Летний сад Петра Великого. Рассказ о прошлом и настоящем Коренцвит Виктор

Из письма Екатерины II к Вольтеру: «Я ныне люблю до безумия английские сады, кривые дорожки, отлогие холмы, озерам подобные пруды, архипелаги на твердой земле, а к прямым дорожкам, однообразным аллеям чувствую великое отвращение, фонтанов также не могу терпеть: они заставляют воду принимать такое течение, которое не сообразно природе; статуям же, по мнению моему, пристойно быть заключенным в галереях и прочих сим подобных местах. Одним словом, англомания властвует над моей плантоманией»¹.

В переписке с самым остроумным человеком Европы Екатерина взяла верный тон: полушутя, полусерьезно дала понять, что и она стоит вровень с веком. Разделяет взгляды современных философов: цивилизация с ее пороками испортили «простодушного» по своим природным задаткам человека («Кандид, или Простодушный» – повесть Вольтера читали все). Английские пейзажные парки прекрасны, как сама природа. Характерна оговорка, что это она поняла теперь.

Первый опыт Екатерины в разведении садов был связан с созданием как раз регулярного парка в Ораниенбауме, причем такого огромного, каких в Европе в те годы уже никто не строил. Об этой работе архитектора А. Ринальди академик Я. Штелин оставил восторженный отзыв на латыни: «Творение великой громадности, рассчитанное на века».

С энтузиазмом, над которым, впрочем, сама не прочь посмеяться, императрица отрекается от былых заблуждений. Но ее ирония обернулась бы грубой профанацией, если бы и впрямь императрица – «философ на троне» – взялась за ликвидацию «ненавистных» фонтанов и затеяла переделку регулярных садов в пейзажные. Как ни странно, именно это ей приписывают, ссылаясь на непреложный факт уничтожения петровских затей в Летнем саду. Вспоминают якобы данные ею указы о сносе крытых аллей, трельяжных решеток, о запрете фигурной стрижки деревьев.

Познакомимся с подлинным текстом этих указов. «Ея Императорское величество изустно указать соизволила в Первом и Втором садах все трельяжи, крытые дороги и прочие сломать и впредь переделать», 18 августа 1771 г.² Мы увидим, что крытые аллеи (берсо) в Летнем саду благополучно простояли по крайней мере до середины 1780-х гг. Не менее примечателен указ 1769 г.: «Ея Императорское величество изустно повелеть соизволила, чтоб в Петергофских садах деревья верхи не стричь, пообстригать толко по прешпективам бока и низ попрежнему»³. Речь идет о придании шпалерам по сторонам аллей максимальной высоты. Точно такой же указ дала Елизавета Петровна в 1741 г.: «Для густоты шпалер в верхнем саду велено отростки идущие вверх, отрезывать» (чтобы они лучше росли)⁴. Аксонометрические планы Сент-Илера, картины Баризьена 1770-1780-х гг. представляют нам регулярные сады Петербурга, Петергофа, Ораниенбаума во всем их блеске: с трельяжами, крытыми аллеями, шпалерами, партерами, фонтанами и пр.

В первые годы правления Екатерины ничто не предвещало кардинальных изменений в Летнем саду; все шло заведенным порядком. Из далекой Африки, как и во времена Елизаветы, привозили экзотических животных. «В прошлом 1758 году был мною привезен из Африке барз, – читаем отчет о зарубежной командировке корнета Шроса. – В 1759 году по указу послан обратно в Африку для привоза всяких зверей и птиц… привез львицу, барса, барделкону (?) и обезьян, а 1763 году опять обратно поехал для привозу птицы штрауза, с которым нынешним 1765 годом марта 10 дня в Санкт-Питербург и прибыл. Царской службы корнет Carolus Sac: Rom: а Schros»⁵.

Кстати сказать, впервые страусов в Летний сад привезли еще при Анне Иоанновне. Рядом с Большой птичьей клеткой выделили участок, где для них поставили деревянные домики. Загон для экзотических птиц хорошо различим на аксонометрическом плане 1770 г. Как и в годы правления Петра, из Астрахани отправлялись в Петербург «куриозные» птицы. Однако в 1770 г. Бецкой, получив сообщение, что из 148 птиц «за умертвением осталось толко 48, да и те из себя никакой почти куриозности не представляют», приказал «о перевозке тех птиц впредь до разсмотрения обождать». А птицы все те же, знакомые по прежним спискам: колпы, аисты, кеклики, мартышки, чапуры, стерхи, лебеди, журавли, курицы и петухи «гилянские и русские»⁶.

Щит с живописным изображением деревьев «Обманка». Фрагмент аксонометрического плана Летнего сада. Ок. 1770 г.

Приглядимся к аксонометрическому плану Летнего сада 1770 г.: в восточном конце поперечной аллеи у здания оранжереи стоит большой фигурный щит, на лицевой поверхности которого можно различить изображение деревьев. Это так называемая «обманка».

По правилам регулярного паркостроения, перспективы садовых аллей должны были замыкаться какой-либо постройкой или их изображением – «обманкой». В 1717 г. Петр I просил Я.В. Брюса: «По получению сего письма сыщите такого живописца нанять, который бы умел писать в огородах прешпективы и прочия фигуры»⁷. В 1755 г. мастеру Фонболесу отпущены материалы «к делу в Третьем саду против прешпективых дорог двух щитов…»⁸. И. Вишнякову были выданы холсты, чтобы он те шиты «расписывал»⁹. И в царствование Екатерины II ставились в регулярных садах обманки. Тот же И. Вишняков, к тому времени уже ставший известным художником, по-прежнему привлекался к росписи садовых щитов: «Об отпуске из магазин сей канторы по требованию титулярных советников и живописного художества мастеров Бельскаго и Вишнякова для исправления в Летнем саду живописною работою щитов краски екатеринбургской зеленой – 20 фунтов. Марта 18 дня 1772 году»¹⁰. Кто из братьев Бельских помогал Вишнякову? Все трое, Иван, Алексей и Ефим, числились живописцами в Канцелярии от строений. Но в документах Канцелярии только старшего Ивана называли просто по фамилии. По сравнению с братьями он получал солидное жалование – 500 руб. в год (оклад Вишнякова – 1400 руб.)¹¹.

Раскопки в Летнем саду на месте указанного щита не проводились. Но в Нижнем саду Петергофа нам повезло обнаружить строительные остатки (деревянные сваи) подобного щита¹². Он стоял на месте разобранного павильона Темпль, построенного архитектором И.-Ф. Браунштейном в 1720 г. в восточном конце Марлинской аллеи. Сент-Илер показал этот щит на своем аксонометрическом плане Петергофа 1775 г.

Как видим, в царствование Екатерины II не нарушались традиции регулярного паркостроения: сохранялись шпалеры, трельяжные решетки и «огибные дороги», подстригались деревья, изготавливались «обманки», в Петергофе ремонтировались петровские фонтаны. А в Летнем саду? Разве не является непреложным фактом, что после наводнения 1777 г. фонтаны были снесены по указу «ненавидящей» их Екатерины?

К злополучной судьбе петровских водометов вернемся после того, как познакомимся с главной екатерининской постройкой в Летнем саду – Невской оградой. А пока заметим, фонтаны были обречены: случилось бы наводнение или нет, обожала бы их Екатерина – в любом случае их пришлось бы засыпать.

Загадки Невской ограды

Среди прославленных произведений искусства не многие удостаиваются чести стать символом города. В Петербурге олицетворением державной мощи, военно-морской славы, идеи небесного покровительства стали памятник Петру I «Медный всадник», Адмиралтейство, Александровская колонна, Петропавловский собор, Ростральные колонны.

Невская ограда Летнего сада в том же списке городских эмблем. «Мы не знаем в Европе решетки, которая была бы сочинена так изумительно просто и производила бы такое торжественное и величественное впечатление. Если бы Фельтен не оставил после себя ничего, кроме этих гранитных и железных сооружений, то и этого было бы достаточно, чтобы память о нем была сохранена навсегда в истории Петербурга»¹³. Удивительно, что ни И.Э. Грабарь, которому принадлежат эти слова, ни другие крупнейшие специалисты, восторженно писавшие о Невской ограде – П.Н. Столпянский, В.Я. Курбатов, С.П. Яремич (список большой), ни словом, во всяком случае, в печати, не обмолвились о том, что искаженный памятник нуждается в реставрации.

Часовня Св. Александра Невского. Фотография начала ХХ в.

Никто не мог заступиться за ограду, когда Александр II приказал поставить на месте центральных ворот часовню в память чудесного спасения от неминуемой гибели – 4 апреля 1866 г. царь с приближенными выходил из Летнего сада, когда революционер Д.В. Каракозов стрелял в него из пистолета и промахнулся. «И декабрьским террором пахнуло на людей, переживших террор», «Бывали хуже времена, но не было подлей», – писал Н.А. Некрасов о мрачных годах разгула реакции. Остается благодарить императора, что он отклонил проекты гораздо более масштабных культовых построек, указав на необходимость как можно тактичнее вписать часовню в Невскую ограду. В 1867 г. на месте снятых и отправленных на склад Больших ворот была возведена по проекту архитектора Р.И. Кузьмина мраморная часовня во имя Св. Александра Невского. По ее сторонам поставили Малые ворота, а на их место перенесли звенья ограды. Так как ширина ворот (4,87 м) на полметра меньше длины звена (5,40 м), то пришлось передвинуть 12 гранитных столпов: 6 от часовни в сторону Фонтанки и столько же в сторону Лебяжьей канавки. Заодно был проведен капитальный ремонт ограды с локальным укреплением фундамента, демонтажом звеньев и восполнением утраченных декоративных деталей.

Невская ограда Летнего сада. 2003 г.

В 1923 г. Комитет по охране, ремонту и реставрации монументальных памятников искусства приступил к поискам снятых ворот. Архитектор Данилов выяснил, что они хранились на складе в служебном корпусе во дворе домов № 52–54 по Шпалерной улице, напротив Таврического дворца (сейчас на этом месте построено офисное здание). В 1923 г. без ведома органов охраны памятников (Главнауки) ворота были проданы жилищным товариществом этих домов по цене металлолома некоему Василию Тимофеевичу Игнатенко, проживавшему в Петрограде, в доме № 2 на Курской улице, в квартире № 36¹⁴. Согласно копии договора, продали 535 пудов чугуна по цене лома – 35 руб. за пуд и 36 пудов железа по 15 руб. за пуд. Вес ворот не превышал 200 пудов, следовательно, кроме них на складе хранилось что-то еще. Игнатенко все вывез с товарной станции Московской-Рыбинской железной дороги в неизвестном направлении. Следы ворот затерялись. В 1928 г. в здании часовни открыли «читальню». В 1931 г. часовню разобрали и в том же году, 27 июля, на ее месте поставили «временное», до воссоздания ворот, металлическое звено. Его длина превышала длину стандартного звена и потому в нем 19, а не 17 копий. Гранитные блоки от разобранного цоколя часовни пошли на изготовление цоколя для нового звена, несмотря на то что мелкозернистый красный гранит резко отличается от серо-желтого гранита сорта «рапакиви». Сменилось три поколения горожан, для которых новый облик решетки стал родным и привычным. Спрашивая своих друзей, коренных ленинградцев, сколько ворот в Невской ограде, к своему изумлению получал ответ – одни. Вторые ворота отстояли от первых всего в 6,5 м, а люди, видевшие решетку сотни раз, не могли их припомнить! Фокус, достойный мага Давида Копперфильда! Его имя неслучайно приходит на ум, ведь искусство иллюзиониста построено на том, что очевидное, преподнесенное в парадоксальной форме, кажется невероятным. Застигнутые врасплох неожиданным вопросом, мои друзья представляли привычную схему – ворота посередине ограды. Трудно поверить в такую нелепость, как парные ворота, поставленные предельно близко друг к другу, на расстоянии одного звена, к тому же не в середине решетки!

«Первоначально ограда имела трое ворот, – поясняет писатель Г.И. Зуев. – Затем в 1867 году центральные ворота сняли и на их месте возвели мраморную часовню в память о „чудесном спасении государя Александра П“. В советские времена, в 1930-е годы, часовню снесли, чтобы вновь установить третьи центральные ворота, но, к сожалению, их поиски тогда не увенчались успехом. Поэтому пришлось закрыть образовавшийся проем вновь изготовленным звеном исторической ограды, а двое ворот, сохранившихся для симметрии, тогда аккуратно сместили к центру»¹⁵. Что все это значит, я не понял, но продолжим.

Снимки фотографа Карла Буллы, сделанные в момент открытия часовни, документально подтверждают, что стройка велась в крайней спешке, иначе не объяснить удивительную небрежность, допущенную при ремонте ворот. Снятые для реставрации розетки так и не поставлены на место. Но самое поразительное, что был искажен рисунок греческого меандра в верхней части ворот! Над створками ворот, как показано на исторических чертежах, ленты меандра направлены, естественно, навстречу друг другу; их разделяет центральная розетка. По халатности в переставленных воротах перепутаны звенья меандра: первые три звена направлены в одну сторону, а все остальные в другую!

Малые ворота Невской ограды. Звенья меандра перепутаны. Фрагмент фотографии начала XX в.

Малые ворота Невской ограды. 2003 г.

В 1979 г. при ремонте ограды явный брак был «исправлен» столь же безграмотно – меандр пустили на всю ширину ворот в одном направлении!

Среди многочисленных, не побоюсь слова, мистических загадок Невской ограды, есть одна, необъяснимая: «лучшая в мире», по-видимому, совершенно не интересовала художников – певцов Петербурга. На картине Б. Патерсена 1789-х гг. Невская ограда показана с противоположного берега Невы, но со слишком далекого расстояния, к тому же неточно. О других изображениях и говорить нечего – они носят какой-то лубочно-примитивный характер. Словно заколдованную Невскую ограду избегали не только художники, но даже фотографы. Уже в 1839 г. полковник Ф.О. Теремин изготовил первые дагерротипы, в том числе сделал знаменитый снимок Исаакиевского собора. В Петербурге в середине XIX в. открылось множество фотоателье. Казалось бы, журналисты, художники, фотографы, узнав о покушении на царя, должны были броситься к Летнему саду, чтобы запечатлеть место преступления. Но известен лишь один снимок петербургского фотографа А.Ф. Лоренса, сделанный до 1866 г., когда центральные ворота еще стояли на своем месте¹⁶. Но они едва различимы из глубины сада.

А.Ф. Лоренс. Фотография Летнего сада. Не позднее 1866 г.

Когда автор искал изображение Больших ворот, то получил совет сходить в Музей истории города, где в экспозиции, посвященной борьбе революционеров с самодержавием, висит картина, посвященная покушению Д.В. Каракозова на Александра II. Художник (фамилию называть не будем), не колеблясь, поместил Большие ворота между соседними Малыми воротами! Нелепая композиция с тремя воротами подряд нимало не смутила как живописца, так и заказчиков этого шедевра. Центральные ворота интересовали и постановщиков оперы П.И. Чайковского «Пиковая дама». В ее начале – сцена гуляния в Летнему саду. Но театральные художники, игнорируя архивные чертежи, всякий раз предлагали свои фантастические версии ворот.

Я почти отчаялся но, в конце концов, нашел то, что искал, и как водится, на самом видном месте.

В Музее политической истории России, что в бывшем дворце балерины Кшесинской, висит небольшая акварель художника В.В. Гринера «Покушение на Александра II». Она написана по горячим следам, в том же 1866 г. На картине запечатлен драматический момент: стоящий в толпе зевак мужик с окладистой бородой выбивает из руки террориста пистолет. Художник проиллюстрировал официальную версию события, по которой своим спасением император обязан простому крестьянину Осипу Комиссарову. Историки сомневаются в ее достоверности, но более всего меня интересовало изображение навершия на Больших воротах. С облегчением убедился, что оно не отличается от хорошо известного архивного чертежа, положенного в основу проекта реставрации.

В.В. Гринер. Покушение на Александра II. Акварельный рисунок. 1866 г.

Еще сравнительно недавно, 15 лет назад, своеобразной достопримечательностью Невской ограды была третья, считая от Лебяжьей канавки, колонна: она наклонилась так, что, казалось, готова упасть.

В 1997–2000 гг. НПО «РАНД» провело обследование фундамента Невской ограды и работы по его укреплению¹⁷. Почти у половины колонн «крен многократно превышал предельно допустимый наклон для сооружений любого класса»¹⁸. Являясь археологом Комитета госинспекции по охране памятников, автор вел археологический надзор за земляными работами, фиксируя строительные остатки дворцов Екатерины Алексеевны и Анны Иоанновны, на месте которых поставлена ограда. Выяснилось, между прочим, что фундамент второй колонны, считая от Лебяжьей канавки, покоится на остатках фундамента каменного дворца Екатерины Алексеевны.

Автором была подана докладная записка председателю КГИОП Н.И. Явейну о необходимости реставрации Невской ограды к предстоящему юбилею Петербурга. В ответ получено задание подготовить историческую справку по истории строительства Невской ограды, которой, как ни странно, до тех пор не было в инспекции¹⁹.

Невская ограда Летнего сада. Обследование фундамента. 1998 г. Лопата стоит на фундаменте Второго Летнего дворца

Капитальный труд «Памятники архитектуры Ленинграда» (Л., 1976 г.), подготовленный Госинспекцией по охране памятников, остается авторитетнейшим справочным изданием. Читаем: «Автором проекта ограды был, по-видимому, архитектор Фельтен, подписавший первую смету на ее постройку. Документально подтверждено творческое участие архитектора П.Е. Егорова»²⁰. Так осторожно подведен итог давней дискуссии, начатой Р.Д. Люлиной с сенсационного заявления, что подлинным автором являлся Петр Егорович Егоров²¹. До этого и после этого кому только ни приписывали авторство – В.И. Баженову, Ж.-Б.-М. Валлен-Деламоту, Д.А. Мартинелли, И. Фоку, Д. Вуншу, Дж. Кваренги, тому же Ю.М. Фельтену, но ни одна гипотеза не получила убедительного подтверждения.

Ю.М. Фельтен. «Чертеж малым бокавым двумъ железнымъ решетчатым воротам которые будутъ по берегу Невы реки у перваго саду»

До нас дошло несколько томов архивных документов по строительству ограды и сравнительно большое количество чертежей: 7 находятся в Российском государственном историческом архиве; 4 – в Государственном музее истории Санкт-Петербурга (3 оригинальные, 1 копия с известного чертежа); 3 – в Архиве музейного департамента Финляндии в Хельсинки (1 оригинальный, 2 копии). В Государственном научно-исследовательском музее архитектуры имени А.В. Щусева в Москве имеется негатив с чертежа, местонахождение которого не установлено. И, наконец, в Варшаве в Центральном архиве среди чертежей и рисунков Кваренги хранится чертеж фрагмента решетки Летнего сада. Еще один чертеж, по нашему мнению, того же Кваренги, без указания места хранения опубликовал К.В. Малиновский, приписав его П. Егорову (копия Л. Руска) и датировав 1784 г.²² Таким образом, известно 14 оригинальных чертежей XVIII столетия и 3 копии. На двух листах с изображением Больших и Малых ворот имеется подпись: «Ерья Фелтенъ».

Казалось бы, вот решающий аргумент в споре об авторстве, если не всей ограды, то хотя бы ворот. Но Р.Д. Люлина посчитала подпись Фельтена визой начальника на чертежах Егорова. Что же касается остальных чертежей, то, по мнению Р.Д. Люлиной, они все исполнены Егоровым, кроме двух, приписанных Фоку. В свою очередь, А.Е Ухналев все чертежи приписал Фоку, за исключением упомянутых двух за подписью Фельтена. Вслед за Р.Д. Люлиной автор считает, что они, хоть и подписаны Фельтеном, ему не принадлежат, но сомневается также и в авторстве Егорова, оставляя, таким образом, вопрос о том, кто их сочинил, открытым.

Ю.М. Фельтен. Проект Больших ворот Невской решетки. Прорисовка изображения на проектном чертеже. Публикация А.Е. Ухналева

«Изустное повеление о сделании прожекта» решетки было дано 7 июня 1770 г. Текст весьма любопытен и, возможно, дословно передает речь самой Екатерины II: «Понеже перваго сада наличная к Неве реке сторона по случаю исправления каменнаго берега ныне без решетки, почему в тот сад всякаго звания люди свободно летом и зимою входят, и опасно, что нехорошего состояния от людей не могло причинится в том саде какого-либо вреда и похищения, как уже перед сим плитки и покрадены, да и вид от Невы безо всего нехороший; зимой и совсем в тот сад пущать не для чего, того ради приказали: заархитектору Фоку и ранга подпорутчинскаго Вуншу сделать прожект, каким наилучшим образом в том первом саду от Невы реки решотку сделать надлежит, учиня надобным к тому материалам смету, и представить в Кантору немедленно»²³.

Уже через три месяца, 10 сентября 1770 г., директор Конторы строений домов и садов Иван Иванович Бецкой отдал распоряжение: «Ея Императорское Величество изустно указать мне соизволила по берегу Невы реки у перваго сада сделать по апробованному Ея Величеством чертежу железную решотку с воротами на каменном фундаменте с столбами и цоколем дикаго камня из суммы берегового строения. Во исполнения того именного Ея Императорскаго Величества высочайшего указа упомянутая Кантора по тому чертежу и учиненной архитектором Фельтеном смете (кои при сем прилагаю) оную решотку сделать, и нужные на то материалы и прочее стараться ныне заблаговременно заготовлять, дабы будущею весною в самое дело той решотку вступить можно было»²⁴.

К огромному сожалению, чертежа в деле нет, но сохранилась составленная Фельтеном смета, в которой содержится ценная информация об утвержденном императрицей проекте. Как ни странно, но никто до сих пор не опубликовал полностью эту смету. По смете определено, что на фундамент требуется 40 саж. бутовой плиты, по 7 руб. за сажень. «Под столбы дикого камня 14 штук, за штуку по 100 рублей. На цоколь дикого камня между столбами 40 штук. Железа разных сортов 1500 пудов». Стоимость кузнечной и слесарной работ – 3450 рублей. «На отливание из меди украшений» – 2250 руб., на позолоту медных украшений – 2000 руб. А всего за изготовление ограды – 10 915 руб.²⁵

Вот то немногое, что можно узнать о первом проекте Фока. Получив смету, Контора строения домов и садов затребовала у Фельтена дополнительные сведения об ограде, в частности о размерах гранитных столбов, но прошло три с половиной месяца, прежде чем архитектор дал ответ, из которого можно понять, что первоначальный проект Фока полностью переработан. В своем «Описании» Фельтен указал практически такие же, как сейчас, размеры колонн: цоколя, базы, ствола и капители. Сообщив, что «столбов по модели пятнадцать», архитектор приписал в конце своей записки: «А ежели на всю дистанцию, на которой с одной стороны ветхий каменный дом сломан будет, то надобно еще вдобавок оных столбов осьмнадцать штук, между оных же цокольного камня той же меры сорок две штуки»²⁶.

«Ветхий каменный дом» – это Летний дворец Екатерины I, так называемый Второй Летний дворец, построенный в 1721–1726 гг. на берегу Невы и Лебяжьей канавки. В 1766 г. дворец снесли, так как он мешал устройству набережной и Верхнего Лебяжьего моста. На первый взгляд, непонятно, о каком тогда «каменном доме» идет речь. Напомним, дворец состоял из двух корпусов: один располагался на берегу Невы, там, где сейчас проезжая набережная, а второй тянулся вдоль Лебяжьей канавки. К этому корпусу под прямым углом примыкала Дубовая (Картинная) галерея. Невский корпус был снесен согласно повелению императрицы «о разломании по берегу Невы реки прежнего Летнего дома. Июня 12 дня. 1766 г.»²⁷. Оставшаяся часть Лебяжьего корпуса и Картинная галерея, в которой во времена Анны Иоанновны находилась дворцовая церковь, были разобраны лишь спустя 20 лет, в 1786 г.

Через два дня после того, как 13 января 1771 г. Фельтен подал свой рапорт, в Контору строений явился государственный крестьянин Аверкий Филиппов из деревни Горбачихи Каргопольского уезда с предложением доставить 15 столбов и цокольного камня на своих судах с Роголевых и Быковых островов под Выборгом. Филиппов знал, что количество столбов еще не определено и поэтому заявил, что готов поставить и «сверх показаннаго числа»²⁸. В феврале 1771 г. начались торги, которые продолжались весь март. Цену подрядчики запросили столь высокую, что Бецкой решил «по дороговизне просимой за тот камень цены наведаться вместо дикаго, когда зделать из мармора здешняго, что Исакиевской церкви заготовляется и запросить заводчиков кои чугунные заводы имеют»²⁹. В далекий Екатеринбург был послан запрос, во что обойдется изготовление мраморных колонн. При этом рассматривалось два варианта ограды – «короткой» и «длинной». По первому предполагалось 18, а по второму 36 колонн. Ответ генерал-лейтенанта Данненберга был неутешительный, и от этой затеи как слишком дорогостоящей Бецкой отказался.

В апреле 1771 г. было окончательно решено ставить ограду с тридцатью тремя столбами и тремя воротами. Пока Контора ждала ответа из Екатеринбурга о тамошних ценах за изготовление мраморных столбов, в газетах и в «пристойных местах» – на Гостином дворе и в Академии наук – появились объявления: «Ежели кто некоторую в ведомстве сей канторы железную решетку кузнечною и слесарною работою под краску с тремя воротами исправит, то окончательный о сем торг 22 апреля»³⁰.

До окончательного торга, однако, было еще далеко, но с этих пор в документах уже не упоминается ограда на 15 столбов. Выбор был сделан в пользу длинной ограды с 33 столбами. На торгах подрядчики готовы были изготовить решетку «против деревянной тогда зделанной модели… по осьмидесяти по пяти копеек». Запомним эту цифру, на всех последующих торгах стоимость работ с каждой новой моделью будет непрерывно возрастать. Так как по новому проекту стоимость ограды резко возросла против ранее выделенных десяти тысяч, то кто-то из господ сенаторов осмелился сделать запрос в Контору строений. В ответ ему было объяснено, что «по Ея Императорскаго Величества указу Его Высокопревосходительство (И.И. Бецкой) никакому правительству не подчинен, а зависит от единых повелений Ея Величества».

Многообразие проектов

История создания проекта необычна: в течение трех лет поступило множество вариантов. Почти все были одобрены и по ним проводились торги, которые, однако, всякий раз кончались ничем. С появлением очередного варианта все начиналось сначала. Можно составить довольно точное представление не только об этапах проектирования, но даже о содержании самих проектов, так как на торги выставлялись «пробные» модели: бумажные, деревянные, железные. Последние, сделанные «вполу», т. е. вдвое меньше натуральной величины, требовались для уточнения расхода металла, величины угара, потребного количества угля и пр. В документах находим сведения о расценках работ, стоимости материалов, весе железной решетки, длине и высоте звена, размерах колонн, количестве медных украшений и стоимости их изготовления. Анализ этих данных позволил датировать дошедшие до нас проектные чертежи и установить, когда точно появился последний, по нашим подсчетам восьмой, вариант ограды. С 29 сентября 1770 г. по 1 июня 1773 г. состоялось не менее 15 торгов на изготовление металлической ограды, в которых участвовало более двадцати человек. Удивительно, каким мощным промышленным потенциалом обладал Петербург, если было столько желающих исполнить сложный заказ! Это и каретного цеха мастер Герасим Махотин, «вольный слесарный мастер» Захар Иванов, «вольный кузнечный мастер» Карл Блюм, санкт-петербургский купец Сергей Касимовец, «вольный слесарный мастер прусской нации» Людвиг Буден, слесарные мастера Михель Кригер, Пауль Кельхе, Христофор Фелкер и Готлиб Бегре, медный мастер Яган Вольф, «медного и золотарного дела мастер» Карл Форшман, Готфрид Эгерц и др. Среди тех, кто откликнулся на объявление и неизменно участвовал во всех последующих торгах, был санкт-петербургский купец Игнатий Иудович (Юдин сын) Денисов, владелец железных заводов в Туле. Ему предстояло выдержать в течение почти двух с половиной лет многочисленные торги и в конце концов выйти из них победителем.

На торгах 27 апреля 1771 г. основной соперник Денисова Яган Вольф брался изготовить решетку по цене 2 руб. 22 коп. с пуда из своего материала, «за ворота болшие одне 1375 руб., за малые двои 1825 руб…. за всю ту работу 12 647 руб». «А купец Денисов, – читаем в документе, – желает также исправить, да сверх еще сего фигурою, на каком лутше из представленных им и других мастеров тому украшению обрасце», т. е. изготовить позолоченные навершия на ворота по цене «79 руб. с пуда»³¹. Денисов выиграл эти торги, так как «менее же цен никто не взял, и от торгу отказались». Денисов был готов отковать решетку на своих заводах в Туле «в два, а ежели и прежде сего срока та работа надобна будет, то и в полтора года»³². В мае 1771 г. состоялись очередные торги, и мы узнаем новые подробности об облике ограды. Денисов брался изготовить медные украшения «по деревянной модели против представленной восковой модели» по 36 руб. 22 ¹/4 коп. с пуда, а за 200 пудов – 7244 руб. 43 коп. (скинул, а скорее не досчитал 2 коп.). На украшение ограды, не считая ворот, должно было пойти 200 пудов меди. Это много, около 110 кг на одно звено, почти в четыре раза больше, чем сейчас! Таким образом, в мае 1771 г. рассматривался проект ограды, не уступавший обилием декора первому проекту Фока.

Однако летом появился новый проект, по которому также была сделана деревянная модель. В сентябре 1771 г. кузнечный мастер Давид Маленберг изготовил «против деревянной железную модель в длину одного аршина полувершка весом 11 пудов 20 фунтов». «Как таковой решетки, – доносил Маленберг своим рапортом в Контору строений, – будет в каждом звене по три сажени, то на оное звено полагая против оной зделанной модели потребно железа 103 пуда 20 фунтов»³³. Любопытно, по сравнению с существующей оградой длина звена на целый метр больше, а вес на 9 пудов меньше! Торги не проводились: верный признак, что вариант не был утвержден.

Работа над проектом ограды продолжалась, и наконец появился окончательный вариант. Резной мастер Иоганн Дункер изготовил деревянную модель, выставленную 28 мая 1772 г. на торги, в которых участвовало восемь человек. Последнее слово, как всегда, осталось за Денисовым, но было решено назначить переторжку после того, как будет изготовлена на этот раз железная модель. Слесарные мастера Степан Антропов и Федор Пильников подали в Контору строения рапорт 19 июля 1772 г., что они на Мастерском дворе сделали «против деревянной… и чертежа железную пробу, как в длине так в ширине и толщине в полы, то есть шириною одного с четвертью, а вышиною трех с четвертью аршин». Модель была сделана «в полы, против того, как ей в натуре быть должно»³⁴. Отсюда видно, что высота и длина звена в точности соответствует размерам современной ограды – 4,68 и 5,4 м.

Очередные торги состоялись 16 июля 1772 г. Денисов на паях со слесарным мастером Кригером, от услуг которого позднее отказался, брался изготовить решетку «во всю дистанцию берега во всем против пробной на величину как в длину, так ширину и толстоту вдвое» по цене 4 руб. 90 коп. за пуд из своего железа и по 4 руб. 30 коп. из казенного железа³⁵. Основным его соперником на торгах выступил вольный слесарный мастер Пауль Кель, сбивший цену соответственно до 4 руб. 60 коп. и 3 руб. 95 коп. На переторжке 7 ноября 1772 г. Денисов объявил, что «возьмет по состоявшимся за мастером Келем ценам, против зделанной и опробованной г-ном действительным тайным советником и кавалером И.И. Бецким модели». Любопытно, что, хотя проект ворот еще не был утвержден («а каким воротам быть, о том еще от г-на действительного тайного советника и кавалера апробации не было»), Денисов соглашался на любые варианты и брался сделать всю ограду с воротами со всеми медными позолоченными украшениями за 48 749 руб. «За трое ворот, естли кроме медного украшения, а за одну только кузнечную и слесарную работу из своего железа за 3800 руб. А с медными украшениями с чеканкою и позолотою по 10 000 руб.». Стало быть, изготовление «украшений» на трое ворот он оценил в 6200 руб. Эта колоссальная сумма свидетельствует, что предполагался роскошный и дорогостоящий декор. Денисов обещал половину решетки поставить уже в 1773 г., а другую – в 1774 г., если ему будет выдана авансом пятая часть, «а из остальных давать сколко, когда той решотки привезено, и здесь принято будет»³⁶.

По результатам торгов Контора 25 ноября 1772 г. дала подробную справку Бецкому вместе с рекомендацией следующего содержания: «Оная контора мнением своим полагает делать ее отдать завотчику купцу Денисову за просимую им последнюю цену». И хотя ту же цену давал мастер Кель, но Контора в том, что он «ту решотку мог зделать чистою работою и акуратно надежды не полагает». Что же касается Денисова, то он «во дворце Ея Императорскаго Величества задвижек, шпапиле-то (шпингалеты) и прочего исправно производил». А посему Контора решает «сходственно с Адмиралтейским регламентом 1-й главы с 15-м пунктом, которым позволяет отдать хотя и дороже, но верному подрядчику»³⁷. В ноябре 1772 г. Контора запросила заархитектора Егорова о количестве железа, сколько потребуется на ограду «расстоянием с воротами и столбами на 100 сажень, выключая из того сто саженного разстояния диаметр будущих между сею решеткою каменных столбов и ширину железных трех ворот». «На вышеписанный запрос оной канцелярии, – ответил Егоров, – сим объявлено, что на дело вышеозначенной решетки за исключением тридцати трех столбов и трех ворот потребно железа три тысячи двести двадцать пудов»³⁸. Немного ошибся: впоследствии выяснилось, что изготовленные звенья весили 112,5 пудов и, следовательно, 29 звеньев должны весить 3262,5 пуда.

Сопоставим эти данные с проектом той ограды, что была выставлена на торги год назад, 27 апреля 1771 г. По документам ее вес без учета ворот составлял 4255,5 пудов; следовательно, вес одного звена около 147 пудов³⁹. В окончательном варианте вес звена снизился на треть, а стоимость изготовления, напротив, возросла более чем вдвое.

В начале декабря Фельтен представил на утверждение Бецкого проекты ворот, и 8 декабря 1772 г. начальник Конторы строений распорядился назначить торг «к исправлению ворот по чертежу, который при сем прилагаю»⁴⁰. В архивном деле (л. 206-а) находился чертеж Малых ворот за подписью Фельтена. Преступная рука вырвала лист из дела, и, как впоследствии выяснилось, он попал к перекупщикам. По счастью, Р.Д. Люлина успела его опубликовать⁴¹. Лишь в 2000 г. похищенный чертеж возвращен в архив нашедшим его петербургским коллекционером Игорем Филимоновым. Чертеж Больших ворот из этого дела (или его копия) находится в Музее истории Санкт-Петербурга⁴².

В ноябре 1772 г. состоялись торги, о результатах которых Контора строений сообщила Бецкому следующее: «Оная Кантора мнением своим полагает делать ее (решетку) отдать завотчику купцу Денисову за просимую им последнюю цену из казенного железа, заготовленного в разсуждении, что из оного дешевле дело той решотки обойдется по 3 рубля 95 копеек с пуда, а к тому чего недостает, то из собственного ево Денисова железа по 4 рубля 60 копеек». Ту же цену давал мастер Кель, но не представил поручительства. Посему Контора заключила, что он «ту решотку мог зделать против вышеписанного чистою работою и акуратно надежды не полагает»⁴³. Но Бецкой потребовал переторжки и, как оказалось, не напрасно. В новом раунде торгов, начатых 8 января 1773 г., участвовали, помимо Денисова, вольные слесарные мастера Христофор Фелкер и Готлиб Бегре, а также медного и золотарного дела мастер Карл Форшман. Все они брались изготовить решетку за полтора года, по цене 3 руб. 95 коп. из казенного железа и за 4 руб. 59 коп. из своего железа. Очень высокую цену они просили за изготовление ворот «…из их железа по 6-и руб., из казенного по 5 руб. 40 коп. за каждый пуд». Контору строения не удовлетворили результаты торгов, и 4 мая 1773 г. состоялись новые, на которых Денисов подтвердил, что готов «по вновь учиненному чертежу и против зделанных проб… все сходственно портив чертежа исполнить». В следующем месяце, 1 июня 1773 г., состоялись на этот раз последние торги. Сколь упорный они носили характер, видно из того, что Денисов, сбив цену до 4 руб. 20 коп., довел ее в результате до 3 руб. 80 коп. за пуд из казенного железа и решительно заявил, что «менше как за ту решотку, так и ворота не возмет и торговаться ни с кем не желает»⁴⁴.

Прошел месяц, и 3 июля 1773 г. Контора вновь предлагает Бецкому заключить контракт с Денисовым за «требуемые им последние цены (менее коих никто не взял), а именно за решотку ис казеннаго по три рубли по осмидесяти копеек за каждый пуд, а за ворота из ево железа 3800 рублей». Надо отдать справедливость тому, как основательно Контора строений подходила к тратам казенных денег. Ведь предварительно опытным путем было установлено, что себестоимость решетки, изготовленной на казенном Мастеровом дворе, равна 3 руб. 79 коп., на копейку дешевле, чем давал Денисов. Подряд остался за Денисовым, который взялся изготовить решетку «во всем против пробной, но величиною как в высоту, так ширину и толстоту вдвое, а именно в высоту в шесть с половиною аршин». Весьма примечательна заключенная в скобках приписка «(коих воротам каким маниром быть Ваше Высокопревосходительство опробовать еще не соизволили)»⁴⁵.

Денисов брался изготовить ворота без украшений за 3800 рублей, за всю решетку 16 036 руб. против 17 790 руб. 90 коп., с которых он закончил торг семь месяцев назад. В ответ на запрос Конторы Денисов заявил, что в обеспечение договора он ручается всем своим капиталом, в том числе «лавками на Гостином дворе в Петербурге, в Суконной да Меховой линии». Кроме того, он нашел поручителя, некого полковника Алексея Афанасьевича Дьякова, что «состоял при строении Петропавловской колокольни и пенковых анбаров»⁴⁶. У этого Дьякова, как подтвердила Главная Полицмейстерская канцелярия, «на Васильевском острове в Третьей линии на каменном фундаменте деревянный дом и в разных местах свои деревни, а у Денисова в Гостином каменном дворе две в суконной, да в меховой линии в верху лавки каменные, в которых и торг производит своими товарами». Сведения Контора проверила, выяснив, что точно в Каширском уезде в селе Баравкове у Дьякова есть 89 душ крестьян и лавки и дома. Старшина гильдии санкт-петербургского купечества подтвердил, что за Денисовым нет никаких долгов. Домов в Петербурге у Денисова нет, и живет он в своей суконной лавке на Гостином дворе под № 18. Контора запретила сделки с недвижимостью (заклад, продажу) как Денисову, так и его поручителю полковнику Дьякову, «доколе та работа зделана будет в писме крепостей закладных учинить запрещение»⁴⁷.

По контракту, заключенному 24 июля 1773 г., Денисов был обязан всю работу закончить за два года, но уже через полгода, к декабрю 1773 г., представить одно звено, «во всем против пробное вдвое и так плотно, чтоб в сплатке спаев видно не было», доставить его в Петербург и установить на показанное место между двумя столбами. Бецкой задумал к приезду императрицы из Москвы показать ей это звено и испросить ее мнение, шлифовать гранитные столбы или обработать поверхность мелкой ковкой и золотить ли медные украшения «заказным золотом». Обратим внимание на первое условие контракта: работы производить «во всем по апробованным чертежам (с которых копии ему Денисову дать за подписанием и печатью оной канторы)»⁴⁸. Вот почему уже 26 июля, через три дня после заключения контракта, Контора строений поручает Егорову вычислить, «на каком разстоянии для крепления оной решотки столбы поставлены и какой широты между теми столбами звенья решотки делатся должны». Чертежи представить «на апробацию и утверждение г-ну надворному советнику и архитектору Фельтену, а ему г-ну Фельтену по разсмотрению тот чертеж, буде оный исправно сочинен будет, с надписанием, что по оному работу производить должно, представить в кантору немедленно»⁴⁹. Сохранился рапорт Фельтена, датированный октябрем (без указания числа, но, скорее всего, 21 октября) 1773 г.: «Во исполнение данного мне из оной Канторы указа, которым должно по берегу Невы реки у перваго саду железную решотку и трои ворот зделать, учиненные заархитектором Егоровым шесть чертежей мною разсматриваемы, при сем во оную Кантору представляются, по которым и работу производить должно»⁵⁰. Именно этот документ был представлен Р.Д. Люлиной как доказательство, что проект Невской ограды сочинил Егоров.

Предоставленные подрядчику чертежи – это, возможно:

1) план всей ограды;

2) звено ограды;

3) Большие ворота;

4) створка Больших ворот;

5) Малые ворота;

6) створка Малых ворот.

Кроме скопированных Егоровым шести чертежей, Денисов 23 октября 1773 г. получил «за подписанием гдна надворнаго советника и архитектора Фелтена (два) чертежа и медные следующие к той же решотке пробные кисть, репеи и шниркуль, за подписанием же и печатью оной канторы. Оные два чертежа и медные три штуки санкт-петербургской купец Игнатий Денисов взял с распискою»⁵¹ (последнее предложение написано рукой Денисова).

Запомним эту дату – 23 октября 1773 г.: все дальнейшие изменения проекта могли касаться только наверший и позолоченных декоративных деталей на воротах, которые Денисов по контракту делать был не обязан. Переданные Денисову пробные украшения изготовили мастера «медного, литейного и чеканного дела» Мартелли и «инструментального дела» Наум Семенов. «Шниркулем» называлась деталь в виде своеобразного пера между кистями под наконечниками копий. В каждом звене предполагалось 18 шниркулей, 17 кистей и 18 розеток. Денисов брался изготовить медные изделия с позолотою соответственно за 16 руб., 8 руб. и 7 руб. 50 коп. Таким образом набор декоративных деталей для одного звена стоил бы у него 559 руб., что намного больше стоимости изготовления железного звена – 422 руб. Контора решила, что цена завышена, и следует передать заказ казенным мастерам: «…что же принадлежит до меднаго к тому украшения и его позолоту, то оное в разсуждении дороговизны просимой им Денисовым цены, сия Кантора мнением своим полагает зделать казенными мастеровыми… в те же два года, в которые купец Денисов ворота и решотки зделать обязывается, то медное украшение с позолотою исправится с пользою казне может»⁵². Предполагалось, что, пока на тульских заводах откуют ограду, в Петербурге на казенных мастерских за те же два года изготовят позолоченные медные украшения. На деле вышло не так: Денисову понадобилось значительно больше времени, чтобы выполнить заказ, но лишь в августе 1777 г., затем повторно в мае 1778 г. Контора дала в «Санкт-Петербургских ведомостях» объявление о торгах на изготовление к ограде медных украшений вольными мастерами. И эта работа затянулась еще на несколько лет.

Изготовление решетки

Заключив контракт, Денисов тотчас приступил к работе. Но оказалось, что данное ему из казны железо «явилось неспособно и в тяги неуравнительно, и так де принужден он послать в Сибирь, дабы там выковано на ту решотку было железо по моделям, почему хотя то железо и выковано в 773 году, но за известными случаями бывшаго тогда разбойника Пугачева доставить в Тулу было не можно, зачем и в деле той решотки остановка была»⁵³.

«В Сибирь» – это на Урал, где на заводах рабочие примкнули к бунтовщику Емельяну Пугачева. Что и говорить, форс-мажорные обстоятельства! Денисов обратился с просьбой «в заключенном с ним контракте другой уже термин постановить, а на написанной в контракте срок ему никак уже всех звен решотки и ворот зделать неможно»⁵⁴. Бецкому доложили, что просьбу можно удовлетворить. Оказывается, «приготовленные столбы и цоколь не все начисто вытесаны, так и еще несколько тех столбов и цоколей выломать и поставить подряжаются, да и фундамент только ныне начат делать, за чем решетка, хотя бы и привезена была, но поставить всей ее на место не можно было». Контора решила «ему, Денисову, в просрочку непоставки той решотки и ворот на срок не почитать».

Первое звено было доставлено в Петербург в июне 1775 г. Фельтен доложил, что «заархитектор титулярный советник Егоров и мастер слесарной Антропов и кузнечной Малемберх рапортом представляют, что… звено ими осматривано и оказалось зделано самою чистою и против чертежа и модели сходственною работою»⁵⁵. В октябре 1775 г. Денисов известил Контору, что он сделал 10 звеньев, но затем работу приостановил по странной, на первый взгляд, причине: «за недачею мне от сей канторы, сколко действительно звен надобно известия. почему нанятым мною мастеровым и последовала остановка»⁵⁶.

Когда мы говорили, что в истории строительства ограды есть нечто мистическое, то имели в виду и эту загадку: первоначально в документах говорилось об ограде, в которой должно быть 33 гранитных столба и, следовательно, за исключением трех ворот – 29 металлических звеньев. Но при утвержденной длине звена (5,40 м) не достает еще двух звеньев, чтобы протянуть решетку на всю ширину Летнего сада, от Фонтанки до Лебяжьей канавки. Когда наконец это стало очевидным, последовало такое разъяснение: «Денисову на требование ево объявить, что всех между столбами звен надобно тридцать одно, кои все ему к зделанному и поставленному… и поставить неприменно, в чем он, Денисов, и подписался»⁵⁷. Это означает, что количество гранитных столбов увеличено до 35, и надо сделать дополнительные два звена. Но это, как увидим, не конец истории.

В ноябре 1775 г. Егоров освидетельствовал поставленные на место большие ворота и три звена «вдобавок к пробному». По его показанию, они «оказались в их отделке как кузнечною, так и слесарною работою порядочны и прочны и против чертежа и модели сходственны»⁵⁸. Еще двенадцать звеньев, так как столбы не были готовы, Денисов вынужден был держать на своем дворе в Петербурге. Как помним, два года назад он жил в своей суконной лавке на Гостином дворе, а теперь обзавелся собственным домом. Адрес удалось установить. В 1770-х гг. Главная Полицмейстерская канцелярия начала отвод участков под застройку кварталов на бывшем обширном лугу, простиравшемуся по берегу Фонтанки от Третьего Летнего сада до Невского проспекта. Один из участков, второй по Итальянской улице от угла Караванной улицы, 10 июля 1774 г. приобрел «санкт-петербургский купец Игнатий Юдов Денисов». По соседству поселился его брат, «директор Ассигнационного банка Иван Иудович Денисов». Позднее, в октябре 1775 г., Игнатий увеличил свой надел, купив смежный участок соседа справа⁵⁹. В настоящее время на месте двора Игнатия Денисова стоит дом № 35 по Итальянской улице.

Из рапорта Денисова от 13 декабря 1776 г. узнаем: «… договорные тридцать одно звено, да ворота болшие одни и малые одни ж зделаны и из оных некоторое уже число (двенадцать) и наместо со всем поставлено и утверждено». Вторые малые ворота, «хотя тож зделаны, но еще не собраны»⁶⁰. Каждое звено принималось по весу; все имели стандартный вес – 112 пудов 20 фунтов (1800 кг). Свои обязанности перед Конторой Денисов выполнил, но столбы еще не все были готовы, и металлические звенья он был вынужден по-прежнему держать на своем дворе.

Навершие на Большие ворота

Удивительный факт из числа труднообъяснимых: навершие на Большие ворота установлено в 1775 г., но понадобилось почти 10 лет, чтобы найти оригинальное решение для завершения Малых ворот. Контракт на изготовление «верхнего железного украшения весом сто пудов» был заключен «с санкт-петербургского цеха кузнечного дела мастером» Христианом Вегенером в 1774 г. Мастер затребовал за работу 4 рубля за пуд, «но потом по довольному от господ присутствующих склонению согласился самою последнею ценою взять по три рубля по осьмидесяти копеек за каждый пуд», столько же, сколько Денисов брал за рядовое звено⁶¹. К 15 декабря 1775 г., к приезду императрицы из Москвы, готовое изделие предполагалось установить на воротах.

Из рапорта Вегенера узнаем, как непросто удалось ему выполнить заказ:

«Канторе строения Ея Императорскаго Величества домов и садов вольного кузнечнаго дела от мастера Крестьяна Вегнера Покорное доношение.

9-го ноября 1774-го года в оной Канторе обязан на зделанном против Летняго саду большие железныя ворота зделать верхнее железное украшение во всем мастерством против данного мне чертежа, и оное украшение на те ворота поставить и укрепить из нужнаго сортоваго железа ста пуд ценою по три рубля по осмидесяти копеек за каждый пуд, почему мною то украшение сходственно против показанного чертежа и зделано и на те ворота поставлено, но после того по приказу господ командующих при показанной решотке то же самое украшение переделывать и на ворота ее постановлять еще два раза, которое ныне на тех воротах и стоит. Мне же та двойная переделка и постановка коштовала не менше той самой цены, какую я за единственную работу взять договорился. А естли мне выдано будет толко по объявленной цене по три рубля по осмидесяти копеек за пуд, то могу я понести немалой убыток в таковом случае. Канторе строений Ея императорскаго величества домов и садов покорно прошу, дабы оная определила мне за показанное зделанное и поставленное мною на ворота железное украшение как за единственную онаю работу по договору днги, так и за переделку и поправление мною онаго еще двух раз, чего оное стоит, по удостоинству определенных денги мне выдать, дабы я обиженным не остался.

Christian Vegener»⁶².

Итак, мастер Вегенер, изготовив украшение, еще дважды его переделывал и, по его словам, двойная переделка стоила не менее договорной цены. Отсюда можно заключить, что общее композиционное решение навершия оставалось неизменным, а менялись какие-то, быть может, существенные, но все же детали. В феврале 1777 г. Контора поручила Фельтену рассмотреть претензию мастера, очевидно, как автору проекта и инициатору переделок. Что же касается «господ командующих при показанной решотке», в чью обязанность входило принять работу «во всем сходственную чертежам и моделям», то, несомненно, среди них был Егоров и, скорее всего, слесарный мастер Антонов и кузнечный мастер Маленберг, которые вместе с Егоровым принимали от Денисова звенья ограды. В архивных документах не обнаружено сведений, что после 1777 г. завершение переделывали. Скорее всего, на ранней почтовой открытке и картине Гринера 1866 г. мы видим на центральных воротах то самое навершие, что сделал мастер Вегенер в 1777 г.

Фестоны

Мало кому известно, что из-за нехватки средств ограда Летнего сада лишилась, быть может, лучшего своего украшения – медных позолоченных гирлянд из цветов и плодов, так называемых «фестонов». По-французски это означает «украшение» от латинского «фестус» – празднество. Они имели вид гирлянд или полотнищ с красивыми складками, с завязанными в узлы свисающими концами. Рельефные изображения подобных украшений встречаются на стенках античных саркофагов. Фестоны использовались в драпировках пиршественных столов, лож, погребальных камер и пр.

В 1773 г. казенным мастерам Мартелли и Науму Семенову поручили «сделать пробные ис красной меди фестоны». Мастера обратились в Контору строений с просьбой отпустить им на материалы «имеющеюся здесь при магазинах негодную изломанную зделанную из меди и латуни огненную машину»⁶³. Как упоминалось, «машина, что огнем воду гонит», была приобретена Петром I в Лондоне в 1717 г. специально для подъема воды к фонтанам Летнего сада. Надобность в этом насосе отпала еще в 1725 г. с пуском Лиговского канала.

По заключению мастеров пробный фестон без позолоты стоил 193 руб. 66 коп., но если делать украшение «только в половину столба» (конечно, на той половине, что была обращена к Неве), то такой фестон стоил бы вдвое дешевле. В 1775 г. Контора назначила торг на изготовление фестонов, объявив, что претенденты должны по представленной модели сделать пробные образцы из своего материала. К торгам будут допущены только те, «которых работа за лутчею признана и опробована будет». В конкурсе участвовало восемь работавших в Петербурге «медного и золотарного дела» мастеров-иностранцев: Иоган Гун, Иоган Христиан Браузенберг, Христофор Фридрих Шперлинг, Дарикль, Фридрих Георги, Карл Форшман, Даниель Холценбхер и знакомый нам «кузнечного дела мастер» Христиан Вегенер. Они изготовили образцы и представили счета, во что обошлась им эта работа. «Пробные штуки для торгу, – писали в рапорте мастера, – для которых деланы из металла штампы, а потом штуки, кои вычищены, вышлифованы, вычеканены и вызолочены собственным нашим коштом и отданы в контору в декабре 76 года и там лежат». Мастера просят назначить торг, «а ежели оная работа отменена, то за пробные штуки выдать деньги»⁶⁴.