Скандальная графиня Беверли Джо
– Как, впрочем, и я. Но в Лондоне мне, так или иначе, частенько приходится бывать – ведь у меня, как и у вас, есть обязанности в парламенте.
– Жизнь в столице – удовольствие недешевое, особенно если со мной будет Джорджия. Будь я один, я смог бы довольствоваться непритязательными апартаментами, но она неминуемо захотела бы большего.
– Вы можете останавливаться в Эрнескрофт-Хаусе. Резиденция родителей Джорджии достаточно велика, так что затрат на городское жилье вы сможете избежать.
Дрессер не мог предположить, как Джорджия отреагировала бы на подобную перспективу, однако это была недурная идея. Поистине недурная!
– А как быть с ее страстью к изысканным и дорогим нарядам?
Торримонд скорчил унылую мину:
– А вот это уже проблема посерьезнее. Однако, насколько мне известно, она предпочитает сама придумывать наряды. Возможно, ей придется по вкусу идея создавать шедевры портновского искусства за вполне умеренные деньги. Это ведь тоже своего рода вызов общественному вкусу.
– Наверное, такое возможно. – В голосе Дрессера звучало сомнение.
– Она еще очень молода, Дрессер, и вполне может измениться. Быть может, пережив все эти потрясения, она утратит вкус к прежней экстравагантности.
– Некоторым это не удается даже в старости, – сказал Дрессер. – Впрочем, вы подарили мне надежду. Но главное сейчас – обеспечить безопасность Джорджии.
Рыдающая Джорджия сидела на диванчике в будуаре Лиззи, а подруга нежно обнимала ее. Она уже изнемогла от слез и, хотя чувствовала себя немного лучше, все еще терзалась чувством вины.
– Ты не должна винить себя, дорогая, – говорила Лиззи. – Это все равно что обвинять небо в том, что оно порождает молнии. Если Селлерби на самом деле придумал столь хитрый план, то он настоящий злодей и всегда был таковым. И вовсе не ты сделала его злодеем.
Слова подруги звучали успокаивающе, однако Джорджия не могла в них поверить.
– Если бы не я, Селлерби никогда не пошел бы на злодейство.
– Тебе надо как следует отдохнуть, милая, прийти в себя. Я рекомендую здоровый деревенский воздух, долгие прогулки и забавы с моими детишками.
– Остается надеяться, что это поможет. Но ведь со мной приехал Дрессер, и, боюсь, он захочет здесь задержаться.
– Так пусть остается.
– Но ведь я всеми силами отталкиваю его. Я боюсь теперь подпускать мужчин близко. Особенно тех, кто мне… небезразличен.
Лиззи пытливо взглянула подруге в глаза:
– Оставь эти драмы – ты ведь знаешь, что Торримонд их терпеть не может. Я не зря говорила про молнию. Разве ты откажешься пройти по полю лишь потому, что кого-то когда-то там убило молнией?
– Нет, но я откажусь гулять по полю в разгар грозы.
Лиззи хихикнула:
– Ты безнадежно практична. Но гроза не может длиться вечно. Ну рассуди же ты здраво: разве еще кто-нибудь из твоих обожателей утратил рассудок? Шелдон? Здоров и разумен. Бофор? Его рассудок при нем. Да и Портерхаус уравновешен, как и прежде. Понимаю, пока ты мне не веришь, но увидишь: пройдет немного времени, и ты поймешь, что неповинна в злодействах Селлерби. А теперь давай-ка я провожу тебя в твою спальню. Мы с тобой мирно поужинаем, и ты ляжешь спать пораньше. Ты выглядишь совсем измученной…
Джорджия вдруг вспомнила события памятной ночи – кажется, как давно это было! – и ничуть не удивилась тому, что выглядит утомленной.
И вновь они с Дрессером оказались под одной крышей, но сейчас ей ничуть не хотелось вновь предаваться сладостным утехам. Сейчас ее скорее привлекали его сила и нежность.
– Да ты уже засыпаешь на ходу, – улыбнулась Лиззи. – Грезишь с открытыми глазами. Пойдем-ка, Джейн позаботится о тебе, а утром, вот увидишь, все покажется тебе не таким уж безрадостным.
Глава 32
Однако Лиззи ошибалась. Джорджию всю ночь напролет терзали кошмары, и она почти не сомкнула глаз. Когда настало утро, она по-прежнему чувствовала себя несчастной и не видела выхода. И пусть все наперебой уверяли ее, что она неповинна в смерти Дикона, но она-то знала правду. Если бы в свое время она была истинно добродетельной супругой, муж ее по сей день был бы жив! Джорджия рассеянно умылась и оделась в то, что было под рукой, а от завтрака и вовсе отказалась.
Вместе с завтраком Джейн принесла госпоже письмо от матери – та была глубоко возмущена сложившимся положением и строго-настрого наказывала Джорджии вести себя достойно и избегать малейшего риска.
– Конечно, мамочка, – пробормотала Джорджия, складывая письмо и раздумывая, есть ли хоть сколько-нибудь искренней материнской заботы в последних строчках. Боже, до чего же она дошла, если жаждет утешений от матери?..
Прибыло письмо и от Перри, но оно мало что проясняло.
«Дорогая моя сестрица!
Мне уже сообщено, что вы доехали благополучно. От души советую тебе, дорогая, наслаждаться отдыхом и ни о чем дурном не думать. Что же до меня, то я занят по всем фронтам и число дел моих день ото дня растет. Об одном из них ты можешь расспросить Дрессера, а также о том, кто именно написал фальшивое письмо, – я ему об этом подробно сообщил.
Будь доброй с Дрессером, сестренка. Ни он не причинит тебе никакого вреда, ни ты ему. Верь в это.
Твой измученный, но любящийбрат Перри»
Неужели он разыскал того, кто смастерил подделку? Наверное, это была все же добрая весть, но также и первый шаг по опасной дороге. Да, она всем сердцем желала, чтобы убийца Дикона был повешен за свое преступление, но это неминуемо покроет новым позором ее и без того небезупречное имя. И страдания ее удесятерятся. Пять лет назад граф Феррерз был осужден и повешен за убийство своего дворецкого. Человек, носивший титул пэра, был публично казнен. И об этом никогда никто не забудет, как не забудут и казнь графа Селлерби за убийство графа Мейберри, совершенное из-за страсти к его супруге.
И люди вновь заговорят о том, что эта супруга была порочна. А многие уверуют даже в то, что они с Селлерби были любовниками.
В окошко светило яркое солнце, была благодатная середина лета, но сможет ли она когда-нибудь стать столь же беззаботной, как прежде?..
Вошла Джейн и, увидев поднос с почти не тронутым завтраком, нахмурилась:
– Вам непременно надо поесть, миледи. Если вы уморите себя голодом, добра из этого не выйдет.
– Я вовсе не морю себя голодом, – запротестовала Джорджия, однако поняла, что едва откусила хлеба и сделала единственный глоток горячего шоколада.
Она допила шоколад и налила себе еще, затем откусила еще хлеба. Да, если она хлопнется в голодный обморок, это будет чересчур театрально, а душечка Торримонд терпеть не может театральных эффектов.
– Вот еще письмо, миледи. – Джейн протянула ей листок. – Это от лорда Дрессера.
По лицу Джейн видно было, что она опасается, как бы госпожа не отказалась его читать. Но Джорджии не хотелось впадать в крайности. Она внимательно рассматривала печать, которую прежде ни разу не видела, ведь Дрессер еще никогда не писал ей. Фамильный герб: щит, который поддерживают два каких-то зверя, а сверху изображен воинский шлем. Ничем не примечательный герб, подобных ему великое множество.
И все же она сломала печать осторожно лишь потому, что герб принадлежал Дрессеру.
Она развернула листок.
«Моя дорогая леди Мейберри…»
Как официально, подумать только!
«Хозяева любезно пригласили меня пожить немного в Брукхейвене, и я рад возможности отдохнуть от городской суеты хотя бы в течение нескольких дней. Но я частенько буду отлучаться из дома, поскольку лорд Торримонд предложил составить ему компанию в поездках по угодьям, чтобы я извлек из этого пользу для себя».
За этими простыми словами стояло обещание не беспокоить ее своим присутствием. Дрессер держал слово.
«Все же я прошу позволения переговорить с Вами о нашем недавнем деле, как только это будет Вам удобно. Разумеется, при нашей беседе может присутствовать Ваша горничная, если Вы вполне доверяете ей в деликатных делах.
Ваш покорный и смиренный слуга
Дрессер»
Покорный – возможно. Смиренный? Никогда!
Ему есть что ей рассказать – и она поняла вдруг, что ей сейчас нужнее всего. Ей надобно, чтобы он сказал нечто куда более важное.
– Мне нужно одеться. Джейн, какие платья мы привезли?
– Не было времени уложить много нарядов, миледи. Есть синее люстриновое, есть желтое с вышитым узором в виде веточек, есть камчатное в цветочек… Ну и то самое, простенькое, в котором вы были вчера и позавчера.
Джорджия хотела было выбрать «то самое, простенькое» – в наказание себе самой, – однако передумала:
– Желтое, Джейн. И отпори, пожалуйста, эти дурацкие кружева с корсажа. Мне незачем больше изображать шестнадцатилетнюю дурочку.
Вскоре Джорджия уже осматривала в зеркале желтое платье – то самое, в котором она была на музыкальном вечере в салоне у леди Дженнет. Теперь оно прекрасно подчеркивало пышную грудь, но на шею она решила повязать льняную косынку, чтобы уместнее выглядеть днем. Волосы, причесанные очень просто, она убрала под маленькую простенькую шапочку.
Джорджия хотела было надеть траурный браслет, но передумала, решив, что это будет чересчур театральный жест, и положила его подле миниатюрного портрета Дикона. Ах, лучше бы ему было жениться на другой! Но изменить ничего уже нельзя, в ее власти было только сделать все, чтобы покарать его убийцу, чего бы это ей ни стоило. Она всем сердцем желала, чтобы графа Селлерби прилюдно пытали перед палатой лордов, а затем повесили на виду у толпы, – и она сделает все, чтобы этого добиться!
Джорджия встретилась с Дрессером в небольшом кабинете, но ей показалось, что там ужасно душно, она даже начала задыхаться.
– Давайте поговорим на свежем воздухе, – сказала она. – Можем прогуляться в парке.
– Как пожелаете, мадам, – поклонился Дрессер.
На свежем воздухе Джорджии тотчас стало легче, но от малейшего ветерка она зябко ежилась, хотя было очень тепло.
– Расскажите мне все, что узнали про дуэль, – попросила она. – Без утайки.
– Но зачем вам это?
Они шли по дорожке, по обе стороны которой красовались прелестные клумбы. Цветы были яркие, праздничные, но ей было сейчас все равно, так что они вполне могли быть грязно-серыми.
– Мне необходимо понять, что произошло. Нужно уложить все это в голове.
– Куда лучше было бы, если бы вы вовсе выкинули эти мысли.
Джорджия подняла глаза на Дрессера.
– Как это возможно? Расскажите мне все, Дрессер.
– Меня там не было.
– Но вы же понимаете, как все было! Вы много думали над этим и все поняли.
Дрессер тяжело вздохнул:
– Возможно. Вы уверены, что хотите это знать?
– Да, – твердо ответила Джорджия. – Начнем с момента ссоры.
– Но помните: все это мои домыслы, не более. Компания провела день, гоняя на фаэтонах и периодически прикладываясь к горячительному. А вечером они ужинали и снова много пили. Ванс съязвил на тему неловкости Мейберри в управлении фаэтоном. Вышла небольшая ссора, однако она усугубилась – возможно, потому, что Ванс в разговоре оскорбил вас. Это мог быть дурацкий каламбур про кобылу и умение с ней обращаться…
– Нечто подобное той самой карикатуре?
– Да, нечто в этом роде. Думаю, все свидетели были слишком пьяны, чтобы запомнить подробности, но, полагаю, Ванс планомерно добивался от Мейберри вызова. Некто по имени Кавенхем смутно припоминает, будто бы Ванс намекнул, что спит с вами. Возможно, он говорил такое и прежде, в иных местах, а до вашего супруга доходили слухи…
– Он никогда бы в такое не поверил!
– Нет, разумеется. И все же это терзало его, а ведь он знал, что многие вызывают на поединок и за меньшее. Думаю, что в нем вскипела кровь и он выплеснул вино из бокала прямо в лицо обидчику. У Ванса не было и не могло быть повода вызвать на дуэль Мейберри, поэтому он спровоцировал вашего мужа, и этот маневр ему удался.
– Дикон появился тогда на балу у леди Уолгрейв, – вспомнила Джорджия. – Он все еще был слегка нетрезв и настоял, чтобы мы вернулись домой. – Она не могла поведать о том, что последовало дальше, но ей необходимо было дослушать историю до конца. – Итак, расскажите о самой дуэли.
– Я беседовал на маскараде с Шелдоном – он говорил, что надеялся тогда, что ссора сама по себе утихнет к утру. Но, разумеется, Вансу это было вовсе ни к чему. Он настоял на том, что дуэль непременно должна состояться, хотя и уверял всех, что она будет чисто формальной: несколько легких взмахов шпаг, пара царапин, а после, утром, – дружеский завтрак. – Дрессер остановил Джорджию и, взяв за плечи, повернул к себе лицом: – Это означает, что ваш муж не боялся. Показания свидетелей сходятся: все так именно и шло вплоть до того самого фатального удара. Если вас это хоть немного утешит, Ванс желал причинить противнику как можно меньше боли.
– Может быть, мне еще и поблагодарить его?
– Возможно. Все могло быть куда более жестоко.
– Этого вообще не должно было быть. Надеюсь, что Чарнли Ванс, где бы он ни был сейчас, испытывает муки ада!
– Очень похоже, так оно и есть.
– Что вы имеете в виду? – Джорджия в изумлении уставилась на него.
– Сегодня мне пришла в голову одна мысль. Я тотчас написал об этом вашему брату, однако ответа пока не получил. Я полагаю, что Селлерби убил Ванса.
– Что? Нет-нет, ведь Ванс куда сильнее Селлерби и фехтует лучше. Это невозможно.
– А шпага тут вовсе ни при чем. Селлерби его отравил.
И Джорджия выслушала причудливую историю, совершенно в духе мистического романа «Замок Отранто» мистера Уолпола. Она прижала ладонь ко лбу.
– Это какой-то горячечный бред.
– Просто вы угодили в паутину зла, – спокойно произнес Дрессер. – Но мы не дадим случиться самому худшему. Я буду рядом. А вам надлежит быть весьма осторожной: не есть и не пить ничего подозрительного.
– Подозрительного? Думаете, Селлерби попытается меня отравить? Но он же мечтает на мне жениться…
– Похоже, он совершенно обезумел. Разумеется, это вряд ли случится, но лучше вам быть начеку. По крайней мере, если неведомый друг пришлет вам в подарок конфеты или еще какое-нибудь лакомство, не вздумайте его отведать.
– Боже праведный! Я слышала, как отравили целую семью, посыпав тушеное мясо вместо соли крысиным ядом!
– Спокойно, спокойно. Торримонд предупрежден, и что бы из пищи или питья ни прислали сюда, это попадет прежде всего в его или мои руки.
– Но все это… словно какая-то плохая пьеса!
– Увы, зло совершенно реально. Селлерби заплатил за смерть одного человека и отравил другого. Возможно, он сам убил своего камердинера.
– Убил Джессопа?
– Слишком уж логичной представляется его смерть: слуга чересчур много знал.
– Но тогда Селлерби был расстроен, искренне печалился.
– Возможно, потому, что вынужден был замарать руки. Или просто из-за того, что потерял отменного камердинера, – он сам об этом говорил.
Джорджия присела на деревянную скамеечку – у нее вдруг закружилась голова.
– Как же остановить его, пока он не причинил вред кому-нибудь еще? Дрессер! Наша с вами выдуманная помолвка… ведь его следующей жертвой можете стать именно вы!
– Тогда я тем более останусь здесь, под вашей надежной защитой.
Он явно пытался шутить, но Джорджии было не до шуток: она похолодела от ужаса. Вскочив, она схватила его за руку:
– Помните нападение на вас ночью? Ведь это, возможно, тоже дело рук Селлерби?
– О чем вы?
– После вечера у Мирабел! Вы же говорили, что следовали за мальчишкой-факельщиком. Селлерби заплатил злодеям, чтобы они устранили вас.
– Господи… Конечно, он прослышал про наше обручение, а потом я подтвердил эти слухи. Мне самому тогдашнее нападение показалось странным, потому что злодеи тогда пытались именно убить меня, а не ограбить.
Джорджия отпрянула от него.
– Ну вот видите? Той ночью вы могли погибнуть – и все это из-за меня! Держитесь от меня подальше, Дрессер! Возвращайтесь поскорее к себе в Девон, живите спокойно. И забудьте обо мне навсегда.
И она устремилась в сторону дома.
Глава 33
Дрессер глядел ей вслед в полном отчаянии. Если бы он сам дал себе труд подумать о том самом нападении, то нашел бы для нее сейчас хоть какое-нибудь успокаивающее объяснение.
Он последовал за ней к дому, размышляя о том, как преодолеть это новое препятствие. К тому же надо было срочно написать Перриману. Тот, конечно, не попадется в столь примитивную ловушку, но лучше ему быть настороже.
По крайней мере он успел предупредить Джорджию насчет яда. О возможном похищении он не упомянул, но именно таков может быть следующий маневр Селлерби.
Но на полпути он передумал и направился прямо к конюшням, где в небольшом домике разместили слуг Перримана.
– Вы должны по очереди обходить дом вокруг на случай появления любого незнакомца. Днем и ночью.
– Как скажете, сэр, – не выказав и тени изумления, ответил слуга.
Дрессер жалел, что не в его силах было явиться сюда с армией, которая окружила бы дом плотным кольцом… Хотя это было бы, пожалуй, чересчур. Селлерби сейчас в Лондоне и наверняка уже знает, что его подозревают в фальсификации. Но необдуманно действовать он не станет – пусть это безумец, но хитрый и хладнокровный.
Через некоторое время нужно будет снова поговорить с Джорджией – им многое нужно обсудить, к тому же надо во что бы то ни стало заставить ее образумиться.
Он снова написал письмо Перриману и отослал с грумом. Дрессер не в силах был оставаться под одной крышей с Джорджией, зная, как она страдает, и ничего не предпринимая. Видимо, следует принять приглашение Торримонда прогуляться по окрестностям – это будет полезно ему во многих смыслах. Ведь с Джорджией или без нее ему предстоит вернуться в Дрессер-Мэнор, чтобы исполнять свой долг.
Джорджия свернулась калачиком на постели и накрылась покрывалом – ей хотелось остаться в одиночестве, – однако Лиззи отыскала ее и заставила рассказать обо всем.
– Печально, – согласилась подруга, – но это всего лишь очередные доказательства виновности Селлерби. Когда его припрут к стенке, все это понадобится суду.
– Но Дрессер мог умереть!
– Однако он жив и здоров. Наверняка он не раз смотрел в глаза смерти и все же уцелел – так что он просто счастливчик.
– Однако встреча со мной не принесла ему счастья.
Лиззи многозначительно взглянула на подругу. Джорджия горестно вздохнула.
– Хорошо. Я не смогла уберечь его от чувства ко мне, но не могу же я вечно скрываться?
– Пока ты вполне можешь наслаждаться прелестным летним погожим деньком. Пойдем со мной в детскую, а потом поможешь мне с домашними делами. Ничто не успокаивает так, как работа.
Лиззи нельзя было отказать, и к обеду Джорджии пришлось признать, что на душе у нее полегчало.
Она была в Брукхейвене лишь однажды – они с Диконом приезжали погостить на Рождество. Здесь было восхитительно, но тогда дом заполнила родня и друзья, то и дело затевались разнообразные развлечения. Парк и окрестности выглядели тогда грязно-серыми – зима выдалась бесснежная.
На этот раз все оказалось иначе. Вокруг все цвело и благоухало, и в доме царила тишина. Старый крепкий дом и прочная надежная мебель давали ощущение покоя и гармонии, а запах ароматных трав, доносившийся из кухни, успокаивал.
В принадлежавших ей прежде домах Джорджия ценила все новое и элегантное, а интерьеры Эрне были выдержаны в духе итальянской моды тридцатилетней давности. Брукхейвен же просто-напросто был хорошо обжитым домом, о котором заботилось несколько поколений подряд, – здесь все дышало комфортом.
Она вдруг поняла, что вот такой деревенской жизнью, возможно, и она смогла бы жить – и что, вероятно, такая жизнь возможна и в Дрессер-Мэноре. Сможет ли она этой жизнью вполне удовольствоваться? Ведь придется жить так год за годом. Но последние фатальные для нее события в высшем свете оставили крайне неприятные воспоминания. Разумеется, она будет скучать, но, возможно, с радостью заживет подобно Лиззи.
Когда они шли из детской в столовую, Лиззи лукаво спросила:
– Ну как, дорогая, тебе уже лучше?
– Лучше. Но я все равно чувствую себя виноватой. На душе гадко – и не в последнюю очередь потому, что я это заслужила. Не уверена, что имею право на покой.
– А кому станет легче от твоих беспросветных страданий?
– В Библии сказано, что грешникам надлежит расплачиваться за свои прегрешения. Виновные обязаны страдать.
– Но ты ничем не согрешила.
– Я совершенно уверена в обратном. И даже не могу в полной мере расплатиться за свой грех, жалкое я создание!
– Просто ты практична. Да-да, блистательная леди Мей еще и весьма практичная особа. Именно поэтому мы с тобой подруги.
– И я от души благодарю тебя за это. – Джорджия остановилась между лестничными маршами. – Лиззи, мне нужно кое о чем рассказать тебе. Даже если после этого ты станешь меня презирать.
– Полно, ты не можешь совершить ничего отвратительного.
– Не уверена. Я желаю Селлерби смерти. На самом деле! От всего сердца! Нет во мне никакого христианского смирения, и подставлять другую щеку для удара я не намерена. Я хочу пуститься в пляс на его могиле!
Лиззи была изумлена, однако сказала:
– Если бы он подстроил убийство моего Генри, думаю, я чувствовала бы то же самое, что ты сейчас.
Джорджия сердечно обняла подругу:
– Спасибо! Спасибо за то, что поняла меня. Я запретила Перри вызывать злодея на дуэль, но сейчас уже не уверена в своей правоте. Одна надежда, что, будучи приперт к стенке, он покончит с собой, словно ядовитый скорпион!
– И это будет очень мило с его стороны.
– Лиззи, я никак в себя прийти не могу.
– Я и сама потрясена, ведь мне никогда прежде не приходилось сталкиваться с таким злодейством. Его во что бы то ни стало нужно остановить, но почему кто-то для этого непременно должен испачкать руки в его крови? А вот если бы он покончил со своей жалкой жизнью, то был бы погребен на неосвященной земле и вечно горел бы в аду. Так давай за это помолимся!
Джорджия ахнула, но тотчас захихикала:
– Ох, Лиззи, хвала небу, что ты у меня есть!
Мужчины не появились к обеду, поэтому дамам пришлось обедать в будуаре Лиззи.
– Наверняка они решили поесть на ферме – уверяю тебя, они этим наслаждаются. Еще бы, еда на свежем воздухе кажется вдвойне вкуснее!
Джорджия рассказала подруге о том, как они с Дрессером ходили в таверну пить эль, а затем понемногу рассказала о прочих их общих с Дрессером увеселениях. Но не обо всех. О ночных приключениях она умолчала. Кроме, пожалуй, одного.
Она поведала Лиззи о том, как Дрессер явился навеселе и раненый, как легко отнесся к своим ранениям, которые на самом деле оказались пустячными. Джорджия созналась, что ворвалась в его спальню и увидела его в одной ночной сорочке.
– Ах, Джорджи, как это дурно с твоей стороны, – сказала Лиззи, явно потешаясь над подругой. Ей забавно было, сколь неловко пытается скрыть подруга свои чувства к Дрессеру.
– У него очень красивые ноги, – сказала Джорджия и, к собственному изумлению, покраснела до ушей.
– Возможно, тебе следует сочинить о них милое стихотворение, – отозвалась Лиззи с улыбкой.
– Его зовут Хамфри… Только не смей так его называть!
– Уверена, в Средние века это имя считалось весьма благородным.
Джорджия уже готова была поведать Лиззи о своих ночных подвигах на ниве страсти, но, слава богу, явились мужчины, разрумянившиеся от свежего воздуха и простой вкусной еды.
– Я заходил к себе в комнату и нашел там письмо от вашего брата, Джорджия, – сказал Дрессер, убедившись, что двери плотно закрыты. – Ему довольно легко удалось найти людей, которые помнят мертвое тело, скорее всего это был Ванс.
– Дрессер! Я ни слова не говорила об этом Лиззи!
– О, тогда примите мои искренние извинения, миссис Торримонд.
– Нет-нет, – ответила сконфуженная Лиззи. – Так вы утверждаете, что сэр Чарнли Ванс мертв?
– Полагаю, мне следует кое-что тебе объяснить, любовь моя, – сказал Торримонд.
– Совершенно справедливо, – сказал Дрессер и подал Джорджии едва заметный знак, означающий, что сейчас следует оставить супругов наедине.
– Но почему? – шепотом спросила она, когда они вышли в коридор. – Что за тайны?
Дрессер хмыкнул:
– Ну… есть одна деталь. Пойдемте в кабинет.
– Ну что за глупости! Поговорим у меня. – И Джорджия чуть ли не силком потащила Дрессера к себе в комнату, где плотно закрыла двери. – А теперь рассказывайте. И перестаньте хмуриться. Видите, я вам доверяю: уверена, что вы не наброситесь на меня диким зверем.
– На вашем месте я не был бы столь уверен в моей добродетели. – Глаза Дрессера озорно сверкнули. – Впрочем, к делу. Есть одна деликатная примета, при помощи которой Перри удалось разузнать о безымянном покойнике, выловленном из реки год назад. Чарнли Ванс обладал поистине чудовищным по размерам мужским достоинством.
Джорджия нахмурилась:
– Чудовищным достоинством? А-а-а, так вы про его огромный член. Дикон рассказывал об этом, на эту тему даже рисовали карикатуры… На одной из них к члену Ванса прикреплен флаг.
Дрессер осуждающе покачал головой:
– Вы самая информированная из всех невинных барышень.
– Но я вовсе не невинна.
– Ну, теперь вы уже не столь невинны, как были прежде. Но не будем сейчас об этом. Итак, ваш брат пишет, что из реки выловили тело человека, одетого лишь в рубашку и бриджи. К поясу у него был привязан мешок с камнями, но тело все же выбросило на берег во время отлива. Тогда решили, что это самоубийца: люди порой привязывают к телу груз, чтобы быстрее пойти ко дну.
– Как это ужасно! В каком отчаянии надо быть!
– Разумеется, никто тогда и не подумал, что это может быть убийство, а осмотреть тело на предмет следов отравления никто не додумался. И он был погребен как самоубийца в безымянной могиле на неосвященной земле.
– Итак, теперь у нас есть доказательство, – сказала Джорджия. – Но достаточно ли этого, чтобы обвинить Селлерби в убийстве?
– Увы. Любой мало-мальски дельный адвокат заявит, что Ванс так переживал, заколов вашего супруга, что предпочел свести счеты с жизнью. Но тем не менее уверенность в правдивости нашей версии это нам прибавляет.
– И что же происходит сейчас?
– Ввиду отсутствия прямых улик ваш брат задумал некую фальсификацию. Это будет письмо, написанное Вансом и врученное доверенному лицу перед самой дуэлью. В нем говорится, что если с ним что-то случится, то письмо надлежит передать верховному судье. В письме – подробное описание заговора.
Джорджия была потрясена:
– Но это… это же подло! Хотя и прекрасная мысль! Поразить злодея его же оружием! Если пойдет слух, что Ванс мертв… Погодите! Ведь письма не существует…
– Уже существует. Итак, Ванс передает кому-то – назовем его, скажем, Гермес – некое письмо. После дуэли Ванс исчезает, но Гермес уверен, что он бежал за границу. Сегодня же, когда все вокруг шепчутся о том, что Ванс умер, Гермес считает своим долгом дать письму ход. Он – а в данном случае ваш брат – отсылает письмо анонимно в собственные руки лорду Мансфилду, верховному судье.
Джорджия смотрела на Дрессера, затаив дыхание.
– И что же? Что должно произойти?
– Такое обвинение, даже предъявленное графу, весьма серьезно. Вероятнее всего, Мансфилд вызовет Селлерби для объяснений.
– Но Селлерби станет все отрицать, и делу конец! – Но вдруг она ахнула: – А вот если бы кто-нибудь его предупредил, он мог бы, заметавшись, совершить какую-нибудь серьезную оплошность.
– Теперь я вижу: коварство у Перриманов в крови! Да, Селлерби каким-либо способом будет предупрежден, к тому же узнает, что известно, где именно был умерщвлен Ванс. Ваш брат пока не отыскал это место, но непременно его найдет. Селлерби узнает также, что есть свидетель, видевший их там с Вансом накануне убийства, а именно в день дуэли.
– Вот бы поглядеть на выражение его лица!
– И я был бы не против. Но конец истории в любом случае всех нас порадует: злодей либо сбежит из страны, либо покончит со своей жалкой жизнью. Если Селлерби предпочтет уехать за границу, ваш брат, обнаружив место убийства и свидетелей, найдет способ заставить его предстать перед правосудием.