Скандальная графиня Беверли Джо
Значит, семья Перриман не станет преследовать убийцу, потому что не желает никоим образом подчеркивать, что между Вансом и Джорджией возможна некая связь.
– Полагаю, были предприняты немалые усилия, чтобы обнаружить местонахождение Ванса.
– Да, милорд. Особенно усердствовал достопочтенный Перегрин Перриман.
Дрессеру немалых трудов стоило вообразить, как Перегрин, типичный городской щеголь, живущий в праздности, «усердствовал» в поисках преступника.
Поблагодарив Линли, Дрессер спустился в гостиную, где в преддверии обеда собирались члены семьи и гости дома. Джорджия вот-вот должна была появиться, и Дрессер вновь мучительно раздумывал: стоит ли поделиться с ней подозрениями относительно Селлерби? Ведь она куда лучше, чем он, знает графа и могла бы предположить, способен ли он на такое. И тем не менее не в характере Дрессера было обвинять кого-либо, не имея достаточно веских доказательств.
Джорджия была уже в гостиной – и сердце Дрессера дрогнуло и забилось быстрее.
Она беседовала с каким-то пожилым джентльменом, а ее родители разговаривали с лордом Беттхерстом и Джорджем Гранвиллом. На обед явно собрались политические единомышленники, однако, возможно, преследовалась и еще одна цель – представить Джорджию некоторым гостям.
Дрессер внимательно наблюдал за Джорджией, но на ее лице не было и тени беспокойства.
Заметив Дрессера, она улыбнулась. Он подошел к ней и был представлен сэру Джорджу Форстер-Хоуву, соседу из Вустершира и члену палаты общин.
– Моряк? – спросил сэр Джордж. – Бравый вояка. Досадная рана.
– Я дешево отделался тогда, – сказал Дрессер, и сэр Джордж тотчас закивал:
– Воистину, воистину!
– Как прошел ваш день? – спросил Дрессер у Джорджии.
– Все просто замечательно, однако прошу простить меня за то, что вас покинула. – Она улыбнулась сэру Джорджу: – Я пообещала показать лорду Дрессеру город, но… виной всему, разумеется, маскарад у Корнильюсов. Совсем нет времени, чтобы придумать костюм.
– А кем вы будете на маскараде, леди Мейберри?
– Ну-ну, сэр Джордж! В лучших традициях маскарадов это останется тайной. А вы будете там?
– О нет, моя дорогая! Людям в моем возрасте не пристало шляться по маскарадам.
– Сэр Джордж, вы совсем еще не старый. У вас такие молодые глаза…
– Все мы молоды сердцем, леди Мейберри, – улыбнулся сэр Джордж. – Вот если бы суставы брали с него пример.
Дрессер силился понять, чего в ее повадке больше: великосветской галантности или же сердечной доброты? Но как бы то ни было, она вела себя достойно, и ей явно по плечу вновь отвоевать свои позиции в высшем свете.
А Джорджия тем временем переключилась на него:
– А какой маскарадный костюм выбрали вы, Дрессер?
Еще пять минут назад Дрессер и слыхом не слыхивал ни про какой маскарад – да, честно признаться, и не любил подобных увеселений, – однако лукаво улыбнулся:
– В лучших традициях маскарадов – это секрет, леди Мейберри.
Расхохотавшись, Джорджия шутливо шлепнула его веером по руке.
Гостей пригласили в столовую, и Джорджия вошла, сопровождаемая сэром Джорджем и Дрессером, и за столом заняла место между ними. Это был неофициальный обед, однако все разговоры вертелись вокруг политики. Вскоре выяснилось, что сэра Джорджа всячески поощряли (возможно, не без помощи чар Джорджии) поддержать некие законы касательно цен. Дрессер понимал, что ему стоило бы прислушаться, однако его вниманием безраздельно владела сидящая подле него женщина.
Джорджия говорила мало, но внимательно следила за ходом беседы, и Дрессер подозревал, что она вполне могла бы в любой момент поддержать разговор, не рискуя попасть впросак. Леди Эрнескрофт же полноправно участвовала в беседе, хотя предпочитала все же не высказывать открыто свои соображения, делая вид, что во всем солидарна с супругом.
Обе эти леди – великие умницы.
Вопрос лорда Беттхерста застал Дрессера врасплох – тот поинтересовался его мнением по поводу сокращений на флоте. Впрочем, ответить не составило особого труда.
– Я всем сердцем рад поддержать идею мира, милорд, но слишком привык доверять фактам. Франция неминуемо вновь нанесет удар, да и в американских колониях весьма неспокойно. Как Британии защитить себя самое и свои интересы, не имея мощного флота и хорошо обученных морских офицеров? Нам следовало бы расширять флот, а не сокращать. Ну и сажать дубы для строительства будущих кораблей.
За столом заспорили, затем разговор плавно перетек на положение в колониях – тут Дрессер предпочел смолчать.
– А вы у себя в Дрессере сажаете дубы? – спросила Джорджия.
– Да, и намерен делать это впредь, несмотря на то что любоваться ими предстоит моим потомкам.
Возраст сэра Джорджа никак не сказался на его слухе.
– Всецело одобряю, – сказал пожилой джентльмен. – Уйма земли занята какими-то невразумительными, причудливыми деревцами – это, видите ли, модно! Вообразите: тюльпановое дерево! А еще изможденные плакучие ивы, похожие на чахоточных барышень, которые вот-вот загнутся.
Дрессер рад был поговорить про деревья и иные сельскохозяйственные материи, предоставив политику Джорджии. Да, это разные миры, и все же они взаимосвязаны – как дубы и флот.
Трапеза закончилась, и леди удалились, но политические дебаты за столом не иссякали. Дрессер, извинившись, покинул столовую – Джорджия наверняка намерена тотчас вновь заняться приготовлениями к маскараду, а ему хотелось прежде успеть с ней переговорить. И он едва успел – Джорджия уже спускалась по лестнице.
– Леди Мейберри, вы позволите на минуту вас отвлечь?
– Хоть на час, милорд, но только после того, как закончится маскарад. Прошу простить, Дрессер, но мною движет суровая необходимость, уверяю вас.
Как мог он настаивать? Его поведение тотчас возбудило бы нежелательное любопытство, а там и до нового скандала недалеко. У модистки Джорджия будет в полной безопасности, а изложить свои соображения по поводу Селлерби он успеет и вечером.
– Склоняюсь перед неизбежным, мадам, и с нетерпением жду вечера.
– И я тоже, милорд. – Она улыбнулась и заспешила прочь.
Вовсе незачем ему переживать по поводу их разлуки. На самом деле ему тоже необходимо поторопиться, занявшись тем же делом, что и Джорджия. Если она намерена блистать на модном маскараде, ему следует быть подле нее, чтобы в случае чего защитить, а для этого надобно срочно выдумать подобающий костюм.
Разыскав леди Эрнескрофт, он расспросил ее о грядущем событии.
– Ну разумеется, вы должны быть там, Дрессер, чтобы наша… история выглядела правдоподобно.
– Но какой наряд мне выбрать?
– Уверена, большинство джентльменов предпочтут вариации на тему греческих костюмов – советую вам последовать их примеру. Полагаю, у нас что-нибудь найдется.
– Благодарю, мадам, но, думаю, я сам подыщу себе что-нибудь сносное.
Ему дурно делалось при одной мысли о попытке соответствовать блистательной леди Мей, известной своей оригинальностью, – чего стоит хотя бы пресловутый костюм богини! Флотский приятель Дрессера когда-то познакомил его со своим братом, актером королевского театра, – похоже, настал момент прибегнуть к его помощи.
Эдвард Наджент встретил его радушно и предоставил такое невероятное количество костюмов, что бедный Дрессер взмолился о пощаде.
– Тебе близка тема флота, – сказал Наджент, роясь в сундуке. – Вот, держи! И вот это тоже. Маска? Я уже все придумал. Вот тебе клей, им ты закрепишь на лице все, что нужно, только сначала его разогрей. Не волнуйся: отдирать вместе с кожей не придется, – но держится крепко.
Наджент упаковал все, что они подобрали, и настоял, чтобы они с Дрессером зашли в таверну и пропустили там по кружечке эля. Дрессер и сам не заметил, как засиделся, и ему пришлось чуть ли не бежать в Эрнескрофт-Хаус, чтобы успеть привести себя в порядок перед музыкальным вечером.
Он присоединился к отъезжающим с небольшим опозданием, за что тотчас извинился.
– Осваиваете городские развлечения, Дрессер? – лукаво спросила Джорджия.
– Увы, да. Впрочем, в хорошей компании они вполне приятны.
Сейчас Джорджия выглядела совсем иначе, и Дрессер пытался понять, в чем состоит перемена. Желтое шелковое платье подчеркивало теплый оттенок ее кожи и восхитительный цвет волос. Платье было расшито очаровательными белыми цветочками, а кое-где мерцала тонкая серебряная нить. Возможно, дело было именно в эффекте простоты, хотя платье явно стоило больше, чем доход некоторых за год.
Волосы ее были убраны в прическу волшебной красоты и украшены мелкими шелковыми цветами. В ушах мерцали жемчужинки, шею украшала нитка жемчуга, а запястье – жемчужный браслет. Неужели и пряжки на туфлях жемчужные? Но из-под платья сейчас виден был лишь носок белой атласной туфельки.
И тут он заметил, как судорожно стискивают ее руки белый шелковый веер.
– Вам непременно нужно быть на вечере? – спросил ее Дрессер.
– Я не могу постоянно сидеть дома. Вечер обещает быть приятным – леди Дженнет моя кузина, и гостей я знаю почти всех.
Следовало бы ему догадаться, что Перриманы тщательно спланируют первый выход Джорджии в лондонский свет.
– А лорд Селлерби тоже там будет?
– Не думаю. А почему вы спрашиваете?
– Мне нужно переговорить с вами о нем.
– Неужели он продолжает распространять дикий слух о нашей с ним помолвке? Вот уж не думала, что он может быть настолько настойчив! Но это всецело моя ноша, Дрессер. Прошу вас, выбросьте Селлерби из головы!
Подали карету, и Дрессеру пришлось умолкнуть.
Когда он понял, что дом леди Дженнет находится на соседней улице, то едва не засмеялся, но вовремя осознал ошибку: не могли же леди в шелках и драгоценностях идти пешком, рискуя быть ограбленными в темных закоулках. Что там говорил Селлерби? Его камердинера убили на улице, когда тот шел по пустячному поручению в дом через два квартала…
Они вошли в элегантный особняк, где уже звучала музыка, и поднялись наверх, в гостиную. Гостей было совсем немного – человек тридцать спокойно могли усесться тут на стульях, расставленных аккуратными рядами.
Его и Перриманов тепло приветствовала хозяйка, леди Дженнет, а потом и остальные. Если кто-то из гостей и считал Джорджию распутницей, то ничем этого не показывал. Когда все расселись, Дрессер понял, что сейчас не время и не место для разговоров, а тем более нежностей, – вновь могли пойти разговоры.
А музыка на самом деле была восхитительной. Выступало трио музыкантов – стройный юноша-флейтист, баритон с огромной, словно бочка, грудной клеткой и пузатенький арфист. Когда арфист закончил свое выступление, гости, поаплодировав, направились вниз, в столовую, где уже были накрыты столы для ужина, а трио продолжало музицировать.
Разговоры за столом здесь велись преимущественно о музыке и прочих видах искусства, в которых Дрессер мало смыслил, но рад был узнать побольше. Он почти перестал тревожиться за Джорджию – похоже, здесь никто не желал ей зла, – но все равно продолжал украдкой посматривать на нее. Их полумифическое обручение давало ему на это некоторые права. Он видел, как она применяла свое очарование с искусностью заправского стратега, как виртуозно приправляла все это малой толикой показной наивности.
Платье! Теперь то, что изначально Дрессер смутно ощутил, получило объяснение. Корсаж сверху был искусно отделан пышным тончайшим кружевом, так что грудь оказалась целомудренно прикрыта. Наверняка они с модисткой как раз сегодня воплотили этот хитрый замысел, добиваясь эффекта скромности.
Да, в этом виде искусства Джорджия Мейберри несомненно была магистром!
У нее обнаружился даже музыкальный талант.
После ужина все гости переместились в гостиную и начали развлекаться. Джорджия выступала третьей. Она, безусловно, не была профессиональной музыкантшей, однако прекрасно играла на клавесине и даже спела песенку про девушку, искавшую потерянную коноплянку и попутно флиртовавшую с юношей, помогавшим ей в поиске. Эта незатейливая мелодия прекрасно подходила к нежному голосу исполнительницы, попутно усилив флер юной наивности, ее окутывавшей.
Ей всего двадцать лет, напомнил себе Дрессер, – впрочем, и она сама с успехом всем об этом напомнила.
И перед его глазами возникло вдруг видение: Джорджия в Дрессер, она играет и поет для него одного. Или для нескольких ближайших соседей. Или… для их будущих детей.
Нет, это невозможно, но оставить надежду для него было столь же немыслимо.
Его подозрения в адрес Селлерби казались все более дикими, но по пути домой он все же решил поделиться ими с Джорджией – ведь ее непременно следовало предупредить. Однако она лишь пожелала ему с улыбкой спокойной ночи и поднялась наверх, придерживая мать под руку.
И тотчас хозяин дома пригласил его на рюмку бренди. Дрессер втайне опасался, что разговор пойдет о помолвке, однако лорд Эрнескрофт лишь хмыкнул: «Сдается, вы с невестой поладили!» – и тотчас заговорил о лошадях. Дрессер ускользнул, как только представился удобный случай, и поднялся наверх. День прошел не самым лучшим образом. Он замешкался перед дверью в одну из комнат. Это была дверь опочивальни Джорджии, и на какой-то миг воображение нарисовало ему сладкое видение.
Может быть, она еще не легла, а сидит за туалетным столиком и горничная расчесывает ее роскошные кудри?
Или она уже в постели и, завернувшись в одеяло, безмятежно спит? Похоже, она и его впечатлила своей сегодняшней игрой в невинность, но против нежности и невинности он ничего не имел.
В доме было тихо. В коридоре ни души.
Он свободно может войти к ней, и у него есть даже своего рода уважительная причина.
Интересно, она закричит?
Нет, она слишком хорошо представляет последствия подобных воплей. Она будет в гневе, и с полным на то правом, и все равно Дрессеру потребовалось немалое мужество, чтобы удержаться.
Войдя к себе, Дрессер на мгновение лишился дара речи.
Джорджия Мейберри сидела в его опочивальне в кресле, лицом к двери, и явно поджидала его.
Глава 20
Тело ее было еще более тщательно прикрыто, чем на приеме у леди Дженнет, и все же ночная сорочка с высоким воротом, а поверх нее бледно-зеленый халат создавали волнующее впечатление.
Дрессер закрыл за собой дверь.
– Джорджия?
– Выкиньте из головы глупости, Дрессер. Вы говорили, что хотели что-то мне сказать.
– И вы полагаете, это подходящий момент?
– Да вы гневаетесь? Что ж, тогда я уйду. – Нахмурившись, она поднялась. – Поверьте, я не имела в виду ничего… такого. Прошу удержаться от ошибочных умозаключений.
– Это я вам обещаю.
Дрессер мучительно пытался подобрать нужные слова, что было весьма затруднительно – легчайший аромат ее духов не давал собраться с мыслями. И хотя присутствие ее было пыткой, он решительно не желал, чтобы она уходила.
– Прошу вас, сядьте! Мне на самом деле нужно сообщить вам нечто важное.
Джорджия послушно села, но выглядела настороженно. И очень, очень невинно.
И все же, думал Дрессер, сейчас так легко позабыть, что леди Мей совсем молода и что единственный ее жизненный опыт – это краткий брак… Она соблазнительна настолько, что он теряет разум!
– Про Селлерби? – уточнила она.
– Да. Он приходил к вам нынче утром.
– Меня об этом уведомили.
– Я уже собирался уходить, и Селлерби вызвался меня проводить. Он не принял близко к сердцу ваши слова и продолжает надеяться. И находит нашу предполагаемую помолвку полной дикостью.
– Имеет на то веские причины, – согласилась Джорджия с невинным видом.
– Он утверждает, что ваш отказ ему – часть игры, той самой игры, в которую вы вот уже много лет с ним играете.
– О черт… Он невыносим!
– С этим соглашусь, но разве вы не поощряли его?
– Только не в этом! Прежде, когда Дикон был еще жив, Селлерби твердо знал, что любой флирт между нами – всего-навсего игра. Он мог как угодно пылко выражать свои чувства, а я его за это бранила. Он мог дарить мне дорогие подарки, а я отказывалась от них. Тогда он дарил мне какую-нибудь безделицу, и я ее принимала. Да, это была игра, но при чем здесь женитьба? Я была предана мужу, и Селлерби прекрасно об этом знал. Я пыталась найти ему невесту множество раз, но он не почтил вниманием ни одну из них.
– Потому что был влюблен в вас.
– Но я была несвободна.
– Любовь и здравый смысл вещи несовместимые.
Джорджия пожала плечами, и Дрессер невольно подумал: да любила ли она когда-нибудь? Да, она была предана своему супругу, но вот любила ли его?..
– А после гибели вашего мужа игра продолжилась?
– Разумеется, нет. Как вы могли вообразить подобное?!
– Прошу меня простить. Просто я не до конца понимаю. Отчего он появился в Эрне, пылая чувствами, после целого года разлуки?
– Смею вас уверить: это и вправду был целый год разлуки, – сказала Джорджия. – Но в последние месяцы мы состояли в переписке. Он пытался писать мне с самого начала, но я решительно отказала. Я не принимала писем ни от кого из джентльменов. Тем не менее в декабре произошла та самая история с моей свекровью, и мне стало известно, что Селлерби отчаянно пытался заставить ее опомниться. Я написала ему благодарственное письмо, и постепенно мы начали переписываться. Признаюсь, мне радостно было узнавать городские новости. Однако, уверяю, в моих письмах не было ровным счетом ничего, что могло бы внушить ему ложные надежды.
– Видимо, он иного мнения.
Джорджия всплеснула руками:
– Сделаю все, что в моих силах, чтобы всячески избегать его общества, а если мы встретимся, постараюсь прояснить ситуацию раз и навсегда. Благодарю, что предупредили. – И она вновь встала.
Дрессер спросил:
– А почему вы не думаете о том, чтобы выйти за него? Ведь Селлерби богат, носит графский титул, разделяет ваши интересы.
Джорджия сурово сдвинула брови:
– Не знаю. Он мне приятен, или же я просто к нему привыкла, но я ровным счетом никаких чувств к нему не питаю! Я отношусь к нему так же, как к своим братьям.
– Однако и обо мне вы говорили то же самое, – напомнил Дрессер.
Джорджия вспыхнула:
– Вы и должны быть для меня как брат.
И она направилась к дверям, но Дрессер первым открыл их и выглянул в коридор.
– Никого.
Джорджия, стоя у него за спиной, замешкалась. Дрессеру с трудом удалось скрыть улыбку.
Она может сколько угодно рассуждать о братских чувствах, однако леди Мей хотела поцелуя. Она не признается в этом, возможно, даже самой себе, но главным образом именно это желание и привело Джорджию к нему в комнату.
– Доброй ночи, – поклонился Дрессер.
Она недовольно нахмурилась, однако, опомнившись, поспешила к себе в комнату.
И только тут Дрессер осознал: ее внезапное явление настолько одурманило его, что он так и не поведал ей о своих подозрениях.
Войдя к себе в спальню, Джорджия в изнеможении прислонилась к стене – сердце бешено стучало, ноги подкашивались. Почему, ну почему он ее не поцеловал? До сего момента она даже не представляла, насколько ей хотелось вновь изведать сладость его поцелуя.
Впрочем, он повел себя вполне достойно – особенно учитывая то, насколько ясно она дала понять, что им никогда не быть вместе.
Подумать только – он ей как брат! Никогда она не чувствовала такой близости, такого родства даже с самым своим любимым братом! Однако это ничего не меняло: ей не стоило так вот вламываться в его комнату.
Джорджия сбросила халат и забралась под одеяло, но, задув свечу, вновь мыслями вернулась к тому самому неслучившемуся поцелую и с трудом сдержала рыдание. Кажется, весь мир сговорился сделать ее несчастной!
Она дурно спала ночь и проснулась с тяжелой головой.
– Лучше вам остаться нынче дома, миледи, – сказала Джейн. – И вовсе не нужно все время надзирать за работой Мэри.
– Но в костюм надо постоянно вносить изменения!
– Тогда поезжайте к Мэри попозже, а с утра отдохните.
Джорджия лениво позавтракала, но понимала, что усидеть дома ей будет нелегко. И тут она поняла, чего хочет.
Она быстро нацарапала записку.
– Джейн, отнеси-ка это лорду Дрессеру. Ведь я обещала показать ему город.
Однако Джейн возвратилась с известием, что лорд Дрессер отбыл.
– Его вызвали в адмиралтейство, миледи, на его имя пришло некое очень важное письмо.
– Господи, уж не намерен ли он вернуться на флот?
– Не знаю, миледи, но это сомнительно. Насколько мне известно, сейчас Англия не ведет военных действий.
– Ты права.
Джорджию смутила паника, овладевшая ею при этой мысли. Впрочем, где бы ни был этот человек – в Девоне или в море, – вскоре пути их разойдутся. Тем досаднее было, что ей так и не удалось погулять с ним по Лондону.
– Тогда я напишу несколько писем, а потом мы с тобой пройдемся по магазинам. А после обеда навестим Мэри – мне непременно нужно убедиться, что с костюмом все в порядке.
Она написала Лиззи, Клэр Оллуорт в Уилтшир и Анне Лонг в Ирландию. Писать об одних и тех же новостях было утомительно, хотя от Анны и Клэр она благоразумно многое утаила. Поход по магазинам разочаровал Джорджию – к тому же она с горечью осознала, что многие леди старательно ее избегают, и сочла за благо поскорее уйти.
Как она ненавидела тех, кто все это затеял! А ведь ее положение было весьма незавидным даже без этого проклятого письма! Итак, Элоиза Кардус и… кто же еще? Кто настолько ее ненавидит? А когда Дрессер не явился к обеду, Джорджия уже с трудом сдерживала слезы.
– Думаю, он остался отобедать в адмиралтействе, – с показным равнодушием сказала она. – Не пойму, зачем Дрессер им понадобился.
– Рассуди здраво, дитя мое, – сказала мать, – Дрессер теперь лорд. Да, он всего лишь барон, но даже этот титул дает ему право заседать в палате. И ему во что бы то ни стало надлежит отдать свой голос за процветание флота – в адмиралтействе за этим должны проследить.
Джорджия и сама полагала, что так дело и обстоит, однако понимала, что Дрессер проголосует так, как велит ему совесть, а вовсе не адмиралтейство.
За обеденным столом нынче было всего восемь человек, включая жен ее двух братьев. Они были столь изысканно-вежливы с Джорджией, что ей захотелось тотчас удалиться. Она силилась оставаться спокойной и делать вид, что ничего не происходит, но возблагодарила Бога, когда гости наконец распрощались.
Она уже собиралась покинуть гостиную, когда мать сказала:
– Мы приглашены нынче вечером на выставку в посольство Дании. Хочешь пойти с нами?
Джорджия понимала, что должна пойти – что должна вновь изображать чистоту и невинность, изо всех сил очаровывать людей, пытаясь вернуть их благорасположение, но… у нее просто не было сил.
– Мне весь день сегодня нездоровилось, мама. Лучше я лягу пораньше.
Вернувшись от Мэри Гиффорд, Джорджия немного поиграла в карты с Джейн, а затем и в самом деле приготовилась лечь спать. Отпустив Джейн, она все никак не могла успокоиться. Она пыталась читать, однако то и дело подбегала к окошку посмотреть, не едет ли карета, не возвращается ли Дрессер.
Это было одновременно и глупо, и очень дурно – ведь нынче ночью совершенно отсутствовал повод посетить его комнату, но искушение было очень велико. И повод следовало тотчас выдумать!
Где, черт его возьми, он шляется? Уже пробило восемь – никакие дела в адмиралтействе настолько не затягиваются. Для человека, недавно попавшего в Лондон, Дрессер слишком уж рьяно предается светским развлечениям.
Джорджия взяла новую книгу стихов, строго-настрого запретив себе подходить к окну. Стихи оказались прелестными, и когда она заслышала с улицы какой-то шум, было уже десять.
Она поспешила к окну, но успела увидеть лишь трех джентльменов, удаляющихся от крыльца. Возможно, они просто проходили мимо, но Джорджии показалось, что она услышала стук в дверь.
Набросив на плечи шаль, она на цыпочках выскользнула в коридор и прислушалась.
Голоса в коридоре.
Подойдя к лестнице, ведущей вниз, Джорджия расслышала голоса Дрессера и лакея.
– На меня напали на улице, – сказал Дрессер. – Наверное, воры. Сможешь раздобыть бинты?
Джорджия стремглав бросилась вниз.
– Бинты? Что стряслось?
Дрессер уставился на нее во все глаза, и тут Джорджия вспомнила, во что она одета, но какое это имело значение сейчас, когда жилет Дрессера из буйволовой кожи был весь в пятнах крови! Она подбежала к нему:
– Что с вами случилось?
– Напоролся по дороге на разбойников. Ничего, со мной все в порядке.
– Наверное, не вполне, раз вам понадобились бинты… Да вы весь в крови!
– Ну, не весь. – Голос Дрессера звучал странно, да и слова он выговаривал не вполне внятно.
– Дрессер, вы пьяны?
– Виноват, мадам.
Джорджия широко раскрыла глаза. Впрочем, некоторый опыт у нее имелся: она не раз видела Дикона в похожем состоянии.
– Пойдемте. Я провожу вас в вашу комнату. Подай чистой воды, – приказала она лакею, – и принеси чистую ткань для бинтов! Пойдемте, Дрессер.
– Да, и принеси еще бренди, – прибавил Дрессер.
– Вам не следует больше пить.
Джорджия попыталась обнять Дрессера за талию, однако он воспротивился:
– Вы же не хотите перепачкать кровью платье… или что там на вас надето? Я твердо стою на ногах.
– Более или менее, – заключила Джорджия, глядя, как осторожно он идет по ступенькам. Похоже, он ранен несерьезно. Сердце ее понемногу успокаивалось.
На самом верху лестницы Дрессер остановился, ухватившись за перила:
– А где ваши родители?
– Матушка поехала в посольство Дании, а отец встретит ее там. Я же предпочла провести вечер дома.
– Испугались, что ли?
– Вовсе нет.
– Вы совсем не умеете лгать, Джорджия.
– А вы, когда выпьете, совсем худо соображаете. Пойдемте-ка.
И вновь он отверг ее помощь и, пошатываясь, направился к себе в комнату. Когда Джорджия попыталась последовать за ним, Дрессер сказал:
– Не стоит.
– Что именно не стоит?
– Входить ко мне. Потому что я могу вас… изнасиловать.
Сердце Джорджии бешено забилось.
– Но вы же ранены!
Читать бесплатно другие книги:
