладонь его сжала золотой набалдашник щегольской трости. Дрессер внутренне изготовился к удару и даже прикинул, что внутри трости мог скрываться потайной клинок, однако Селлерби тотчас овладел собой и улыбнулся:
– Всего лишь игра, кокетство – как я и сказал. Видите, я вовсе не зря вас предупредил.
– А мне подобная игривость представляется обворожительной.
– Тут я с вами согласен, однако было бы ошибкой воспринимать такие игры всерьез.
Ну все, довольно! Надобно осадить негодяя, покуда он не начал всерьез досаждать Джорджии!
– Стало быть, граф Эрнескрофт тоже мило шутил, всерьез обсуждая со мной возможность нашего союза? А его супруга решила мило поразвлечься, пригласив меня пожить в Эрнескрофт-Хаусе?
Дрессер видел, что Селлерби вот-вот бросит ему в лицо обвинение во лжи. Но, разумеется, не сделал этого: такая выходка вполне могла оказаться поводом для дуэли, а при малейшей угрозе насилия человек его сорта в ужасе забирается под стол.
– Мой дорогой Дрессер, боюсь, что вся семейка играет с вами, словно кошка с мышкой. Хотя, убей меня Бог, не понимаю, зачем им это понадобилось. Вы их чем-то обидели? Ах да! Те самые скачки! – Селлерби злорадно хихикнул. – Эрнескрофт раздосадован проигрышем. Ну сами подумайте, дорогой Дрессер, что общего между вами и леди Мейберри? Ведь вы и встречались всего дважды. Тогда как я числюсь в ее ближайших друзьях уже не один год. У нас общие интересы, одинаковые вкусы…
– Вам такое кажется величайшей несправедливостью, правда?
– Скажем по-иному: это невероятно. Поправьте меня, если я ошибаюсь: вы унаследовали полуразрушенную усадьбу, состояние вашей семьи пущено по ветру, а иных средств к существованию вы не имеете.
– Тут спорить не стану.
– А представляете ли вы, сколько тратит Джорджия Мейберри на одно-единственное платье?
– Ну, поскольку в ее гардеробе их более чем достаточно, это не имеет значения.
– Не имеет значения? Клянусь всеми богами Олимпа, она никогда не надевает одно бальное платье дважды.
– Насколько мне известно, тот наряд, в котором она блистала на балу у сестры, был не нов.
– Но она только что сняла траурные одежды, у нее просто недостало времени, чтобы выдумать и заказать новые платья.
– Так она сама их придумывает? Что ж, это тем более достойно восхищения.
Селлерби пренебрежительно отмахнулся:
– Ну, по большей части это идеи горничной Джейн и ее сестрицы, мисс Гиффорд – модистки. Впрочем, у леди Мейберри превосходный вкус.
– Тут я с вами совершенно согласен.
– Она не выйдет за вас, – со всей прямотой заявил Селлерби. – Я всего лишь хочу уберечь вас от жестокого разочарования.
– Весьма мило с вашей стороны, сэр. Могу ли я отплатить вам той же монетой? Как только будут опровергнуты гнусные слухи, пятнающие ее имя, Джорджия, полагаю, выйдет за де Бофора.
Он объяснял очевидное в пику Селлерби, однако тот лишь криво усмехнулся:
– Полно, удастся ли ей когда-нибудь смыть с себя позорное клеймо? Если бы мог, я уже сделал бы это, Дрессер, однако опасаюсь, грязь въелась чересчур глубоко. Разумеется, она сохранит истинных друзей, но не думаю, что де Бофор окажется среди них.
– Что ж, пусть. Но у нее появится новая плеяда поклонников.
– Желающих на все закрыть глаза? Нет-нет, рано или поздно она выйдет за меня.
Какая восхитительная самоуверенность! Однако Дрессер тотчас усмотрел в словах Селлерби кое-что иное. Насмешку? Нет, скорее плохо скрытое удовлетворение.
А вдруг Селлерби намеренно запятнал репутацию Джорджии, чтобы устранить возможных соперников? А инструментом послужило письмо, всплывшее на балу у Треттфордов? Какая дикая мысль… Особенно учитывая, сколько сил приложил в свое время Селлерби, пытаясь примирить Джорджию со свекровью.
– Вы предоставили мне пищу для размышления, Селлерби. Поверьте, я искренне вам благодарен, однако сейчас мне пора.
– Что ж, тогда антракт, Дрессер? – Селлерби поклонился.
– Тем более что кое-что неумолимо проясняется. – Дрессер ответил на поклон и быстро пошел прочь, обдумывая услышанное.
Да, Селлерби принял сторону Джорджии, улаживая ее распри со свекровью, однако тогда же ему в голову могла прийти идея письма, пятнающего ее честь. Если такое письмо и впрямь существовало, в чем Дрессер сильно сомневался, Селлерби мог даже его украсть. Вернее всего, делая это, он желал защитить Джорджию, однако, увидев, что скандал постепенно затихает и вокруг нее начинают увиваться люди, подобные де Бофору, мог вспомнить об оружии, оказавшемся в его руках.
В такое непросто было поверить. Да, Селлерби – пустоголовый фат, однако он страстно желает взять Джорджию в жены. Вряд ли бы он решился ославить так будущую супругу.
И все же, все же… Он поразительно уверен в успехе своих намерений, невзирая на то что Джорджия откровенно его отвергает.
Дрессер и еще кое-что понял. Если его умозаключения верны, то Селлерби прихватил с собой на бал письмо на всякий случай – вдруг пригодится? Стало быть, он хладнокровно все обдумал. В таком случае он повторит попытку и будет упорствовать до тех самых пор, пока все не отвернутся от Скандальной графини, и тогда он беспрепятственно женится на ней. Да, этот замысел совершенно безумен, но Дрессеру приходилось видеть мужчин, одержимых страстью к женщинам и совершающих безумные поступки.
Но если это хоть в какой-то мере правда – значит, Селлерби не любит Джорджию. Он одержим желанием овладеть ею, но не более того. И, что еще хуже, он совсем ее не знает. Она скорее будет нищенствовать на улице, прося на кусок хлеба, чем выйдет замуж от отчаяния! Да, возможно, Дрессер не так уж много времени провел в ее обществе, но это знает наверняка!
Тут он обнаружил, что, задумавшись, вновь вышел к особняку Эрнескрофтов. Возможно, он сможет предупредить Джорджию. Скорее всего она еще не вернулась, что ему на руку: не придется огорошивать ее столь скоропалительными выводами. У него есть время все обдумать, и это не так уж плохо. Даже если Селлерби на самом деле такой подлец, он не нанесет очередного удара в самое ближайшее время.
Самое драгоценное, что он может сделать для нее, – это вернуть доброе имя. И Дрессер изменил свои планы. Уже не было нужды подслушивать сплетни в кофейнях. Сейчас следовало отыскать тех, кто был знаком с Чарнли Вансом, кто может знать, какого сорта этот человек. Теперь следовало начинать охоту на любителей азартных игр, и Дрессер решительно направился к таверне «Беломордая Кляча».
Глава 19
Он уже не раз заглядывал сюда – в заведении частенько собирались любители скачек и был шанс встретить знакомых. Войдя в таверну, он тотчас приметил лорда Йеттли, весельчака, на вид около тридцати, державшего нескольких чистокровных лошадок для развлечения. Здесь же обнаружился и сэр Джордж Манн – смуглый житель Уэльса, человек того же сорта. Сидящий тут же сэр Брок Биллертон, обросший изрядным животом, интересовался исключительно ставками. Он радостно приветствовал Дрессера: поскольку Биллертон был одним из немногих поставивших в свое время на Картахену, то сорвал изрядный куш и теперь считал Дрессера добрым приятелем.
Дрессер приказал подать эля и присел за общий стол. Его тотчас представили еще двум джентльменам, один из которых тут же без обиняков спросил, где Дрессер заполучил свой ужасный шрам. Приведя дежурные объяснения и получив в ответ порцию восхищения своей доблестью, Дрессер предпочел молча слушать разговоры – его интересовало, в частности, просочились ли уже сюда слухи о новом скандале вокруг имени графини Мейберри.
Нет, ее имя тут не упоминали, не сплетничали и об их помолвке. Неудивительно: это был совершенно иной круг, а Лондон – город немаленький, и подобных «клубов по интересам» в нем не меньше, чем звезд и планет на небе. Все разговоры вертелись вокруг лошадей и скачек, но тут в таверну вошел новый посетитель и…
– Леди Мей вернулась! – объявил новоприбывший, Джимми Криклайд. – Видел, как час назад она выходила из портшеза.
– Таллихо-о-о! – издал охотничий клич Манн, и кулаки Дрессера помимо его воли сжались.
– У тебя с ней никаких шансов, – оскалился Биллертон. – Она любит придворных красавчиков вроде этого Селлерби…
– Вот интересно, удастся ли ей вновь обзавестись свитой поклонников? – вклинился в разговор какой-то юнец с горящими глазами.
Сосед тотчас одернул его:
– Что, хотелось бы, чтобы леди допустила тебя в свой будуар? И прислушивалась к твоим советам, какую брошь ей прицепить на платье?
Ясно как день: юнец был бы совершенно счастлив, получи он такую возможность, но мальчишка благоразумно смолчал.
А за столом уже вовсю судачили о свите леди Мейберри, и Дрессер рискнул упомянуть имя Чарнли Ванса.
– А Ванс тоже состоял в ее свите?
Все дружно расхохотались.
– Нет, он не из тех, кто ошивался в дамских будуарах, – заявил Йеттли. – Светские прелестницы всегда сами навещали Чарнли в его логове.
– Светские прелестницы? – удивленно спросил Дрессер. Он ничтожно мало знал о Вансе, но такое в общую картину не вписывалось.
– Ага! Притом их было немало, – сказал Биллертон. – При всей своей утонченности многие графини, а то и герцогини обожают грязные адюльтеры. А уж Ванс, как я слышал, еще тот субъект.
– Уж будьте покойны, – громко смеясь, сказал Манн. – Видел, как однажды он достал из-за пазухи змею и принялся размахивать ею в воздухе. А некоторым дамочкам чудовища как раз по вкусу.
Он осклабился, и слушатели презрительно зафыркали – впрочем, Дрессер понимал, что выходки Ванса этих людей совершенно не заботили, поскольку не имели ничего общего с их интересами.
Грубый, наглый мужлан – и женщины вьются вокруг него именно поэтому. Даже великосветские прелестницы.
Джорджии такой тип мужчин неприятен – теперь он знал это совершенно точно, – но понял, почему нелепому слуху тотчас поверили. Если Ванс известен своими интрижками с дамами высшего света, отчего бы среди них не быть взбалмошной леди Мейберри? Это сильно усложняло его задачу.
– Припоминаю еще одного подобного субъекта, – сказал Йеттли.
– Да ну? – изумился Биллертон.
– Такая же скотина. Кстати, приятель Ванса. Зовут его Кэри.
– Тоже носит змею за пазухой? – Криклайд расхохотался над собственной неуклюжей шуткой. Остальные лишь криво улыбнулись. – Ах, Кэри! Припоминаю такого. Маркиз Родгард прикончил его на дуэли.
Тотчас заговорили про дуэль – Дрессер понял, что это было событие явно из ряда вон выходящее. Еще бы: столь значительная персона – и вдруг дуэль, да еще и со смертельным исходом.
– Я слышал разговор, – многозначительно начал Манн и тотчас умолк, дождавшись, пока все за столом не стихнет, – что этот Кэри был подкуплен.
– Но зачем?
– Его подкупил кто-то, чтобы уничтожить Темного Маркиза. У Родгарда полным-полно врагов.
– Тогда они промахнулись с выбором, – сказал Йеттли. – Родгард со шпагой – сам дьявол во плоти. А этот жалкий Кэри – полный кретин, раз осмелился с ним сразиться.
– Все дело в денежках, – сказал Манн. – В них, проклятых!
Тут Дрессер решил, что услышал достаточно о возвышенных нравах бомонда, и поспешил откланяться. Увы, ничего достойного внимания он так и не узнал.
До обеда оставалось еще порядочно времени, и Дрессер решил вновь поизучать проклятое письмо. Он достал его из кармана и в который уже раз внимательно прочел адрес. Майор Джеллико, кофейня Фелкотта. Для джентльменов использовать подобные места для получения корреспонденции было совершенно обычным делом. А ведь эта кофейня как раз недалеко.
Направляясь туда, Дрессер понимал, что письмо может оказаться настоящим. Впрочем, он совершенно искренне сказал Джорджии, что лучше знать правду, какой бы она ни была.
В кофейне Фелкотта он настоял на разговоре с самим хозяином, но ни тот, ни слуги не помнили такого письма – ведь прошло уже полгода. Да и ни о каких письмах из-за границы никто тут не слышал.
– Ваша правда, майор Джеллико регулярно получал у нас свою корреспонденцию, милорд, – сказал Фелкотт, радуясь, что хоть чем-то может помочь.
– А этого майора вы припоминаете? – спросил Дрессер.
– Конечно, сэр. Очень крепкий, мускулистый джентльмен, и голос у него такой звучный. Весьма доброжелательный человек, но с такими лучше попусту не шутить, если вы понимаете, о чем я.
– Слышал я, он не так давно участвовал в дуэли со смертельным исходом.
– Точно так, сэр, но он был всего-навсего секундантом. Все закончилось хуже некуда: молодой граф умер, а его соперник удрал за границу, чтобы избежать петли. Да и сам Джеллико оказался в незавидном положении, однако суд решил, что дуэль проводилась по всем правилам.
– И тем не менее дрянное вышло дело, – рассеянно промолвил Дрессер. Его как громом поразило: ведь состоялся суд, было расследование. Стало быть, сохранились документы.
Теперь он, похоже, напал хоть на какой-то след. Дрессер понятия не имел, где хранятся протоколы судебных заседаний, поэтому спокойно вернулся в резиденцию Эрнескрофтов, намереваясь выяснить это у секретаря графа.
Когда лакей в холле подал ему письмо, сердце Дрессера забилось сильнее: вдруг ему пишет Джорджия? Нет, письмо было не от нее. Леди Эрнескрофт писала, что все семейство отправляется на музыкальный вечер к леди Дженнет, и Дрессера приглашали присоединиться. Наверняка на вечере будет и Джорджия, так что Дрессер был рад, что ему удастся провести время в ее обществе.
Он незамедлительно попросил лакея проводить его к секретарю графа, человеку по имени Линли, и тотчас спросил его насчет судебных протоколов.
– Вас интересует конкретный протокол, милорд? – уточнил Линли.
Дрессер вынужден был сознаться, хотя изо всех сил изображал праздное любопытство:
– Касательно смерти графа Мейберри.
– У нас сохранилась копия, милорд. Я прикажу прислать бумагу в ваши комнаты.
И вскоре в распоряжении Дрессера оказался краткий, написанный от руки протокол расследования гибели Ричарда, графа Мейберри.
Начинался документ с описания самой дуэли, с подробными показаниями всех ее участников. Секундантом Мейберри был лорд Кейли, а его противник выбрал майора Джеллико. Там же присутствовал сэр Гарри Шелдон, но было не вполне понятно, был ли он на стороне кого-то из противников или же просто наблюдал за происходящим.
Показания всех троих совпадали. Пистолеты были отвергнуты, в качестве оружия избраны были шпаги. До начала поединка договорились, что секунданты между собой драться не будут.
В первые пять минут не было пролито ни единой капли крови: лорд Кейли писал, что от души надеялся, что схватка закончится без жертв. Однако Ванс все же нанес фатальный удар.
Дрессер в который раз перечитывал слова Кейли: «Ванс ударил противника шпагой точно в сердце и сделал шаг назад».
«Сделал шаг назад…» Да, в поединках на шпагах случается всякое, и люди порой гибнут, но обычно виновник смертоносного удара бросается к противнику, терзаясь угрызениями совести и стремясь помочь.
Дрессер прочитал показания остальных участников, однако этой детали нигде более не упоминалось. Коронер, черт бы его побрал, не слишком-то вдавался в детали поведения убийцы.
Далее следовали показания хирурга, который и объявил Мейберри мертвым от удара шпаги, пронзившей сердце. Коронер указывал в протоколе, что к этому времени сэра Чарнли Ванса поблизости уже не было – более того, было уже известно, что он бежал за пределы страны. Если бы он вернулся, то неминуемо вынужден был бы дать показания в суде.
Лишь в самом конце заседания коронер опросил свидетелей на предмет слов и действий Ванса. Все трое единодушно утверждали, что тот был во время поединка совершенно спокоен и, убив Мейберри, замешкался лишь на краткое мгновение, а затем вскочил в седло и ускакал.
На бумаге все это выглядело сухо и сдержанно, но Дрессер знал, что люди в состоянии потрясения ведут себя по-разному. Он помнил, как у одного моряка убили ближайшего друга на его глазах. В течение нескольких часов он вел себя совершенно обыкновенно и лишь потом впал в неописуемое отчаяние.
Возможно, Ванс побледнел, но никто из свидетелей этого просто не заметил. Возможно, он отпрянул от убитого в ужасе при виде дела рук своих. Возможно, он ускакал, потрясенный, и лишь потом, скрывшись от посторонних глаз, впал в отчаяние?
Дрессер вновь и вновь перечитывал копию документа, но ничего нового так и не выяснил.
Суд констатировал и без того очевидное: граф Мейберри погиб от удара шпагой в сердце, полученного в результате поединка с сэром Чарнли Вансом, который тотчас спешно покинул Англию. Коронер выражал надежду, что по возвращении тот даст показания, – и все.
Близилось время обеда, поэтому Дрессер вернул секретарю документ и спешно привел себя в порядок.
– А кто-нибудь пытался вынести Вансу обвинение? – спросил он у секретаря.
– Нет, милорд. Вся процедура дуэли была должным образом соблюдена, а поскольку Ванс покинул страну, в обвинении и вовсе не было смысла. Если он когда-нибудь вернется в Англию, меры, возможно, будут приняты. Но только не членами семьи.