Призраки не лгут Кеплер Ларс
С сильно бьющимся сердцем Элин снова села в гамак рядом с Даниелем, ощущая тепло его бедра. Он нашел в подушках старую винную пробку и теперь близоруко щурился на нее.
— Мы записались на курсы дегустаторов, стали специально покупать вино… Ничего особенного, но какое-то оказалось отличным, мне прислали эти бутылки в подарок на Рождество… из Бордо… две бутылки «Шато О-Брион» семидесятого года. Мы собирались выпить это вино, когда уйдем на пенсию. Мы с Элисабет… да, человек предполагает… Мы даже заначили горсть марихуаны. В шутку. Всё смеялись: вот состаримся — и станем «молодежью». Будем включать музыку на всю катушку и спать по утрам.
— Мне бы надо в Стокгольм, — сказала Элин.
— Да.
Они немного покачались вместе; скрипели толстые ржавые пружины.
— Отличный дом, — тихо сказала Элин.
Она положила ладонь на его руку, он перевернул свою ладонью вверх, и они сплели пальцы. Просто сидели молча, а гамак медленно поскрипывал.
Блестящие волосы Элин упали ей на лицо; она отвела их — и встретила его взгляд.
— Даниель…
— Что?
Элин взглянула на него и поняла, что никогда еще так остро не нуждалась в нежности, как сейчас. Что-то во взгляде этого мужчины, в морщинах на его лбу глубоко трогало ее. Элин осторожно коснулась губами его губ, улыбнулась и снова легонько коснулась его губ, взяла его лицо в ладони и поцеловала.
— Боже мой, — проговорил он.
Элин снова поцеловала его, уколовшись о его щетину, расстегнула лиф платья и положила руку Даниеля себе на грудь. Он осторожно провел рукой, тронул одну грудь.
У Даниеля был такой ранимый вид; она снова поцеловала его, проникла рукой ему под рубашку и почувствовала, как затрепетал его живот от прикосновения.
Элин захлестнула волна вожделения; она почувствовала, как слабеют ноги, ей хотелось упасть с Даниелем на траву или усесться на него верхом.
Она закрыла глаза, прижалась к нему и что-то неслышно произнесла. Кровь бушевала в жилах. Она уже чувствовала горячие руки Даниеля, но он вдруг отстранился.
— Элин, я не могу…
— Прости, я не хотела, — сказала Элин, пытаясь дышать ровнее.
— Дай мне немного времени, — попросил Даниель; в его глазах стояли слезы. — Сейчас это для меня слишком, но я не хочу спугнуть тебя…
— Ты меня и не спугнешь. — Элин попыталась улыбнуться.
Она, поправляя одежду, встала и пошла к машине.
Когда Элин выезжала из Сундсвалля, ее щеки все еще пылали, а ноги были ватными. Минут через пять она свернула на лесную дорогу; между ног жгло, сердце стучало быстро, глухо. Элин увидела свое лицо в зеркале заднего вида. В глазах тяжелый блеск, губы опухли.
Трусы промокли насквозь. Кровь стучала во всем теле. Элин не могла припомнить, когда еще испытывала настолько сильное возбуждение.
Даниель, сам не зная об этом, повлиял на Элин удивительным образом. Он словно заглянул ей в самое сердце.
Элин, желая успокоить дыхание, немного подождала, а потом огляделась на узкой лесной дороге, завернула подол платья вверх, приподнялась, спустила трусы до середины бедер и принялась быстро ласкать себя обеими руками. Оргазм был коротким и бурным. Элин сидела, задыхаясь, мокрая от пота, засунув два пальца во влагалище, и смотрела в окно, за которым струился между сосен колдовской солнечный свет.
Глава 112
Уже темнело, когда Флора отправилась за пустыми бутылками к центру утилизации на задах магазина «Ика». Она все думала о сундсвалльских убийствах и теперь представляла себе, как Миранда жила в Бригиттагордене.
Вот она, Миранда: вызывающе одета, курит и громко сквернословит… Тут поток фантазий пришлось прервать — Флора проходила мимо большого продуктового магазина, где как раз принимали товар; Флора заглянула в картонные ящики под погрузочными мостками и пошла дальше.
Итак, вот Миранда играет в прятки с приятелями возле церкви.
Сердце у Флоры забилось быстрее, когда она представила себе, как Миранда закрывает лицо руками и считает до ста. Пятилетняя девочка смеясь бежит между надгробий — игра ее и веселит, и пугает.
Флора остановилась перед урнами. Она поставила мешок с пустыми пластиковыми бутылками и банками на землю, подошла к огромной урне для бесцветного стекла и посветила в нее фонариком. Сверкнули осколки и бока целых бутылок. Стекло почти ослепило Флору. В глубине поблескивала бутылка, за которую можно было выручить деньги. Флора потянулась, сунула руку в отверстие и стала осторожно шарить в урне. В пункте переработки стояла тишина. Флора засунула руку поглубже и вдруг почувствовала прикосновение. Ее словно осторожно погладили сзади по руке; в следующую же секунду Флора порезала пальцы о стекло, вытащила руку и отошла от урны.
Где-то вдалеке лаяла собака; потом Флора услышала, как в большой урне что-то похрустывает среди осколков.
Флора кинулась бежать, потом перешла на шаг; сердце сильно билось, было трудно дышать. Горели пораненные пальцы. Флора оглянулась и решила, что призрак прятался под битыми бутылками.
Я видела убитую девочку совсем маленькой, размышляла она. Миранда преследует меня, потому что хочет мне что-то дать понять. Она не оставит меня в покое, потому что именно я привлекла ее своими сеансами.
Флора пососала порезанные пальцы. Воображение рисовало ей, как призрачная девочка хватает ее за руку.
«Кто-то был там и все видел», — вот что, наверное, хотел прошипеть призрак. Свидетелей не должно было быть, но они все-таки были…
Флора снова прибавила шагу, оглянулась через плечо и вскрикнула, столкнувшись с каким-то мужчиной; тот улыбнулся и сказал «упс!», а Флора заспешила дальше.
Глава 113
Войдя в подъезд дома номер девять по улице Волльмар-Икскулльсгатан, Йона взбежал вверх по лестнице и позвонил в единственную на площадке дверь. Пока он ждал, дыхание успокоилось и сердце забилось медленнее. На прикрученной к двери латунной табличке было выгравировано «Горачкова», а на приклеенном сверху куске скотча значилось «Лундхаген». Комиссар крепко постучал, но в квартире никто не отозвался. Комиссар приоткрыл почтовую щель и заглянул. В квартире было темно, но комиссар рассмотрел, что пол до середины прихожей завален конвертами, газетами и рекламой. Он позвонил еще раз, подождал и набрал номер Аньи.
— Можешь поискать в базе Тобиаса Горачкова?
— Нет такого, — ответила Анья через несколько секунд.
— Горачкова. Адрес — Волльмар-Икскулльсгатан, девять.
— Есть Виктория Горачкова. — Анья продолжала стучать по клавиатуре.
— А Тобиас Лундхаген есть?
— Могу только сказать, что Виктория Горачкова — дочка чешского дипломата.
— А Тобиас Лундхаген?
— Есть. Живет по этому адресу. Или как субарендатор, или снимает квартиру.
— Спасибо.
— Йона, подожди, — торопливо сказала Анья.
— Что?
— Три маленьких уточнения… Ты не можешь без разрешения суда войти в квартиру, которая принадлежит дипломату…
— Это было первое уточнение.
— У тебя через двадцать пять минут встреча с этими, которые проводят служебное расследование.
— Я не успею.
— А в половине пятого у тебя встреча с Карлосом.
Йона неподвижно, с прямой спиной сидел на стуле в отделе по делам полиции. Председатель комиссии по служебному расследованию монотонно прочитал протокол первого допроса, после чего собрал в стопку листы, чтобы комиссар мог подписать.
Микаэль Боге, громко шмыгнув носом, передал документ секретарю, Хелене Фьорине, а потом прочитал протокол допроса свидетеля, Йорана Стуне из Службы безопасности.
Три часа спустя Йона шагал по Кунгсбрун, в полицейское управление. Он поднялся на восьмой этаж, постучал в дверь кабинета Карлоса и уселся за стол, где уже ждали коллеги: Петтер Неслунд, Бенни Рубин и Магдалена Ронандер.
— Йона, я охотно иду навстречу сотрудникам, но теперь уж точно хватит, — начал Карлос, покормив райских рыбок.
— Национальная служба безопасности, — ухмыльнулся Петтер.
Магдалена сидела уставившись в стол.
— Проси прощения, — потребовал Карлос.
— За то, что я хочу спасти жизь маленького мальчика? — поинтересовался комиссар.
— Нет. За то, что ты допустил ошибку, и тебе это известно.
— Прошу прощения.
Петтер фыркнул; на его лбу выступили капли пота.
— Я собираюсь отстранить тебя от работы, — объявил Карлос. — До окончания служебного расследования.
— Кто займет мое место? — спросил Йона.
— Предварительное расследование убийств в Бригиттагордене исключено из списка приоритетных дел, и с большой…
— Викки Беннет жива… — перебил Йона.
— И с большой вероятностью завтра во второй половине дня прокурор примет решение о прекращении следствия, — закончил Карлос.
— Она жива.
— Нашла коса на камень! — вмешался Бенни. — Я сам видел ту запись, и…
Карлос движением руки попросил его замолчать и продолжил:
— Ничто не указывает на то, что камера на бензозаправке засняла именно Викки и мальчика.
— Позавчера она оставила сообщение на автоответчике матери, — сказал Йона.
— У Викки не было телефона, а ее мать умерла, — серьезно ответила Магдалена.
— Йона, ты начал халтурить, — скорбно заметил Петтер.
Карлос откашлялся, поколебался, но все-таки набрал в грудь воздуха и медленно проговорил:
— Мне не смешно.
Петтер выжидательно посмотрел на Карлоса; покрасневшая Магдалена не поднимала глаз, Бенни рисовал завитушки на листе бумаги.
— Я беру отпуск на месяц, — объявил Йона.
— Отлично, — выдохнул Карлос. — Это решает…
— Если мне сначала разрешат войти в одну квартиру, — перебил комиссар.
— Какую квартиру?
Лицо Карлоса потемнело; шеф опустился на свое место за столом, словно силы покинули его.
— Эту квартиру купил семнадцать лет назад чешский посол… и передал своей двадцатилетней дочери.
— Даже не думай.
— Но дочь двенадцать лет не живет в этой квартире.
— Ну и что? Пока квартирой владеет лицо, имеющее дипломатический иммунитет, параграф двадцать первый недействителен.
В кабинет без стука вошла Анья — светлые волосы педантично уложены в узел, блеск для губ прямо-таки излучает сияние. Анья подошла к Карлосу, взглянула на него и потянулась к его щеке:
— Ты испачкался.
— Щетина? — слабо произнес Карлос.
— В смысле?
— Наверное, я забыл побриться.
— Выглядит не очень красиво.
Карлос потупился. Анья объявила:
— Мне надо поговорить с Йоной. Вы закончили?
— Нет, — неуверенно ответил Карлос. — Мы…
Анья перегнулась через стол. Красные пластмассовые бусины закачались над внушительной расщелиной между ее грудями. Карлос автоматически и как-то придушенно сообщил, что женат, когда его взгляд случайно нырнул прямо в глубокий вырез.
— Ты, похоже, близок к нервному срыву? — заинтересованно спросила Анья.
— Да, — тихо ответил Карлос.
Собравшиеся только проводили Йону глазами, когда тот встал и следом за Аньей вышел в коридор.
Они подошли к лифтам. Йона нажал на кнопку и спросил:
— Что ты хотела?
— Ты, значит, опять разнервничался. — Анья протянула ему карамельку в полосатой бумажке. — Я хотела сказать, что мне звонила Флора Хансен и…
— Мне нужно заключение насчет обыска.
Анья покачала головой, развернула конфету и сунула ему в рот.
— Флора хотела вернуть деньги…
— Она мне наврала!
— А теперь она хочет только, чтобы мы ее выслушали. Флора сказала, что есть свидетель… У нее был по-настоящему испуганный голос. Она несколько раз повторила, что ты должен ей поверить, что ей не нужны деньги, она хочет только, чтобы мы ее выслушали.
— Мне пора в квартиру на Волльмар-Икскулльсгатан.
— Йона, — вздохнула Анья.
Она сняла фантик с еще одной конфеты, поднесла ее ко рту комиссара и вытянула губы, словно собралась целоваться. Комиссар взял карамель в рот, Анья довольно рассмеялась и развернула третью конфету, но сунуть ему в рот уже не успела — комиссар вошел в лифт.
Глава 114
Одну из дверей первого этажа в доме по улице Волльмар-Икскулльсгатан теперь украшали шарики. Тонкие детские голоса что-то пели во внутреннем дворе. Йона открыл дверь со стукнувшим стеклом и заглянул туда: небольшой садик с лужайкой и яблонями. Под лучами предзакатного солнца был накрыт стол — разноцветные салфетки и стаканчики, шарики и серпантин. На белом пластмассовом стуле сидела беременная женщина. Она была загримирована под кошку и что-то кричала играющим детям. Йону ножом резанула тоска. Вдруг одна из девочек оставила игру и подбежала к нему.
— Привет! — сказала она, протиснулась мимо и побежала к двери с шариками.
Ее босые ноги оставили следы на белом мраморном полу вестибюля. Девочка открыла дверь, и Йона услышал, как она кричит кому-то в квартире, что хочет писать. Один шарик отвязался и упал, бросив на пол розовую тень. Весь пол покрывали следы босых ног: до входной двери и обратно, вверх и вниз по лестнице, мимо мусоропровода и до самой двери подвала.
Йона другим путем поднялся в мансардный этаж и позвонил в дверь. он ждал, разглядывая латунную табличку с фамилией «Горачкова» и пожелтевшую липкую ленту с фамилией Лундхаген.
Из внутреннего двора продолжали доноситься приглушенные детские голоса. Комиссар позвонил еще раз и уже успел достать футляр с отмычками, когда дверь открылась; на пороге стоял мужчина лет тридцати с торчащими во все стороны волосами. Дверь не была закрыта на цепочку — цепочка, позванивая, качалась у дверного косяка. Многодневная почта и рекламные листовки покрывали пол темной прихожей. Наверх, в жилые комнаты, вела белая кирпичная лесенка.
— Тобиас?
— Кто спрашивает? — поинтересовался мужчина. Он был одет в рубашку с короткими рукавами и черные джинсы. Волосы приглажены гелем, лицо желтоватое.
— Уголовная полиция.
— Да ну? — притворно изумился мужчина.
— Можно войти?
— Не получится, я как раз собрался уходить…
— Речь о Викки Беннет, — перебил Йона.
— Тогда, наверное, будет лучше, если вы ненадолго зайдете, — посерьезнел Тобиас.
Поднимаясь по короткой лестнице и входя в мансарду со скошенным потолком и куполами с окнами, Йона вдруг ощутил тяжесть нового пистолета в наплечной кобуре. На низеньком столике стояла керамическая миска с мелкими леденцами. На стене — застекленный рисунок: какая-то готическая женщина с ангельскими крыльями и огромными грудями.
Тобиас сел на диван, попытался закрыть какую-то грязную сумку, стоявшую на полу у его ног, но бросил это занятие и откинулся на спинку.
— Вы хотели поговорить о Викки, — напомнил он, потянулся к столу и взял из миски горсть леденцов-сосок.
— Когда вы слышали о ней в последний раз? — спросил Йона, перебирая лежавшие на низком столике с ящиками распечатанные письма.
— Ну знаете! — Тобиас вздохнул. — Я не помню. Прошел уже почти год, она звонила из… черт! — выругался Тобиас, он уронил конфету на пол.
— Так что вы хотели сказать?
— Только то, что она звонила мне… из Уддеваллы, кажется, наговорила кучу всего, но я так и не понял, что ей было нужно.
— В последний месяц — не звонила?
— Нет.
Йона открыл дверцу гардеробной. Четыре коробки с настольным хоккеем, на полке — поцарапанный компьютер.
— Мне правда надо бежать, — сказал Тобиас.
— Когда она жила у вас?
Тобиас еще раз попытался закрыть сумку. Приоткрытое окно выходило во внутренний двор; там как раз дети кричали «ура!» в честь именинника.
— Года три назад.
— И как долго?
— Она жила здесь не все время, — пояснил Тобиас. — Семь месяцев.
— Где еще она жила?
— Кто знает…
— А вы не знаете?
— Я выставлял ее из дому несколько раз… Ну… вы не поймете, она всего лишь ребенок, но такая девчонка может создать массу проблем, если снимаешь квартиру.
— Какого рода проблемы?
— Обычные… наркотики, кражи, попытки самоубийства… — Тобиас потянул себя за волосы. — Но я бы никогда не поверил, что она кого-нибудь убьет. Я читаю все в «Экспрессен»… в смысле — что за фигня там приключилась.
Тобиас взглянул на часы, а потом — в спокойные серые глаза комиссара.
— Почему? — спросил Йона, помолчав.
— Что «почему»? — смутился Тобиас.
— Почему вы разрешали ей жить здесь?
— В детстве мне самому было не особо здорово, — улыбаясь, ответил Тобиас и в очередной раз попытался застегнуть «молнию» на сумке.
Большой спортивный баул был битком набит компьютерными платами в фирменных упаковках.
— Вам помочь?
Йона подержал «молнию», пока Тобиас тащил язычок застежки влево. Наконец сумка закрылась.
— Извините за это вот. — Тобиас похлопал по сумке. — Честное слово, это не мое. Приятель просил присмотреть.
— Вот как.
Тобиас хохотнул и случайно выплюнул на ковер осколок леденца. Нагнулся и потащил сумку вниз по лестнице, в прихожую. Йона медленно спустился следом за ним до двери.
— Что может быть у Викки на уме? Где она прячется? — спросил он.
— Не знаю. Где угодно.
— Кому она доверяет?
— Никому. — Тобиас открыл дверь и вышел на лестничную площадку.
— А вам?
— Вряд ли.
— Значит, никакого риска, что она явится сюда?
Йона помедлил в узкой прихожей, тихонько открыл настенный шкафчик для ключей.
— Нет, но, может быть, к… Ладно, забудьте, — перебил самого себя Тобиас и нажал кнопку лифта.
— Что вы хотели сказать? — Йона перебирал ключи.
— У меня уже времени в обрез.
Комиссар осторожно снял запасные ключи с крючка и сунул в карман, после чего вышел из квартиры, закрыл дверь и вошел в кабину лифта, где уже стоял Тобиас.
Глава 115
Направляясь к двери, оба слышали доносившиеся из дворика радостные вопли. Шарики, прицепленные к двери, мягко стукались друг о друга на ветру. Комиссар и Тобиас пошли по тротуару, залитому солнцем. Тобиас остановился, посмотрел на Йону, почесал бровь и бегло оглядел улицу.
— Вы собирались сказать, к кому Викки могла направиться, — напомнил комиссар.
— Я даже не знаю, как его зовут. — Тобиас приставил к глазам ладонь козырьком. — Он — приятель матери Миккан, моей знакомой девчонки… и я знаю, что пока Викки жила у него, в доме на площади Мусебакке, она спала в раскладном кресле… извините. Не знаю, зачем я это говорю.
— Адрес помните?
Тобиас покачал головой и поправил тяжелую сумку.
— Невысокий белый дом, напротив театра.
Йона смотрел, как он исчезает за углом, таща тяжеленную сумку с наворованным, и думал, что нужно съездить на площадь Мусебакке, опросить тамошних жителей, но что-то заставило его остаться на месте; внутри поднялось странное беспокойство. Комиссару вдруг стало холодно. Был уже вечер; прошло немало времени с тех пор, как Йона ел и спал в последний раз. Головная боль разгоралась, не давая мыслям двигаться свободно. Комиссар пошел было к машине, но вдруг остановился: он понял, что именно не сходится.
Йона не смог удержаться от улыбки.
Просто невероятно, как он мог упустить это из виду; должно быть, он очень устал, если понял это только теперь.
Может быть, понятое им сейчас было слишком очевидным, будто отсутствующее звено в классическом детективе.
Тобиас говорил, что следит за расследованием по вечерней газете «Экспрессен», но говорил так, словно точно знал, что Викки не погибла.
Хотя до сих пор один только Йона думал, что она жива.
Все журналисты страны писали о том, что Викки и Данте утонули в Индальсэльвене еще в прошлую среду. Они с удовольствием мусолили страдания, которые медлительность полиции доставила матери Данте, и пытались подтолкнуть ее к тому, чтобы выступить с заявлением.
Но Тобиас знал, что Викки жива.
Этот очевидный факт вдруг потянул за собой еще кое-что.
Йона понял, что он видел. И вместо того, чтобы догонять Тобиаса, комиссар резко повернул и торопливо зашагал назад, к дому номер девять по Волльмар-Икскулльсгатан.
В голове вдруг всплыло воспоминание о розовом шарике, отвязавшемся от связки на двери и почти невесомо катавшемся по мраморному полу лестничной клетки.
Там было множество детских следов. Дети играли на лестнице, гонялись друг за другом во дворе и снова вбегали в дом.
Викки потеряла кроссовки в реке и все еще могла быть босой. Комиссар распахнул дверь, ворвался в вестибюль — и понял, что память его не подвела.
Цепочка следов побольше вела прямо к двери подвала, а вот обратных следов не было.
Глава 116
По дорожке из отпечатков босых ног Йона дошел до железной двери, вынул ключи, которые стащил у Тобиаса, и отпер замок. Одной рукой нащупал выключатель. За спиной захлопнулась тяжелая дверь. Стало темно, потом мигнул свет. Сквозь вентиляционное отверстие просачивался запах отбросов из чулана, где стояли баки с мусором; стены источали холод. Йона постоял неподвижно, прислушиваясь, и стал спускаться по крутой лестнице.
В чулане комиссар протиснулся мимо санок, велосипедов и детских колясок и оказался в низком коридоре. Под потолком тянулись обмотанные изоляцией трубы, а стены состояли из сетчатых дверей, ведущих в личные кладовки жильцов.
Йона включил свет и сделал несколько шагов. Рядом что-то зарычало; комиссар обернулся и увидел, что пришел в движение лифтовый механизм.
В спертом воздухе разливался сильный запах мочи.
Вдруг комиссар услышал, что в глубине подвала кто-то шевелится.