Записки «черного полковника» Трахимёнок Сергей
— Правильно, — ответил я.
— Мне нужно кое-что уточнить, — сказал он.
— Все, что тебе нужно, у меня есть.
И я протянул ему схему сигнализации здания.
— Ты пойдешь работать ко мне, когда закончишь службу? — спросил «Ганс»
— Нет, — ответил я. — Мне не по нутру то, чем ты занимаешься.
— Работа как работа… — сказал «Ганс». — Ты мог быть мне более полезен, чем мой сегодняшний помощник. Сколько там охраны?
— Ночью два человека.
— На что они надеются?
— На систему сигнализации и сложный механизм главного сейфа.
— Мне придется платить помощникам из своей доли?
— Если речь идет о деньгах, то я тоже поучаствую в этом.
— Хорошо, — сказал он. — Своему штатному помощнику плачу я, а расходы привлеченных оплачиваешь ты из своей доли. Мне нужны документы, чтобы выехать в Восточный Берлин после операции.
— С этим проблем не будет.
— Тогда готовимся.
— Когда мне передать тебе документы на выезд в Восточный Берлин?
— Дня через три, — сказал он.
— А когда ты осуществишь это мероприятие.
— Этого я тебе не скажу.
— А как же я смогу тебе помочь?
— Мне не надо помогать там, потому что лучшая помощь — это мне не мешать.
— Но я должен принять…содержимое сейфа.
— Я тебе позвоню.
На том мы и расстались. Я ехал обратно и думал, что возможность реализации такой акции у нас была бы для противника невозможна. Наши структуры размещались в войсковых частях.
Впрочем, Ми-Ай-Ди в целях конспирации вообще не должна была организовывать охрану, поскольку это было демаскирующим признаком: ни одна страховая фирма в Германии не имела охраны вообще.
Прошло три дня, я передал документы для въезда в Восточный Берлин «Гансу» и стал ждать. И однажды ночью раздался телефонный звонок, мой коллега с условного телефона поведал о звонке некоего «Ганса», который через пару часов должен быть у меня в гостях.
«Ганс» действительно приехал ко мне через два часа.
— Как прошла операция? — спросил я, влезая в его автомобиль.
— Если я сижу перед тобой, — сказал он, как истинный баварец, или человек пытающийся походить на баварца, — значит, она прошла успешно.
На востоке появилась светлая полоска, наступало утро.
«Ганс» пересел на заднее сиденье ко мне и высыпал из саквояжа несколько пачек западногерманских марок.
— Это все? — спросил я, холодея.
— Нет, — честно признался он. — Это твоя доля, а свою и долю трех помощников я уже взял.
— Слушай, — сказал я ему, — когда я говорил о содержимом сейфа, я имел в виду все, что в нем находится. Ты взял все?
— Да, — ответил он.
— Но там должны были быть папки с документами?
— Они там и были.
— Ты их не взял?
— Взял, но я выбросил их по дороге, в тех папках не было денег.
— А где ты их выбросил? После того как приехал в Восточный Берлин или там, возле старого аэропорта?
— Нет, — сказал он, — я выбросил сразу, как переехал границу Восточного Берлина.
Я никогда столько не ругался про себя, пока мы искали урну, в которую «Ганс» выбросил списки агентуры Ми-Ай-Ди. Было уже светло, на улицах появились мусорщики и уборщики, которые, наверное, удивились такой картинке: взрослый и прилично одетый мужчина выгребает из урны какие-то бумаги и пулей летит к машине, за рулем которой сидит еще более респектабельный товарищ, а быть может, и господин.
«Ганс» вез меня к нашей резиденции и говорил:
— Твоя доля маленькая, потому что мне пришлось нанять трех «быков», а они дорого стоят.
— А без «быков» ты бы не справился? — спросил я только для того, чтобы поддержать разговор.
— Нет, — ответил он. — Надо было связать охрану, а она оказалась физически сильной.
— И это было основное препятствие?
— Да, — сказал «Ганс». — Что же касается сейфа, то это был сейф старой конструкции, которая мне давно известна, и проникнуть в него было парой пустяков.
Корбалевич
Утром следующего дня к Кобалевичу зашел мрачный Гольцев.
— Знаешь, — сказал он, — я тут всю ночь думал и определился, что разведка и контрразведка могут быть искусством… только на последнем штрихе операции, но этот штрих должен обязательно покоиться на системе.
— Ладно, пусть будет так, — примирительно ответил Корбалевич. — Пригласи ко мне Михно.
— Да он уже стоит в коридоре.
— Ты ему сказал, что я его вчера искал?
— Намекнул.
— Леонид Андреевич, — сказал Михно, входя в кабинет, — я вчера на встрече был…
— Ну и прекрасно, садись, есть серьезный разговор. Вот адрес квартиры, по непроверенным данным, это одна из конспиративных квартир каморканского резидента.
— Проверить и подтвердить?
— Да, и сразу продумать вариант установки там аппаратуры слухового контроля. И еще, найди в районе кого-нибудь из старых охотников. Они в то время, когда от нас выводили военных, нахватали для своих нужд мелкомасштабных карт.
— Что приоритетней?
— Первое, но и со вторым не затягивай.
Доклад Михно в отношении квартиры на улице Богдановича обескуражил Корбалевича. Такой невезухи трудно было придумать. Установщики, а за ними и технари дали расклад, что установить стационарную аппаратуру невозможно. Конечно, можно повесить микрофон на Расима, но это очень опасно и может привести к его расшифровке.
— Оставь материалы, — сказал Корбалевич Михно, — я их еще раз посмотрю, а сам смотайся в провинцию, «поохоться» за картами.
После ухода Михно Корбалевич еще раз просмотрел материалы и стал чертить схему факторов, которые мешали установке стационарной аппаратуры в квартире, используемой разведчиками Каморканы.
С позиций нормы инструкций и правил конспирации все было правильно. И это еще раз подтверждало то, что резидент, или «резак», не зря стажировался в Москве и кое-что соображал. Ни сверху ни снизу в квартиру было не проникнуть, так как там постоянно находились люди. Даже при наличии санкции прокурора на проведение оперативно-технического мероприятия ни один оперативный начальник не дал бы разрешение на его реализацию в силу невозможности провести мероприятие достаточно конспиративно.
Еще раз просчитав шансы на удачное проведение операции, Корбалевич пошел к начальнику управления убеждать того санкционировать проведение мероприятия.
К этому времени вернулся Михно.
— Есть в Воложине, — сказал он, — мужичок-лесовичок, который действительно коллекционирует такие карты. Я договорился с ним, что приедет мой приятель, скажет, что от меня, и купит то, что ему нужно.
— Хорошо, — ответил Корбалевич. — А теперь вернемся к нашему мероприятию. Санкцию на его проведение я получил. Но проводить его буду сам. Однако к тебе вопрос: хочешь принять в нем участие?
— Да.
— Тогда давай работать. Ты правильно констатировал, что провести мероприятие невозможно, там все обставлено квартирами с постоянно проживающими соседями. Но скажи мне, с какой из этих квартир удобнее это мероприятие проводить?
Михно, посмотрел на схему, составленную Корбалевичем, и ткнул пальцем в одну из квартир.
— Правильно.
— Но там большая семья, причем отрицательно настроенная по отношению к органам.
— Прекрасно. Хотя это общие слова. Вот тебе задание: составь на каждого из них справку-характеристику. Сколько их там?
— Старики, то есть старик со старухой, плюс сын и невестка, и внук-дошколенок.
— Пару дней тебе на это.
Отпустив Михно, Корбалевич занялся бумагами, но зазвонил телефон. Это был Виктор Сергеевич.
— «Нашего друга» приглашают на пикник, — сказал он.
— Пусть откажется, — ответил Корбалевич. — Мангал еще не готов.
— Я ему так и передам, — сказал Виктор Сергеевич.
— И еще передайте ему, что его ждет в Воложине старичок-лесовичок. Откликается на привет от Михно.
— Понял, — ответил Виктор Сергеевич.
— И сообщите мне, когда он туда поедет.
— Сразу же позвоним.
Прошло два обычных дня, в течение которых Корбалевич получил звонок от Виктора Сергеевича с сообщением об отъезде «нашего друга» в Воложин и справки-характеристики на соседей одной из конспиративных квартир каморканского «резака».
Просмотрев справки, Корбалевич пригласил Михно.
— Раз уж ты отдался мне в обучение, — сказал он подчиненному, — выдели из них существенные моменты, которые могут оказать нам помощь.
— Работа сына хозяина на «Интеграле».
— Правильно, путь стереотипный, а дальше?
— Нужно установить с ним контакт, а потом, ввязавшись в драку, реагировать на его выпады по обстановке.
— Ввязываться в драку нужно, но нужно еще и знать, для чего ты в нее ввязываешься. Едем на «Интеграл».
Высокий блондин с синими глазами сидел перед ними в помещении первого отдела завода «Интеграл». Он закончил политехнический, и Корбалевичу было легко беседовать с ним. Разговор шел о пятнах, которые остались от «чернобыльского облака», а также о бытовой радиации, об источниках которой никто толком ничего не знает.
Блондин кивал головой и говорил, что даже в районах, где, казалось бы, нет промышленных предприятий, существуют сильные источники непонятных излучений, это видно на примере телевизионных помех.
— Вы имеете в виду район улицы Богдановича?
— Да, у меня там квартира.
— Об этом районе, точнее микрорайоне, мы и хотели поговорить. Нам поступило заявление от граждан, которые живут чуть ниже по улице Богдановича. Мы проверили заявление, действительно наши спецсредства фиксируют излучения, причем временами мощные. Но трудно установить источник.
— Ну почему же, — возразил блондин. — Нужна стационарная аппаратура, которая за определенный отрезок времени отследит направленность, интенсивность и периодичность излучения.
— Вся беда в том, что такую аппаратуру на улице не установишь, ведь это надо делать так, чтобы не спугнуть тех, кто является виновником этого излучения.
— И чем я могу вам помочь?
— Во-первых, советом, а во-вторых, вещью более существенной. Нам нужно провести электронную разведку. Определить, откуда идет сигнал, кто его, возможно, принимает.
— Почему вы обратились ко мне?
— Вы работаете в режимном отделе, умеете хранить секреты и, что немаловажно, живете в микрорайоне, представляющем для нас интерес. Как вы смотрите на то, чтобы помочь нам в установке аппаратуры…
— Я положительно, но у нас в семье, точнее, в квартире — матриархат.
— Давайте мы заглянем к вам вечером… Разумеется, как ваши коллеги по работе.
Вечером заехали в гости в квартиру высокого блондина. Вся семья в сборе.
Михно с порога вручил киндер-сюрприз дошколенку, по-взрослому познакомился с ним, поставил на стол торт и бутылку.
Итак, на стороне Корбалевича и Михно высокий блондин и его сын по имени Кузьма.
Высокий блондин говорит:
— Это мои коллеги, о которых я говорил.
Затем идет процесс установления контакта, без которого решить любую проблему невозможно. А лучший способ установления такового — в процессе общения констатировать факт принадлежности к одной и той же социальной группе, или профессиональному клану, или, как говорят тинейджеры, одной тусовке по интересам.
Так за разговорами о ценах, дефолте и политике всплывает предложение найти супостата и его источник излучения.
— Который, — говорит Корбалевич, — в одинаковой степени вреден и большим, и малым. Правда, Кузьма?
— Правда, — подтверждает это дошколенок Кузьма.
Возмущенные обитатели квартиры предлагают помощь коллегам мужа. Но муж говорит, что процесс установления аппаратуры сложен. Тогда Корбалевич предлагает найти машину и увезти всех членов семьи на дачу, на период работы аппаратуры.
В субботу хозяева уехали, и все остальное было уже делом техники, а точнее, технарей.
Б.Н.
Со списками агентуры я сразу направился на службу, где и дождался Ухналева. Однако мы не стали сразу докладывать руководству о завершении операции, а просмотрели утренние газеты Западного Берлина. Ничего о краже в офисе фирмы «Блаухаус» в них не было. Не было никакой информации и на следующий день.
Доложив о реализации операции начальству и сдав деньги, мы подготовили информации в особые отделы войсковых частей о наличии в их окружении агентуры противника.
Данные, полученные нами, и оперативные разработки коллег из военной контрразведки отчасти совпадали. Были в списке и наши подставы. Вот тут некоторые горячие головы стали призывать нас одновременно арестовать всю выявленную агентуру. Однако юристы этот порыв остудили.
— Что можно предъявить завербованным? — спрашивали они.
— Факт вербовки, — отвечали им.
— Юридически да, но политически арест такого количества граждан ГДР может вызвать нежелательные последствия.
И начальство согласилось с юристами, а нам с Ухналевым была поставлена еще одна задача: довести акцию по дискредитации «Блаухауса» до конца.
Мы снова стали думать, что же делать, если арест такого количества граждан ГДР невозможен, а Ми-Ай-Ди тщательно скрывает факт утраты списка ее агентуры от средств массовой информации, а возможно, и от своего начальства?
Если довести факт утраты списка агентуры до руководства Ми-Ай-Ди, то сразу обнаружатся наши уши. Дать информацию в прессу? Но вряд ли она будет напечатана теми изданиями, к которым могут прислушаться руководители военной разведки США.
Так ничего не придумав, мы разошлись и занялись текущей работой. К этому времени пришла первая весточка от Тимкина, нужно было конспиративно встретиться с ним и поддержать его морально.
Возвращаясь в Восточную Германию через Западный Берлин, я не удержался и прогулялся в районе старого аэропорта, пока не нашел здание страховой фирмы «Блаухаус».
Невзрачное здание, окруженное такими же зданиями, в которых размещались офисы других фирм. Маленькие парковки для машин и нечастые посетители.
И тут меня осенила интересная идея. По возвращении в Карлхорст я связался с Ухналевым, и мы разработали план некоего мероприятия…
Однако руководство отнеслось к нашей идее, как к цирку, и потребовало придумать что-нибудь более серьезное. Мы заупрямились. После недолгих переговоров и разъяснений с нашей стороны, что именно этот вариант реализации позволит мягко, без репрессий и дискредитировать «Блаухаус», и ликвидировать сеть сигнальной агентуры вокруг наших войсковых частей, начальство сдалось.
Зная методы связи противника со своей агентурой, мы отправили каждому агенту письмо на бланке «Блаухауса» с условной фразой, которая означала, что он должен прибыть в «Блаухаус» к двенадцати часам в следующий вторник «для получения премии».
Затем через доверенных лиц в Западном и Восточном Берлине мы пригласили в означенное время к «Блаухаусу» журналистов ведущих средств массовой информации.
Здесь опять нужно вернуться к психологии немцев. Они очень пунктуальны. И если их пригласили к двенадцати часам в официальную контору, то они придут туда ровно в двенадцать и будут крайне возмущены, если их не примут или немного задержат.
Более трехсот человек с письмами-приглашениями появились почти одновременно возле здания «Блаухауса». Сотрудники «фирмы» забаррикадировали двери, чтобы возмущенные контрагенты не взломали их. Появившейся полиции люди объясняли, что их обманули, что фирма не выполняет свои обязательства по отношению к ним. Дальше — больше, хитрющие газетчики почувствовали запах сенсации и стали раскручивать собравшихся на откровенность. Приехавшие охотно давали интервью газетчикам, плюнув на конспиративные договоренности.
— Раз противоположная сторона не соблюдает своих обязательств, почему мы должны их соблюдать? — говорили они с возмущением.
Со следующего дня фирма «Блаухаус» перестала существовать…
Руководство отметило нашу с Ухналевым работу, да и мы были довольные тем, что придумали такой вариант операции.
Но с годами я все больше стал склоняться к выводу, что этого не надо было делать. Ведь лучше держать противника на поводке и знать о нем все, чем устранить то или иное звено в разведке, а потом снова искать его.
Разумеется, Ми-Ай-Ди не перестала существовать и не прекратила своей деятельности. Она разбилась на несколько «контор» и продолжала свою работу. Но это уже другая история, и поиск этих «контор» продолжался без меня. Командировка моя закончилась, и я вернулся в Советский Союз.
Ухналев еще несколько лет работал в Германии, он готовился к длительной командировке в одну из западных стран, но, как часто говорят в разведке, если вы хотите насмешить Господа, то расскажите ему о своих планах на будущее…
Расим
Расим шел на встречу с Эрдемиром. Он доехал на метро до станции «Площадь Победы», вышел на поверхность и пошел по улице Киселева. Расим уже миновал проходную «Горизонта»[29], как вдруг рядом с ним остановился автомобиль, и сидящий на месте водителя Бахадыр сказал:
— Садись в машину.
Все это произошло так быстро, что Расим в первые секунды ничего не понял. А когда понял, он уже ехал в машине в обратную сторону от улицы Богдановича. Причем Расим сидел на заднем сиденье, прижатый еще одним «быком», одетым так же как и Бахадыр.
Они проехали вверх по улице Захарова, свернули направо возле Литовского посольства, а дальше Расим потерял ориентировку.
Машина въехала внутрь двора большого дома, остановилась возле одного из подъездов. Еще можно было при выходе броситься бежать, но Расим предполагал, что службы, которых привлек к операции Корбалевич, все же знают это место и будут отслеживать все, что с ним произойдет.
С этой мыслью он вышел из машины и пошел вслед за Бахадыром.
Расим считал пролеты и понял, что они на третьем этаже. Бахадыр не стал звонить. Дверь тут же открылась, видимо, их ждали.
Расим сделал несколько шагов внутрь коридора и увидел еще одного «быка», который мощно ударил его в область печени. Острая боль согнула Расима пополам, и он потерял сознание.
Очнулся он полулежащим на диване. Над ним стоял Бахадыр, а по бокам два «быка» помельче.
— В следующий раз, — сказал Бахыдыр одному из своих помощников, — будь аккуратней, ты мог его убить. А он еще нужен.
— Он предатель, — по-русски с сильным акцентом сказал тот, кто ударил Расима.
«Да они совсем плохо говорят по-русски», — как-то отстраненно подумал Расим, словно речь шла не о его жизни и здоровье, а о ком-то постороннем и малознакомом, которого и жалеть не стоило.
— Поднимайся, — сказал Бахадыр.
Но помощники не стали ждать, пока Расим сделает это сам. Они схватили его под мышки, поставили на ноги, а затем стали раздевать.
Бросив одежду на пол, помощники Бахадыра скотчем привязали Расима к спинке стула. А затем отошли на пару шагов, словно проверяя качество сделанной работы. Так делают художники: один-два мазка и несколько шагов от мольберта, чтобы посмотреть, как это выглядит на расстоянии.
— Заклеить ей рот? — спросил один из «быков» у Бахадыра.
Сказал он это на плохом русском, перепутав род. И у Расима появилось надежда на то, что это все-таки спектакль, рассчитанный, прежде всего, на него, поскольку о необходимости заклеить рот, можно было сказать по-каморкански. Он усмехнулся, потому что еще одна мысль поддерживала его. Ведь ребята Корбалевича отслеживают обстановку и в крайнем случае помогут ему. Расиму и в голову не приходило, что квартира, куда его привезли, была неизвестна подразделению Корбалевича.
Один из «быков» стал проверять одежду Рассима. Он просматривал и прощупывал каждый сантиметр, но делал это так сноровисто и быстро, что буквально через несколько минут закончил проверку, отложил в сторону все, что извлек из карманов, а пять мелкомасштабных карт, сложил отдельной стопкой.
Второй «бык» и Бахадыр внимательно смотрели за ним.
— На кого ты работаешь? — спросил Бахадыр Расима, когда осмотр одежды был закончен.
— На твоего шефа, — ответил Расим.
— Ответ неправильный, — сказал Бахадыр.
А один из «быков» приблизился к Расиму и ударил сбоку по лицу. Удар был силен и размашист, Расим вместе со стулом подлетел вверх и упал на спину, удивившись, что не разбил себе голову о пол.
— Осторожней, не сломай стул, — сказал «быку» Бахадыр.
«Быки» подняли стул и привязанного к нему Расима, поставили посередине комнаты, лицом к стене, на которой было большое зеркало и отошли в сторону.
Расим посмотрел в зеркало и ужаснулся. Оттуда на него смотрел испуганный голый человек, привязанный к стулу. Но не это было самое страшное. У человека в зеркале изо рта текла струйка крови, а щека на глазах распухала, превращаясь чуть ли не в подушку.
— Повторяю вопрос, — сказал Бахадыр. — На кого ты работаешь?
— Нет смысла, повторять то, что я уже сказал, — произнес Расим, представляя, что корбалевичские ребята слышат каждое его слово, а может, и записывают его на пленку, которую потом будут анализировать Виктор Сергеевич и Ухналев.
— Действительно, незачем повторять то, что ты уже сказал, — услышал он голос Эрдемира.
Эрдемир был в мокром плаще, из чего Расим сделал вывод, что он только что с улицы и там идет сильный дождь.
«Быки» и Бахадыр почтительно расступились.
Эрдемир посмотрел на лицо Расима и сказал что-то по-каморкански. После его слов «быки» покинули комнату, а Эрдемир снял плащ и передал его Бахадыру. Бахадыр одной рукой взял за спинку свободный стул и поставил его перед Расимом, а сам с плащом ушел в коридор.
Эрдемир уселся на перед Расимом, еще раз внимательно осмотрел последнего с ног до головы и произнес:
— Расим, я, рискуя своей карьерой и благополучием, выручил тебя в прошлом году. Фактически спас от тюрьмы. Я дал взятку чиновникам, чтобы ты имел возможность уехать к себе на родину. Мы договорились с тобой о том, что я тебе помогу еще раз, вытащу тебя из той бедности, в которой ты оказался. И это не стоило тебе никаких затрат, но ты пошел другим путем. Ты стал играть в двойную игру. И мне остается только посочувствовать тебе. Скажи, на кого ты работаешь?
— Мне нет смысла повторять, на кого я работаю, — сказал Расим. — Наверное, я был идиотом, когда согласился работать на тебя, потому что ты шизофреник и видишь везде подставы контрразведки.
— Стоп! — произнес Эрдемир. — Еще один прокол, свидетельствующий о твоей подготовке. «Подстава» — это специфический термин, который используется представителями спецслужб в общении друг с другом.
— Эрдемир, — произнес Расим четко, полагая, что его слышат те, кого Корбалевич приставил наблюдать за ним, — есть такой шпионский анекдот: вызывает Миллер Штирлица и говорит: «Скажите, Штирлиц, сколько будет дважды два?» Штирлиц, конечно, знал, что дважды два будет четыре, только вчера об этом ему сообщили из Центра. Но он не знал, дошла ли эта информация до Мюллера.
Эрдемир не понял смысла анекдота, но не стал требовать пояснений. В противном случае он терял бы инициативу.
— Так ты ответишь мне, откуда у тебя знание специального сленга? — спросил он.
— Я только что ответил тебе, — сказал Расим, — но ты не понял.
— Мне не нужен эзоповский язык, — сказал Эрдемир, — говори по-русски и прямо.
— А по-русски, сейчас об этом знают все, кто читает шпионские романы.
— Ответ не верный… Бахадыр.
Бахадыр вошел в комнату
— Наш друг не осознал серьезность ситуации, — сказал Эрдемир.
Бахадыр произнес что-то по-каморкански. В комнату вошли «быки».
«Вассал моего вассала не мой вассал», — подумал Расим и получил удар в солнечное сплетение. Затем его просто били, не очень сильно, но больно, не позволяя потерять сознание, хотя временами он очень хотел этого.
Потом «быки» и Бахадыр оставили его, а Эрдемир перевернул стул спинкой к Расиму, сел на него верхом, положил подбородок на спинку и снова спросил:
— На кого ты работаешь?
От побоев болело все тело, ныло лицо, но Расим все еще верил, что он основное действующее лицо в спектакле, режиссером которого является Корбалевич.
— В одну часть приезжает генерал. И видит кругом бардак полный, а в одной роте идеальный порядок Генерал спрашивает: «В чем дело?» — «Да там, — ему говорят, — старшина строгий». — «Покажите мне этого старшину», — говорит генерал. Ведут к нему старшину. Тот подходит к генералу, видит у него расстегнутый китель и говорит: «Застебнись!» — «Что-что?» — переспрашивает генерал. «Застегнитесь, товарищ генерал, — говорят ему из окружения, — старшина два раза не повторяет».
— К чему это? — спросил Эрдемир.
— К тому, что я тоже два раза не повторяю! — заорал Расим. — Я работаю, а точнее, работал на тебя!
— Пусть будет так… — сказал Эрдемир. — Постараюсь тебя опровергнуть. Бахадыр!
И снова Бахадыр вошел в комнату и что-то сказал по-каморкански. Тут же появились «быки», но они не стали бить Расима. Они взяли его одежду, оставив на диване только стопку мелкомасштабных карт.
Эрдемир снова кивнул головой, и Бахадыр с помощниками покинули помещение.
— Где ты взял эти карты?
— Купил.
Читать бесплатно другие книги:
