Грани Обсидиана Колесова Наталья
— Ну тогда ты тоже вкусный.
Бэрин очень оживился:
— Тогда продолжаем?
Дверь открылась. Берта заворчала с порога:
— Говорила же дверь закрывать! А то кто попало войдет, а вы тут обнимаетесь, а мальчонка спит на самом виду…
Бэрин засмеялся — он почему-то очень развеселился:
— Ты же у нас не кто попало! — И пошел помогать разгружать корзину с едой. Тут же подбежал проснувшийся и волочащий за собой одеяло Рыжик. Едва мы уселись за стол, в дверь постучали. Алвин вытаращил глаза, увидев всю нашу большую ужинавшую компанию.
— Бэрин, лорд велел привести тебя. И девушку.
Я встала, отодвигая тарелку.
— А мой брат?
Волк не сразу ответил. Он даже старался не смотреть на меня. Потом все-таки сказал, глядя при этом на Бэрина:
— Про него ничего сказано не было.
— Иди-иди, девочка, спокойно, — вмешалась Берта. — Я тут посижу с мальчонкой, пока вы не вернетесь.
Они обменялись с Бэрином взглядами, значения которых я не поняла. Волк вздохнул и поднялся.
— Идем, Лисса.
Ай да Лисса! Ай да рыженькая… тихоня. Если б он знал, как ее приятно целовать, давно бы бросил болтать и приступил к действиям. Она даже немного отвечала, хоть и неумело — видно, и впрямь ни с кем не целовалась. Да и с кем ей было? Ах, если б не Берта, неизвестно, до чего бы они успели дойти…
Алвин шагал впереди — как будто он сам не знает, где найти своего собственного брата! Следом шла Лисса — он специально приотстал, чтобы смотреть на нее. Берта и впрямь дала хорошее платье, подчеркивающее тонкую гибкую фигурку девушки. Или он просто раньше не обращал на нее внимания? Тяжелые рыжие, наскоро переплетенные волосы достигали бедер. Он погрузился в созерцание представившейся ему картины: Лисса сверху, поток распущенных волос струится по ее обнаженному телу… между прочим, без одежды он ее не видел. Вот Фэрлин видел, а он — нет. Обидно.
Он шагнул в комнату первым, оттеснив плечом Лиссу.
Инты нет. Скверно. Или она опять себя неважно чувствует, или… Или что? Просто не захотела присутствовать, когда лорд будет объявлять приговор? Что это будет именно приговор, Бэрин нисколько не сомневался. Хорошо все-таки, что нет Найны — та бы привела его в действие немедленно. Брат стоял спиной к окну, сложив руки на груди. Молчал. Непохоже, чтобы выдерживал паузу — Лиссу пугать незачем, она и так едва дышит, — скорее, формулировал.
Голос его был размеренным:
— Тебе разрешено остаться на нашем берегу.
Уф-ф…
— Но так как ты покушалась на жизнь моего брата и на моего ребенка — тоже, ни в замке, ни в его окрестностях ты не останешься.
— А куда же ей идти? — вмешался Бэрин. Фэрлин перевел на него тяжелый взгляд.
— Мне все равно. Пусть живет — но не в наших владениях.
— Фэрлин, ведь все свои грехи она уже искупила — она убила звериного вожака! Фактически спасла мне жизнь…
— Без нее в этом не было бы необходимости, — отрезал Фэрлин.
— И где в законе предусмотрено наказание за несовершенные поступки? Ведь похищения ребенка не было!
Лорд оскалил зубы. Сказал, еще тщательней выговаривая слова:
— Похищения не было только потому, что ребенок еще не родился.
— Похищения не было, потому что она убила Зверя!
Они сцепились взглядами, и Бэрин с удивлением понял, что злобы и ненависти в брате нет — одна усталость. Кажется, здесь поработала Инта: ей и удалось уговорить Фэрлина оставить девчонку в живых. А Лиссе что — рада-радешенька оказаться подальше от всех Волков скопом! Сказала тихо:
— Мы сейчас же уходим, — и повернулась к двери.
— Я не закончил, — остановил ее Фэрлин. — Зверь должен вернуться на свой берег.
Лисса застыла и медленно обернулась.
— Что?
— Что? — одновременно с ней заговорил Бэрин. — Почему?
Брат поднял бровь, немало удивившись вопросу.
— Звери живут на своем берегу. Мы — на своем. Или он уходит, или умирает.
— Посылать мальчиш… его на тот берег — все равно что убить. Его растерзают свои же!
— Меня не волнует то, что происходит по ту сторону границы, — негромко сказал Фэрлин. — Он Зверь. И должен убраться к себе подобным.
— Он еще не Зверь! Он — детеныш!
— Ты вынуждаешь меня нарушить закон и договор с людьми? Еще не хватало, чтобы Звери воспользовались нашей добротой и беспечностью и повалили на наш берег. Ты же помнишь, чем это заканчивается?
— Не выводи общее из частного! Речь идет лишь об одном ребен… существе! — Бесполезно, не переубедить. Бэрин на мгновение прикрыл веки. Да уж, такого давненько не случалось. Несколько лет — после Ольгера. И все же, открывая глаза, он вымолвил: — Мой лорд, я не согласен с твоим решением и требую собрания всего клана.
Пауза. Фэрлин смотрел на него… изумленно? с раздражением? С пробивающейся усмешкой?
— Бэрин. Чего ты добиваешься? Ты же знаешь, что все они примут точно такое же решение. Тянешь время?
— Ты слышал мое слово.
Он крепко взял Лиссу за локоть и повел к выходу: та повиновалась, кажется, не очень соображая, куда идет. Только в коридоре остановилась, как вкопанная, уставилась на него широкими глазами:
— Рыжику нельзя туда возвращаться, понимаешь?
— Понимаю. — Он вновь потянул ее за собой. Он все понимал, только не понимал, почему вдруг потребовал общего собрания. Действительно, только время потянуть…
Оставаться здесь — лишь испытывать и без того невеликое терпение Фэрлина. Да и остальных — тоже. Только представить реакцию Найны, увидевшей перед собой звереныша. Пока никакого выхода, кроме как…
— Берта, мы уезжаем.
Берта, кажется, поняла все с первого взгляда. Или прекрасно знала, каким будет решение Фэрлина. Сказала ядовито:
— Ишь ты! Никак в бега ударитесь?
— Нет, — пока еще нет. — В Озерный дом.
— А, — сказала Берта и задумалась, прикусив губу. Бэрин ждал, будет отговаривать, но женщина лишь сказала недовольно: — Ну да, прям сейчас туда и кинетесь! Не собрав вещей, провизии, на ночь глядя!
— Мы — существа ночные.
— Ночные там, не ночные, а нечего ребенка целыми днями таскать туда-сюда! Вон какой у вас худющий и замотанный!
Он криво усмехнулся: «у вас»! Лисса сидела, вцепившись в своего рыжего братца — не отдерешь. Смотрела круглыми глазами. Бэрин потер затылок, согласился нехотя:
— Ну завтра так завтра.
Лорд Волков вправе наказать меня — даже убить, если такое есть в их волчьем законе, — но при чем здесь ни в чем не повинный Рыжик? Что брат ему сделал? То, что родился не таким, как они, и по другую сторону границы?
Я застыла на месте, не понимая, что же мне теперь делать, как упросить лорда, как спасти Рыжика… И сквозь сумятицу мыслей услышала неожиданное:
— Я не согласен с этим решением, мой лорд. — Бэрин смотрел на брата исподлобья. — И требую собрания всего клана.
Выражение малоподвижного лица Лорда Волков почти не изменилось: лишь глаза сверкнули.
— Чего ты добиваешься? Они примут точно такое же решение. Время тянешь?
— Ты слышал мое слово.
И Бэрин схватил меня за руку, точно боялся, что я сейчас же кинусь бежать. Куда? Назад нельзя. А здесь земля Волков, они нас везде найдут. Уйти к людям — но и те наверняка будут бояться и охотиться на моего брата. Может, не стоило вовсе убегать с нашего берега? Сейчас бы мы были уже мертвы… Я схватила и сжала Рыжика так, что он даже пискнул. Тут же лизнул меня в щеку: ну кто тебя напугал, успокойся!
Волк привалился к двери, женщина стояла напротив, уперши в бока кулаки. Они обсуждали наш отъезд в какой-то дом у озера. Там, наверное, нас будут держать под охраной, чтобы мы не сбежали.
Бэрин выпустил Берту за дверь. Взъерошил волосы на затылке. Поглядел на нас безо всякого выражения.
— Ложитесь спать. Завтра вставать рано.
Я тут же улеглась на другой конец кровати, обняв Рыжика. Наверняка Бэрин уже жалеет, что пошел против воли брата. Даже непонятно, почему он это сделал. Спросить его — разозлится? Нет, не надо его трогать, подумала я и тут же спросила:
— Почему ты выступил против своего лорда?
Бэрин, словно не слыша, гасил свечи. Ворошил в камине догорающие дрова. Неспешно раздевался — как всегда, донага. Улегся на спину, заложив за голову руки, и закрыл глаза. Когда я решила, что он уже не ответит, Волк сказал негромко:
— Мне кажется, в жизни должна быть справедливость.
…Ночью Рыжик вывернулся из моих рук. Я приподнялась на локте, сонно наблюдая за ним: брат добежал до стола, наскоро поел и, взяв с собой большой кусок лепешки, вприпрыжку вернулся в теплую постель. Улегся между мной и Бэрином — Волк оказался к нам куда ближе, чем когда мы ложились. Или это мы сами к нему придвинулись? Рыжик повозился, вытянулся между нами, зарылся в одеяло с лепешкой в руках и заснул. Второй раз я открыла глаза уже перед рассветом. Обнаружила, что Бэрин обнимает меня, дотянувшись через Рыжика, а брат, пригревшийся между нами, мирно посапывает. Я рассматривала Волка: во сне он казался незнакомым, без привычной улыбки, но и без мрачности последних дней. И — вот странно — очень похожим на лорда Фэрлина.
Волк открыл глаза. Сонно моргнул и уставился на меня. Глаза темные-темные. Я неожиданно подумала — красивые. Его ладонь скользнула по моей спине…
Разумеется, они проспали. Коварная Берта и не думала их будить, а сам он не проснулся в назначенное время. Открыл глаза, наверное, от взгляда Лиссы. Она лежала на расстоянии вытянутой руки — его руки — как-то незаметно для себя, во сне, он умудрился обнять ее через ее шерстяного братца. Волосы рассыпались по подушке, глаза — лисьи, чуть приподнятые в уголках к вискам, — вовсе не сонные: сколько ж она на него любуется? Подмигнул ей:
— Что, нравлюсь?
Тут же подумал, что подмигивания она может и не понять. Но Лисса ответила, как всегда, просто:
— Да.
Он потянулся обнять покрепче, скользнул ладонью по спине. Вот зачем она спит в этих тряпках?! Лисенок между ними тихо крякнул, и Бэрин опомнился: какие тут утренние развлечения, пора в путь-дорогу! С сожалением скользнул напоследок пальцами по гладкому девичьему плечу.
— Вставайте, лежебоки!
Зря он ругал Берту: оказывается, хозяйка уже собрала в дорогу несколько торб и сумок с одеждой и едой. Ворон пританцовывал, с недоумением косясь на навьюченные на него переметные сумки. Старая Снежка спокойно ждала Лиссу, которая, кажется, не ездит верхом. Ну, придется потерпеть…
Вернувшись в свою комнату, Бэрин обнаружил на столе среди остатков завтрака пару задушенных мышей. Задумчиво поднял одну за хвост, оглядел внимательно:
— Это еще что такое?
— Рыжик отлично мышкует, — пояснила Лисса, помогавшая брату облачиться в новую одежду. — Вот, поймал здесь, в комнате, и поделился с тобой. Ты же его кормишь… Рыжик, да стой же спокойно!
Звереныш крутился, оглядывался, блестел глазами и зубами: Лисса объяснила ему, что люди и Волки скалятся, когда у них хорошее настроение. Бэрин моргнул и бережно опустил мышь обратно на блюдо.
— Скажи ему… спасибо. Я уже сыт.
— Ты сам и сказал, — отозвалась Лисса. — Он все слова понимает. Простые.
Бэрин представил, как предлагает Фэрлину оставить звереныша, потому что тот сумеет переловить всех мышей и крыс в замке. И смех и грех!
Зрителей на отъезд набралось предостаточно, и от любопытных вопросов тоже отбоя не было. Бэрин вынес перекинутый через плечо мешок с Рыжиком (Лисса велела притвориться брату мертвым), помог девушке залезть в седло — Лисса морщилась, вздыхала, но молчала, вцепившись в уздечку и в гриву флегматичной Снежки. Бэрин с усмешкой отсалютовал провожавшим:
— Да просто надоели вы мне все, вот, решил пожить месяцок спокойно! В гости не зову, соскучусь — сам приеду.
И тронул коня. Лиссе и делать ничего не надо было — Снежка послушно двинулась следом. Выезжая за ворота, Бэрин перехватил взгляд Гэвина — недоумевающий, озабоченный. Тоскливый. А, да все равно ведь узнает…
Он придержал Ворона, склонившись, сказал Гэвину вполголоса:
— Если захочешь повидать ее, приезжай к озеру. Только один! — И, не дожидаясь ответа, повернул коня влево от основной дороги.
Домик у Серебряного озера был не то чтобы заброшенным — считался временным пристанищем. Иногда туда действительно съезжали парочки, которым хотелось уединения. Чаще всего его использовали для ночевки или когда непогода заставала в дороге. Полдня пути от замка, а с такими попутчиками — и того больше. Бэрин похлопал мешок, перекинутый через колени.
— Эй, можешь оживать!
Звереныш выпростал из мешка голову и полтуловища, с любопытством огляделся, осторожно потрогал лапой шею Ворона — тот всхрапнул и дернул головой. Наклонился низко, оглядываясь назад — Бэрин невольно придержал его за загривок. Звереныш неожиданно ловко вывернулся, спрыгнул на землю и со всех лап бросился к сестре. Выражение морды Снежки, увидевшей несущееся к ней существо, можно было перевести лишь как «и чего только в жизни не бывает!».
Звереныш бежал рядом с косящейся на него лошадью, что-то рассказывая Лиссе. Бэрин прислушался, но мало что понял — хорошо зверенышу удавались только гласные. Лисса покивала, и звереныш принялся носиться вдоль тропы, шуршать в кустах, кажется, умудрялся еще и мышковать на ходу. Вскоре и Ворон привык к постоянному мельканию, лишь поводил глазом и ухом.
Придержав коня, Бэрин подождал Лиссу.
— Мы поживем у озера до собрания клана.
— Ты будешь следить, чтобы я с Рыжиком не убежала?
В том числе.
— И для охраны. Любой Волк может, не разобравшись, убить твоего брата. Но для начала надо убраться подальше с глаз Фэрлина, чтобы он успокоился.
— И что будет, когда он успокоится?
Если б знать! Разве может что-то заставить брата изменить решение? Или кто-то… Дьявол, а он ведь даже не попрощался с Интой! Просто забыл! Как такое могло случиться?
…Дом, построенный из бревен, стоял на берегу большого озера, серые воды которого лениво облизывали крупные темные камни. Далеко в озеро уходили деревянные мостки, по которым тут же понесся звереныш. Бэрин помог Лиссе слезть с лошади, повел знакомиться с новым жилищем. Дом небольшой, печь-очаг, стол, лавки — вот и все, но Лиссе, похоже, понравилось. Да и то, после ее норы… Звереныш уже улегся на мостки: похоже, пытался поймать рыбу рукой… лапой. Озеро дышало, отражало небо, деревья и горы, все вокруг. Озеро знало, что в конце концов все успокоится и уляжется. И станет таким же мирным и глубоким, как оно само.
— Лунное серебро, — сказали за его спиной.
— Что?
Лисса стояла и смотрела на озеро. Повторила:
— Похоже на лунное серебро. У Инты… леди Инты много такого — лорд привозит ей из Сунгана. Мне нравится. Что там делает Рыжик?
Девушка пошла по темным доскам мостков. Бэрин смотрел ей вслед с чувством некоторой неловкости — и правда, где бы она взяла украшения или хотя бы красивую одежду? Те руны-узоры, что она вывязывала, наверное, были среди Зверей верхом искусства…
Лисса встала на колени рядом с братом, заглядывая в озеро. Скоро она уже смеялась и тоже плескала в воде рукой. Повезет же кому-то, неожиданно подумал Бэрин, хорошая девчонка — симпатичная, преданная, зачастую безрассудно-храбрая… Жаль, оборотней-лисов нет в округе… Захочет ли она знаться с волками в лунные ночи?
Хотя дни были уже не такими холодными, дом протопили основательно. Лисенок валялся на нарах кверху голым пузом, дрых, довольный и уставший. Но главное — сытый. Никто не запрещал ему бегать по берегу, плескаться на мелководье, ловить рыбную мелочь…
Бэрин лежал у очага, глядя то на огонь, то на профиль Лиссы: острый нос, неяркие губы, раскрасневшиеся от тепла скулы. Волосы тоже отливали красным золотом.
— Что-то ты притихла… Ну, нравится здесь?
Лисса кивнула, слишком сильно разворошила тлеющие угли: в воздух полетели пепел и искры.
— Я сумку оставила… на том берегу. Забыла.
— Нашла из-за чего расстраиваться! Одежды и утвари мы тебе здесь столько найдем!
— Там была шерсть…
Он насмешливо фыркнул: кто теперь осмелится купить вязанье у лисички-колдуньи?
— …и мамина книжка.
— Что? — У Зверей была книга! Чудо, если кто из них умеет хотя бы говорить, а уж читать…
— Очень старая. Мать нас по ней учила. Страницы — не бумага и не кожа… непонятное. Очень, очень старая. Жалко.
Бэрин поглядел на дремавшего рыжего братца. И что — этот тоже умеет читать? Но спросил другое:
— Лисса, а в твоей семье были еще такие… как ты?
— Нет. Я выродок.
Шутит? Кажется, нет. А умеет она вообще шутить?
— То есть все, как он? — он кивнул на нары с Рыжиком.
— Да, немного отличались, конечно, — она осторожно улыбнулась, — только все рыжие. Но мама говорила… еще наши деды были такими, как я… как вы… оборотни. А потом нас… их стали убивать.
Знакомая история. Правда, рассказанная с той стороны границы. Он помедлил, прежде чем задать вопрос, который давно уже хотел задать.
— Этот ваш вожак, Зихард — твой приятель?
Девушка взглянула с недоумением.
— У Зихарда нет друзей. Он — Хозяин.
— Я про другое… ведь ты занималась с ним любовью?
Мне все время хотелось спрыгнуть с лошади и побежать или пойти рядом. Вон как Рыжик — носится, довольный, вдоль тропинки. Но я цеплялась за седло, за уздечку, стараясь не слишком сильно сжимать коленями дышащие бока лошади — а вдруг она разозлится и укусит или сбросит меня? Кому понравится, что на него взвалят столько сумок и еще посадят кого-нибудь сверху? Когда мы наконец доехали до озера, все тело у меня просто одеревенело.
Дом мне понравился. Бревенчатый, большой, тут могла бы жить целая семья. Бэрин выгрузил мешки — чего там только не было, Берта даже про клубки шерсти и спицы не забыла. Я подержала их и отложила: что-то пока не хочется. Раскладывала вещи и продукты, поглядывая в узкое окно. Рыжик носился по мосткам, Бэрин сидел на берегу, глядя на него и на озеро. Мне нравилось, как Волк относится к брату: видно, что терпит, но ведь терпит! Да и спас его — уже дважды. Он мог бы сразу притопить Рыжика в Обсидиане и сказать, что это вышло случайно…
Озеро мне тоже понравилось. Длинное, точно серебром залитое. Даже отражавшееся в нем безоблачное небо лишь чуть-чуть придавало ему голубизны. С мостков мы видели в воде длинных темных рыбин, но поймать их руками не удалось, мы только вымокли.
С тех пор как я поселилась у Волков, я никогда не мерзла. Даже этот дом, в котором давно никто не жил, мы постарались согреть и высушить. Рыжик спал, Волк валялся у огня, как когда-то в комнате Инты. Я поглядывала на него: Бэрин казался задумчивым. Может, уже жалеет, что уехал из своего дома?
А я… я вспомнила нору, в которой мы прожили с братом осень и почти всю зиму. Нет, о ней я не жалела — жалела об оставленной на том берегу книге. Мать нас всех учила по ней — даже те, кто ничему не мог научиться, с удовольствием слушали истории, которые она читала. Ну и что, что я помню их наизусть? Жалко книгу. Она была старой, но хранилась так бережно, что могла принадлежать еще нашему деду…
— Лисса, а в твоей семье все были… такими? — Волк показал на спящего Рыжика. Мне не понравился его тон. Но я напомнила себе, что он никогда не видел Зверей — не врагов.
— Да, такими. — Отличались количеством пальцев, наличием хвоста, шерстистостью. У некоторых звериные лица были как-то смазаны — не человек, не животное. — И все рыжие. А я выродок.
У матери тело было как у меня… как у человечьей женщины… только покрытое красивой шерстью. Наверное, Зихарду она бы тоже понравилась…
Волк будто прочел мои мысли — задал странный вопрос:
— А этот ваш вожак — твой друг?
Я едва не рассердилась: он что же, решил, что я обычно убиваю своих друзей?
— У Зихарда друзей нет.
Бэрин помолчал, прежде чем спрашивать дальше:
— Но ведь ты занималась с ним любовью?
Любовью?! На Волчьем берегу я усвоила много интересных, забавных и красивых названий тому, что происходит между мужчиной и женщиной: но всегда об этом говорят с улыбкой, с удовольствием, с предвкушением…
И никогда — с отвращением, с тоской. Со слезами.
— Это не любовь. Это плата.
— Плата?
— Побережники платили ему за жизнь своей кровью, — я откинула волосы, показывая следы на шее — у Волка расширились глаза. Он даже сел. — А с меня он брал еще и другую плату — за меня саму и за Рыжика. Я… — я отвернулась от его взгляда, потому что не понимала, почему Бэрин на меня так смотрит. — …Мое тело как у ваших женщин, а они ему нравились — он попробовал их в каком-то набеге. Рассказывал, как их потом замучил до смерти…
Я замолчала, потому что услышала, как рычание заклекотало у Волка в горле. Но он приказал:
— Продолжай!
Что — продолжать? Я подумала, ему нужны подробности. Начала перечислять, что Зихард со мной делал…
…Волк остановил меня, коснувшись моей руки. Я замолчала на полуслове и наконец посмотрела на него.
Бэрин показался мне страшным — словно вот-вот обратится. Оскаленное, напряженное лицо, сведенные судорогой мышцы плеч и рук.
— Хватит, — сказал он сдавленно. — Достаточно.
Поднялся и большими шагами вышел из дому. По лицу и по очагу хлестнуло холодом из захлопнувшейся двери.
Я сидела, уставившись в темное окно. Зря он заставил меня рассказывать. Зря. Все вновь всплыло и залило меня, точно жгучая пена кипящего ядовитого молока… Не помогало даже знание, что Зихарда больше нет.
Бэрин стоял на берегу, крепко обхватив себя за плечи, будто замерз, или изо всех сил удерживая в себе нечто, рвущееся наружу. Он слышал меня, но и головы не повернул.
— Иди спать, — сказал глухо.
Я повернула к дому. А ведь я еще не выяснила, какие у Волков порядки, что они берут за право проживания на их берегу…
— Здесь я должна делать то же самое?
Казалось, Бэрин не понял. Повернул медленно голову и взглянул на меня через плечо. Губы его почти беззвучно шевельнулись: «что?». Я переступила с ноги на ногу, ожидая ответа.
Только что стоял в нескольких ярдах от меня, а через мгновение налетел, сгреб железными руками, прижал — ребра хрустнули. Выдохнул:
— Нет. Никогда. Нет.
И он еще приставал к ней со своими шуточками и поцелуями! Хотя поцелуи ей все-таки понравились… Но Лисса вполне могла решить, что он собирается потребовать того же, что и этот… урод. Ах, если б можно было оживлять трупы! Тогда бы он перебрался обратно через Обсидиан и снова убил Зихарда. Медленно. С наслаждением. Чтобы у того было время прочувствовать хоть каплю той боли, которую он причинял этой девочке. Бэрин слушал ее ровный монотонный голос, перечисляющий то, что с ней проделывали, и шерсть у него шевелилась на загривке… В какой-то момент он понял: все, больше не выдержит. Ярость требовала выхода — или в перекидывании, или в неизбежном крушении всего вокруг. Он быстро коснулся ее руки — Лисса замолчала, взглянула вопросительно. Выдавил:
— Всё. Хватит!
И вылетел из дому.
Проще всего было перекинуться — но тогда Лисса испугается… Пометавшись по берегу, Бэрин наконец постарался применить навыки, которым обучают детей: самообладание, контроль, спокойствие. Он глядел на лунную дорожку на неподвижной поверхности озера, пытаясь усмирить свое дыхание, растворить свою злость в прохладном воздухе ночи. Получалось скверно.
Да еще и Лисса вскоре вышла из дому. Он услышал ее, но не обернулся: не хотел, чтобы она видела его… таким. Еще не хватало, чтобы она и его боялась. Но этот заданный ею вопрос… Он даже своим ушам не поверил:
— Что?!
Лисса под его взглядом переступила с ноги на ногу, точно собиралась задать стрекача. Или собиралась повторить вопрос. Так она решила, что он или Фэрлин такие же, как…
Гнев, изумление, невозможность хоть что-то исправить или хотя бы отомстить… Он и сам не заметил, как оказался рядом, схватил, прижал ее к себе, пробормотал в притиснутую к груди рыжую макушку:
— Нет. Никогда.
На следующий день заявился Ольгер.
Бэрин не видел его несколько лет и узнал не сразу. То есть не сразу соотнес знакомый запах и внешность того, кому он принадлежит… Поднялся с мостков, где обучал звереныша ловить рыбу удочкой, вглядываясь в приближавшийся вдоль озера силуэт. Мужчина шел неторопливо, но уверенно, нисколько не замешкавшись при виде того, что дом уже занят.
Остановился перед мостками, щуря зеленые хищные глаза. Сказал медленно:
— Кого я вижу! Бэрин из рода Фэрлинов!
— А это никак безродный Ольгер! — в тон ему отозвался Бэрин. Тот сощурил глаза уже до щелок, пряча под веками сверкнувшую ярость. Перевел взгляд на звереныша — тот смотрел на него с опаской. Да уж, оскал Ольгера никто бы не назвал улыбкой…
— Вижу, — сказал Ольгер, вдоволь насмотревшись на лисенка, — твой непреклонный братец все-таки изменил своим хваленым принципам и нашим законам?
— Ошибаешься, — Бэрин подтолкнул звереныша в загривок, тот понятливо побежал к дому. — Этот здесь против воли Фэрлина.
— О, неужели ты наконец-то решился пойти против своего брата?
— Да. Раз я считаю его решение неправильным.
— А когда изгоняли меня… — медленно продолжил Ольгер.
— Это вопрос?
— Нет. Уже не вопрос.
Бэрин перехватил его взгляд, обернулся. Лисса стояла в проеме двери, рассматривая нежданного гостя.
— Ого! — сказал Ольгер. — Да ты прекрасно устроился! Домик у озера, горячая девчонка… — Он большими шагами направился к дому, уже издалека говоря громко: — Что-то не припомню я таких рыженьких… Добрый день! Познакомимся?
Лисса молча отступила в темноту дома, не спуская с Ольгера настороженных глаз. Звереныша-то она уже давно затолкала себе за спину.
Ольгер покачал головой, повернулся, картинно разводя руками:
— Дикая она у тебя какая-то! С каких пор меня стали пугаться хорошенькие девчонки?
— Может, с тех самых, как ты начал убивать людей? — предположил Бэрин. Выглядел Ольгер скверно: похудевший, сутулящийся, в изрядно потрепанной одежде и с тощим дорожным мешком за плечом. Явно провел много и много дней в дороге. Насколько Бэрин помнил, Ольгер уезжал на хорошей лошади из замковой конюшни… — А где же твоя лошадь?
— Уже нет, — кратко ответил Ольгер.
— Надолго в наши края?
— Это зависит от… — Казалось, Ольгер задумался, как продолжить. Или просто намеренно сделал паузу, чтобы заинтриговать и озадачить. Всегда любил такие игры. Не дождавшись вопросов, изгнанник продолжил так же задумчиво: — Значит, Фэрлин против, чтобы этот Зверь жил на его земле…
Бэрин почувствовал, как у него непроизвольно напряглись мышцы — Ольгер, несомненно, тоже это заметил.