Запретное наслаждение Беверли Джо

Глава 22

Дэвид ехал домой в почтовой карете, поэтому у него была масса времени для размышлений, для сожалений, для поиска поводов выскочить на следующей остановке и со всей возможной скоростью возвратиться в Лондон. Единственной его мечтой было сделать Люси счастливой, и он отлично представлял, как сильно она сейчас страдает, потому что сам испытывал подобные чувства.

Они созданы друг для друга. Умом, душой и телом они как половинки одного целого, если не брать во внимание его сомнительные дела и странную привязанность к поместью, которое у нее не вызывает никаких добрых чувств.

Ночью Дэвид немного поспал в тесноте забитой пассажирами кареты. Сюзан уговаривала его нанять фаэтон, но он отказался тратить деньги впустую, особенно после того как отказался от тридцати тысяч фунтов.

Он женился бы на ней и без денег, если бы был уверен, что сделает ее счастливой.

Дэвид сошел в Хонитоне и нанял лошадь для последнего этапа путешествия. Наслаждаясь свежим воздухом и необозримыми просторами, он пытался убедить себя, что со временем Люси полюбила бы этот край, оценила бы его достоинства.

Дэвид понимал, что плохие дороги, неухоженные живые изгороди, потонувшие в крапиве, буйные заросли ежевики, цепляющиеся за одежду, оттолкнут кого угодно.

Зато ягоды ежевики необыкновенно вкусны, а крапива хорошо тонизирует. Только вот Люси не нужны натуральные продукты: она привыкла покупать все в магазине, ездить по мощеным улицам и ходить по подметенным тротуарам.

Если даже сейчас она и чувствует себя несчастной, не страшно: придет в себя и со временем найдет идеального спутника жизни.

Дэвид въехал в Черч-Виверн совершенно измотанным недосыпом и сердечными муками. Оставив лошадь на постоялом дворе с указанием завтра вернуть хозяину, он направился к маячившему впереди Крейгу: сейчас мрачный замок полностью соответствовал его настроению, – однако вынужден был свернуть с пути. Через несколько минут весть о его возвращении домой достигнет поместья, и если он немедленно не появится там, кто-нибудь из родственников или все семейство ринется в Крейг выяснять, что случилось.

Спустя какое-то время он опять изменил направление и двинулся по тропе, которая шла между поместьем и Крейгом и вела к Драконьей бухте. Все поймут его желание первым делом выяснить, как обстоят дела в орде, потому что он капитан Дрейк.

У Дэвида не было уверенности, что дяде известно о его второй ипостаси – в качестве капитана Дрейка: Керслейк спокойно жил, закрывая глаза на кипучую деятельность контрабандистов и наслаждаясь радостями бытия. Дэвид охотно принимал такое положение вещей и искренне желал, чтобы у него оставалась свобода выбора. Видимо, дядя и тетя решили, будто он, став графом, передал свои полномочия кому-то другому в орде, и Дэвид искренне сожалел о том, что поступить так у него не получилось, потому что среди его людей не нашлось такого, кто сумел бы взять на себя бразды правления в столь сложные времена.

Он вошел в таверну «Георг и дракон» через заднюю дверь и увидел кузину Рейчел, которая подметала пол.

– Ты вернулся в хорошее время, касатик. Прошел слух, что неподалеку дрейфует судно с грузом. Все горят желанием помочь.

Дэвид знал, что все это значит. Какому-то судну, груженному контрабандой, помешали доставить груз к назначенному месту, и оно ушло в канал в надежде повторить попытку. Действовать следовало быстро: контрабандное судно не могло долго болтаться в отрытых водах, не привлекая внимания таможенного катера или военного корабля.

Дэвид хотел бы наложить категорический запрет на любое участие, но орда уже несколько недель по его приказу сидела без дела, как его в своих отчетах уверял Фред. И если не дать им возможность заработать, может снова подняться бунт, подогретый еще и вестью о том, что он не привез деньги, которые могли бы внести существенный вклад во всеобщее благоденствие.

На эти деньги он планировал всем дать работу, организовать школу, где смышленые мальчишки могли бы получить образование и научиться смотреть на мир шире, не ограничивая свои амбиции должностью заместителя капитана Дрейка. А вместо этого он возвращается с еще большими долгами.

– Я проведу здесь собрание чуть позже, – сказал Дэ-вид. – Оповести всех.

Затем он выслушал основные новости о рождениях, свадьбах и даже смертях, а также о драке, которая стоила одному человек глаза, и о любовном соперничестве, которое могло привести к печальным последствиям. Конечно, вернуть глаз капитану Дрейку было не по силам, зато все ждали от него соломонова решения в споре между Гейбом Бриджлоу и Калебом Маттеном.

– Лизбет Ок недостойна ни одного из них, – сказал Дэвид. – Она испортит жизнь любому мужу.

– Но что она может поделать со своей красотой?

– С красотой – ничего, да и зачем? Можно же просто изменить свое поведение. Она принялась дразнить мужчин, едва у нее обозначилась грудь.

– И тебя пыталась дразнить, да?

– Причем не единожды.

Рейчел сокрушенно покачала головой.

– Во всем виновата леди Белл: вышла за графа и поймала в свои силки капитана Дрейка, – такой успех будоражит воображение и подстегивает амбиции.

– Да помогут мне небеса. Будь у меня власть, я отправил бы ее в монастырь.

– Что-то не припомню, чтобы у нас тут были монастыри.

– Не беспокойся, я найду.

Она хмыкнула, и Дэвид улыбнулся: все эти мирские заботы его немного успокоили.

Он вышел из таверны и некоторое время постоял на пороге, наблюдая, как люди, расположившись между вытащенными на берег рыбачьими лодками, чинят сети. Честный труд.

Дэвид отлично понимал, что скрыто за улыбками и приветствиями, которыми встречали его рыбаки. Капитан вернулся. А в открытом море есть груз. Скоро бездействие закончится и начнется настоящая работа.

Он по крутой тропе из Драконьей бухты поднялся на берег, в очередной раз представляя, какое отторжение вызовет у Люси каменистая почва под ногами. Она, наверное, возненавидела бы сам высокий берег. Разве в Лондоне есть возвышенности, мало-мальски похожие на холм? Что-то в Мейфэре он такого не видел.

Дэвид, отгоняя руками от лица облако мошкары, продрался сквозь заросли жгучей крапивы и колючей ежевики. Ему все еще очень досаждало, что Поттер возомнил себя всесильным, решив подчинить его своей воле, однако оставаться в Лондоне было бы полнейшей глупостью. Кроме того, Поттер вполне мог навредить не только ему, но и связанным с ним людям, и этот факт игнорировать было нельзя. И все же как любящий отец тот был прав: Люси заслуживает лучшего дома, чем этот готический ужас в глубокой провинции, и лучшего мужа, чем ходящий по лезвию ножа контрабандист.

Дэвид немного отвлекся от своих мыслей, когда дошел до Черч-Виверна, деревушки, примостившейся в лощине за утесами, где было не так холодно и ветрено, как внизу. Жители этой деревушки тоже занимались контрабандой, но сильно отличались от огрубевших под солеными ветрами обитателей Драконьей бухты.

Он двинулся по тропинке, которая огибала деревню и вела к Керслейку, его настоящему дому. Сначала тропа шла между ухоженными садами, которые уже начали давать урожай, затем – мимо хлева Тома Ока: тот как раз чистил его, сгребая навоз в кучу, чтобы он перегнил и потом его можно было использовать для подкормки растений в саду.

В запахе навоза нет ничего плохого: обычный деревенский запах, который кажется противным только тем, кто к нему не привык. К тому же навоз играет большую роль в обогащении почвы: говорят, что без него не вырастить ни овощи, ни фрукты. И это всем известно – и простолюдинам, и благородным, потому что у них есть поместья с фермами. Только купцы и банкиры, живущие вдали от земли, ничего не понимают в сельском хозяйстве, им важно одно – чтобы приносило доход.

Дэвид открыл калитку во фруктовый сад поместья. Она, как всегда, скрипнула. Здесь все было знакомо и полно воспоминаний о детских приключениях и играх, об обильных осенних урожаях.

Интересно, а Люси когда-нибудь была в настоящем фруктовом саду? Весной здесь все бело от цветов, над которыми вьются тучи пчел, потом опавшие лепестки образуют белый ковер на траве, а ближе к осени наступает период плодоношения, когда ветки пригибаются под тяжестью плодов, а спелые яблоки искушают румяными, как щечки у девицы, боками.

Вот здесь он впервые поцеловался – им с Дженни Картер тогда было по одиннадцать лет, и они считали, что за этот поцелуй им обоим суждено гореть в аду, но уж больно хотелось рискнуть. Потом она вышла замуж, сейчас у нее двое малышей.

В райских садах Ева искушала Адама, а его искушала Люси в саду герцогини Сент-Рейвен. О чем подумала бы Крессида Сент-Рейвен, если бы узнала, что ее сад сравнивают с Эдемом в период заката?

Зато остальное – на его совести: то, что было в парке, и в «Олмаке», и на темной лестнице в театре – особенно там.

Несмотря на все попытки сохранять благоразумие, Дэвид невольно представил Люси под яблоней, вспомнил, как нежна ее кожа, с которой не могли бы соперничать даже лепестки.

Отчаявшись, Дэвид решительно зашагал к дому, где ему уж точно удастся сохранить здравомыслие.

Пусть Люси не любит деревню, но ее не может не восхитить увитая жимолостью аркада, ведущая в огород, сам очаровательный особняк из побеленного серого камня в обрамлении роз и глициний.

Дэвид вошел в дом, как обычно, через кухонную дверь.

Энни, которая работала здесь кухаркой еще до его рождения, без малейшего смущения воскликнула:

– Малыш Дейви!

И что такого? Ведь она кормила его молоком, хлебом и медом и шлепала огромной поварешкой, когда он пытался что-нибудь стянуть из кухни.

Дэвид обнял ее и расцеловал в обе щеки, а потом заодно и судомоек.

– С тобой не будем целоваться? – обратился он к Уилли, поваренку.

Тот было скривился, а потом заулыбался во весь рот, но тут вошла тетя Мириам.

– Дэвид, мальчик мой дорогой!

После объятий и взаимных приветствий она повела его в гостиную.

– Как провел время в Лондоне?

– Хорошо, но мне все это не по вкусу.

– Ой, неужели так ничего интересного и не было?

– Ну, я занимался спортом, заходил в книжные магазины.

– В книжные магазины! С чего это вдруг? Ты же никогда не увлекался чтением.

– Понял, что очень многому еще нужно учиться. – Дэвид подавил желание засыпать тетю Мириам мучившими его вопросами и позабавить историями о балах и причудах высшего света. – Извини, что не привез подарок: уезжал в спешке.

Она не спросила почему, а значит, догадывается, что у него были на то основания. Какое же это счастье – любящие проницательные близкие!

– Ты дома – и это уже для меня подарок. Но ведь ты же ненадолго, да?

– Сезон заканчивается, так что нет смысла возвращаться.

– А как же мисс Поттер? Ты же ехал туда, чтобы поухаживать за ней. – Дэвид судорожно придумывал объяснение, когда она воскликнула: – Ты влюбился в нее! Как здорово!

– Нет…

Тетя Мириам рассмеялась.

– Ну расскажи мне о ней. Она красивая?

Неужели его лицо – открытая книга для нее? По всей вероятности.

Дэвид понял: если все отрицать, то будет еще хуже, – поэтому рассказал о Люси, пытаясь не выдать своего глубокого чувства к ней и одновременно понимая, что все его усилия тщетны. Он очень хорошо помнил, как его друзья, влюбленные в какую-нибудь девушку, без умолку говорили о предмете своей любви.

Предмет любви.

Как банально звучит, особенно когда речь идет о разрушительном бедствии, достойном эпической поэмы. Он явно обезумел. Тем более после того, как собственные слова и радость тетки превратили невозможное во вполне возможное.

– Не исключено, что ничего не получится, – предупредил он.

– Почему? Что в тебе есть такого, что может ее оттолкнуть?

– Ты не видишь моих изъянов.

Тетушка рассмеялась:

– Дело не в этом: просто твои достоинства их перевешивают. Она колебалась, когда ты сделал ей предложение?

– Мы до этого не дошли. Она уже совершеннолетняя и сама может распоряжаться своими тридцатью тысячами – с какой стати ей передавать их какому-то мужу.

– Как странно.

– Не совсем. Женщины редко попадают в подобные ситуации, но если попадают, то получают независимость.

– Я не понимаю, зачем стремиться к независимости, если она предполагает одиночество.

– Есть друзья.

Тетя Мириам отмахнулась.

– Как бы то ни было, – сказал Дэвид, – вполне возможно, она не станет выделять деньги на мои потребности, поскольку собирается вложить их в трастовый фонд.

Это немного умалило энтузиазм тетушки.

– Это благоразумно с твоей стороны, дорогой, отступить. Судя по всему, она еще та эгоистка – всем бы заправляла.

Она права: не позволила бы Люси над ней командовать, да он и не собирался.

Вошел дядя Натаниель, чуть ли не сияющий от счастья, и Дэвиду пришлось повторить свой рассказ о жизни в Лондоне.

Что касается Люси, о ней поведала тетя Мириам, однако дядя Натаниель воспринял ситуацию иначе.

– Все это девичьи капризы, Дейви. Не обращай внимания. Когда станет женой и матерью, сама поймет, что муж всегда прав.

Дэвид в этом сомневался. Более того, не хотел этого. Кроме того, сейчас увидел новую проблему. Вполне возможно, что Люси не понравится не только местная география, но и местное общество. Женщины здесь не отличаются слабохарактерностью, однако придерживаются традиционных устоев: всем заправляют мужчины. Даже если муж покоряется жене и делает то, что она пожелает, все равно соблюдается определенный кодекс, в котором муж голова и хозяин дома.

Разве сможет Люси, отважная, наделенная острым умом купеческая дочка войти в его семью? Дочь Дэниела Поттера, способная не только оценить товар, но и заключить выгодную сделку, привыкшая быстро и смело принимать решения? Она больше похожа на Сюзан, чем на тетю Мириам, а Сюзан никогда не чувствовала себя здесь своей.

Никакое продолжение не возможно, и он должен убедить себя в этом, а пока будет вести себя как обычно, делать все, чтобы в его обществе не скучали. Дэвид оживленно рассказывал истории о Лондоне Генри и Амелии, своим двоюродным брату и сестре, и в ответ терпеливо выслушивал местные сплетни. Как выяснилось, среди дворянства никакого опасного соперничества не было, зато произошло несколько скандалов, суть которых повеселила и удивила его.

До чего же примитивна жизнь большинства!

Когда стемнело, Дэвид распрощался со всеми и двинулся в путь к своему отвратительному прибежищу – Крейгу, – начисто лишенный надежды на счастье сейчас или в обозримом будущем.

Словно в подтверждение его мыслей усилился ветер и пошел дождь, соленый, принесенный с моря, такой, от которого чахнут нежные растения – например, розы.

Вот и Люси Поттер – роза для защищенного от всех невзгод сада, а не утесник, способный вынести иссушающую жару.

Глава 23

На следующее утро после бала Люси, проснувшись ни свет ни заря, тихо оделась, выскользнула из комнаты и, несмотря на резкий ветер – предвестник бури, вместе с Ханной пошла в парк в надежде увидеть Дэвида. Для нее это было своего рода паломничеством. Или поминками.

Она шмыгала носом, но некому было спросить, в чем дело, как и выслушать ложь про сенную лихорадку. Не было и свежескошенной травы, которой можно было бы объяснить слезы на глазах.

Люси снова увидела ту самую девочку с воздушным змеем, и опять у нее никак не получалось его запустить, однако на этот раз явно виноват был ветер, сильный, порывистый.

Глупый упрямый ребенок.

Люси, видимо, тоже вмиг поглупела, потому что поспешила на помощь. Вместе они поймали ветер, и змей красиво взмыл вверх, но при этом вырвал у них катушку. Люси попыталась ее поймать, но бечевка быстро разматывалась. Не прошло и нескольких мгновений, как змей исчез в вышине.

Люси обернулась, ожидая увидеть девочку рыдающей, однако та лишь с открытым ртом смотрела вверх, а потом и вовсе улыбнулась, показав отсутствие зуба.

– Вот здорово! Мне бы тоже хотелось полететь, как змей.

Люси тоже хотела бы – только в ином аспекте.

– Может, когда-нибудь и полетишь – на воздушном шаре. Знаешь, что это такое?

– Ой да! Я видела такой. Но змея гонит ветер, а не горячий воздух. Как вы думаете, можно летать на змее, если он будет большой?

– Думаю, нет – сдует ветром.

Девочка снова посмотрела вверх, на точку, в которую превратился змей.

– Ну и пусть. Все равно было бы здорово.

– Ах, мисс Минни, что вы наделали! – раздался голос няни, спешившей к ним через лужайку и явно недружелюбно настроенной к Люси. – Он улетел, и вы с этим уже ничего не сделаете. Вот и хорошо. Это занятие не для барышни – запускать змея.

Девочка поблагодарила Люси и не стала сопротивляться, когда няня повела ее за собой, только сказала:

– Папа купит мне нового.

Интересно, когда мисс Минни повзрослеет, будет ли ее папа так же поощрять свободомыслие и изобретательность дочери? И в самом деле, почему бы не изобрести нечто подобное змею и не поднять человека в воздух? Воздушные шары поднимаются за счет горячего воздуха; пар приводит в действие мощные двигатели; даже существуют лодки, которые могут плавать под водой, – так что все возможно.

И для нее? Глубоко задумавшись, Люси побрела домой. Вспомнилась мама. По общему мнению, выскочка-простолюдин соблазнил барышню-дворянку, однако у отца была масса поводов, чтобы не поддаться давлению и не жениться на маме, ведь он обладал сильной волей и всегда прилагал все силы к тому, чтобы не делать глупостей.

В этом Дэвид очень похож на него.

Даже самое горячее чувство не заставило бы отца пойти против собственной воли, однако ее родители все же поженились. И что же, в таком случае, сделала мама, чтобы завоевать ее отца?

Люси остановилась: ей не следует даже думать ни о чем подобном. А с другой стороны, почему? Ведь это важно.

Ее родителям было непросто встретиться, особенно если Дэниел Поттер всячески старался не делать глупостей, однако они познакомились. Наверняка этому способствовала мама, которой тогда было всего восемнадцать, но она точно знала, чего хочет, и была полна решимости добиться своего.

Что еще она предприняла?

Люси приблизилась к вопросу, который давно вертелся в голове. Она соблазнила отца? Опасаясь, что столь безумные мысли отразятся у нее на лице, девушка ускорила шаг, словно убегая от них.

Еще недавно она сказала бы, что такое просто невозможно, но сейчас придерживалась другого мнения. Для соблазнения не нужна кровать или ночь – достаточно укромного уголка и короткого промежутка времени, а все остальные препятствия преодолеет страсть.

Люси добралась до дома, так и не придя к окончательному выводу по поводу своих предположений. Рациональны ли они, или все это плод ее больного воображения? Надо бы поговорить с кем-нибудь, но с кем?

С Марией. Наверняка ей что-то известно о том, как отец ухаживал за мамой, но вот захочет ли она рассказать?

Люси отправила ей записку с просьбой о встрече. Примерно в одиннадцать принесли ответ, в котором Мария писала, что будет рада видеть ее в любое время, хоть сейчас, если Люси это устраивает.

Люси устраивало.

Мария тепло приветствовала ее, и они сели пить чай.

– Ну а теперь расскажите, что вас тревожит.

Люси помешала сахар в чашке, прикидывая, как правильно подойти к столь деликатной теме.

– Я не привыкла говорить о себе и только недавно поняла это.

– Тогда не говорите, если не хотите.

– Не знаю. – Люси неуверенно улыбнулась. – За несколько недель я так устала от светской болтовни, что теперь воспринимаю молчание с благоговением монахини!

Мария рассмеялась.

– Представляю, как все это может утомить. Вы получили удовольствие от сезона?

Люси решила на некоторое время задержаться на безопасной теме.

– Некоторые балы и музыкальные вечера были просто великолепны.

– Думаю, дело в том, что все мероприятия сконцентрированы. В Сити и в подобных местах, где образ жизни в сезон и вне сезона не особенно различается, все мероприятия равномерно разнесены во времени. Здесь же бомонд собирается на месяц или два, с головой погружается в общение, покупки и бизнес, а после этого со вздохом облегчения возвращается к деревенской жизни.

– Когда вы вышли замуж за Селестина, то большей частью жили в Лондоне, не так ли?

– У него была вилла и охотничий домик в угодьях, хотя он им редко пользовался.

Люси обратила внимание на пренебрежительное «он»: вряд ли Мария стала говорить в таком тоне о лорде Вандеймене.

– Мария, надеюсь, не обидитесь, если я спрошу, как вы познакомились с Селестином?

Мария весело взмахнула рукой.

– Это было безрассудством, как вы, я уверена, догадываетесь. Он ворвался, как тигр – в отару овец, полный энергии. Красивый, он мог быть обаятельным, но я думаю, что главный аспект его привлекательности состоял в том, что он был другим. Не просто купцом, а иностранцем. Мы все, как это ни грустно, привыкли к беженцам из Франции, а вот к успешным бельгийцам – нет. Возможно, сейчас, глядя на меня, такое предположить трудно, но тогда, в юности, традиционный путь к замужеству казался мне ужасно скучным.

Люси ответила на вопрос, звучавший в словах Марии:

– Мне так никогда не казалось. Все дело в том, что ни один традиционный мужчина не встретил отклика в моей душе. Вы думаете, из-за этого я многого лишена?

– Возможно, у вас другие интересы? Вы не сидели дома и не вышивали крестиком.

– Да. Я хотела посвятить себя коммерции, а не браку, хотела вслед за отцом войти в бизнес. Я хотела… Я хотела быть его сыном. Какая глупость!

Мария села рядом с ней и взяла за руку.

– Вовсе нет. Бизнес дает тот душевный подъем, которого нам не хватает в обыденной жизни. А вы не допускаете, что интуитивно стремились стать тем, кем хотел бы видеть вас отец?

– Но почему же мне даже в голову не пришло последовать пожеланиям мамы?

– Может, на вас подействовал более сильный ветер? Только знайте: вы были – и есть – та, кем она хотела вас видеть. Она всем сердцем любила вас.

– Любовь не всегда означает одобрение.

– Она не просто одобряла – она гордилась вами, восхищалась вашей тактичностью и добросердечностью. И вашим умом. Ее все это очень радовало.

– Не все – ей не нравилось, что я так много времени провожу с отцом.

– Думаю, она немного ревновала. Понимаю, это может показаться бессмыслицей, но большинство благоразумных людей очень часто совершают неблагоразумные поступки. Между прочим, она хотела, чтобы вы жили обычной жизнью.

– Не такой, как у нее?

– Да, не такой, – согласилась Мария. – Она любила вашего отца – это было очень сильное чувство, – и никогда не пожалела о своем выборе, я в этом уверена, но временами давала понять, что предпочла бы, чтобы ее жизнь пришла к тому же результату по традиционному пути.

– А это было невозможно.

– Она знала это и смирилась, но поступила бы точно так же, если бы ей был предоставлен второй шанс изменить свою судьбу.

– А вы? – спросила Люси. – Вы поступили бы по-другому?

Мария, казалось, смутилась и, пожав плечами, ответила:

– Нет. А как бы я в таком случае обрела нынешний статус? Если бы я, выходя замуж, следовала условностям, мы с Ваном никогда бы не поженились. Я сейчас очень счастлива и надеюсь, что однажды и вы сможете сказать это.

Их беседа так и не коснулась необычных ухаживаний, и Люси не знала, как спросить о том, что ее интересовало, пока не поняла, что придется говорить напрямую…

– Хотите посмотреть на мою дочку? Я просто горю желанием показать вам, какие мы с Ваном молодцы, если произвели на свет такое чудо.

Момент был упущен – вероятно потому, что у Люси так и не хватило смелости задать главный вопрос?

Они поднялись в детскую, где в колыбели с кружевным пологом спала очаровательная малышка, за которой присматривала няня.

– У меня нет опыта общения с младенцами, – испуганно прошептала Люси. – Хотя матерью стать мечтаю.

– Еще одно естественное желание, но путь к нему тернист.

– Да, я знаю, что роды – тяжелый процесс.

– Да, но я не это имела в виду. Дети не всегда приносят счастье своим родителям. Я доставила много печали своим, когда вышла замуж, так же как и ваша мама. И Ван опечалил родителей, когда настоял на том, чтобы в шестнадцать пойти в армию. Инстинктивно мы защищаем и оберегаем детей, но однажды наступает время, когда приходится их отпускать, то есть позволять рисковать, даже совершать глупости и подвергать себя опасности. Это очень непросто.

– И как этого можно избежать?

– Наверное, проще остаться старой девой.

Они вышли из детской и вернулись в гостиную.

– Дети должны рождаться не только в любви, но и в семье, – заметила Мария, когда они снова расположились за столом.

– Разумеется, я категорически против скандала, – рассмеялась Люси, отгоняя прочь все мысли о лестнице в театре. – А что вы думаете о Виверне?

– Мне мало что известно. Да, он брат Сюзан, мы соседи, но он приезжал в Хок-ин-Вейл всего один раз. Однако впечатление произвел.

– И чем же именно? – поинтересовалась Люси, понимая, что выдает себя с головой.

– Он привлекателен, что немаловажно, хотя многие лицемерно утверждают, будто это не так; приятен в общении. Кому-то это качество может показаться несущественным, но он старается держаться любезно и доброжелательно, не стремится огорчать или смущать окружающих. Как это ни удивительно, но приятных людей мало. Он разгоняет тучи – кажется, так однажды сказала Сюзан. Иногда он этим даже раздражает ее.

– В нем есть и жесткость. Недавно он едва не порвал в клочки двух молодых людей, которые решили из-за меня устроить дуэль. У меня создалось впечатление, что он привык к таким ситуациям, – как будто служил офицером в армии.

– А, так он еще и многогранен… – произнесла Мария.

От внимания Люси не укрылось это «а», и она спросила:

– Так он служил в армии?

– Сомневаюсь.

– Вы знаете о нем то, чего не знаю я.

Мария стала осторожничать.

– Я не знаю, что знаете вы, дорогая, но подозреваю, что побольше, чем кто-либо еще.

Люси не собиралась отступать, но тут вошла горничная и сообщила, что мисс Джорджи зовет маму. Формулировка вызвала у Люси улыбку, к тому же она заподозрила, что Мария воспользовалась необходимостью идти к ребенку как поводом, чтобы избежать дальнейших вопросов.

Ей ничего не оставалось, как попрощаться.

Мария проводила ее до двери и сказала:

– Дети по своей природе порой очень требовательны.

Люси набралась смелости и выпалила:

– Из-за того, что отец, должно быть, видел все опасности брака, моей маме пришлось его подталкивать. Она вам когда-нибудь об этом рассказывала?

Еще одно «а».