Встревоженные тугаи Ананьев Геннадий

Как в воду глядел прапорщик: во второй половине дня на заставу пожаловал собственной персоной Мерген. Дежурного, встретившего охотника, попросил:

– Голубина зови. Солдат зови лось брать.

На обед он не остался, сославшись на необходимость спешить. Увидел свежие следы волчьей стаи и намерен подойти по ним до ночи к логову, где расставить капканы.

– Другой раз, – пообещал Мерген, и Голубин не стал настаивать:

– Раз дело ждет, не смею задерживать.

Как бы хотелось прапорщику проследить за машиной охотника, но он не представлял, каким способом это сделать. Вся дорога до поворота в ущелье просматривается, скрытно на хвост ему не сядешь, да и после поворота нигде не замаскируешься. Вот и получается, что хотеть и мочь – две большие разницы, как говорят в Одессе.

Зато разговор с начальником заставы он решил больше не откладывать. Твердо стоять на своем: секреты выставлять и у входа в ущелье, и у выхода из него. Насмерть стоять, как он определил.

Трудным получился разговор. Очень трудным. Никак не мог взять в толк старший лейтенант Кахоянов, какие сомнения гложут старшину заставы.

– Удивляюсь тебе, Иван Демьянович! Приехал на заставу ветврач совхоза, ну и что? Впервой ли такое? А Морген? Мы его знаем как облупленного.

– Но их приезды совпадают с появлением новых лоскутков на дубе.

– Не вижу связи. Кто-нибудь из чабанов язычничает, но при чем здесь здравомыслящие люди? Неужели, думаешь, ветврач, человек с высшим образованием, может верить в какую-то душу дерева? Не в каменном же веке мы живем.

– При чем здесь век и при чем вера? Меня смущает строгая периодичность появления лоскутков, а следом за этим – визит на заставу. И учти, Валентин Владимирович, визиты те стали лишь после того, как мы старшему чабану хвоста накрутили. О прежних приездах, а они, я вполне уверен, тоже были, нас в известность не ставили. Уверен я в том, что связь приездов охотника и ветврача с новыми лоскутами тоже имела место. Для меня все это говорит о многом. И хочу предупредить тебя, Валентин Владимирович, что я пойду на все, но своего добьюсь. Не побоюсь старших командиров призвать в арбитры. Граница – не личное дело… И еще… Она не прощает верхоглядства и ошибок. Да, я ниже вас по званию и по должности, но у меня несравнимо выше вашего опыт. Ко мне прислушивались более опытные начальники застав, какие командовали до вас.

– Выходит, я салага с амбицией?!

– Я сказал именно то, что хотел. Не прислушиваешься к моему голосу, собери старших наряда на совет, спроси их напрямую, что они думают о карканье воронья в ущелье и цветных тряпках.

Спасательный круг для начальника заставы. Можно отступить, не потеряв своего лица. Кахоянов тут же повелел дежурному:

– За час до боевого расчета старших наряда – ко мне. Всех до одного, – а как только дежурный вышел, Кахоянов предупредил прапорщика: – А ты не влияй на старших наряда. Чтоб без нажима.

Обидно это предостережение для Голубина, но он решил проглотить горькую пилюлю.

– Ухожу домой. Со старшими наряда тоже беседуй один. Чтоб действительно без всяких сомнений.

Не рассчитывал Кахоянов на такое единство мнений, какое услышал от тех, кто ходил к ущелью в секреты, и от тех, кто видел, как шла по следу овчарка, вызванная Голубиным с тревожной группой.

– Много непонятного. Ущелье нужно перекрывать с двух сторон.

– Хорошо бы и днем держать его под наблюдением.

– Толку от такого наблюдения. Если бы скрытно, тогда иное дело, а где замаскируешься?

И не один не сказал, что пустяшное дело полошиться лишь по поводу карканья воронья ночами. Именно этому факту все уделяли особое внимание. Зря вороны не каркают – таково было убеждение каждого. Обращали внимание и на то, что после каждой такой беспокойной ночи появляется новая полоска на дубе. Тоже вряд ли случайность.

– Спасибо, товарищи, – поблагодарил Кахоянов старших наряда. – Учту ваши мнения в планах охраны границы. Свободны. Готовьтесь к боевому расчету.

Тут же позвонил Голубину:

– Твоя, Иван Демьянович, взяла. Жду. Вместе станем планировать охрану границы на завтрашние сутки. Хотя, если честно, я считаю все это пустяшным делом. Выеденного яйца не стоит.

Что же, оставаться со своим мнением никому не возбраняется, если действуешь все же в интересах общего дела, и Голубин не стал переубеждать Кахоянова, посчитав, что нет смысла раздувать пожар конфликта, который, занявшись было, локализован.

– Время, Валентин Владимирович, покажет, кто из нас прав. Доверимся главному и самому справедливому судье.

Две ночи прошли тихо. Прапорщик Голубин встречал секреты на полдороге к заставе, затем шел к дубу убедиться, не появились ли на ветках новые лоскутки.

Нет. Все без изменений.

На третью ночь Голубин попросился в секрет на выходе из ущелья. Кахоянов согласился, однако от подначки не удержался:

– Сходи-сходи, Аника-воин.

Ответить столь же обидным? Но Кахоянов – начальник заставы. Командир. Субординация, а не возраст, опыт и умение правят бал, тем более, здесь не интересы границы, а личные взаимоотношения. А они ограничены уставом. Вот и проглотил обиду Голубин. Лишь в мыслях поперечил: «Ничего! Поглядим, как ты завтра заговоришь!»

Ну а если предвидение ложное? Что ж, тогда придется склонить голову под секиру. Отступать тоже нужно уметь. Вселюдно придется признать свою неправоту.

Секрет проходил через ущелье к выходу в самое начало сумерек, когда воронье слеталось к своим гнездам на ночлег, ссорилось между собой, решая какие-то свои спорные вопросы, поэтому на людей они не особенно обращали внимание, и проход наряда не мог в это время вызвать никакого подозрения даже у человека, который бы специально прислушивался к поведению воронов. Перед самым же выходом, будто специально, чтобы можно было спрятаться, близ отвесной стены лежали валуны, острость боков которых сгладило время. Вот там, между этими валунами, лежать наряду почти до самого рассвета, слушать тишину и настораживаться, уловив любой посторонний звук.

Здесь пограничникам не было возможности, наблюдая за выходом из ущелья, еще и контролировать друг друга, поэтому сюда посылались и старшими, и младшими «старички». Они привыкли к бессонным ночам в нарядах, их дрема не одолеет, как бы ни старалась.

Слился с камнями секрет. Даже днем не вдруг его разглядишь, а уж о ночи и говорить нечего. Тихо-тихо лежат. Даже дышат совершенно бесшумно. В ущелье тоже тихо. Вот уже, по расчетам прапорщика Голубина, полночь. Сомнения наседают: «Неужели ошибаюсь?»

Гнетет тишина. И тут… Ворон в центре ущелья подал голос. Голубин выдохнул младшему наряда:

– Будь готов.

Следующий крик, сердито-тревожный, чуточку поближе. Вот еще ближе. Еще. Вот совсем близко. Сердце бьется учащенно, хочется вскочить и рвануться к тому месту, где прокаркал последний ворон, но прапорщик приказывает себе: «Лежи!»

Силуэт человека. Ну, давай-давай, иди, еще чуток… Ну, смелей! Вешай лоскут. Теперь пора:

– Стой!

Как раз – разевай рот! Человек метнулся обратно в темноту, вот-вот растворится в ней.

– Стой! Стрелять буду!

И чуть завысив (живым взять лучше), прошил ночь трассирующей очередью Голубин.

Еще мгновение – и бросок к остановившемуся нарушителю пограничников, готовых в один миг нажать на спусковой крючок, если вспыхнет встречный выстрел.

Нет. Никакого выстрела. Никакой даже попытки сопротивления. Стоит голубчик, поднявши руки. Заламывай их за спину и связывай.

Таиться теперь нет смысла: автоматная очередь слышна далеко, и если у задержанного есть напарник, то не станет он выпяливаться, а если попытается прорваться за кордон, наткнется на второй секрет. Вот Голубин и задает резкий вопрос. На алтайском:

– Откуда?!

– Там мой дом, – ответил тоже на алтайском задержанный. – За рекой.

– Где перешел границу?

– Я не переходил. Я ходил в пагоду молить Будду помочь вылечить жену. Умирает она. Слышал голос: поклонись духу дуба, и вот я здесь. Будда перенес. Кто же другой?

Врезать бы по этим врущим устам. Смачно приложиться. Со всего размаху. Да разве позволишь подобное?

– Не рассказывай сказки! Говори, где перешел?!

– Не перешел. Молил Будду в пагоде, и вот – здесь.

Голубин велел младшему наряда отконвоировать задержанного на заставу, сам же решил остаться на месте задержания до рассвета.

– Тревожную группу с собакой пришлешь.

Едва лишь затеплился день, в ущелье приехал самолично старший лейтенант Кахоянов. Сразу же признался:

– Да, утер ты мне нос, – затем приказал инструктору службы собак начать проработку следа.

Овчарка, понятное дело, легко взяла свежий след, но в самой середине ущелья метнулась было влево, потом вернулась обратно и потянула к выходу. И так, не сбиваясь, довела до самой заставы, куда был приконвоирован нарушитель.

– Давай назад. К тому месту, где собака сбилась.

В ущелье повторилась та же самая чертовщина, какая случилась с другой розыскной собакой в прошлый раз: овчарка инструктора, которая считалась лучшей на заставе, тоже уперлась в гранитную стену и виновато заскулила.

– Ничего не пойму, – сокрушенно вздохнул Кахоянов. – Нарушителя задержали, а доказательств нарушения границы у нас нет.

– Он утверждает, что Будда перенес его сюда. Думаю, не отступится от этого.

– Попробуем еще допросить. Перекрестно. Может, расколется, запутавшись?

Надежда – штука хорошая, но беда в том, что не очень часто она обретает ожидаемую плоть. Измотал нарушитель Кахоянова и Голубина донельзя тупыми однообразными ответами:

– Не переходил. Просил Будду лечить мою жену. Она умирает. Будда услышал мою просьбу. Принес меня к святому дубу.

– Сказки! Где перешел границу?!

– Почему не веришь? Будда все может. Он же Будда.

С другого бока принялись. О жене начали расспрашивать. Чем больна? Охотно отвечал задержанный. Хвалил ее красоту и доброе сердце. Хвалил за умение вести домашнее хозяйство и создавать уют в доме, за ласковость к детям, но на вопрос, отчего же тогда ушел от жены, ответил с тем же упрямством:

– Не ушел я. Она сильно болеет. Будду просил помочь. Он услышал мою просьбу.

– Жена носит красное белье?

– Нет.

– А это откуда?! – показывая на красную полоску ткани, строго спросил Голубин.

– Не знаю. Будда, должно, дал.

Хоть кол на голове теши, хоть лбом об стену. Не переломить глуповатого упрямства.

Дежурный по заставе постучал в дверь:

– Можно вас, товарищ старший лейтенант, на два слова.

– Слушаю, Что стряслось? – выйдя и закрыв за собой дверь, спросил Кахоянов.

– Старший чабан из кошары Шакирбая приехал. Хочет видеть вас.

– Интересно… – многозначительно протянул Кахоянов и, подумав немного, распорядился: – Задержанного обратно в комнату чистки оружия, а гостя встреть и проводи в канцелярию. Пусть прапорщик Голубин тоже туда приходит. Но прежде пусть распорядится насчет чайку.

Старший лейтенант Кахоянов успел уже усадить гостя за приставной столик и даже спросить, какая нужда привела его на заставу; старший чабан уже заговорил: «Не моя, а ваша…» – и тут в канцелярию вошел прапорщик – очень своевременно: Кахоянов мог бы опростоволоситься.

Традиционное рукопожатие с прижатой к сердцу левой ладонью, и гость продолжил прерванное:

– Стреляли в ущелье. Вот я и подумал, не нужна ли наша помощь?

– Пустяки, – успокоил его Голубин. – Случайный выстрел. Я как раз с этим разбираюсь.

Удивлены и Кахоянов, и гость. Правда, старший лейтенант благоразумно смолчал, чабан же не нашел нужным прятать свое удивление!

– Выстрел разве? Очередь была. Длинная.

– Вот это и мне непонятно. С предохранителя сорваться может на одиночный. Такое бывает. Но чтобы на автоматическую? Не бывало еще на моей памяти такого. Думаю, солдат чего-то запутался. Хотя он уверяет, что случайно все вышло. Но, в общем, все это – пустяки. Разберемся. За беспокойство же – спасибо. По-дружески это.

Повар, постучавши, внес на подносе чай, сахар, печенье, масло. Все из доппайка офицеров. Гость наигранно восхитился:

– Давно печенье не видел.

Выпили по чашке чая, поговорили о делах чабанских, особенно об ящуре (Голубин очень уж этим интересовался), не привела ли эпидемия к массовому падежу. Узнавши, что ветврач своевременно выявил угрозу и предотвратил ее, продолжая теперь неусыпно следить за отарой, Голубин даже, похоже, обрадовался. Не единожды похвалил профессионализм ветеринарного работника. Гость с этим тоже горячо соглашался.

Отняв довольно много времени у офицеров, старший чабан наконец откланялся. Провожать его пошел старшина заставы. Когда же Голубин вернулся, Кахоянов встретил его вопросом:

– Чего темнил? Мы же должны лепить из него хорошего себе помощника.

– Не верю я ему.

– Так нельзя к людям.

– Возможно. Но я ему не верю. Теперь я и насчет Мергена сомневаюсь. Похоже, слишком много случайностей. Давай, Валентин Владимирович, продолжим допрос. Глядишь, до приезда начальства раскусим орешек. Чтоб лавры все нам самим остались.

– Я не против доброго поощрения, но… Впрочем, давай и в самом деле продолжим допрос.

Увы, их желание приостановил доклад часового с вышки: из ущелья выехал уазик и движется к заставе.

– Гость на гость – хозяину радость, – вздохнул Голубин. – Пойду встречу.

Вернулся прапорщик скоро. И не один. Представил начальнику заставы гостя:

– Следователь из ФСБ. Из самой Москвы.

– Какими судьбами? – едва сдерживая удивление и волнение, спросил старший лейтенант Кахоянов. – Чем мы заслужили такое внимание стольного града?

– Суть вопроса такова: контрабанда наркотиков в крупных масштабах. А почему ваша застава? Рекомендация ветерана, служившего в комендатуре в предвоенные и военные годы. – И спросил совершенно неожиданно: – Черный камень у вас на берегу реки есть?

– Есть. На изгибе реки.

– Стало быть, нет ошибки… Но что это я во весь галоп, как на приз товарища Берии? – одернул себя Пасынков прежним упреком ветерана. – Не на один день я приехал. Будет время и вас послушать, и самому кое-что рассказать. О тайне черного камня.

– Похоже, вы тютелька в тютельку прибыли. Сегодня ночью застава задержала нарушителя границы, и мы бьемся разгадать, откуда он взялся в ущелье.

Донельзя рад Пасынков. Не ошибся, выходит, в выборе, послушавшись ветерана, но держит себя в руках жестко: негоже следователю уподобляться восторженной девице.

Спросил деловито:

– Как объясняет сам задержанный?

– Будда его, видите ли, перенес. Впрочем, можете порасспросить его сами. Он в комнате чистки оружия. Под охраной.

Не сразу ответил Пасынков. Несколько минут сосредоточенно думал, потом предложил:

– Сходим сперва к черному камню. Там, как рассказывал мне ветеран, есть вход в пещеру. Если подтвердится, тогда допрос облегчится.

Снарядились как в самый настоящий пограничный наряд на опасный участок. Майора Пасынкова вооружили автоматом с сумкой запасных рожков, прапорщик Голубин взял следовой фонарь. А старший лейтенант Кахоянов приказал часовому на вышке вести непрерывное наблюдение за сопредельной территорией в районе изгиба реки. Казалось бы, день, зачем такая перестраховка, но заставские офицеры понимали, что не шутки шутить они идут, а на серьезное дело, которое может окончиться вооруженным столкновением. В пещере, если она все же есть, вполне могут находиться еще контрабандисты (нисколько не исключен групповой переход), да и на сопредельной стороне, в тугаях, разве не могла укрыться группа поддержки?

Как показало время, они не слишком преувеличивали. Просто немного опоздали, поэтому не случилось перестрелки. Впрочем, все по порядку…

Камень действительно являлся причиной поворота реки на юг. Фарватер этого места сдвигался почти к нашему берегу и, натыкаясь на выпирающий упрямым лбом огромный валун, отполированный веками до полной округлости, поток бурлил, не менее упрямо пытаясь убрать с дороги препятствие, но твердь переупрямливала, и, сердито урча, главные речные струи покорялись неизбежному. Лишь часть струй водоворотило перед камнем, продолжая подмывать берег. Никакого водопада здесь не было, да и камень не высился над берегом, он даже был чуточку ниже его – на нем вырос уже солидный слой почвы, и трава росла столь же бурно, как и по всей приречной долине.

– Ну а что дальше? – вопросил старший лейтенант Кахоянов, всеми силами скрывая насмешу.

– Смотреть нужно, – спокойно ответил Пасынков. – По утверждению ветерана, здесь – начало пещеры.

Ответить – ответил, но уже и сам начинал сомневаться. Заводь совсем мелкая. Самое большое, чуть выше колен. Дно как на ладошке. Каждый камень различим. Вдруг и в самом деле фантазия писателя и бахвальство ветерана-старика?

Голубин тем временем скинул сапоги, стянул брюки и прыгнул в заводь.

– Ого! Обжигает!

Пригнулся, как бы заглядывая под берег. Странно, не видно никакой пустоты. Только там, за круглостью каменной, что-то подозрительно черное.

– Подайте фонарь.

Пригнулся до предела. Шаг. Другой. Вода уже по пояс. Еще чуток вперед, Мельче. Еще чуточку вперед. И отпятившись, выдохнул с великим облегчением:

– Есть. Давайте брюки с сапогами. Я пошел.

– Вместе, – твердо сказал Пасынков и начал скидывать резиновые сапоги, какими его снабдили на заставе взамен модных туфель, и брюки. – Только вдвоем.

– А я? – потерянно спросил Кахоянов. – Не торчать же мне здесь?

– Зови, Валентин Владимирович, тревожную группу, – командирски распорядился прапорщик. – Можно ей ручник прихватить. Ждите нас, укрывшись за кустами. Действительно, торчком торчать нет смысла.

Дальше все вполне соответствовало рассказу. Будто писатель и в самом деле проходил по пещере самолично, прежде чем взяться за перо. Чем дальше, тем пещера расширялась. Вот можно уже выпрямиться в рост и идти не один за другим, а рядом. Однако Голубин знаком показал Пасынкову, чтобы тот шел, отстав от него.

Идти трудно. Острое дно больно впивалось в босые ноги, к тому же оно было ледяным, но Пасынков терпел, не решаясь сунуть ноги в сапоги, которые, подражая прапорщику, держал вместе с брюками под мышкой.

Прорезалась впереди узкая полоска света – Голубин остановился. Бесшумно приставил сапоги к стенке пещеры, рядом аккуратно уложил брюки и жестом повелел сделать Пасынкову то же самое. Затем они постояли немного, вслушиваясь, нет ли кого там, выше, где виднелся свет, и теперь уже совершенно бесшумно двинулись вперед. Пальцы держали на спусковых крючках.

Все круче вверх. Все чаще останавливался Голубин послушать мертвую тишину. Но теперь, подчиняясь жесту прапорщика, майор двигался не только чуток приотстав, но и придерживаясь левой стороны пещеры. В таком порядке они, в случае чего, не помешают друг другу при стрельбе, если в ней возникнет необходимость.

Еще десяток минут медленного, бесшумного движения, минут до предела напряженных – и грот. Мощный луч следового фонаря стремительно обшарил его, выхватывая из затененных отдаленностей два заплечных мешка, гидрокостюм, несколько консервных банок и веревку с узлами и кошкой на конце.

– Ого! Взвод можно разместить в гроте! – подал голос прапорщик. – Вот тебе и Будда перенес…

Они, теперь уже без спешки и опасения встретить отпор, принялись самым тщательным образом осматривать грот, начиная понимать тактику контрабандистов: в гидрокостюмах, с прорезиненными водонепроницаемыми рюкзаками они спускалась по фарватеру реки к камню, а поднявшись вверх по пещере, оказывались в гроте. Не по одному переправлялись, это уж точно.

На этот раз, по всему видно, их было двое. Один из них, снявши гидрокостюм, спускался по веревке, которую держал второй, но для страховки еще и приладил к твердому выступу кошку. Вот и следы. Едва заметные царапины. Повесив на дуб полоску, контрабандист возвращался, веревка за ним убиралась. В гроте контрабандисты ждали, судя по консервным банкам и черствым коркам, условного сигнала. Получив же его, спускали рюкзаки по веревке. После того, дождавшись ночи – в обратный путь. Водоворот, стремнина, и через несколько мгновений они в недосягаемой зоне.

На этот раз сорвалось.

В щель, выводившую на свет божий, можно было протиснуться только ползком. За щелью – крохотная площадка, позволяющая одному человеку встать с трудом, зато он почти в полный рост отгораживался клыком от взгляда снизу. Получалось что-то вроде маленького балкона.

– Что? Спустим мешки и гидрокостюм?

– Может, и одного из нас? Второй обувь и брюки заберет.

– Отлично, – согласился Голубин. – Не просто спуститься, а идти к черному камню с тыла. Добрый сюрприз начальнику заставы. Поступим так, товарищ майор: спускаетесь по веревке, я иду по пещере. Только немного перегожу, чтобы вам первому у камня оказаться.

По толстой, с узлами через каждые полметра, веревке спускаться было легко, и Пасынков быстро оказался на земле. Вернее, на каменном дне ущелья. Жестко ногам, как и в пещере, но здесь тепло, оттого – приятно.

Голубин спустил поочередно оба заплечных мешка и гидрокостюм, и Пасынков, подумавши немного, облачился в него, затем взвалил на спину один из заплечных мешков. Тяжелый. Не меньше пуда. Хотел снять (зачем таскать такую тяжесть бравады ради?), но все же пошагал по ущелью в сторону приречной поляны.

Вышел из ущелья. Сейчас увидят и побегут навстречу. Увы, взоры и начальника заставы, лежавшего за кустом тальника, и солдат, укрытых высокой травой, направлены на противоположный тугайный берег, поэтому Пасынков подошел почти вплотную к пограничникам незамеченным, и только тогда на него обратили внимание, когда услышали его шаги. Один из солдат, введенный в заблуждение гидрокостюмом, даже крикнул:

– Стой! Руки вверх!

– Я – майор Пасынков.

Пауза – и сдержанный смех. Пока – сдержанный. В курилке над этим казусом солдаты нахохочутся досыта, начальник же заставы станет костерить себя, что не определил никого вести наблюдение за тылом. Он представлял себе, как потешаются над этим солдаты, особенно старослужащие. Пощечина смачная, что ни говори.

– Там еще один мешок, – сказал Пасынков старшему лейтенанту. – Не мешало бы, на мой взгляд, поставить возле наго охрану.

Он уже успел определить тактику допроса контрабандиста. Вначале предъявит ему один рюкзак и гидрокостюм, затем (Пасынков был уверен, что не вдруг расколется нарушитель) отконвоирует его в ущелье ко второму рюкзаку. Если контрабандист и после этого продолжит упираться, можно будет слукавить, сказав, будто задержан в пещере и его напарник, который во всем сознался. Предупредить, что его упрямство усугубит его и без того большую вину.

Именно так все и вышло. Задержанный растерялся на миг, когда увидел рюкзак и гидрокостюм, но тут же взял себя в руки и принялся долдонить прежнее:

– Молил Будду в Пагоде, он перенес меня к дубу…

Он напрочь отказался признать предъявленные ему вещественные доказательства, и тогда Пасынков твердо произнес:

– В машину его!

Увидев второй рюкзак, контрабандист явно скис, однако, хотя и не так уверенно, продолжал отнекиваться. Лишь тогда Пасынков пустил в ход последний козырь. Он попросил водителя (а именно он переводил вопросы) предупредить задержанного, чем тот рискует, вводя в заблуждение следствие:

– Скажи, напарник, мол, задержан и во всем признался.

Помолчал контрабандист немного, видимо, соображая, не обманывают ли, но лежавший перед ним второй рюкзак с героином в конце концов убедил его. Он посчитал, что напарника задержали на реке, когда тот вылез из ущелья и готовился нырнуть в стремительный поток.

«Но как узнали про тайную пещеру? Кто-нибудь из принимающих товар продал?! Не иначе! Выходит, нет смысла гневить пограничников».

– Да, я носил опий и героин.

– Кому передавался груз?

– Никому. Ночью три раза каркала ворона, мы спускали вниз рюкзаки. Потом почему-то днем стали брать. Полмесяца, наверное. Или чуть больше.

– Видели тех, кто принимал?

– Или грузовая машина. Или легковая. С брезентовым кузовом.

Выходит, прав старшина заставы, подозревавший охотника и ветврача совхоза. Нужно немедленно попросить Черидонга установить их связи. Организовать, кроме того, за ними наблюдение.

– На заставу, – распорядился майор Пасынков.

Теперь пора бы взяться и за груз, а то идет разговор о наркотиках, а содержимое контрабанды еще не осмотрено. Занесли заплечные мешки в канцелярию. Залюбуешься, как продумана упаковка: сами рюкзаки из водонепроницаемой ткани, их горловины с двойной защитой от воды, и все равно каждый пакет, граммов по двести пятьдесят, в упаковке, прочно запаяны в прорезиненные мешочки, внутри же – в целлофан. Эластичный, толстый, похоже, специально для этой цели заказанный.

– Классно.

– Когда миллионы долларов на кону, можно и оборудоваться классно, и наладить конвейер.

Звонок. Доклад дежурного:

– Часовой на вышке сообщает: вертолет заходит на посадку.

Точно. Шум мотора. Офицеры так увлеклись осмотром рюкзаков, что не слышали шума до самого доклада дежурного. Начальник заставы фуражку на голову – и ноги в руки.

– Может, и нам пойти? – спросил Пасынков Голубина. – Вполне возможно, большое начальство.

– Не помешает.

Действительно, начальство знатное. Из управления. И то верно, задержание не рядовое.

Высокие гости повторили все то, что делали Кахоянов, Пасынков и Голубин. Послушать – послушали доклад, но убедиться решили самолично. Начальники служб даже в пещеру слазали. И вот наконец, уставшие, расселись в канцелярии подвести итог.

– Великое вы дело сделали! – заговорил начальник штаба. – Поистине великое. Готовьте, старший лейтенант Кахоянов, место для четвертой звездочки. Представим вас к досрочному присвоению звания капитан.

«Откажется? Или нет? – подумалось Голубину. – Его заслуга нулевая».

Не отказался. Не доложил о своем противостоянии двойным секретам. Лишь об одном попросил:

– Достойно поощрите прапорщика Голубина.

И на том спасибо.

5

Автоматная очередь в ущелье в полночь, как раз в то время, когда «ишак» должен повесить на дубе знак, что товар доставлен, а затем и сама поездка на заставу, где старший чабан не мог не почувствовать какой-то взволнованности командиров, особенно старшего лейтенанта Кахоянова, вызванной его появлением, – все это настолько встревожило приемщика контрабандного товара, что он не находил себе места. Он боялся самого страшного: «ишак», спустившийся в ущелье, чтобы повесить знак, задержан и, подвергшись допросу, выдал всю их тайну. Когда же на заставу приехал «уазик», явно тот, о котором ему сообщали по радио, что следователь из Москвы почему-то заинтересовался стариком Кереке, старший чабан и вовсе запаниковал. Его первым желанием было завести свою «Ниву» и мчаться в центральную усадьбу к дяде. Он, однако, не давал волю своей трусости, ибо именно сегодня должен был приехать Мерген, чтобы принять товар в ущелье из пещеры.

Мерген и в самом деле приехал к кошаре без опоздания, с приготовленным для заставы задком лося. Когда же он услышал об автоматной очереди в ущелье и, особенно, об отсутствии условного знака на дереве, отказался даже от кумыса. Через минуту и след его простыл.

Но вновь старший чабан удержал себя, чтобы не последовать за Мергеном. Решил так: не будет знака на следующее утро, тогда только он поедет к дяде с тревожной вестью.

Сдерживало его еще и то, что беспричинный отъезд в центральную усадьбу мог навлечь подозрения. Он успокаивал себя так: пусть «ишак» откроет тайну пещеры, но он же не видел, кто принимает товар. Только машины мог запомнить. На своей «Ниве» он ни разу не ездил принимать товар. Только на «уазике» дяди, а Мерген – на своем грузовике. Так что, глядишь, минует его беда. Да и к дяде тоже зацепиться не за что.

На воре, однако, шапка горит. Успокаивающая мысль не слишком-то успокаивала, да и дяде, как он считал, нужно непременно дать знать о происшествии.

«Утром поеду, если не будет знака. Может, прапорщик правду сказал, что случайный выстрел? Он напугал “ишаков”, и они решили переждать до следующей ночи».

Метался душой и мыслями старший чабан, но в условное для радиосвязи время не забыл подойти к передатчику. Возникла даже мысль радировать ветврачу, будто в отаре случился падеж от ящура. Дядя поймет радиограмму правильно и тут же приедет. Однако и этой задумке не удалось воплотиться в жизнь, Со странным чувством удивления и радости от появившейся возможности покинуть долину не беспричинно, он записал радиограмму: «Срочно прибыть в центральную усадьбу для поездки на слет лучших овцеводов республики».

И даже в голову не взял, чего ради он – лучший?

Оставив на видном месте радиограмму, чтобы второй чабан и подпасок увидели ее, он с великой радостью завел свою «Ниву»:

«Вперед!»

В центральную усадьбу совхоза въехал глухой ночью – и к дому дяди. Чтобы рассказать о событиях в горной долине, хотел было уже посигналить, но калитка отворилась, и дядя сам вышел к нему. С кошелкой в руке.

– Едем сразу же, – твердо сказал ветврач и без всякой задержки сел в машину племянника. – Не станем терять времени.

– Зачем такая спешка? – с явным удивлением вопросил племянник. – Не думаю, что разразится мировой кризис, если мы тронемся в путь, выспавшись и основательно поевши. А так, словно на пожар, а не на слет передовиков…

– Не знаю, что тебе ответить. Позвонили директору совхоза, чтобы я и один из лучших старших чабанов прибыли в город утром. Поэтому вопросы не ко мне. А чтобы сон перебить, я взял термос с горячим кофе. Вот он, – похлопал ветврач по кошелке. – Еще взял мяса, масла, сыра. Остановимся, как утомишься, подкрепимся.

– Но в ущелье случилось что-то непонятное. Вчера ночью стреляли, а утром условного знака на дубе не оказалось.

– Да ты что?! Плохи дела… Все равно, ехать нужно. Дорогой расскажешь. Нам пока нервничать рано. Эту носку брать Мергену. Пусть узнает обо всем у пограничников. Он же дружит с ними, А к следующей носке мы вернемся. Так я думаю. Во всяком случае, один из нас обязан обязательно вернуться.

– Но Мерген, узнав о стрельбе, уехал, будто стая волков за ним погналась.

– Да как он посмел?! И зачем ты ему рассказал? Влип бы он, мы же – в сторонке. Теперь – не знаю. Давай-ка все по порядку…

Слушал ветврач племянника внимательно, хотя обо всем уже знал от Мергена, который успел добраться до города – оттуда позвонили в совхоз и не попросили, а приказали ветврачу, что ему необходимо предпринять. Очень не хотелось исполнять страшное поручение, но ему пригрозили, что неисполнение повлечет за собой один исход – смерть. И как спустить племянника в пропасть, тоже надоумили.

– Очень нехорошую весть ты привез, – дослушав племянника, вздохнул грустно ветврач. – Очень. Придется извещать боссов. А от них за такую весть не услышишь доброго слова… Решат, возможно, временно прекратить переброску товара. Ну да это их головная боль, не наша. Давай перекусим. Останавливайся.

Не обратил внимания племянник, что дядя его, разлив кофе по кружкам, отхлебнул всего лишь глоточек; он охотно жевал бутерброды с бараньим мясом и толковал о предстоящем слете старших чабанов, предсказывая победу своему племяннику.

– Тебя, как самого молодого, обязательно отметят. Если не первым призом, то вторым – это уж точно!

Страницы: «« ... 678910111213 »»

Читать бесплатно другие книги:

50 дней продолжалась величайшая битва советских войск с немецко-фашистскими войсками на Курской дуге...
Второй том «Пьяной России» начинается фантастическими «Гениями», а заканчивается мистическими истори...
Мы не камни, мы постоянно меняемся. Насколько сильно мы осознаем собственные изменения? Что делать, ...
Откровенное красное платье, Лас-Вегас, карточный стол, ночь в объятиях незнакомца… Последнее безумст...
Известный знаток и ценитель произведений искусства Дон Томпсон погружает читателя в мир аукционов и ...
Молодой москвич в отпуск отправляется наэкзотический курорт. Волею случая он оказывается на борту су...