Золото Роммеля Сушинский Богдан

15

Владелец поместья хотел ответить сразу же, однако мощный взрыв, прозвучавший в той стороне, куда ушел водолазный бот «Ломбардия», заставил его запнуться на полуслове; официанта – уронить лихо державшийся на кончиках пальцев поднос, а всех остальных, кто находился в эти минуты на веранде ресторана, – броситься к перилам ограждения.

Еще через несколько мгновений прозвучал второй взрыв, и мощный султан из воды, дыма и останков судна возвестил всех свидетелей этой катастрофы, что на сей раз кроме мины рванули имевшиеся на борту боеприпасы и все прочее, что только могло взорваться в его трюме и в машинном отделении.

– Странно, – проговорил «реюньонец» на германском, но с едва заметным русским акцентом, – столько лет прошло после войны, а прибрежные воды Корсики все еще напичканы минами.

– Прекрасная версия, полковник, – согласился Скорцени, не отводя взгляда от того места, над которым о трагедии водолазного бота свидетельствовал теперь лишь медленно рассеивающийся столб черного дыма. – Во всяком случае, вполне приемлемая и для обитателей «Пристанища паломника», и для местной полиции.

– Чем только занимаются французские минные тральщики? – входил в роль случайного зеваки-свидетеля полковник Курбатов.

– Их и в лучшие времена во французском флоте никогда не существовало, – подыграл ему Скорцени, – настоящих военных тральщиков. Потому-то рыбаки все еще вытаскивают мины сетями вместе с мелкой рыбешкой.

– Стоит ли удивляться минам у берегов Корсики? – непонятно как и когда возник между обер-диверсантом рейха и полковником «бедный, вечно молящийся монах» Тото. – Все прекрасно помнят, что несколько лет назад русский линкор «Новороссийск» умудрился подорваться на одной из донных германских мин во сто раз пройденной минерами и прекрасно защищенной бухте севастопольской военно-морской базы.

– И тут уж не скажешь, что у русских не водится тральщиков, – согласился Отто.

– Не забудьте молитвенно помянуть и только что почивших, – посоветовал иезуиту фон Шварц, – и тех, что полегли в севастопольской бухте. Только сделайте это в присутствии полицейских, если, конечно, им придет в голову появиться в связи с этим происшествием в наших святых местах.

– Это мой монашеский долг, – смиренно склонил голову паломник.

– Вы забыли упомянуть погибших в бухте Лунной, – напомнил им, всем троим, бывший офицер белоказачьей армии атамана Семенова полковник Курбатов. И, не ожидая реакции, отправился к своему месту за столиком.

– С официальной версией гибели водолазного бота, подорвавшегося на мине времен войны, мы определились, – проговорил, ни к кому конкретно не обращаясь, оберштурмбаннфюрер. – А как быть с неофициальной? Хотелось бы знать, кто вызвался столь решительно и кроваво охранять сокровища фельдмаршала. Барон фон Шульц, вы не могли бы прояснить ситуацию?

– Мне не раз приходила в голову мысль о том, как было бы хорошо, если бы африканское золото Роммеля оказалось в распоряжении движения за независимость Баварии, за восстановление ее монархии – если вы имеете в виду именно это.

– А что, существует уже целое «баварское освободительное движение»? Созданы отряды «национального фронта» или что-то в этом роде? – непроизвольно как-то поинтересовался Скорцени.

– Название уточнять не стану, однако сообщу, что костяк его составляют бывшие офицеры СС и люфтваффе, среди которых немало баварских аристократов и новых, послевоенных уже, промышленников.

– Почему же они никак не проявляют себя? Кто, кроме меня, любопытствующего, знает о баварском сепаратизме?

– Согласен, в мире о нем почти ничего не известно. А еще справедливости ради отмечу: дальше великосветских мечтаний о возрождении баварской короны дела у нас так и не подвинулись. Так что брать на себя ответственность за акции по охране клада фельдмаршала – не имеем ни основания, ни чести.

– Уж не хотите ли сказать, что за этими диверсионными подчистками стоят наши русские «реюньонцы»?

– Лично я утверждать нечто подобное не берусь, однако предполагаю, что томятся они в стенах «Пристанища» не зря.

– Кто бы мог в этом усомниться? Другое дело, что для такого красавца, как этот кавалергард, графиня фон Жерми немного старовата.

– Не вам судить об этом, оберштурмбаннфюрер, – агрессивно восприняла его слова такая же стареющая Лилия Фройнштаг.

– Это я так, не в осуждение… – тут же попытался оправдаться Отто. – Как бы взгляд со стороны. И вообще, речь сейчас не о русской паре.

– Вот и мне тоже кажется, что теперь уже речь идет не только о невесть откуда появившейся здесь русской паре, – воинственно подтвердила Лилия, которая до сих пор в каких-то бурных порывах ревнивости замечена не была. – В особенности же – о давно знакомой вам и, к величайшему вашему сожалению, стареющей графине фон Жерми.

Оберштурмбаннфюрер и в этот раз намеревался оправдаться или хотя бы огрызнуться, но в это время прозвучал третий взрыв, уже из морской пучины, в которую погрузились остатки судна.

Прохаживавшиеся у ограды обитатели «Пристанища» поначалу вздрогнули от неожиданности, а затем еще с минуту молчаливо наблюдали, как рассеивается и оседает очередной султан воды.

– Вам, господин Тото, не кажется, что третий взрыв уже был излишним?

– Вдруг первые две магнитные мины оказались бы обнаруженными экипажем? – невозмутимо повел подбородком Тото. – Насколько мне известно, при минировании линкора «Новороссийск» боевые пловцы из базы штурмовых плавсредств «Сан-Джорджио» на заряды тоже не скупились.

И, не желая ни обсуждать тему гибели «Ломбардии», ни отвечать на последующие вопросы, тоже направился к заказанному для себя столику. Вслед за ним подалась к веранде «Солнечной Корсики» и задетая за живое Лилия Фройнштаг.

Оставшись наедине с фон Шварцем, обер-диверсант рейха взглянул на него с такой суровостью, что озвучивать вопрос уже не понадобилось.

– Одно твердо известно: большинство команды бота составляют…

– Составляли, – резко поправил его Отто, – Божьи покойнички.

– …Составляли германцы.

– Только не пытайтесь взывать к моим национальным чувствам, Шварц. Вы же знаете, насколько я сентиментален в вопросах этнической принадлежности своих врагов.

– Еще могу сказать, – выдержал и этот натиск владелец «Пристанища», что в команде были замечены один француз и два итальянца. Эти выступали в роли водолазов.

– Вот водолазов можно было бы и поберечь; наверняка они слыли настоящими профессионалами своего дела.

– Наконец, можно сделать вывод, что германцы, которые нанимали этих профессионалов, явно не пребывали в «Организации лиц, принадлежащих к СС»[47].

– Какое глубокомысленное наблюдение! Может, объясните, почему вы так решили?

– Те ведут себя как-то по-другому.

– В чем легко убедиться, глядя хотя бы на нас со старшим лейтенантом СС Лилией Фройнштаг, – передернулся багровый шрам на щеке обер-диверсанта, что следовало воспринимать как попытку улыбнуться.

– Судя по тому, что во главе этих наемных кладоискателей стоял араб-ливанец Демайель, можно предположить, что за поиски сокровищ фельдмаршала взялись боевики из ливанской партии «Фаланга».

– Сам Демайель был сегодня на «Ломбардии»?

– Предполагаю, что был, иначе его не пустили бы на дно именно сегодня. В течение двух последних дней какие-то люди несколько раз приближались к боту на катере, не исключено что среди них был и наш фалангист-ливанец.

– И что, есть какие-то основания причислять его к фалангистам?

– Да, кое-какие уже появились. Мои люди постарались. К тому же фалангисты уже основательно окопались не только на севере Италии, где у них появилось немало сообщников[48], но и на Корсике. Вы не согласны с моими рассуждениями, Скорцени?

– Что вы?! Радуюсь, что наконец-то слышу нечто похожее на членораздельную речь, – проворчал себе под нос обер-диверсант.

– Вот и я считаю, что эти наглецы-«фалангисты», именно так, эти наглецы, способны дотянуться и до «Пристанища паломника», и до сокровищ фельдмаршала. Мне уже приходилось иметь с ними дело.

– Ну-ну, – сдержанно осадил его оберштурмбаннфюрер, – в суждениях о «Фаланге» следует вести себя корректнее. Во-первых, в партии много европейцев и, в частности, германцев, во-вторых, во главе ее стоят солидные, состоятельные люди, но самое главное, что это партия наших союзников.

16

Шварц не мог знать, что не далее как в апреле нынешнего года именно при содействии «Фаланги» Скорцени сумел провести в Бейруте встречу многих бывших генералов СС и вермахта, разбросанных после войны по разным странам мира[49].

Обладание уже одним этим фактом заставило бы Сепаратиста, как называл его про себя Скорцени, осторожнее высказываться по поводу не только фалангистов, но и представителей некоторых других организаций.

Впрочем, он понимал: даже самые тесные связи «Фаланги» с европейскими эсэсовскими центрами не исключали того, что кто-то из верхушки этой партии, одного из ее «крыльев», решил действовать на свой страх и риск. Тем более что в средствах они, как правило, не стеснены, а на кону – огромный куш, в том числе и в ювелирных изделиях, что на Востоке всегда оценивалось с особым пристрастием.

– И все же… Кроме того, что во главе поисковиков стоял араб Демайель, еще какие-то сведения об этой группе имеются? – поинтересовался обер-диверсант, вспомнив, что их собственные поиски тоже взялся финансировать араб, Джамал Хайраддин. Да, отправляться с ним на Корсику на борту «Крестоносца» шейх не захотел, но обещал прибыть двое суток спустя, то есть от участия в операции не отмежевался.

– Как я уже говорил, никакими другими сведениями не владею.

– Мне не раз приходилось быть свидетелем того, как вы меняете свои показания.

– Простите, господин оберштурмбаннфюрер, но вы уже давно не в том положении, когда кто-то обязан давать вам «показания», – словно по щеке наотмашь, ударил его словами фон Шварц. – Только из уважения к вам сообщаю, что никаких других сведений об этих заблудших в «золотостяжательстве» душах не поступало.

– Ладно, в протоколе так и будет указано… – мелочно отомстил ему бывший высокий чин СД.

Но и на этот раз владелец поместья отреагировал по-своему. Он покосился на молчаливо сидевших за соседним столиком спутников Скорцени, которые все еще пребывали под тягостным впечатлением от гибели водолазного бота, и неожиданно спросил:

– Как считаете, оберштурмбаннфюрер, все то, что происходит в наши дни в Европе, в частности в Западной Германии, способно хоть как-то повлиять на судьбу Баварии?

– Я так и знал, господин Шварц, – вполголоса, но со снисходительной иронией объявил обер-диверсант рейха, – что вы, закоренелый баварский сепаратист, все еще не отказались от своей идеи создания «Великой Баварии», причем на польский лад, «от моря до моря».

– Отказываться от этой священной для каждого истинного баварца идеи?! Причем отказываться именно сейчас, когда Третьего рейха больше не существует, Австрия вновь обрела независимость, а сама метрополия расчленена на Восточную и Западную Германии?! Побойтесь Бога, Скорцени!

– Как сообщают мои источники, вы даже видите себя на баварском троне, – произнес Отто и, поднявшись со своего места, подошел к узорчатому деревянному ограждению веранды. Отсюда открывался прекрасный вид на горную косу, восстававшую между морем и Бухтой Безмолвия.

– …Порывы у меня намного скромнее. Хотя, обладая такими агентурными связями, вы уже могли бы знать, что на баварский трон я имею полное династическое право, – со всем возможным в его положении достоинством напомнил Сепаратист бывшему шефу отдела разведки и диверсий СД. – Впрочем, я готов принять портфель любого из баварских министров.

– Почему бы не портфель «отца нации», Великого фюрера Великой Баварии?!

Шварц с огромным трудом сумел прочистить судорожно слипшуюся гортань, и конвульсивно повертел шеей, словно на ней уже затягивалась петля палача из тюрьмы Плетцензее[50]. В самом деле, давно не существовало ни рейха, ни фюрера, ни даже СС – с ее службой безопасности и политической полицией… Но, как и в душе каждого германца, страх перед этими фетишами национал-социализма все еще продолжал терзать душу баварского сепаратиста.

Даже сейчас, спустя много лет после «кончины» рейха, пребывая на территории свободной Франции, барон фон Шварц все еще с ужасом думал о том, что жизненный путь свой неминуемо придется завершать в газовой камере одного из лагерей гестапо.

– Ну, относительно «фюрера» я бы поостерегся. Нынешняя пропаганда настолько очернила личность Гитлера, что и через сто лет слова «фюрер Германии» европейцы будут произносить, как самые страшные проклятия. А вот что касается возрождения Баварского королевства…

– Вы что, в самом деле убеждены в реальности его возрождения? – резко прервал Сепаратиста обер-диверсант рейха.

– А какое это имеет значение, – с той же резкостью парировал фон Шульц, – в чем я убежден, а в чем нет?

– Хочу иметь четкое представление о ваших нынешних идеалах и вашем способе мышления.

– Разве в ураганной ненависти к рейху всего остального мира мои личные убеждения способны что-либо изменить? – ничуточки не стушевался Сепаратист. – А вот что касается возрождения независимой Баварии с ее вполне респектабельной, в духе «Британского содружества наций», конституционной монархией…

Только теперь Скорцени отвел взгляд от скалы, прикрывавшей от северных ветров вход в бухту, с высоты своего роста пронзил Шварца испепеляющим взглядом и процедил:

– Тогда что вам мешает создать Фронт национального освобождения Баварии? Что вам мешало сформировать такую организацию еще тогда, в сорок четвертом? И действовать, действовать, а не прибегать к своим традиционным псалмопениям.

– Но ведь вы же и расстреляли бы меня. Прямо здесь, на Корсике… Несмотря на все то ироническое благодушие, с которым воспринимали мои национальные чувства баварца.

– Хотите, открою вам величайшую из тайн вашей судьбы, Шварц? – камнедробильно прогромыхал обер-диверсант рейха.

– Если таковая существует, – с явной дрожью в голосе согласился владелец поместья.

– Только благодаря моему саркастическому восприятию ваших сепаратистских бредней мне просто чудом удалось уберечь вас от тех подземелий гестапо, которые все еще мерещатся вам во время ночных кошмаров! Если бы в свое время вам позволили полистать досье на баварского сепаратиста Шварца…

– И что произошло бы? – воспользовался некоей словесной заминкой барон.

– На этот щепетильный вопрос вам куда убедительнее ответили бы в гестапо.

– Мне известны методы воздействия «костоправов» гестаповского Мюллера. Но что касается досье… Уверяю вас, ничего нового для себя в этом досье не обнаружил бы.

И оберштурмбаннфюрер СС еще раз убедился, что перед ним уже не тот перепуганный «баварский сепаратист фон Шварц», которого, забавляясь, он сколько угодно мог словесно терроризировать в годы войны. Хотя стоит ли удивляться? После крушения рейха их появилось великое множество – таких вот «бесшабашных храбрецов».

– Если бы вы его все же прочли, – решительно помахал пальцем перед носом одного из них обер-диверсант рейха, – не теперь, а тогда, в годы войны, то… сами старательно намылили бы себе веревку под окнами этого отеля, дабы не утруждать тюремного палача.

– Э-э, господин оберштурмбаннфюрер! – неожиданно вклинилась в их диалог Лилия Фройнштаг. – Всевышний никогда не простит вам, если толкнете на самоубийство господина фон Шварца раньше, чем мы отведаем лучшее из его корсиканских блюд!

17

Июнь 1960 года. Италия.

Штаб Лигурийской военно-морской базы

В свои еще далеко не старческие пятьдесят четыре года князь Валерио Боргезе вдруг начал сдавать. Бледноватая серость его худощавого аристократического лица дополнялась теперь коричневатыми мешочками у глаз, а за уголками губ стали вырисовываться глубокие, жесткие складки. Впрочем, эти внешние атрибуты старения никак не отразились ни на его спортивной фигуре, ни на подвижности и темпераменте.

– Прежде всего, корвет-капитан Сантароне, – приступил он к главному вопросу своего пребывания на базе, как только они с адмиралом поприветствовали друг друга, – меня интересует, в каком состоянии наша мини-субмарина «Горгона»?

– При внешнем осмотре никаких особых изъянов не обнаружено. Механики считают, что капитальный ремонт, проведенный пять лет назад, позволит ей продержаться на плаву еще лет пять-шесть.

– Согласен, наши ремонтники, действительно, постарались, – со всей мыслимой серьезностью подтвердил командующий военно-морской базой.

Они сидели в венских креслах, расставленных вокруг журнального столика, в лишь недавно оборудованной комнате для неофициальных приемов. Именно эта «обстановка под старину», да еще серый штатский костюм князя, создавали иллюзию того, что неспешную беседу в комнате ведут не боевые офицеры, а знающие себе цену военные промышленники.

– Важно, чтобы субмарина не просто уверенно держалась на плаву, но и столь же уверенно «чувствовала себя» на отведенных ей глубинах, – четко выставил свои условия Боргезе.

– Завтра же, после технического осмотра, совершим пробное погружение.

– Причем на расчетные сто метров глубины, – тут же усложнил требования Черный Князь.

– Даже при ходовых испытаниях субмарины, то есть сразу же после заводского ремонта, мы старались избегать максимального погружения.

– Потому что я сам этого требовал, корвет-капитан: не рисковать! Для операции «Гнев Цезаря» вполне хватало и пятидесяти метров погружения; главное, чтобы «Горгона» держалась на плаву. Теперь же придется рискнуть. Мы должны точно знать пределы возможностей нашей субмарины.

– А вы, фрегат-капитан, уверены, что Главный штаб флота и на сей раз позволит вам использовать мини-субмарину в диверсионных целях? – усомнился адмирал Солано.

– По существу, вы задали сразу несколько вопросов, причем все они разведывательно-провокационные. В этот раз субмарина понадобилась нам не для диверсии в русском порту, а для научных изысканий, в частности, для изучения останков одного из старинных судов, название и нахождение которого, по понятным причинам, не разглашаются.

– Кто бы мог предположить! – не отказал себе в удовольствии контр-адмирал. – Оказывается, вы еще и морской археолог?

– Диверсанты тоже не лишены человеческих слабостей, – иронично улыбнулся Боргезе. – У них тоже случаются хобби. К тому же субмарина все еще пребывает под патронатом Академии наук, поэтому разрешение военно-морского ведомства не понадобится. И, наконец, по известному вам договору с финансистами операции «Гнев Цезаря», владельцы субмарины обязывались предоставлять субмарину нашим благодетелям для поисков погибших судов по первому их требованию.

– Но существуют еще и национальные интересы, международные обязательства, вопросы государственной безопасности… – попытался адмирал втянуть Боргезе в дипломатические рассуждения.

– И если учесть, – не дрогнул князь, продолжая свое изложение сути проблемы, – что мы уничтожили линкор «Новороссийск», который русские рассчитывали использовать в качестве корабля ударных ядерных сил… То не кажется ли вам, господа военные, что Италия, как и весь прочий мир, должны чувствовать себя обязанными нам? Хотя бы настолько обязанными, чтобы не устраивать чиновничьих игр по поводу использования субмарины после операции «Гнев Цезаря».

Когда Боргезе завершил свой монолог, адмирал изобразил на располневшем, с отвисающими щеками, лице такую саркастическую ухмылку, что любая словесная трактовка уже казалась излишней. Тем не менее Солано счел необходимым кое-как объясниться.

– В научность вашей экспедиции, фрегат-капитан, позвольте не поверить. Однако вынужден признать, что к любопытству военных чиновников вроде меня, «берегового адмирала», – дал понять командующий, что ему известно, с чьей легкой, но коварной «руки» за ним приклеилось это прозвище, – вы приготовились основательно.

– Знал, с какого уровня чиновниками имею дело, – не стал предаваться любезничанию Боргезе, хотя и вежливо склонил при этом голову. – Завтра же, – обратился он к корвет-капитану, – вы проведете ходовые испытания и, если особых замечаний к судоходности субмарины не возникнет, послезавтра в подводном состоянии уведете ее в сторону Сардинии.

– На базу вашего поместья «Кондоре-ди-Ольбия», – проявил свои познания Сантароне.

– Которую впредь так и станем именовать – «база «Кондоре-ди-Ольбия».

– Одного дня для ходовых испытаний мало.

– А разве переход на Сардинию не станет для субмарины и его экипажа продолжением этих самых испытаний?

– Справедливо. Кстати, пора бы сформировать команду субмарины. Каковы ваши соображения?

– Командиром по-прежнему остаетесь вы, корвет-капитан. Во время операции «Гнев Цезаря» ваши действия были безупречными.

– На самом же деле моя заслуга в успехе этого рейда оказалась очень скромной, – объяснил Сантароне контр-адмиралу. – Ее можно сравнить с заслугой таксиста, доставившего важных персон в нужное время и в указанное место; всего лишь таксиста…

– В действительности она проявилась в предельном хладнокровии командира субмарины, – согласился Боргезе воспринять командующего базой в роли арбитра, – и в таком же предельном профессионализме.

– Командиру всегда виднее, корвет-капитан, – поучительно молвил Солано. – Так было и так будет.

– Помощником командира и механиком назначаю Витторио Абруццо, – продолжил фрегат-капитан формирование команды субмарины, – а водолазами-исследователями уходят обер-лейтенанты Марк фон Гертен и Элио фон Штаубе.

– В принципе, у нас есть более опытные боевые пловцы, нежели названные вами «тирольские братцы», как мы их называем.

– Знаю, что есть. Однако этих парней назвал Отто Скорцени. Стоит ли оспаривать его условия? К слову, Марк фон Гертен прошел усиленную подготовку радиста, прекрасно владеет ключом.

Услышав имя первого диверсанта рейха, адмирал и Сантароне многозначительно переглянулись.

– Значит, роковая тень обер-диверсанта рейха зависает и над этой операцией «морских дьяволов», – поделился своим безрадостным «открытием» Солано.

– Что в очередной раз служит дополнительной гарантией успеха, – парировал комендант базы «Сан-Джорджио». – Любопытно, «человек со шрамами» как-то объяснил свой выбор?

– К поискам будут привлечены еще два германских водолаза, которые войдут в команду «Горгоны». Охрану поисковых работ тоже берут на себя бывшие офицеры из службы СД. Наконец, финансируют эту операцию промышленники – германцы. Они-то и опасаются, как бы внутри поисково-водолазной команды не возникли этнические трения, как это не раз происходило во время войны. Если учесть, что поиск может длиться несколько суток, такое предостережение не лишено смысла. Кроме того, нам снова понадобится пароход «Умбрия».

– Предоставить который может только владелец судна господин Крафт, то есть австро-германский земляк Скорцени, – продолжил его мысль контр-адмирал, внимательно рассматривая при этом на свет содержимое своей коньячной рюмки.

– Вот видите, как с полуслова мы начинаем понимать друг друга, – остался доволен понятливостью обоих своих собеседников князь Боргезе.

– Точнее, начинаем понимать Отто Скорцени, – обронил корвет-капитан.

– Что одно и то же, – осадил его Валерио. – Замечу, что именно Крафт берет на себя и расходы по содержанию субмарины, в частности оплату горючего. Да, обязанности штурмана вы, Сантароне, примете на себя, тем более что услуги его окажутся чисто символическими.

– В любом случае для каботажного плавания штурманского опыта моего окажется достаточно.

– И еще… Никто, кроме вас четверых, то есть членов команды «Горгоны», не должен знать, на какую базу направляется субмарина и на какой курс ляжет после ухода из «Кондоре-ди-Ольбии».

Умберто непроизвольно как-то перевел взгляд на контр-адмирала, который оказывался человеком вне команды мини-субмарины.

– Никаких лишних сведений по моей воле из этой комнаты не уходит, – с ленивым безразличием заверил их обоих Солано, отглатывая солидную порцию коньяка.

– К тому же вы невнимательны, – пристыдил князь командира субмарины. – Я ведь ясно сказал: «После ухода “Горгоны” из базы “Кондоре-ди-Ольбия”».

– Вот теперь многое прояснилось, – невозмутимо признал Умберто. – Правда, возникает щекотливый вопрос: как быть с остальными членами нашей севастопольской группы боевых пловцов, которые ждут нас в кают-компании школы? Они что, оказываются не у дел?

– Они будут находиться на поисковой яхте «Крестоносец», которая уже готова принять их на борт.

– То есть кроме субмарины и парохода «Умбрия» в поисках будет задействована еще и яхта… – как бы про себя пробубнил Сантароне, стараясь окончательно уяснить ситуацию. – Стоит привлечь еще какой-нибудь водолазный бот, и под вашим командованием окажется целая флотилия.

– Если нам понадобится флотилия – у нас будет флотилия. Мы привлечем десятки яхт и ботов. А пока что на «Крестоносце» ваших «морских дьяволов» ждет самое современное американское водолазное снаряжение.

– Если учесть, что наше морально устарело и физически поизносилось…

– Вот и заверьте своих парней, что работы всем хватит. Поощрение тоже будет достойным. – По тому, какими рублеными фразами и каким гортанно-клокочущим голосом Боргезе проговорил это, корвет-капитан понял, что князь не просто повторяет сказанное первым диверсантом рейха, но и старается подражать своему кумиру.

– Сами вы разве не встретитесь с ними, фрегат-капитан?

– Не сегодня и не здесь.

– Значит, вы остаетесь на базе? – спросил контр-адмирал.

– Через три часа, на вилле известной вам Розанды Лукании, мне предстоит встреча с нужными для нашего дела людьми. В том числе, возможно, и со Скорцени.

Вскинув руку, он взглянул на циферблат и поспешно встал, давая понять, что время пошло.

– Когда мы приступаем к ходовым испытаниям субмарины и ее экипажа? – поинтересовался Сантароне.

– Зачем терять время? Проведите здесь два-три погружения, чтобы убедиться, что во время экспедиции субмарина не даст течь и не ляжет на грунт. А настоящие испытания уже будут проходить во время рейса к берегам Сардинии.

18

Поднявшись вслед за Боргезе, контр-адмирал и комендант Сантароне выдержали приличествующую в таких случаях паузу.

– Признаться, фрегат-капитан, я так толком и не понял, что именно вы собираетесь доставать со дна и в какой части Мирового океана это будет происходить, – заискивающе как-то пожаловался адмирал Солано, дескать, «я – ведь свой, зачем от меня-то скрывать?».

– Может, это и к лучшему, – охладил его любопытство князь Боргезе.

– Как я должен воспринимать ваши слова?

– Как индульгенцию, избавляющую вас от всего того шлейфа грехов и рисков, которые потянутся вслед за командой мини-субмарины.

– То есть ни о каких академических исследованиях, на которые первоначально ссылалась Академия наук и ради которых она приобретала субмарину, речи не идет, – не спросил, а скорее подытожил результат своих расспросов и размышлений контр-адмирал.

– Из моих слов следует нечто другое – что в любом случае, при любом исходе задуманной нами операции вы со спокойной совестью сможете сказать себе и высокому начальству: «Но я ведь даже представления не имел о том, для каких целей собирались использовать “Горгону” Боргезе и команда субмарины».

– Вот только найдется ли идиот, который способен поверить моим оправданиям?

– Сразу же соглашусь, что не найдется. Однако все, что я имел право сказать вам, уже сказал. А с учетом намеков, даже чуть больше, притом что организатором поисков выступаю не я.

Пока Солано перемалывал этот отказ своими заржавевшими, как старые якорные цепи, мозгами, они успели выйти из здания штаба и направиться к выходу из базы, у которого на стоянке Боргезе ждала машина.

– Понятно, что идея была подана обер-диверсантом рейха Скорцени, – вернулся адмирал к прерванному разговору как раз тогда, когда князь решил было, что никакому продолжению он уже не подлежит.

– …Если подобная разгадка способна что-либо изменить в вашем представлении об операции, – иронично пожал плечами фрегат-капитан.

– А значит, и возглавлять экспедицию тоже возьмется он, – воспринял адмирал его слова, как подтверждение своих предсказаний.

– Там не так все очевидно, как может показаться на первый взгляд. Во всяком случае, лично я не уверен, что за всей этой операцией действительно возвышается обер-диверсант рейха. Не исключено, что он тоже предстает всего лишь в роли исполнителя.

– Хотите сказать, фрегат-капитан, что и вам доверяют не полностью? Но вы же не кто-нибудь, вы – Боргезе! Как можно? Нет, это уже прискорбно.

Поняв, что при этом доверительном разговоре он лишний, Сантароне попрощался с Боргезе и направился в сторону школы. Глядя вслед ему, контр-адмирал и князь с облегчением подумали, что присутствие в эти минуты корвет-капитана было бы неуместным.

– Я и не стремлюсь знать больше того, что мне было сообщено, – и дальше «темнил» Боргезе, хотя прекрасно понимал, что командующий базой все еще не верит ему.

– Как это на вас не похоже, фрегат-капитан, – иронично ухмыляясь, покачал головой Солано.

– Просто давно усвоил правило: от тайн и всевозможных операций, которые патронирует первый диверсант рейха, лучше держаться подальше. Причем мудрость этого правила проверена горьким опытом.

– Так ведь, командуя Лигурийской базой, в подчинении которой находится и база штурмовых плавсредств, «держаться подальше» не получается. Мы – люди военные, а значит, подчинены уставам и приказам.

– Понимаю ваше огорчение, синьор контр-адмирал.

– Сомневаюсь, что и в самом деле понимаете. Командование уже предупредило, что я обязан знать обо всем, что происходит на базе штурмовых плавсредств: как ведется подготовка боевых пловцов, какие операции намечены и кто их поощряет, финансирует, проще говоря, заказывает. После уничтожения линкора «Джулио Чезаре» во флотских и армейских кругах появилось много слухов, распространители которых подозревают вас в самых… странных, мягко говоря, намерениях и приготовлениях.

– Намекните хотя бы на одно из них, адмирал.

– Намекаю не я, намекают во флотских и армейских штабах. Кто – на подготовку к новым диверсиям, причем не только в России, а кто – чуть ли не на ваше стремление возглавить антиправительственный заговор или путч с дальнейшим приходом к власти. «Лавры дуче Муссолини покоя не дают, видите ли…» – адмирал испытующе взвесил Боргезе хищным, с заметной хитринкой, взглядом, как бы призывая своего подчиненного, тут же, немедленно, признаться и покаяться, – вот какая мысль муссируется в этих слухах!

– Странно, – как можно безразличнее парировал князь, – мне почему-то казалось, что для подобных инсинуаций никаких оснований нет.

– Не обольщайтесь, фрегат-капитан, кое-какие все же существуют. Во-первых, военная контрразведка узнала о том, что передачу русской стороне кораблей по репарациям вы истолковали как предательство со стороны правительства.

– Разве только я один? Именно так истолковывали этот акт все офицеры флота, и не только… А какие страсти разгорались в парламенте и в прессе!

– Но ведь ни один из этих офицеров флота или политиков не решился хоть как-то реально мстить бывшим врагам за это военно-политическое унижение, а вы, фрегат-капитан Боргезе, решились. Притом что вы так и не получили разрешения высшего руководства страны на проведение диверсии в русском порту.

– Но вам хорошо известно, что никогда и не получил бы его. К тому же после операции вся наша группа была отмечена наградами королевства.

– За «былые заслуги», как было сказано в их обосновании чиновниками военного ведомства, исключительно за былые заслуги. И потом, о наградах и вашем мужестве все давно забыли.

– Что так свойственно итальянцам…

– Увы, не только нам. Зато наши земляки все чаще фантазируют на тему того, что в случае провала операции ваши действия могли привести не только к международному скандалу, но и к внутриполитическому кризису, спровоцированному левыми силами. И вообще, кое-кому в военном ведомстве крайне не нравится, что базу «Сан-Джорджио» давно стали именовать «диверсионной базой Боргезе». Они, видите ли, стоят перед выбором: то ли полностью ликвидировать «Сан-Джорджио», выполнив, таким образом, один из пунктов капитуляции, требующий избавиться от диверсионных школ, баз и подразделений; то ли уволить всех постаревших, а главное, все еще «муссолинистски настроенных» боевых пловцов и инструкторов.

– Все-таки зря я не осуществил свою давнишнюю мечту, – буквально простонал Боргезе, – ворваться со своими «бессмертными» в правительственные кварталы Рима и перестрелять всю эту свору трусов и предателей.

– В том-то и дело, что в правительственных офисах прекрасно и, я бы даже сказал, мстительно, помнят об этой вашей мечте, – тут же воспользовался его эмоциональным срывом командующий Лигурийской базой. – Поскольку вы слишком часто и простодушно делились ею. Потому и настаивают, чтобы отряд ваш расформировать и «распылить» по стране. Что позволит затем сформировать команду из молодых добровольцев, не запятнанных фашистским прошлым, а инструкторский корпус набрать из опытных английских и американских диверсантов, то есть наших, теперь уже вечных, союзников.

Дальше, до крыльца штаба, они шли молча, и лишь у самого входа Боргезе с угрюмой решительностью спросил:

– Все, что вы мне только что изложили, адмирал… Это способно повлиять на процедуру получения нами субмарины и водолазного оснащения?

– Пока что нет. Но мой вам совет: как можно скорее уводите и свою диверсионную субмарину, и свою команду. Потому что ситуация накаляется. Там, наверху, все большее количество людей желает знать, на какие вражеские базы нацелится Боргезе в этот раз.

– Весьма признателен вам, синьор контр-адмирал. Как только операция завершится, тут же посвящу вас во все допустимые подробности.

– «Во все допустимые…» – почти оскорбленно уловил адмирал основной нюанс обещания Черного Князя.

– Вам ведь хорошо известно: все, что связано с операциями боевых пловцов, должно проходить под грифами «совершенно секретно» или «государственная тайна».

Но и это объяснение командующий Лигурийской базой воспринял с печальной самоиронией человека, которому снова «указали на его место».

19

Июнь 1960 года. Отель «Пристанище паломника» на северо-восточном побережье Корсики

Первое, что ощутил Скорцени, проснувшись на рассвете в одном из номеров «Пристанища паломника», запах духов, которым, как ему показалось, была пропитана не только вторая подушка и его левая рука, на которой Лилия имела обыкновение засыпать, но и вся атмосфера этой обители.

Минувшая ночь представлялась ему сейчас одной из тех теперь уже нечастых «ночей взрывной любви и убийственной страсти», как называла их Фройнштаг, которым они с воистину взрывной, убийственной страстью предавались когда-то во времена пылкой молодости. И тот факт, что пришлись эти «времена» на безумные ночи войны, ничего в их восприятии не меняло.

Скорцени давно сознался себе, что все в этой женщине – сотканное из упругих, налитых мышц тело и безграничная постельная раскованность; какой-то особый сексуальный артистизм, запах волос, да и вообще, настоянный на букете из духов и плоти запах самого тела – то есть решительно все, казалось приемлемым, а потому совершенным.

К тому же разговор на любую тему Лилия умела поддерживать в постели таким образом, чтобы никогда не касаться ни его, Скорцени, слабостей или неудач, ни «узаконенно неудавшегося» брака на дочери известного финансиста. И такая манера поведения Лилии «самого страшного человека мира»[51] вполне устраивала. Как и то, что всегда вооруженная и достаточно хорошо обученная экс-диверсантка в любой ситуации могла выступить еще и в роли его телохранительницы. Причем оберштурмфюрер сама напросилась на эту роль, объясняя свою ретивость именно тем, что таким образом ей «представится возможность стать неусыпной хранительницей драгоценнейшего тела повелителя».

Отто намерен был еще минут пятнадцать-двадцать понежиться в постели «в обнимку» с приятными воспоминаниями, но внимание его вдруг привлекли легкий скрип двери, которые оставались незапертыми на замок после ночного ухода к себе в номер Лилии, и быстро удаляющиеся, приглушенные шаги человека, очевидно, старавшегося передвигаться как можно тише.

Он явно упустил момент, позволявший задержать этого любопытствующего странника, а когда, укутавшись простыней, метнулся к двери, в коридоре второго этажа, на котором он обитал, уже никого не было. Да и с лестницы звуки шагов тоже не доносились. Возможно, он так и бросился бы вниз, в простыне, наброшенной на совершенно нагое тело, но от носка его тапочка неожиданно отлетел незапечатанный конверт.

– «Скорцени, – прочел он по-немецки, – немедленно убирайся из Корсики, если не хочешь, чтобы с тобой и твоими людьми произошло то же самое, что произошло с кладоискателями и их судами в Лунной бухте и на борту водолазного бота! И неважно, кто это совершил. Важно, что сокровища Роммеля принадлежат тем, кому вскоре будет принадлежать весь мир».

Бежать нагишом в поисках курьера, доставившего это письмо, уже не имело смысла; скорее всего, это был случайный человек, возможно, даже подросток или работник поместья, которому заплатили за услугу несколько франков. А вот поразмыслить над этим происшествием стоило. Во-первых, Отто готов был вздрогнуть от одной только мысли, что несколько минут назад его жизнь самым бесславным образом могла оборваться под ударом ножа или в удавке наемного убийцы. А потому возникает вопрос, почему опытная диверсантка Фройнштаг ушла из номера, не разбудив его, то есть не позаботившись о том, чтобы он закрыл дверь?

Версию ее сговора с «властелинами мира» Скорцени пока что не рассматривал, поскольку стало ясно: курьер не знал, что дверь не закрыта на ключ, и подсунул свою «черную метку» под нее. И потом, разве, имея своей союзницей Лилию, эти бандиты стали бы угрожать ему убийством? Проще было бы просто убить.

Скорцени решил, что по поводу того, дежурит ли внизу ночной портье и чем он, черт возьми, занимается, душу из владельца отеля еще вытряхнет. А пока что внимание оберштурмбаннфюрера привлекла неосторожная фраза «владетеля мира». Говоря о расправах над кладоискателями, он вдруг написал: «…И неважно, кто это совершил». Похоже, что люди, от имени которых составлялось это послание, пытались дистанцироваться от уже совершенных нападений, то ли признавая свою непричастность, то ли, наоборот, заметая следы.

Уже принимая душ, он решил, что о появлении «черной метки» ни с кем из обитателей «Пристанища» говорить не станет ввиду бессмысленности этого занятия, но с этого дня всем участникам экспедиции предписано будет ночевать на яхте, отведенной на середину бухты. Притом что пристань и причалы придется взять под вооруженную охрану, поскольку «Крестоносца» могут заминировать точно таким же способом, как заминировали водолазный бот.

«И самое удивительное, – спонтанно как-то подытожил эту мысль обер-диверсант рейха, – что осуществить новую операцию могут те же самые боевики. – И тут же ухватился за эту странноватую мысль: – А что, всякое может быть. Не исключено, что “бедный, вечно молящийся монах” Тото работает сразу на двух или трех хозяев, главная цель которых – не столько завладеть сокровищами Роммеля, сколько не допустить, чтобы ими завладел кто-либо другой».

Как ни странно, эта мысль нисколько не встревожила старого диверсанта. Предположив, что в этом мире «возможно все, что только возможно», он, с этой глубокой мыслью, закрыл дверь на защелку, положил пистолет под подушку и снова уснул. Только спал он теперь уже безо всяких там любовных видений, сном эротического праведника. Другое дело, что разбудил его голос все той же Лилии Фройнштаг.