Золото Роммеля Сушинский Богдан

15

Эти двое все еще выясняли отношения, когда круизное судно «Лигурия», следовавшее из «столицы» острова Аяччо в административный центр Верхней Корсики, Бастию, в очередной раз вошло в Бухту Безмолвия. Последними, вслед за желающими искупаться во всегда тихих и теплых водах этого островного закутка экскурсантами, по трапу сошли четыре монаха-иезуита в строгих черных кителях, которые только отсутствием накладных карманов отличались от кителей то ли эсэсовцев, то ли итальянских карабинеров.

Лишь немногие из поспешно разоблачающихся на берегу отдыхающих обратили внимание на то, что все они были коротко стриженными, без головных уборов, и несли к Портовой лестнице одинаково увесистые, продолговатые кожаные сумки. Да и ступать по причалу они старались гуськом, в ногу и шаг в шаг, словно шли по минному полю. Во всяком случае, контрразведчика-полицейского появление этих людей, как и их поведение, неминуемо насторожило бы, если бы только он не покинул пределы усадьбы буквально за две-три минуты до того, как фигуры иезуитов появились на верхней площадке лестницы.

– Выглядите вы как-то слишком уж военизированно, обер-лейтенант Глейвиц, – встретил их у ограды на краю плато монах Тото. – Что не может оставаться незамеченным.

– Во Франции не монашествующие по монастырям иезуиты щеголяют именно в таком одеянии, – заверил его коренастый плечистый «паломник» лет пятидесяти, со шрамами на широком выступающем подбородке и на голове, чуть выше правого виска. – Причем кителя наши – от портного, который шьет для двух монастырей, расположенных в Приморских Альпах, откуда, по легенде, мы и начали свое паломничество.

– Глейвиц прав. К тому же сработаны эти робы из плотного крепкого материала, а потому бодряще удобны и для путешествия, и во время стычек, – поддержал его Дорн, уголовник, в свое время наводивший ужас на обитателей пригородов североитальянского города Брешиа.

– Ладно, здесь не место для полемики. Наденьте на свои постные «личика» маски монашеского смирения и следуйте за мной, только не строем.

– Не так-то просто отучиться, – проворчал Глейвиц, – после стольких-то военных школ, курсов и всевозможных тренировочных лагерей.

И Тото понимал его: в самом деле непросто. Весной сорок четвертого с помощью знакомого офицера гестапо, коим оказался Глейвиц, «бедный, вечно молящийся монах» сумел вырвать этого итальянского германца буквально из камеры смертников. И до конца войны даже успел пропустить его, вместе с самим Глейвицом, через ускоренные диверсионные курсы разведшколы, так сказать, для усовершенствования мастерства их обоих.

На этих же курсах Глейвиц, которому было поручено готовить спецгруппу для работы уже в послевоенное время, завербовал двух азиатов из еще только формировавшегося тогда «Восточного рейх-батальона». К тому времени эти молодые парни уже прошли суровую школу повстанческой борьбы у себя на родине, восприняли христианство и нацизм и известны были всем окружающим под вполне представительскими прозвищами – «Перс» и «Янычар».

После войны их на какое-то время спрятали в Каталонии, в одном из испанских иезуитских монастырей, где они, действительно, приняли монашеский сан, и только потом перебросили в Италию. Там неофиты от монашества с трудом прошли курс обучения в миссионерской школе, продемонстрировав при этом абсолютную непригодность к церковным бдениям и благодеяниям, зато сумели обзавестись безупречными, в Ватикане выданными, документами.

Впрочем, монашеские бдения не мешали этим джентльменам удачи еще трижды пройти краткосрочную военную переподготовку сначала во французской разведывательно-диверсионной школе, а затем и в британских диверсионных лагерях на севере Африки.

– Размещаться будете в этом единственном оставшемся на память о некогда располагавшемся здесь монастыре Святого Антония здании, – принялся вводить их в курс дела Глейвиц, как только, пройдя вдоль прибрежной ограды, группа достигла серого двухэтажного особняка, скрытого за кронами деревьев и зарослями кустарника в северной части поместья. – Хотя теперь оно вместе с недавно восстановленной часовней входит в туристический комплекс «Пристанища паломника», но по-прежнему называется «покаянными кельями». Днем прогуливаться по двое, но ни в коем случае – группой; питаться будете в расположенной в этом же корпусе трапезной для паломников…

– Опять на монастырский харч?! – недовольно повертел головой Дорн, с тоской глядя на большое внушительное здание, выстроенное когда-то в П-образном виде из дикого, почти необработанного камня, и вход во внутренний двор которого перекрывался стенами часовни. – Мы же после него не ходим, а ползаем, как мухи. Почему бы вам?..

– Отставить! – командирским тоном прервал его Тото. – Питаться будете в трапезной, но по особой диете, вполне приемлемой для таких чревоугодников, как вы. Причем с порциями церковного вина. Просто не хочется, чтобы вы мозолили глаза посетителям местного ресторана. По легенде, вы направляетесь в Рим, а оттуда – в Иерусалим.

– А не по легенде? – напористо поинтересовался Глейвиц.

– Вам, обер-лейтенант СС, пора бы уже понять, что с того дня, когда была сформирована группа «рыцарей Христа», вся ваша жизнь превратилась в одну сплошную легенду. Ни у кого из вас собственной личной жизни уже не существует, вы обязаны и вы будете жить только по диверсионной легенде.

– Нашу группу в самом деле называют группой «рыцарей Христа»?

– Что вас не устраивает в этом названии? Могу переименовать на группу «слуг Иуды»? Что, кстати, больше соответствовало бы действительности.

– Просто мы впервые слышим это название – «рыцари Христа».

– Вам еще многое предстоит услышать. Все, идите, располагайтесь. Кельи на двоих на втором этаже. В ваших кельях ключи в замочных скважинах, проявите наблюдательность, «слуги Иуды».

– Прошу прощения, господин Тото, но мне хотелось бы продолжить этот разговор.

– Мне тоже кажется, что он назрел. Через пятнадцать минут жду вас, Глейвиц, но только вас одного, здесь, на первом этаже, в своей келье, расположенной рядом с кабинетом администратора. Причем сразу же предупреждаю, что сообщить смогу только то, что имею право… сообщить. Тем более что и мне тоже открывают далеко не все.

16

Июнь 1960 года. Остров Сардиния.

Поместье «Кондоре-ди-Ольбия»

Прежде чем направиться к стоянке яхты, Скорцени обратил внимание на небольшой грот, расположенный справа от тоннеля и вход в который перегораживала толстая якорная цепь с металлическими буями, да маскировал со всех сторон нависавший кустарник. Оберштурмбаннфюрер знал об этой частной подводной базе Черного Князя, и помнил, что именно на ней скрывалась мини-субмарина «Горгона».

– Уж не отсюда ли уходил в Россию, в «севастопольский рейд мести», наш досточтимый князь Боргезе? – поинтересовался фон Шмидт, остановившись на смотровой площадке рядом с обер-диверсантом рейха.

– Вам известно даже это? – вскинул брови Скорцени.

– Не сказал бы, что обладаю полной информацией, однако предполагаю, что той, которой все же владею, – вполне достаточно.

– Хватит изощряться в красноречии, барон. Что конкретно вам известно?

– Что именно отсюда в октябре 1955 года уходила в свой боевой рейд мини-субмарина «Горгона», которая вскоре достигла одной из севастопольских бухт. На своем борту она доставила группу боевых пловцов.

– То есть речь идет об идеальной диверсии, связанной с гибелью русского линкора «Новороссийск»?[35]

Не скрывая своего удивления, фон Шмидт в упор посмотрел на Скорцени, и на какое-то время взгляды их скрестились.

– Извините, оберштурмбаннфюрер, но я считал, что вы не просто в курсе этих событий, но и были их непосредственным участником.

Скорцени криво ухмыльнулся, снисходительно покряхтел и вновь ухмыльнулся.

– Чтобы мы уже никогда не возвращались к этой теме… Было условлено, что в течение как минимум десяти лет каждый из участников этой операции не только будет хранить суровое молчание, но и станет убеждать всяк любопытствующих, что никакого отношения к операции «Гнев Цезаря» не имеет. Так что с подробностями придется повременить.

– Когда я услышал о гибели «Новороссийска», то есть бывшего итальянского линкора «Джулио Чезаре», я так и сказал себе: «Без Скорцени в такой операции не обошлось. Как, очевидно, и без князя Боргезе. Такое попросту невозможно». Но прежде всего подумал о вас. И только потом вспомнил о вашем давнишнем друге, фрегат-капитане Валерио Боргезе. Причем только потому и вспомнил, что поверженный рейх наш на подобные морские операции пока что не способен.

– Пока что, – проскрипел зубами Скорцени, который терпеть не мог подобных «приговоров» поверженной Германии. – Боргезе действительно советовался со мной по некоторым вопросам подготовки к этой операции – только-то и всего. Но осуществляли ее коммандос из отряда «морских дьяволов», входившего в состав итальянской флотилии штурмовых средств «Децима МАС».

– В этом никто и не сомневался. Десятая флотилия штурмовых средств королевского флота, – понимающе кивнул фон Шмидт. – Мне приходилось встречаться с этими парнями во время службы на испанском флоте. Да и перед севастопольским рейдом диверсантов – тоже.

– Когда-нибудь настанет время поведать всю правду об этой атаке итальянских коммандос на базу советского флота. И тогда мир убедится, что боевые пловцы Боргезе осуществили одну из самых выдающихся диверсионных морских операций со времен появления подразделений подводных штурмовых средств.

– Жаль, что в своей книге «Десятая флотилия МАС»[36] князь Боргезе умолчал о подготовке итальянских коммандос к этой операции, – обрел дар речи доселе молчавший обер-лейтенант Дирнайхт. – Ведь известно же, что команда подводных диверсантов начала формироваться еще в 1949 году, то есть сразу же после выхода Боргезе из заключения. Я тоже имел определенное отношение к этому процессу, хотя вскоре по настоянию медиков был отстранен от водолазной подготовки, а следовательно, и от самой операции и направлен в Аргентину.

– Нам это известно, обер-лейтенант, – уловил барон в его голосе некие нотки оправдания.

– Но даже там я сумел раздобыть мемуары Боргезе в надежде, что князь хотя бы намекнет на подготовку к некоей послевоенной операции боевых пловцов, однако…

– Что значит «намекнуть», обер-лейтенант?! – осадил его фон Шмидт. – Не забывайтесь. Книга выходила в 1950 году. В то время «намекнуть» означало рассекретить. Разве не понятно, что во всех разведках мира эту книгу итальянского «морского дьявола» штудировали так, как никто и никогда не штудировал Святое Писание?

– Вы правы, барон, – поддержал его Скорцени. – Тем более что окончательный план операции «Гнев Цезаря» стал вырисовываться только в пятьдесят четвертом. До этого отрабатывалось несколько ее вариантов – с высадкой у крымских берегов десанта из подводной лодки; с вербовкой одного из офицеров; с активизацией заранее легализованной агентуры. Словом, один вариант безнадежнее другого.

– Ясно, что окончательный был связан с использованием мини-субмарины «Горгона», да только вряд ли Боргезе когда-либо решится предать огласке все подробности операции.

– Это свидетельствует о том, обер-лейтенант, что князь Боргезе прекрасно понимает: не время пока что раскрывать свои диверсионные карты. Не в том положении пребывает Италия, чтобы первый диверсант страны позволил себе ставить ее под ответный диверсионный удар коммунистов и под волну негодования – пусть даже притворного – их западных союзников. Вам, господа, тоже не рекомендую распространяться по этому поводу.

– Это понятно, господин оберштурмбаннфюрер, – стал навытяжку Дирнайхт. – Все, о чем мы здесь говорим, остается только между нами.

– Кстати, барон, мини-субмарина, которую использовал Боргезе, в самом деле называлась «Горгона», – молвил Скорцени. – Однако таковым было ее официальное название. Сам Черный Князь называл ее «Гневом Цезаря». Это же название послужило и названием всей крымской операции.

– Судя по всему, оно себя оправдало, – сказал фон Шмидт. – Прослышав об уходе «Джулио Чезаре» из военно-морской базы в Таранто, фрегат-капитан поклялся, что не позволит этому итальянскому судну долго пребывать под флагом русских коммунистов. Лучше пустит его на дно. И даже не скрывал этой своей клятвы.

– Иное дело, что тогда, в декабре 1948 года, когда линкор ушел из Таранто в Аугусту, чтобы затем быть переброшенным в албанский порт Влеру, где его ждали русская команда и русский флаг, – многие восприняли эту клятву, как всего лишь стон бессилия мужественного диверсанта; как некую разновидность проклятия.

…Барон был убежден, что Скорцени взойдет на борт яхты вместе с ним и Дирнайхтом, однако тот предложил ему как капитану сначала самому подняться на судно, осмотреть его, познакомиться с командой и только потом уже в качестве полноправного мореплавателя приглашать пассажиров. А сам, в сопровождении охранника и шейха, отправился назад в тоннель.

– С некоторых пор у меня появилось особое пристрастие ко всякого рода бункерам и подземельям, – объяснил он «мореплавателям» свое решение. – Причем связано это вовсе не с моими нечастыми появлениями в бункерах фюрера.

«Мореплаватели» заинтригованно простояли все то время, пока он артистично держал паузу, однако разъяснений так и не дождались: обер-диверсант рейха повернулся и пошел в сторону чернеющего зева тоннеля.

Просто в свое время фюрер приказал ему подготовить к сопротивлению «Альпийскую крепость», в которую должна была превратиться обширная местность в Австрийских Альпах. Конечно же, к созданию такого укрепрайона следовало приступать летом сорок третьего, а не весной сорок пятого. К тому же, отдавая приказ о формировании некоего укрепрайона в облике «Альпийской крепости», ни сам Гитлер, ни Гиммлер, который, судя по всему, должен был стать комендантом этой призрачной горной твердыни, даже не в состоянии были определить ее очертания, хотя бы по карте. Да и вообще не способны были объяснить, что она должна представлять собой.

Однако Скорцени сразу же уяснил для себя, что в условиях тотальной сухопутной и воздушной блокады укрепрайона живучесть его будет определяться состоянием бункеров, пещер, тоннелей, гротов – словом, всего того, что пребывает под толщей скальных грунтов. Тогда он успел побывать всего лишь на нескольких подобных горных объектах, однако этого было достаточно, чтобы понять: у рейха уже нет ни сил, ни средств, ни, тем более, времени, чтобы создать хотя бы некое подобие огромного, фантазией фюрера сотворенного укрепрайона. Он мог строить какие угодно иллюзии по поводу создания «Альпийской крепости» и патриотизма ее последних защитников, но реальность была такова, что даже своим иллюзиям и надеждам доверять он уже не мог.

И вот теперь Скорцени возвращался в подземный форт Валерио Боргезе с твердым убеждением, что когда-то князь намеревался создать точно такой же подземный укрепрайон, о котором в конце войны грезил он сам.

17

Июнь 1960 года. Отель «Пристанище паломника» на северо-восточном побережье Корсики

Полицейский еще не успел дойти до своего мотоцикла, стоявшего за тыльной стороной ресторана, как Шварц подозвал стоявшего неподалеку штурмбаннфюрера Денхофа и вполголоса спросил:

– Сколько парней у вас под рукой?

– Исключая братьев-близнецов Шармеров, моих подчиненных по линии охраны поместья, числящихся у нас ночными сторожами? – переспросил штурмбаннфюрер, зная, насколько щепетилен владелец «Пристанища» в вопросах «чистоты полицейских анкет» своих сотрудников.

– К их помощи мы станем прибегать в крайних случаях, да и то лишь при непосредственной охране поместья.

– Тогда остаются двое моих – Кановски и Дорнер. Да-да, из самых новеньких.

– И вы хотите сказать, что они?..

– …Бывшие диверсанты, – уловил ход его сомнений начальник охраны поместья, – лейтенанты СС, имеющие опыт работы в Албании, Польше и Югославии. Мало того, один из них, Кановски, из ополяченных силезских немцев, умудрился дважды побывать с заданием в России.

– Впечатляющие характеристики, – фон Шварц уже привык к тому, что люди, прибывающие под опекой эсэсовского фонда и всевозможных международных эсэсовских организаций, как-то совершенно неожиданно появляются в их трехэтажном «бараке» для персонала «Пристанища», какое-то время – иногда по пять-шесть месяцев – обитают в нем, а затем точно так же неожиданно и незаметно исчезают. – Где они сейчас?

– Как обычно, в бараке для обслуживающего персонала.

– Но в моем скромном штате туристического центра вряд ли найдутся еще две вакансии.

– Согласно директиве Зарубежного центра СС эти унтерштурмфюреры-лейтенанты уже числятся у нас охранниками пристани, – успокоил его Денхоф. – С оплатой из «Фонда СС».

– Из «Фонда развития паломничества», – поморщился Шварц, – впредь называйте его именно так, поскольку под таким названием фонд и зарегистрирован.

– Кстати, вскоре стараниями этого же «Фонда СС», – не воспринял его уточнения штурмбаннфюрер, – у нас появится прекрасная современная яхта, благодаря которой паломнический центр сможет устраивать экскурсии вдоль побережья Корсики, а возможно, и круизы вокруг нее.

– У меня создается впечатление, – проскрипел зубами фон Шварц, – что «вскоре» ваш пресловутый «Фонд СС» будет чувствовать себя владельцем этого поместья, а мне и в самом деле будет отведена роль его «смотрителя».

– Если бы не этот фонд, с его средствами и возможностями, – сурово напомнил ему штурмбаннфюрер Денхоф, – руины вашего «Пристанища», господин «смотритель», давно стали бы пристанищем для бродячих собак или же превратились в пепелище.

– Не исключено, – сердито проворчал фон Шварц, – что вскоре так оно и случится.

Полицейский давно должен был оставить территорию поместья, однако рокота мотора его мотоцикла слышно все еще не было, и это заставляло баварца напрягаться: где он и чем занят.

– К тому же у нас должно появиться свое судно, свой морской транспорт, – посвящал его тем временем в замыслы эсэсовского фонда штурмбаннфюрер Денхоф. – Тем более что формирование его команды позволит дать работу еще нескольким бывшим эсэсовцам прямо здесь, на базе. С учетом, что в критической ситуации все наши служащие становятся бойцами гарнизона «Пристанища». Именно так, гарнизона Центра, для усиления обороноспособности которого мы еще в этом году возведем каменную, крепостного типа ограду, а в помещении штаб-квартиры центра будет предусмотрен бункер-бомбоубежище.

– Грандиозные планы, – молвил фон Шварц, хотя начальник охраны обратил внимание, что слушал его баварец как-то слишком уж рассеянно. – Странно, что до сих пор меня не посвятили в них.

Только теперь владелец поместья обнаружил, что полицейский так и не оседлал свой трофейный германский мотоцикл с коляской, а прохаживается по аллее парка с садовником-дворником Лемпке. Одному Господу было известно, что этот капитан полиции, этот француз, пытался выведать у угрюмого, медведеподобного саксонца, который до войны служил палачом-висельником в гамбургской тюрьме, а всю войну числился «истопником-уборщиком» крематория одного из лагерей смертников. От послевоенного смертного приговора Лемпке спасло только то, что, провинившись по своей цивильно-тюремной службе, в лагере он и сам числился заключенным, пусть и находящимся на привилегированном положении.

– В эти планы мы намеревались посвятить вас, – не унимался начальник охраны, – недели через две, после прибытия сюда Скорцени. Кстати, тоже по приглашению нашего корсиканского отделения фонда.

– Скорцени снова стремится прибыть сюда?! – мгновенно оживился фон Шварц. – Прекрасно. С этой новости вам и следовало бы начинать изложение каких-то там планов своего фонда, майор Денхоф.

– В таком случае впредь к вопросу о принадлежности поместья мы возвращаться не будем. Одно могу гарантировать: до конца дней своих вы так и останетесь формальным владельцем этого отельного комплекса. И точно так же все мы, персонал этой секретной «Корсиканской базы СС», будем находиться в вашем подчинении. То есть мы подчиняемся вам во всех вопросах, кроме тех, которые относятся к деятельности самого фонда, а значит, и к его связям с прогерманскими организациями и Зарубежным центром СС.

– Позвольте, я правильно понял: по директивам этого самого Зарубежного центра СС, мое «Пристанище» уже проходит в качестве его «Корсиканской базы»?

– Как я уже намекнул, очень скоро здесь же будет располагаться и штаб-квартира нашего Зарубежного центра. Не беспокойтесь, мы вас не стесним, поскольку она займет всего лишь два этажа в офисе «Фонда развития паломничества», строительство которого, с вашего позволения, мы намерены начать на территории поместья уже через месяц. При всем этом Зарубежный центр СС вполне устраивает тот факт, что сами вы никогда не служили не только в СС, но и в обычных войсках. По крайней мере, никто не посмеет обвинить вас в нацизме. К тому же вы все больше становитесь известным на бунтующей Корсике в образе «баварского сепаратиста». Как нам известно, в душах местных корсиканских сепаратистов это находит определенный отклик.

– Не скрою, в самом деле находит. Что приведет Скорцени в «Пристанище» на сей раз? Наверняка тоже не дает покоя клад фельдмаршала?

– В последние годы история клада вызывает такой ажиотаж, что обер-диверсант рейха решил раз и навсегда излечить местных романтиков от этой «золотой лихорадки». Но… – тут же замялся Денхоф, – как вы понимаете, ничего подобного я вам не говорил.

– Поскольку мне и в голову не приходило интересоваться планами Скорцени.

– К тому же мы, кажется, отвлеклись. Итак, у меня под рукой двое опытных диверсантов, которые не числятся в штате «Пристанища», а следовательно, их похождения не способны бросить тень на ваше богоугодное заведение. Какие будут директивы?

– Да после этого разговора я уже начинаю сомневаться, станете ли вы и ваши люди подчиняться моим, как вы любите выражаться, «директивам».

– Мы обязаны выполнять все ваши директивы, – по-военному отрубил штурмбаннфюрер. – Ибо таков приказ Отто Скорцени, которому все мы подчиняемся беспрекословно.

«Таким образом, круг замкнулся, – подытожил их диалог фон Шварц. – И снова на обер-диверсанте рейха». А вслух произнес:

– Я попытаюсь еще на несколько минут задержать полицейского, предложив ему отужинать. А вы усаживайте своих костоправов в машину и гоните к Антонио Сорби. Пусть твой «варвар» разберется с местными людьми этого, как его там… – Он пощелкал пальцами, пытаясь вспомнить фамилию корсиканского сепаратиста.

– Сержа Гизони, – мгновенно подсказал ему штурмбаннфюрер.

– Я не знаю, как Сорби должен поступать с ними, но ясно, что Скорцени постарается нанести ответный удар.

– Он уже потребовал «зачистить» все подступы к «Пристанищу» и кладу фельдмаршала, – отчеканил Денхоф. – Чтобы к приезду его экспедиции ни одна стая местных или приезжих шакалов у «Пристанища» не выла и прибрежные воды не загрязняла.

– Даже так?! Прекрасно. В таком случае будем считать, что от меня лично никаких директив ни вы, ни Сорби не получали, – тут же очертил границы своей непричастности ко всему тому, что будет происходить на побережье Лунной бухты после отъезда группы Денхофа.

– Что-то вы стали осторожничать, фон Шварц, – не отказал себе в удовольствии упрекнуть его штурмбаннфюрер.

– Осторожничать люди начинают с проявлением у них мудрости, – не остался в долгу владелец поместья.

18

Судя по всему, оберштурмфюрер едва дождался, пока пройдут обусловленные пятнадцать минут, потому что постучал в дверь «кельи» секунда в секунду. Номер, который занимал Тото, по скромности своей не уступал тому обиталищу, в котором оказались они с Дорном. И представал он чем-то усредненным между закутком армейской казармы, тюремной камерой и настоящей монастырской кельей – железная армейская кровать, серое армейское одеяло, небольшая армейская тумбочка с Библией на специальной подставке, да грубо сработанное, почерневшее от времени распятие на стене.

– Так что вас тревожит, Глейвиц? Почему вдруг произошел этот мощный взрыв эмоций?

– Война давно завершилась, и всем нам важно знать, кто мы в действительности.

– Слышали уже, вы – группа «рыцарей Христа».

– Это мало о чем говорит. Важно знать, кому именно, – какой стране, какой организации, каким людям – мы служим, а главное, какова цель существования группы.

– Неужто захотелось наконец выяснить, кто и ради чего в течение уже многих лет возится с вами и вообще содержит вас, законченных бездельников, исстрачивая при этом на содержание группы сотни тысяч песо, франко, лир, фунтов стерлингов и прочей валюты?

– Нас интересовало это давно, вот только проявлять свою любознательность не хотелось, не ко времени было.

– Что же произошло теперь, что вы вдруг решили: все, это время настало?! – предложил Тото одну из двух примитивных, каким-то местным самоучкой сколоченных табуреток, стоявших у такого же грубого стола, а сам опустился на вторую.

Глейвиц вновь осмотрел отельную «келью», машинально полистал «Библию», постулаты которой никогда никаких особых эмоций у него не вызывали, и, только отложив ее в сторону, проговорил:

– Прежде всего, моих бойцов интересует их будущее. Как долго наши патроны намерены содержать их, где и каким образом использовать?

– Ваше будущее давно определено; кельи самых суровых иезуитских монастырей хоть сейчас готовы поглотить вас, превратив дальнейшее существование в молитвенно-покаянное благоденствие.

– Причем самое ужасное, что именно так, в монастырских стенах, нам и придется доживать наши скорбные дни. К содержанию особых претензий пока что нет, к службе тоже. Кроме одной – эта служба не позволяет скопить хоть какое-то количество денег на черный день, получается, что мы – люди без будущего.

– Операция, к которой вы с этого часа привлечены, очень скоро позволит вам, обер-лейтенант СС, зажить безбедно. Да и вашим парням – тоже.

– Сейчас на Корсике и во Франции много говорят о сокровищах фельдмаршала Роммеля.

– Не исключено, что со временем вы будете привлечены и к этой операции. Если, конечно, понадобится. В плане ее проведения все еще много неясностей.

– И кто же за ней стоит? Уж не Скорцени ли, при содействии Боргезе?

– Вам не следует задумываться ни над планом поисковой операции, ни над именами, которые возникают за ней, унтерштурмфюрер Глейвиц, – назидательно посоветовал Тото. – Причем это уже даже не требование, а жесткий приказ.

– Но ведь все, о чем мы здесь говорим, остается сугубо между нами.

– Тем более исключите свое любопытство из наших отношений.

– Следовательно, о том, какой стране или организации служит группа, знать мне тоже не положено, – разочарованно констатировал эсэсовец.

– Пусть вас утешит, что тайная организация эта возвышается над партиями, странами, народами и конфессиями; что она пытается объединить мир под скипетром одного правителя…

– Понятно, – скептически поморщился оберштурмфюрер, – еще один вариант идеи фикс: «Один мир – один правитель!»

– Но с существенным уточнением: впервые в истории на титул этого правителя претендует некий деятель – то ли прямой наследник, то ли кровный родственник Христа.

Глейвиц очумело взглянул на Тото, и британец обратил внимание, что левое плечо бывшего боксера нервно задергалось – верный признак того, что тот нервничает.

– Какой еще «наследник Христа»? Это кого же наши благодетели таким образом пытаются дурачить?

– Доказывают, что в самом деле им удалось сохранить династию, ведущую свое начало от Марии Магдалины. Однако мы в эту историю вникать не будем. Остается фактом, что масоны уже аккумулируют в своих кругах потенциал многих транснациональных промышленных групп, компаний и банковских объединений, а также отдельных государственных деятелей, известных политиков и политических партий. И можно лишь догадываться о ее реальном могуществе и реальных возможностях.

– Это что, какая-то новая политическая сила, новая идеология, которая приходит на смену национал-социализму?

– Название этой организации уже не имеет значения, в любом случае ни вам, ни даже мне она ни о чем не говорит. Важно только то, что теперь вам известно, какого масштаба силы возвышаются за вашими спинами.

Глейвиц медленно, грузно поднялся со стула и, приблизившись к окну, присмотрелся к вершине прибрежной скалы, очертаниями своими напоминавшей изуродованную взрывом солдатскую каску.

– Теперь кое-что проясняется, – произнес он, понимая, что подчиненным своим вынужден будет объяснить ситуацию одной фразой: «Можете не волноваться, о вашем дне грядущем позаботятся точно так же, как заботятся о дне нынешнем».

– Ваше «прояснение» должно достичь такой стадии, чтобы мы никогда больше не возвращались к только что исчерпанной нами теме.

– Считайте, что такая стадия уже наступила.

– Если вы нарушите это свое слово, Глейвиц, я пристрелю вас. Но лишь после того, как вы побываете в подвале у нашего садовника Лемпке. Вы знаете, какой он прекрасный, чувственный собеседник.

– Уверен, что до встречи с этим палачом дело не дойдет.

– Хотелось бы надеяться. А теперь о подготовке к заданию. Катер, который понадобится вам для операции, мы держим не в Бухте Безмолвия, а рядом, за горной косой, в миниатюрной бухточке, к которой можно спуститься отсюда по тропинке. Он стоит в замаскированном гроте, «прикованный» цепью к скале. Ночью к нему спускается один из наших бойцов.

– Ясно, с охраной все в порядке.

– Предусмотрено, что ходить на нем можно не только на моторе, но и под парусом, и даже на веслах. Каюта на корме – четырехместная, на баке – двухместная; еще двоих вмещает ходовой мостик.

– Да это уже не катер, а линкор. Обожаю жить на судах, во мне умирает великий мореплаватель.

– Запас продовольствия на неделю, плюс три запасные канистры с горючим. Арсенал состоит из двух ручных пулеметов, автоматов, снайперской винтовки, двух фаустпатронов и нескольких гранат. Пистолеты и метательные ножи получите здесь, у все того же Лемпке.

Глейвиц уже направился к двери, но, взявшись за ручку, неожиданно спросил:

– Я так полагаю, что у вашей масонской организации наша группа не единственная?

– Если вас интересует, создаются ли под ее патронатом некие военные силы вроде «Всемирной армии освобождения», «Тайной Армии Христовой» или что-то в этом роде, то вынужден разочаровать. Пока что масоны предпочитают использовать такие вот, как ваша, небольшие, хорошо подготовленные диверсионные группы «рыцарей Христа». Другое дело, что масонами становятся все больше представителей командного состава многих армий мира, которые формируют свои секретные штабы.

– То есть зачем создавать и содержать собственную армию, если можно использовать давно сформированные армейские контингенты, пребывающие на содержании ведущих государств мира?

– Согласитесь, что ничего подобного в тактике покорения мира история войн до сих пор не знала.

– Не спорю, диспозиция глобальная.

19

Июнь 1960 года. Остров Сардиния.

Яхта «Крестоносец»

Яхта оказалась значительно просторнее и вместительнее, нежели это представлялось при осмотре ее с берега. И достигался этот пространственный эффект не только надстройками, которые имелись на корме, и по форме своей слегка напоминали архитектурные изыски древних каравелл, но и довольно глубокой осадкой да широким днищем судна. К тому же надстройка виднелась и в центральной части яхты, где располагались кубрики для команды, а сам ходовой мостик возвышался над палубой, как на современных пароходах. Небольшая надстройка, соединенная с внутренней секцией кают, виднелась также на основательно приподнятом баке.

Фон Шмидт сразу же прикинул, что параметры «Крестоносца» не способствуют его быстроходности, зато в нем хватало места не только для нижних кают, но и для трюмных запасов воды и продовольствия. Да и вообще, вся яхта, с ее богато меблированными каютами и выступающими обзорными галереями, устроенными по обоим бортам, была рассчитана не на гонки и даже не на океанские переходы, а на вальяжный каботаж да увеселительные прогулки между материком и средиземноморскими островами.

Прежде чем зайти в кают-компанию, которая уже была превращена в штаб группы поиска, фон Шмидт молчаливо обошел шеренгу команды. И сразу же обратил внимание, что представлявший эту разношерстную публику обер-лейтенант Дирнайхт фамилии и должности моряков произносил с таким выражением лица, словно вынужден был построить перед оберштурмбаннфюрером не экипаж элитной яхты, а скопище неких отбросов общества.

Впрочем, барон тоже именами их память не засорял; достаточно было знать, что в его распоряжении находятся двое мотористов и механик, двое рулевых, а также трое матросов палубной и пятеро – камбузной команд, притом что в состав последней входили два стюарда. Отдельной шеренгой стояли семеро вооруженных карабинами и пистолетами охранников.

Однако сразу же проявилось то, что объединяло почти всех собранных на этом борту людей – им было за сорок, и они сумели сохранить вполне приличную армейскую выправку. Только охранники, как на подбор, представали более рослыми, плечистыми и безмятежно угрюмыми. В их ничего, кроме врожденной злобы, не выражающих взглядах минными фугасами таилась бездумная ярость лагерных надзирателей и тюремных палачей.

– Как я понимаю, все они – германцы, все недавние служащие СС и все фронтовики, – не спросил, а скорее вполголоса констатировал фон Шмидт, когда краткий смотр команды был завершен.

– В общем-то… – слегка поколебался Дирнайхт, – все, господин оберштурмбаннфюрер. Прежде чем зачислить в состав команды, всех их пропустили через тир и зал рукопашной подготовки унтер-офицерской школы десантников.

– Даже так?! – не скрыл своего удивления фон Шмидт.

– Исходя их важности операции. К тому же отдаем себе отчет в том, что общее руководство будет осуществлять сам Отто Скорцени. – Обер-лейтенант осмотрел пространство вокруг яхты широко открытыми глазами, словно «солнцеликий гений диверсионного ремесла» уже предстал перед ним, ослепляя своим величием, и выдохнул: – Просто не верится! Скорцени снова с нами, снова в строю. Все – как в старые добрые времена.

– Не думал, что само имя этого человека способно вызывать у вас такой прилив романтической чувственности.

– Что бы вы ни думали по данному поводу, но при одном упоминании об этом человеке, личном агенте фюрера по особым поручениям, обер-диверсанте рейха, отобранные мною для «Крестоносца» люди вздрагивали, подтягивались и клялись, что до последнего вздоха…

– Словом, первое испытание на право считаться помощником капитана этого «фрегата» вы уже выдержали. О том, что и в порту, и в районе поисков возможны стычки с нашими, ну, скажем так, недоброжелателями, команда, надеюсь, предупреждена? Причем не только охранники.

– В случае тревоги все члены команды будут вооружены пистолетами и шмайссерами. Кроме того, в трюме имеется два ручных пулемета, бронебойное ружье и пять фаустпатронов, при пятнадцати гранатах.

– Такому вооружению нашего «Крестоносца» позавидовал бы даже командир линкора «Джулио Чезаре», – снисходительно улыбнулся барон.

– Особенно после того, как, подлежа репарациям, он стал русским флагманом «Новороссийск», и коммунисты пытались приспособить орудия к стрельбе ядерными снарядами, – мрачновато поддержал его шутку обер-лейтенант. – Кстати, в операции «Гнев Цезаря» без Скорцени тоже не обошлось, – вопросительно взглянул он на фон Шмидта, пытаясь понять, согласен ли тот с его уточнением.

– Не обошлось. К тому же замечу, что даже теперь, спустя много лет после войны, кое-кому все еще кажется, что ни одна солидная диверсия без этого человека не обходится.

В створе бухты показалось круизное судно «Генуя», одно из тех, которое знакомило туристов, в основном англичан, с прибрежными красотами Сардинии. Как правило, это были англичане из колоний. Словно бы возрадовавшись, что их метрополия выстояла под натиском гитлеровцев, они теперь со всех концов света слетались на землю предков, чтобы уже оттуда, как было сказано в одном из туристических проспектов, «отправляться на поиски старой аристократической Европы». Другое дело, удавалось ли им это?

Вот и сейчас почти вся палуба была усеяна «колониальными» пробковыми шлемами, между которыми кое-где виднелись белые женские шляпки. Умом фон Шмидт понимал, что теперь англичане предстают в виде союзников, однако эсэсовский дух все еще противился этому противоестественному примирению. Германия и Англия – в роли союзников?! Уму непостижимо!

– Предусмотрено также, – вернул его на палубу яхты фальцетный голос Дирнайхта, – что в случае приближения пиратского судна мы спускаем на воду две моторные спасательные шлюпки, превращающиеся в самостоятельные штурмовые единицы. Сегодня вечером планируем провести полномасштабные морские учения.

– «Полномасштабные», говорите? Ну-ну, «господин адмирал», дерзайте. Но если отречься от иронии, – тут же спохватился барон, – то следует отметить, что наконец-то я слышу доклад истинного офицера. – Впрочем, проворчав еще нечто нечленораздельное, фон Шмидт счел необходимым сразу же четко и ясно уточнить: – И хотя современные пираты – никакие не пираты, а всего лишь отстойное гальюнное дерь-рьмо, тем не менее…

– Кроме того, неподалеку всегда будет находиться патрульный катер французской береговой охраны, с командиром которого у нас имеется секретная договоренность.

– Французской?

– Осмелюсь напомнить, господин оберштурмбаннфюрер, что Корсика по-прежнему принадлежит Франции.

– Какое непростительное упущение!

– Сам жалею, что фюреру не удалось исправить его, даже когда Франция была оккупирована нашими войсками.

– Кстати, предупредите своих бездельников, чтобы поменьше шлялись по палубе, особенно в той части яхты, на которой будем располагаться мы, – произнес фон Шмидт таким тоном, словно матросы уже разошлись и они остались на палубе одни.

– Все моряки и охранники базируются в носовой части судна. К тому же они основательно проинструктированы.

Барон обошел всю яхту, осмотрел каюты команды и ее вооружение и, довольный, вернулся на капитанский мостик. В эти минуты он чувствовал себя командиром боевого корабля, который решил дать бой целой эскадре врага.

20

Июнь 1960 года. Отель «Пристанище паломника» на северо-восточном побережье Корсики

Солнечные лучи, которые буквально выжигали в последние дни зелень поместья, в это серое, дымное утро обещали быть щадящими. И, взойдя на свой Сигнальный Холм, фон Шварц жадно вдыхал утреннюю прохладу моря, с признательностью всматриваясь при этом в едва очерченный круг поугасшего светила. Несмотря на то, что на Корсике он прожил немало лет, к местной жаре так и не приспособился и даже не смирился с ней.

Восходя на свой «дозорный пункт», фон Шварц всякий раз ловил себя на том, что вдали ему чудился берег горного озера, за которым серели снежные вершины Баварских Альп, даже в разгар лета источавшие блаженственную прохладу. И только умевшая хранить тайны сорокалетняя Инга, вот уже в течение десяти лет представавшая перед миром то ли в виде любовницы, то ли гражданской жены, знала, почему в последние годы барон все меньше увлекался расширением своих владений на Корсике. Потому что все чаще помышлял о том, как бы продать островное поместье и, вернувшись в родной баварский Гармиш-Партенкирхен, заняться восстановлением своего родового альпийского замка Эрденбург. Того самого, почти забытого им и со времен войны пребывавшего в запустенье на одном из предгорных плато. Кстати, чем-то напоминающем корсиканское плато, на котором возвышаются теперь строения «Пристанища».

– Чем вы хотите поразить меня в этот раз, штурмбаннфюрер Денхоф? – уловил он присутствие на холме, позади себя, начальника охраны.

– Я только что из Рольяни.

– …В пригороде которого полиция все еще обнюхивает обгоревший остов яхты золотоискателей. Что дальше?

– Теперь она занята более серьезным преступлением.

– Вы превращаетесь в «черного гонца»[37], чуть ли не каждое утро приносящего грозному хану очередную страшную весть.