Грани Обсидиана Колесова Наталья

— Да, да! Конечно!

Девушка приступила к делу осторожно и усердно, словно осваивала новый… узор. Даже не пыталась его обнять, прижаться, касалась лишь губами: неумело, трогательно-старательно… но так… Он шумно вздохнул и притянул ее к себе. Хрупкая гибкая спина под ладонями, небольшие твердые груди вминаются ему в грудь; пальцы осторожно скользят по его подбородку, по щекам: точно она боится причинить ему боль… Это ему-то!

Уже и непонятно, кто целует, кто отвечает, кто наступает, а кто отступает, чей стон сливается с чьим отяжелевшим дыханием…

Лисса напряглась и насторожилась одновременно с ним. Он оглянулся, проследил за ее взглядом: сверху, со склона, на них смотрел Вокер.

Вот какого… тебе на месте не сидится, парень, а?! Дом бы охранял, а не ходил вокруг дозором! Вокер блеснул короткой улыбкой, слегка развел руками: ну, мол, извини, что помешал!

Вовремя помешал. Он слишком… увлекся. Кто же знал, что эта лисичка такая… манкая? Лисса оглянулась, взглянула влажными глазами.

— Тебе… понравилось?

Ну неужели не почувствовала?! Он ухмыльнулся:

— О да! Можешь целовать меня, когда, где и сколько угодно!

На следующий день мальчишки подрались. Хорошо, что сегодня была очередь Ольвина ходить дозором — а то бы еще неизвестно чем закончилось. А так Бэрин расцепил вопящий, ругающийся и рычащий клубок, утер разбитый нос Рыжику, промыл прокушенную ладонь Дэвина. Целую четверть часа пацаны бродили друг от друга в отдалении, поглядывая хмуро, потом как-то незаметно оказались вместе на берегу и принялись кидать камни кто дальше.

— Ну что, вроде все идет неплохо, да? — заметил Бэрин, присаживаясь рядом с Интой. Она взглянула на него странно виновато:

— Да. Но, знаешь, мне как-то не по себе…

— Никак не можешь привыкнуть к его виду?

— Не то чтобы…

— Тогда что?

— Понимаешь… я просыпаюсь, а он сидит рядом с постелью — и смотрит на мой живот. — Точно защищаясь, она положила на живот руки. — И днем — я замечала… Как будто… он… разговаривает с ними…

Бэрин почувствовал, как у него поднимается загривок.

— Думаешь, он колдует?

— Да. Не знаю… но мне кажется, они ему отвечают.

Он сорвался с места.

— Я поговорю с Лиссой!

Лисса сначала не поняла, потому удивилась:

— Ну да, а что в этом плохого? Я же говорила, Рыжик любит детей.

— То есть он на самом деле может общаться с ними? Еще в утробе матери?

— Да. Он рассказывает, что вокруг происходит. Успокаивает, когда они волнуются. Если что-то с ребенком не так, он поймет это еще раньше матери…

Бэрин представил звереныша в роли повитухи и содрогнулся.

— Скажи ему, чтобы держался от Инты подальше! Она нервничает.

Лисса смотрела хмуро. Проворчала:

— Я скажу, хотя мне будет нелегко объяснить, чего вы все так его боитесь.

Волки все-таки… странные. Боятся маленького мальчишки, когда могут переломать ему хребет одним ударом лапы или запросто перекусить пополам! А Инта вроде бы приехала нам помочь, а сама сторонится и меня, и Рыжика. Чем мы можем ей навредить? Рыжика всегда звали, когда у кого-то должны были родиться крупные дети или что-то шло не так.

Я постаралась объяснить брату, что здесь другие порядки: вроде запомнил, что следует держаться от женщины подальше. Хотя сейчас все его мысли были заняты новым другом и бесконечными играми. Еще бы — целую зиму провести в норе, видя изредка только меня или Птицу… И одичаешь, и озвереешь.

Приезжие Волки со мной не общались, хотя и я чувствовала, что за мной наблюдают неусыпно. А я так же пристально приглядывала за Ольвином: что взбредет в голову нервному папаше?

Поэтому, когда однажды тот со смущенно-сердитым видом кликнул Бэрина и Волки отправились в лес, я тут же все бросила и побежала следом. Ольвин собирался прогнать меня, но Бэрин сказал:

— Идем, только тихо.

Ольвин оскалился, раздраженно указывая рукой, и Бэрин раскрыл рот. Я увидела на поляне Волчонка и Рыжика. Волчонок был очень крупным, лобастым, толстолапым. Вывесив от усердия язык, он следил за Рыжиком. Я не поняла, что Волков так поразило — ведь Рыжик просто учит Дэвина мышковать. Пока получалось плохо. Ага, поймал!

И тут же выпустил, присев на все четыре лапы от страха — раздвинув ветки мощным телом, на поляну выходил взрослый Волк. Я глянула влево — на сброшенные на землю одежды, рванулась к мальчишкам, — Бэрин перехватил меня, шепнул в ухо:

— Спокойно!

Лапы у Волчонка подогнулись еще больше, он прижался к земле и заскулил. Когда отец подошел, быстро перевернулся брюшком кверху. Взрослый Волк его тщательно обнюхал, схватил за шкирку и встряхнул — Дэвин покорно болтался у него в пасти, лишь жалобно вякая…

Но Рыжик!

Рыжик — шерсть дыбом, уши прижаты — кинулся к Волку, тявкая и подвывая! Прыгал то с одной стороны, то с другой, норовя вцепиться тому в морду. Размахивал лапами, скалил зубы и наскакивал, наскакивал… у меня даже в глазах зарябило. Волк не то чтобы испугался — опешил. Замер с волчонком в пасти; тот висел покорно, косясь круглым глазом. Волк попытался отмахнуться мощной лапой, Рыжик увернулся и затявкал еще яростнее. Когда он наконец то ли когтями, то ли зубами умудрился выхватить из волчьей шкуры клок шерсти, Волк опустил детеныша на землю. Подставив плечо, ловко свалил Рыжика на землю, развернулся и ушел в кусты.

Ольвин начал одеваться, не глядя на нас. Бэрин, по-прежнему меня удерживающий, трясся от смеха. Пробормотал:

— Как этот лисенок тебя уделал, а? Бедный папочка, не дали задать сыну трепку!

Ольвин хмыкнул, мазнул по мне смущенным взглядом и ушел. На поляне Волчонок тоже поспешно одевался, объясняя Рыжику:

— Мне нельзя пока перекидываться, понимаешь? Отец запретил. А ты такой храбрый!

Храбрый Рыжик сидел, широко расставив лапы и часто дыша, — тоже в себя приходил.

— Вы оба храбрые, — выдохнул мне в ухо Бэрин. — Смешные, рыжие и храбрые!

Я поежилась — его дыхание щекотало кожу, и оттого по телу пробегали мурашки. Бэрин, и не думая отпускать меня, поцеловал в ухо. Я вздрогнула, и Бэрин тихо засмеялся. Скользнул пальцами по шее, рука покрепче обхватила меня поперек груди.

— Х-хорошо…

Мальчишки вышли на нас через кусты и остановились. Бэрин медленно, нехотя разжал руки. Рыжик хотел что-то сказать, но Дэвин дернул его за руку:

— Пошли! Они тискаются. Со взрослыми это бывает.

Мы проводили их взглядами.

— Тискаются? — повторила я. Бэрин улыбался, глядя мне в глаза:

— Ну да. Мне нравится тебя трогать. Если это и тебе нравится, все прекрасно…

Я молчала. Улыбка медленно таяла на его губах. Бэрин пробормотал — виновато:

— Ладно. Пошли, приглядим за твоим рыжим братцем — как бы он не загрыз бедного Ольвина.

Я представила, как маленький Рыжик вцепляется в матерого рослого Волка. Смешно, да.

Бэрин шел впереди, отводя и придерживая ветки. Я глядела в его широкую спину. Мне тоже хотелось касаться его. Гладить крепкие плечи, запустить пальцы в отросшие темные волосы. И — да, мне нравилось быть в его объятиях, нравилось ощущать на своем теле его руки… знать, что он, такой сильный, не хочет причинить мне боль.

Я дотронулась до его плеча. Бэрин оглянулся.

— Мне тоже нравится, — пробормотала я и скользнула мимо него.

— Берта, а я… красивая? На ваш… людской или… Волчий взгляд?

Берта отложила одежду, которую чинила — на мальчишках, что на том, что на другом, та просто горела. Встала, взяла за руку и развернула к свету.

— Ну-ка, ну-ка, — сказала серьезно, но улыбка все равно пряталась в глазах и в уголках губ. В этом она напоминала мне Бэрина. — Давай-ка мы тебя, девочка, хорошенько рассмотрим! Кожа белая, веснушки. Глаза медовые, волосы — тоже как мед, только темный. Шея длинная, тело тонкое, голос звонкий… Груди да бедер еще не нагуляла, но с таким парнями, как наши, — она неожиданно подмигнула, — живо в тело войдешь… Красотка, что ни говори… Недаром на тебя Бэрин да Гэвин пялятся и Вокер поглядывает. Так что твое дело — выбирать и «да» говорить, если кто предложится.

И с этой неожиданной концовкой вновь уселась за шитье.

— Ты будешь делать Лиссе детей?

Он поперхнулся, проливая воду из кружки. Рыжий братец сидел напротив, терпеливо пережидая его кашель. Бэрин вытер повлажневшие глаза, протер шею и грудь. Спросил осторожно:

— Что?

— Дэвин сказал, вы тискаетесь, а потом детей делаете. Будешь их делать?

— Э-э-э… — Он с тоской огляделся. Будь здесь друзья, они бы сейчас со смеху померли. Но хотя бы нашли, чем отвлечь этого звереныша, с ожиданием глядящего на него медовыми — Лиссиными — глазами. Отважный маленький лисенок, пришедший призвать к ответу здоровенного похотливого волка…

— Ну… я надеюсь на это… — выдавил наконец Бэрин. Правда, ему важнее скорее процесс, чем результат. — Если Лисса согласится, конечно…

— Я спрошу!

Он еле успел схватить за рубашку стремительного звереныша.

— Нет! Так у нас дела не делаются!

— А как?

— Мы сами договариваемся.

Братец посидел, раздумывая.

— Скажи ей — пусть не боится. Здесь много еды.

— Х-хорошо…

Ускакал рыжий. Бэрин проводил его взглядом — звереныш по дороге далеко обогнул встречного Гэвина. То ли действуют запреты Лиссы, то ли Рыжик и сам чувствует неприязнь парня.

Проклятый лисенок точно колдовскую пелену навел — Бэрин вдруг представил себе парочку волчат с рыжей шерстью… Да-а, кажется, теперь он понимает тревогу Инты!

Гэвин подошел, постоял рядом, вместе с ним наблюдая за мальчишками на берегу. Спросил неожиданно:

— А Фэрлин разрешит Лиссе остаться, если его, — кивок узким подбородком, — не будет?

— Ну да, — рассеянно сказал Бэрин. — Вернее, возможно, если кто-нибудь хорошенько попросит.

— То есть — ты? — напряженным голосом спросил парень.

— Я или кто другой… — Бэрин очнулся. Остро взглянул на Гэвина: — Не вздумай!

— Что? Ухаживать за Лиссой?

Он втянул воздух.

— Ухаживать — ухаживай. Не вздумай причинить зверенышу вред! Она никогда тебе этого не простит.

Гэвин пренебрежительно фыркнул — Бэрин схватил его за плечо, прежде чем тот ушел:

— Тогда запомни — я не прощу! И еще совет!

— Не нужны мне твои советы, понял? Я и сам знаю, что делать!

Он отпустил парня, сказал — спокойно:

— Не торопись с Лиссой. Она… действуй осторожно. Очень тебя прошу, не испугай ее.

Гэвин дернул плечами, показывая, как относится к нежданному совету. Ушел, независимо прямо держа спину. Наверняка сразу направился к Лиссе. Вот что тут будешь делать?

Бэрин подивился своему раздражению и острой неприязни к юному оборотню. Ты же сам хотел, чтобы у нее был выбор. Вот и терпи. И не представляй, как она будет вздрагивать и таять в объятиях Гэвина… Этого проклятого наглого щенка!

Самое умное сейчас — предоставить событиям идти своим чередом, а ему убраться подальше, вон хоть в озере искупаться, чтобы снять напряжение и нежданную ревность. Вода оказалась ледяной. Самое то: нырнул — и вылетел, как ошпаренный, мечтая лишь скорее выбраться на берег. Отфыркиваясь и отбрасывая с лица прилипшие волосы, он вышел из воды. На берегу сидела Лисса. Выглядела озабоченной и настороженной — точно охраняла его одежду. Он встряхнулся, стараясь, чтобы брызги попали на нее, но девушка даже не вздрогнула. Поджав губы, следила, как он неторопливо вытирается собственной рубашкой.

— Приходил Гэвин.

— И что?

— Сказал, попросит Фэрлина, чтобы я осталась здесь.

Ах ты… хитрый мальчишка!

— Ну и отлично.

— А еще сказал…

Бэрин пытался сделать вид, что ему не особо интересно, но, когда Лисса замолчала, кинул на нее быстрый взгляд. У девушки был такой несчастный вид, что он с проклятьем отбросил мокрую рубашку и уселся перед ней на колени.

— Лисса, он что… обидел тебя? Что он сделал?

— Он… — Девушка прерывисто вздохнула, словно сдерживая слезы, и Бэрин поклялся себе придушить щенка бестолкового. — Он сказал, что я ему нравлюсь, и…

— И?! — убью, точно убью.

— …поцеловал меня.

Бэрин подождал продолжения, но так как его не последовало, спросил осторожно:

— И все? Ну и что ты так расстроилась? Радоваться надо: всем ты нравишься, все тебя целуют…

— Но мне-то не понравилось! И что, я теперь должна…

Он выдохнул и осел на пятки.

— Ничего ты ему не должна! Не нравится — значит, не соглашайся, только и всего! Просто сам Гэв тебе не нравится…

— А ты — нравишься?

— Ну, только ты сама можешь ответить…

Он придвинулся ближе — у лисички расширились глаза, но она не отодвинулась.

— А он делал так? — поцеловал ее веки, щеки, рот. Шею. — Или так? — прижался губами к ее груди сквозь тонкую рубашку. Ткань увлажнилась от поцелуя, и он с удовольствием почувствовал отвердевший сосок. Поднял глаза — румянец на щеках, опущенные ресницы, осторожное дыхание, — спросил коварно: — А знаешь, что целовать можно повсюду?

Лисса и не сопротивлялась, когда он начал снимать с нее одежду. Казалось, она не очень понимает, что происходит, с удовольствием принимая ласку его рук и губ. Гладкое белое тело, украшенное золотом веснушек, такое гибкое, упругое, податливое… Он изо всех сил старался не забыться, контролировать себя — хотя это было так трудно, когда — вот она, рядом, когда слышишь ее срывающееся дыхание и тихие стоны… Сердце к сердцу, кровь бьется в голове и в теле в едином ритме…

Он перекатился на спину, увлекая за собой Лиссу — ее длинные расплетшиеся волосы накрыли их словно шатром — как ему и представлялось когда-то. Если бы она еще… Бэрин не сразу почувствовал, что девушка изгибается, отталкивает его, выворачивается из объятий, упирается руками-локтями ему в грудь.

— Лисса, Лисса… Лисса… подожди… ты что…

Она вырвалась, отодвинулась. Бэрин потянулся к ней — но расстояние охладило его ум и тело, и он увидел, куда она смотрит. Засмеялся:

— Ну да, знаешь, с парнями такое бывает — особенно когда они целуются с обнаженными девушками!

Лисса свернулась клубком, прикрываясь волосами, словно одеждой. Совсем как тогда, у Зихарда… А ведь он сам только что советовал Гэву не торопиться!

…Да, попросить потрогать его будет уже лишним. Придется снова окунаться в ледяную воду: так и просидит в озере все время из-за девчонки!

Бэрин вдруг представил себе, что у него есть женщина… пусть даже не человечья и не волчья, пусть такая вот лисичка, которая любит только его, наслаждается только его поцелуями и ласками. Идея ему настолько понравилась, что он даже обругал себя: да ты прекрасно устроился! Под боком у тебя любимая женщина; ты тут же мимоходом соблазняешь другую; отдыхаешь, не думая о будущем, о проблемах и заботах брата. И пограничная служба позабыта. И даже Ольгер-людоед тебя не тревожит — ну прошел и пропал, и демон с ним! А встречался ли тот с Найной и что намерен предпринять сейчас… Бэрин на миг представил — что — и ускорил шаг. А ведь сам недавно говорил Инте, чтобы та не примеряла на себя выдуманные страхи!

Все спокойно. Мальчишки играют в ножички. Женщины переговариваются, сидя на низенькой скамейке у порога. Гэв подпирает стенку неподалеку, пожирая глазами не обращающую на него внимания Лиссу. Ольвина с Вокером не видно, но они явно где-то неподалеку.

Бэрин улегся на землю у ног женщин. Берта потрепала его по влажным волосам:

— Опять купался, безголовый? Мы же тебя едва вылечили, а ты опять за свое — ледяную воду мерить!

— Такого больше не повторится, — беспечно пообещал он. То есть не то чтобы ему не понадобится охлаждаться снова… — Больше я не заболею. Ведь так, Лисса?

Та только голову опустила. Инта укоризненно поджала губы — лишь они втроем уловили тайный смысл вопроса, — но ничего не сказала. Она с каждым днем становилась все озабоченней и молчаливей, и все догадывались, по какой причине. Скучала по мужу и надеялась, что рано или поздно он появится, ведь до замка всего полдня пути. Даже преданный лорду Ольвин и тот как-то сказал, что ссориться с беременной себе дороже. А ведь все знают, что Фэрлин сказал в сердцах жене на прощанье: мол, да уезжай ты куда хочешь!

Но Фэрлин — не из тех, кто признаёт и выказывает свою слабость, тем более перед любимой женщиной. Вот ведь упрямый… дурак!

Поначалу мальчишек никто не хватился: те привольно носились у озера целыми днями, лишь иногда забегая домой перехватить что-нибудь из еды. Я спохватилась, когда подошел хмурый Ольвин и спросил, давно ли я видела детей. До того все мои мысли были заняты вчерашним…

…Гэв целовал и прижимал меня так, точно был голоден и хотел тут же съесть — уж и не знаю, удалось бы вырваться (я уже приготовилась кусаться), если б не увидевшая нас Инта. Тут Волк смутился, отпустил меня и убрался, бормоча что-то вроде: «Я совсем забыл, мне там надо…»

Я вытерла рот и поправила волосы под грустным взглядом женщины. Я не понимала, почему она так смотрит, пока Инта не сказала:

— А как же Бэрин?

— Что — Бэрин?

— Он тебе совсем не нравится?

Я удивилась. Бэрин — единственный, кто нравится мне из всех Волков. Инта выслушала меня и качнула головой. Вздохнула:

— Какие же мы все… глупые. Так иди к нему и скажи ему об этом.

И я пошла.

Бэрин купался в воде озера — такой же ледяной, как и воды Обсидиана. Меня не заманишь в такую никакими посулами, а этому здоровенному Волку, похоже, она даже нравилась — выходил он неторопливо, убирая с лица сильно подросшие волосы. Фыркнул и отряхнулся, точно мокрая собака. Волки вовсе не стесняются своей наготы, как мы или люди, и смотреть на него было очень приятно. Слишком приятно. Завораживающе. Поэтому я отвела глаза и начала разглядывать валявшуюся на берегу одежду. А когда он спросил, что случилось, зачем-то рассказала про Гэвина. Он сидел передо мной и слушал с хмурым, озабоченным лицом. Я не успела еще сказать про Инту, как Бэрин начал меня целовать.

Он целовал меня повсюду, гладил, трогал — это было так… приятно, от каждого его касания по коже пробегали сладкие искры, они проникали и под кожу, и скоро все мое тело тоже горело и плавилось, точно своими прикосновениями он лепил новую меня. Даже дыхание мое раскалилось — вырывалось толчками, врывалось короткими вздохами, словно я тонула, захлебывалась в этом огне… А потом он попытался… он…

И я мгновенно заледенела. Испугалась. Вырвалась, ускользнула — Бэрин даже застонал от нетерпения и огорчения. Перехватил мой опасливый взгляд и засмеялся — и раздраженно и весело:

— Знаешь, с парнями такое бывает!

Я знала. И знала, что потом бывает с девушками. Он казался мне слишком большим — может, таким же большим, как у…

Я отодвинулась еще дальше. Бэрин опустил протянутые руки и откинулся на спину. Полежал, успокаивая шумное неровное дыхание — ему это не очень удавалось. Бэрин поднялся и мрачно сказал:

— Пойду я, пожалуй, еще искупаюсь.

Он почти обрушился в воду и поплыл большими сильными гребками.

…Очнувшись, я удивленно огляделась:

— И правда, где они? Давно не видела.

Выяснилось, что давно не видели все. Я еще не успела встревожиться, как Волки обежали берег. Вернувшись, обменялись мрачными взглядами.

— Ольгер? — спросил Бэрин.

— Зачем ему это? — отозвался Вокер, но не очень уверенно. — Наверняка зашли куда-нибудь далеко, про время забыли…

— Ох, и задам же я ему трепку! — Ольвин большими шагами двинулся вдоль озера. Я поспешила следом. За спиной послышался голос Бэрина:

— Вокер и ты, Гэв, остаетесь здесь. Никто не отходит от дома! Ольвин, возьмешь след?

— И сам собирался, — буркнул тот. Шел, на ходу скидывая оружие, ремень, одежду… Я приостановилась, а потом попятилась. Огромный лохматый волк поднимался с земли, встряхиваясь и потягиваясь — от хвоста до самых кончиков когтей. Оглянулся на нас, повертел громадной башкой, нюхая воздух, — и вдруг длинными прыжками пустился вверх по каменистому, поросшему ельником склону.

— Нашел след! Идем за ним?

И пусть нашел. Я проследила за шевелившимися кустами — сквозь ветки и пробивавшуюся зелень мелькало серое тело — и пошла вдоль берега. Пусть он идет по следу. Я пойду туда, где меня ждут…

Бэрин нагнал, заглянул мне в лицо и пошел рядом. Хорошо, что он молчал: казалось, даже лишний шорох может отвлечь меня, порвать невидимую тонкую нить. Хотя через некоторое время я вообще перестала слышать звуки, будто оказалась внутри прозрачного гадального шара, способного показать мне будущее — то место, где находится мой брат. Темно. Больно. Темно. Страшно. Бок жжет, горячая пульсирующая боль… Как темно!

— …Остановись!

Я очнулась — Волк задержал меня на самом краю ямы. Снизу слышались какие-то звуки: стоны? Скуление?

— Ах ты ж… — Бэрин с досадой хлопнул себя по коленке, склоняясь над ямой: — Опять! Эй, вы там? Отзовитесь!

Сорванный голос Дэва:

— Мы здесь! Мы внизу! Вытащите нас!

— Ранены?

— Нет… я нет… только Рыжик… он, кажется… он умер?..

Я рванулась, Бэрин вновь ухватил меня:

— Стой! Сейчас мы их оттуда вытащим.

Резко обернулся: между деревьев несся Волк.

— Вот и Ольвин! Стой здесь, говорю!

Как невыносимо медленно Бэрин спускается, я бы давно уже просто спрыгнула! Я ползала по краю, пытаясь разглядеть и расслышать, что творится внизу. Обратившийся Ольвин свисал в яму наполовину; вот напрягся, отполз, вытягивая на поверхность сына — грязный, исцарапанный, зареванный Дэв тут же встал на четвереньки, вытянул шею, заглядывая вниз.

Ольвин отполз снова, перевернулся, укладывая Рыжика на самом краю. Одежда и шкура брата в черных и красных пятнах, зубы оскалены, глаза закрыты…

— Рыжик…

Сильные пальцы уцепились за край ямы; локти, плечи; рывок — и на поверхность выбрался Бэрин.

— Братик.

Волк навис надо мной и братом, отпихивая бормочущего Дэва. «Он же не умер? Нет?»

— Рыж…

Бэрин уверенными ладонями пробежался по скрюченному рыжему телу, задрал края рваной одежды и, зашипев, быстро опустил. Я успела увидеть.

— Колья? — спросил за спиной Ольвин.

— Да, в точности как в прошлый раз… Нет, Дэв, он не умер. Лисса, отдай мне его. Пожалуйста, отпусти, девочка. Я отнесу его Инте. Слышишь? Инта его полечит.

Я разжала пальцы, впившиеся в руки Волка.

— Полечит?

— Конечно, — сказал он уверенным голосом. — Она же всех лечит. Да, я буду очень осторожен. Да, иди рядом и следи. Ольвин, поставьте на тропе хоть камень какой. Чтобы еще кто не угодил…

Мы шли. Я заглядывала то в лицо брата, то в лицо Волка. Тот говорил и говорил что-то — я и не запомнила и не поняла — что. То ли мне, то ли себе. То ли и вовсе Рыжику.

…Я обнаружила, что мы уже возле дома. И что навстречу спешит встревоженная Берта, протягивая руки. Волк осторожно отдал ей Рыжика, скривился, встряхивая руками — онемели, наверное.

— Бедный мальчик, — слышала я голос Берты. Инта тоже склонилась над братом. Сверху, вытягивая шеи, смотрели взрослые Волки. Я подошла, волоча ноги, по очереди заглядывала в озабоченные лица. Услышала: «…если еще и яд…». Леди увидела меня и замолчала.

— Он… что надо сделать… я могу…

Инта кивнула мне, сказала — непривычно ласково:

— Знаю, что можешь. Но ты мне понадобишься попозже. Мы с Бертой пока справимся сами.

— Позовете меня?

— Да, конечно. — Инта глянула поверх моей головы, и Бэрин взял меня за локоть.

— Идем. Сядем вон там. Идем.

Мы сели на мостках и стали смотреть на воду.

Зимой в такую волчью яму угодил Вервер. Его лошадь распорола брюхо на кольях, Вервер, слава Отцу-Волку, остался жив. Фэрлин тогда учинил допрос сельским старостам и главам охотничьих артелей. Люди только руками разводили: с Пограничниками они давно уживались в мире. Еще и помогали искать вероятного чужака-охотника. Только ни следа не нашли.

И вот опять…

Ямы располагались только на волчьей тропе; люди предпочитали ездить в окружную, по более спокойной и ровной дороге. Так что тут не было ошибки неопытного охотника. Страшно подумать, ведь в такую яму мог угодить возвращавшийся с Сунгана Фэрлин. Не на него ли и ставились? Хорошо хоть Дэв не пострадал…

Он взглянул на Лиссу и почувствовал угрызения совести: осунувшееся лицо, напряженные глаза; веснушки будто вылиняли. Она вслушивалась и вглядывалась в происходящее у дома — вынесли стол, для удобства Инты — скамью. Две женщины сейчас колдовали над умирающим лисенком. Конечно, умирающим, кто же выживет после таких ран…

— Он не умрет? — спросила Лисса.

— Конечно, нет, — тут же ответил Бэрин.

Что со смертью звереныша исчезнет и главная проблема, ему пришло в голову только сейчас. Обменялся взглядом с Гэвином — парень думал о том же.

От вернувшихся Ольвина с сыном узнали подробности. Первым угодил в яму Дэв. Рыжик, вместо того чтобы кликнуть взрослых, решил вытащить товарища сам. В результате свалился следом и…

— Да уже пусть выживет, что ли, — ворчал Ольвин. — Дэв знаешь что говорит: звереныш его еще и успокаивал, мол, потерпи, сейчас Лисса придет, я ее позвал. И ведь пришла же. Напрямую, как по ниточке… Меня быстрей.