Не считая собаки Уиллис Конни

— Наша лодка! — Теренс сложил ладони рупором. — Не проходила! Через шлюз!

— Что? — проревел смотритель.

— Лодка! — Теренс изобразил руками лодку. — Не проходила! — Он энергично загреб воображаемыми веслами. — Через шлюз! — Он театральным жестом указал на ворота.

— Лодки проходят через шлюз? — догадался смотритель. — Разумеется, проходят. Иначе что в нем толку?

Я оглянулся по сторонам — вдруг кто видел, куда подевалась лодка? — однако Иффли совершенно обезлюдел. Не наблюдалось даже церковного старосты, торопливо втыкающего таблички «Не кричать!» Ну да, Тосси ведь говорила, что он чаевничает.

— Нет! Наша лодка! — уточнил Теренс, показывая сперва на себя, потом на меня. — Наша лодка не проходила через шлюз?

Смотритель возмущенно сдвинул брови.

— Ни в коем разе! Вплавь через шлюз проходить нельзя! Ишь чего удумали!

— Нет! — крикнул Теренс. — У нас угнали лодку, взятую напрокат!

— Аппарат? — Смотритель покачал головой. — Ближайший телеграф в Абингдоне.

— Нет, не аппарат! Напрокат!

— Супостат? — Смотритель угрожающе взмахнул багром. — Это кто еще тут супостат?

— Никто, никто. — Теренс попятился. — Напрокат! Лодку напрокат!..

Смотритель снова помотал головой.

— Это вам к мосту Фолли. Лодками Джавиц заправляет.

Мы с Сирилом отступили назад к мосту, и я, облокотившись на парапет, принялся размышлять об услышанном от Верити. Она спасла кошку из реки, потом вошла с ней в сеть, и сеть их пропустила.

Значит, диссонанс возник не из-за нее, потому что в таком случае сеть попросту не открылась бы. Как в первые десять раз, что Лейбовиц пытался убить Гитлера. На одиннадцатой попытке его выкинуло в Бозмен, штат Монтана, в 1946 году. Точно такую же глухую оборону сеть держала вокруг театра Форда, Перл-Харбора и мартовских ид. И Ковентри.

Наверное, Ти-Джей и мистер Дануорти правы насчет причины увеличения сдвигов вокруг Ковентри. Странно только, почему мы сами раньше не додумались, там ведь очевидный очаг напряжения.

И дело не в воздушном налете как таковом. Самолеты люфтваффе повредили — даже не уничтожили — только авиастроительные предприятия и военные заводы, да и те через три месяца были запущены снова. Еще, разумеется, немцы разрушили собор, вызвав волну гнева и сочувствия в Соединенных Штатах, но и это не сыграло решающую роль. Американцы всколыхнулись уже после лондонского блица, ну и до Перл-Харбора оставалось всего три недели.

Нет, очаг напряжения создала «Ультра» — тайная программа с участием шифровальной машины, которую мы контрабандой протащили из Польши и использовали для расшифровки немецких текстов. Рассекреть ее немцы, изменился бы ход всей войны.

Именно благодаря «Ультре» мы узнали о грядущем налете на Ковентри — причем лишь косвенно и только к вечеру четырнадцатого, поэтому предпринять уже почти ничего не удавалось, разве что известить командование и на скорую руку наладить оборону. Меры эти (поскольку история действует по законам хаоса) оказались взаимоисключающими. Командование вопреки разведдонесениям решило, что главный удар немцев обрушится на Лондон, и отправило авиацию туда, тогда как попытки заглушить помехами радиопеленг немецких самолетов наведения провалились из-за ошибок в расчетах.

Секретность — вот из-за чего возникает зона риска. Неосторожное слово могло поставить под угрозу всю дальнейшую деятельность разведки. И если бы хоть какая-то малость насторожила фашистов — например, чудесное спасение собора или внезапное появление над Ковентри массовых сил Королевской авиации, или просто чей-то болтливый язык («Болтун — находка для шпиона»), они моментально перекодировали бы свои шифровальные машины. И мы проиграли бы сражения при Эль-Аламейне и в Северной Атлантике. А с ними и Вторую мировую.

Вот почему и Каррадерса, и новичка, и меня раз за разом выкидывало на кабачковые поля и груды щебня. Потому что в очаге напряжения любая мелочь раздувается до гигантских размеров. Последствия растут как снежный ком, и любой пустяк — пропущенный телефонный звонок, зажженная во время затемнения спичка, оброненный клочок бумаги — способен в конечном итоге погубить империю.

Шофер эрцгерцога Фердинанда по ошибке свернул на улицу Франца Иосифа, и это привело к мировой войне. Телохранитель Авраама Линкольна отлучился покурить — и прощай, надежда на спокойствие после едва отгремевшей Гражданской. Гитлер в приступе мигрени распоряжается, чтобы его не беспокоили, и узнает о высадке союзных войск с роковой задержкой в восемнадцать часов. Лейтенант не делает на телеграмме пометку «срочно», и адмиралу Киммелю не докладывают о надвигающейся атаке японцев. «Враг вступает в город, пленных не щадя, потому что в кузнице не было гвоздя».

Вокруг таких вот очагов и возникают области увеличения сдвигов и закрытия сети.

А значит, Мачингс-Энд к таковым не принадлежит, и кошка ход истории не изменила, тем более что для предотвращения инцидента хватило бы нескольких минут. Даже не пришлось бы забрасывать Верити в Монтану. Пятью минутами позже — и кошка уже утонула; пятью минутами раньше — и Верити уходит в дом, минуя место будущей расправы.

К тому же это самая заурядная кошка, не принадлежащая ни королеве Виктории (несмотря на августейшую кличку), ни Гладстону, ни Оскару Уайльду. Вряд ли она способна повлиять на мировые события, да и 1888-й был вполне мирным годом. Восстание сипаев в Индии закончилось в 1859-м, а до Бурской войны еще одиннадцать лет.

— Это всего лишь кошка… — произнес я вслух.

Сирил встревоженно поднял голову.

— Нет, здесь ее нет, — успокоил его я. — Наверное, она уже благополучно вернулась в Мачингс-Энд.

Но Сирил вскочил и начал настороженно озираться.

— Да нет же! Воры, не творог! — донесся до нас крик Теренса. — Воры!

— Шоры? — проревел в ответ смотритель. — Это шлюз, а не конюшня!

В конце концов он махнул на Теренса рукой и скрылся в сторожке. Теренс поспешил к нам.

— Похоже, ее угнали по течению. Смотритель показал туда.

Вот уж не факт. На мой взгляд, его жест означал: «Полно мне с вами лясы точить» или даже «Катитесь-ка вы отсюда подобру-поздорову!» И потом, противоположное направление куда вернее уводило Теренса от Тосси.

— Точно? — спросил я. — Мне показалось, он махал в обратную сторону.

— Нет-нет. — Теренс уже бежал по мосту.

— Давай-ка поторопимся, — сказал я Сирилу, — иначе рискуем потеряться.

Мы поспешили за Теренсом по бечевнику, мимо череды сельских домишек и вереницы тополей, а оттуда на пригорок, с которого виднелся длинный отрезок реки. На серебрящейся ленте не было ни пятнышка.

— Вы уверены?

Теренс кивнул, не сбавляя шага.

— Догоним их и вернем лодку. Нам с Тосси суждено быть вместе назло всем препонам. Мы предназначены друг другу судьбой, как Тристан и Изольда, как Ромео и Джульетта, как Элоиза и Абеляр.

О том, что эти пары плохо кончили, я ему напоминать не отважился, бросив все силы на то, чтобы не отстать. Сирил, пыхтя, переваливался позади.

— Когда догоним, вернемся за профессором, отвезем его в Оксфорд, потом догребем до Абингдона и там заночуем. Это всего в трех шлюзах отсюда. Если приналяжем, назавтра к чаю будем в Мачингс-Энде.

Ну уж дудки.

— Не слишком ли изнурительно? — высказался я. — Мне врач запретил переутомление.

— Можете вздремнуть, пока я гребу. К чаю — вернее всего, тогда обычно зовут посидеть с ними, а поскольку это не ужин, то официального приглашения и парадной одежды не требуется. Нужно будет пройти Рединг к полудню.

— Хотелось бы посмотреть по дороге что-нибудь интересное, — упирался я, судорожно вспоминая подходящие достопримечательности. Хэмптон-Корт? Нет, это за Хенли. Виндзорский замок тоже. Что там осматривали трое в лодке? Могилы! Харрис не пропускал ни одного кладбища. — Я думал полюбоваться надгробиями.

— Надгробиями? — удивился Теренс. — Здесь вдоль реки ничего интересного нет, разве что плита Ричарда Тичелла в Хэмптонской церкви. Он выбросился из окна Хэмптон-Кортского дворца, но Хэмптонская церковь в любом случае дальше Мачингс-Энда. Если мы расположим к себе полковника Меринга, может, он и к ужину нас пригласит. Вы знаете что-нибудь о Японии?

— О Японии?

— Оттуда вся рыба, — напустил туману Теренс. — Лучше всего, конечно, если бы нас оставили на недельку, но он не любит долгих гостей, это, мол, ей во вред. Рыбе то есть. Что взять с кембриджца… Не притвориться ли нам медиумами? Миссис Меринг без ума от духов. Вы фрак с собой взяли?

Кажется, перебросочная болезнь навалилась с новой силой.

— А что, медиумы ходят во фраках?

— Нет, у них обычно какие-нибудь хламиды или мантии с широкими рукавами, чтобы прятать бубны, марлю и прочий арсенал. Фрак для ужина, если нас пригласят.

Хороший вопрос, найдется ли в моем багаже вечерний наряд. Когда догоним лодку — если догоним, — нужно будет перебрать поклажу и посмотреть, чем снабдили меня Уордер с Финчем.

— Досадно, что мы не нашли Принцессу Арджуманд, — посетовал Теренс. — Тогда бы нас непременно позвали остаться. Заблудшая овечка, жирный телец и прочее. Помните, как Тосси бежала к нам в надежде, что кошка отыскалась? Прелестнейшее создание на свете! Золотые кудри, а глаза «голубые, как лен, и щеки румяней зари». Нет, даже еще алее, словно гвоздики, нет, розы!

Мы торопливо шагали вдоль берега. Теренс попеременно сравнивал черты Тосси с лилиями, вишнями, жемчугом и золотым руном, Сирил с тоской мечтал о теньке, а я размышлял о Людовике XVI.

Да, Принцесса Арджуманд не принадлежит королеве Виктории, а Мачингс-Энд не атолл Мидуэй, но вспомните Друэ. Он тоже был никем, неграмотный французский крестьянин, который при другом раскладе ни за что не оставил бы след в истории.

Если бы не удиравший из Франции с Марией Антуанеттой Людовик XVI, высунувшийся из окна кареты спросить дорогу, а потом (вот он, тот пустяк, что меняет ход событий) в благодарность сунувший Друэ купюру. Со своим портретом.

И Друэ помчался через лес поднимать солдат, чтобы остановили карету, а когда не вышло, сам выволок телегу из амбара и перегородил выезд.

Что, если бы путешественник во времени украл телегу, или перехватил Друэ, или надоумил королевского кучера везти Людовика XVI другой дорогой? Или еще в Версале подменил купюру монетами? Людовик и Мария Антуанетта добрались бы до верной им армии, подавили революцию и направили историю Европы в иное русло.

Потому что в кузнице не было телеги. Или кошки.

— Скоро Сэндфордский шлюз, — радостно объявил Теренс. — Спросим смотрителя, не видел ли он лодку.

Через несколько минут мы добрались до шлюза, и я уже приготовился к очередному бесконечному обмену неразборчивыми репликами, но в этот раз смотритель даже из сторожки не вышел.

— Ничего, — не сдавался Теренс. — В Ньюнхем-Кортни кто-нибудь найдется.

Я побоялся спрашивать, что такое Ньюнхем-Кортни, а тропа бечевника на следующем изгибе реки терялась в ивах. Однако когда мы догнали Теренса за поворотом, он стоял у крытого соломой домика, задумчиво разглядывая маленькую девочку в палисаднике. Она раскачивалась на качелях в полосатом бело-голубом платье с передником, и нижние юбки раздувал ветер. На руках она держала белую кошку.

— Кисуля, — ворковала девочка, — тебе ведь нравится качаться? Взлетать прямо под облака?

Кошка не отвечала. Она крепко спала.

В сороковые годы двадцатого века кошки еще водились, так что насмотреться на них я успел, но бодрствующий экземпляр, если не считать того комка сажи в соборе, мне пока не попадался. У Верити кошка якобы заснула во время переброски, однако сдается мне, это их обычное состояние. Помнится, одна такая черепаховая всю ярмарку в церкви Рождества Богородицы пролежала, свернувшись клубком на вязаном покрывале у прилавка с рукоделием.

— Что скажете? — показывая на девочку, спросил Теренс.

Я кивнул.

— Она могла видеть лодку. И уж наверняка слух у нее получше, чем у смотрителя.

— Да нет же, не девочка. Кошка.

— Мне казалось, у мисс Меринг пропала черная.

— Верно. С белыми носочками и белой мордочкой. Но если в нужных местах подкрасить ваксой…

— Ни в коем случае! — воспротивился я. — Она души не чает в своей любимице.

— Именно. Поэтому будет чрезвычайно признательна тому, кто ее найдет. Как считаете, если сажей, аккуратно…

— Нет. — Я решительно шагнул к качелям. — Ты не видела здесь лодку?

— Да, сэр, — вежливо ответила девочка.

— Отлично! — обрадовался Теренс. — И кто в ней плыл?

— В ком?

— В лодке!

— Которой? — поглаживая кошку, уточнила девочка. — Тут лодки плывут день-деньской. Это, знаете ли, Темза.

— Большая зеленая лодка, изрядно нагруженная, — добавил подробностей Теренс. — Видела такую?

— Он у вас кусается? — спросила девочка.

— Кто? Мистер Генри? — не понял Теренс.

— Сирил, — догадался я. — Нет, не кусается. Видела ты такую лодку? С большой кучей багажа?

— Да. — Девочка слезла с качелей и закинула кошку на плечо. Кошка не просыпалась. — Туда уплыла. — Она махнула рукой по течению.

— Это мы знаем. А кто был в лодке, видела?

— Да. — Девочка похлопала кошку по спине, словно младенца, который должен отрыгнуть. — Бедная кисуля, тебя напугала большая злая собака?

Кошка и в ус не дула.

— Так кто был в лодке? — допытывался я.

Девочка принялась баюкать кошку.

— Преподобный.

— Преподобный? То есть священник? Церковный служитель?

Может быть, староста прибил на берегу табличку «Не причаливать» и увез лодку на штрафстоянку?

— Да. В черной мантии.

— Профессор Преддик, — заключил я.

— У него были седые волосы? — спросил Теренс. — И бакенбарды?

Девочка кивнула, обхватила кошку поперек ребер и прижала к себе спиной, словно куклу.

— Нехорошая собачка, нельзя пугать маленьких!

Кошка так и не проснулась.

— Пойдемте! — позвал Теренс, уже удаляясь. — Могли бы сами догадаться, что лодку забрал профессор, — посетовал он, когда мы со злой собакой его нагнали. — Вряд ли он далеко уплыл. — Теренс показал на плавный изгиб реки между расстилающимися полями. — Один в один Марафонская долина.

То ли профессор не счел сходство таким уж разительным, то ли он все-таки греб быстрее предполагаемого, но ни его, ни лодки в обозримом пространстве не наблюдалось.

Теренса это не смутило.

— Скоро мы его настигнем.

— А если нет?

— Непременно настигнем. В пяти милях отсюда шлюз. Там он точно задержится.

— В пяти милях? — умирающим голосом переспросил я.

— Мы его обязательно догоним! Судьба не допустит иного. Как у Антония и Клеопатры.

Еще одна парочка, у которой все сложилось не лучшим образом.

— Неужели Антоний отступил бы из-за такой малости, как потерянная лодка? Хотя в его случае это, наверное, была бы либурна.

Мы спешили вдоль берега. Викторианское солнце нещадно палило; Теренс, не сбавляя хода, сравнивал Тосси с ангелами, феями, духами и Клеопатрой (очень, очень трагический конец); Сирил все больше напоминал участника Батаанского марша смерти[17], а я мечтал о кровати и высчитывал, сколько я уже не сплю.

Я здесь с десяти утра, сейчас карманные часы показывают почти IV, итого шесть часов тут, а до этого три часа подготовки в лаборатории, час у мистера Дануорти, полчаса на стадионе, столько же в лечебнице, что в сумме дает нам одиннадцать, и это не считая двух часов поисков епископского пенька, часа розысков собора, а также пяти часов на благотворительном Осеннем базаре со сбором металлолома. Девятнадцать.

Когда я перебросился на благотворительную барахолку, утром или днем? Днем, точно, потому что леди Шрапнелл перехватила меня и подсунула это изумительное задание как раз по дороге на обед.

Нет, это было накануне. Или два дня назад. Сколько я бродил по ярмаркам? Годы и годы. Я годами без сна.

— Похоже, придется бросить затею. — Я устало размышлял, далеко ли отсюда до Оксфорда. Может, заночевать в иффлийской церкви? Нет, она в четыре закрывается. И наверняка там на каждой спинке табличка «Спать на церковных скамьях запрещено».

— Смотрите! — воскликнул Теренс, указывая на заросший ивами островок посередине реки. — Вон он!

Профессор Преддик, вне всякого сомнения. Он стоял у самого берега в раздуваемой ветром мантии и, наклонившись, вглядывался в воду сквозь пенсне.

— Профессор Преддик! — крикнул Теренс, чуть не кувырнув подпрыгнувшего от неожиданности наставника в реку.

Однако профессор успел ухватиться за какую-то ненадежную ветку и удержался на ногах. Поправив пенсне, он посмотрел на нас.

— Это мы! — прокричал Теренс, приставив ладони рупором. — Сент-Трейвис и Генри. Мы вас искали!

— А, Сент-Трейвис! — обрадовался профессор. — Присоединяйтесь. У меня тут великолепное мелководье, идеальный клев для голавля.

— Вы должны за нами сплавать!

— Слава? — не расслышал профессор Преддик.

Ну, начинается.

— Сплавать! — повторил Теренс. — Лодка ведь у вас.

— А! — опомнился профессор. — Подождите.

Он исчез в ивняке.

— Будем надеяться, он не забыл ее привязать, — вздохнул я.

— Будем надеяться, он не забыл, где ее оставил, — поправил Теренс, усаживаясь на берегу.

Я уселся рядом. Сирил, плюхнувшись в траву, немедленно завалился на бок и захрапел. Эх, мне бы так…

Теперь придется везти профессора обратно в Оксфорд, на что уйдет не меньше трех часов (и то если вовремя оттаскивать его от каждого луга и рыбной заводи).

Но, может, это и к лучшему. Самое оно, чтобы держать Теренса подальше от Мачингс-Энда, как просила Верити. Пока доберемся до Оксфорда, уже стемнеет, придется ночевать там, а утром, если повезет, уговорю Теренса подняться по реке до Парсонс-Плеже [18]. Съездим в Лондон или, например, на скачки. Когда там дерби проводится?

А может — как знать! — сон отрезвит Теренса, он прозреет и увидит в Тосси обычную пустоголовую щебетунью. Слепая влюбленность — это ведь тоже своего рода перебросочная болезнь, просто шалящие гормоны, которые отлично лечит здоровый сон.

Профессор пропал, как в воду канул.

— Наверное, нашел новую разновидность голавля и забыл про нас, — огорчился Теренс, но тут появилась лодка, огибающая оконечность острова. Профессор энергично греб, и рукава мантии надувались черными парусами.

Лодка ткнулась в берег ниже по течению, поэтому пришлось карабкаться к ней по тропе. Сирил ковылял следом.

Я обернулся поторопить его и врезался в Теренса, который застыл столбом, круглыми глазами глядя на лодку.

— Вы не представляете, сколько чудесных открытий я совершил, — похвастался профессор. — Этот остров — вылитое поле битвы у Данрит-Моу. А еще мне посчастливилось найти двухжаберного голубого голавля! — Он с гордостью продемонстрировал кастрюлю.

Теренс в ступоре смотрел на лодку.

Вроде бы никаких вмятин и царапин, за исключением тех, что были и при Джавице, пробоин тоже. Нос и корма совершенно сухие.

Нос. И корма.

— Теренс… — выдохнул я.

— Профессор Преддик, — пролепетал Теренс. — А что с нашими вещами?

— Вещами? — рассеянно переспросил профессор.

— Багажом. Портплед, корзины…

— А. — Лицо профессора прояснилось. — Под Salix babilonica[19] на дальней стороне острова. Забирайтесь. Я перевезу вас не хуже Харона, переправляющего души умерших через Стикс.

Я залез в лодку и помог Теренсу перекантовать Сирила — подтащил его на борт за передние лапы, а Теренс подтолкнул задние, после чего перебрался сам.

— Замечательное галечное дно, — отметил профессор, садясь на весла. — Идеально для плотвы. Много мошкары и мух. Я тут выловил красножаберную форель. У вас найдется невод, Сент-Трейвис?

— Невод?

— Чтобы тралить. Крючок портит рыбе губы.

— Сейчас не время для рыбалки, — покачал головой Теренс. — Нужно побыстрее загрузить лодку и двигаться обратно.

— Ерунда. Я нашел отличное место для ночлега.

— Ночлега?

— Что толку ехать домой и потом возвращаться заново? Голавль лучше всего клюет на закате.

— А как же ваша сестра с компаньонкой? — Теренс вытащил часы. — Уже почти пять. Если отплыть сейчас, увидитесь с ними за ужином.

— Нет нужды. Их уже встретил мой студент.

— Я и есть тот студент, профессор.

— Нонсенс. Того я перехватил на реке, когда работал над своей… — Он наставил пенсне на Теренса. — Боже правый, это и впрямь вы!

— Я встретил одиннадцатичасовой, но вашей сестры со спутницей там не было, значит, приедут тем, который в три восемнадцать.

— Не приехала она. — Профессор пристально вглядывался в воду. — Трава в самый раз для окуня.

— Да, ваша сестра не приехала, я знаю, — не сдавался Теренс. — Но если она прибудет следующим…

— Не сестра. — Профессор закатал рукав и сунул руку в воду. — Компаньонка. Сбежала и вышла замуж.

— Замуж?

Тетушка на платформе, помнится, возмущалась чьим-то замужеством.

— Вопреки всем сестрицыным стараниям. Познакомилась в церкви. Классический пример личного поступка. Историю вершат личности. Вместо нее сестра взяла племянницу.

— Племянницу?

— Большая умница. — Профессор вытянул склизкую плеть бурой травы. — Великолепно каталогизирует образцы. Жаль, вас не было на станции, вы бы с ней познакомились.

— Я-то был, а вот их не было, — настаивал Теренс.

— Уверены? — Профессор передал мне склизкий пучок. — Моди четко указала время в письме. — Он принялся хлопать по карманам.

— Моди? — Я надеялся, что мне послышалась.

— Мод, в честь своей бедняжки матери. — Профессор поочередно вывернул карманы. — Отличным бы стала натуралистом, родись она мальчиком. Наверное, потерял письмо, когда Оверфорс пытался меня прикончить. Там точно значилось без пяти одиннадцать — впрочем, возможно, поезд имелся в виду завтрашний. Какое сегодня число? О, вот наконец и наши райские кущи… «Будешь ты послан богами в поля Елисейские, к самым крайним пределам земли, где живет Радамант русокудрый»[20].

Лодка резко ткнулась в берег, разбудив Сирила, но по сравнению с тем ударом, который испытал я секундой назад, это были сущие пустяки. Мод. Из-за меня Теренс упустил своих «перечниц». Если бы не я, сестра и племянница профессора остались бы сидеть на станции, и Теренс бы их застал. Или догнал бы по дороге в Баллиол, не заверь я, что сошедшие пассажирки его эпитетам никак не соответствуют. Но он ведь сам сказал «перечницы»… И «допотопные» — тоже его слово.

— Пришвартуетесь, Нед? — попросил Теренс, подтаскивая нос лодки подальше.

Встречи играют в общем хаосе истории чрезвычайно важную роль. Лорд Нельсон и Эмма Гамильтон. Генрих XVIII и Анна Болейн. Уотсон и Крик. Джон Леннон и Пол Маккартни. А Теренсу предназначено было встретить Мод на станции.

— Нед? — нетерпеливо окликнул меня Теренс. — Пришвартовывайте!

Я широко шагнул на глинистый берег и привязал лодку, хотя, по-хорошему, следовало сделать прямо противоположное.

— Не лучше ли нам вернуться сейчас в Оксфорд, к вашей племяннице? И сестре, — поспешно добавил я. Пусть не на станции, но они хотя бы встретятся. — Можем оставить багаж здесь, потом заберем. Две дамы, путешествующие в одиночку, — кто-то должен позаботиться об их вещах.

— Глупости, — отказался профессор. — Моди не пропадет — багаж отправят с посыльным, а сами наймут кукушку до гостиницы. У нее есть голова на плечах в отличие от многих нынешних девиц. Вам бы она понравилась, мистер Сент-Трейвис. Найдутся у вас мучные черви?

Профессор целеустремленно зашагал к ивам.

— Может быть, переубедите его? — обратился я к Теренсу.

Тот покачал головой:

— Бесполезно, когда дело касается рыбы. Или истории. Лучше разобьем лагерь, пока не стемнело.

Он отошел к большой иве, под которой были в беспорядке свалены наши чемоданы и коробки, и принялся рыться в груде.

— Но его племянница…

— Вы же слышали. Голова на плечах. Умница. Наверняка из тех сушеных вобл, у которых на все свое мнение и которые ратуют за принятие женщин в Оксфорд. — Он выудил сковороду и пару консервных банок. — Пренеприятнейшие девицы. В отличие от мисс Меринг. Такая прелестная, неиспорченная…

И глупая. И он не должен был с ней знакомиться. Он должен был встретить Мод. «Она бы вам понравилась», — сказал профессор Преддик. Еще бы не понравилась — эти темные глаза, это личико сердечком… Но я выглядел слишком подозрительно, а Верити совершила свой опрометчивый поступок, и теперь Теренс и Тосси, которые в противном случае даже не подозревали бы друг о друге, назначают свидания. Кто знает, какими осложнениями это чревато?

— Мы в любом случае увидим ее утром, — продолжал Теренс, нарезая мясной пирог. — Когда будем отвозить профессора.

Он увидит ее утром. В хаотической системе заложены припуски, возможности вмешательства, упреждающие петли, чтобы последствия отдельных событий не росли как снежный ком, а попросту аннулировались. Не встретились в одном месте, встретятся в другом. Теренс сегодня разминулся с Мод — не беда, познакомится с ней завтра. Может статься, если мы поплывем обратно сейчас, будет уже поздно, и сестра профессора откажется принимать гостей, так что Теренс снова упустит Мод. А вот завтра утром, когда она встретит его свежей и принарядившейся, Теренс думать забудет про Мачингс-Энд и устроит для Мод пикник на Портовом лугу.

Если знакомство действительно было уготовано им судьбой. Мало ли, сестра профессора с таким же успехом могла счесть подозрительным носильщика или испугаться сквозняка и уехать на своей кукушке еще до появления Теренса, даже если бы меня там не было. А Теренс, горя желанием поскорее нанять лодку, все равно помчался бы к мосту Фолли, а не догонять встречаемых. Ти-Джей ведь говорил про заложенные в системе возможности самокоррекции.

Верити тоже права. Принцессу Арджуманд вернули; диссонанс, если таковой и появился, сгладили, а значит, мне положено отдыхать и восстанавливаться, то есть ужинать и спать — именно в таком порядке.

Теренс, расстелив плед, расставлял на нем оловянные тарелки и кружки.

— Чем помочь? — спросил я, глотая слюну. Когда я ел в последний раз? Вспоминается только чашка чая и каменное печенье на благотворительном базаре в помощь фронту при Женском институте, а это было по крайней мере два дня и пятьдесят два года назад.

Запустив руку в плетеный короб, Теренс вытащил кочан капусты и большой лимон.

— Можете достать одеяла. Двое лягут в лодке, а кто-нибудь один — на берегу. А еще было бы неплохо найти серебро и имбирный эль.

Я послушно раскопал и принялся раскатывать одеяла. Рука церковного старосты из Иффли явно дотянулась и сюда: практически на каждом дереве висело по объявлению (не считая вкопанных у берега табличек). «Проезда нет», «Не ходить», «Частная территория», «Нарушители будут расстреляны», «Частные воды», «Причаливать воспрещается», «Рыбалка запрещена», «Не сорить», «Не разбивать лагерей», «Не устраивать пикников», «Высадка на берег строжайше возбраняется».

Перерыв коробки Теренса, я обнаружил набор какой-то столовой утвари и, выбрав оттуда вещицы, максимально похожие на вилки, ложки и ножи, разложил их на пледе.

— Вы уж не обессудьте, разносолов не предвидится, — предупредил Теренс. — Я собирался пополнить запасы по дороге, поэтому пока придется затянуть пояса. Скажите профессору, что скромный ужин подан.