Грани Обсидиана Колесова Наталья

Он вспомнил, какое было тогда лицо у Лиссы — невидящее, неслышащее, обращенное внутрь себя. И как она то и дело заглядывала ему в глаза, когда он нес мальчишку к дому. И ведь ни одной слезинки или жалобы! Он тогда болтал что попало, чтобы успокоить ее, вспомнить бы, что вообще говорил… Да, пусть и впрямь рыжий выживет!

Я вскинулась среди ночи — показалось, брат перестал дышать. Нет, неровно, тихо, но все же дышит. Я еле сдерживала себя, чтобы поминутно не дотрагиваться, убедиться, что он еще… Запретила себе думать дальше — вдруг смерть услышит и придет по цепочке моих мыслей. Как я пришла по зову брата.

Полночи я вспоминала все способы лечения ран, которым меня учила мать, но, кажется, женщины сделали все возможное…

Боль пульсирует в моих висках. Боль раздирает тело моего брата…

Серебрянка.

Я вновь встрепенулась, оглядываясь: казалось, кто-то произнес это вслух. Как же я забыла о серебрянке! Проверив брата напоследок, я выскользнула в ночь. Луна стояла высоко, ночной туман стелился по земле, укрывал собой озеро.

От стены дома отделилась темная тень. Я еще не успела испугаться, как учуяла знакомый запах.

— Ты куда собралась? — негромко спросил Бэрин.

— Серебрянка, — объяснила я, махнув рукой на лес. — Надо найти серебрянку.

В ясные лунные ночи эта трава должна сиять, как серебряная монета, как рыбная чешуя на солнце… Или для нее еще не время? Я передвигалась внаклон, ворошила руками невысокую траву, отмахивалась от цеплявшихся, царапавших веток, сердито заталкивая расплетающиеся волосы за ворот платья.

А если серебрянка, как и мой Рыжик, — порождение только лишь колдовской страны?!

Я вскинула голову. Шедший следом Волк остановился, глядя на меня сверху.

— У вас растет серебрянка?

— Н-не знаю… Скажи, какая она, поищем вместе.

— Лист размером… с твою ладонь, да. И очертаниями ее напоминает. Блестит серебром в лунном свете. Низкая, как гриб…

Теперь и Бэрин шел, то и дело наклоняясь и разводя руками кусты. Я слышала, как он негромко ругается на царапучие ветки. Кажется, мы обошли кругом все озеро, и я начала терять надежду. Этот проклятый берег, на котором не растет даже серебрянка! Проклятые Волки, ведь яма ставилась на них — а умирает мой Рыжик! Проклятье, проклятье, проклятье!

— …ну, ну, тише, — говорил Бэрин, прижимая меня к себе. — Успокойся, не плачь. Тише, тише…

Оказывается, я выкрикивала все свое отчаянье и проклятия. Теперь уже — в грудь Бэрина. Я не плакала, нет, — выла, комкая на его груди рубаху, царапалась, а он будто и не замечал, держал крепко, гладил по голове и лишь приговаривал: «Тише, тише, тише…»

Наконец я прислушалась и послушалась. Руки мои опустились, но я еще долго стояла, прижавшись к Волку. Словно черпала из него энергию, спокойствие. Силу.

Нет, так искать бесполезно…

— Нет, так можно искать до бесконечности! — отстраняясь, решительно сказала Лисса. И начала стягивать одежду.

…Ему не спалось. Обычно ведь засыпает мгновенно, а тут третий час бока давит, вертится. Слышит, как бродит по округе Ольвин, как квакают лягушки в заводи неподалеку, как ухает в лесу филин. Он наконец сел — рядом завозился Вокер, натянул на голову влажный от тумана плащ.

Сменить Ольвина, что ли, раз все равно сон не идет…

Приостановился у окна дома. В свете лучины было видно скорчившуюся рядом со зверенышем Лиссу. Не спит, от смерти брата сторожит… а если не отобьет? Что потом? Проклянет волков — и его тоже — и уйдет куда глаза глядят? А если останется — то с кем?

Он прислонился к стене, уставился на яркую луну. Нет, вовсе не она не давала ему уснуть…

Шорох. Он скосил взгляд. Из дому выскользнула Лисса. Задумчиво оглянулась и пошла к лесу.

Он окликнул девушку — негромко, чтобы не испугать, она и не испугалась. Отправилась искать какую-то серебрянку. Он тоже пошел — видно же, что не в себе. Лисса и впрямь искала, наклонялась, разводя руками ветки; он с мрачным терпением следовал за девушкой, гадая, насколько ее хватит. Хватило на круг подле озера. Лисса устала, дышала тяжело, что-то бормотала. Бормотание делалось все громче, она уже не разводила ветки, а попросту ломала, рвала их, металась с одного края поляны на другой… Он изловчился, схватил ее, прижал, и проклятья, которые девушка посылала Волкам, Волчьему берегу и всему этому подлому миру, она излила ему в грудь. Девушка извивалась в его руках, царапалась, даже, кажется, кусалась… какая же гибкая и сильная!

Он отпустил ее, лишь когда Лисса утихла, перестала вырываться и чуть ли не перестала дышать, уткнувшись лицом ему грудь. Неожиданно выпрямилась и сказала задумчиво:

— Нет, так ее никогда не найти.

И начала раздеваться. Чуть ли не минута понадобилась, чтобы понять, что ему вовсе не предлагают немедленно заняться любовью… да он уже просто помешался, точно мартовский кот!

Девушка бережно развесила по ветвям одежду, опустилась на землю…

Он, как всегда, пропустил миг перехода.

Моргнул: а перед ним уже сидит взъерошенная и встревоженная лисица. Он не двигался и старался даже не дышать, памятуя, какое ошеломление испытываешь в первую минуту. Лисица встряхнулась, настороженно посмотрела на него — крылья ее носа бешено работали. Успокоилась, опустила острую мордочку к траве, и, почти стелясь по земле, как пышное рыжее облако, пустилась прочь.

Бэрин пытался угнаться за ней — куда там!

Уж точно — не человеческими ногами.

Лисица бежала по подлеску, почти не обращая внимания на заманчивые шорохи в кустах, трепет перьев удиравшей куропатки, следы и запахи близкого людского и звериного жилья. Она помнила, что ей нужно найти траву, пахнущую мятой… и немного железом… и совсем чуть-чуть — кровью. А вот запах крупного зверя… хищник… волк… лисица прижала уши, но не прилегла, не затаилась, лишь кинулась бежать быстрее… еще быстрее… трава, пахнущая мятой, — иначе и не жить…

…она осела на лапы и ощерилась — от страха. Волк был огромный, матерый. Он стоял у нее на дороге, наблюдая немигающими глазами. Один, хорошо, один… стая бы давно загнала и разорвала ее. Но волк не шевелился. И не готовился к прыжку. Просто смотрел.

От него пахло странно… не только волком… не просто волком… и запах был не просто знакомым… но и успокаивающим… странно… необычно… но не опасно…

Лисица двинулась вперед, высоко приподнимая лапы и застывая на каждом шаге, точно боялась спугнуть мышь, на которую охотилась. Волк неожиданно сел и издал звук, похожий на поскуливание. Лисица, вся сжавшись, шмыгнула мимо. Волк поглядел ей вслед, встал и уверенной трусцой пустился следом.

Лисица, конечно, слышала и чуяла, что он идет за ней, косилась, шевелила ушами, но уже не очень опасалась. Ей нужно было найти траву.

Траву, пахнущую мятой.

Я подняла голову и тихонько засмеялась, когда изо рта у меня вывалилась вырванная с корнем серебрянка. Я все-таки нашла ее, хотя и пришлось побегать почти до рассвета. Руки и ноги ломило, да и тело тоже… поднявшись на четвереньки, я с наслаждением потянулась и выгнулась. И замерла.

Волк сидел на опушке и глядел на меня. Теперь мое обоняние было не таким острым, как у меня-лисицы, но я была уверена, что именно он сопровождал меня в эту ночь повсюду.

— Бэрин?..

Волк оскалился — или улыбнулся. Я ощутила вернувшийся страх — огромные клыки, мощные лапы, тело, тяжелее, наверное, меня раза в два… Волк подобрал что-то с земли и, высоко задирая голову, потащил ко мне. Я протянула руку, растерянно принимая платье, влажное от росы.

— Хочешь, чтобы я оделась?

Зверь осклабился. В его необычно темных для волка глазах мелькнуло что-то, неуловимо напомнившее улыбку Бэрина.

— А ты сам-то… не хочешь переодеться… в смысле обратиться?

Я натянула платье и возмущенно шлепнула по морде зверя, ткнувшегося носом мне в пах.

— А ну пошел вон!

Волк чихнул и отпрыгнул от меня, словно играющий щенок. Щеночек… с годовалого бычка ростом. Страх оставил меня вовсе.

— Некогда мне, — грозно сказала я, — с тобой забавляться. Видишь, я нашла серебрянку?

Бэрин догнал меня уже у дома. Натягивая на ходу рубашку, заглядывал ко мне в лицо.

— А ты красивая… лисичка. И мех, — он неожиданно захватил в горсть мои расплетшиеся волосы, легонько оттянул назад, — очень красивый. Придется людям запретить охотиться и на лисиц. А то польстится еще кто-нибудь на твою рыжую шкурку. Доброе утро, Берта!

Я еще издалека протянула руку с травой.

— Я нашла вот… серебрянку.

Женщина взглянула на меня, взяла уже пожухлые листья, покачала головой:

— Ишь ты! И как нашла-то? Ну теперь наш мальчонка точно на поправку пойдет!

— Пойдет?

— Пойдет-пойдет… а ты иди поспи. Я с утреца за ним пригляжу.

Он молча и вопросительно мотнул подбородком. Берта горестно покачала головой: безнадежно. Но с таким трудом найденные листья серебрянки все же свернула бережно и скрылась в доме за Лиссой.

Он рухнул на уже опустевшую лежанку. Закрыл глаза: перед внутренним взором неслись ветки, трава, земля… а какой красивой была Лисса-лисичка в лунном свете! И в человечьем и в лисьем обличии… да, ты все-таки влюбился, Волк…

— Какая радостная встреча!

Разлепив глаза, он разглядел прислонившегося к ветхой оградке…

— Фэрлин! Брат! Как ты здесь?

Он рывком сел и невольно охнул — вчерашнее перекидывание с долгим бегом за призрачной серебрянкой давало о себе знать. Фэрлин протянул руку, помогая ему подняться. Сказал язвительно:

— Вижу, как ты, не смыкая глаз, бережешь покой и сон моей супруги!

Он крепко обнял брата.

— Думаешь, если ты не верхом и в одиночку, прошел незамеченным? Кроме меня, бездельника, есть и другие стражи!

Фэрлин оглянулся на его кивок. На склоне холма над тропой, ведущей с замка, стоял Вокер. Махнул им рукой и вновь скрылся в зарослях.

— Ну… как вы тут?

— Кое-что случилось… Нет, с Интой все хорошо, — поспешно сказал Бэрин, заметив тень, мелькнувшую по лицу брата. Фэрлин молча выслушал рассказ о новой волчьей яме.

— Придется этим заняться всерьез, — только и сказал, никак не прокомментировав ранение звереныша. Направился к дому, заметив вскользь: — Да, Ольгер успел увидеться с Найной, прежде чем его… проводили до границы.

— Что Найна?

— Не рассказала — ты же знаешь нашу сестричку! — но думаю, он предложил ей уйти с ним… Доброе утро, моя леди!

Инта, вышедшая навстречу мужу из дому, поклонилась церемонно:

— Рада видеть вас, мой лорд.

Или Вокер предупредил ее, или Инта и сама учуяла близость супруга, потому успела подготовиться и выглядела, на взгляд Бэрина, просто превосходно. Видимо, и Фэрлин подумал так же — он уловил непроизвольное движение брата — обнять жену. Но лорд тут же и опустил руки. Супруги стояли и смотрели друг на друга, по-прежнему непреклонные и гордые, хотя глаза у обоих горели ярче. Пауза длилась и длилась… Проклятые упрямцы, что ты будешь делать! На счастье, из дому выглянула Берта.

— Ну наконец-то ты заявился, мальчик! Мы уже и ждать устали! Бедная леди покой и сон потеряла…

— Берта! — оборвала вспыхнувшая Инта.

— …и ты вон как осунулся, видно, в одиночку не спится, а?

Фэрлин не стал на Берту рявкать — засмеялся с облегчением, обнял хозяйку.

— Не спится, Берта, никак не спится… И кое-кому без тебя — тоже не спится. Наррон передавал тебе горячий привет и спрашивал, когда же ты наконец вернешься домой.

Женщина ткнула лорда кулаком в бок. Сказала довольно:

— Ничего, потерпит… старый греховодник! Устал, мальчик, хочешь есть?

— И есть — тоже, — сказал Фэрлин, жадно поглядывая на жену.

— Ну вот и хорошо. Сейчас…

— Лорд!

Все обернулись на этот тонкий крик. От озера, размахивая руками, бежал Дэвин. Отец, окликавший его, за ним не поспевал. За несколько шагов Дэв вспомнил о манерах, замедлил шаг, наскоро поклонился. Остановился перед Фэрлином, сжав за спиной руки:

— Лорд Фэрлин, вы против, чтобы Рыжик здесь жил?

Запыхавшийся Ольвин за его спиной, извиняясь, развел руками. Под взглядом лорда мальчишка втянул голову в плечи, но смотрел по-прежнему упрямо.

— Это так, — сказал наконец Фэрлин.

— Но почему?! — взвизгнул Дэв. Отец крепко взял его за плечо. Мальчишка, упираясь, продолжал: — Он добрый и смелый! И еще он полез выручать меня из ловушки! Он же не виноват, что не до конца перекинулся! Он ни в чем не виноват!

Бэрин прикусил щеку, чтоб не рассмеяться: брат к нападению оказался не готов и выглядел слегка растерянным. Инта неожиданно откликнулась на безмолвный призыв мужа о помощи: шагнула, оттеснив Ольвина, положила руки на плечи враз замолчавшего мальчишки. Произнесла церемонно:

— Мой лорд, я ни разу в жизни не сказала вам слова против!

Бэрин уже не смог сдержать откровенного смешка. В глазах Фэрлина тоже мелькнула веселая искра, но ответил он предельно серьезно:

— Конечно, никогда в жизни, моя леди!

— …но сейчас я прошу вновь — вместе с этим мальчиком. Позвольте зверенышу и его сестре уйти беспрепятственно, куда они захотят.

Лорд смотрел на нее молча и бесстрастно. Бэрин, как и все остальные участники этой сцены, затаил дыхание: чей характер, чье упорство возьмут верх? Не разразится ли сейчас буря с громом и молнией?

Фэрлин протянул руку:

— Давайте обсудим этот вопрос наедине, моя леди.

Инта поспешно, словно боясь, что муж передумает, приняла предложенную руку. Берта проводила удаляющуюся пару одобрительным взглядом:

— Ну вот, все и налаживается!

— Ну да, если уж Фэрлин умеет договориться даже с сунганскими лордами…

Берта хихикнула:

— Ну, вряд ли эти самые упрямые лорды могут предложить то, что предложит жена!

Они вернулись через несколько часов. Если судить по довольному виду Фэрлина, это время пара использовала не только на спор, но и на примирение. Но Бэрин, к своему удивлению, не почувствовал обычной зависти и ревности — лишь нетерпеливую тревогу: как же все разрешилось? Инта кивнула ему с улыбкой. Уф-ф…

Возле дома леди придержала Фэрлина за локоть, сказала что-то — Бэрин не разобрал — что, но ответ брата услышал:

— Инта, это уж слишком!

Инта смотрела на мужа серьезными ясными глазами. Произнесла через паузу:

— Знаешь, что он сказал о наших детях? Чтобы я не волновалась — они здоровые и крепкие.

— Это я и без твоего рыжего предсказателя знаю, — проворчал Фэрлин.

— И еще он сказал… — Инта легко вздохнула. — Один из них будет оборотнем, а другой — человеком.

Тишина. Потом лорд качнулся к жене, коснулся губами ее виска.

— Большое облегчение для тебя, ведь правда? — прошептала она.

— И для тебя — тоже.

Фэрлин мягко сжал плечи жены, отстранился и шагнул в темный проем дома. Бэрин рванулся следом, но Инта остановила его:

— Не мешай. Фэрлин полечит его.

— Фэрлин — ЧТО сделает?!

Инта рассеянно улыбнулась.

— Ты не ослышался.

…Едва выйдя из дома, Фэрлин послал брату грозный взгляд:

— Попробуй только проговорись об этом — убью! — и Инте: — Если теперь этот… не выживет, то вовсе не по моей вине!

— А как он мышкует! — глубокомысленно заметил Бэрин.

Лорд глянул мрачно, взял под руку улыбавшуюся жену и повел прочь, говоря, что следует немедленно собираться и возвращаться в замок. Инта смиренно семенила рядом и со всем соглашалась.

А Бэрин прислонился к стене, улыбаясь светившему в глаза солнцу.

Я спокойно дремала, когда рядом двигались женщины, когда снаружи разговаривали и даже спорили. Проснулась от тишины. И с этой тишиной в дом шагнул Лорд Волков.

Я еще садилась на постели, а он уже навис над моим братом. Отогнув край повязки, сосредоточенно осматривал рану. Цепляясь за края постели, я тихонько придвигалась ближе. Смотришь, когда он умрет, да? Или добивать пришел?

Волк глянул на меня из-под ресниц — вернее, хлестнул взглядом. Предупредил негромко:

— Не двигайся. Не мешай мне.

Может, это тоже было Словом: я застыла на месте, руки впились в тюфяк, пальцы ног — в тканый коврик на полу. И в этом оцепенении я увидела… нет, почувствовала, что Волк колдует. Руки, распростертые над обнаженной… ужасной… ужасной раной брата… на что я только надеюсь?.. пальцы крючьями, словно выпущенные когти… запрокинутая голова, как будто Волк собирался завыть… на выгнутой сильной шее вздулись вены… Вокруг разливалось странное… напряжение? Тревога? Сила? Казалось, он перебирает и вытягивает нити этой силы — в точности как я примеряю цвета и нити к выбранному узору. И воздух и сам свет стали гуще, стянулись вокруг нас, давили, пригибали к земле…

Я моргнула и поняла, что могу дышать и даже шевелиться. Лорд Волков стоял, склонив голову, опершись обеими руками о стол. Лица не было видно из-за свесившихся серых прядей волос. Я осторожно потянулась, коснулась брата — еще жив, еще дышит…

Мое движение как будто разбудило Волка — он с усилием выпрямился, длинно потянулся, расправляя все кости, и, не взглянув на меня, вышел.

Весь день я не покидала дом: боялась и Рыжика оставить, и лишний раз на глаза попасться лорду Фэрлину. Пару раз заглядывала Берта — приносила мне поесть. К вечеру пришла попрощаться уезжавшая с лордом Инта; внимательно осмотрела спящего Рыжика, сказала, что теперь все будет хорошо. Напоследок даже обняла меня — очень быстро и легко, наверное, боялась, что я отпряну или оттолкну. Шепнула:

— Надеюсь, ты останешься.

Останусь?! Но женщина уже ушла, унося с собой — я это почувствовала — опору маленького мирка, в котором мы жили уже почти месяц. Волки тоже наверняка последуют за своими леди и лордом. Вот и хорошо… ведь хорошо же? А Берта сказала, побудет здесь, пока мальчонка не поправится.

Я выглянула из двери дома уже в поздних сумерках, когда все стихло. Берта, напевая негромко, варила на летнем очаге похлебку. Больше никого не было.

— Ну вот, перекусим наконец спокойно, — сказала женщина, не оглядываясь.

— Все уехали, да? — спросила я зачем-то.

— Конечно, уехали! Жена должна быть подле мужа, да еще и ежели в тягости. И парням нечего тут торчать — пусть делом займутся, да и мальчонке покой нужен. Ты бы видела, как Дэвин ревел, когда отец ему велел собираться! Пришлось пообещать, что навестит дружка через неделю.

— Если Рыж еще будет еще жив… — вырвалось у меня.

Берта круто обернулась.

— Ты чего? Как же не жив, когда его сам лорд лечил?! Да не таращь так глаза, ты не поняла, что ли? Выживет твой рыженький. И вообще, отпустил он вас на все четыре стороны. Помиловал, то есть.

Я по стеночке спустилась на землю — ноги меня от таких известий не держали. Брат выздоровеет… и мы сможем уйти, куда только захотим!

…Ну да, конечно, Инта и Бэрин добились, чего хотели… и зачем им теперь здесь оставаться?

Берта попробовала похлебку, сказала буднично:

— Ну вот, все готово, вон и Бэрин идет, сейчас будем ужинать.

Я резко вскинула голову — по тропе, ведущей от замка, правда шел Бэрин.

Он проводил их до полдороги. Повернул назад, чувствуя взгляды самых разных окрасок: хмурые, любопытные, ободряющие… «Я все равно скоро приеду!» — сказал ему упрямый взгляд Гэва. Да и на здоровье, ответил он безмятежным.

Завидев его, хозяйка тут же начала греметь посудой. Лисса сидела у стены дома, на него смотрела. Едва он подошел, выпалила:

— Ты остался?!

Он присел на корточки, пытливо заглядывая в ее широкие глаза.

— Если это вопрос, ответ — я остался.

— А…

Он думал, Лисса спросит — почему? Но она сказала:

— …остальные?

Остальные? Он нахмурился: она имеет в виду Гэвина? Но ответил беспечно:

— Ну, теперь охранять здесь некого — кроме, конечно, моей драгоценной персоны! Ты расстроена, что я остался или что уехали другие?

— Нет, — сказала она. Ухватила его за рукав, когда он поднимался. — Это ты уговорил лорда, чтобы он полечил… и отпустил нас?

— Нет, Инта. — Он слегка нахмурился, глядя на нее сверху. — Ты же понимаешь, что она не потребует за это никакую плату?

Утром Рыжик открыл глаза, сказал ясно:

— Есть хочу… а где Дэв? — и вновь уснул — крепким, исцеляющим сном выздоравливающего, не слыша, какая поднялась вокруг радостная суматоха. В следующие дни он только и делал, что спал да ел, иногда засыпая прямо с куском в зубах. Сердобольная Берта всё выгоняла меня из дому: мол, иди поешь, подыши, на солнышке погрейся…

Я выходила, делала круг у дома, прислушиваясь к происходящему внутри. Иногда и впрямь сидела, жмурясь на солнце. Вместе с огромным облегчением ко мне пришло и новое беспокойство — куда же мы с братом теперь отправимся?

И еще донимало странное чувство одиночества — почти сиротства.

Дело было в Бэрине. Он почти не бывал дома — то охотился, то исчезал надолго по своим делам, а когда возвращался, с удовольствием болтал и зубоскалил с Бертой, почти не разговаривая со мной. Я скучала по тем временам в замке, когда молодой смешливый Волк приставал ко мне со своими разговорами и шуточками. И еще — он ни разу не коснулся меня после отъезда всех остальных. Словно ему это стало вдруг неприятно или… неинтересно.

А может, Волки попросту не любят… Лисиц?

Бэрин пришел в сумерках. Забросил в дом тушку зайца. Спросил традиционно:

— Как тут у вас?

— Хорошо, — так же привычно ответила я. Против сложившегося в последнее время обыкновения, Бэрин не ушел болтать с Бертой. Прислонился рядом со мной к стене. Я покосилась: смотрит в усыпанное звездами небо.

— Бэрин…

— Что?

— Ты можешь посоветовать… куда нам с Рыжиком податься?

Он помолчал.

— Ну, до этого еще далеко, когда еще мальчишка выздоровеет и окрепнет!

— Но подскажешь? — настаивала я.

— А ты не хочешь… — Бэрин не сводил глаз с неба. — Не хочешь остаться… здесь?

— Здесь? В этом доме?

— Тебе же здесь понравилось?

Конечно. Я даже полюбила этот дом. Но остаться здесь… в стране Волков… Я поежилась.

Бэрин опустил на меня взгляд.

— Нет?

— Да. Но… ваш лорд… и остальные… они же будут против? И еще я боюсь…

Я хотела сказать: за Рыжика, ведь не все так дружелюбны и терпеливы, как…

— Нас, Волков? — спросил Бэрин.

— Да…

— И меня?

— Только не тебя!

Лишь выпалив это, я поняла, что это правда — я видела Бэрина в обоих обличьях, и ни разу он не причинил мне вреда. Даже когда я этого заслужила, тогда, с рукавицами…

Бэрин то ли выдохнул, то ли коротко засмеялся и присел рядом на корточки.

— Рад это слышать!

— Я за Рыжика боюсь. Вдруг кто его обидит… Даже если ваш лорд прикажет его не трогать…

Бэрин помолчал.

— Не могу поклясться, что такого не случится. Нужно время, чтобы привыкнуть. Кроме нас, есть еще и люди, хотя они держатся в стороне от этого леса, его называют Волчьим.

Не зря называют. Я представила, как мы живем здесь с Рыжиком: в теплом надежном доме, лес и озеро под боком. И — никакого Зихарда! Из замка иногда будут приезжать Дэвин или Берта… и, может…

Бэрин словно подслушал мои мысли:

— В детстве мы с Фэрлином частенько удирали сюда на несколько дней. Мне всегда тут нравилось.

— Ты можешь и сейчас… удирать.

Бэрин повернул голову и посмотрел на меня. Смотрел молча и долго: я уже начала беспокоиться, не сказала ли я что-то неприятное, кто их, Волков, разберет.

— А могу я остаться сразу?

Конечно, да, места всем хватит, что спрашивать, ведь на самом деле это не мой дом, а их дом…