Скандальная графиня Беверли Джо

– Одно другому совершенно не мешает. Хотя с эдакой рукой это будет слегка затруднительно… – Дрессер присел на кровать, баюкая руку. – Так что если я наброшусь на вас, моя милая Цирцея, лучше бейте меня по левой руке.

Джорджия понимала: он говорит совершенно серьезно. Опьянение ослабило его самоконтроль, и было ясно: он на самом деле хочет овладеть ею. Джорджия была одновременно и возбуждена, и до смерти перепугана.

– Что у вас с рукой? – спросила она, прячась за дверью.

– Удар дубиной.

– Рука сломана?

– Нет.

– Вы в этом уверены?

Вместо ответа Дрессер согнул и разогнул руку, хотя и поморщился от боли.

– А что с вашим боком?

– Пырнули ножом.

– Да вас же убить могли! – Джорджия рванулась было в комнату, но тут появился лакей с кувшином горячей воды, а за ним следовала Джейн с бинтами. Увидев госпожу, горничная свирепо зыркнула на нее.

– Но ему нужна помощь, – стала оправдываться Джорджия.

– Сейчас есть кому помочь милорду Дрессеру. Дозвольте, миледи, Джем им займется.

– Но Дрессер пьян!

– Тем более. Пусть Джем за ним приглядит.

– Отличная мысль. – Дрессер махнул правой рукой. – Леди покидают корабль! Тем более зрелище предстоит малоприятное.

Джорджия хихикнула.

– Хорошо, милорд. Однако я еще вернусь, чтобы убедиться, что вы доживете до утра.

Как только дверь за ними захлопнулась, Джейн коршуном налетела на госпожу:

– Вы ведете себя глупо, миледи!

– Но это мой долг!

– Тогда пойдите и оденьтесь как подобает.

– Не мели ерунды, Джейн! Я одета с головы до ног, а напяливать сейчас кринолин и нижние юбки было бы смешно. К тому же он довольно серьезно ранен и просто не сможет приставать ко мне.

Джейн забормотала что-то себе под нос, но Джорджия тотчас отправила горничную спать. Сама же она не могла дождаться удобного момента, чтобы пойти и убедиться, что жизни Дрессера ничего не угрожает.

Подумать только, он пьян! Джорджия снова хихикнула в ладошку. Он всегда так великолепно владел собой, что ей даже приятно было видеть его в некоторой расслабленности от алкоголя.

Но ведь на него и в самом деле напали!

Джорджия пересекла коридор и слегка приоткрыла дверь в его комнату:

– Дрессер, не позвать ли врача?

– Нет, благодарю вас. Уходите, леди Мейберри!

Джорджия закрыла дверь и возвратилась в свою комнату. Разумен ли его отказ? Мужчины ведь частенько переоценивают свои силы. Услышав шаги в коридоре, она выглянула и увидела, что домоправительница, госпожа Кромби, направляется в комнату раненого.

– Я принесла вам мазь собственного изготовления, милорд, – лучшее средство от синяков и ушибов, – раздался голос домоправительницы.

– Благодарю, мадам, – послышался голос Дрессера. – А нельзя ли попросить чашечку кофе?

– Конечно, милорд. Не соблаговолите ли выслушать совет? Не стоит разгуливать по улицам Лондона ночью, да еще и в одиночестве.

– Полагаю, лучше бы мне быть одному, чем с этим мальчишкой-факельщиком, – сказал Дрессер. – Правду ли говорят, что они порой заодно с грабителями, мадам?

– Полагаю, такое возможно, милорд. Однако большинство джентльменов все же хорошо знают, куда идут.

– Меткое наблюдение, мадам.

Госпожа Кромби, хмыкнув, вышла из его комнаты.

Джорджия в волнении мерила шагами комнату. Мальчишка-факельщик? Заодно с грабителями? Да ведь Дрессера могли убить! Ничего, когда раненому принесут кофе, она все же навестит его и услышит, что же на самом деле произошло.

Раздался скрип открываемой двери, послышался голос Дрессера:

– Налей мне чашечку, Джем, и можешь быть свободен.

Вскоре оба лакея вышли в коридор и двинулись прочь, сокрушаясь по поводу прискорбного положения на городских улицах.

Джорджия собралась с духом и проскользнула в комнату Дрессера.

– Ну как вы? – начала было она, но тотчас умолкла. Ей и в голову не пришло, что он тоже может переодеться ко сну. Дрессер сидел в постели, с чашкой кофе в руке, в одной лишь ночной сорочке. На нем не было даже халата. Из-под одеяла виднелись довольно волосатые ноги, но ступни, к великому удовольствию Джорджии, отличались благородством формы. Сам же Дрессер смотрел на Джорджию со странным выражением на лице.

Не пристало ей вести себя по-девичьи! И она поспешила к постели:

– Вы в порядке?

Дрессер отсалютовал ей кофейной чашечкой:

– Совершенно околдован вами, моя Цирцея!

– Как я погляжу, вы еще не протрезвели. Где вас угораздило так напиться?

– В городе это сделать необычайно легко.

– Увы, спорить бессмысленно. А как ваши раны?

– Ерундовые.

– Что с боком?

– Царапина.

– А рука?

– Болит.

Джорджия присела на краешек постели:

– Вы все еще уверены, что вам не нужен доктор?

– Уверен. Будьте так любезны, поставьте чашку на стол, пожалуйста.

Выполнив просьбу Дрессера, Джорджия вернулась к нему. Он казался ей таким по-мальчишески очаровательным в состоянии легкого опьянения.

– Боюсь, теперь вы утвердитесь в нелюбви к Лондону.

– Ну, инцидент, разумеется, не вызвал у меня восторга, однако…

– Однако – что?

– А на кой черт я потащился тупо вслед за факельщиком? Отчего не соображал своей-то головой? Я сам во всем виноват.

– А сколько человек напали на вас?

– Трое.

– Трое против одного! Как вам удалось спастись?

– Спасибо моей верной шпаге. Но я, разумеется, позвал на помощь, и ко мне тотчас бросились какие-то джентльмены. Но если бы удар дубиной был поточнее…

– Дубина?! О боже, Дрессер!

– Удар пришелся вскользь, так что все обошлось.

Джорджия протянула руку, чтобы пощупать его голову, однако Дрессер перехватил ее ладонь.

– Джорджия, ведите себя пристойно. И вообще вам тут не место.

– Возможно, вы и правы, – с достоинством ответила она, – но я все-таки вдова, а вовсе не какая-нибудь невинная овечка, а вы гость в нашем доме, к тому же ранены.

Слова ее прозвучали вполне логично, однако Дрессер смотрел на нее все так же скептически.

– К тому же мне крайне любопытно, как все произошло. Прошу, расскажите все без утайки.

Дрессер осуждающе покачал головой, но, не выдержав, улыбнулся:

– Что ж, отвечать, в случае чего, будете вы. Если нас тут застанут вдвоем…

– В самом худшем случае это будут мои родители – конечно, нас поругают, но сохранят дело в тайне. Так что произошло? Начните с самого начала. Я слышала, вас вызвали в адмиралтейство.

– Точно так. Там я повстречал старинных друзей, которые пригласили меня пообедать с ними. А после обеда все мы направились в таверну, чтобы вспомнить былые подвиги, ну а потом плавно переместились еще в одно… заведение.

– Что за заведение? – нетерпеливо спросила Джорджия.

– Вряд ли оно вам знакомо.

– И все же, в какое именно?

– Вы неисправимы, – вздохнул Дрессер. – Ну… к Мирабел.

– Мой супруг говорил, что это восхитительное место.

– Но это же бордель! – Дрессер уставился на нее во все глаза.

– В том числе – да, разумеется. Мейберри любил поиграть там в карты и полюбоваться на «живые статуи».

– Да известно ли вам, что все они почти голые?

Гнев Дрессера заставил Джорджию безудержно расхохотаться. Какое, однако, странное у него представление о ней!

– Порой на них одна лишь вуаль, но… очень красивая!

– Так вы бывали у Мирабел?!

– Разумеется, никогда! Но мы порой развлекались подобным образом в «Сан-Суси»… И «живые статуи» представляли не только женщины, но и мужчины.

– Но это вовсе не подобающее развлечение!

Джорджия вновь засмеялась:

– Мужчины всегда надевали… скажем, фиговый листочек. Но если вполне приличным считается устанавливать в парке статуи нагих богов и героев, отчего же менее прилично любоваться на живые людские тела, притом прикрытые вуалью?

– Это совсем иное, и вам это известно.

– Не стройте из себя замшелого провинциала.

– Вы чересчур молоды для таких забав.

Растроганная, Джорджия улыбнулась и склонилась, чтобы поцеловать его в щеку:

– О дорогой, милый Дрессер!

И тут он, запустив пальцы ей в волосы, прижался губами к ее губам. Джорджия отпрянула было, но ей слишком хотелось поцелуя – такого, как тогда, в Треттфорд-Хаусе.

Но этот поцелуй был иным. Сейчас он целовал ее властно – так, словно она принадлежала ему по праву. Это явно был запретный поцелуй, однако Джорджия обхватила руками его голову и страстно ответила. Тело ее само собой приняло более удобное положение, тихо зашуршал шелк сорочки. Внутренний голос сказал ей: «Помни про его больную руку. Но прижмись еще теснее… ближе… о, как это великолепно, как прекрасно…»

Вкус его губ был таким знакомым, словно они целовались до того уже тысячу раз, словно знали друг друга тысячу, миллион лет. И запах тела, и волосы, в которых запутались ее пальцы, и он весь, казалось, были знакомы ей до мельчайших подробностей.

Дрессер вдруг замер и мягко отстранил ее:

– Ну, довольно. А теперь вам пора идти, Джорджия.

Он был прав, но она не спешила.

– Поцелуй был великолепен.

И ей хотелось еще!

– Я этого не отрицаю. – Дрессер ладонью стиснул ее бедро.

И тут Джорджия осознала, что сидит на нем верхом! И что меж ее ног располагается нечто весьма твердое. И оно шевелилось, отчего и дыхание перехватывало, и в потаенных глубинах ее тела все сладко замирало.

Так просто. Так просто. Просто чуть сдвинуть одежды и податься немного вперед…

Они смотрели друг на друга – и в глазах Дрессера она прочла тот же голод, который терзал ее сейчас.

Она хотела его. Хотела слиться с ним прямо здесь, сейчас – никогда прежде она так не жаждала соития. Если бы она испытывала нечто подобное с Диконом – о, как это было бы прекрасно!

Подумав об этом, Джорджия соскользнула с постели, поспешно оправив одежду, и отпрянула – то, что произошло сейчас, вдруг показалось ей изменой.

– Мудрая соблазнительница. – Дрессер улыбнулся своей кривоватой улыбкой.

– Ах если бы это было так! – невольно сорвалось с ее уст.

Дрессер рассмеялся, прикрыв глаза:

– Убийственная правдивость! Тяжело, наверное, быть вдовой, успев изведать радости плотской любви.

Ей следовало смолчать, но что-то вынудило ответить откровенно:

– Я… не успела.

Дрессер открыл глаза:

– Уж не девственны ли вы, часом?

– Нет! Нет, но я не изведала… этой самой радости. О, мне не следовало говорить вам этого. – Джорджия мучительно покраснела.

– Дело совсем не в этом, но я искренне сожалею, что вы лишены были этой радости в супружестве. И искренне желаю вам обрести ее в следующем браке.

– Как я могу сделать это, не рискуя быть опозоренной?

– Вы же здесь… и не опозорены.

– Но я не могу позволить себе спать с каждым подходящим женихом.

– Неподходящий жених нижайше просит у вас прощения…

Джорджия прижала ладони к пылающим щекам:

– О-о-о, простите! Я не это хотела сказать. Но вы же прекрасно знаете, мы не можем… у нас не получится…

– Я знаю единственный способ в этом убедиться окончательно.

И она тоже знала этот способ и всем своим существом желала увериться в правдивости своих предчувствий.

– Но ведь вы не какой-то единственный и неповторимый, – сказала она.

– Все мы неповторимы. Однако вы правы. Многие мужчины способны доставить вам наслаждение, в то время как многие на это неспособны, а кое-кто просто никогда этого не сделает.

– Я знаю. Но…

– Надеюсь, вы не помышляете об этом?

– О чем именно?

– Попробовать это с разными мужчинами?

– Разумеется, нет!

– Милая, вы вовсе не умеете лгать. Вы не должны делать этого, Джорджия.

– Не смейте указывать, что я должна… или не должна! – Джорджия отпрянула от постели. – Никому этого не понять.

– Никому? Так вы обсуждали это со всем городом?

– Нет, конечно. Только с Лизи – с леди Торримонд. И вы все неправильно понимаете. Речь совсем о другом. – Она всплеснула руками. – Я никого не желаю разочаровывать…

– Разочаровывать? Уверяю вас, Джорджия, это невозможно.

– Откуда вам-то знать? И никто не может знать этого до тех пор, пока… пока не будет поздно. О-о-о! – Джорджия подбежала к окну: – Родители вернулись! Я встречу их и расскажу о том, что с вами стряслось.

И она выбежала вон из комнаты, обуреваемая весьма противоречивыми чувствами: она была напугана и в то же время в красках представляла себе все, что едва не произошло между ними. Все время, пока они беседовали, ее неудержимо тянуло к нему, тянуло так сильно, словно на аркане…

И если бы не возвращение родителей, она бы уступила искушению и испробовала мужчину, что было бы совершенно непозволительно.

Дрессер откинулся на подушки, пытаясь унять жар, охвативший тело. Он не понимал, что потрясло его сильнее: явление прекрасного видения в льняной сорочке и зеленом шелковом халате, их откровенный разговор или ее неожиданный и неумелый поцелуй.

Какая потрясающая несправедливость! Такая женщина – и вдруг оказалась женой болвана, понятия не имевшего, как следует обходиться с прекрасной женщиной! Впрочем, и сам Дикон Мейберри заслуживал жалости. Рано женившись, он, воспитанный властной матерью, явно не сумел получить образования в определенной сфере. А вот ему, Дрессеру, в его странствиях такая возможность была предоставлена…

Заслышав шаги в коридоре, Дрессер спешно накинул на себя одеяло.

Вошла леди Эрнескрофт, тоже одетая в зеленое – поверх платья из золотой парчи был накинут темно-зеленый плащ, – на груди мерцали роскошные изумруды. Контраст между ее изысканным одеянием и неглиже дочери позабавил Дрессера.

– Я глубоко шокирована, Дрессер! Надеюсь, вам оказали необходимую помощь?

– Да, благодарю вас, мадам.

– Это вам урок: не стоит гулять в одиночку по ночным улицам.

Дрессеру уже порядком надоело выслушивать одно и то же, однако спорить смысла он не видел.

– Я велю лакею дежурить всю ночь напролет возле вашей двери, – сказала графиня. – И если вам что-нибудь понадобится, стоит лишь его кликнуть.

– Но в этом нет никакой надобности.

– Вы мой гость, Дрессер!

И графиня вышла, однако тотчас зашел ее супруг.

– Какой, однако, скандал, – сказал Эрнескрофт, слегка нетвердо стоя на ногах. – Есть ли шанс изловить негодяев?

– Ни малейшего, полагаю. Это были простые воры.

Эрнескрофт сочувственно закивал:

– Вот изловить бы их всех да утопить разом в море! Моя жена права: не стоит шататься по ночным улицам в одиночку.

Наконец Дрессера оставили в покое, и он с величайшим облегчением закрыл глаза. Он уже засыпал, когда вдруг кое о чем вспомнил.

Он выбрался из постели, все еще оберегая ушибленную руку, проверил бинты на боку – следов крови на них не было. Затем открыл дверь и увидел молодого лакея, которому хозяева милостиво позволили сидеть на стуле подле покоев гостя. Лакей тотчас вскочил на ноги:

– Вам что-то нужно, ваша светлость?

– Да. Войди-ка.

Лакей робко переступил порог.

– А теперь погляди, есть ли под моей кроватью другая, выдвижная?

Лакей наклонился:

– Ага, есть.

– Тогда выдвинь ее и ложись.

– То есть как, сэр?

Мальчишке на вид было не больше семнадцати, и он очень боялся совершить промашку.

– Тебе ведь велено дежурить при мне и выполнять все мои прихоти?

– Да, ваша светлость.

– Так вот, я предпочитаю, чтобы ты был поближе. Мне может стать вдруг так худо, что я не смогу даже позвать на помощь. Так что закрывай дверь, выдвигай кушетку и ложись – будешь дежурить лежа. Я нисколько не обижусь, если вдруг ты уснешь: ведь если мне сделается плохо и я начну задыхаться или вдруг в припадке безумия голышом выбегу в коридор, ты тотчас проснешься.

Паренек уже робко улыбался, понимая, что господин шутит, однако не позволил себе лишнего:

– Как пожелает ваша светлость.

Кивнув, Дрессер загасил свечу и устроился поудобнее в постели.

«Не стоит гулять в одиночку по улицам ночного Лондона…» Разумеется, он не позабудет этого мудрого совета, но искренне предпочел бы вовсе уехать из города. Его держала здесь только Джорджия и проблемы, связанные с ней.

Но сможет ли он уехать, если она останется здесь?..