Скандальная графиня Беверли Джо
Интересно, где сейчас Дрессер?..
Вернулась Джейн с кувшином горячей воды и налила ее в тазик.
– Вы уверены, что более ни в чем не нуждаетесь, миледи?
– Уверена. Спокойной ночи, Джейн.
Джейн присела в реверансе и ушла. Джорджия поняла, что препятствий больше нет, если она сама их не выдумает.
На постели лежала льняная ночная сорочка, а рядом – зеленый шелковый халат.
Набросив сорочку на ширму, отгораживающую умывальник, Джорджия зашла за нее, сняла шелковую сорочку и принялась умываться. Даже когда она была совершенно одна, она всегда умывалась за ширмой – так повелось с самого детства. Она даже ванну принимала в сорочке, несмотря на то что ванна находилась за плотно задернутыми занавесками.
Как она посмела подумать о том, чтобы предстать обнаженной перед Дрессером?
Но она уже представляла себе, как это будет, представляла, как он раздевается…
Она умылась в полном смятении. Да, она могла остаться у себя в комнате до утра, однако вскоре Дрессер уедет в свой Девон, и у нее вряд ли будет возможность…
Джорджия наскоро вытерлась полотенцем и надела ночную сорочку, но в постель ложиться не спешила. Она принялась ходить по комнате. Отчего так трудно быть благоразумной и добродетельной? А ведь всего-то и нужно – лечь в постель и уснуть! Она знала: Дрессер не сделает попытки к ней войти.
Джорджия взяла с постели халат и положила на спинку стула. Но зачем? Ведь она уже знает, что намерена сделать…
Сорочка… сшита была еще до гибели Дикона. Надевала ли она ее при нем?
Нет, это была совершенно новая сорочка, причем совсем простая – всегда, когда Джорджия знала, что Дикон намеревается навестить ее в спальне, она надевала другие, куда более изящные и тонкие. Как в ту, последнюю их ночь…
Но она запретила себе об этом вспоминать.
Да, то, что она намеревается нынче сделать, – грешно. Но это не измена. Ни ей, ни Дрессеру некому изменять. И все равно Джорджия жалела, что не купила новых сорочек. И пусть ее простенькая сорочка в прекрасном состоянии, лучше все же было бы надеть что-то более экстравагантное. Странно, отчего прежде она об этом не подумала?
Неужели Дрессер и вправду потребует, чтобы она обнажилась перед ним? И хватит ли у нее силы сделать это?
Как странно: в свое время она веселилась напропалую в толпе народа, надев костюм, создающий иллюзию обнаженной груди, а теперь боится показать свою грудь наедине одному-единственному мужчине…
Лакей принес Дрессеру кувшин с горячей водой и хотел было помочь, однако Дрессер услал его прочь, попросив напоследок принести портвейна. Сбросив одежду, он принялся развязывать тесемки маски и вдруг замер, глядя в зеркало и оценивая свою внешность.
Когда-то он был красивым мальчиком, потом юношей, потом стал красавцем мужчиной и не придавал внешности ровным счетом никакого значения – зная лишь, что она помогает привлекать любовниц. Получив увечье, он недолго предавался грусти, к тому же очень быстро уяснил, что шрам нисколько не сужает круг его возможностей. Однако теперь, когда маска скрывала увечье, он вспомнил вдруг, каким был прежде…
И теперь шрам тяготил его. Из-за Джорджии Мейберри.
Он снял наконец маску, отвернулся от зеркала, умылся, тщательно отскребая с лица остатки клея. Между ним и Джорджией столько непреодолимых препятствий, чтобы думать еще и о шраме, и все-таки Дрессер отчаянно желал сейчас, чтобы шрам исчез.
Он был все еще обнажен, когда пришел слуга с портвейном. Но это был уже хорошо знакомый ему Джем, который и глазом не моргнул.
– Хорошо ли заживают ваши раны, милорд?
– Да, благодарю. На мне все заживает удивительно быстро.
Джем ушел, а Дрессер плеснул себе портвейна.
Красавица и чудовище… Если даже ему удастся завоевать ее, о них будут думать именно так.
Часы неумолимо тикали, отсчитывая минуты. Казалось, ход времени замедлился, почти остановился. Придет ли она?
Не следовало ему дожидаться ее нагим. Он потянулся к халату, но вдруг передумал и достал из гардероба другой. Это был подарок жены одного богатого купца из Батавии – халат, привезенный из Китая, из красного шелка, на котором вышит был черный дракон, – словом, вещь столь же непрактичная, как и тончайшая сорочка Джорджии.
Дрессер надел халат и застегнул длинный ряд обтянутых шелком пуговок. Если она придет, если попросит его раздеться, эти пуговки помогут сделать процесс более захватывающим. Мысленно смеясь над собой, он сел в кресло, повернулся лицом к двери – так несколько дней назад сидела она, в ночной сорочке и бледно-зеленом халате.
Красавица и чудовище…
Если ему суждено ее завоевать, бомонд будет долго доискиваться причин такого мезальянса. Будут говорить, что леди Мей сделала это, чтобы спастись от стыда, заживо похоронив себя в деревне. Что от леди Мей отвернулись все великолепные поклонники и ей поневоле пришлось довольствоваться последним и единственным, согласившимся взять ее в жены. Что леди Мей всегда по вкусу были чудовища. Такие, как Чарнли Ванс…
Джорджии все не было, и Дрессеру следовало бы от души этому порадоваться.
Однако он вовсе не радовался, эгоистичный негодяй!
В ее «доспехах» обнаружилась брешь. Даже две. Она не успела изведать радостей на супружеском ложе, а еще была совершенно по-детски любопытна. Первый же поцелуй обнаружил дремавшую в ней страсть. И в его силах выпустить эту страсть на волю. Дрессер сделал добрый глоток портвейна за здоровье женщин, некогда находивших удовольствие в том, чтобы обучать ангелоликого юнца науке страсти. Они учили его, как доставить им наслаждение. Кто-то любил нежность, кто-то предпочитал бесстыдство, а некоторых надо было по-настоящему испугать, чтобы они достигли блаженства. Именно такие особенно любили его после того, как он получил увечье.
Он выяснит, что именно предпочитает Джорджия, и сумеет подарить ей такое наслаждение, которое навсегда свяжет их воедино.
Дрессер встал и потушил все свечи, кроме одной-единственной, которую поставил подальше от постели. Возможно, Джорджия никогда не видела обнаженного мужчины и никогда не обнажалась перед мужчиной сама. Он желал доставить ей удовольствие, а вовсе не напугать до полусмерти.
Если она придет…
Он дотронулся до графина с портвейном. Напиток был отменный: крепкий, довольно сладкий, с богатым букетом. Он не понимал, отчего леди редко пьют портвейн, – ведь, когда они его пробуют, напиток им нравится. В комнате был лишь один бокал, но это и к лучшему – питье из одного бокала сблизит их.
Если она придет…
Он достал пузырек с ароматным маслом, купленным в восточном магазинчике вдали от фешенебельных районов столицы. Склянка из красно-оранжевого стекла, расписанная золотом. Когда Дрессер поднес ее к пламени свечи, она словно загорелась изнутри. Именно такой огонь он и зажжет в ее чреслах.
Если она придет…
В восточной лавке он попросил смешать ароматы по своему вкусу – получилась восхитительная пряно-мускусная смесь. Запах совершенно не походил на духи Джорджии, нежные, цветочные. Дрессер уже проверил его на себе. И прислал Джорджии книгу, надушенную этим ароматом, чтобы было чем объяснить наличие этого запаха в ее комнате… потом…
Если она придет…
Он поставил флакон на столик у постели и слегка отогнул край одеяла, затем вновь опустился в кресло, прихлебывая портвейн и наслаждаясь холодным ветерком, проникающим в открытое окно. А часы все отсчитывали минуты, и вдруг он услышал еще какой-то звук. Дверная ручка повернулась…
Она пришла. Сердце Дрессера бешено заколотилось.
Джорджия скользнула в комнату – робея, с широко распахнутыми глазами, горящими щеками, прелестная в своей пенной сорочке и халатике. Быстро и бесшумно она затворила за собой дверь, прислонилась к ней спиной и молча устремила на него взгляд.
Она была одета, как и тогда, когда впервые явилась в его спальню, – на ней был халат поверх белой сорочки с оборками у запястий и ворота. Но на сей раз распущенные волосы были густо напудрены. Дрессер сначала пожалел об этом, однако эта белизна делала Джорджию похожей на сказочную фею, безумно притягательную, волшебную.
Даже тщательно приготовившись к этому моменту, он оказался не готов к эротической мощи Джорджии Мейберри, сказочной принцессы.
Глава 25
– Дрессер? – прошептала она.
Он поднялся и подошел к ней.
– Ты словно существо из сказки…
– А ты… дракон?
– Не бойся. Они едят только девственниц.
Брови Джорджии поползли вверх.
– И скольких девственниц он уже сожрал?
Дрессер лишь рассмеялся в ответ – он обожал ее манеру шутить в самых, казалось бы, неподходящих обстоятельствах. Ее родители спали в комнате неподалеку, и вести себя приходилось тихо.
– Ни единой. Однако повидал множество опытных женщин.
Он намеренно сказал об этом, чтобы она вспомнила его слова и поверила в них. Поднес к губам ее руку, но вместо того чтобы поцеловать, слегка укусил ее палец.
– Я должна быть глубоко потрясена, – дрожащим голосом произнесла она. – Ты опытный искуситель…
– И буду за это гореть в аду? Нет, чтобы заслужить это, надобно быть жестоким. Уверяю тебя, я никогда не был жесток с леди, особенно ночью.
Опустив ее палец в бокал с вином, он медленно поднес его ко рту и слизнул ароматную влагу. Груди Джорджии тотчас отяжелели и напряглись. А Дрессер, окунув свой палец в вино, поднес к ее губам. Секунду поколебавшись, она слизнула вино. Сердце Дрессера глухо стукнуло, но он невозмутимо спросил:
– Тебе понравилось?
– Похоже, портвейн отменный…
И вновь он рассмеялся. С чего это он вдруг решил, что она не знает вкуса портвейна? Женщина, которая курила из чистого любопытства, которая во время увеселений любовалась «живыми статуями» мужчин и женщин? Правда, мужчины были лишены главных признаков пола…
Дрессер протянул ей бокал:
– Хочешь еще?
Она взяла бокал и сделала глоток.
– Кто начинает? – спросил он.
– Ты о чем?
– О нашем пари. О наших четверти часа безраздельной власти.
Пальцы Джорджии стиснули бокал.
– Я не уверена, что нам вообще стоит… Это было бы безнравственно, порочно.
– Это и есть порочно. Итак, кто первый будет приказывать?
Она облизнула губы, отчего Дрессер едва не лишился рассудка, потом сказала:
– Ты.
– Почему?
Она не ответила.
– Нет, первой будешь ты, – сказал Дрессер.
– Но почему я?
– Потому что ты толком не знаешь, чего от меня потребовать, и надеешься научиться у меня. Но если ты будешь приказывать первой, то станешь следовать своим инстинктам и тайным желаниям. – Он приблизился к Джорджии и накрыл ладонью ее руку, держащую бокал. – Итак, чего ты на самом деле хочешь, моя волшебница Цирцея? Что ты хочешь увидеть, сделать… Что хочешь, чтобы я сделал с тобой?
Джорджия отступила на шаг и уперлась спиной в столбик кровати. Портвейн едва не выплеснулся из бокала. Тогда она сделала порядочный глоток:
– Я хочу… того, о чем мы с тобой говорили. Увидеть тебя обнаженным.
– Чересчур просто, – сказал Дрессер и тоже слегка отступил, чтобы Джорджии было лучше видно.
Медленно, одну за другой, он расстегнул пуговки, и халат с тихим шелковым шелестом соскользнул на пол. Джорджия смотрела на него не отрываясь, широко раскрыв глаза и затаив дыхание, потом у нее даже рот приоткрылся. Пытаясь овладеть собой, она отвела взгляд и пригубила портвейн. Затем вновь стала изучать его тело, сверху донизу, бесстрашно приняв вызов, вид у нее был такой сосредоточенный, словно она готовилась к некоему экзамену. Особое внимание она уделила члену, который вел себя вполне предсказуемо.
– Повернись, пожалуйста.
Дрожащий голосок Джорджии позабавил Дрессера, однако он послушно повернулся вокруг своей оси и вновь встал лицом к ней. Это явно было не то, о чем она просила, и он об этом знал.
Она удивила его, устремив задумчивый взгляд прямо ему в глаза:
– На твоем теле так много шрамов…
– Я ни разу не был серьезно ранен.
– Я почти позабыла о твоем военном прошлом. Ты кажешься… Наверное, слово «благородный» не вполне годится.
– Надеюсь, что я джентльмен и не имею природного влечения к насилию.
– Но ты выполнял свой долг и всегда к этому готов, не так ли? Ну, как тогда, когда на тебя напали на улице… Я вижу свежую рану.
– Со старыми привычками нелегко расставаться. Со временем я надеюсь превратиться в заурядного деревенского обывателя.
Джорджия улыбнулась:
– Для этого тебе необходимо изрядно заплыть жирком и двигаться эдак… лениво.
– Лениво?
– Сейчас ты двигаешься как воин, готовый отдать приказ.
– Я был всего лишь лейтенантом и чаще подчинялся приказам, чем сам их отдавал.
– Если бы ты не оставил флот, со временем непременно сделался бы адмиралом. Я в этом уверена. Ты не жалеешь, что вышел в отставку?
– Джорджия, мы можем обсудить мою военную карьеру в любое удобное время. Зачем столь бездарно тратить драгоценные минуты? Я весь в твоем распоряжении.
Джорджия взглянула на каминные часы, и у нее перехватило дыхание.
– А можешь подойти ближе, чтобы я тебя коснулась?
– Я подчинюсь любому твоему приказу.
Джорджия отставила в сторону бокал:
– Тогда подойди.
Он подчинился. Член его уже был в полнейшей боевой готовности, как ни старался Дрессер усилием воли усмирить жар желания. Он подходил все ближе и уже почти коснулся ее, но Джорджия положила ладонь ему на грудь. Дрессер тотчас накрыл ее руку своей, хотя никто не просил его об этом, – просто эта рука сейчас была там, где ей следовало находиться всегда, у его сердца. Все внутри его кричало: «Моя!»
Джорджия взглянула на их руки:
– Как полагаешь, семейные пары делают… такое?
– Стыд им и позор, если они такого не делают!
– Вот мы не делали… Дикон и я. Он просто приходил ко мне, когда я уже лежала в постели.
Дрессер нежно поцеловал ее руку, безотрывно глядя в ее огромные прекрасные растерянные глаза:
– Мне искренне жаль его. Боюсь, он и не подозревал о том, что такое возможно. Если бы ты была моей женой, я видел бы тебя нагой каждую ночь.
– Каждую ночь? Так ты хочешь, чтобы я…
– Сейчас твоя очередь командовать, – напомнил ей Дрессер, взял ее ладонь и вновь приложил к своему телу, на сей раз ниже, к животу, как раз над самым членом: – Если ты не делала такого ни разу, то, когда придет моя очередь распоряжаться, я непременно этого потребую.
– Потребуешь, чтобы я… до тебя дотронулась? – Ее пальцы слегка пошевелились, словно желая исследовать его тело.
– Сейчас приказываешь ты, Джорджия. Чего ты сейчас хочешь?
Он ожидал, что ее рука скользнет ниже, но Джорджия удивила его:
– Повернись… повернись ко мне спиной.
С улыбкой Дрессер подчинился. Вот уж поистине с Джорджией Мейберри не соскучишься. С Джорджией Дрессер – а она непременно ею станет, если есть хоть малейшая возможность. Рука ее коснулась его затылка, затем ноготок скользнул вдоль позвоночника, и Дрессер вздрогнул всем телом.
Рука замерла.
– Я сделала тебе больно? – спросила Джорджия.
– Нет.
– Тогда отчего ты дрожишь?
– Оттого, что это волшебно и… порочно.
– Так это порочно? – спросила она, продолжая нежно касаться его спины. – Но мне так почему-то не кажется.
– Лгунья. Это чистой воды наслаждение, и это не может быть дурно.
– Сомневаюсь, что весь мир радостно в этом согласился бы с тобой.
Дрессер повернулся лицом к ней:
– Но разве нас может волновать мнение простых смертных?
Джорджия взглянула на него широко распахнутыми глазами:
– Нет.
– Что ж, ты увидела обнаженного мужчину. И что ты по этому поводу думаешь?
– Что ты, возможно, лучший из образчиков.
– Беззастенчивая лесть. И мне это по вкусу.
– Нет, это правда. Я видела статуи, живые и мраморные, и картинки… Никто не может с тобой сравниться.
– Картинки, говоришь?
– Ну да, в книжках. Ты шокирован?
– Нет. Дотронься до меня снова.
– Но ведь сейчас командую я? – шаловливо напомнила ему Джорджия. – А вот я была шокирована. И все пыталась понять, что мы делали не так…
– И почему ты не могла зачать?
Она кивнула и отвернулась. Храбрая Джорджия Мейберри всеми силами пыталась скрыть свою тайную боль, свой стыд. Дрессер взял ее за подбородок и заставил взглянуть ему в глаза:
– Я никогда не упрекну тебя, если ты не сможешь зачать, помни об этом. Впрочем, и об этом мы вполне сможем поговорить, когда будем с ног до головы одеты и при свете дня. Чего ты хочешь?
Она вдруг тихо засмеялась – нет, совершенно по-девчоночьи захихикала. И Дрессер вспомнил вдруг, что хоть она и была в браке не один год и вела хозяйство, но все же оставалась почти девочкой и нуждалась в заботе…
– Командуй! – сказал он.
– Тогда… ложись на постель. Я хочу исследовать тебя… под другим углом.
Однако… юная и такая смелая!
– Я повинуюсь, – сказал он, передавая ей флакон с ароматным маслом. – Если хочешь, можешь воспользоваться вот этим.
Джорджия вынула пробку и понюхала:
– Это тот самый аромат, которым ты надушил книгу, пытаясь меня подловить.
– Подловить?
– Ты ведь сделал это, чтобы узнать меня на маскараде по запаху.
Дрессер от души рассмеялся:
– Ну нет, до такого я не додумался. Я прислал тебе надушенную книгу для того, чтобы даже легкий аромат на твоей одежде можно было бы легко потом объяснить… без ущерба для твоей репутации.
– Я почувствовала этот запах сразу, как только вошла. Он необычен, но, кажется, он мне нравится.
– Он для порочных ночей, а не для элегантных дней.
Джорджия вновь поднесла к лицу флакон и глубоко вдохнула аромат, улыбаясь подобно древней богине.
«Господи, спаси меня», – безмолвно взмолился Дрессер. Он прилег на кровать, спиной вверх, хотя это потребовало определенных ухищрений.
Послышался смешок, но затем умащенные маслом пальцы скользнули по его спине. Дрессер охнул, уткнувшись лицом в подушку, моля Небеса ниспослать ему сил.
Как это было похоже на Джорджию Мейберри: будучи малообразованной в сфере чувственности, она все же предпочла далеко не самый стандартный ход. Да, Дрессера не раз массировали профессионалы, и некоторые из массажисток были также любовницами, но никогда прежде никто не дотрагивался до него так нежно, робко, неуверенно… и при этом потрясающе чувственно.
Обе умащенные маслом ладони вначале коснулись плеч, затем, сомкнувшись, провели по спине, потом разошлись, и тут капелька масла упала ему на поясницу, ладони растерли ее и принялись двигаться вверх и вниз… Вниз, вниз… и вот маленькие ладони угнездились на его ягодицах.
Дрессер судорожно вдохнул, и Джорджия спросила:
– Мне остановиться?
– Нет. Но как бы я хотел, чтобы в спальне было зеркало и я мог видеть тебя, всю в белом и светло-зеленом… И как ты гладишь мое тело, и как на меня смотришь… Смею надеяться, не без удовольствия.
– Зеркало? В спальне? Вы ужасный человек, лорд Дрессер!
– Можешь отшлепать меня за это.
Джорджия, хихикнув, шлепнула его.
– Вижу, что следовало снабдить тебя хлыстом!
– Не говори глупостей! – воскликнула Джорджия, нежно поглаживая то место, по которому только что шлепнула.
Дрессер блаженно улыбался, но тотчас постарался изгнать из головы эротические образы. Сейчас важен был жесточайший самоконтроль.
Джорджия сомкнула ладони на его ягодицах, провела вниз, по бедрам, нежно сжимая и поглаживая. Затем касания ее сделались вдруг легкими – ладони едва дотрагивались до волос на теле.
– Ведьма!
Ответом ему был серебристый смех: она постепенно осознавала свою власть над ним.
– Какие сильные мышцы… – Руки ее скользнули вниз, к его щиколоткам.
– И в других местах дело обстоит ничуть не хуже… Я переворачиваюсь!
Когда он проделал это, Джорджия отпрянула:
– Нет! Я не намерена… даже когда будет твоя очередь приказывать! Я не могу…
Дрессер сел на постели и взял ее руки в свои:
– Знаю. И это нормально. Хотя мне придется с этим что-то делать.
– Что-то делать?
Он взглянул на часы на каминной полке:
– Твоя четверть часа миновала. Итак, мой первый приказ: жди меня здесь!
Джорджия нахмурилась:
– Приходится подчиняться… – И вдруг подмигнула ему: – Я вся в ожидании ваших приказов, мой господин!
Дрессер поднялся с постели, накинул халат и вышел вон из комнаты. О, эта женщина обучалась быстро, чересчур быстро, и с каждой минутой он обожал ее все сильнее. Он едва успел выйти в коридор, и тут воспоминания о ее прикосновениях и изумительной красоте взяли верх над силой воли… и Дрессер изверг семя в полу своего халата, в алый шелк с драконами, без всякой жалости к красивому наряду.
Этот халат был частью его прошлого, которым он более не дорожил, и теперь, возможно, ему удастся выдержать четверть часа противоборства с Джорджией Мейберри. И он вернулся в комнату.
Она сидела на самом краешке постели, сложив руки на коленях, скрестив ноги. Зеленый шелк ее халата выглядел потрясающе невинно, а из-под подола целомудренной льняной сорочки виднелись лишь самые носочки ее ночных туфель.
– Ты намеренно строишь из себя школьницу?
– Разве? Ой, прости…
– Как плохо ты знаешь мужчин. Нет, это я прошу прощения. Я вовсе не хотел тебя задеть. Просто поддразнивал.
– Но я не понимаю… И в то же время думаю, что тут какая-то ловушка. Именно в моем непонимании. Я чувствую теперь, что выбирать мужа – это все равно что ставить на скачках на незнакомую тебе лошадь.
Дрессер прислонился спиной к двери, силясь сдержать рвущийся наружу хохот:
– Ты поистине восхитительна, Джорджия Мейберри!
– Тебя восхищает, насколько я невежественная клуша?
– Отнюдь. Лишь то, что ты честна и готова учиться.
– Только у тебя, – вырвалось у Джорджии, и она тотчас же попыталась исправиться: – По воле случая я в вашей власти, милорд.
Дрессер подошел к Джорджии, сомкнул руки вокруг ее талии и сдернул ее с кровати, легко, словно пушинку. Небольшое облачко пудры взметнулось с ее волос, и оба они рассмеялись.
Дрессер устроился поудобнее на постели и приказал:
– Разденься!
Читать бесплатно другие книги:
