Летний сад Петра Великого. Рассказ о прошлом и настоящем Коренцвит Виктор

«То, что вы называете общественным положением, составляет привилегию капитала и образования. Небогатые же и необразованные люди добывают себе кусок хлеба физическим трудом, и я не вижу основания, почему я должен быть исключением», – говорил своему отцу, нисколько не надеясь, что тот его поймет, Мисаил, герой чеховского рассказа «Моя жизнь». Молодой человек, потомственный дворянин из хорошей семьи (отец – провинциальный архитектор), убедившись в том, что все его прежние занятия бессмысленны, а, пожалуй, и безнравственны, подался в маляры. Отец его проклял и лишил наследства, интеллигентное общество отвернулось, любимая девушка, страдая, от него отказалась. Действие происходит в самом конце XIX в. Что же творилось в дворянских семьях, вынужденных под страхом сурового наказания отправлять своих отпрысков в Петербург и, того хуже, в неведомую заграницу учиться

зазорному ремеслу? Какой силы было скрытое сопротивление, если и через двести лет ни личный пример царя-плотника, ни учение Фурье, Сен-Симона, Льва Толстого не смогли искоренить сословные предрассудки! Княгиня Екатерина Дашкова усомнилась в правоте Петра: «Время государя слишком дорого, чтобы тратить его на работу, которую мог бы выполнить и простой рабочий… Он работал в Саардаме плотником, пренебрегая государственными делами. У него не было никакой необходимости посылать дворян за границу изучать ремесла садовников, кузнецов, шахтеров и так далее, поскольку каждый дворянин с удовольствием предоставил бы трех или более крестьян, дабы. обучить их этим ремеслам»1. С мнением княгини перекликаются аргументы городского архитектора Полозова, вразумлявшего Мисаила: «Физическим трудом может заниматься всякий, даже набитый дурак и преступник, этот труд есть отличительное свойство раба и варвара, между тем как огонь дан в удел лишь немногим!».

Петру I нужны специалисты, свои, не заезжие. Где их взять? Барчуки ничего не умеют, но хотя бы грамоту знают. С них и начать. Но не все так просто; можно не сомневаться, что дворяне согласились бы обучить крестьян грамоте, лишь бы не разлучаться с детьми. Во всех губерниях при архиерейских домах и в знатных монастырях уже в 1714 г. были заведены начальные школы. Указом Петра запрещалось жениться не только дворянам, но и сыновьям дьяков, подьячих, мелких служащих, пока не представят письменного удостоверения от учителя, что обучены грамоте, арифметике и началам геометрии. (Впрочем, можно было откупиться, заплатив огромный штраф.) Так что были грамотные не только среди дворян.

По указу Петра военную службу приходилось начинать в гвардии простым солдатом. Воинское дело почетно и дворянской чести не роняет, но как представителям высшего класса смириться с тем, что они должны осваивать ремесла не ради забавы, а для собственного пропитания! Царь принуждал «шляхетство» к образованию и государевой службе, что многими воспринималось как наказание, но более суровое наказание следовало за неисполнение указов.

И все же, зачем дворянам рабочие специальности? Сам Петр I любил физический труд и, как кто-то подсчитал, знал 14 ремесел. На железоделательном заводе Миллера Петр I отковал 18 пудовых полос, запросив за свой труд обычную плату 18 алтын, тогда как хозяин хотел заплатить ему столько же, но золотыми червонцами. На честно заработанные деньги царь купил себе новые башмаки. Некий крестьянин, говорят, восхитился: «Вот царь! Даром хлеба не ел, пуще мужика работал!». Но ведь не был же государь столь наивен, чтобы не понимать, что его чудачества сочтут скорее за блажь, чем за пример для подражания. Петр I нравственных трактатов не писал, никого «опроститься» не призывал, так в чем же смысл его указов? Стране нужны свои архитекторы, инженеры, корабелы, гидравлики. Но разумно ли тратить казенные деньги на то, чтобы отпрыски дворянских семей учились в Англии делать сапоги, в Голландии – садовые горшки, в Германии – слесарные замки и пр.? В планах Петра была задача, актуальная и в наши дни: создать с помощью государства современные хозрасчетные малые предприятия. По возвращении из-за границы молодые люди должны были доказать свою высокую квалификацию: своими руками изготовить изделия «на пробу». Когда была такая возможность, их экзаменовал сам царь. Специальным указом предписывалось предоставлять бывшим пенсионерам «дворы и давать жалованье два года, а потом дать каждому на завод денег с довольством, дабы кормить собой, и том объявить им, чтоб заводились и учеников учили…»

Князь-столяр Михаил Нерыцкий

В 1748 г. на высочайшее имя императрицы Елизаветы Петровны была подана «Челобитная столярного кабинетного дела мастера князя Михаила Дмитриевича Нерыцкого», бывшего пенсионера Петра I. Прежде чем познакомиться с этим любопытным документом – несколько сведений о старинном, но уже в XVII в. обедневшем роде князей Нерыцких. 28 апреля 1555 г.: «В неделю вторую по Пасце… женил царь и великий государь Иван Васильевич братиа своего князя Володимера Ондреевича, взял за него дщерь княж Романову Одоевского княжну Евдокию». На этой свадьбе своего двоюродного брата Владимира Старицкого присутствовал царь Иван Грозный. Сохранилась «Роспись, кто был в чинах на свадьбе» с указанием, кто из бояр в свадебной процессии нес свечи, фонари, «вино в склянице», «камки несли и путь слали» и пр. «А короваи несли к церкви Иван Романов сын Образцов, да князь Семен князь Ондреев сын Кропоткин, да князь Тимофей князь Иванов сын Нерыцкой» и еще несколько других, не менее знатных2. В том же году на свадьбе князя Ивана Дмитриевича Бельского с княжной Марфой Васильевной Шуйской, на которой также присутствовал Иван IV, «Шуйской расстилал вместе с Юшкой Нерыцким камки в церкви, а затем на княжем дворе к подклету»3. (Камки – драгоценные китайские шелковые узорчатые ткани.) В числе лиц, приложивших руку к своду российских законов, «Подлинному уложению 1649 г.», под № 127 значится член Боярской думы «Романовец Князь Дмитрей Нерыцкой»4. «Романовцем» он, вероятно, назван по своему родовому имению в Романовском уезде на Ярославщине, где у его обедневших потомков (Федора Борисовича с братом) числилось в 1713 г. всего 20 дворов5.

О себе в челобитной Михаил Нерыцкий сообщает: «Вашему Императорскому Величеству служу я, нижайший, с 1716 году из дворянства и посылан был в том же году в галандию для обучения столярному кабинетному художеству, где, будучи, и обучился».

Вместе с ним постигать премудрости столярного дела были посланы в Англию и Голландию еще 17 человек. Петр I предписывал своим агентам следить за тем, как пенсионеры обучаются «столярному делу и убиранию домов, науке стульев, столов и поставцов». В 1723 г. опекавший учеников агент Фанденбург сообщил Петру, что «прилежен и старателен в учении помещик Романовского уезда, Михайло Нерыцкой». Яков Аксентьев – «столяр… весьма умный человек, знает свое дело изрядно, однако повсядневно его к работе принуждать не можно» (деликатно Фанденбург намекнул о запоях ученика). «Столяр Иван Патин делаетъ тож чисто и работает здесь у лучших мастеров, и в их рукоделье различить не можно, кто кого в деле искусстнее»6. В конце июля 1724 г., пробыв в Голландии 8 лет, Нерыцкий вернулся на родину.

«В прошлом 724 году из галандии приехал я протчею своею братьею в Санкт-Петербурхе, в которой моей науке блаженной и вечно достойной памяти Его Императорскаго Величества Петра Великого был и свидетельствован…». Нерецкий с «братьею» (еще 12 учеников) прибыли в Петербург на корабле «Нептун» 31 июля 1724 г. Мастерам «кроватного убора», «столярного полатного убора» и «кабинетного дела» предстояло показать свое искусство самому Петру. Нерыцкий на пару с товарищем Я. Аксентьевым, затребовав для работы дубовых досок, красного, черного и пальмового и сандалового дерева, изготовили нечто такое, что Петру понравилось. Замечательная сцена: царь-плотник экзаменует князя-столяра! Некстати вспомнился Лука Александрыч с его бормотанием: «А ты, Каштанка, – недоумение. Супротив человека ты всё равно, что плотник супротив столяра».

Прибывшие ученики были распределены по работам на Адмиралтейскую верфь, в столичные и загородные царские дворцы. К сожалению, неизвестно, чем занимался князь Нерыцкий, но, как он пишет, «был у работ при кабинете Вашего Императорскаго Величества по 727 году, а в том году отпущен был с протчею своею братьею от комиссии о коммерции в дом свой до указу». Нерыцкий был обучен «кабинетному художеству», т. е. изготовлению дворцовой мебели: шкафов, кабинетов, бюро, кроватей и пр.

В годы кратковременного царствования Петра II двор перебрался в Москву; заказов в Петербурге для мастеров не нашлось, и они были отпущены по домам. Князь Нерыцкий не был востребован и во все годы царствования Анны Иоанновны. Вероятно, тихо жил в своем имении, но, как увидим, ремесла не забыл. О бывших пенсионерах своего батюшки вспомнила Елизавета Петровна, призвавшая Ф.-Б. Растрелли к строительству роскошных дворцов. В 1742 г. по ее указу собрали всех мастеровых, что учились заграницей: «… а ныне в правительствующем сенате ис тех мастеровых людей, посылаемых для науки, за море явилось 6 члвк, и о себе показали, что они все из шляхетства».

«В 742 году, – пишет Нерыцкий, – по именном Вашего Императорскаго Величества указу выслан был в Москву в правительствующий сенат, и по определению оного сената велено из Москвы ехать и явится в Санкт-Петербурхе в канцелярию от строения, где и явился в прошлом 743 году в феврале месяце.

А по определению канцелярии от строения в том же 743 году послан в Петергоф и поручено мне в смотрении столярной кабинетной работы и при оных мастеровые люди, при которых и обретался».

В 1743 г. князь Нерыцкий, «дабы он празден не был и время даром не продолжал», был послан в Петергофскую контору, определен на работу и получил двух учеников. Оклад ему положен обычный для мастеров – 150 рублей на год7. Анонимный автор интернет-издания указывает без ссылок на документ, что «кабинетный мастер князь» Б. Нерыцкий и «кроватный столярный мастер» А. Шарыкин заготавливали балясины для балюстрады у Монплезира, а в 1746 г. эти же мастера «находятся у делания карниза в Верхний сад», «у приготовления подъемного стола и стула» в павильон Эрмитаж8. Поправим: инициалы Нерыцкого – М.Д., а его напарником был Андрей Шарыгин9. Подъемный стол и стул изготовлены не в 1746 г., а в 1743 г. по указу императрицы от 19 июля 1743 г.: «В армитаже подъемный стул зделать… по модели мелничнаго и машиннаго мастера Яган Крестьян Кейзера»10.

Но продолжим чтение челобитной: «В прошлом 747 году взят ис Петергофа в Санкт-Петербурх и определен за неимением по моему художеству кабинетной работы к смотрению и понуждению находящихся при мастерском дворе мастеров и мастеровых людей, где ныне обретаюсь». Очевидно, Нерыцкий обладал достаточной квалификацией, чтобы занять руководящий пост на Мастерском дворе. В его подчинении были как мастера, так и «мастеровые люди», т. е. помощники, ученики и разнорабочие. Между тем здоровье князя, если верить его словам, было совсем подорвано: «А понеже я, нижайший, нахожусь ныне в великой болезни, так что во всем своем корпусе имею слабость, к тому ж в ногах лом, и от рождения мне 48 лет, от которых моих болезней, и что ногами весма дряхл, положенные на меня дела, а именно: смотрения над мастерами и мастеровыми людми, исправлять уже в не состоянии». Князь-столяр просит его «оставить на свое пропитание с награждением ранга»11.

Но тут вскрылось неожиданное обстоятельство, возможно, истинная причина, почему мастер, не пробыв и года в начальниках, срочно запросился в отставку. Оказалось, что Главная Полицмейстерская канцелярия начала расследование его дела по обвинению в том, что он вошел «в стачку» с крестьянами и продал им краденое железо. Крестьяне-де «обещали не оставить денгами и съестным припасом и платьем». Князь «принес повинную», но отделался легко – денежным штрафом и отправкой в отставку без повышения ранга12. Последнее, что удалось узнать о Нерыцком, так это длинный список не сданных им инструментов, в котором значатся лучковые пилы, рашпили, буравчики голландские, молотки, рубанки, долота, коловорот, циркуль медный и пр.13!

Живописец Степан Иконников

Любопытная находка встретилась нам в разведочном шурфе на месте Летнего дворца Екатерины Алексеевны: фрагмент печного изразца, на котором синей кобальтовой краской по белому фону нанесено изображение молодого гвардейца.

Фрагмент печного изразца с изображением молодого гвардейца

В 1720-х гг., когда строился этот дворец, подобные изразцы изготавливались на Гончарном дворе в Стрельне, где «обретались при росписях кафлей» трое живописцев: «Иван Лопатин – женат, Иван Лукьянов – холост, Степан Иконников – холост»14. Кто-то из них и нарисовал бравого гвардейца. О первых двух все, что нам известно, уже сказано. А вот Иконников оставил по себе кое-какую память. «Работал я, нижайший, вашему Императорскому Величеству на стрелинских заводах на гончарном дворе у писма кафлей, также у нужднейших молярных и золотарных работах в Питергофе», – писал С. Иконников в 1723 г., просясь в отставку15. Конечно, не напрямую обращался живописец к Петру I, а как положено – в Канцелярию от строений. «В гдрственную военную коллегию ис канцелярии от строения прошедшего августа 20 дня в прошении в канцелярию от строений живописца степана иконикова написано: служил он Его императорскому величеству с 703 года декабря с 6 числа по взятии в солдаты с казанской губернии из церковников в брегадирском полку каптернармусом, и во многих походах за башкирцами, казакам ходили, и на Дон за воровскими казаками с князем Петром Ивановичем Хованским, которые бунтами з Булавиным и с Некрасовым, и оные бунтовщики выдержали с ними баталию ниже панцины на облупину яру, и на оной баталии он в голову ранен, и от оной раны и от ломоты головные глаза помутились и гноем застилает. А при корпусе Петра Матвеевича Апраксина на Кубань ходили, и в черкасских городах для охранения украины в Харкове и в Изюме два года были, а из украины в 715-м году в Санкт Питербурх взяты, и гдн генерал Григорий Петрович Чернышев взял ево из полку в мастеровые и определил к живописной работе, у которой работы и ныне на стрелинских заводах на гончарном дворе пишут кафли, и у оной работы быть не может, понеже глазами не видит и животом весма скорбит, и за старостию служить не может… Ноября 28 дня 1723 году»16.

Художники, писавшие иконостасы, назывались «иконниками», отсюда «говорящая» фамилия. Степан Иконников, по его словам, из «церковников», что, вероятно, означает из семьи церковнослужителя. При Петре I рекруты набирались и из детей священников. В армию призывались в возрасте от 20 до 35 лет. Несомненно, Степан был человеком грамотным и, скорее всего, немолодым, раз его определили в полковые каптенармусы, в обязанности которых входили учет и хранение имущества, выдача провианта, оружия и обмундирования. В 1703–1707 гг. он участвовал в карательных экспедициях князя Хованского против башкир и татар. Восстания были вызваны знаменитым указом о взимании налогов «за каждую печную трубу, за посещение базара и мечети, за каждое обручение с новобрачных и обручающих их мулл, за каждую голову скотины, пасущейся в стаде, за молитву за усопших… Были введены налоги с ульев, с кож, с хомутов, с дуг, с прорубей, с окон, с погребов, с ворот… До того буйно разгулялись фантазия и жадность эмиссаров, что они решили внести пункт о сборе налогов за цвет глаз: по шести копеек с сероглазых и восемь копеек с черноглазых!»17.

В 1707 г. вспыхнуло восстание донских казаков, возглавляемое атаманами Кондратием Булавиным и Игнатием Некрасовым. В сражении под деревней Панцино Иконникова ранило в голову (деревня с таким названием известна в Тверской области). В 1708 г., после гибели Булавина, его соратник Некрасов, спасаясь от преследования, увел казаков на Кубань; корпус П.М. Апраксина последовал вдогонку. «Некрасовцы» в конце концов перебрались на Дунай, а полк, в котором служил Иконников, был назначен нести гарнизонную службу в Харькове, затем в Изюме на Северском Донце «для охранения Украины». Крымские татары чаще всего совершали набеги по Изюмскому тракту. Служба в армии была пожизненной, но Иконникову повезло. Сказался его талант живописца, о котором, вероятно, знали в полку. Неясно, при каких обстоятельствах судьба свела его со знаменитым военачальником графом Г.П. Чернышевым. Последний на склоне лет оставил «Записки» о своей бурной деятельности, но об этой встрече умолчал. Вот что писал граф в своих записках: «В том же 1714-м году, декабря 6-го дня, определен к адмиралтейству в команду генерала-адмирала и кавалера графа Апраксина обер-штер-крикс-комисаром, и имел в команде, во всех местах, военных и адмиралтейских служителей и отправлял военные и адмиралтейские дела, и приписные к адмиралтейству городы и уезды, оружейные и железные заводы и фабрики, и в небытность в Питербурхе генерала-фельдмаршала князя Меншикова имел команду над обретающимися в Питербурхе и в Кронштате, и в других к Питербурху принадлежащих городах, полевыми и гарнизонными полками, и ведал питербурскую полициею, и учредил чрез Неву перевозы, и из Кронштата водою, а к Выборху сухим путем почты, и собирал и ведал академическую школу»18. Очевидно, его многосторонняя деятельность коснулась и Стрелинских кирпичных заводов. Кто знает, быть может, сам генерал-адмирал Апраксин вспомнил, что в его корпусе на Кубани был такой каптенармус, искусный художник Иконников. Как бы то ни было, граф Чернышов вытребовал его из гарнизонного полка. На Гончарном дворе «у дела кафлей» Иконников проработал 8 лет, получая, как и его товарищи, по 30 алтын (9 руб. серебром) в месяц19. Для сравнения: каменщики получали еще меньше – 20 алтын, слесари и «станочники» – 4 руб. Оклад мастера – 150 руб. в год. А сумма штрафа столяров, работавших «во дворце его светлости» (Меншикова на Васильевском острове), равнялась их месячному жалованию – 4 руб. 12 алтын20.

Получив прошение Иконникова об отставке, Канцелярия от строений запросила мнение о нем начальника Стрелинских кирпичных заводов голландца Яна Пала. Тот подтвердил, что Степан Иконников «при работе быть не годен»21.

Среди многочисленных находок печных изразцов археологам не раз попадались изделия упомянутых трех стрелинских живописцев. Конечно, никто из них не подписывал свои работы, и они навсегда останутся анонимными. Но среди тех, кто расписывал печные изразцы, существовала необходимая при поточном производстве известная специализация. Кто-то писал только «ландшафты», кто-то и того проще – наносил орнамент из типовых элементов. Наиболее талантливый мог дать волю своему воображению. Напомним, Иконникова привлекали к «нужнейших молярным и золотарным работам в Питергофе». Для «молярной работы» в царских дворцах, т. е. живописи, требовались недюжинные способности, а для золочения – особый навык. И тем и другим, очевидно, обладал потомственный иконописец. Не себя ли в молодости запечатлел Степан Иконников в виде лихого солдата?

Геодезист Григории Охлопков

В Стокгольмском Национальном музее хранится замечательный рукописный план Летнего сада за подписью: «Сочинял и вымеривал Гр. Охлопков, рисовал подмастерье Андрей Сафонов»22. Это первый фиксационный и, к слову сказать, довольно точный план императорской резиденции, достигшей своего расцвета в царствование Анны Иоанновны (1730–1740 гг.). В большой биографической энциклопедии приведены скудные сведения о Григории Петровиче Охлопкове: «Архитектор, родился в 168? – умер в царствование Елизаветы Петровны». Отец Василия Григорьевича Охлопкова, «дворцового живописца, родившегося в 1732 г., умершего при Екатерине II»23. И это все.

Между тем до нас дошли документы, из которых мы узнаем немало любопытного о жизни и деятельности выходца из народа, получившего образование у себя на родине24. «В прошлом 710 году, – читаем «Дело о награждении Охлопкова чином», – определен он в Москву и обучался в школе на Сухаревой башне от арифметики до навигации круглой по 713 год, а в том году по указу блаженного и вечно достойного памяти Его императорскаго величества гдря императора Петра Великого определен к службе Лейбгвардии Преображенскому полку в бамбандирской роте и обучался бамбандирской науки и рисовал с ревностным радением».

В январе 1701 г. вышел знаменитый указ Петра I: «…быть Математических и Навигациях, то есть мореходных хитросно наук учению». В том же году в Сухаревой башне в Москве открыта Школа математических и навигацких наук, куда принимали недорослей всех сословий, кроме крепостных. Ученики в зависимости от начальной подготовки определялись в начальные классы, где обучались грамоте и счету или же сразу в средние классы, где проходили алгебру, геометрию, «плоскую» и «круглую» (тригонометрию). В старших классах, куда доступ был лишь для дворян, преподавались география, астрономия, геодезия, навигация, фехтование и верховая езда. Незнавшие грамоты начинали с азов и засиживались за партой иногда на 13 лет. Охлопков прошел полный курс всего за 4 года, что свидетельствует не только о его больших способностях, но и о хорошей начальной подготовке. Можно усомниться в точности биографической энциклопедии; в школу принимали в возрасте 12–17 лет, в исключительных случаях – до 20 лет. Если Григория приняли в школу в 1710 г., значит, он родился не в 1680-х, а в 1690-х гг.

Навигацкая школа готовила инженеров, артиллеристов, геодезистов, архитекторов, учителей, писарей, чиновников, но прежде всего моряков. «А по указу блаженного и вечно достойного памяти гдря Императора Петра Великого таковые, которые обучили астрономию, географию и навигации круглую, отослать в морской флот, почему во флот он и отослан, и служил на корабле штурманским учеником исправно», – продолжаем чтение документа. «Навигация круглая – есть мореплавание всех короче». По звездам и солнцу штурманский ученик Охлопков овладел искусством прокладки кратчайшего курса кораблю. Выпускники Навигацкой школы проходили стажировку волонтерами на английском, голландском, французском, датском, венецианском, испанском и отечественном флотах. Однокашник Охлопкова Н.Ф. Головин (1695–1745), поступив в школу в 11 лет, сделал блестящую карьеру, дослужившись до адмирала и президента Адмиралтейств-коллегии.

Судьба Григория сложилась иначе. «А в 1714 году декабря 1 дня по определению Канцелярии морского флота взят от флота и определен в морскую академию для обучения недорослей математики и навигационной науке подмастерьем, в которой и был по 721 год и тем наукам учеников обучал без подозрения». Любопытно, что Охлопкова отозвали из флота еще до появления 1 октября 1715 г. указа Петра I об учреждении Морской академии25. Возможно, сам директор Навигацкой школы, герой Полтавы, ученый и дипломат Я.В. Брюс рекомендовал способного выпускника на преподавательскую работу. Школа располагалась в каменном доме боярина А.В. Кикина на Адмиралтейском острову. Совмещение исторических планов показало, что дом стоял в северо-восточном углу современного сквера Зимнего дворца. Как «подмастерье Охлопков с жалованьем 6 рублей в месяц, преподавал математику и навигацию в специальном отделении геодезистов, в котором обучалось 30 учеников, отпрысков знатных российских фамилий: Долгорукие, Головины, Апраксины, Шуваловы и др. Некоторые из учеников были ровесниками своего молодого учителя и знали его еще по Навигацкой школе. «А в том же 721 году генваря 16 дня по требованию Канцелярии от строений ис той академии послан в Петергоф для отводу и исчисления земли в кубических саженей и будучи в Петергофе исправлял оную должность, так и принадлежащие до архитектурии дело, яко сочинение планов и чертежей и протчие».

В Петергофе Охлопков получил назначение «к архитектору Микетти к отправлению архитектурных работ подмастерьем». Нами установлено, что в 1721 г. Николо Микетти сочинил генеральный план «Петергофской деревни»26. В императорской Приморской резиденции предлагалось создать множество новых парковых затей: «Сады Нептуна, Венеры, Фортуны и Бахуса», «Моисееву каскаду», фонтаны «Тритон» и «Меркурий» и пр. В 1723 г. Петр одобрил представленный ему план, но относительно большинства новых объектов приказал «розмерить, а без указу не делать». Скоропостижная кончина императора не позволила реализовать замысел в полной мере27. Геодезист Охлопков, специалист «по исчислению земли кубической», помогал Микетти в составлении указанного плана. Копия плана, возможно, исполненная самим Охлопковым, находится в Стокгольмском Национальном музее28.

Дальнейшие следы Охлопкова неожиданно находим в Великом Новгороде. Случившийся 23 июня 1722 г. пожар уничтожил большую часть деревянной застройки на Торговой стороне. Охлопков, «чтобы он празден не был… в 723 году майя 10 дня послан в Новгород для разводу и строения на погорелых местах домов и улиц». Ему вдогонку послан указ от 14 мая 1723 г.: «В Новгороде на погорелых местах хоромное деревянное строение строить регулярно, как в Санкт-Петербурге строятся в одно жилье, а улицы – по учиненному плану. А как на пожарных местах построятся, тогда в оставшем старом жилье, где пожару не было, одну или две из больших улиц, расширить и прямо сделать»29. Охлопков получил от Сената инструкцию «на погорелых местах розвесть улицы линейно и поставить вехи, для обрасца одному из жителей сделать хором по указу, по которому обрасцу и прочим жителям строитца»30. С какими трудностями столкнулся Охлопков, видно из его донесения в Сенат, в котором он дословно передает коллективную жалобу на него выборных новгородских купцов: «… нам де велено за купечество стоять, и купцам от своих мест не отстать, и за тобою нам велено смотреть, де буде наше купечество в местах пред другими людьми других чинов обижены не были, а ты де от живова мужа жен отымаешь, да иному отдаешь, понеже де месту у нас куплены дорогими ценами, и каждый житель имеет на место крепость». Сильно сказано! Особенно это место, которое все же лишь фигура речи: «от живова мужа жен отымаешь, да иному отдаешь». «И за тем их спором, – сетует Охлопков, – живу в Новегороде празно, а места роздавать возбранно, а каждый говорит: на чужое место нейду, а своей земли и пяди не уступлю»31.

Преодолевая сопротивление местных жителей, Охлопков в Новгороде 12 лет «порученное дело приводил в регулярное состояние». Ему Новгород обязан тем, что в нем появилась прямая, как стрела, Московская улица, до недавнего времени носившая название Ленинский проспект. Скорее всего, именно в Новгороде Охлопков нашел себе жену и там же, в 1732 г., у него родился сын.

По возвращении из Новгорода в Петербург Охлопков был «в 735 году июня 9 дня… с тем строениям планом» отослан к архитектору М.Г. Земцову. Выскажем предположение, что план застройки Новгорода принадлежал М.Г. Земцову. Поэтому по своему возвращению из Новгорода Охлопков вернул Земцову план, отчитавшись, что по нему сделано. В Российском государственном военно-историческом архиве имеется план «Новгород с ситуациею», без подписи и даты, возможно, тот самый, что привез с собой Охлопков32. В сентябре 1735 г. Охлопков определен к Земцову «на Васильевский остров ко исправлению работ в Кадетском доме и протчих на том острову местах… и был под смотрением ево у находящихся работ, також и у сочинения чертежей»33. «А генваря 12 дня 739 года. велено вышеписанному архитектурии ученику Григорию Охлопкову быть при Канцелярии от строений под смотрением Федора Исакова, и все имеющиеся в Канцелярии от строений чертежи, которые имеютца за подписанием собственным блаженным и вечно достойной памяти Ея Императрскаго Величества Государыни Анны Иоанновны руки також и протчия разобрать и учинить реэстр по нумерам, о каком которой строения, и с оных скопиевать точные копии, и те копии роздать повытчикам для сообщения к делам с роспискою, а подлинные хранить в канцелярском архиве и смотреть накрепко, чтоб оным траты не было, також и впредь, о каких строениях чертежи в Канцелярию вступят, оные потому же записывать в тот же реэстр и со оных копиевать по две копии ему же, Охлопкову, и из оных отдавать по одной повытчикам для сообщения к делам, а по другой посылать при указах тем повытчикам к мастерам, которым те строения строить повелено». Подобный порядок учета и хранения чертежей, скрепленных подписью архитекторов и указанием даты, предлагал П. Еропкин в своем знаменитом труде «Должность архитектурной экспедиции» (1737–1740 гг.). В архиве нам встретился документ, что «архитектурии ученик» Охлопков 12 мая 1744 г. принял «копии с чертежей о приводе воды в сад в селе царском»34. Отдадим должное скромному труженику: многие дошедшие до нас архитектурные чертежи, подлинные и копии, происходят из его мастерской.

«А нынешним 746 году апреля 28 дня по определению Канцелярии от строений велено для обучения арифметики и геометрии малолетних учредить особую школу, и той науки малолетних обучать означенному ученику Охлопкову под смотрением гезеля Сляднева. Ему ж при нем исправлять и чертежные дела, а для копирования чертежей представить ему ж у команды своей из учеников достойного члвка, коему все чертежи от него Охлопова по реэстру принять (ныне Охлопков при школе под смотрением заархитекта Жирарда)». К слову сказать, преемники Охлопкова, очевидно, плохо справлялись со своими обязанностями: «Понеже Канцелярией от строений усмотрено, то в состоящей при оной канцелярии при чертежном архиве некоторые чертежи, а особливо бывшим во дворцах в торжественные дни банкетным столам и фонтанам, имеютца без подписи в котором году оные и кем учинены, и к какому торжеству, того ради по указу Ея и. в. Канцелярия от строений Приказали: находящемуся при объявленном архиве архитектурии гезелю Волкову (Семен Артемьевич) впредь о вступающих без подписей чертежах справливаясь в Канцелярии и с кем надлежит подписывать со изъяснением, чему оные учинены и в котором году, месяце и числе и кем, а без подписи отнюдь не иметь…»35.

По странному стечению обстоятельств Охлопков, этот уже не молодой семейный человек, признанный специалист с многолетним стажем преподавательской работы, застрял в «архитектурных учениках», что обрекло его семью на скудное существование. Охлопков объясняет этот казус чистым недоразумением. Оказывается, при его отправке в Новгород «в данной ему инструкции неизвестно чего ради написан учеником и видно де, что за скорые отправлении учинено ошипкою». Как ученик, он получал всего 96 рублей в год. «От малого окладного мне жалования, – пишет Охлопков, – прихожу во изнеможение, что в пище и в одежде з домашними моими претерпеваю крайную нужду». Охлопков просит Канцелярию от строений ошибку исправить, «чтоб ему против ево братьев, которые службою моложе на быть в напрасном и безвинном закоснении и обиде»36. Его просьба, поддержанная М.Г. Земцовым, надо полагать, была удовлетворена.

Напомним, в биографической энциклопедии сказано, что у Охлопкова был сын Василий 1733 года рождения, ставший в царствование Елизаветы Петровны придворным живописцем. Никаких сведений о нем найти не удалось, но в книге Д.А. Ровинского «Подробный словарь русских граверов XVI–XIX веков» есть сведения о Михайле Охлопкове, также 1733 г. рождения, «из посадских людей». Возможно, он родственник Григория Охлопкова, но, не исключено, что Михаил – его сын, по ошибке названный в энциклопедии Василием (даты рождения совпадают). В 1749 г. Михаил Охлопков был «определен в службу и обретался в Рисовальном департаменте» при Академии наук, получая годовое жалованье 15 руб. В 1753 г. определен в «Грыдовальном департаменте», учился у таких мастеров, как Иван Соколов и Григорий Качалов. «Оные ученики, – читаем данную ему и его товарищам характеристику, – имеют понятие изрядное, и видно, что вперед из оных надежда имеет быть добрая»37. Судя по «Реэстру чинам, состоящим при Академии Наук», М. Охлопков в 1766 г. все еще числился учеником 3-го класса при Живописной палате38.

Петр I или, скажем его словами, «государство ему врученное» не только посылало учиться молодежь в европейские страны, но по возвращении помогало им поставить собственное дело. По здравому рассуждению Петра I, как нельзя производить в офицеры тех, которые «с фундамента солдатского дела не знают», так и будущие промышленники должны досконально изучить ремесло. Так в Петербурге появилась артель Ивана Алабина.

«Цветочного и урного дела» мастер Иван Алабин

В начале 1717 г. для учебы в Голландию были отправлены молодые «ребята» для постижения наук и ремесел. В посланном 22 марта 1717 г. письме комиссару Соловьеву Петр I писал: «Когда приедут в Галандию из Копенгагена от посла князя Долгорукова, также и из Ростока от генерал-маэора князя Голицына ребята (которых отдавать в разныя науки)… оных прими и вели их поить и кормить». Среди 69 «недорослей» – знакомый нам князь Михайло Нерыцкий, и «школьники: школы грамматики» – Иван Алабин и Ермолай Кравцов, «школы инфимии» – Данило Овсянников. В Славяно-греко-латинской академии были низшие классы фары, инфимы и грамматики. В них преподавали грамматические правила церковнославянского, русского и латинского языков, причем так хорошо, что ученики могли понимать тексты древних авторов39. Возможно, за границу послали этих «ребят» еще и потому, что они знали латынь.

Уже там, на месте в Амстердаме, решалось, к каким их наукам определить40. Алабина, Кравцова и Овсянникова гончарный мастер Бонавер по заключенному с ним контракту обязан был обучить производству печных изразцов, садовых керамических ваз и урн41.

О том, какое значение придавал Петр гончарному делу, свидетельствует его письмо 18 апреля 1717 г. сибирскому губернатору князю М.П. Гагарину: «Господин губернатор. Печи порцелиновыя, которые деланы в Китайской земле и вскоре от толь вышлютца, велите на рубеже принять и отправить их в Питербурх немедленно. Петр. Из Кале, в 18 день апреля 1717»42. В Петербург поступали удивительные изделия китайских мастеров: фарфор и шелк, поделки из камня и слоновой кости и пр. Петра I так заинтересовало искусство далекой страны, что он велел послу в Китае Л.В. Измайлову нанять китайского архитектора в русскую службу, но, к сожалению, желающих не нашлось43.

Неясно, по какой причине, но свое обучение пенсионеры Петра завершили в Германии, в городе Дюссельдорфе, у некоего «итальянского мастера»44. В 1719 г. по возвращении в Петербург ученики обратились с просьбой устроить их на работу прямо к царю: «Державной царь – государь милостивый. По указу Царскаго Величества посланы мы были в Голландию и оттуда отправлены были от посла князя Б.И. Куракина в немецкую землю в город Диссельдорф для науки цветников делать, и в оной науке мы в совершенстве научились, и потому по указу Царскаго Величества он, посол, взял нас оттуда и отправил в Санкт-Петербург в 1718 году месяца ноября 25 дня. И от того времени по сие время не имеем мы никакого определения. А по прибытии нашем в Санкт-Петербург июля в 18 день 1719 г. по указу Царскаго Величества велено нам было зделать пробу, а мы оную зделали и вашему величеству уже представлена была. Того для милостивый государь просим мы, нижайшие рабы ваши, дабы повелело ваше высокодержавство нам определить для пропитания нашего здесь своего государское жалование, так же и за прошлый год выдать по вашему милосердию. Вашего величества всенижайшие рабы Иван Алабин, Ермолай Кравцов, Данила Овсянников»45.

Когда им по заведенному порядку велено было показать свое мастерство, они за три месяца с помощью 8 подсобных рабочих изготовили на кирпичных заводах 136 цветников и 17 урн «большой, средней и малой руки», определив опытным путем себестоимость сосудов каждого из 12 номеров. Сам Петр I осмотрел и одобрил их изделия, порадовавшись тому, что ученики не только постигли секреты гончаров, но «искусство имеют по украшениям разными красками»46.

Мастеровые (не мастера! это высокое звание получил Алабин только в 1741 г.) были определены в штат канцелярии Городовых дел на Невские кирпичные заводы. Однако в 1722 г. им в даче казенного жалования было отказано и предложено впредь «пропитание иметь от своего мастерства». Для становления артели директор Городовой канцелярии УА. Синявин распорядился «на покупку к тому делу припасов и дров и для исправления того мастерства 300 рублев выдать в расход с роспискою»47. Дело пошло, но вскоре обнаружилось, что «нет купцов на цветники и урны, которые он зделал», о чем Алабин и доложил в Канцелярию от строений. «Прошедшего сентября 10 дня в поданном из оной канцелярии в кабинет Ея Величества донесении объявлено, что обучившимся в Голландии делать цветочныя горшки и урны Ивану Алабину, Даниле Овсянникову по указу дан завод и денег в разных числах 225 рублев, и хотя они цветников и урнов наделали довольное число, только оных никто не покупает, и стоят в лавке на Гостином дворе праздно, и чтоб их отослать в Манифактур колегию…». Велено выдать им «200 рублев денег без возвращения, чтобы делали горшки и урны в залы Ея Величества и что надлежит материалов к тому. а также надлежит взять от садовников обретающихся, в Петергофе, в Стрелиной и в Дубках, не надобно ли в аранжереи тамошние горшков и урнов… А что дано им в завод 225 рублев, оных Ея Величество требовать у них не указала, дабы они в состояние могли притти, а если дела не будет, то можно им другое работать. 8 ноября 725 года»48.

О размахе предприятия свидетельствует требование в 1737 г. садового мастера Конрада Шредера изготовить «в Первый и во Второй Летние сады и для пересаживания ананаснаго и гвоздишнаго коренья горшков ананасных облитых свинцом разных сортов тысячи»49. В июле 1740 г. последовал указ «оного Алабина, дабы он без дела празден не был, определить в Питергоф к делу цветников и горшков, которые в Питергофские, Стрелинские и в Санкт-Петербурхские Ея Императорскаго Величества сады, и для того обретающимся в Питергофе горшечникам и кафельникам быть под смотрением его, Алабина»50. Ему наконец официально присвоили звание «мастера». Алабин жаловался, что он «от того времени (т. е. со времени приезда из Голландии) и ныне именуетца мастером, а точного определения о бытии ему мастером во оной канцелярии еще не имеетца». Начальник Петергофской конторы Петр Арнандер дал

Алабину блестящую характеристику: «Мастер Алабин в делах по своему мастерству искусство имеет, и служит сначала его бытности в Питергофе беспорочно, и в подозрениях ни в каких он не бывал, и достойно ево наградить денежным жалованием за ево прилежные и рачительные труды… ибо он, Алабин, к тому искуству как к обжигу галанских и аранжерейных садовых горшков и урнов, також и по них украшениях разными красками, к тому же, как делания кирпича и черепицы, искуство имеет разными фасонами и в обжиге разными видами и печных кафелей и протчих, что принадлежит к гончарной работе». Наконец, 7 марта 1744 г. вышел указ: «Ивану Алабину быть урнаго и цветиннаго дела мастером. и наградить по силе адмиральскаго регламента прибавкою жалования. по 150 рублей в год»51.

Бывший ученик Славяно-греко-латинской школы, прошедший за казенный счет обучение за границей, не принадлежал к привилегированному сословию, а вышел из низов, чему свидетельство его женитьба на беглой крепостной крестьянке «Афимьи Ивановой дочери». Ее помещица, которую также звали Афимья Васильевна, вдова Санкт-Петербургской губернии вице-губернатора Мельгунова, обнаружила следы беглянки лишь спустя много лет. К тому времени Алабин уже успел выдать свою дочь Степаниду замуж «за карабливого ученика Ивана Шипулина». Помещица Мельгунова подала в суд, но пошла на мировую, согласившись получить от Алабина «выводные денги за каждую по 50-и и того 100 рублев из годового ево оклада изо 150 рублев по третьей части по 50 рублев в год»52.

На этом неприятности у мастера не кончились. Его ученик, Ермолай Овсянников (не родственник ли давнего его товарища Данилы Овсянникова?), подал на него жалобу, что он, «кроме дела горшков, оные обжигать и обливать и краски составлять не обучен». Алабин заявил, что «он обучен» и «сказал ложно». Началось разбирательство. Ученики подали коллективную жалобу, которую «вместо них батальона от строении солдат руку Егор (нрзб.) руку приложил». Овсянников вновь подтвердил, что он, «кроме что делания из глины цветников и посуды, точить и обжигать не умеет. да из оных гончаров Михаил Хлынин, Емельян Шелков знают против оного Овсянникова. Никита Закурин, Максим Чиринов не токмо красок составлять и обжигать не умеют, но и точить не умеют токмо делают одну посуду по данным от него Алабина фурмам». Начальство постановило, если Алабин учеников не обучит, то жалованья ему вовсе не давать, а если ученик «к оному мастерству явится не понятен», то жалование давать «с убытком». Алабин заверил, «что он обучает и впредь обучать будет наипрлежнейшим радением не скрытно»53.

Между тем от всех садовых мастеров шли требования прислать садовые горшки и вазы «в самой скорости» или «немедленно». О размахе деятельности керамической мастерской можно судить по дошедшим до нас документам. В октябре 1745 г. садовый мастер Ригер затребовал для Итальянского сада «горшков муравленых по показаниям от него маделям для садки разных заморских мелких дерев, трав и цветов у трех рук тысячу». В ноябре того же года садовый мастер Антон Борисов для Летних садов «к аранжереям для посадки нынешнею зимою цветных луковиц и для пересадки в будущем летнем временем цветов и дерев горшков садовых две тысячи по моделям, присланным от означенного мастера Борисова, зделать в Петергофе казенными мастеровыми людми немедленно». В феврале 1746 г. «Петергофской канторе… велено по требованию садового мастера Якова Рехлина в Леволдовский сад для посадки цветов разных мер 250 горшков. выслать на крестьянских подводах и отдать ему Рехлину немедленно». Уже в марте новый большой заказ: «По доношению садового мастера Ильи Сурмина в третий Ея. И. В. сад для размножения разных цветов и дерев обливных горшков восемь сот разных рук зделать имеющимся в Петергофе урнаго дела мастеру Алабину в самой скорости». Алабин напоминает, что «прошлого 744 году по указу в Болшую каменную ранжерею и к протчим при ней ранжереям по требованию садового мастера Масса 2000 обливных горшков свинцовую краскою зделано, да отпущено в 745 году и в нынешним 746 году 525 горшков. садовнику Антону Борисову. отпущено 250 садовых горшков обливных свинцовую краскою и необожженных сырых до 800». И добавляет: «велено делать садовые горшки в Петергоф к садовому мастеру Бернгарду Фоку, також в стрелину, к тому ж в сады петербургские… а при оной работе имеетца гончаров самое малое число. к тому же те гончары весма престалы и дряхлы. и от того во все места исправитца никак невозможно, а паче за малоимением мастеровых людей и за неимением к сушке сарая»54. Алабин требует «16 крестьян пеших и конных двух», которых он их «никогда сполна не получал»55. В главе, посвященной археологическим находкам, мы познакомимся с расписными майоликовыми садовыми вазами из его мастерской.

Характер у мастера был не из легких. В один из дней августа 1748 г. прибыл к нему из Петербурга мастеровой Евдокимов. «На Невских кирпичных заводах садовых горшков или цветников уже немало зделано, а для обжигания оных горшков горну неимеетца, того для его высокопревосходительство… Вилим Вилимович (Фермор) изволи приказать послать тебя, Евдокимова, в Питергоф и осмотреть там деланной гончарного обжигания горн в какой моделе он зделан. каков он длиною, шириною и вышиною состоит». Алабин, полагая, что дело идет к тому, чтобы отнять у него гончарную печь, выгнал Евдокимова из мастерской, «убив палкою по голове»56. Кончилось тем, что «урнаго дела мастера Ивана Алабина за противные ево продерзости по силе указов кован в ножных железах на буере под крепким караулом» был доставлен в Петербург. Читаем «Дело за противные поступки петергофской канторы мастером Ивана Алабина и об высылки ево в Канцелярию от строения»: «…минувшаго августа 31 дня мастера Ивана Алабина, который за ослушание каманды, також за пьянство, за кричание караула, за брань и за поношение присудствующаго в той канторе г-дна Россия и за протчие подлежал по силе государственных прав жесточайшему истязанию, но вместо того, лиша мастерского чина, написать на полгода на Невские кирпичные заводы в кирпичники, и при собрании тамо мастеровых людей учинить ему наказание бить батогами и для употребления в работу послать к подполковнику гдну Хвастову». Копии «с вышеписанного указа» были посланы ко всем мастерам Канцелярии от строений.

В архиве сохранилось письмо Алабина: «В Питергофскую кантору всепокорное доношение.

Обретался я именованный в Питергофе при делах Ея И. В. садовых ранжерейных глиняных цветников и отправлял со всею моею ревностию без отлучно, а понеже ныне определен я на новоневских кирпичных и черепичных заводах кирпичных и черепичных делах Ея И. В. денежного жалования нынешниего 1748 года на майскую треть по окладу моему не получал. А для исходатаства онаго жалования в Питергоф Ея И. В. невозможно мне отлучится от работ. Того ради всепокорно прошу питергофскую кантору дабы указом повелено было о выдаче мне нижайшему показанную прошедшую майскую треть сего 1748 года по окладу моему выдать жене моей Афимьи Ивановной дочери Алабиной (Степаниде). О сем всепокорно просит бывший урнового дела мастер в Питергофе Иван Прокофий сын Алабин. 1748 году декабря дня. К сему доношению Иван Алабин и руку приложил (подано декабря 10 дня 1748 году)»57. Заметим, Алабин называет Степаниду не своей, а дочерью жены. Можно понять и так, что он взял в жену женщину с ребенком.

Через полгода вышел указ «урнаго дела мастер Иван Алабин за ево болезни и за дряхлостию от службы и от работ Ея императорскаго величества уволить на ево пропитание (т. е. без пенсии), где он в российских городах жить пожелает и дать ему свободной указ. А в Питергофе потребны в сады Ея И. В. и ранжереи цветники и горшки делать и обжигать как надлежит с росписанием красками представленным от той канторы гончару Авраму Башиловскому с товарищи… Май 8 дня 1749 году»58.

Следы его товарищей Ермолая Кравцова и Даниила Овсянникова затерялись еще раньше. Лишь в экспликации к «ситуационному плану кирпичным заводам на Московской стороне 1754 года архитектурного помощника Сапожникова» указан двор «бывшаго урноваго дела мастера Данилы Овсянникова»59. Отсюда видно, что он также был удостоен звания «мастера», но к этому времени уже умер. К сожалению, экспликация дошла до нас в обрывках. Не исключено, что в ней были отмечены также дворы Кравцова и Алабина. Слобода мастеровых находилась на левом берегу Невы, там, где сейчас стоит Фарфоровый завод имени М.В. Ломоносова. Напротив, на правом берегу, располагались Невские кирпичные заводы, на одном из которых, по свидетельству первого историка Санкт-Петербурга А.И. Богданова, «образцы печные писанные и всякие урны или горшки муравленные для садов и цветников и протчую муравленную посуду делают»60. На этом заводе и работала артель Алабина. Всего вероятнее, что наши гончары были похоронены на Фарфоровом кладбище, уничтоженном в советское время. Градозащитники добились отмены решения о строительстве на месте бывшего кладбища в сквере у станции метро «Ломоносовская» очередного бизнес-центра.

В заключение заметим, как ни скромны биографии рядовых участников исторических событий, они достойны внимания исследователей и драгоценны для писателей, стремящихся воссоздать историческое прошлое с той же силой художественной достоверности, как удалось Алексею Толстому, автору великого романа «Петр I».

Примечания

1 Дашкова Е.Р. Записки. Письма сестер М. и К. Вильмонт из России / Под общ. ред. С.С. Дмитриева; сост. Г.А. Веселая. М., 1987.

2 Чиновный список свадьбы кн. Владимира Андреевича Старицкого с княжной Евдокией Романовной Одоевской // РГАДА. Ф. 135. Отд. IV, рубр. II, № 9. Л. 1. http://rgada.info.

3 Половцов А.А. Русский биографический словарь. Т. 7. Пг., 1916. С. 165.

4 Соборное уложение 1649 г. http://bibliotekar.ru.

5 Ельчанинова И.Н. Материалы для генеалогии Ярославского дворянства. http://kluchnik-v.narod.ru; http://zaharov.csu.ru.

6 Деревянная мозаика в России //wood-petr.ru.

7 РГИА. Ф. 470. Оп. 4. Ед. хр. 21. Л. 2. Главная Полицмейстерская канцелярия по ошибке вызвала столярного мастера Дмитрия Нерыцкого (РГИА. Ф. 470. Оп. 4. Ед. хр. 21. Л. 3).

8 Петровские пенсионеры //zakaz-namebel.ru.

9 РГИА. Ф. 490. Оп. 1. Ед. хр. 118. Л. 1. В книге В.В. Знаменова и В.М. Тенихиной «Эрмитаж в Нижнем парке Петродворца» (Л., 1973. С. 11.) фамилия мастера приведена неточно – А. Шурыгин.

10 РГИА. Ф. 467. Оп. 4. Ед. хр. 813. Л. 66.

11 РГИА. Ф. 470. Оп. 4. Ед. хр. 21. Л. 1.

12 Там же. Л. 9.

13 Там же. Л. 17.

14 Там же. Оп. 1. Ед. хр. 12. Л. 67 об.

15 Там же. Оп. 2. Ед. хр. 39. Л. 238.

16 Там же. Оп. 5. Ед. хр. 37. Л. 523.

17 Имамов В. «Запрятанная история татар». Наб. Челны, 1994.

18 Чернышев Г.П. Записки графа Г.П. Чернышева / Сообщ. Ф.К. Опочинин // Русская старина, 1872. Т. 5. № 6. С. 797.

19 РГИА. Ф. 467. Оп. 2. Ед. хр. 39. Л. 241.

20 Там же. Оп. 1. Ед. хр. 3. Л. 64.

21 Там же. Оп. 5. Ед. хр. 37. Л. 520.

22 План Летнего сада. 1744–1745 гг. Стокгольм. Национальный музей. ТНС инв. № 446.

23 Азбучный указатель имен русских деятелей для русского Биографического словаря. Ч. I. СПб., 1882. С. 115.

24 РГИА. Ф. 470. Оп. 4. Ед. хр. 4. Л. 10, 10 об.

25 Веселаго Ф. Очерк истории Морскаго кадетскаго корпуса. СПб., 1852. С. 51.

26 Коренцвит В.А. 1) Где был сад Бахуса? Уточнение границ Нижнего парка Петродворца // Ленинградская панорама. 1983. № 3. С. 36–37; 2) Ранний план Петергофа из Стокгольмского Национального музея как исторический источник // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник. 1984. Л., 1986. С. 497–507.

27 Коренцвит В.А. «Сад помянутых хитростей» – загадки петергофского ансамбля Марли. Курьез в искусстве и искусство курьеза // Материалы XIV Царскосельской науч. конф. СПб., 2008. С. 178–201.

28 Копия плана Петергофа («Петергофской деревни») из Стокгольмского Национального музея в настоящее время находится в экспозиции музея Фонтанов в ГМЗ «Петергоф».

29 ПСЗ. Т. 7. СПб., 1830. С. 65. № 4224.

30 Слезскинская З.А. О торговой жизни Новгорода XVIII века // Сборник Новгородского общества любителей древностей. IX. Новгород, 1928. С. 47.

31 Аксенов С. Новгородские седмицы: 859-2009 годы //mapcy.narod.ru/novgo-rod_ru.

32 План «Новгород с ситуацией» // РГВИА. Ф. 3. Оп. 20. Ед. хр. 6479.

33 15 сентября 1735 г. Охлопков определен к архитектору М.Г. Земцову «на Васильевский остров ко исправлению работ в Кадетском доме и протчих на том острову местах». В апреле 1736 г. его свидетельствуют М.Г. Земцов и И. Бланк (РГИА. Ф. 470. Оп. 4. Ед. хр. 4. Л. 14 об.).

34 РГИА. Ф. 470. Оп. 5. Ед. хр. 246. Л. 94.

35 Там же. Ед. хр. 387. Л. 94.

36 РГИА. Ф. 470. Оп. 4. Ед. хр. 4. Л. 10 об.

37 Ровинский Д.А. Подробный словарь русских граверов XVI–XIX вв. СПб., 1895. Т. I. Ст. 199, 200.

38 Там же. С. 207.

39 Храмешин С.Н. История Славяно-греко-латинской академии. М., 2006 // proza.ru/2011/09/19/729.

40 Сборник РИО. Т. 11. СПб., 1873. С. 50, 70, 71.

41 Коренцвит В.А., Сергиенко И.Г. Садовые майоликовые вазы из раскопок в Летнем саду и керамист петровского времени И. Алабин // Памятники культуры. Новые открытия. 1982. Л., 1984. С. 516–528.

42 Сборник РИО. Т. 11. С. 155.

43 РГАДА. Ф. 9. От. 2. Ед. хр. 46. Л. 200.

44 Там же. Ед. хр. 40. Л. 576, 1030.

45 РГИА. Ф. 467. Оп. 1. Ед. хр. 5. Л. 1067.

46 РГИА. Ф. 470. Оп. 4. Ед. хр. 6. Л. 11.

47 РГИА. Ф. 467. Оп. 2. Ед. хр. 34. Л.740.

48 РГИА. Ф. 470. Оп. 2. Ед. хр. 48. Л. 1019.

49 Там же. Оп. 5. Ед. хр. 167. Л. 25 об.

50 РГИА. Ф. 467. Оп. 2. Ед. хр. 85. Л. 252.

51 РГИА. Ф. 470. Оп. 4. Ед. хр. 16. Л. 12, 13.

52 РГИА. Ф. 490. Оп. 1. Ед. хр. 490. Л. 1.

53 Там же. Ед. хр. 431. Л. 9, 11, 12.

54 Там же. Ед. хр.111. Л. 1, 2, 4, 6, 7 об.

55 Там же. Ед. хр. 216. Л. 1.

56 Там же… Ед. хр. 397. Л. 2 об., 9.

57 Там же. Ед. хр. 490. Л. 8.

58 Там же. Ед. хр. 490. Л. 13, 15.

59 РГИА. Ф. 486. Оп. 2. Ед. хр. 690.

60 Богданов А.И. Описание Санкт-Петербурга. 1749–1751. СПб., 1997.

Летний сад после Петра

Глава восьмая

Летний сад при Анне Иоанновне

После смерти Петра II Верховный Тайный совет, перебрав все возможные варианты, пригласил на российский престол правительницу Курляндии, вдовствующую герцогиню Анну Иоанновну, дочь брата Петра I царя Ивана. Ей пришлось принять продиктованные Советом условия – «Кондиции», жестко ограничивающие самодержавную власть. Текст государственной присяги был изменен: подданные присягали на верность не одной императрице, но и Отечеству.

В Верховном Тайном совете состояло всего восемь человек, из них четверо из рода князей Долгоруких и двое Голицыных. Если бы Совет привлек на свою сторону широкие круги дворянства, государственный переворот, возможно, увенчался бы успехом. Но верховники ни с кем не собирались делиться властью. К тому же идея конституционной монархии не нашла сочувствия в среде мелкопоместного дворянства и гвардейских офицеров: пример раздираемой противоречиями шляхетской Польши был перед глазами.

Идя навстречу ясно выраженным пожеланиям верноподданных (офицеры готовы были выбросить верховников из окошек), Анна Иоанновна разорвала «Кондиции» и распустила Верховный Тайный совет. Состоялось повторное принятие присяги уже в прежней редакции.

В мае 1730 г. объявлено решение о возвращении двора в Санкт-Петербург, однако переезд состоялся лишь в январе 1732 г.; пришедшие в запустение петербургские резиденции надлежало привести в порядок.

Сохранилось черновое письмо гофинтенданта Антона Кормедона к архитектору М.Г. Земцову, его текст хочется привести полностью.

«Благородный господин архитект Земцов.

По посланным из оной канцелярии указом к тебе и к гезелю Ивану Бланку и Федору Исакову велено в содовую кантору подать вам подлинные и обстоятелные ведомости, коликое число в садах Ея императорскаго величества как при Санкт-Питербурхе, так и в других местах, имеетца какого строения, и в которых стоят местах, и какой что меры длины и ширины, и каменные или деревянные, и чем крыты и крашены. Також и во оных садах статуи и на каких педесталах, и как имянуемы, и в которых стоят местах, которые ведомости велено подать о санктпитербурхских садах с Иваном Бланком, а в питергофском, в стрелинском и в протчих с Федором Исаковым. Також тебе з гезелем Бланком подать ведомость, коликое число при летнем Ея императорскаго величества доме статуйном анбаре и вне анбара имелось со времени вступления садовой канторы в канцелярию от строений марморовых статуй и протчих вещей, и что из оных в расходе… Того ради извольте послать (зачеркнуто) ведомости прислать в садовую кантору, того же и оном садам чертежи».

Аналогичного содержания письма «за закрепою гофинтенданта гдна Камердона» были посланы 21 сентября 1731 г. к И. Бланку, Ф. Исакову и садовому мастеру Эйку с запросом у последнего сведений о состоянии Василеостровского сада1. Если бы удалось найти ответы указанных лиц, много любопытного узнали бы мы о садах и садовой скульптуре! Но в архиве обнаружены лишь описи Летнего сада и Петергофа 1736 г., в которых затребованные сведения представлены далеко не в полном объеме. В этом году, 2 июля, вышел Указ: «вместо генерал-майора Синявина с товарыщи быть гну интенданту Кормедону, да инженер капитану порутчику Пусташкину»2.

Подозреваемый в злоупотреблениях УА. Синявин со своими помощниками попал под следствие, которое, впрочем, не нашло за ними вины. Антон Кормедон тоже не усидел в должности директора Канцелярии от строений и уже в сентябре 1736 г. уступил свое место Александру Львовичу Нарышкину3.

По свидетельству современников, Анна Иоанновна любила Летний сад. Она знала его с детства, бывая в гостях у гостеприимного дядюшки. В годы ее царствования – 1730–1740 гг. – ансамбль достиг наивысшего расцвета. Главную роль при этом сыграл архитектор Ф.-Б. Растрелли, начавший свою блестящую деятельность в Петербурге с постройки в Летнем саду деревянного императорского дворца и каскада «Амфитеатр». Автор книги «Ф.-Б. Растрелли» Г.К. Козьмян относит время постройки

Летнего дворца к 1730 г., другие исследователи – к 1732 г. Повод к разногласию дал сам Растрелли, который при составлении в 1755 г. списка своих работ допустил явную ошибку: «Того же года (1730 г.) в июле месяце ее величество императрица направила меня в Санкт-Петербург, где я построил деревянный дворец напротив берега Невы, состоящий из 28 комнат с большим залом. Все было закончено к 1 октябрю»4. На самом деле Анна Иоанновна лишь в мае 1731 г., будучи еще в Москве, отдала распоряжение «о сломке зала, который при оказии веселия Его Высочества герцога голстинскаго в Летнем саду построен», и переносе его «на другое место».

Неосуществленный проект галереи Трезини

По словам исследователя С.С. Бронштейна, павильон «Для славных торжествований» сначала хотели перенести на другой берег Невы, на Троицкую пристань, но затем нашли для него место во Втором Летнем саду. «На месте „зала“ на берегу Невы, – пишет С.С. Бронштейн, – в 1731 г. была начата постройка галереи на „круглых мраморных столбах" по проекту Д. Трезини. Галерея состояла из главного павильона и боковых флигелей, имела 28 саж. длины и 4 саж. ширины. Флигеля были по 14 саж. длины и 15 аршин ширины. В 1732 г. перед галереей, ближе к Неве, началось строительство Летнего дворца Анны по проекту Растрелли»5.

Статья уважаемого исследователя давно устарела, но она вышла в авторитетном сборнике под редакцией И.Э. Грабаря, и нельзя не отметить очевидные ошибки. Напомним, «галерея на круглых мраморных столбах» была построена Земцовым еще в 1726–1727 гг. взамен деревянной колоннады Маттарнови. Что касается деревянной (не мраморной!) галереи Трезини, то Анна Иоанновна решила осуществить давний замысел Петра I, который в 1724 г. приказал поставить на берегу Невы некую галерею. Уже был сделан фундамент, но после смерти Петра на этом фундаменте спешно возвели к свадьбе Анны Петровны «Зал для славных торжествований». Павильон считался временной постройкой. Вероятно, сам Трезини, которому в мае 1730 г. было приказано привести в порядок петербургские императорские дворцы, напомнил о своем старом проекте. Поступило распоряжение «зделать галереи по объявленному чертежу на готовом фундаменте мерою против доношения полковника от фортификации Трезина длиною по берегу Болшой Невы реки на двадцать на семь, шириною на четыре саженях, по обе стороны по флигелю к прежней галлареи длиною по четырнадцати саженей, шириною по пятнадцать фут. Во оной галереи педесталов разных мер внизу шестьдесят восемь, пилястров коринфовых з базы сто двадцать два, между оными перила з балясами, наверху гзымзу с фризом и архитравом, над гзымзом тумб з болясами совсем в отделку плотничною, столярною и токарною работаю, кроме резной работы Санкт-Питербурхского цеху столяру Гавриле Огурцову». Гаврила Прокопович Огурцов, подряд с которым заключил И. Бланк, готов был выполнить также и резную работу, запросив «за капители коринфическаго ордера болшой руки полтора рубли за штуку», за вазы по 80 копеек, за «средние фронтоны» по 50 руб., за «боковые фронтоны» по 7 руб.6 Однако было решено поручить эту работу казенным мастерам.

В «доношении полковника и архитектора Трезини» читаем: «Сего июня 18 дня (1731 г.) по указу разобран болшой зал при Летнем доме, на котором месте будет строится галерея на круглых столбах»7. Под руководством «архитектурного гезеля» И. Бланка деревянный павильон был перенесен на восточный берег Карпиева пруда. Считается, что тогда же Бланк приспособил здание под театральное помещение, но эта работа лишь через два года была поручена архитектору Я. Брокету. «А по справке в прошлом 1733 году февраля 1 числа прибыл из Москвы в Санкт-Петербург архитект Яков Брокет и приказом Его сиятелства Фон Левенвольда был при деле в Летнем Ея и. в. доме в старом болшом сале комедии, а оному оклад по 20 рублев на мсц… и в том же 1733 году в августе мце по указу Ея и. в. послан для починки в Ревель Ея и. в. домов»8. К слову сказать, в Ревеле архитектор осмелился пожаловаться на своего непосредственного начальника, обер-гофмаршала Рейнгольда Левенвольда, учинившего пьяный дебош в Кадриорге. Брокет, возможно, не догадывался, какое влияние имел при дворе этот человек. В свое время он оказал неоценимую услугу принцессе Анне Иоанновне. Узнав из письма своего брата Густава, на каких условиях Верховный Тайный совет готов пригласить ее на трон, Рейнгольд поспешил с этим известием в Митаву. Анне Иоанновне он дал дельный совет: принять «Кондиции», а затем, заручившись поддержкой сторонников, их разорвать и наказать «преступников».

Вызванный в Петербург архитектор еще легко отделался, учитывая, какие были времена: «За неправильное на геншефа и ревельского генерал-губернатора и кавалера барона фон Левенвольда представление, якобы о повреждении во время жительства ево в Ревельском Екатеринадальском дворце в полатах окончин и в сада партер и протчаго… учинить ему Брокету сатисфакцию»9. Не знаем, какое наказание понес честный архитектор, но не пройдет и 10 лет, как сам Рейнгольд будет приговорен к смертной казни за намерение возвести принцессу Анну Леопольдовну на престол. На его счастье, Елизавета Петровна смертную казнь в России отменила, граф умер в ссылке.

Возвращаясь к неосуществленному проекту Трезини, добавим, что, как можно понять из документов, деревянная галерея имела центральный и боковые ризалиты, увенчанные резными фронтонами. В ней насчитывалось 68 колонн коринфского ордера. Ордерная постройка имела полный антаблемент: карниз («гзымз»), фриз и архитрав. На крыше – роскошная балюстрада с точеными балясинами и тумбами в виде пилястр коринфского ордера (122 штуки), на которых стояли резные вазы. Галерея Трезини могла стать достойной доминантой в ансамбле Летнего сада, но Анна Иоанновна передумала и приказала Ф.-Б. Растрелли возвести на готовом фундаменте деревянный дворец. По словам А.И. Успенского, указ о его постройке дан 15 марта 1732 г.10 Уточним: 11 марта 1732 г., и любопытно, в тот же день дано распоряжение «об отпуске от Адмиралтейства материалов и рабочих к строению Летнего дворца», что означает – проект Растрелли к тому времени уже был готов11. К слову сказать, его мастерская – «Архитекторская кантора» – в 1731 г. находилась в бывшей Токарне Петра I12.

«В прошлом 1732 году мая 18 днь приказом высокографскаго сиятельства (Р. Левенвольда) взят оной Эхт к строению в Летнего Императорскаго величества деревянных хором»13. Вилим Эхт был «плотничного и стропильного дела мастер». Очевидно, его услуги понадобились для возведения стропил и устройства крыши.

Фрагмент совмещенного плана Летнего сада с планами дворцов Екатерины I и Анны Иоанновны. Чертеж Е.Г. Араповой. 1998 г.

Скорость, с какой был построен дворец, совершенно фантастическая. Газета «Санкт-Петербургские ведомости» уведомила читателей, что 1 июня «около 1 часа по полудни переехала Ея Императорское Величество из своих палат… в императорский Летний дворец, причем с крепости и с адмиралтейства из многих пушек выпалено»14. Шведский путешественник К.Р. Берк в своих «Путевых заметках о России» отметил, что «новое деревянное здание у Летнего двора, которое в длину не менее 150 шагов и весьма красиво, было построено за шесть недель»15. Как в восточной сказке: хлопнул джин в ладоши и, откуда ни возьмись, – готов роскошный дворец! Берк приводит слова Ф.-Б. Растрелли: «Он жаловался на русских, желающих иметь всякое здание готовым как можно скорее. Через считанные дни после приказа о создании чертежа он уже должен быть готов, и обычно тут же утверждается…»16.

О великолепном внешнем виде здания и его планировке мы можем судить по дошедшим до нас чертежам. Интерьеры помещений, как всегда у Растрелли, отличались изысканной роскошью. Примечательно, что во дворце, как и в соседних палатах Екатерины, были дубовые лестницы, в отделке которых «лакового дела мастер» Брумкорс применил янтарь17. В Людских покоях хранился подаренный Петру I Фридрихом-Вильгельмом Янтарный кабинет («янтарня»). Может, на отделку дубовых лестниц в Летних дворцах Екатерины I и Анны Иоанновны пошел подаренный Петру I янтарь…

Строительные остатки здания обнаружены в 1998–1999 гг. при проведении работ по укреплению фундамента Невской ограды. Выяснилось, что хоромы, как все деревянные дома в подверженном наводнениям Петербурге, имели кирпичный цокольный полуподвальный этаж, так называемый погреб. И.Г. Георги в своем «Описании Санкт-Петербурга» отмечал, что «в большей части домов построен нижний ярус наподобие погребов в 1 сажень вышины»18. По некоторым сведениям, в царских хоромах в полуподвальных помещениях были печи, от них теплый воздух с благовониями подавался по проложенным под полом воздуховодам в дворцовые покои.

Совмещение исторических планов показало, что участок, на котором стоял дворец, почти весь находился за пределами Невской ограды. Когда в 1980-х гг. меняли асфальтовое покрытие на проезжей части набережной, строители выбрали грунт на глубину полметра. Хватило бы одного штыка лопаты (32 см), чтобы раскрыть руины двух императорских дворцов: Анны Иоанновны и Екатерины Алексеевны. Но, конечно, никто не дал разрешения на раскопки, которые неминуемо задержали бы производство дорожных работ на проезжей части Дворцовой набережной.

Каскад «Амфитеатр»

«В Летнем саду не было ни крытых аллей по примеру версальских, ни каскадов», – утверждал в 1858 г. писатель А.П. Башуцкий19. Автора очерков «Рассказы о Летнем саде и его достопримечательностях» можно считать первым исследователем Летнего сада. Увы! Компилятивное сочинение содержит мало достоверных сведений, но изобилует ошибками и домыслами, с тех пор многократно воспроизведенными многими авторами и, как водится, без ссылок на первоисточник.

Башуцкий ошибался: в его время в Петербурге было немало людей, у которых сохранились воспоминания о фонтанах, каскадах и тенистых крытых аллеях в саду. Каскад «Амфитеатр» замыкал с южной стороны Большой партер у Лебяжьей канавки. Любопытно, что еще Леблон предлагал поставить каскад на этом же месте. В пояснительной записке к первому проекту Летнего сада («Мемория» от 16 ноября 1716 г.) он писал: «14. Мне мнитца, что надобно зделать против грота амфитеатр и кашкад, как я изобразил…».

Растрелли, будучи в отставке, составил один короткий, другой более подробный перечень своих построек на государевой службе. Зодчий за давностью лет не смог припомнить всего: так, не упомянул каскад «Амфитеатр», хотя не забыл Летний дворец Анны Иоанновны. Ни по одному другому сооружению в Летнем саду не сохранилось столько документов, как по строительству каскада. В описи Летнего сада 1736 г. сказано: «Амфитеатр каменный строится. (Тот Амфитеатр зачался строением в 734 году по опробованному чертежу, каков подан от архитектора Растрелия, токмо еще не достроен)»20.

Ф.-Б. Растрелли. Каскад «Амфитеатр» в Летнем саду. 1733 г. (?)

Архитектор руководил стройкой до мая 1737 г. Затем за частыми отлучками в Рундаль, где по проекту Растрелли строился дворец Бирона, его сменил И. Бланк. Но к тому времени осталось лишь завершить «украшение того амфитеатра резными фигурами». «По указу Ея императорского Величества слушав дело о строении в Первом Ея Императорского Величества саду каменного амфитеатра, которой строен по учиненному чертежу и по показанию архитекта Растрелия, а потом за отлучкою оного Растрелия в Курляндию, по определению Канцелярии от строения майя 15 дня сего 737 г. велено при строении того амфитеатра смотрение иметь заархитекту Бланку и педестальному мастеру Петру Серебрякову, а понеже притом амфитеатре имеют быть зделаны для украшения оного разные свинцовые литые и резные фигуры, для которых потребен того художества мастер. А в прошлом 731 году в Канцелярию от строения цесарской нации резного каменного и деревянного дела мастер Конрад Оснер обязался контрактом быть в службе Ея и. в. и отправлять всякую резную работу на камне и на дереве, и делать модели для выливания свинцовых фигур и кашкаде, грота штукатурную работу. Приказали: при деле того амфитеатра за неимением в Санкт-Петербурге означенного архитекта Растрелия, быть по силе прежнего определения означенному заархитекту Бланку, для украшения того амфитеатра резными фигурами быть резному мастеру Оснеру»21.

Изготавливалась скульптура «под смотрением графа де Растрелия», т. е. отца архитектора. К.-Б. Растрелли составил чертежи и смету на скульптурное оформление каскада. Отец и сын нередко работали вместе, как, например, в «Анненгофе» в Москве, где также был построен грандиозный каскад. Сохранился чертеж за подписью «De R» (Ф.-Б. Растрелли) с изображением плана и главного фасада каскада «Амфитеатра»22.

На аксонометрическом плане Летнего сада 1770 г. каскад показан с юго-западного угла, так что видны задний и западный боковой фасады. Таким образом, можно составить представление о том, как выглядел каскад со всех сторон.

Каскад «Амфитеатр». Фрагмент аксонометрического плана Летнего сада. Ок. 1770 г.

Для сравнительно небольшого Летнего сада это было грандиозное сооружение. Полукруглый в плане, размером, как уточнили раскопки, 36,2 х 18,1 м, он занимал всю ширину боскета, равную ширине расположенного перед ним Большого партера23. Пандусы по сторонам фигурного бассейна вели на вымощенную мраморными плитками площадку, на которой находился бассейн меньших размеров. На площадке стоял водомет в виде высокого пирамидального ступенчатого пьедестала. На его вершине – женская статуя, на среднем уступе – две сидящие мужские фигуры, и на нижнем – дельфины. Потоки воды, извергаясь из маскарона у подножия женской фигуры и из пастей дельфинов, сбегали в фигурный бассейн, а из него по трем мраморным ступеням каскадной лестницы в нижний бассейн. Площадку окружали высокие стенки, богатый архитектурный декор которых – ниши, пилястры, гирлянды, скульптура – придавали всему сооружению сходство с театральной декорацией. В архивных документах постройка иногда называлось «каскадом с амфитеатром». Под последним имелась в виду упомянутая площадка с этими полукружными стенками. Скульптурное убранство каскада едва ли не чрезмерно. Одних только статуй в полный рост, не считая центральной женской фигуры, двенадцать (аллегория двенадцати месяцев?).

Разорванные лучковые фронтоны над нишами украшены бюстами, а над центральными нишами – парными полулежащими фигурами. На каскадных ступенях – барельефы, на стенках нижнего бассейна – маскароны и фигурные филенки, быть может, также с рельефными панно. Добавим к этому резные гирлянды, связывающие капители пилястр, рокайли, кронштейны с волютами, розетки.

Особое своеобразие каскаду придавали многочисленные декоративные вазы с оранжерейными растениями, занимавшие вперемежку со скульптурой буквально все свободные места: 14 ваз стояли на мраморной площадке у подножия боковых стен, еще 8 венчали карнизы стен и 4 украшали центральный каскад. Растрелли позаботился даже о форме растений для садовых ваз. Он указал, продемонстрировав безупречный вкус, что в нижних вазах должны быть высокие пирамидальные растения (типа кипарисов), а в верхних вазах, чей силуэт рисуется на фоне неба, деревья должны иметь округлую крону (померанцевые).

В довершение краткого описания каскада, каким он представлен на чертеже Растрелли, упомянем еще три водомета в виде кипящих ключей – два в верхнем водоеме и один в центре нижнего бассейна. Можно представить, какое сильное впечатление производил сверкающий мрамором и золотом, оглушающий потоками воды каскад!

Т.Б. Дубяго почему-то считала, что его боковые стенки были сформованы из стриженой зелени24. Но, конечно, это не так. Счета и ведомости донесли до нас имена строителей и поставщиков материалов. Плиту на фундамент поставил «обжигальщик» Дмитрий Полунин25. Небезызвестный гончарного дела мастер Вилим Эльбрехт, с чьим именем связаны попытки разгадать секрет производства фарфора в России, поставил в 1735 г. к строению каскада 30 тысяч кирпичей «разных видов»26. «Каменного дела десятник» Иван Гусев в том же году поставил еще 46 500 кирпичей и «плитного камня 13 сажень»27. В списке работников Строительного батальона, занятого на постройке, значатся имена десятников Никона Максимова и Семена Лукьянова, каменщиков Ивана Борисова, Анания Борзого, Филиппа Козмина и многих других. В мае 1736 г. Канцелярия от строения заключила контракт со «штенгоурами» Гендрихом Лейтгостом и Бенедиктом Целингером на «исправление резной работы из троицкого белого камня по шаблонам и по объявленному от архитектора Дерастрелия рисунку, а именно: в ниче поворот глаткой работой вышиною в полтора аршина, шириною в двадцать три аршина в двенадцать вершков. Во оные ничах резать карнизу по шеблону означенной меры двадцать три аршина двенадцать вершков, во оных ничах резать карнизу по шеблону осмнатцать аршин, верхнею карнизу резать по шеблону мерою в длину семнадцать сажень. Позади лица заднюю стену отводить пудожским камнем глаткой работой вышиною в два аршина, шириною пятнадцать сажень и два аршина. Сверху того, котораго резба по обязательству наряжано доделать прежним штенгоурам Михел Ангеру с товарищем капители, пилястры, москороны, педесталы и оным упомянутым же Гендрик Лейтгосту и Бенедикт Целингер наместа поставить. Ценою за все вышеписанную работу обязались взять 50 рублев, которую работу исправить со всем в отделку того ж 736 года сентября в последних числах, кроме подлежащей что в средине того амфитеатра свинцовой работе, понеже они в том деле искуства никакого не имеют… (штенгауэр – резчик по камню, нем.)»28. В дело шел не только пудожский камень, но и старицкий известняк: «А сего февраля 7 дня (1737 г.) в промемории объявлено, что по данному известием архитекта Дерастрелий объявил, что надлежит к доделке в Летнем Ея и. в. саду к амфитеатру старицкого камня числом сорок штук, мерою каждая штука длиною по три фута, толщиною и шириною по одному футу по пяти дюймов…»29.

Сохранился рапорт И. Бланка от 20 июня 1737 г., изложенный так замысловато, что понимается с трудом: «А еще надлежит при оном амфитеатре делать между флигелями в середине, где будут свинцовые фигуры и машкары, поднять ступами спереди из пудожского камня, а позади железным кирпичем, вышиною две задние семь фут, а третья вышиною одна сажень с половиною, да у средней кашкады по уступам подвести стенки, и поверх дорожника из старицкого камня мерою по чертежу и басейн под исподнею кашкадою и вокруг обложить карнизом, а два флигеля покрыть свинцовыми досками»30.

Благодаря чертежу Растрелли, можно догадаться, что речь идет о каскаде и его свинцовых скульптурах в центральной части между двумя боковыми «флигелями», т. е. стенками с нишами. Каскадные уступы предлагается сделать из пудожского камня, а заднюю стенку из прочного кирпича, поверх уступов уложить плиты «дорожником» из старицкого камня. Вероятно, из того же камня предлагалось сделать бордюр вокруг бассейнов или, как сказано в рапорте, – «обложить карнизом». Наконец, кровля над каменными стенками («флигелями») делалась из свинца. Самое непонятное место в рапорте связано с указанием размеров – «две задние семь фут, а третья вышиною одна сажень с половиною». По-видимому, имеется в виду центральный каскад, с пьедесталом в полторы сажени высотой (3,24 м) под женскую статую и две нижние ступени, каждая в одну сажень (2,16 м).

В ноябре 1737 г. Гавриил Авдеев, «наемщик Троицко-Сергиевского монастыря» с товарищами поставил на место резную каменную работу, сделанную «штенгоурами Гендрик Ленгостом и Цылингером по показанию заархитектора Бланка и педестального мастера Серебрякова». Ими было «по задней стенке из пудоскаго камня вытесано и подлито 41 сажень с половиною». В 1737 г. была подведена вода по деревянным трубам к каскаду и закончена его отделка в камне, но к изготовлению многочисленной скульптуры и орнаментов из свинца еще не приступали.

Лишь в январе 1738 г. К.-Б. Растрелли представил в Канцелярию от строений смету, затребовав «для фурмования глиняных маделей алебастру три тысячи пуд, для выливания свинцовых фигур свинцу тысячу пуд»31. Однако 28 февраля 1738 г. начальник Канцелярии строения императорских домов и садов А.Л. Нарышкин решил отказаться от изготовления свинцовых фигур «и протчих арнаментов… того ради, что кошту будут требовать немалого», к тому же «литейного анбара с очагами, которого он (К. Растрелли) для литья тех фигур требует, в скорости зделать будет неможно». Бланк и Оснер подали в Канцелярию представление, что вместо свинцовых статуй лучше делать деревянные:

«…генваря 17 дня сего 738 году от графа де Растрелия после присланнаго к нему из оной канцелярии Ея И. В. указу велено против изданного чертежа к Амфитеатру сыном его Францом архитектом де Растрелием все фигуры и с протчим украшением делать и выливать из свинцу, к которому делу требует нижеписанное число материалов, а именно: для фурмования глиняных маделей алебастру три тысячи пуд, для выливания свинцовых фигур свинцу две тысячи пуд, для укрепления фигур и калиберов железа полосного сто пуд.

Приказали: потребные к тому Амфитеатру фигуры и протчие арнаменты делать деревянные, а которые будут подводою, а именно: басерливы и каракшейны с вестонами – оные делать свинцовые, для того заархитекта Бланк и резного дела мастер Оснер как писменно, так и словесно представляют, что оные деревянные фигуры коштом десятой доли менее стать могут, нежели все свинцовые и скорее к действу поспеют и чище зделать можно и стоять могут от двадцати до тридцати лет, к тому же как вышепоказано, что Амфитеатр начат строить тому ныне четвертый год и надлежит оной совсем в отделку привести в скорости, и того ради те все фигуры и делать деревянные из липового дерева, а свинцовые делать токмо одне басерливы и кракштейны с вестонам по объявленному от графа де Растрелия чертежу и по показанию помянутых заархитекта Бланка и резного дела мастера Кондрат Оснера под смотрением ево де Растрелия казенными как рещками, так и других мастерств мастеровыми людми, самою доброю и впредь прочною работою, и чтоб тот Амфитеатр совсем в отделку окончан был без всякого замедления, и в том им, Бланку и Оснеру, иметь прилежное попечение, а требованные ими, Бланком и Оснером, материалы, которые имеются в наличности в магазинах, те отпустить без задержания и отдавать для употребления в дело механическаго дела подмастерью Лодыженскому. Бланку и Оснеру репортавать немедленно, каким же образом те деревянные фигуры надлежит по пристоинству выкрасить, о том учиня проект чертеж и для апробации подать в Канцелярию немедленно, а сколко для покрывания шести чаш и уступов и к трубкам свинцу дощатого надлежит, також и медных ключей, о том подать фантанному мастеру Свалему ведомость немедленно. А что же граф де Растрели представлял, что те все фигуры и протчие арнаменты надлежит делать свинцовые, и оных всех свинцовых не делать того ради, что кошту будут требовать немалого, и как по ево Растрелиеву представлению, так и по распоряжению Канцелярии от строения не токмо тех фигур, но и литейного анбара с очагами, которого он для литья тех фигур требует, в скорости зделать будет неможно, а надлежит оной совсем в отделку привесть в скорости…

Александр Нарышкин, Иван Микулин, Иван Нилов февраль 28 дня 1738 г. Секретарь Федор Андреев.

(Копия сия выполнена из протоколов Канцелярии от строений из книги за февраль месяц 1738 г. Л. 138, хранится в Архиве. придворной Его Величества конторы. 18, 5, 72)»32.

Надеюсь, читатели не посетуют за обильные цитаты. Автору чтение деловых документов того времени доставляет большое удовольствие.

В архиве сохранилось дело «О строении анбара для литья свинцовых фигур»33. Чертеж сделал Иван Филиппов, в то время «архитектурии ученик» у М.Г. Земцова. Логично предположить, что именно учитель, а не его ученик разработал проект Литейной мастерской «с очагами». Об Иване Филиппове удалось собрать некоторые сведения. Сохранился чертеж с изображением фасада и плана какого-то дворца за подписью «рисовал сие копию ученик Иван Филиппов. 1726». Раскопки в петергофском парке «Александрия» обнаружили остатки дворца А.Д. Меншикова «Монкураж». Оказалось, что на чертеже изображен именно этот дворец. Автор проекта – архитектор И. Браунштейн, в учениках у которого в 1720-х гг. был Филиппов34.

Указ о строительстве литейной мастерской дан скульптору («резному мастеру») Конраду Оснеру 15 мая 1734 г. «Для литья свинцовой фигуры, которая будет в первом Ея и. в. саду в фантаны анбар деревянный» строился во дворе «дома блаженной памяти гдрни царицы Наталии Алексеевне». Родная сестра Петра I умерла в 1716 г. В том же году ее дом перешел в ведение Городовой конторы, затем Канцелярии от строений. Сейчас на этом месте церковь «Всех скорбящих радости» (Шпалерная, 35а). Литейный «анбар на вид мазанок» имел длину 4 саж., ширину 3 саж. 3 фута. Его строительство затянулось, даже в 1738 г. он все еще не был готов. Поэтому было принято решение изготовить для каскада «Амфитеатр» деревянную скульптуру. Ради экономии ее приказано не золотить, а «по пристоинству выкрасить, о том учиня проект чертеж и для апробации подать в Канцелярию немедленно». Из свинца решено делать только те барельефы и кронштейны с фестонами, «которые будут под водою», т. е. на ступенях каскада. Канцелярия предложила также фонтанному мастеру П. Свалему подать ведомость, «сколько для покрывания шести чаш и уступов и к трубам свинцу дощатого надлежит, також и медных ключей»35. Речь идет о шести фонтанах в нишах и каскадных уступах.

Многоструйный каскад требовал огромного расхода воды. Поэтому было решено в конце Лиговского канала рядом с накопительным бассейном вырыть еще один, несколько меньших размеров. Вот как об этом сказано в документе: «Да к тому же зачали строить вновь бассейн, мало повыше объявленного. Тот бассейн зачат строить определением канторским по объявленному чертежу фантанного мастера Пауль Свалема в 734-м году длиною на сто сажень, шириною н сорок на две сажени, в глубину на полсажени, и надлежало вынуть земли на 2850 саженей».

Действительно, на плане Петербурга Махаева 1753 г. в конце Лиговского канала показано два – один подле другого – бассейна. «В конце того лиговскаго канала бассейн к фантаном приведены были в летние сады к фантанам чугунные трубы в один ряд. А нынешним 1736-м году ис того бассейна вместо тех чугуных положено на 430 саженя деревянных 143 труб, да чугунных положено от тех деревянных труб в два яруса на 310 сажень 870 труб, чтоб против прежнего воды прибыло и кашкады непрестанно действовали»36.

Остатки деревянного акведука, обнаруженного в строительной траншее. 2011 г.

Французский фонтанный мастер Поль Свалем подал 30 декабря 1736 г. в Канцелярию от строений рапорт «вместо чугунных возможно зделать деревянные трубы от башни до каменной оранжереи… разстоянием на 171 сажен и под оные трубы глубиною канал вырыть на три аршина, шириною вверху на шесть, внизу на три аршина. А тех деревянных труб надобно 58, диаметром в один аршин, длиною в три или четыре сажени». Бланк и Фонболес составили смету37. Последовал «Указ Ея и. в. в саду к Амфитеатру от башни до каменной оранжереи близ мылни по прешпективой, которая подле Фантанной речке имеетца, вместо чугунных труб деревянных, о чем публиковать в народ». Подряд достался «столярному делу мастеру иноземцу Ягану Герингу», который обязался не только сделать коллектор, но «намостить трубы барочными досками в канал и засыпать землею»38. Работы по прокладке нового водопровода начались ранней весной 1737 г., когда еще не оттаял грунт. Уже 1 марта подмастерье Филипп Крылов, назначенный «Павлом Свалемом к надзиранию за прокладкой труб», просил «дать насосы на день» для откачки грунтовых и талых вод, а также «кожи черкасской скотины болшой руки»39. Кожа требовалась для прокладок на стыках деревянных труб. В 2011 г. при прокладке коммуникаций в южной половине сада на ближайшей к Фонтанке аллее рабочие наткнулись на глубине 1,5 м на хорошо сохранившиеся в земле деревянные конструкции. Археологам удалось проследить их в траншее на протяжении 350 м.

По первому впечатлению они были приняты за укрепления берега: в петровское время где-то здесь проходила береговая линия Фонтанки, и лишь впоследствии южная половина территории Летнего сада была расширена за счет спрямления русла этой реки. Но вскоре выяснилось, что обнаружен подземный акведук, сделанный, как и сказано в документе, из «барочных досок», т. е. из досок от разобранных судов. Двухъярусная конструкция акведука была разобрана при изъятии труб.

Строительство каскада полностью завершено к 1738 г., после чего всякое упоминание его в документах надолго исчезло. Лишь в 1744 г. последовало распоряжение о ремонте: «У Амфитеатра мраморный пол высланой плиткою, под ним набито землей, разобрать и зделать кирпичные своды и пол по-прежнему намостить на извести»40. В 1747 г. К. Оснеру приказано: «У Амфитеатра в нишелях имеются четыре фигуры, да две пальмы деревянные под чашами фантанными, весьма ветхи». Ему было велено сделать эти фигуры свинцовыми41.

Академик Якоб Штелин в 1740-х гг. составил опись мраморных статуй «на императорском Летнем дворе в Санкт-Петербурге», сопроводив ее схематическим планом Летнего сада. Он указал названия и местонахождение статуй, а в некоторых случаях привел имена скульпторов. К сожалению, о скульптуре, украшавшей каскад, сказано вскользь: «Направо от только что упомянутого входа (главного входа в сад со стороны Царицына луга по подъемному мосту через Лебяжью канавку) в глубине – каскад, уставленный головами римских императоров из белого мрамора. Перед каскадом, который построила императрица Анна, на высоком холме, покрытом дерном – спящая Венера почти в натуральную величину, кажется, работы Тарсие»42. В более поздней описи указано, что бюсты находились наверху каскада; Штелин их плохо разглядел – кроме римских императоров там были «Гомер», «Глория» и другие. К тому же Штелин неверно указал местоположение каскада: он стоял на четвертой, считая от Невы поперечной аллее, а не на третьей, как показано на его чертеже.

Каскад на всех планах Летнего сада XVIII в. изображен чуть иначе, чем на проектном чертеже Растрелли. И между собой изображения отличаются в таких деталях, как очертание бассейнов, каскадных уступов и пр. От подобных планов нельзя ожидать большой точности, но не исключено, что за годы своего существования каскад претерпел изменения. Так на аксонометрическом плане 1770 г. каскадных ступеней между верхним и нижним бассейнами не три, как у Растрелли, а шесть. Пандусы имеют парапет, центральная скульптура заменена на вазу, но фронтоны, как и показано у Растрелли, украшены парными полулежащими фигурами.

В описи скульптуры 1771 г. сказано: «На Амфитеатре вверху по сторонам на четырех черных и на трех белого марморна тумбах стоят белого мармора буста 7. Оные совсем исправны». Тут же приведен схематичный рисунок, на котором, однако, указано не 7, а 8 бюстов, и дается их перечень. На восточной стенке стояли «1. Гомер, 2. Тимор, 3. (Нрзб..), 4. Глория». В нишах западной стенки: «5. (Нрзб.), 6. Клавдио, 7. Тибериус». Далее в описи сообщается, что «на Амфитеатре внизу белаго мармора с крышками сибирскаго мармора стоят вазы 14. Для оных на крыши делаются вновь 20 мармора овально»43. У Растрелли на каскаде помещено 26 ваз, а на аксонометрическом плане показано еще 6 сосудов в тех местах, где Растрелли ставить их не предполагал: 4 при входе на пандусы и 2 на концах каскадной лестницы в нижнем бассейне.

В настоящее время на участке, где находился каскад, растет множество деревьев: старые липы стоят в два ряда по сторонам некогда бывшей здесь продольной аллеи. Обилие деревьев не позволило вскрыть памятник целиком, тем не менее в 1976 г., затем в 2011 г. археологам удалось раскрыть примерно половину площади каскада. Лишь в отдельных местах уцелели кладки фундамента. Выяснилось, что нижний бассейн имел глиняное дно. Плотный слой темно-коричневой глины четко обозначил сложную конфигурацию водоема, каменные стенки которого разобраны до подошвы фундамента. В ходе раскопок встречены фигурные кирпичи, из которых выкладывались колонны, фрагменты белых и серых мраморных квадратных плиток со стороною 180 мм; ими, очевидно, была вымощена верхняя площадка. На дне бассейна обнаружено около трех десятков камней ракушечника, до 30 см в диаметре. По определению специалистов, они доставлены с берегов Каспийского моря из района Дербента – Баку. Точно такие же ракушечники встречены в бассейнах всех фонтанов в Летнем саду, но такие декоративные камни никогда не попадались на раскопках фонтанов в других местах: Петергофе, Ораниенбауме, Стрельне.

Фрагменты каскада «Амфитеатр», обнаруженные в засыпке фонтана «Фаворитка». Раскопки 1988 г.

На месте самого каскада найдены лишь незначительные фрагменты его декора. К сожалению, культурный слой сильно пострадал при прокладке коммуникаций, в том числе военных щелей. Приведу воспоминания замечательного человека, хранителя Летнего сада Петра Кондратьевича Лобанова. Он зорко следил, чтобы в саду при прокладке траншей не повредили корни деревьев. О том, что в земле сохранились остатки фонтанов и фундаменты петровских построек, по-видимому, ничего, не знал. Вот его бесхитростный рассказ: «Не успел я войти на хоздвор, как стоявший там товарищ спросил у меня: „Ты здесь старший?" И, получив утвердительный ответ, стал кричать: „Почему у тебя в саду валяются кучи камней? Безобразие! Надо их немедленно вывезти из сада или зарыть!" Выслушав эти последние слова и обидевшись на его крик, я спокойно, с усмешкой сказал ему: „Зачем нам закапывать камни, когда мы скоро собираемся укладывать их на свои места". Тут он немного поостыл и сообщил, что он начальник управления по делам искусств Загурский. Тогда я извинился, что не знал его, и рассказал ему подробно, что эти камни изъяты из грунта при рытье траншей и укрытий для скульптур и что они аккуратно сложены на газонах. Они чисты и никому не мешают, а при восстановлении сада опять пойдут на свои места»44. Из земли были изъяты камни, а не кирпичи. Весьма вероятно, что это остатки каменного каскада.

Неожиданно повезло при раскопках фонтана «Фаворитка» в 1988 г. Он, как и прочие фонтаны, был снесен одновременно с каскадом в 1786 г. и при этом засыпан, как выяснилось, обломками «Амфитеатра». Археологи извлекли из чаши 43 крупных фрагмента: детали пандусов, карниза, пилястр, лучковых фронтонов и ниш.

В.А. Коренцвит. Раскопки каскада «Амфитеатр». Генплан шурфов. 1975 г.

На многих блоках сохранилась тонкая штукатурка со следами побелки. Кроме каменных деталей, в засыпке фонтана встречено множество фрагментов штукатурных профилированных тяг, окрашенных в желтый и белый цвет. Выяснилось, что стены каскада были оштукатурены и окрашены золотистой охрой, а детали – тяги, пилястры, ниши – побелены.

Данные раскопок подтвердили точность чертежа Растрелли, но внесли некоторые уточнения. План каскада реконструируется с достаточной полнотой. Он отличается красотой и безупречной логикой построения, сделанного целиком с помощью циркуля и линейки.

Примененная Растрелли традиционная система пропорциональных соотношений основана на «золотом сечении», отношениях гипотенузы к катетам, простой кратности и пр. В своих расчетах архитектор исходил из размеров отведенного ему под строительство участка. Ширина боскета 36,2 м, а длина каскада по оси север-юг ровно вдвое меньше – 18,1 м. Положение каскадной лестницы определено точно на середине продольной оси – 9,05 м. По «божественному золотому сечению» отрезок 9,05 м делится на отрезки 3,44 м и 5,61 м. Длина каскадной лестницы – 3,44 м; ее ширина 7,91 – это гипотенуза в прямоугольном равнобедренном треугольнике с катетом 5,61 м (5, 61 2 = 7,91).

Остается добавить, что в русской метрической системе 7,92 м – это 3 сажени 2 аршина.

Итак, каскадная лестница в плане представляет прямоугольник 3,44 7,92 м. Верхний бассейн – подобный же прямоугольник, но вдвое больший – 6,88 X 15,84 м. Его размеры также подчинены «золотому сечению» по отношению ко всей длине каскада – 18,10 м. Центральная лестница трижды укладывается по ширине нижнего бассейна (7,92 м 3 = 23,76 м – 11 саж.). Размер 3,44 м (длина лестницы) еще по крайней мере дважды встречается при построении плана каскада: такова ширина пандусов и радиус, которым проведены большие дуги, определившие направление боковых стен с нишами. Малые дуги проведены радиусом 2,16 м (1 саж.). Сравнивая авторский чертеж с данными раскопок, приходим к выводу, что проект Ф.-Б. Растрелли был осуществлен с небольшими изменениями: несколько увеличена ширина каскадной лестницы45.

Автор проекта реставрации Летнего сада Н.Е. Туманова справедливо полагала, что воссоздание каскада придаст композиционную завершенность Большому партеру. Некогда с севера его фланкировал Второй Летний дворец, с юга – каскад «Амфитеатр». С исчезновением этих архитектурных доминант партер «затерялся» в массиве Летнего сада. К сожалению, предложение реставраторов воссоздать каскад, опираясь на фиксационный аксонометрический план 1770-х гг., материалы археологических раскопок, авторские чертежи Растрелли и архивные документы, было признано «нецелесообразным».

Фонтан «Лакоста»

Историки не могли обойти вниманием такую колоритную личность как Ян д’Акоста (в России его называли Лакоста). Да и современники отдавали должное его остроумию. Петр свел с ним знакомство во время своего пребывания в Берлине в 1716 г. и предложил ему должность придворного шута. Лакосту, знавшего несколько европейских языков, Петр ценил как умного и образованного человека, знатока Священного Писания. Крещеный еврей, потомок изгнанных из Испании маранов, знал Тору лучше царя и не боялся вступать с ним в богословские споры. Шутки Лакосты и через 300 лет не потеряли остроты. Вот пример: оскорбленный им господин подал на него в суд. Лакоста, повинившись, что называл его мошенником, громко сказал: «Он честный человек, я солгал!».

Сведения о Лакосте по большей части носят легендарный характер. Но разыгравшаяся в его семье драма нашла отражение в одном архивном деле. Молодой француз, придворный лейб-медик Иоганн Герман Лесток, обесчестил его дочь. Лакоста пожаловался Петру I. Боясь царского гнева, Лесток выразил желание жениться на девушке, но Лакоста выгнал его из дома, а слугам приказал его избить. Завязавшуюся драку остановил патруль. Француз был схвачен со шпагой в руке, которой он якобы угрожал «караульному капралу Луки Рахманинову». Подробности узнаем из «расспросных речей Лестока». Француз уверял, что его пытались ограбить и убить46. У Лестока при дворе были высокие покровители, его остроумное общество ценила сама Екатерина. Но Петр I все же отправил своего лейб-медика в ссылку в Казань, где тот провел 5 лет. Придя к власти, Екатерина I тотчас возвратила его в Петербург. Лесток, деятельный участник дворцового переворота, приведшего к власти Елизавету, оставил свой след в российской истории, но нас интересует Лакоста. В 1723 г. он также оказался в сибирской ссылке, куда попал по навету своего ненавистника А.Д. Меншикова. Последний обвинил его в сочувствии к опальному П.П. Шафирову.

Писательница Розалия Степанова в занимательном рассказе «Невыдуманная история Риголетто при дворе Петра» приводит любопытные подробности. Якобы бедную девушку отец отправил в Гамбург, где она умерла от чахотки. «Помилован Лакоста был лишь в 1738 году при Анне Иоанновне» и в том же году, «после 46 лет, проведенных в России», вернулся в Гамбург. «Здесь в 1943 году в огне Холокоста погибли все восемь его потомков»47. Оставим эти сведения, точность которых вызывает сомнения, на совести автора. Если Лакоста вернулся в Гамбург в 1738 г., то пробыл он в России не 46 лет, а 21 год. В Летнем саду названный его именем фонтан начали строить в 1733 г. Следовательно, из ссылки Анна Иоанновна вернула Лакосту не в 1738 г., а, вероятно, вскоре после своего вступления на престол в 1730 г.

Почему для украшения фонтана понадобилась фигура именно этого человека? Среди шутов при дворе Анны Иоанновны, умевших только болтать без умолку, смешно падать, браниться и драться, Лакоста был как белая ворона. Может, именно потому, что он не хотел кривляться, его пляшущего двойника собирались поместить на фонтане. Механическая фигурка, портретная копия Лакосты, кружилась бы на одном месте, дрыгала руками и ногами, хлопала глазами, блевала водой и издавала «гласы». Шутка вполне в духе Анны Иоанновны.

Как уже отмечалось, оба фонтана – «Фаоритка» и «Лакоста» – украшали собой «Зеленые кабинеты». Такое условное название дано в нашей литературе двум окруженным трельяжной решеткой и стриженой зеленью фигурным площадкам перед павильоном «Грот». Площадки показаны на плане Летнего сада Яна Розена и гравюре А. Зубова 1716 г. Они появились в 1715–1716 гг., одновременно с закладкой Грота, по отношению к которому расположены симметрично на диагональных дорожках. Напомним, в 1724 г. Петр I приказал Земцову в течение зимы поставить пять «фонтанов великих» и среди них «Фаворитку». Вероятно, в планах у Петра I был и шестой водомет на соседней площадке, но вряд ли он получил бы название в честь шута, отправленного императором в ссылку. Как бы то ни было, к сооружению второго механического фонтана приступили лишь в 1733 г., как следует из «доношения» фонтанного мастера П. Суалема в Дворцовую кантору строения домов и садов:

«Надобно в Летней Ея и. в. дом к фантанной работе Локосту, которой будет против грота по другой стороне фантана Фоваритка, к колесу и шистерне болтов шестнадцать с винтами и з гайками зделать по модели моей, також де колеса и педестал зделать деревянной резной против другаго, которой у фантана Фоваритки.

О сем доносит фантаннаго и машиннаго дела мастер Поул Свалем. Апреля дня 1 1733 году. (Подано мая 2-го дня 733 году48. Дворцовая контора распорядилась:

«Колесо и вал оковать железом, на шестерне цевки выточить и педестал резной дубовый против того, которой у фантана Фаваритки точить же казенными мастерами. Антон Кормедон». Указ точить пьедестал дан столярному подмастерью Дмитрию Максимову49.

В 1975 г. в связи с прокладкой телефонной канализации для строящейся в то время Северной ТЭЦ в Летнем саду были проведены раскопки по намеченной трассе телефонного кабеля. В том месте, где, судя по историческим планам, находился фонтан «Лакоста», были обнаружены остатки кирпичного борта бассейна на глубине всего одного штыка лопаты (напомним, это 32 см). Конечно, трасса прокладки кабеля была изменена в обход выявленного памятника.

Фонтан «Лакоста». 2010 г.

К сожалению, раскопки этого фонтана, как и многих других, показали, что археологические объекты значительно пострадали от всевозможных траншей, проложенных в годы блокады и в мирное время. Раскопки принесли немало сюрпризов. Оказалось, что фонтан имел глубокий «погреб», в котором, очевидно, как и в соседнем фонтане «Фаворитка», должно было разместиться некое «колесо» и «вал», о чем писал Фонболес. От первоначального проекта установить на фонтане механическую фигуру (шута Лакосты?), отказались, вероятно, еще в процессе затянувшегося на несколько лет строительства. При переделке фонтана «погреб» засыпали и над ним соорудили кирпичный бассейн. К восточному краю бассейна примыкает кирпичная сводчатая камера длиной 5,5 м, шириной 1,04 м и высотой до пяты разрушенного свода – 1,84 м. Ее полная высота до свода около 2 м. По-видимому, прав археолог Н.В. Новоселов, проведший повторное вскрытие фонтана в 2010 г., что назначение этой камеры – осмотр водяной турбины в «погребе» фонтана. К этой камере был пристроен кирпичный коллектор полупроходного типа. Его ширина 0,52 м, высота – 0,84 м. В длину этот коллектор прослежен нами на протяжении 4 м.

Страницы: «« 4567891011 »»

Читать бесплатно другие книги:

Спикосрак капитана Немова
Спикосрак капитана Немова
Етоев Александр
...
Правило левой ноги
Правило левой ноги
Етоев Александр
Я не верю угрюмым людям, утверждающим, что фантастика это книги второго сорта. Формула, что фантасти...
Пришельцы с несчастливыми именами
Пришельцы с несчастливыми именами
Етоев Александр
...
Нечертова дюжина
Нечертова дюжина
Етоев Александр
...
Жена напрокат
Жена напрокат
Санжаровский Анатолий
Раньше основная часть этой книги юмора была напечатана под названием «Блёстки» в пятом томе собрания...
Фигня (сборник)
Фигня (сборник)
Житинский Александр
Роман-буфф известного петербургского писателя – это комический детектив, изобилующий парадоксальными...