Скандальная графиня Беверли Джо
Джорджия присела на диван, силясь унять дрожь.
– Теперь все кажется мне еще более правдивым и ужасным. Да, он спланировал убийство Дикона, а потом и Ванса. Он отравил Ванса, сидел и невозмутимо смотрел, как тот в муках умирает, а затем выбросил тело в реку, словно мешок с тряпьем. А потом долго, очень долго выжидал, когда сможет получить свою награду – меня. Как хладнокровно… В жилах его течет ледяная, ядовитая кровь!
Дрессер подошел и взял ее похолодевшие руки в свои, большие и теплые.
– Да, он поистине омерзителен, а вы такая же его жертва, как и ваш супруг. – Подняв Джорджию с дивана, Дрессер сказал вдруг: – Я нарушаю свое слово! – И крепко обнял ее.
Еще некоторое время она дрожала, но вот тепло его тела согрело ее, и она прильнула к нему всем телом. И тут она решила все.
– Дома, – прошептала она.
Дрессер нежно погладил ее по спине.
– Ты хочешь домой? Куда именно?
Она подняла лицо и взглянула ему в глаза.
– Нет. Ты мой дом.
Дрессер склонился и бесконечно нежно поцеловал ее. И Джорджия ответила на поцелуй, словно черпая в нем силу и вновь становясь собой.
Вдруг она отстранилась от Дрессера.
– Я тоже нарушаю свое слово. Увы, я законченная эгоистка, но хочу, чтобы ты всегда был со мной. Мне нужно, чтобы ты всегда был рядом, чтобы ты был моим мужем и самым драгоценным моим другом. Пожалуйста!
Она увидела в его глазах и радость, и обещание, и блаженство.
– Это я должен умолять тебя. Но мне нужно сначала кое-что тебе рассказать.
– Рассказать? Ты меня пугаешь.
– Мне надо кое в чем тебе сознаться. – Он подвел Джорджию к кушетке, настолько маленькой, что сидеть на ней можно было, лишь тесно обнявшись. – Ты наверняка недоумевала, почему твоя матушка задумала эту фальшивую помолвку.
– Ну… она подыгрывала отцу, желающему во что бы то ни стало сохранить Фэнси Фри.
– Ты права. Правда, игра не совсем такова, как ты подумала. Да, твой отец решил во что бы то ни стало сохранить Фэнси Фри и взамен предложил мне тебя.
– Что? Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Тогда, в Эрне, сразу после скачек, он предложил мне взять тебя в жены, с богатым приданым, – в обмен на Фэнси Фри.
– Нет, не могу в это поверить!
– Разве я стал бы тебе лгать? Тогда он попросил тебя спуститься к обеду лишь затем, чтобы я увидел «товар лицом».
Джорджия в ярости вскочила с кушетки.
– Он не имел никакого права так поступать! Я свободна и имею право выйти замуж за того, кого сама изберу.
– Видимо, твой отец иного мнения.
– Он ошибся! – почти прорычала Джорджия. – О, как он мог?
– Не злись чересчур сильно. Полагаю, он был слишком обеспокоен твоей судьбой. Тогда ты многого не знала и не была в состоянии осознать масштаб скандала вокруг твоего имени, но твои родители прекрасно все понимали. Они боялись, что высший свет будет к тебе чересчур жесток. И возможно, их волновало твое поведение в будущем. Твой отец очень рассчитывал на мою выработанную на службе способность обуздывать непокорных…
– Обуздывать?
– Знаю, знаю. В тот момент я испытал сильнейшее искушение влепить кулак в его толстый нос.
Вообразив эту картину, Джорджия сдавленно хихикнула. Дрессер улыбнулся:
– Его наверняка ввело в заблуждение мое лицо – я кажусь куда более свирепым, чем на самом деле.
Джорджия все еще была отчаянно зла, но уже пыталась шутить:
– Легко могу себе представить эту картину. Папенька полагает, будто он сам Господь Бог – по крайней мере в том, что касается его семьи. И не важно, сколько лет его чадам и какой титул они носят. Стало быть, чтобы спасти от позора, меня надлежало выдать за злобного тирана, который заточил бы меня в девонских пустошах и жестоко наказывал за неповиновение.
– Притом за того, кто ввиду своей бедности прельстится твоими деньгами.
Джорджия прищурилась:
– И ты, разумеется, прельстился? Пустился во все тяжкие, лишь бы заполучить солидный куш?
– Только не выдумывай лишнего! Я прельстился тобой, в этом сознаюсь. Меня потрясла твоя красота и тотчас же сразила твоя доброта. Ведь ты при первой встрече взглянула мне в лицо не дрогнув.
– Обнаружить испуг было бы позором.
– Понимаю. И все же не многие на твоем месте смогли бы так. Я приехал в Эрне, увидел тебя и был покорен, но и мечтать не мог о таком сокровище и никогда не взял бы тебя в жены против воли – даже если бы отец нашел способ тебя принудить. – Он вновь привлек к себе Джорджию. – Но я с радостью женюсь на тебе, любовь моя, сразу же, как только ты увидишь Дрессер-Мэнор.
– Почему?
– Это не Брукхейвен, Джорджия. Это обветшалое поместье, оно в полнейшем запустении. Ты должна понимать, на что идешь, выбирая меня в мужья.
Джорджия была напугана и даже не пыталась этого скрыть, однако сказала:
– Тогда поедем туда, и как можно скорее. И если там предстоит много работы, то мы решим, с чего лучше начать.
Дрессер нежно прижался щекой к ее волосам:
– Надеюсь, ты не переменишь своего мнения, когда увидишь все своими глазами. – Вдруг он отстранился, держа ее за руки, потом и руки отпустил. – Надеюсь, вслед за всем этим безумием настанут безмятежные дни и ты сможешь спокойно принять решение, без страха и тоски.
– Какой ты благородный, – жалобно сказала Джорджия. – Моего решения ничто не переменит. Видишь ли, вся беда в том, что я жить без тебя не могу, ужасный ты человек, и если нам предстоит жить в хлеву – да будет так!
Засмеявшись, Дрессер подхватил Джорджию и закружил в воздухе, но она нечаянно задела носком туфельки вазу, которая, пролетев по воздуху, метко угодила прямо в оконное стекло.
Он бережно опустил Джорджию на пол, и они уставились друг на друга, словно нашкодившие школьники. Заслышав шаги, Дрессер стремительно распахнул двери, и в комнату вбежала служанка, а следом чета Торримонд.
– Примите мои глубочайшие извинения, – сокрушенно произнес Дрессер, взглядом моля Джорджию о помощи.
– Он сильно разозлил меня, – сказала Джорджия. – Вот я и швырнула в него вазу. И промахнулась. Мне так стыдно, Лиззи. Я оплачу тебе ущерб.
– Боже, что за глупости! Однако… – Уголки губ Лиззи медленно поползли вверх, словно она что-то почувствовала, уловив искорки радости, все еще витавшие в воздухе. – Пойдем отсюда, пусть Бетси уберет осколки с пола. Не знаю только, что сегодня удастся сделать с окном.
– Сейчас лето, – засмеялась Джорджия. – Теплый ветерок – это даже приятно.
И в самом деле, теплый ветерок этой ночью был вовсе не лишним. Джорджия присела у окна – чувства переполняли ее, в голове роились мысли, и спать совершенно не хотелось. Она подозревала, что Дрессер тоже не спит, но идти в его комнату она не намеревалась. Сейчас самое время было спокойно все обдумать. Но как ни пыталась она сосредоточиться на перспективах деревенского житья, собственные слова звучали у нее в ушах. «Я жить без тебя не могу…»
Она взяла портрет Дикона и поставила на подоконник. Вначале ее огорчило, что лунный свет съел все краски и Дикон стал похож на призрака, но тут же подумала, что это к лучшему. Его нет больше в мире живых, и остается лишь молиться, чтобы ему было хорошо там, где он сейчас, – на небесах.
Дикон не хотел бы отмщения.
– Но ведь его непременно надо остановить, ты согласен? – спросила у портрета Джорджия. – Боюсь, что Селлерби как дурная собака: научившись кусаться, он будет кусать вновь и вновь, и если не меня, то кого-нибудь другого.
«Если это в твоих силах, – подумала она, обращаясь к Дикону, – то, где бы ты ни был, помоги нам положить этому конец! Я беспокоюсь за Перри, хоть и знаю, что он начеку. Я боялась бы и за Дрессера, если бы он не был здесь, со мной. Пожалуйста, не допусти, чтобы опасности подверглись Лиззи и ее семья!»
В лунном свете что-то блеснуло. На какое-то мгновение ей почудилось, что это знак свыше – весточка от Дикона, – но тут она заметила осколок стекла, застрявший в оконной раме. Кто-то убрал разбитое стекло, но кусочек остался.
Джорджия попыталась его извлечь, но осколок сидел крепко. Попытавшись вновь, она до крови порезала палец.
– Идиотка! – пробормотала она и засунула палец в рот.
Однако это пробудило опасные воспоминания, и она решительно отправилась в постель.
Глава 34
Следующим утром Джорджия проснулась рано, задолго до появления Джейн с утренним шоколадом и водой для умывания. Как же редко приходилось ей прежде видеть едва занимающийся рассвет и как много она потеряла! Она распахнула настежь створки окна и с наслаждением, всей грудью вдохнула восхитительно пьянящий воздух. Она улыбалась, слушая птичье пение, и любовалась капельками росы на паутине – они сверкали, словно алмазы в английской короне.
Зрелище было поистине ослепительное.
И тут она заметила, что какой-то молодой человек в одежде слуги – видимо, садовник – снизу смотрит на нее, ухмыляясь. Перехватив ее взгляд, он почтительно склонился и тотчас куда-то заспешил. Джорджия отпрянула от окна, но поневоле рассмеялась, вспомнив пристальный взгляд садовника.
Она по-прежнему привлекает взоры мужчин!
Джорджия тщетно искала в своей душе ощущение вины и досады, но пока ничего такого не обнаруживала. Отныне ей надлежит быть осмотрительной, и если флиртовать, то лишь невинно и только с пожилыми джентльменами. Ведь она станет женой Дрессера.
Леди Дрессер.
Леди Мей нет больше. Но Джорджия ничуть не сожалела об этом.
Отныне она леди Дрессер, прилежная рукодельница, деревенская жена в простеньких удобных платьицах.
Ну, по крайней мере большую часть времени. Будут, разумеется, и празднества, и балы, возможно даже – маскарады!
Возможно, будут и дети.
Джорджия приложила ладонь к животу, словно пытаясь угадать будущее. Дрессер не станет ее упрекать: в этом она абсолютно ему доверяла, – но сейчас она, как никогда прежде, хотела детей. Вдосталь налюбовавшись на малюток Уинни и Лиззи, она жаждала материнства всем своим существом.
Лиззи говорит, что на все воля Божья. Не может быть, чтобы Господь наказал ее, Джорджию, бесплодием за ее прегрешения!
Она отогнала опасную мысль и теперь просто наслаждалась прелестью раннего утра.
Распахнув створки гардероба, она отыскала самое простенькое платье, ощущая себя вновь юной девочкой, намеревающейся украдкой ускользнуть из дому, быстро оделась и тихонько стала спускаться по лестнице, держа туфли в руках.
Разумеется, слуги уже не спали – завидев ее, горничные приседали в реверансе, – и Джорджия стыдливо обулась, ощущая себя полнейшей дурочкой.
Этот мир был знаком ей с раннего детства, но несколько последних лет она прожила в ином мире, где ложатся спать с рассветом, а просыпаются после полудня, и успела позабыть, по какому распорядку живет прислуга. Она стыдливо припомнила того самого садовника из Треттфорда, который именно по этой причине не ведал, как пахнут ночные цветы.
Нужна золотая середина, благоразумно решила Джорджия.
Она прошла через гостиную и спустилась по ступеням лестницы на дорожку, которая петляла между розовыми кустами. На нежных лепестках сверкали россыпи росинок.
Трава была еще влажная, но Джорджия бестрепетно ступила на нее, вспоминая бал у Уинни, террасу и загубленные бальные туфли. Сейчас на ней были простые и удобные кожаные туфли. И она обошла вокруг всего дома, наслаждаясь восхитительной простотой и свободой в этом новом мире, омытом утренней росой, словно заново рожденном.
С улыбкой она вернулась в дом и вошла к себе в комнату. Как раз вовремя – Джейн уже была готова бить тревогу.
– Миледи, я голову сломала, пытаясь понять, куда вы пропали! Да еще и кровь на подоконнике!
Джорджия взглянула на подоконник, выкрашенный белой краской.
– Тут лишь одна капелька, Джейн. В раме остался осколок, я уколола палец.
– Ох, как же я испугалась! Ну сами знаете, каковы нынче обстоятельства. А вы уже оделись! Я принесла воды.
Джорджия сердечно обняла горничную.
– Дорогая моя Джейн, прости за то, что заставила тебя поволноваться. Сейчас я разденусь и умоюсь, а после ты поможешь мне одеться подобающим образом. Но сначала я все-таки позавтракаю! Кажется, во мне пробуждается деревенский аппетит.
Джейн изумленно воззрилась на госпожу, но тотчас поспешила за завтраком.
Джорджия плотно и с удовольствием позавтракала, но аппетит ее, разыгравшийся не на шутку, имел отношение не только к еде. Она всем своим существом жаждала быть рядом с Дрессером и даже послала Джейн узнать, свободен ли он, но получила отрицательный ответ.
– Ну как он посмел покинуть меня и отправиться с Торримондом осматривать какой-то фруктовый сад?
Джейн лишь вытаращила недоуменные глаза.
– Не было ли с утра писем? – спросила Джорджия. Она дождаться не могла новостей из города.
– Да уж если были бы, я тотчас вам бы их принесла.
И тут до Джорджии дошло: она еще ни разу не писала Дрессеру. И тотчас присела за конторку. «О чем же написать?» – размышляла она, щекоча подбородок кончиком пера.
Сосредоточенно прикусив губу, вывела:
«Мой дорогой Дрессер!
Я настолько опечалена тем, что Вы предпочли компанию яблонь и груш моему обществу, что намерена отныне обращаться к Вам не иначе как «Хамфри». И поделом Вам! Это далеко не самое суровое наказание, которого Вы заслуживаете. От всего сердца надеюсь на более внимательное Ваше отношение в будущем.
А чтобы не терять даром времени, я намерена просить Лиззи преподать мне основы домашней экономии. Полагаю, если это необходимо, то на картофельной похлебке с потрохами можно прожить долго без ущерба для здоровья.
Ваша «соученица» в области хозяйства
Джорджия»
Она сложила листок и, вспомнив правила девичьих игр, нарисовала маленькое сердечко на сгибе, прежде чем капнуть сургучом и запечатать послание. Украдкой взглянув на портрет Дикона, она припомнила, как проделывала такое в пору его ухаживаний, но отчего-то уже не ощутила вины. Дикон и Дрессер были слишком разными, но она предполагала, что, если бы им суждено было повстречаться, эти двое легко сдружились бы. Ведь оба были честны и добросердечны.
Отдав письмо Джейн и наказав отнести его в комнату Дрессера, Джорджия отправилась на поиски Лиззи. Она нашла ее в кладовой – подруга просматривала амбарную книгу.
– Домашняя экономия? – переспросила Лиззи. – Но ведь ты прекрасно владеешь навыками ведения хозяйства. Ты знаешь, как содержать роскошный дом, умеешь делать это, притом экономно.
– Просвети меня относительно экономного ведения хозяйства. Да, в девичестве меня учили этому, но я в жизни не занималась, к примеру, кладовыми. В моих лондонских домах кладовок не было вовсе, а в поместье Мейберри всем заправляла свекровь. Расскажи, что ты сейчас делаешь?
– Ищу в книге рецепт средства против болезненной сонливости.
– Что стряслось? Кого-то опоили сонным зельем?
– Что? – Лиззи округлила глаза. – Нет, конечно. Болезненная сонливость – это недуг, который встречается у свиней. У нас на ферме захворала одна хрюшка. Она все время спит, особенно днем.
– Прямо как мой папенька, когда отдыхает в деревне.
– Джорджи! Не думаю, что твой папенька пренебрегает в это время едой и подвергается риску голодной смерти.
– Бог с тобой, все совсем наоборот! А что это за средство?
– Подожди, у меня где-то это записано… Вот! Нам нужна заячья капуста. Пойдем наберем, я знаю, где она растет.
Выйдя с подругой из дома, Джорджия заметила, что за ними неотступно следует какой-то человек, стараясь не привлекать внимания. Наверняка это кто-то из людей Перримана, которым поручено защитить их на случай нападения Селлерби. В этом новом, омытом росой мире сама мысль о нападении казалась дикой, и все же Джорджия почувствовала себя спокойнее.
Они быстро нашли траву с мелкими желтенькими цветками возле стены, огораживающей сад, и, набрав полное лукошко, направились прямиком на ферму.
– А почему всем этим не занимается жена фермера? – спросила Джорджия. – На ферме Мейберри это входило в ее обязанности, а кладовая замка использовалась лишь для приготовления домашних снадобий.
– Госпожа Пенникуик, увы, инвалид. Однажды она неловко упала и теперь беспомощна и очень печалится по этому поводу. А дочери ее еще малы. Поэтому я взяла эти обязанности на себя.
Фермер Пенникуик, коротконогий и крепкий, казался удрученным свалившимся на семью несчастьем. Он искренне благодарил госпожу за заботу, как и его бедняжка жена, сидевшая у камина в кресле, обложенная подушками. Плед прикрывал ее обездвиженные ноги. Но она с радостью принялась ощипывать листочки и складывать их в котел. Две девочки со всех ног кинулись помогать.
Неподалеку на кухонном столе молоденькая служанка срезала с костей мясо для похлебки.
Вскоре Лиззи вышла в сопровождении фермера – им нужно было принести еще один компонент для снадобья.
Несколько желтых цветочков упали на пол. Джорджия подняла их и кинула в котел.
– Сожалею о вашем недуге, госпожа Пенникуик.
Глаза женщины наполнились слезами:
– Ах, я такая обуза для семьи, миледи! Иногда думаю, лучше бы я умерла…
Джорджия готова была уже кинуться ее утешать, но вдруг подумала кое о чем.
– Возможно, вы приободрились бы, если бы смогли двигаться. Я видела специальные кресла на колесах. Если у вас будет такое, вы вполне сможете передвигаться хотя бы по кухне, а если соорудить низенький столик, то смогли бы и готовить – ну, резать, например, мясо для бульона. О, простите, я вовсе не собиралась вам указывать, что делать, но обещаю помочь.
– О-о-о, миледи, если бы такое было возможно, я возблагодарила бы Небеса!
– Итак, давайте-ка подумаем. Смастерить низкий столик ничего не стоит. Можно взять подходящую доску и укрепить ее на кресле. Это на первое время. А когда я вернусь в Лондон, то разузнаю все про кресла на колесах.
Тут возвратилась Лиззи с миской какой-то травяной кашицы, которую тотчас добавила в варево.
– Теперь пусть немного покипит, и снадобье готово. И с Божьей помощью наша хрюшка поправится.
– Благодарю вас, ваша милость, – сказала миссис Пенникуик, – и вас, миледи! – У бедной женщины в глазах стояли слезы.
Джорджия от души надеялась, что ей удастся выполнить обещанное. На обратном пути она спросила подругу:
– Ты думаешь, снадобье поможет?
– Иногда оно помогает – остается лишь надеяться.
– Ах как жаль, что я не знаю средства против паралича! Порой жизнь так несправедлива.
– Именно поэтому нам надлежит благодарить небо за наши удачи, а не сокрушаться о несчастьях и потерях! – со значением произнесла Лиззи и вдруг спросила: – Ты намереваешься выйти за Дрессера?
Джорджия почувствовала, что краснеет.
– Думаю, да.
Лиззи сердечно обняла ее.
– Как я надеялась на это! Знаешь, Торримонд от него в полном восторге. Да, он многого пока не знает, но прилежно учится.
– Он говорит, что я должна увидеть его поместье, прежде чем принять окончательное решение. Уверяет меня, что его хозяйство в самом что ни на есть прискорбном состоянии. А что, если меня это и вправду испугает? Пойми, мне кажется, я не смогу жить в полной нищете, как бы ни любила человека.
– Поместье Дрессера вовсе не пристанище бедняка, и если умеючи взяться за дело, можно создать там уют. Ты же всегда это любила.
– Но если потолок вдруг свалится мне на голову?
– Ну, до таких крайностей там не дошло, поверь. Возможно, там просто нужно прибраться и хорошенько выкрасить дом, а потом ты со знанием дела начнешь наводить там красоту.
– Почти не имея средств?
– Ты всегда любила непростые задачи, – сказала Лиззи. – Я верю в тебя, милая.
Джорджию эта мысль слегка утешила, и она направилась к себе, чтобы написать несколько писем. Перво-наперво она напишет лорду Родгарду про кресла на колесах – ведь маркиз интересовался не только механическими игрушками, но и всеми новинками техники. И если он сам не в курсе дела, то хотя бы порекомендует, к кому можно обратиться. Тут Джорджия вспомнила, что так и не удосужилась написать Диане Родгард о прискорбной ситуации с водоснабжением «Приюта Данаи».
Она успела дописать письмо маркизе до половины, когда в дверь постучали. Открыв ее, она увидела Дрессера и лучезарно ему улыбнулась. Он ответил ей такой же улыбкой, однако тотчас посерьезнел.
– Письмо от твоего брата. Все идет по плану.
Схватив за рукав, Джорджия втащила Дрессера в комнату.
– Говори скорее: что он пишет?
– Прочти сама.
«Странные события происходили сегодня в клубе джентльменов «Дерево какао», где собралась большая и теплая компания. Были Уэйвени, Брукдейл, Селлерби и многие другие. Они встретились, чтобы обсудить новый слух, будто сэр Чарнли Ванс обнаружен мертвым и похоронен в безымянной могиле. Все только и говорят, что об этой новости».
– Селлерби, – пробормотала Джорджия. – Конечно, он не мог остаться в стороне.
– Особенно если учесть, как эта новость его перепугала. Наш план работает.
«И похоже, слух правдив: могильщик запомнил тело крепко сложенного мужчины с весьма примечательными гениталиями. Упоминается также длинный шрам на левом бедре – многие знают, что Ванс был ранен во время падения с лошади несколько лет назад».
– Это правда – про шрам? – Джорджия подняла взгляд от письма.
– Полагаю, да. Все сошлось лучше некуда.
– Стало быть, это и в самом деле Ванс. Иногда мне кажется, что мы сами все это выдумали.
«Сейчас идут усиленные поиски вышеупомянутых останков, хотя не вполне понятно, как отличить скелет одного человека от другого. В толк не возьму, для чего это понадобилось? Первичный судебный протокол квалифицировал смерть как самоубийство, так к чему тревожить прах?
Однако, как только все усиленно заговорили о странностях этой кончины, Генри Даггерхам объявил вдруг, что утром своими глазами видел в конторе верховного судьи, где он служит, некое письмо…»
– Даггерхам – один из ближайших друзей Перри, – заметила Джорджия.
– Снова редкостное везение!
– Скорее причина выбора нашего оружия.
«…некое письмо, написанное рукой Ванса год назад. Даггерхам не стал вдаваться в детали, ибо не считает себя вправе делать это, однако обмолвился, что письмо ставит под сомнение версию о самоубийстве Ванса. Тот пишет, что опасается мести недоброжелателя – более того, называет вполне конкретное имя. Даггерхам намекнул также, что лорд Мансфилд уже провел расследование касательно действий Ванса непосредственно после известной дуэли и обнаружил место, где, по всей видимости, Ванс и встретил свою смерть».
– И обо всем этом говорили в присутствии Селлерби? О-о-о, хотела бы я видеть его лицо!
– Наверняка он испытал сильнейший приступ дурноты, – сказал Дрессер. – Читай дальше!
«Разговоров было хоть отбавляй, однако к однозначному выводу так и не пришли – ведь Ванса многие недолюбливали, а кое-кто так и вовсе боялся. Разумеется, припомнили и его дуэль с Мейберри, но поскольку вышеупомянутое письмо написано было до поединка, смерть Ванса нельзя объяснить чьей-либо местью за гибель противника. И мне это на руку: ведь меня вполне можно было бы рассматривать в качестве подозреваемого.
Со временем все разъяснится, я совершенно уверен, однако сейчас люди толпами покидают город. Мы, похоже, на пороге эпидемии, а хвороба, как известно, не делает различий между богатыми и бедными. Бедный лорд Селлерби в тот вечер рано покинул клуб и выглядел неважно. От души надеюсь, что он не захворал.
Ваш покорный слуга
Перриман»
Джорджия сложила листок.
– Все, о чем пишет Перри, происходило вчера вечером. Возможно, Селлерби уже успел свести счеты с жизнью. Как я счастлива была бы узнать об этом!
– Как только будут новости, твой брат тотчас нам напишет.
– Но самый проворный курьер потратит на дорогу не менее трех часов. – Джорджия с надеждой взглянула на Дрессера. – Может, нам лучше вернуться в Лондон?
– Нет, Джорджия. Если Селлерби все еще сопротивляется своей участи, он может быть очень опасен.
– Проклятие! Ты прав. Сейчас мы спустимся вниз и славно пообедаем, делая вид, что ровным счетом ничего не произошло.
– Полагаю, будет лучше, если мы не станем оповещать наших друзей о последних новостях с полей сражений. Они бесхитростные, честные люди.
– Стало быть, мы – нет?
– Ты умеешь быть жестокой. Неужели ты и впрямь способна называть меня Хамфри?
– Если меня как следует разозлить.
Дрессер с улыбкой поцеловал возлюбленную.
– Ты потрясающая женщина, Джорджия Мей. Впрочем, уже скоро Джорджия Дрессер!
Она ответила на его поцелуй, а когда они уже шли по коридору, сказала:
– Подумай только, если бы тебя угораздило родиться младшим сыном герцога, тебя именовали бы «лорд Хамфри»! И скрывать твое имя не было бы никакой возможности.
– Но в таком случае тебе пришлось бы зваться «леди Хамфри». Как бы тебе это понравилось?
– Что ж, пришлось бы помочь тебе стяжать герцогский титул, чтобы избавить себя от эдакого прозвища.
После обеда Дрессер вновь уехал по делам с Торримондом, а Лиззи с Джорджией решили не сидеть без дела и занялись просматриванием счетов. В тетради подруги Джорджия тотчас заметила огрехи:
– Колонки должны быть написаны более убористо, а у тебя строчки плавают.
– Как скажете, мадам, – улыбнулась Лиззи.
– Я обожаю цифры, – сказала Джорджия. – Они такие точные, строгие.
– Ну, только не мои! – Лиззи пододвинула к подруге потрепанный гроссбух. – Проверь, а я пока просмотрю описи и реестры.
Джорджия задумчиво подняла взгляд:
– Вот занятно, в каком состоянии счета у Дрессера?
– Полагаю, в полнейшем беспорядке.
Джорджия удовлетворенно улыбнулась. Лиззи широко раскрыла глаза, но тотчас захихикала.
Джорджия с удовольствием навела порядок в гроссбухе подруги, а встретившись с Дрессером вновь, спросила:
– Правда ли, что гроссбухи в Дрессере в весьма плачевном состоянии?
– В течение многих лет ими вообще никто не занимался. Эй, признавайся, отчего это у тебя такой довольный вид?
– Просто я обожаю заниматься цифрами.
– Надеюсь, твоя любовь распространяется и на карточные игры? Предлагаю партию в вист на четверых.
– А ты хорошо играешь?