Скандальная графиня Беверли Джо
Джорджия уже готова была к подобному приказу и лишь слегка помешкала, прежде чем расстегнуть халат и сбросить его на пол.
– Не торопись, – мягко сказал Дрессер. – Я хочу насладиться всем по порядку.
Джорджия стыдливо произнесла:
– Но на мне совсем простая сорочка…
– Она прекрасна.
И он не лгал: льняная сорочка, скрывавшая тело Джорджии подобно монашеской сутане, была для него прекраснее, чем невесомые вуали на «живых статуях» в саду мадам Мирабел.
– Продолжай.
Джорджия, опустив глаза, расстегнула первую из шести пуговок на халате, но, расстегнув вторую, взглянула на Дрессера, словно искала поддержки. Взгляд ее привлекли часы на каминной полке за его спиной. Любой мужчина на его месте понял бы, что ей надобна передышка. И Дрессер был уже готов предоставить таковую, но вдруг Джорджия взглянула ему прямо в глаза и принялась расстегивать пуговки одну за другой… последняя располагалась как раз между ее высокими упругими грудями. Расстегнув самую последнюю, Джорджия улыбнулась, наслаждаясь произведенным эффектом.
А затем, с достоинством истинной богини, она принялась неторопливо развязывать шнурки, стягивавшие рукава сорочки у запястий… И вдруг, вместо того чтобы стянуть сорочку через голову, она скинула свои хорошенькие ночные туфли и аккуратно поставила их у постели.
Лишь затем она грациозно приподняла подол льняной сорочки и стала стягивать ее – медленно, очень медленно, открывая одну за другой свои тайны.
Дрессер утратил дар речи и едва дышал. Но тут Джорджия кашлянула, и от ее волос взвилось очередное облачко пудры. Уже смеясь, она помотала головой, окончательно стянула сорочку – новое облачко пудры взметнулось в воздух, – и Дрессер захохотал в ответ.
Она стояла перед ним совершенно нагая и смело смотрела прямо ему в глаза.
– Что теперь пожелаете, мой господин?
«Господи, спаси меня!» – в очередной раз взмолился Дрессер. Единственное, чего он сейчас хотел, – это пасть на колени и расцеловать милые маленькие пальцы ее ног.
– Покажись-ка мне со всех сторон, – собрав остатки самообладания, сказал он. Когда Джорджия повернулась вокруг, он одобрительно сказал: – Ты прекрасно сложена. Знаешь об этом?
Джорджия искоса взглянула на него:
– Ну, кажется, все именно так, как назначено природой.
– Да, все именно так, как и должно быть. Таких прелестных ягодиц я еще не видел.
Джорджия вспыхнула, однако продолжала поворачиваться, деловито заметив:
– Ну, это обычно не имеет большого значения: ведь сверху надет кринолин и множество юбок.
– А это смотря где ты находишься, дорогая, – хмыкнул Дрессер. – А теперь подойди-ка ко мне.
Джорджия не тронулась с места.
– Я ведь уже сказала, что не хочу нечаянно забеременеть.
Дрессер был в полном восторге от того, что здравый смысл не покинул Джорджию. Это означало, что он может применить более сильнодействующие средства.
– Я не допущу ничего дурного. Доверься мне.
Какое-то мгновение Дрессер думал, что Джорджия отступит, но нет: она продолжала двигаться столь же изящно, как если бы была в туфельках на каблуках, бедра ее покачивались, а высокая грудь слегка колыхалась…
Дрессер положил ладони на ее талию и ощутил, что она вся трепещет:
– Твой муж такого никогда не делал?
Она не ответила, лишь потупилась – все и без того было ясно.
Дрессер приказал себе держаться. Он вылил каплю масла на ладонь, растер ее, затем провел руками по ее бедрам, примечая, как у нее тотчас сбилось дыхание.
Ладони его сжали ее ягодицы.
– Ты кругла там, где это положено женщине. – Руки его замерли на ее тонкой талии. – И тонка там, где положено женщине. – Тут он накрыл ладонями ее груди. – И пышна там, где это положено природой. И царственна, как это положено женщине Богом. – И Дрессер нежно сомкнул губы вокруг напряженного розового соска.
Джорджия вздрогнула, однако Дрессера это не остановило: крепко держа ее за талию, он насладился одной ее грудью и перешел ко второй. Ногти Джорджии впились в его плечи, она бурно дышала. Дрессеру вдруг мучительно захотелось выпороть ее мужа! Впрочем, бедняга наверняка был так же невежествен в вопросах любви, как и она, и чистосердечно полагал, что его судорожные телодвижения в темной спальне – это апофеоз любви!
А Джорджия уже дрожала всем телом, и Дрессер улыбнулся, глядя в ее широко распахнутые глаза:
– Итак, я буду приказывать, но ты можешь в любой момент отказаться мне повиноваться. Помнишь об этом?
Она кивнула и прошептала:
– Но это… нормально?
– На данный момент это непростой вопрос, милая моя Цирцея.
Он нежно поцеловал ее, вложив в поцелуй всю любовь, которая владела сейчас его сердцем. Он упивался вкусом ее нежных губ, прижимая к себе нежное шелковистое тело. Он мог часами наслаждаться этими поцелуями и объятиями, но в его распоряжении оставались считаные минуты. И он шепнул прямо в ее розовое ушко:
– Это нормально. Мы сможем делать это в нашей гостиной, или в саду, или под цветущей яблоней в нашем саду…
Он пытался нарисовать ей картину будущего. Но слышит ли она его?
Она отстранилась, чтобы взглянуть ему в глаза:
– Надеюсь, мы будем тогда одеты? А теперь, прошу, поговорим о том, чего мы не сможем делать, будучи одетыми, в саду, и так далее!
Дрессер поцеловал ее со всей страстью, упиваясь тем, как она прильнула к нему. Он физически ощущал желание, исходящее от нее, и сам отчаянно желал эту женщину. Он мог бы целовать ее долгие часы напролет, если бы у него было время. Однако драгоценные минуты неумолимо утекали.
Он понимал: она хочет большего. Она хочет того, что до сих пор не могла себе даже вообразить.
И в его силах дать ей это.
Глава 26
Дрессер прервал поцелуй.
– Залезай на кровать.
– На кровать? – спросила ошеломленная Джорджия.
Он помог ей преодолеть три ступеньки, любуясь ее стройными ногами, крошечными ступнями, тонкими щиколотками. Ноги леди представляли собой обычно величайшую загадку, а порой и величайшее разочарование, но в Джорджии не было абсолютно ничего, что могло бы разочаровать. Это было попросту немыслимо. Даже если бы обнаружилось, что она узкобедрая, вислогрудая, а ноги ее худы и лишены округлости, сейчас ему было бы все равно. Но то, что он увидел, одурманило Дрессера.
Джорджия стояла на постели, почти касаясь головой балдахина.
– Это возбуждает вас, милорд?
Дрессер улыбнулся, глядя на нее снизу вверх:
– Все еще впереди. Прошу, возьмись за карниз, да покрепче.
Джорджия повиновалась, пробормотав:
– Как это странно…
– Тебе необходимо за что-нибудь держаться. Надеюсь, карниз и столбы выдержат. А теперь раздвинь ноги.
– Что-о?
Дрессер уловил ее нерешительность и уже предвидел бунт, однако она слегка раздвинула ноги, стоя на матрасе.
– Сильнее!
Джорджия повиновалась, но нахмурилась:
– Что вы намерены делать?
– Не нужно спешить. Тайна – часть наслаждения. Тебе неудобно?
– Не уверена… что мне это нравится. Прошу, скажите, что вы намерены делать? Вы ведь сказали, что я могу воспротивиться…
Палец Дрессера, смоченный в ароматном масле, скользнул по внутренней поверхности ее правого бедра.
– Единственное, чего я от всего сердца желаю, – это подарить вам наслаждение. Но вы всегда можете воспротивиться. Вы сейчас стоите так, что вам очень удобно в случае чего заехать мне от души коленом в нос.
– Да, странное у меня положение. А почему вы все это делаете?
Обе руки Дрессера, умащенные маслом, легли на ее бедра.
– Разве вам это не по нраву?
Она слегка изогнулась.
– Какая разница? Сейчас приказываете вы, а не я.
– Я лишь хочу подарить вам наслаждение. Позвольте это мне, однако помните: вы можете остановить меня одним-единственным словом.
– Каким же?
– «Остановись!» – И Дрессер нежно коснулся рукой темно-розовых потаенных складочек.
Джорджия покрепче ухватилась за карниз – она уверена была, что должна сопротивляться, просто чтобы соблюсти приличия. Она согласилась на это пари, заранее зная, что расплата будет порочной. Но, как оказалось, и понятия не имела, что такое настоящий грех.
Бог мой… он касался ее там! Вот он, воплощенный грех. А грех, как известно, бывает необычайно сладостен.
Джорджия ахнула, и ноги ее задрожали. Дрессер прошептал что-то, но слов она не разобрала – поняла лишь, что он подбадривал ее. Чего он добивается?
Теперь в потаенных ее глубинах все сладко ныло – внизу живота, между ног. Такое случалось и прежде, и бывало это неожиданно: она вдруг ощущала голод, неутоленное желание, – но никогда не связывала этого ощущения с сумбурными телодвижениями Дикона, а вот теперь поняла связь.
Теперь она хотела, жаждала, чтобы мужчина проник в нее. Хотела ощутить мощные движения внутри себя. Сейчас!
– Пожалуйста, – выдохнула она. – То есть нет… Мы не можем…
– Ш-ш-ш! Держись покрепче и веди себя потише.
– Потише?
Джорджия опустила взгляд – голова Дрессера была как раз у нее между ног.
– Ты же не хочешь, чтобы твои родители нас услышали.
– Господи, нет! О-о-о…
Джорджия изо всех сил уцепилась за карниз – казалось, тело ее трепещет и плавится, превращаясь в желе.
Его язык… Наверное, это его язык. Твердый и мощный, он проникает в ее святая святых!
Это непохоже на то, что делал Дикон. Совсем непохоже.
– О небо… О-о-о! – Джорджии с величайшим трудом удалось подавить крик. Она шаталась, словно во время шторма, трепеща в крепких руках, сжимавших ее бедра, а Дрессер не прерывал своего безумного занятия.
Джорджия всеми силами сдерживала рвущиеся наружу крики наслаждения, но неизведанное ощущение потрясло ее, все тело ее вдруг напряглось, и это повторялось снова и снова, лишая сил и воли.
Джорджия неминуемо упала бы, если бы Дрессер не подхватил ее и не уложил на постель. И тотчас накрыл ее нагое тело своим и принялся жарко целовать. Он целовал ее так, как никто и никогда не целовал, и эти поцелуи пахли колдовскими духами и немножко ею самой, а сердце ее все еще бешено колотилось, а его руки ласкали ее тело, даря все новые и новые наслаждения.
И вот его губы вновь приникли к ее груди. К ее жаждущей, ноющей груди. И жажда вдруг удесятерилась. Рука его проникла меж ее бедер, в самые потаенные глубины.
– Нет… о нет!
Дрессер остановился:
– Нет?
Тело ее сопротивлялось из последних сил.
– Я сейчас умру…
Дрессер тихо рассмеялся и поцеловал ее, теперь поцелуй был бесконечно нежным – он словно пил по капле божественный нектар, и касания его были нежны… Палец скользил во влажных недрах, и Джорджия словно покачивалась на лодке, плывущей по реке наслаждения. Губы его коснулись мочки ее уха, они ласкали шею, плечо, грудь. Эти волшебные губы лишь слегка тронули сосок и стали спускаться ниже, туда, где бушевало пламя, от которого бедра ее помимо воли приподнимались, зовя и требуя…
Рука Дрессера двигалась все быстрее, губы его безумствовали, и волны наслаждения одна за другой пробегали по всему ее телу, снова и снова, она то напрягалась, то расслаблялась, и вдруг все вокруг потемнело.
– Я потеряла сознание? – едва ворочая языкам, спросила она, ощущая его горячее тело рядом.
Нежно, уже без тени сладострастия, лаская ее тело, Дрессер рассмеялся:
– Возможно, это был легкий обморок. Это куда характернее для женщин, чем для мужчин: женщинам дана возможность много раз испытывать наслаждение, тогда как мужчина способен на это лишь единожды.
– Я…
– Не пытайся ничего объяснять, дорогая.
И Джорджия умолкла, пораженная до глубины души совершенно новыми ощущениями. Ей казалось, будто она заново родилась. Она никогда прежде не чувствовала столь восхитительного покоя и никогда не наслаждалась, ощущая рядом могучее и горячее мужское тело.
Но она мало-помалу приходила в себя, и ее начинали одолевать тягостные раздумья.
Она пошевелилась и приподнялась на локте, глядя на Дрессера сверху вниз. Он лежал на боку, положив голову на руку, и улыбка его была волшебной.
О господи, а ведь она поклялась, что не разобьет ему сердце!..
– Ну вот, теперь я совсем запуталась. – Джорджия пыталась говорить беспечно, но это было нелегко, особенно когда Дрессер положил руку на ее грудь. – Я понимаю теперь, отчего Бэбз в восторге от своего брака, отчего так тоскует, когда Херринг уезжает надолго. Однако Лиззи, кажется, куда спокойнее относится к… брачным удовольствиям, она просто довольна.
Склонившись, Дрессер поцеловал розовый сосок.
– Возможно, и так. Но, может быть, она считает это дело глубоко личным и воздерживается от обсуждения. Брачные утехи удивительно разнообразны, и в нашей власти испытать их все по очереди.
Джорджия коснулась ладонью его лица. Щеки, обезображенной шрамом, который ее больше не пугал. Напротив, она хотела прикоснуться к нему, словно ее касание могло исцелить рану.
– Но повторить сегодняшнее было бы опасно.
– Я сдержал обещание. Ты ничем не рисковала, не могла зачать.
– Дело не в этом.
– Тогда в чем же?
– Нас могли застигнуть.
– Ты лукавишь: тебя заботит нечто иное.
– Хорошо. Я подаю тебе ложные надежды.
– Если я готов к горькому разочарованию, это не должно тебя волновать.
– А еще я боюсь, что все это придется мне… слишком по вкусу.
– Какая же в этом опасность?
– Ты ведь понимаешь: я не могу за тебя выйти.
– Незамысловатая церковная церемония – и дело улажено, – сказал Дрессер и, прежде чем Джорджия успела возразить, продолжил: – Я не скрыл от тебя, что у меня было множество женщин, но скажу тебе откровенно: никогда я не получал такого наслаждения, ублажая даму, как нынче.
– Приличная женщина не должна наслаждаться таким вот образом!
– Однако ты вполне удовлетворена. – Дрессер нежно погладил ее щеку и взглянул ей в глаза: – Ты создана для этого, Джорджия, и даже для большего. И ты всегда знала это. Знала, что твой брак был неполноценным, хотя и не могла внятно объяснить, чего именно ему недостает. Подумай об этом. Помни нынешнюю ночь. Что титулы и состояния перед тем блаженством, которое может быть нашим до конца дней?
Это было поистине сатанинское искушение, и Джорджия оттолкнула его руку:
– Я приказываю тебе не говорить столь ужасных вещей!
– Но твои четверть часа истекли.
Страх боролся в душе Джорджии со жгучим желанием. И все же она спрыгнула с постели и схватила свою смятую одежду.
– Ты не единственный на свете! – бросила она Дрессеру.
– Разумеется, нет. Ты единственная. Какая другая женщина могла сейчас быть здесь, на твоем месте? Ну а на случай, если ты решишь довольствоваться меньшим, моя милая Джорджия, знай: есть способы утолить свое желание самостоятельно, и я могу преподать тебе урок.
Но Джорджия уже бежала к дверям.
– Ночные туфли, – сказал Дрессер.
Зашипев от досады, она подхватила их и нагишом выбежала из комнаты. Ворвавшись к себе в спальню, в изнеможении прислонилась к двери. Сердце ее бешено колотилось, словно она страшилась погони.
Но Дрессер не стал преследовать ее, и в каком-то смысле это невероятно печалило Джорджию.
Глава 27
На следующее утро Джейн разбудила госпожу и подала в постель чашку шоколада, как обычно.
– Уже за полдень, миледи. Лорд Дрессер желал видеть вас.
Джорджия почувствовала, что щеки ее запылали.
– Придется ему подождать. Мне нужно искупаться и вымыть волосы – они все в этой дурацкой пудре.
Джейн потянула носом и скривилась:
– Эта книжка ужасно воня… чересчур сильно пахнет, миледи. Лучше бы вам от нее избавиться.
Щеки Джорджии сделались вовсе пунцовыми.
– Нет, пока рано. Прикажи приготовить для меня ванну.
Джейн ушла, а Джорджия попыталась прийти в себя, однако казалось, что ее разъяли на части, которые затем сложили немного по-иному. Она подняла глаза на карниз, с которого свешивался прикроватный полог, и предалась сладким воспоминаниям… Теперь она по крайней мере понимала, отчего некоторые женщины, презрев честь, репутацию и даже состояние, навлекая на свои головы проклятие семьи, все приносят в жертву страсти к мужчине.
Но она не намерена им уподобляться!
Да, Дрессер приоткрыл перед ней дверь в неведомый доселе мир, однако… Однако она никак не могла представить себе, что входит в этот волшебный мир с кем-нибудь, кроме него.
– Ну, это пока, – произнесла она вслух.
Ей просто нужно время, чтобы осмыслить происшедшее и кое-что другое тоже. Перри наконец возвратился. Он поможет уладить все проблемы, и скандал вокруг ее имени станет лишь воспоминанием… К тому времени Дрессер уже вернется к себе в Девон, а она оставит в прошлом это безумие и вновь обретет вполне здравомыслящих поклонников.
Тут возвратилась Джейн и задернула полог, поскольку в комнату слуги внесли ванну и кувшины с водой для купания.
В своем мягком полутемном гнездышке Джорджия прихлебывала шоколад, позволяя мыслям блуждать там, где им угодно. Она испытала неизведанные ощущения, вошла в новый мир, а теперь должна все это осмыслить.
Не потому ли шоколад сегодня вкуснее, а подушка – мягче? И все тело ее будто стало иным, а в голове роились бесчисленные вопросы. И определенно не из разряда тех, которые можно было бы задать Джейн.
Да и Бэбз спрашивать про это нельзя, хотя подруга, вне всякого сомнения, смогла бы дать ответы. Бэбз явно питала к супругу плотскую страсть, как и он к ней. Впрочем, оба они нежно любили друг друга.
Ах как Джорджия хотела, чтобы в новом ее браке все было именно так!
Она вспомнила вдруг свою сумасшедшую мысль о том, чтобы испытывать в постели мужчин до тех пор, пока не понесет. Всемилостивый боже! Как невыносимо трудно вообразить себя лежащей в постели под потенциальным супругом, проделывающим необходимые манипуляции. Неужели она смогла бы делать с ними то, что проделывала прошлой ночью?..
С де Бофором? Или с Бриджуотером?
Она попыталась подавить смешок, сделав вид, что закашлялась. Джейн просунула голову сквозь полузадернутый полог:
– С вами все в порядке, миледи?
– Да-да! – всхлипнула Джорджия, силясь сладить с собой.
– Ваша ванна готова, миледи. И еще для вас есть письма.
Джорджия слышала, как тяжелая ванна со стуком опустилась на пол, слышала журчание воды и шаги уходивших слуг, но… была словно в ином мире.
– Погоди минутку, Джейн.
Она все еще находилась в том мире, где искусные руки и губы Дрессера творили волшебство, где рядом с ней было его мощное тело воина… Джорджия ни разу не видела тела Дикона, однако у него никогда не было надобности сражаться за свою жизнь, ну разве что перед самой кончиной…
Джорджия обхватила руками остывающую чашку. Как недостойно сейчас так думать о Диконе. Мускулистых молодчиков вроде Шелдона, Кратфорда и Ванса кругом пруд пруди, а вот добрые и сердечные на вес золота…
Дрессер сердечен и добр, и друзья от всего сердца любили его. К тому же он искусный любовник…
Но это дурно – сравнивать искусство Дрессера в любви с отсутствием такового у Дикона! И все же Джорджия прекрасно отдавала себе отчет в том, что она бы предпочла. И прекрасно понимала, чего именно хочет! Она хотела узнать, чему еще ее может научить Дрессер.
– Миледи, вода остывает.
Джорджия, совершив над собой несвойственное ей усилие, выбралась из постели, скользнула за ширму и сменила ночную сорочку на особую рубашку для купания. После того что случилось ночью, скромность представлялась излишней, однако в одночасье изжить многолетние привычки было бы равносильно признанию своего падения. Падения? И все же Джорджия не могла показаться нагой даже перед своей горничной.
Она влезла в ванну и принялась ожесточенно тереть тело намыленной тканью. Почему-то ощущение вдруг показалось ей странным, даже неприятным… Ничего, со временем она изменит привычки, и будь проклята стыдливость!
– Откиньте-ка голову назад, миледи.
Джорджия повиновалась, и Джейн принялась мыть ее роскошные волосы в тазу.
– Возможно, я навсегда откажусь от пудры, – пробормотала Джорджия.
– Ну, до тех пор, покуда пудра в моде, нипочем не откажетесь. К слову, напудренные волосы прелестно смотрелись с костюмом голубя.
– Ну разумеется. Кстати, на маскараде я видела множество занятных костюмов. Вот, к примеру, лорд Дрессер был необычайно хорош… Для неискушенных глаз, разумеется.
– Он недурно справился, миледи.
Джорджия уже не смогла удержаться от разговора о нем:
– К тому же он избавил меня от лорда Селлерби.
– Да. Слышала я, что-то эдакое случилось на балу… А что сделал лорд Селлерби?
– Он повел себя вопиюще невежливо, а когда я попыталась уйти, наступил мне на шлейф…
– Какое чудовище!
– Да полно, это был ангел во плоти… и выглядел совершенно по-ангельски, покуда лорд Дрессер не оттащил его от меня, схватив за крылья.
– Боже праведный, миледи! Ну и сцена была!
– Да. И некоторые обвинят в происшедшем именно меня. Как же это несправедливо. Итак, отныне для лорда Селлерби меня никогда нет дома, Джейн! Никогда и навсегда!
– Как прикажете, миледи. И все равно, какой стыд! А ведь он казался таким обворожительным кавалером, да и вам его общество было приятно.
– Видимо, он чересчур на это полагался. Но теперь вернулся Перри, и я знаю, что мое доброе имя будет восстановлено. К тому же костюм голубя мира в этом, полагаю, весьма мне помог.
– Именно ваш костюм, миледи?
– Ну, не совсем… Возможно, ты еще не слышала: король прислал механическую игрушку – ту самую, которую чудаковатый шевалье Д’Эон подарил ему в бытность свою послом Франции, – серебряного голубя мира. Тогда я не была на балу, потому что захворала, но все потом только и говорили, что об этой диковинке. Ты уже закончила?
– Осталось только сполоснуть, миледи.
– Так вот. Король прислал этого голубя на маскарад, препоручив игрушку заботам маркиза Родгарда, а он избрал именно меня, чтобы привести игрушку в действие. Я была несколько обескуражена выходкой Селлерби, однако, полагаю, задумка лорда Родгарда вполне удалась. Все гости увидели меня в костюме, олицетворяющем идею мира и чистоты, и, поскольку выбор Родгарда пал именно на меня, я надеюсь, это к лучшему.
– Маркиз, вне сомнения, знает, в каких отношениях состоите вы с его супругой.
– Наверняка. И всегда был милостив ко мне. Но все же я его побаиваюсь.
– Уже и то хорошо, что хотя бы что-то внушает вам благоговение, миледи. Ну вот, все готово. – Джейн обернула голову госпожи мягким полотенцем. – Хорошо, что мы не переусердствовали с маслом, иначе пудру было бы куда сложнее удалить.
– Впрочем, из-за недостатка масла пудра на волосах лежала не слишком хорошо: мои партнеры по танцу были все белые от пудры, да и все вокруг.
И комната Дрессера!
А ведь на нем во время бала пудры не было вовсе…
И Джорджии почудилось, что теплая вода в ванне в единый миг стала ледяной. Она пулей выскочила из ванны, завернувшись в полотенце, протянутое услужливой Джейн. Как она этого не предусмотрела? Ведь слуги могли заподозрить неладное и, осмотрев комнату Дрессера, сделать закономерные выводы!
Джорджия присела за конторку.
– Миледи, вам надобно переодеться в сухое.
Читать бесплатно другие книги:
