Золото Роммеля Сушинский Богдан

34

Фройнштаг выждала несколько мгновений, надеясь услышать от наследного арабского принца хоть какое-то разъяснение, но поняла, что его не последует.

– Он что, какой-то важный тип? – резко приглушила свой женский «казарменный полубаритон» бывшая охранница концлагеря смерти. – Кроме того, что он монах-иезуит и повсюду покорно следует за Тото…

– Опять вы все не так истолковали, – отпил шейх айвовой настойки, фирменного напитка «Солнечной Корсики». – Это англичанин-иезуит везде следует за Рене де Шато. Что он сейчас и сделает, – проследил за тем, как, бросив на стол несколько франков, контрразведчик поспешил вслед за монахом и его свитой.

Фройнштаг повертела головой так, словно только что вынырнула из водоворота, в котором чуть было не задохнулась.

– Так, может, вы все-таки простыми человеческими словами ответите на мой очень простой вопрос: кто этот человек? Вы же понимаете, что сейчас это очень важно.

– Если вы ответите на мой тоже очень простой вопрос: Скорцени лично будет принимать участие в экспедиции по поиску сокровищ Роммеля?

– Естественно. Должен же он осуществить мечту своего детства – найти пиратский клад.

– Я не воспринимаю иронии, – процедил шейх. – Причем тоже с детства. Особенно женскую иронию. Он, Скорцени то есть, будет находиться на яхте?

– …Или на водолазном боте. Какое это имеет значение?

– Разве команды бота и яхты будут вести поиски в одном квадрате, здесь, у мыса Корс?

– Ни о каком другом квадрате слышать мне не приходилось.

– В таком случае передайте Скорцени, что завтра ему лучше оставаться на берегу. А еще лучше – на любом другом берегу, кроме Бухты Безмолвия и мыса Корс, – резко поднялся Хайраддин, намереваясь оставить ресторан через выход, который вел не в сторону бухты, а во внутренний двор. И Фройнштаг нетрудно было догадаться, почему он так поступает: со стороны пристани к веранде ресторана уже приближался Скорцени со свитой, в составе которой находился и репортер. – Поверьте, это очень серьезное предупреждение.

– И, как я понимаю, исходит оно не от вас?

– В данном случае я всего лишь выступаю в роли «черного гонца». Надеюсь, вам знаком этот термин времен монгольских орд и походов Тамерлана?

– Можете не сомневаться, за казнью дело не станет, традиции следует уважать.

Воспользовавшись тем, что Скорцени задержался возле верхней площадки Портовой лестницы, шейх хотел выскользнуть из веранды, однако Лилия опередила его:

– Пардон, вы так и не ответили на главный вопрос: кто этот Рене де Шато? Кого он в действительности представляет и к чему стремится?

– До сегодняшнего дня де Шато только потому и чувствовал себя счастливым, что представления не имел о том, кто он на самом деле, – загадочно улыбнулся Хайраддин.

– Однако сегодня ему придется узнать о себе нечто такое?.. При этом не стану выяснять, почему именно сегодня.

– Выяснив, на какую вершину его вознесли, Рене тут же поймет, что лично для него откровение это означает неминуемую гибель.

– Как и для всякого «черного гонца»?

– Да нет, в данном случае роль «черных гонцов» отведена как раз тем четверым, кем-то присланным «оловянным солдатикам».

Фройнштаг непонимающе уставилась на шейха.

– В таких случаях, шейх Хайраддин, любопытствующих одаривают хотя бы туманным намеком или прозрачным наводящим вопросом, – упрекнула его оберштурмфюрер.

– Сам жду этого намека, поскольку все, что сказано мною до сих пор, только одному термину – «туманный намек» – и подчинено.

«Попался бы ты мне где-нибудь в подвале СД, – мысленно вскипела Фройнштаг, с ненавистью и презрением глядя вслед удаляющемуся шейху. – Я бы страсть к иносказанию из тебя мигом изгнала! И никаких псалмопений по этому поводу, – тут же вспомнила любимую “военно-полевую” фразу Скорцени. – Никаких псалмопений!»

А как только сам обер-диверсант рейха, избавившись от свиты, оказался за ее столом, тут же известила его о дружеском предупреждении шейха. Добавив от себя, что к нему и в самом деле следует прислушаться.

– Понимаю, – со снисходительной улыбкой прокомментировал это сообщение обер-диверсант рейха, – что всякая попытка возвести араба в ипостась джентльмена не вызывает у истинных джентльменов-англичан ничего, кроме раздражения. Тем не менее шейх поступил по-джентльменски.

– Вы так считаете? А я вот почему-то никак не пойму: в его устах это прозвучало как вежливое предупреждение или как наглая угроза?

Все с той же блаженной улыбкой на лице обер-диверсант рейха поблагодарил официанта за поставленную на стол бутылку красного корсиканского вина «Жгучая кровь», в окаймлении тарелок с тоненькими полосками копченой баранины и ломтиками по-особенному приготовленной местной брынзы; выждал, пока тот наполнит бокалы, и только тогда объяснил своей милой собеседнице:

– В устах шейха Хайраддина, досточтимая Фройнштаг, это прозвучало как сухое уведомление. «О чем именно?» – спросите вы. Да всего лишь о том, что, возможно, в особе монаха Рене де Шато мы имели удовольствие лицезреть тайного наследника всемирного трона, принца крови и тернового венца самого… Иисуса Христа.

Даже поперхнувшись вином, германка еще несколько секунд сидела, судорожно сжимая зубками кончик бокала. Женщину так и прорывало воскликнуть: «Не может такого быть! Вы, конечно, шутите!..» или что-то в этом роде. И наверняка воскликнула бы, если бы не знала, что Скорцени терпеть не может подобных возгласов и вообще каких бы то ни было «сугубо женских» проявлений неверия.

– Так нечестно, Скорцени, – то ли смутилась, то ли сдержанно вспылила Фройнштаг. – Почему вы не сообщили мне об этом раньше? Получается, что я так и не сумела, – ну, чтобы так, по-настоящему, полноценно, – пообщаться с наследником всемирного трона!

– Зато просто пообщаться как с мужчиной… – все же получилось.

– Если бы вы представали передо мной в облике пастора, возможно, я не только призналась бы в кое-каких грешках, но и покаялась в них. А пока что всего лишь предположу, что фон Шварц умышленно поселил монаха Рене по соседству со мной и свел нас в своем кабинете, позволяя познакомиться поближе.

– Лучше сразу же признайтесь, Фройнштаг: задание вы провалили. Какая же вы разведчица, если за всю ночь так и не разобрались, кто блаженствует рядом с вами?

– Да, в общем-то, я разобралась… По крайней мере, сразу же поняла, что как мужчина этот ваш Рене де Шато ровным счетом ничего собой не представляет. Возможно, рядом со мной он и блаженствовал, только я от его близости не то что блаженства, а даже каких-либо проблесков удовольствия не ощутила.

– Вы неисправимы, Фройнштаг, – с нарочитой безнадежностью вздохнул Скорцени. – Из-за таких, как вы, дискредитируется сама идея женщины в роли агента международной разведки. На кого только я потратил столько лет своих разведывательно-диверсионных усилий?!

– Ну, не все обстоит настолько плохо, как вам кажется, мой повелитель. Например, я всегда помню, что, согласно вашим наставлениям, сходясь с мужчиной, разведчица должна ставить перед собой три цели: определить, кто перед ней на самом деле, к чему он стремится и в какой тайне можно признаться ему, прежде чем отправить в мир иной. Причем, если первые два пункта не срабатывают, следует немедленно осуществлять требование третьего пункта, не вдаваясь при этом ни в какие признания. Честно говоря, я так и не поняла, зачем нужны признания перед казнью.

– Во-первых, способ вызвать ответное доверие, во-вторых, должны же мы проявлять хоть какое-то великодушие по отношению к врагам своим. Кстати, вы не знаете, куда столь спешно увели вашего подопечного эти четверо камикадзе в сером одеянии?

– Вот! – почти торжествующе уловила момент Фройнштаг. – Теперь настал мой черед в течение нескольких минут изменить ваше мнение о моих собственных способностях и о заслугах женщин перед разведкой.

Пересказ Лилией того, что ей поведал шейх Хайраддин, обер-диверсант рейха выслушал с несвойственным ему вниманием и с еще более несвойственной серьезностью.

– Я недавно встречался с этим иезуитом на вилле «Витторио» Розанды Лукании, во время переговоров. Там действительно шла речь о хранителях династии Христовой крови, о Всемирном Правительстве, сплошь составленном из масонов… Но поскольку олицетворял эту организацию «бедный, вечно молящийся монах Тото…», мне и в голову не приходило, что Рене де Шато способен занимать во всемирной масонской своре сколько-нибудь высокую ступень.

И вот тогда Фройнштаг победно улыбнулась; представился случай отыграться.

– Как жаль, господин Скорцени, что по чину и статусу мне не положено объяснять вам, почему есть все основания считать ваш разведывательный рейд на виллу княгини Лукании полностью провальным. Имея в своем полном распоряжении столь информированную светскую львицу-дипломата, вы так и не сумели выудить у нее ту главную информацию, ради которой были направлены в ее прелестное логово.

– Но-но, Фройнштаг, не забывайтесь, – недовольно проворчал обер-диверсант рейха. – Вы же прекрасно знаете, что на вилле Розанды я находился по совершенно иному поводу.

– Вот видите, вы всего лишь говорите о поводе для посещения виллы, я же говорю о результате, которого вы, в принципе, могли бы достичь, однако так и не достигли, всячески, – с особой интонацией произнесла Лилия это свое «всячески», – эксплуатируя эту внебрачную дочь разведки.

35

Июль 1960 года. Борт мини-субмарины «Горгона»

В полночь субмарина в надводном положении вошла в бухту, и механик Абруццо, зацепившись «кошкой» за борт стоявшего на якоре «Посейдона», перебросил туда канатный трап. Поначалу решено было, что подлодка остановится за пределами бухты и Скорцени доставят к ней на резиновой шлюпке. Однако волнение в море и даже у пристани оказалось таковым, что рисковать не имело никакого смысла. К тому же Скорцени и корвет-капитан Сантароне решили, что навыки надводного причаливания к судну могут понадобиться во время совместной с пароходом «Умбрия» поисковой операции.

А чтобы субмарина не выдала себя, в том числе и гулом мотора да работой винта, двигатели на боте и яхте тоже были запущены. К тому же корабельное освещение сведено до минимума, а начальник-сторож пристани после неожиданно щедрого коньячного угощения, доставшегося от кого-то из команды яхты, безмятежно спал в своей сторожке. Словом, возможность обнаружения «Горгоны» с берега была сведена до минимума.

– Действовать строго по плану, оберштурмбаннфюрер, – приказал Скорцени барону фон Шмидту еще до того, как трап из субмарины оказался на палубе бота.

– Тем более что он несложен, – без особого энтузиазма признал барон. – Однако я был уверен, что понадоблюсь там, на пароходе «Умбрия», во время поиска.

Если бы фон Шмидт смог видеть в темноте выражение лица Скорцени, то понял бы, что тот смотрит на него с высокомерным сочувствием. И вопрос, который прозвучал из уст обер-диверсанта, был подобен удару ножом в спину:

– Понадобитесь… в качестве кого?

– Помнится, совсем недавно вы называли меня «хранителем сокровищ фельдмаршала».

– Вот уже в течение многих лет истинным хранителем сокровищ Роммеля является море, – сухо напомнил ему Скорцени. – И никто не имеет права игнорировать этот факт.

– Как не имеет права игнорировать и тот факт, что я – единственный из всей экспедиции, кто присутствовал при захоронении контейнеров с сокровищами, – явно стушевался бывший начальник охраны «Африканского конвоя».

С того момента, когда обер-диверсант рейха прибыл сюда на «Посейдоне», они виделись довольно часто, но барон даже мысли не допускал о том, что субмарина и пароход могут уйти к берегам острова Жираглиа без него.

– Уверен, что до конца дней своих вы никому из окружения не позволите забыть об этом, – даже не пытался скрыть своей иронии первый диверсант рейха.

– То есть ошибка моя состояла в том, что я поспешил вывести вас на место настоящего захоронения клада.

– Самая страшная ваша ошибка, барон, вскроется тогда, когда окажется, что вы попытались обмануть нас и клада в районе Перста Дьявола не окажется. Но для того, чтобы мы могли убедиться в подобной неискренности, ваше личное участие в экспедиции у Жираглиа не обязательно.

– Тогда в чем смысл моего присутствия здесь?

– Да хотя бы в том, что само ваше пребывание на яхте или на «Посейдоне» способно кого угодно убедить: клад в самом деле покоится у мыса Корс.

– А наши финансовые договоренности? – поумерил свою горячечность фон Шмидт.

– Великодушно добавляю к ним еще и должность капитана яхты «Крестоносец», которая сразу же после завершения экспедиции станет собственностью моей фирмы «Штайнбах». Поскольку никакой особой недвижимости у вас не наблюдается, на какое-то время судно способно заменить вам виллу у моря.

– В самом деле выглядит щедро.

– К тому же, господин капитан «Крестоносца», вы назначаетесь также начальником этой «ложной» экспедиции.

– Позвольте, а разве фрегат-капитан Боргезе уходит с вами? – спросил барон так, словно бы сам князь не находился в двух шагах от них.

– Не… уходит, – отчеканил Скорцени.

– В таком случае было бы правильнее назначить начальником экспедиции его.

– Самое разумное, что в создавшейся ситуации способен сделать князь Боргезе, так это сразу же после отхода субмарины покинуть борт «Посейдона» и сойти на берег.

– К этому совету я и прислушаюсь, – на удивление охотно согласился фрегат-капитан, не изъявляя никакого желания трое суток болтаться на одном из малых судов. И не только потому, что опасался нападения на них местных корсаров.

В последнее время Боргезе все болезненнее переносил качку, и как ни пытался он скрыть эти унизительные для командира боевых пловцов признаки «морской болезни», при каждом выходе в море они становились все очевиднее.

– В целях безопасности, фрегат-капитан, советовал бы вам в течение всех трех суток поиска не оставлять пределы отеля, где кроме охранников майора Денхофа у вас появится еще и личный… телохранитель, оберштурмфюрер Фройнштаг. Как вы понимаете, от себя, от сердца отрываю.

– Надежнее телохранителя даже трудно себе вообразить.

– Учитесь, как следует воспринимать приказы, барон фон Шмидт. В том числе и приказ о назначении вас начальником экспедиции.

– Благодарю за доверие, конечно, хотя…

– В шесть утра, – прервал Скорцени попытку фон Шмидта снова впасть в пространные изъяснения, – спасательный бот и яхта уже должны находиться в квадрате поиска. Операцию проводить в течение трех суток, точнее, до моего приказа о прекращении таковой. Представителей прессы к судам не подпускать, никаких сведений обо мне и квадрате поиска водолазов с «Горгоны» кому бы то ни было не предоставлять.

– Все предельно ясно, – заверил его фон Шмидт. – Если вдруг понадобится моя помощь, то я готов…

– Именно поэтому рацию не выключать, – отрубил Скорцени и по трапу перебрался на субмарину. Еще через несколько минут она погрузилась на перископную глубину и направилась в сторону открытого моря.

«Получить бы частицу этих сокровищ, – мечтательно смотрел барон в ту сторону, куда удалялась уже не видимая с бота «Горгона». – И тогда окажется, что все остальное в этой беспутной жизни – окопное дер-рьмо!»

36

К тому времени, когда субмарина приблизилась к «Умбрии», порывы ветра усилились настолько, что, не желая рисковать при вхождении в бункер-шлюз, корвет-капитан увел ее на глубину около тридцати метров, на которой волнения почти не ощущалось. И хотя до утра, когда шторм утих так же внезапно, как и разыгрался, команде пришлось дважды всплывать, чтобы, прикрываясь от волн высоким корпусом парохода, продувать отсеки свежим морским воздухом, все же испытание стихией «малютка» выдержала успешно.

Правда, во время первого же погружения Скорцени почувствовал себя дурно. Он попросту задыхался от сильно повысившегося давления и какого-то странного, почти астматического удушья. Другое дело, что, поторопившись со всплытием, Сантароне переправил резиновой лодкой на «Умбрию» не только обер-диверсанта рейха, но и водолаза фон Гертена, справедливо решив, что делить запасы кислорода на двоих с механиком Абруццо будет значительно проще.

Словно бы извиняясь за ночную нервотрепку, утреннее море подарило кладоискателям озаренный яркими лучами штиль, оттененный по береговой линии золотистым величием островных пляжей, суровой готикой храмовых шпилей и поднебесной безмятежностью вершин, склоны которых словно бы сотканы были из малахитовых горных лугов.

Приказав капитану парохода застопорить машины почти на меже французских территориальных вод с нейтральными, Скорцени велел команде субмарины и водолазам предаться пятичасовому сну. Всем им надлежало восстановить силы после изнурительного шторма, чтобы потом в три смены, попарно сменяя друг друга, поисковая группа смогла заняться исследованием скалистой «банки» у Перста Дьявола, видневшегося буквально в миле от места их стоянки.

– У вас какие-то проблемы? – прокричал в рупор командир катера французской береговой обороны, который патрулировал воды вокруг острова Жираглиа. Заметив, что пароход под итальянским флагом остановился в открытом море, вдали от портовых рейдов, он попросту решил выяснить, в чем дело.

Понимая, что немедля должен ответить, капитан Мадзаре тоже взялся за рупор, но, прежде чем произнести хотя бы слово, метнул вопросительный взгляд на Скорцени. Мгновенно сориентировавшись, тот высунулся из ходового мостика и по-французски прокричал:

– Эту плавучую ржавчину давно следовало бы сдать на металлолом! Но пока что придется в очередной раз подремонтировать ее. Мотор барахлит, руль заклинивает, того и гляди на какую-нибудь подводную скалу напоремся…

– Вот уж действительно, только вы, итальянцы, можете выходить на таком судне в море! – не отказал себе в праве на иронию французский лейтенант.

– Нам возразить нечего: корыто – оно и есть корыто. Но что поделаешь, хозяин судна требует выходить в море. К тому же в порту заработки не водятся.

– Это точно. Кстати, мой отец – капитан танкера, техническое состояние которого, признаться, не намного лучше. Может, вызвать буксир, чтобы отвел вашу «Умбрию» в порт или же доставил на борт ремонтную бригаду?

– Увы, все это лишние расходы. Впрочем, – замялся Скорцени, – вы подсказали неплохую мысль. Мы свяжемся со спасательным ботом, который находится сейчас у мыса Корс.

– Вам виднее, капитан.

– Объясните своим береговым службам, почему мы стоим здесь, пусть не беспокоятся!

– Мы ведь теперь союзники, – радушно развел руками командир сторожевика. – У нас общий враг.

– Вы правы: с общим врагом нам теперь основательно повезло, – вежливо согласился оберштурмбаннфюрер СС. Беседуя с французским офицером, он стоял в проеме двери вполоборота, всячески пытаясь прятать левую, иссеченную шрамами, щеку от его взора. К фронтовикам этот «морской волчонок» явно не принадлежал, но как пограничник вполне мог знать приметы «самого страшного человека мира».

– Кажется, я понял ваш замысел, – произнес Мадзаре, с кривой усмешкой наблюдая за тем, как сторожевик разворачивается у самого борта парохода. – Вызвав сюда спасательный бот «Посейдон», мы все водолазные работы можем проводить под видом обследования подводной части корпуса корабля и его частичного ремонта.

– Почему бы не предусмотреть и такой вариант? – сдержанно отметил его прозорливость Скорцени. – Тем более что спасательный бот может понадобиться нам и по совершенно иному поводу.

37

Июль 1960 года. Средиземное море.

В прибрежных водах мыса Корс

Едва яхта и спасательный бот вышли в открытое море, как у северо-восточной оконечности появился довольно большой прогулочный катер, на борту которого фон Шмид насчитал шестерых бездельников. Их можно было бы принять за рыбаков, поскольку двое и впрямь баловались удочками. Но, заведя свое суденышко, на борту которого красовалось гордое название «Легионер», в некое образованное тремя скалами озерцо, рулевой его тут же взялся за мощный бинокль и, сидя у дверцы ходового отсека, принялся внимательно следить за тем, что происходит в квадрате поиска.

Когда же фон Шмидт и Лиондино умышленно развели борта своих судов почти на милю друг от друга, появился еще один наблюдатель, укрывавшийся со своим биноклем у входа в кормовую каюту.

– Как считаете, капитан Шмидт, – спросил по рации командир бота Лиондино, – они решатся напасть прямо сейчас или же подождут, пока мы добудем сокровища?

– Они ведь не идиоты, понимают, что, как только водолазы обнаружат нечто подобное контейнерам, нами тут же будет вызвано подкрепление.

– Вот и мне кажется, что они поведут себя так же, как и во время двух предыдущих экспедиций, то есть попытаются запретить нам вести поиск. И я не уверен, что во внутренних каютах «Легионера» не томится еще как минимум шестеро любителей приключений.

– Тогда не понятно, чего это окопное дер-рьмо выжидает?

– Наверняка хотят пометить на карте места наших погружений. В любом случае мы на боте уже объявили боевую тревогу и приготовились к абордажному бою.

Хотя официально «Посейдон» был выведен из списка итальянского военно-морского флота, однако Скорцени как его новый, теперь уже частный, владелец приказал старшему лейтенанту поддерживать на нем жесткую военно-морскую дисциплину, сохранив и воинские чины, и форму обращения, словом, все, к чему его экипаж привык и что предписывалось корабельными уставами.

– Представляю себе, какой «приятной» неожиданностью оказалось для наших оппонентов появление в составе экспедиции, пусть и без действующего тяжелого вооружения, но все же настоящего боевого корабля.

– Пока они пребывают под этим впечатлением, самое время растормошить наших обленившихся водолазов, которые и так уже рвут удила, как застоявшиеся кони.

Они еще дважды меняли дислокацию, вызывая тем самым недоумение и злобу у рыбаков-наблюдателей, и лишь часа полтора спустя, почти вплотную, борт к борту, сблизившись, «благословили на глубину» первого водолаза. Итог его подводной экскурсии оказался неожиданным: на склонах подводной горы обнаружились останки расколовшегося корабля.

Заинтригованные этой находкой, фон Шмидт и Лиондино тут же отправили под воду сразу двух водолазов. Те обследовали кормовую и носовую части судна и доложили, что речь идет о самоходной английской барже, перевозившей военное снаряжение. В доказательство этого они подняли на борт «Посейдона» бинокль, несколько истлевших кожаных портупей, каску и прочие армейские атрибуты, которые могли поместиться в их поисковых, к специальным поясам прикрепленных «неводах».

Но к тому времени у созерцателей их поиска появились свои агенты на вершинах холмов, венчавших мыс Корс. Они-то и доложили на катер: у поисковиков наметились первые находки. Что именно извлекли водолазы из глубин, этого они разглядеть не могли, но обратили внимание, что экипажи обоих судов явно засуетились, там наблюдается какая-то возня.

– Доложите обстановку, фон Шмидт, – потребовал Скорцени как раз в ту минуту, когда под воду ушла вторая пара водолазов.

– Английская самоходная баржа в виде боевого трофея вас устроит?

– Если она перевозила часть королевской казны или сокровища капитана Флинта.

– Всего лишь армейскую амуницию, теперь уже пришедшую в полную негодность.

– Никогда еще я не испытывал такого разочарования в ремесле искателя сокровищ, оберштурмбаннфюрер, – пророкотал в микрофон Скорцени. – Считайте, что лишили меня профессии.

– Понимаю, что контейнеры с золотом Роммеля подобный груз не заменит…

– Тем не менее хлеб свой водолазы отрабатывают честно, – признал обер-диверсант рейха. – А главное, наши враги имеют возможность любоваться подъемом со дна каких-то там грузов.

– А как… обстоят дела у вас? – неуверенно поинтересовался фон Шмидт, поскольку понимал, что открытым текстом о своих находках начальник экспедиции не заговорит.

– С амуницией нам, увы, не повезло. Во всяком случае, пока что.

– Пусть водолазы особое внимание обратят на подступы к скале со стороны острова.

– Без подробностей, барон. Однако совет ваш учтем. Будьте готовы к тому, что в двадцать три ноль-ноль бот покинет ваш квадрат поиска, чтобы перебазироваться к известному нам обоим ориентиру. Причем уходить следует с максимальной скрытностью, с погашенными бортовыми огнями.

– Понятно, хотите оставить яхту одну и совершенно беззащитной.

– Усилив ее охрану двумя бойцами и пулеметом из «Посейдона». Не забывайте, что корпус яхты сварен из укрепленной «крупповской» стали. С боевыми кораблями ей тягаться трудно, так ведь и она тоже во фрегатах не числится. И потом, не думаю, что местные пираты бросят против вас торпедные катера и флотилию сторожевиков.

– Как знать, как знать… – разочарованно пробубнил барон, как-то сразу же погрустнев. – Они ведь понимают, с кем имеют дело на сей раз.

– К тому же не сомневаюсь, – вел свою линию Скорцени, – что утром ваши враги ринутся на поиски «Посейдона», решив, что тот ушел с интересующим их товаром.

Возможно, план Скорцени сработал бы идеально, если бы фон Шмидт не решил подстраховаться. Намереваясь провести ночь в Бухте Безмолвия, он приказал командиру бота сопровождать его до причала, чтобы уже оттуда уйти в сторону Перста Дьявола.

Пиратам это намерение явно не понравилось. Они решили, что какую-то часть сокровищ людям Скорцени все же удалось поднять на поверхность и теперь они пытаются перепрятать их в одном из подводных гротов бухты или в подземельях «Пристанища паломника». Два катера и четыре моторные лодки ринулись наперерез судам поисковиков. Двумя пулеметными очередями пираты прошлись по надстройкам яхты, однако, вооруженная ручными пулеметами и фаустпатронами, команда ее успела залечь на палубе и открыть ответный огонь.

Потеряв двух человек убитыми, нападавшие в конце концов позволили «Крестоносцу» зайти за гористую косу, а значит, прорваться к бухте. Взамен они блокировали спасательный бот, решив то ли взять его на абордаж, то ли заставить команду капитулировать.

– Господин Лиондино, не хотите ли избавить свой трюм от лишнего груза? – спросил в рупор капитан «Легионера», предусмотрительно прячась за надстройку.

– Порядочные люди для начала представляются, – парировал старший лейтенант, тоже не решаясь выходить из-за приоткрытой дверцы бронированного отсека.

– Дон Фернандо, – такое имя вас устроит?

– Я знаю только одного дона Фернандо, больше известного по кличке Лютый Сицилиец, который два года назад оставил Сицилию, чтобы возглавить «семью итальянских эмигрантов-мафиози» в Верхней Корсике.

– Среди которых, как я понимаю, обитает и ваш сицилийский родственник.

– С прискорбием признаю этот факт.

– Так вот, дон Фернандо-Сицилиец – к вашим услугам, синьор Лиондино. Не знаю, кому пришло в голову назвать меня «лютым», поскольку на самом деле со мной всегда и по любому поводу можно договориться. Если только человек не потерял чувства реальности, то есть не забыл, в какое время и в каком мире он живет.

– И что же вас привело сюда, почему вы обстреляли нашу яхту?

– Собственно, нас интересует не яхта, а ваш бот. Яхтсменов мы попросту вспугнули, а за вас примемся всерьез. Вы вторглись на чужую территорию и завладели тем, что вам никогда не принадлежало и принадлежать не может. Эти земли и воды находятся под защитой нашей «семьи».

– Впервые слышу, что на наших морях появился новый вид пиратства – «мафиозный», – храбро уведомил командир бота Лютого Сицилийца.

– Реи, на которых мы вздергиваем своих врагов, у всех пиратов одинаковые, – еще более грозным тоном попытался заговорить с ним Фернандо.

– Насколько мне известно, на реях обычно вздергивали пиратов, коими вы сейчас и предстаете, поскольку, в отличие от вас, право на поиски в этом районе мы получили от французских властей. Однако дело не в исторических нюансах.

– …А в том, что разрешение вы получили на поиски останков какой-то ничего не стоящей галеры, а не клада фельдмаршала Роммеля, – продемонстрировал плоды своей любознательности Фернандо.

Командир «Посейдона» выдержал небольшую паузу, давая понять, что не намерен доказывать пиратам законность своего пребывания у берегов Корсики, а затем вдруг совершенно иным, примиряющим тоном объявил:

– В любом случае мы не подняли со дна моря ничего такого, что бы могло представлять для вас хоть какой-то интерес.

– Вот мы и хотели бы в этом убедиться, синьор капитан.

– Мы позволим убедиться в этом кому угодно, кроме вас, – отрубил командир «Посейдона» и так и не приказал механику сбавить обороты, а рулевому – изменить курс.

38

Июль 1960 года. Борт парохода «Умбрия»

Водолазы уходили под воду парами, по два – с парохода «Умбрия» и подводной лодки. То, что являлось взору всякого, кто направлялся к острову Жираглиа с юго-востока, в виде скального шпиля Перста Дьявола, на самом деле представало в виде вершины горного массива, эдакого скрытого волнами Монблана, усеянного множеством валунов, гротов и таких чтимых альпинистами горных карнизов или «полок».

– Так что скажете, наш великий кладоискатель? – с какой-то не понятной начальнику водолазной группы ироничной суровостью поинтересовался Скорцени, когда капитан Корвини появился в каюте обер-диверсанта рейха.

– Пока не обнаружено никаких следов, ничего такого, что указывало бы…

– Можешь не продолжать, – устало махнул рукой Отто и, взглянув на беспомощный вентилятор, который уже не спасал его пристанище от почти сорокаградусной жары, спросил: – Ночью водолазы могут продолжить погружения?

– В принципе, конечно, могут, – неуверенно ответил Корвини. Он как раз намеревался просить Скорцени прекратить поиски еще до захода солнца.

– Но за дополнительную плату, это вы хотите сказать? Хотя знаете, что она и так немыслимо высока.

– Мы начали поиск на рассвете, поэтому лучше позволить водолазам отдохнуть, чтобы завтра с восходом солнца снова начать поиски.

– Пусть и думать об этом не смеют: ни об отдыхе до захода солнца, ни о дополнительной плате. – Скорцени сидел, положив ноги на столик, – привычка, доставшаяся ему от «американского бытия»[56], – и разнеженно потягивал сквозь трубочку содовую воду.

– Некоторые поисковики настолько устали, что водолазные костюмы и скафандры воспринимают, как саваны.

– «Скафандры воспринимают, как саваны…» Неплохо сказано, капитан, очень даже неплохо. Но послушайте, что я вам скажу: притом что я всегда ценил меткое сравнение, сегодня мне не до вашего «водолазного» остроумия.

Во время первых погружений «человек со шрамами» нервно прохаживался по раскаленной палубе парохода, первым бросался к поднимавшимся на поверхность водолазам и всякий раз требовал доклада от командира субмарины. При этом следил, чтобы «Горгона» всегда оставалась прикрытой со стороны Жираглиа корпусом парохода, а на время прохождения неподалеку какого-либо судна обязательно опускалась на перископную глубину. Но теперь следить за ходом поисков и положением субмарины Скорцени поручил командиру сводной группы водолазов, а сам, чувствуя себя физически и морально разбитым, отсиживался в отведенной ему каюте, опустошая специально для него завезенные бутылки с содовой водой.

– Мне тоже начинает казаться, – по-своему истолковал его реакцию Корвини, – что никаких контейнеров у Перста Дьявола нет. А вот почему нет – это загадка. То ли их вообще здесь не было, а значит, барон фон Шмидт попросту лгал, то ли их давно подняли на поверхность.

– Не думаю, чтобы этот офицер СС решился лгать мне, – решительно покачал головой «самый страшный человек мира».

– Но ведь врал же он до сих пор! Наша экспедиция далеко не первая, которую он консультирует как бывший начальник охраны конвоя.

– Вы невнимательно выслушали меня, капитан. Я сказал, что этот офицер СС вряд ли решится лгать… мне. Причем по нескольким причинам. В том числе и по той, что знает: только попав ко мне, сокровища станут служить возрождению рейха, как того требовал в своем завещании фельдмаршал Роммель.

– Даже если я полностью соглашусь с вашими доводами, господин Скорцени, – проявил свое прирожденное упрямство Корвини, к тому же далеко не впервые за время их короткого знакомства, – на результатах наших поисков это никоим образом не отразится.

– Что вы предлагаете, капитан?

– То единственное, что окажется уместным, – немедленно вызвать сюда этого самого Шмидта и пригрозить, что один из моих водолазов использует его тело вместо грузила.

Скорцени мрачно промолчал. Превратить барона в грузило он всегда успеет. Тому, какими угрозами и пытками следует воздействовать на «клиентов», его тоже учить не нужно.

– Вы уверены, что водолазы придерживаются последовательности, прочесывая территорию вокруг Перста Дьявола, капитан?

– Световые буйки установлены на начальном участке поиска, и такие же ориентиры передвигаются теперь по мере расширения поисков, в том числе и на глубину.