Последнее сокровище империи Кокотюха Андрей

Глава первая. Восточная Сибирь. Тайга, Май

Пожалели Кречет с Федотовым новобрачных.

Хоть собирались выйти чуть свет, но, по обоюдному согласию, Антон и отставной полковник решили дать Берсеневу с Лизой понежиться подольше. Оба понимали: другая возможность побыть наедине им выпадет нескоро, если вообще представится. В том, что Лиза не пойдет с Алексеем дальше, а все-таки вернется обратно в Петроград, поручик был почему-то уверен. Хотя новоиспеченная госпожа Берсенева, как назвал Лизу про себя Антон, все равно оставляла его в щекотливом положении.

Впрочем, решил он, все может кардинально поменяться в случае успеха его миссии. Если впрямь удастся открыть что-то вроде российского Клондайка, это, в свою очередь, откроет новые возможности для самой России. Политических тонкостей Кречет старался избегать, однако важность этой своей миссии для империи поручик вполне осознавал. Значит, он, как ни верти, вернется победителем. А у победителя и возможностей станет чуть больше. Антон надеялся хоть в какой-то мере повлиять на прояснение истории если не побега Берсенева, то уж участия в этом всем Лизы – так точно.

Однако же в девять утра Кречет решил, что либеральничать хватит, и постучал в окно. Новобрачные не слишком возражали: вышли на двор спокойные, счастливые, будто заново в эту ночь родившиеся. Когда же вся группа, ведомая Матвеем Багровым, через час выдвинулась в тайгу, Антон убедился – кто бы что ни говорил по поводу вчерашнего спонтанного венчания, пользу это событие им принесло огромную. Лиза, которую поручик, несмотря ни на что, до последнего готов был считать обузой, сейчас не шла – летела, словно не по таежным тропам, а по Невскому проспекту. Берсенев, державшийся рядом, тоже будто не из тюрьмы выбрался несколько дней назад, а набирался сил где-нибудь в курортной местности: давешнюю усталость от всего смыло, обреченность в словах и всем облике улетучилась.

Шли преимущественно молча, обмениваясь только необходимыми в походе фразами вроде «сейчас туда, потом – сюда». Двигались нескоро, экономя силы, но и не ползли с черепашьей скоростью, проводник с самого начала задал средний темп движения, подходящий как бывалому Федотову, так и непривычным к таежным переходам молодым людям.

Первый короткий привал сделали после полудня. А как только солнце стало медленно опускаться за верхушки сосен, Багров выбрал первую же подходящую поляну для остановки на ночлег. Пока мужчины занялись рубкой сучьев и веток для шалаша, проводник сдвинул вместе толстые стволы валежника и развел таежный костер. Лиза, для которой так и не находилось подходящего дела, вызвалась готовить ужин и даже согласилась сходить к ближайшему ручью за водой. Берсенев рванулся было провожать, но Кречет остановил, сказал негромко:

– Дурак ты, Алешка, хоть и венчанный. Даме нужно отойти подальше от нас, вода ей нужна, смекаешь? Вообще, воду в котелке твоя молодая супруга как-то сама управится принести.

– Темнеет.

– Не заблудится. Мы рядом, если что – крикнет. А в тайге, как я погляжу, вообще быстрее смеркается.

– Есть такое, – согласился Федотов. – Ну, господа, как вам первый переход?

– Думал, будет труднее, – признался Антон.

– Это, ваше благородие, смотря как идтить, – подал голос Багров. – Хожеными тропами оно, верно, еще ничего. Вот завтра поутру выйдем к утун-земле, там потрудней придется.

– Что за земля такая? – поинтересовался Алексей.

– Это, господин инженер, у тунгусов так болото называется. Причем не простое, а такое, что и зверя, и человека враз засасывает.

По взаимному уговору, при проводнике Федотов и Кречет решили называть Берсенева инженером. Вряд ли деревенский мужик станет задавать лишние вопросы. Но все же так было надежнее.

– Ага. Засмокчет – как не было, – подтвердил Матвей.

– Но ведь перейти его можно? – спросил Кречет.

– Знамо дело, – кивнул проводник. – Иначе я б с вами не пошел. Место одно знаю – медвежий проход называется.

– Почему именно медвежий?

– Где медведь пройдет, там и человека утун-земля выдержит.

– Я объясню, господа, – вмешался Федотов. – По ту сторону болота – река. Можете хоть на карте увидеть. Река – это, кроме прочего, водопой для таежного зверья. Значит, звери должны найти дорогу, ведущую к водопою через болото. Так, Матвей?

– Верно, – кивком подтвердил Багров. – Я некогда одну такую тропку заприметил.

– А прямо за рекой – конечная цель нашего путешествия. Так, борода?

– Она. Медведь-гора. И капище, про которое мне все толковали и прежние господа, которые с рыжим иноземцем, и вы вот теперь. Только у нас то место все стороной обходят.

– Значит, ты тоже не пойдешь?

– Не, – покачал головой Багров. – Доведу вас до заимки, у самого подножья. Бог даст, к завтрему дойдет, к вечеру. Там заночуем под крышей. А дальше я дорожу обскажу, а вы уж сами. Недалече. Я лучше вас на заимке дождусь, как давеча сговорились.

Такой уговор действительно был. Узнав, какое именно место у Медведь-горы ищут господа, Матвей отказался идти прямо туда. Кречета после короткого раздумья это вполне устроило. Если они найдут, что искали, Федотов с Берсеневым и Лизой станут лагерем на месте, а сам Кречет, сопровождаемый Багровым, вернется обратно, сообщит о результате и приведет с собой помощь. Пускай это и займет в общей сложности неделю, зато все это время Алексей и Лиза смогут быть пусть в тайге, зато – вместе и в безопасности. Сам же поручик получит дополнительную возможность выиграть для всех время и понять, как правильно действовать.

– Добро, – сказал Антон, хотел добавить что-то еще, но не успел.

Со стороны ручья, куда ушла Лиза, донесся резкий женский крик.

В движение пришли все разом. Багров схватился за свое ружье. Федотов, щелчком заслав патрон в патронник «ремингтона», бросился на крик, забирая на ходу влево, словно обходя место возможной опасности с тыла. Кречет с револьвером рванулся сквозь кустарник напролом, но Берсенев обогнал его, вырвавшись вперед и быстро исчезнув в таежных сумерках.

Крик повторился.

– Лиза! Я здесь, Лиза! – громко позвал Алексей, и в следующую секунду она выскочила прямо на него из-за деревьев, налетела, кинулась на грудь, снова вскрикнула, теперь уже – с облегчением. Кречет не замешкался, появился рядом, выставил вперед револьвер, поводил стволом перед собой.

– Что случилось? – спросил он коротко.

Откуда-то со стороны донесся голос Федотова.

– Эгей, что там?

Обернувшись на голос, Антон выкрикнул громко:

– Все в порядке! – и, не опуская оружия, повернулся к замершим в объятиях друг друга Лизе и Алексею. – А все-таки, что там стряслось?

Дыхание девушки постепенно выровнялось. Она чуть отстранилась от Берсенева.

– Не знаю… Я испугалась… Набирала воду… А там, рядом, что-то хрустнуло… Громко… Лес… Темнеет… Я испугалась, господа…

Федотов появился со стороны ручья, держа пустой котелок в одной руке, карабин – в другой.

– Вот, вы бросили на берегу.

– Наверное, нужно снова идти за водой…

– Только на сей раз не вам, Лизавета Васильевна, – отставной полковник машинально отвел руку с котелком за спину. – Чего же вы все-таки испугались? Только таежных звуков?

– Не знаю… – уже совсем успокоившись, Лиза поправила выбившиеся из-под платка волосы. – Может быть, это глупо… Но мне показалось, что там кто-то был. В сумерках. Он… убегал…

– Это тайга, Лиза, – назидательно проговорил Берсенев. – Она как индийские джунгли: полна всяких звуков.

– А вы бывали в джунглях, Берсенев? – спросил Григорий Лукич.

– Не пришлось. Читал колониальные романы господина Киплинга.

– Тогда пошли обратно в лагерь… таежники, – теперь Кречет опустил револьвер, сунул его в кобуру.

– Провожайте девушку, господа. Я все-таки вернусь за водой, – ответил Федотов и прежде, чем кто-то успел ответить, скрылся с глаз, даже что-то насвистывая на ходу.

Ночь прошла спокойно.

Хотя после происшествия отставной полковник и распорядился наладить караульную службу, не освободив от обязанностей часового даже проводника, ничего их не тревожило. Лиза спала крепче всех, и к утру, казалось, совсем забыла не только о вечернем недоразумении, но и о донимающих комарах. Даже сама вызывалась снова сходить к ручью, набрать воды для утреннего чаю с сухарями. Только теперь Берсенев решил не отпускать молодую жену от себя ни на шаг, так что прогулялись они вместе.

С завтраком да сборами управились скорее вчерашнего. Снявшись с места стоянки, часа через два добрались до полосы болот. Комары клубились здесь уже тучами, и Берсеневу пришлось даже нарушить все возможные правила приличия, обкуривая их от Лизиного лица табачным дымом. Сама же Лиза двигалась вдоль болотной гряды, опустив голову, глядя только под ноги и держась при этом за ремень от приклада карабина своего мужа. Вчерашняя эйфория понемногу начинала улетучиваться, Алексей это почувствовал раньше других. Но Лиза ничем не выказывала своего состояния, держалась стойко и, похоже, сдаваться не собиралась.

Пройдя вслед за Матвеем метров двести влево, все остановились, услышав его слова:

– Ну, кажись, тута он, медвежий проход.

– Не ошибся б ты, – сказал Федотов. – Я, к примеру, здешних мест, как и тутошних болот, вообще не знаю.

– Для чего ж меня и наняли, господа хорошие. Вроде нет ошибки, сам-то вперед пойду, себе не враг. – Багров, прищурившись, посмотрел вперед. – Сюдой, точно сюдой. Значит, дальше за мной, господа, идти будете. След в след. И не растягивайтесь, на месте не стойте, ворон не ловите. Да за барышней глядите лучше.

– Вот опять вы за свое! – Лиза даже вскинула голову. – Я здесь, кажется, не барышня уже!

– Проводник прав, Лиза, – заметил Кречет. – Мы с Алешкой все время будем рядом.

– А вот это зря, ваше благородие! – тут же возразил Багров. – По болоту – как по льду надо. Гуськом. И чем дальше друг от дружки – тем сподручней. Ладно, мужики, за работу. Слеги[11] надо делать.

В поисках подходящих веток мужчины разбрелись в разные стороны. Вскоре с разных сторон застучали топоры. Берсенев, подбирающий жердь еще и для Лизы, в поле зрения Кречета был постоянно. Где-то рядом работал Багров. На какое-то мгновение Антону показалось, что исчез и даже вроде как затаился Федотов. Поискал его глазами между деревьев, не нашел, но услышал стук топора позади себя, оглянулся – отставной полковник, как ни в чем не бывало, стесывал сучья с длинной крепкой ветки.

Поручик даже мысленно отругал себя – с чего бы это вдруг ему вообразить, что Федотов решил на короткое время потеряться из виду… Видимо, Лизины вчерашние страхи каким-то образом перешли к нему. И кто знает, может, остальные испытывают те же чувства, только помалкивают да поглядывают друг на друга – все ли здесь, все ли вместе… Все же это были первые сутки, проведенные Антоном Кречетом в таежной глуши. И он отказывался признаваться самому себе: тайга давила со всех сторон.

Наконец, вооружившись слегами, приторочив покрепче ружья, карабины, вещевые мешки и «сидора», они двинулись вперед. Через болото, по медвежьему проходу.

Шли, как велено, гуськом. Впереди – Матвей Багров. Прежде чем сделать шаг, он всякий раз пробовал перед собой трясину жердью. Только потом осторожно погружал ногу в болотную жижу. За ним, на расстоянии чуть больше вытянутой руки, след в след продвигался Федотов, стараясь точно повторять движения проводника. Следом держался Берсенев, прокладывая и указывая путь Лизе, которая каждый раз, делая шаг вперед, зачем-то закрывала глаза. Замыкал цепочку Кречет.

Как и говорил проводник, в этом месте болото было не слишком широким. Передвигаясь по трясущейся под ногами жиже, все потеряли счет времени, сосредотачиваясь на необходимости сделать очередной шаг. Но ощущение времени вернулось, когда маячившие где-то в болотной дымке сосны вдруг стали различаться яснее – до твердой земли пройдена уже большая половина пути.

Тут-то все и случилось.

Громко вскрикнув, даже не вскрикнув, а отчаянно взвизгнув, Лиза неожиданно для всех шарахнулась в сторону, мгновенно проваливаясь в трясину сразу по пояс. Обернувшийся Берсенев сделал резкое движение в ее сторону, но, чувствуя, что теряет равновесие, остался стоять, широко раскинув руки. С противоположной стороны в такой же позе замер Кречет. Попытку Федотова прийти на помощь пресек резкий, хриплый выкрик Багрова:

– Стоять! На месте стой! Утянет, мать твою!

Федотов замер, но теперь с места двинулся Антон.

– Лиза, держись!

– Мама! – теперь уже не кричала – стонала девушка, прямо на глазах четверых мужчин погружаясь в вязкую смертельную жижу по грудь. – Мамочка! Алеша! Мамочка!

– Да стой же, Антон! – рявкнул Берсенев. – Я сам!

Никого и ничего вокруг не было. Только любимая женщина, уходящая в трясину. Осторожный и уверенный шаг – Алексею удалось не сойти с относительно безопасной тропы. Еще шаг, еще – и вот он уже наклонился, протягивая Лизе конец своей жерди. Слега оказалась достаточно длинной, чтобы девушка смогла дотянуться, всего лишь вытянув руку. Затем Лиза отчаянно рванулась, чуть не силой выдергивая себя из трясины, и теперь уже смогла подтянуть жердь к себе, хватаясь второй рукой.

Теперь пришла очередь Берсенева. Так же осторожно и в то же время – сильно Алексей потянул слегу на себя.

– Давай! – кричал замерший в нескольких шагах от них Кречет. – Давай, ну!..

Настал момент, когда Берсеневу показалось – он тоже теряет равновесие, соскальзывая в топь. Уже потом он смог дать себе отчет: именно в тот момент им овладели страх вкупе с отчаянием. Отчаяние придало силы, Алексей потянул – и Лиза, грязная, мокрая, испуганная, сплевывающая вонючую болотную воду пополам с илом, но спасенная, уже медленно вставала на тропу. Ее слега валялась рядом, Лиза машинально подхватила жердь, кое-как оперлась о нее, тяжело задышала.

– Идти можешь? – спросил Берсенев. – Рядом уже совсем…

– Да… Смогу… Господи, смогу…

– Что случилось, Лиза? – теперь уже говорил Кречет. – Почему ты закричала?

– Там… – Лиза перевела дыхание… – Там была змея… Скользнула… Страшно…

– Не стойте, не стойте, сызнова потянет! – крикнул Багров. – Давайте, впрямь недалече!

Последний участок пути через болото прошли довольно быстро. И только под ногами вновь появилась твердая земля, Лиза не устояла – рухнула, будто подкошенная.

Дальше она шла, опираясь на плечо Берсенева.

Хотя долго так идти не пришлось – за стволами деревьев блеснула вода, показался речной берег, и все, не сговариваясь, решили сделать привал. Больше всех в отдыхе нуждалась Лиза. Но и мужчинам надо было перевести дух и хотя бы сменить портянки.

– Ты сможешь идти дальше, Лиза? – спросил Алексей жену. – Твой наряд изрядно промок.

– Алеша, дорогой, разве у меня есть выбор? Мы же не останемся здесь только потому, что мой, как ты говоришь, наряд должен высохнуть… Разве что у кого-то из вас найдутся для бедной девушки сухие онучи.

Вроде ничего необычного не происходило. Только вот со стороны это все показалось Федотову таким комичным, что отставной полковник не выдержал – расхохотался, даже завалился при этом на спину. Засмеялась и Лиза, правда, каким-то нервным смехом. Не понимая, что так развеселило их спутников, Антон с Алексеем тем временем дружно стали рыться в своих вещмешках – по наущению Григория Лукича, про запас каждый взял несколько пар чистых портянок. Первым нашел то, что нужно, Кречет, и Лиза, сидя, приняла их от него с поклоном, не лишенным кокетства. После чего вытянула ноги:

– Супруг мой, не поможешь ли даме переобуться?

Легкие господские дурачества Матвея Багрова никак не тронули.

– Да вы не спешите, господа хорошие, – проворчал он, стягивая свои сапоги. – Вон она, Медведь-гора. Теперь вдоль речки, не заблудимся. К закату до заимки доберемся. Там и обсохнем, и поедим маненько. Утун-земля на всем этом пути, почитай, самое тяжелое.

Ко всем уже понемногу возвращалось хорошее настроение.

– Лиза, а тебе змея твоя не показалась? – поинтересовался Кречет, стягивая свои сапоги и выливая из них грязную жижу.

– С чего это ты так спрашиваешь? – девушка подозрительно посмотрела на него.

– Ну, вчера тебе тоже что-то показалось. Судя по твоему давешнему испугу, Лиза, ты увидела в таежном сумраке… всех сорок разбойников разом.

– Алеша, скажи ему что-нибудь! Он издевается…

– Правда, Антон! – поддержал игру Берсенев. – Или ты прекратишь, или я вынужден буду защищать честь своей жены! На дуэли!

– Как приятно слышать такие слова от своего мужа! – воскликнула Лиза.

Сейчас все трое снова почувствовали себя юными, в имении Потемкиных, когда стояла такая же солнечная погода, неподалеку журчала река и, что более важно, не было в их жизни войны, тюрем, полиции и жандармов.

– Здесь нет никаких разбойников! – звонко, перекрывая птичий щебет, выкрикнула Лиза. – Нет разбойников! Ни сорока, ни одного! Есть только двое мальчишек!

На какое-то время они перестали обращать внимание на своих спутников. Казалось, Федотова с Багровым нет не только рядом – их нет совсем. Потому Лиза даже вздрогнула, а молодые люди – невольно потянулись к лежавшему рядом оружию, когда над головами послышалось строгое, возникшее, будто ниоткуда:

– Хорошее настроение – это славно! Только, поручик, и вы, господа, после досмеетесь.

В шаге от них стоял Федотов, подтянутый и готовый идти дальше. Чуть поодаль замер в ожидании проводник.

А вдали виднелась поросшая лесом возвышенность – та самая, полная тайн Медведь-гора…

Сперва Самсонов крепко напугал Говоруху. После – утомил безмерно. Лишь теперь начальник сыскной полиции окончательно понял, почему обер-полицмейстер хочет поскорее, под любым благовидным предлогом, попрощаться с дорогим гостем и благодетелем.

Началось вроде как ничего. В том смысле, что похмельный Самсонов, пивший, по сведениям гостиничной прислуги, сначала в тамошней ресторации, после – один, запершись в номере, из всего, сказанного Говорухой, понял только одно: Лизавета Потемкина нашлась. И за ней нужно ехать. Собрался быстро, хотя и не двинулся с места, пока не заказал в номер и не выпил четверть коньяку, кое-как заев оставленной в хрустальной вазочке осетровой икрой. Предложил было Михаилу Савельевичу, но тот вежливо отказался. Не хотелось затягивать, и вообще – бог знает, чего ожидать от господина Самсонова еще: вчера, заливаясь в ресторане за отдельным столиком, в пьяном виде велел он музыкантам на эстраде замолкнуть, даже тарелкой в них швырнул. А когда кто-то из важных постояльцев, не знавших, кто такой есть Кирилл Самсонов, попытался вразумить буяна, чуть не схлопотал кулаком в ухо. Трое дюжих официантов с трудом его удержали, как им удалось увести великана, один Господь знает…

Не мог даже подумать Говоруха, что подобное повторится уже в Даниловке.

Когда он вместе с небольшим отрядом полицейских и Самсоновым приехал в деревню, узнал, что господа ушли в тайгу, ведомые местным мужиком Матвеем Багровым, всего несколько часов назад, и отдельно выяснил, что здешний настоятель, отец Леонтий, таки впрямь повенчал раба Божьего Алексея рабе Божьей Лизавете – тут-то и началось…

Откуда у Самсонова оказался револьвер, когда он успел положить его в карман, Говоруха потом объяснить не смог. Но когда Кирилл, молча постояв у входа в церковь, в которой его невеста меньше суток назад обвенчалась с другим, внезапно рванул оружие из кармана пиджака – ничего другого не подумал, рявкнул:

– Стреляется! Держи!

Полицейский унтер, стоявший к Кириллу ближе всех, тут же попытался взять его в охапку. Но Самсонов играючи свалил того с ног, вывернувшись и ударив с левой – правая по-прежнему сжимала револьвер. Унтер не понял, что на него налетело, и потом рассказывал, как долгое время слышал только звон в ушах. Тем временем на вооруженной руке Кирилла повис еще один полицейский, этому даже удалось чуть вывернуть кисть – тогда-то и прогремел выстрел. От неожиданности полицейский ослабил хватку, Самсонов стряхнул его с руки, но тут на плечи ему кинулся сзади еще один полицейский, и этому уже рискнул помочь лично Говоруха.

– Прекратить! Прекратить! – орал он, даже не надеясь, что взбешенный великан кому-нибудь подчинится.

Управиться с двумя для Кирилла также не составило труда. А когда все вокруг оказались на земле, он принялся палить в разные стороны, не целясь, наверняка не желая подстрелить никого специально – просто отчаянно жал на спуск, пока патроны в барабане не закончились. Только сам великан на этом не успокоился: взревев медведем, в несколько широких прыжков добежал до ближайшего забора, обрушил на него всю силу своего гнева, в три приема развалив деревянную ограду. И лишь потом опустился на землю рядом с проломом, обхватив голову руками, уже не рыча – воя, словно побитая пьяным хозяином верная собака, да раскачиваясь из стороны в сторону.

Какое-то время вокруг убитого горем великана было пусто – никто не рисковал подойти, даже окликнуть его боялись все, включая Говоруху. Но вдруг со двора, вокруг которого стояла разбитая Кириллом ограда, спокойно, без лишней спешки, вышел щуплый жилистый мужичок. Оглядев собрание, он подошел к сидящему великану, и когда заговорил, в голосе слышалось какое-то странное понимание.

– Гуляем, барин, или горе какое?

– Чего?.. – Самсонов поднял голову, ища взглядом то ли наглеца, то ли – смельчака.

– А ничего, – мужик развел руками. – Давно, говорю, хотел ограду поправить. А то и новую справить. Да вот, вишь, время пришло, помог. Пойдем-кось, барин. Мироном меня зовут, ежели что…

Мужик похлопал Кирилла по плечу.

Когда тот поднялся, все увидели – макушка щуплого Мирона еле доходила ему до плеча. Пропустив Самсонова во двор вперед себя, мужик обернулся, угадал в Говорухе главного, погрозил пальцем:

– Никто за ним ходить не моги. Горе у человека, по всему…

Полицейским ничего другого не оставалось, как заниматься в Даниловке своими делами. А когда перед закатом Говоруха решил возвращаться обратно, оказалось: господин Самсонов спит мертвецким сном, храпя на всю Миронову горницу. Оставлять Кирилла без своего присмотра начальник сыскной полиции не рискнул, потому велел всем заночевать в деревне – как говорится, утро вечера удалей.

Но утро ничего нового не принесло. Разве что Говоруха, придя в избу к щуплому Мирону, увидел Самсонова, сидевшего за столом в исподнем, босого и хмурого. Жена Мирона, такая же щуплая, под стать мужику, молчаливая крестьянка как раз собирала на стол: к мискам с капустой, солеными грибами, порезанному толстыми ломтями хлебу и салу ставила бутыль мутного самогона. Как раз из подпола появился сам хозяин – выносил холодный студень. Увидев Говоруху, с полупоклоном пригласил того к столу, но сыщик, в свою очередь, так же, жестом, велел Мирону и его бабе выйти на двор. Те подчинились, и когда Говоруха остался с Самсоновым наедине, осторожно проговорил:

– Кирилл Прохорович…

– Чего надо? – Кирилл поднял на Говоруху тяжелый взгляд. – У меня тоска. Знаешь, что такое тоска, селедка ты полицейская?

– Кирилл Прохорович, – начальник сыскной полиции старался вести себя крайне деликатно. – Позвольте попросить вас нынче вернуться в Красноярск.

– А что я там забыл? – равнодушно спросил Кирилл. – Там нет Лизы.

– Здесь ее тоже нет, Кирилл Прохорович. По собранным мною сведениям, раньше чем через семь дней, в деревню никто не вернется.

– Кто должен вернуться? Лиза? – Говоруха благоразумно промолчал, сам не зная точного ответа. – Тогда я буду ждать ее здесь! – Самсонов пьяно стукнул кулаком по столу.

– Я считаю, что это неразумно. Для вас неразумно, Кирилл Прохорович. Мужики сегодня утром уже видели жандармов в окрестностях. И здесь вы с вашим… гм… горем будете на виду. Это, поверьте, никому не принесет пользы.

– Я праздную свадьбу моей невесты. И пошли все к черту! Мирон! Ать сюда! Я один гулять буду?

Видя бесполезность дальнейшего разговора, Говоруха вышел, оставив Самсонова с его тоской наедине. Столкнувшись в сенях с Мироном, остановил его, сказал грозно:

– Ты вот что, Мирон… Как там тебя… Не важно. У нас здесь, в Даниловке, важные дела, государственные. Ты появился вовремя, отмечу где надо…

– Премного благодарен, ваше благородие.

– Только гость твой, – Говоруха кивнул на прикрытую дверь, – тоже важный государственный человек. Потому приказ тебе такой: укатай барина как следует, а после погрузи на подводу и отвезешь в Красноярск. Куда – скажу, там записку передашь.

– Оно и верно: от греха подальше, – понимающе кивнул Мирон. – Не пойму одного: баб разве мало? Надо ли мужику вот так из-за девки? А, кто вас, господ, разберет…

– Вот и не разбирай. Не твоего ума это дело.

Записку Говоруха собирался писать Воинову. Сам он решил-таки оставаться здесь, в деревне, с небольшим полицейским отрядом. Вроде как засада: кто бы ни вернулся, сразу к нему попадет. И то, новости вполне могут появиться раньше, чем через неделю.

Ничего. В любом случае подождать нужно. Главное – теперь-то уж преступников он не упустит…

Сработали «синие мундиры».

Из Красноярска троица террористов выбралась без особых сложностей. При выезде из города на них даже внимания никто не обратил. Ехать пришлось в коляске, и на самом деле именно это стало главной сложностью: никто из троих никогда не ездил верхом, не говоря уже об умении править лошадью. Кое-какие навыки нашлись у Кострова, и Полетаев посадил его на козлы, хотя форма тому попалась как раз офицерская. Но, видимо, в округе происходили очень важные дела – жандармский ротмистр, везущий куда-то унтера с капитаном, внимания, вопреки опасениям, не привлек.

Лошадь они позднее распрягли и оставили в тайге. Так распорядился Полетаев, не особо трудясь объяснять свои действия. Костров без того понимал, что в коляске по тайге не проедешь, а Данко вообще помалкивал – необходимость надеть жандармскую форму даже для конспирации и собственной безопасности оскорбила его до глубины души. Полетаев же не вносил ни лошадь, ни брошенную рядом коляску в свои дальнейшие планы – он уже мысленно попрощался не только с Красноярском, но и со всей Россией. Потому его сейчас мало занимали мысли о том, как Костров и Данко станут возвращаться обратно, выполнив задание Высокого.

В окрестностях Даниловки они появились ненадолго – задали местным крестьянам несколько вопросов, получили нужные ответы, и Костров, вооружившись раздобытой топографической картой местности, показал дальнейший примерный маршрут их группы. Но потом дело застопорилось: Полетаев только теперь понял, что просто дойти до Медведь-горы – мало. Они должны понять, где именно, в каком месте нужно искать экспедицию Кречета. Действительно, не будут же они кричать или же своими скромными силами прочесывать местность по периметру…

И тут снова пригодилось знание Костровым здешних мест. Он вспомнил о проходе через болото – охотник, который в свое время прятал его у себя, как-то вывел к тому месту и рассказал: мол, если переходить, то только здесь, тогда точно никто чужой не сыщет, не каждый через болото сунется. А хоженых троп в тайге не так уж много. Так что, предположил Костров, если найти нужный проход на болоте, то велика вероятность того, что они возьмут след экспедиции.

Что же, иного решения никто и не предлагал. К тому же Полетаев изначально положился на Кострова во всем, что касается знания местности и умения ходить по тайге. Еще у них была карта, болота на ней обозначены, ориентировался Костров действительно неплохо. Так и пошли.

Ночевка в самодельном шалаше утомила Данко. Без того нервный, он не мог уснуть под укусами комаров, ворочался всю ночь, не давая заснуть остальным, и к рассвету Полетаев и Костров, не сговариваясь, поняли, как ненавидят своего бледного спутника. Только общее настроение резко поменялось, когда они вышли на поляну, где совсем недавно кто-то ночевал – теплый пепел от костра, шалаш, свежие следы человеческого присутствия. А главное: окурки в золе, нездешние, не докуренные до основания махорочные самокрутки, городские папиросы с золотым на конце ободком.

Вот она, удача! Сомнений в том, что папиросы курил нужный им офицер, у Бориса Полетаева почему-то не было.

Дальше Кострову действительно удалось взять след, прямо как охотничьей собаке. Отыскал место, где они находятся, по карте, вывел в уме возможный путь к болотной гряде, и когда двинулись, дошли до болот, убедились – кое-какой опыт Кострова умножился здесь на везение.

Проход через топь даже искать не пришлось. Достаточно выйти к месту, возле которого валяются остатки свежесрубленных жердей-слег.

Топор на всех был только один. Костров взял заготовку жердей на себя, и после полудня троица наконец осторожно, след в след, двинулась по болоту. Шли осторожно, опыта таких переходов даже у Кострова не было. Данко, замыкающий маленькую процессию, громко ругался, чем в конце концов перешел последнюю грань терпения Полетаева.

– Заткнешься ты сегодня, сволочь?! – гаркнул тот, резко обернувшись.

Этого нельзя было делать.

На миг забыв об осторожности, Борис тут же потерял равновесие и опомниться не успел, как оказался по пояс в топи. Но Данко попал в такую же историю – невольно отшатнувшись, когда Полетаев злобно повернулся к нему, он тоже оступился, провалившись в трясину сразу по грудь.

– Э! Э! Помогите! – заорал он, чувствуя, как дышать сразу стало тяжело.