В ожидании Догго Миллз Марк
– Извините. Мы не такие отсталые, какими вы, городские, нас считаете. Мы очень даже либеральные.
– Нет, я не гомосексуалист.
– Тогда почему вы за нее не боретесь? – Барбара кивнула в сторону танцплощадки. – Посмотрите на нее. Вы что, не видите? Она восхитительна, а я это слово употребляю редко.
– Я провожу с ней все дни на работе. Разве можно жить и работать с одним человеком?
– Ах вы, старый романтик!
– Так можно или нельзя?
– Вы ее не стоите, если так к ней относитесь.
– Вы мне не ответили.
Барбара пропустила мое замечание мимо ушей.
– Устройте так, чтобы все получилось, чтобы потом не жалеть. – Она накрыла мою руку ладонью. – Нет такой работы, чтобы была на всю жизнь; любовь – другое дело.
– Снова из «Космополитена»?
– Нет. Кажется, из «Грации».
Все пошло кувырком после того, как муж Барбары увел ее с кем-то познакомить. Я направился к туалету и заметил, что Эди машет мне рукой, приглашая потанцевать – не слишком удачная инициатива, учитывая, какие сердитые взгляды бросал на меня Алекс. Я жестом показал, что скоро вернусь, но не учел очереди в мужские кабинки, поэтому явился только через десять минут. И когда входил под тент, увидел, как Эди отворачивается от Алекса, а тот хватает ее за руку и тянет к себе. Я двинулся на танцплощадку.
– Все в порядке?
Эди выглядела расстроенной.
– Да.
Алекс пьяно мотнул головой и вызывающе посмотрел на меня:
– Отлично.
– Распускаешь руки с женщиной? – усмехнулся я.
– Раньше у нее с моими руками проблем не возникало.
Он вел себя безобразно – самодовольно, хвастливо, намекал на что-то непристойное.
– Дэн, пойдемте, – попросила Эди.
– И вправду, Дэн, – презрительно произнес Алекс. – Вали-ка ты отсюда.
– Не искушал бы ты судьбу, мелюзга.
Он отступил на шаг.
– У меня черный пояс по карате.
– Прекрасный заголовок для первой полосы: «Обнаружен коротышка с черным поясом».
К моему удивлению, Алекс оказался не настолько глуп, тобы испортить Джезу и Эми торжественный день, устроив драку на танцах. Он круто повернулся и двинулся прочь.
Эди была шокирована.
– Как вы могли?
– А что мне оставалось делать? Дожидаться, пока он вас отшлепает?
Она поспешила за ним, а я повернул к бару и оказался рядом с Барбарой. Та видела, что произошло, и подмигнула мне.
– Вот так-то лучше!
Пока мы возвращались в дом родителей Эди на такси, в салоне царило ледяное молчание. За всю пятнадцатиминутную дорогу она заговорила только раз. Я расплатился с водителем, и мы вошли в кухню через заднюю дверь.
– На посошок? – предложила Эди.
– Почему бы и нет?
Я попал в немилость, и теперь лучше сразу очистить атмосферу, чтобы утром родители не стали свидетелями нашей размолвки. Эди извлекла откуда-то бутылку арманьяка, и мы устроились за кухонным столом.
– Эди, простите меня, – начал я.
– Не поздно ли с извинениями?
– Обычное дело: сначала происходит некое событие, а затем проштрафившиеся извиняются, – заметил я.
– Я бы сама со всем справилась. Незачем было изображать Рэмбо.
– Мне не понравилось, что он дал волю рукам, – вот и не сдержался.
Эди покачала головой:
– Не следовало вас приглашать.
Ее слова укололи меня, и я обиделся.
– Да, но мы оба понимаем, почему вы пригласили.
– Вот как?
В такси меня использовали в качестве подсадной утки, чтобы отвлечь внимание от них с Тристаном. Вчера по агентству пошел слух, что мы собираемся вместе провести выходные.
– Это ваша идея или Тристана?
– Тристана? При чем тут Тристан?
Убедительная игра. Я сделал глоток арманьяка.
– Забудьте.
– Нет уж, объяснитесь. Я желаю знать, что у вас в голове.
– В голове у меня вот что: раньше я сомневался насчет ваших отношений, но теперь сомнений не осталось.
Я ожидал, что Эди станет возражать, но она вздохнула и отвела взгляд.
– Я вас не осуждаю, Эди.
– Не хватало еще выслушивать упреки от типа, который затащил в постель сестру своей девушки!
На язык напрашивалось нечто такое, что Эди никогда бы не забыла и не простила, и я, прежде чем ответить, переждал мгновение.
– Считайте, что это на моей совести, если вам так легче.
Она опустила голову.
– Господи, какая же я дуреха!
Я сжал ее руку.
– Давайте прекратим этот разговор.
– А если я хочу?
– Утро вечера мудренее. У меня голова забита совсем иным – семейными делами.
– Надеюсь, ничего серьезного?
– Разумеется, нет, – солгал я.
Мы расстались в полутьме около лестницы, потому что я хотел проверить, как себя чувствует в гостиной Догго.
– Обнаружен коротышка с черным поясом, – произнесла Эди, и я улыбнулся.
– Понравилось?
– Но не тогда, когда было сказано. – Эди неожиданно поцеловала меня в щеку. – Спасибо, что стали защищать меня.
– Когда-нибудь я вас все-таки разгадаю, – пробормотал я ей в спину, пока она поднималась по лестнице.
– Не обольщайтесь, – послышался ответ из темноты.
Догго спал на диване в гостиной, но, почувствовав мое приближение, пошевелился.
– Как дела, пес? – Я опустился около него на диван и нащупал в длинной шерсти ушей пару колючек. Значит, Эллиот и Сибелла сдержали слово и исправно выгуливали его по местным просторам. – Совсем тебя уморили.
Когда я направился из гостиной, Догго пошел за мной тенью и, стоило мне закрыть дверь, пролаял раз, потом еще.
– Тихо… – прошептал я, приоткрывая створку, и он тут же пролез в щель и, стоя в коридоре, вилял спутанным, мохнатым хвостом и смотрел на меня своими печальными глазами.
– Хочешь со мной? Ладно.
Догго спал, а я нет. Лежал на спине и сквозь одеяло чувствовал, как он всем своим весом навалился мне на бедро. Мое присутствие успокаивало его, и когда я передвинул ногу, он тоже подвинулся, чтобы снова прижаться ко мне. Мне пришло в голову, что Догго привык к этому – спал с бывшим хозяином на кровати, – и, только притеревшись ко мне, потребовал от меня того же. Пес подергивался и во сне поскуливал. Что ему снилось – прошлая жизнь?
Странно, но я и раньше не переставал об этом думать. Что я знал о прошлом Догго? Лишь то, что сказала мне Клара. Догго – не бродячая собака. Он явился из хорошего дома. Это подтверждало его поведение: в нем не чувствовалось ни раболепства, ни страха, ни надлома. Догго был не из тех несчастных собак, вызывающих раздражение существ, которые дрожат от предвкушения хотя бы капли внимания. Да, ему нравилось, когда его ласкали, но как только ласка надоедала, он не стеснялся остановить навязчивого хозяина пристальным взглядом. Я его уважал за это. Догго держался спокойно, но не надменно, сознавал, что умен, но не выставлял свой ум напоказ и очень трогательно заблуждался в том, каким его видят со стороны. Если бы потребовалось сравнить пса с литературным персонажем, я бы назвал Эркюля Пуаро.
Эркюль! Ну, наконец! Вот подходящее имя для моего малыша. Только с французским, а не с английским произношением. Эркюль навевает мысли о греческом герое и его двенадцати подвигах, где потребовались храбрость и сила – два качества, которые я не сразу разглядел в псе. Эркюль – хорошо, но не так, как Догго.
Я положил руку ему на спину, но очень осторожно, чтобы не разбудить. И вскоре, ощущая его тело и медленное, гипнотическое колебание грудной клетки, крепко уснул.
Глава шестнадцатая
Мы завтракали под ослепительным солнцем на задней терассе. Завтрак оказался выматывающим не только из-за своей бесконечности, но и из-за разговоров. Одна тема сменяла другую, и беседа, не утихая, временами даже переходил в спор. Эллиот воспроизводил сюжеты из воскресных газет, а нам полагалось реагировать. В Пакистане беспилотник убил несколько невинных людей. Какое наше мнение о беспилотниках? Является ли война против талибов действительно войной, и каково определение справедливой войны? Существует ли вообще такое понятие? Как бороться с бесчеловечностью людей по отношению друг к другу?
– И жестоким обращением с животными, – добавила Сибелла. Она хоть и была вегетарианкой, это не мешало ей наваливать на наши тарелки бекон, сосиски и кровяную колбасу.
Заварили еще кофе, и разговор перешел на меня. Не совсем допрос, но близко к нему. Не знаю почему – я ведь почти не знал этих людей, – но меня понесло: я выложил им про брошенную дедом фразу в доме престарелых, резкое опровержение матери, ее вчерашний звонок и загадочное сообщение в голосовой почте.
– Скорее всего это ничего не означает, – таков был вердикт Эди.
– Бедняжка, – нахмурилась Сибелла.
– Все не так уж ужасно, – пожал я плечами, пытаясь отшутиться. – Вы не знаете моего отца.
– Похоже, вы его тоже не знаете, – усмехнулся Эллиот.
– Папа!
– Я только хотел привнести в наш разговор немного легкомыслия.
В конце сада стояла шаткая скамейка, повернутая спинкой к кирпичной стене, увитой старой, полной налившихся бутонов, готовой зацвести розой. Глаз, как на экспертизе, схватывал все детали, будто я был следователем, впервые осматривавшим место преступления. Я понимал, что в данной точке мир изменится навсегда, и радовался, что рядом со мной на скамье сидит Догго.
После нескольких звонков мне ответил Найджел.
– Сейчас, старина, она рядом, – произнес он с псевдоаристократическим распевом. Я понял, что они на улице, наверное, поблизости от бассейна – прожариваются под испанским солнцем до хрустящей корки.
– Дэнни! Ну, наконец! Ты получил мое сообщение?
– Извини, телефон был выключен, меня пригласили на свадьбу.
Мать пожелала узнать, где именно в Чилтерне я нахожусь и значит ли то, что я туда приехал, что между нами с Эди что-то намечается. Ее вопросы не походили на предисловие, когда человек старается взять себя в руки, чтобы перейти к основной, довольно опасной теме. Судя по всему, матери было действительно любопытно, хотелось поболтать, и в итоге мне пришлось напомнить ей:
– Мам, ты сказала, что у тебя для меня есть нечто важное.
– Никак не могу найти записную книжку с днями рождения. Помню, что день рождения Алисы уже близко. Эмма убьет меня, если я опять о нем забуду.
Я молчал.
– Дэнни, ты меня слушаешь?
– Ты была расстроена.
– Разве?
– Мне показалось, ты плакала.
Мать в самом деле плакала – она только что получила сообщение, что ее старинная подруга проиграла битву с раком груди.
– Ты должен помнить ее – Пат Коннолл.
Я помнил, но смутно. Из детских лет выплыло лишь широкое лицо с каскадом темных вьющихся волос.
– Вот теперь жду известий, когда состоятся похороны. Может, когда приеду, пообедаем с тобой?
– Да, конечно.
– Тронута твоим энтузиазмом, – пошутила мать.
У меня не хватило духу сообщить остальным, что она мне сказала. Они бы подумали, что я параноик (а разве нет?) или того хуже – фантазер. Поэтому состряпал версию, которая являлась не совсем ложью:
– Она на днях прилетит в Англию и хочет пообедать со мной.
– И все? – уточнила Сибелла, сверля меня испытующим взглядом.
– Да.
– Ни намека на то, правы вы или нет?
– Сиб, оставь бедного парня в покое! – воскликнул Эллиот. – Он не хочет разговаривать об этом.
– Раньше говорил очень даже охотно.
Эди многозначительно посмотрела на мать. Сибелла сдалась, но я понял: она что-то заподозрила.
Накануне я сказал Эди, что утро вечера мудренее, и она согласилась. Тема Тристана являлась табу. Подъезжая к Лондону, я не сдержался и заговорил о нем.
– Что вам сказать? Как есть, так и есть.
– Эди, он женат.
– Несчастливо женат. Вы обещали не судить меня.
– Я не осуждаю, только…
– Что?
– Не знаю. Наверное, встревожен.
– Не надо волноваться.
Вот и все – на этом разговор оборвался.
Глава семнадцатая
Я обрадовался, когда к кормилу вернулся Ральф. Да, в нем было нечто нелепое и комическое, напоминающее капитана Джека Воробья. Но он, по крайней мере, вызывал к себе уважение в отличие от Тристана, который требовал к себе уважения. К Тристану я теперь внимательно приглядывался. Раньше тоже не мог от него отмахнуться, но хотя бы удавалось задвинуть его куда-то на периферию поля зрения. Теперь не получалось – с тех пор, как убедился, что у него с Эди связь. Тристану не нравилось снова играть вторую скрипку. Это я заметил по его глазам, когда Ральф собрал нас на совещание по поводу рекламы «Варго».
«Варго» – новый хэчбэк компании… что до компании, об этом можно было только догадываться. Нам не дано было знать, кто из Большой французской тройки придумал новую машину. Предложение участвовать в телерекламе автомобиля поступило от торговой марки через маркетологов. Заказчики хотели, чтобы конкурирующие агентства подошли к теме без предвзятости, сосредоточившись исключительно на достоинствах самого товара. Проблема состояла в том, что все достоинства заключались внутри «Варго» – автомобиля нарочито некрасивого: кургузого, приземистого, совершенно не в духе современного дизайна. Да, он был чрезвычайно экономичным и мог похвастаться множеством всяких устройств в стандартной комплектации, но снаружи производил впечатление какой-то несуразности, нескладного куска металла, предназначенного доставлять пассажиров из точки А в точку Б.
– Ну и кому придет в голову купить его? – спросил Ральф.
– Вот именно, кому? – подхватил Тристан.
– Чудаку, у которого больше денег, чем здравого смысла, – предположила Миган.
За столом совещания нас собралось одиннадцать человек: три творческие группы, Патрик, пара сотрудников, ведущих счета и организующих рекламу (Дамьен и Лотти), плюс Ральф и Тристан. Телевизионный рекламный ролик нового автомобиля стал бы предметом гордости такого маленького агентства, как наше, однако Тристан считал, что нам лучше отойти в сторону. Он не сомневался, что «Варго» обречен – не только с треском провалится, но будет высмеян. Не нужно, чтобы нас с ним ассоциировали.
– Пораженческая чушь, – усмехнулся Ральф. – «БМВ» пятой серии в состоянии продать любой – это все равно что ехать по набитой колее. Попробуйте найти рынок для подобного уродца – именно так зарабатывают долговременную репутацию. Черт возьми, эта машинка будет кормить нас до гробовой доски, если мы подадим ее как надо и выведем в свет.
Послышались нервные смешки, лицо Тристана стало темнее тучи.
– Вот-вот. Ключевое слово здесь «если». Я все же считаю, что «Варго» – палка о двух концах.
– Возражение должным образом зафиксировано, – продолжил Ральф. – А теперь все за работу. И будьте любезны, ответы к среде на почтовой открытке.
Как только совещание закончилось и мы собрались у бильярда в творческом отделе, начались обсуждения того, как Ральф устроил публичную головомойку Тристану. Я даже посочувствовал ему – главным образом из-за Эди. Любой женщине было бы неприятно слушать, что коллеги смакуют подробности того, как поставили на место мужчину, с которым она спит. Позднее, когда мы находились в кабинете одни, Эди заявила, что не нуждается в том, чтобы я защищал Тристана, даже если сама она этого сделать не может. Мне стало обидно за мои отправленные в мусорную корзину добрые намерения.
– Хорошо, скажите, что мне говорить?
– А не лучше ли говорить то, что думаете?
– Вам не нравится слушать то, что я думаю.
Сколько бы я ни уверял Эди, что не осуждаю ее, я осуждал ее. Не по части морали, а по части вкуса.
– Вы видите всего одно лицо.
– А сколько их у него?
– Да пошли вы, Дэн!
Догго, словно почувствовав напряжение, пролаял с дивана, призывая нас к порядку. Мы повернули к нему головы, переглянулись и улыбнулись. Обрадовались поводу прекратить перебранку.
– Надеюсь, вы измените о нем мнение после того, как завтра с ним пообедаете.
Я совсем забыл о предстоящем обеде с Тристаном, пока он не напомнил, сообщив, что заказал столик в новом модном ресторанчике в Ковент-Гардене. Это было внапряг, потому что я вызвался заплатить за обед и не сомневался, что он тоже не забыл об этом.
Столик был лучшим в ресторане – кабинка на двоих в самом центре зала. Перед встречей я специально перечитал главу, которую дал мне Тристан, и у меня не осталось сомнений, что писать он умеет. Слог безукоризненно выверен, чувствовалась легкость пера, но без легковесности, мешающей восприятию важности темы.
Тристан, казалось, искренне радовался похвале и пришел в восторг от предложенного мною подзаголовка: «Контрменеджмент: наука минимизации для максимальных успехов в большом бизнесе».
– Я зациклился на слове «теория», – признался он. – «Наука» емче и ярче.
Еще ему понравились слова «большой бизнес». Тристан считал, что обращается именно к этой аудитории.
Еду не приносили долго, но Тристан не сердился на нашу официантку – понимал, что виновата не она, а кухня. Оказалось, что в университетские годы он успел поработать официантом, и я уже начинал испытывать к нему симпатию и понимать, что нашла в нем Эди, когда его прорвало. Он и так не стеснялся в выражениях, но теперь, даже по его меркам, попер напролом:
– Если ты ее трахнешь, я тебя выгоню!
– Что?
– Ты меня услышал. Я об Эди.
– Признаюсь, я никогда не читаю то, что напечатано мелким шрифтом. Данный пункт есть в моем договоре?
– Не старайся. – Тристан напряженно улыбнулся. – Я в курсе, что ты о нас знаешь.
А я знал, что он блефовал. Эди заверила меня, что ничего ему не рассказала.
– Теперь знаю.
– Узнал раньше. Эди на выходных проговорилась. Или ты из нее вытянул. Не важно как. Важно, что я выполню свое обещание.
– Тристан, у меня нет желания переспать с ней.
– Все хотят с ней переспать.
– Сомневаюсь, чтобы Патрик хотел.
Он не оценил моей слабой попытки пошутить.
– Учти: что дарует левая рука, может отнять правая.
– Но только с согласия Ральфа, – слабо возразил я.
– Ральф не в том положении, чтобы противиться.
– Неужели?
Тристан пригубил кофе.
– Поставим вопрос так: «Индология» может далеко пойти, но не обязательно с Ральфом.
– Как это понимать?
– А вот так: мои слова не для протокола, а исключительно для твоих ушей.
Я его понял – ысокомерного, жаждущего власти человека, которому было мало места за столом. Он хотел сесть во главе стола. Если у меня еще оставались сомнения, Тристан их развеял, заговорив о том, что структура компании устарела, и о своем видении организации агентства, которое должно строиться на корпоративных началах и в котором ключевые сотрудники должны иметь свою долю. Пока он распространялся на эту тему, я думал, уж не такое ли предложение он сделал Эди: воспари со мной к звездам и богатей.
Тристан не забыл, что я обещал расплатиться за обед, а я, попросив счет, отправился в туалет. Не то чтобы мне туда хотелось – требовалось уединиться, чтобы послать сообщение Эди: «Берегись! Он знает, что я знаю».
Тристан ждал меня внизу. Он не сформулировал условия сделки, но я его понимал: Тристан подсластил угрозу и хочет купить мое молчание об Эди и мою поддержку против Ральфа. Поражало его поведение. Неужели его нисколько не трогает, что я знаю о его измене жене? Нисколько, если таким образом можно перетянуть меня на свою сторону. Неужели не волнует, что скажут коллеги, узнав, что он подсиживает Ральфа? Нет, коль скоро удастся совершить дворцовый переворот. Слепые амбиции Тристана производили сильное впечатление, но они были на самом деле слепы. Я почти оскорбился из-за того, что он так неверно обо мне судил. Конечно, Тристан не мог знать, что я разочаровался в нашем деле и думаю, как бы с ним расстаться, но неужели ему даже не приходило в голову, что могу встать у него на пути из принципа? Но зацепило меня в основном вот что: если он готов раздавить меня, то сумеет так же поступить и с Эди. А вот этого я не мог ему позволить.
Вернувшись к столику, я взглянул на поджидавший меня счет.
– Я в деле.
– Вот и славно.
Тристан усмехнулся, и мне захотелось вмазать ему по его идеальным зубам.
Когда мы возвратились из ресторана, Эди в кабинете не было. Они с Анной пошли выгулять Догго. Разносчик нашей почты, судя по всему, выучил еще пару имен и заслужил вознаграждение. Я услышал это от Джоша, который перехватил меня, когда я шел через дизайнерский отдел.
– Странно: он знает Миган по имени, но не желает ей ничего приносить.
– Поди пойми, – хмыкнул из-за стола Эрик.
Джош пытался нарисовать комикс на тему, которую я подбросил ему на прошлой неделе. Это не имело отношения к работе – старая идея, она уже давно вертелась у меня в голове.
– Джош, это гениально.
– Нет, чего-то не хватает.
Джош был хорошим художником, считавшим, что расплатиться с ипотекой может лишь тот, у кого есть твердый оклад. Абстрактная живопись маслом оставалась его увлечением, но он был также одаренным карикатуристом. Я понял это, подсмотрев его наброски в блокноте во время совещаний.
Идея воплотилась в трех умело нарисованных кадрах. Первый демонстрировал ребенка на высоком стуле в окружении пичкающих его едой родителей. Ребенок пытался что-то сказать: «М-м-м»… Обрадованная мать говорила: «Его первым словом будет «мама». На втором рисунке малыш тянул: «П-п-п»… Теперь в восторг пришел отец: «Он хочет сказать папа». На третьем карапуз с трудом выговаривает «Макдоналдс».
– То, что надо, – похвалил я. – В точку.
Исполнение получилось великолепным: сыплющаяся изо рта карапуза еда, выражение восторга на его лице, разочарование родителей – все передано простым росчерком пера. Эрик считал, что комикс можно послать в газету или журнал, например, «Частный взгляд». Джош не соглашался, но не по принципиальным соображениям. Он считал, что нельзя отдавать работу, если ею недоволен.
Девушки не просто сводили Догго на прогулку – он побывал в собачьей парикмахерской неподалеку от Шарлотт-стрит, где его вымыли, постригли и высушили. Он никогда не выглядел таким красивым и, сознавая это, вернувшись в агентство, вышагивал по кабинетам с гордо поднятой головой и собирал комплименты. Во мне проснулся инстинкт собственника. Я радовался, что в последние недели пес нашел путь к сердцам моих коллег, но чувствовал, что от этого наши с ним отношения начитают страдать. Он даже не пожелал, как обычно, повозиться со мной на диване – наверное, не хотел, чтобы я нарушил его новую прическу. Но его раздражение на меня не шло ни в какое сравнение с тем, что испытывала ко мне Эди. Это стало ясно, как только она появилась в кабинете.
– Не могу поверить, что вы ему сказали! – Эди имела в виду Тристана и мое сообщение по телефону.
– Я ему не говорил.
– Но я-то точно не говорила!
– Успокойтесь, Эди, он догадался. Не представляю как. Но, судя по всему, не слишком этим недоволен.
– Он очень боится, что о нас узнают.
– Ну, на мой счет ему не следует волноваться. И вам тоже. Я никому не скажу.
Эди со вздохом опустилась за стол.
Читать бесплатно другие книги:
