Бизерта Шестёра Юрий
– Прибыли мы в Бизерту, как вы, конечно, знаете, за три дня до православного Рождества, и все готовились встречать этот великий праздник, но, увы, без традиционной елки. На линкоре тут же был поднят желтый карантинный флаг, что означало полную изоляцию с берегом, – он вздохнул. – В общем, так же, как это было и в Константинополе. И нам оставалось только с одной и той же точки смотреть на все, что делалось вокруг.
– Это нам, Павлик, тоже хорошо знакомо, – заметила, вздохнув, Ольга Павловна.
Тот понимающе кивнул головой и продолжил:
– Но вот пришел и день сочельника*. На юте корабля, позади кормовой башни главного калибра, все было готово для торжественной Рождественской службы, и под стволом среднего двенадцатидюймового орудия был приготовлен аналой*. По бортам выстроились, спиной к морю, с одной стороны, команда корабля, с другой – наша кадетская рота. Посредине, за духовенством, стояли наш директор, вице-адмирал Герасимов, офицеры корпуса и весь командный состав корабля, а за ними – матросский хор.
Служил отец Георгий Спасский, протопресвитер флота и в то же время наш корпусной настоятель, в сослужении с флотским протодьяконом отцом Николаем. Был тихий и теплый вечер под африканским небом в этот сочельник, первый для нас так далеко от Родины, и, слушая возгласы священнослужителей и пение смешанного хора, славящего рождение Христа, мы представляли, будто и в самом деле находимся в Вифлееме на Святой земле.
Ужин был праздничный, с такими лакомствами, как апельсины, мандарины и финики, растущие в этой стране. Уже давно нас не баловали так за столом, – Павел улыбнулся приятным воспоминаниям, а Ольга Павловна, вздохнув, с материнским состраданием посмотрела на сына, обделенного такими, казалось бы, мелочами, обычными в совсем еще недавнем прошлом.
– Затем, – продолжил он, – был устроен праздничный спектакль соединенными силами команды корабля и состава корпуса под открытым небом. Нашлись великолепные исполнители пения, танцев и игры на сцене в чисто русском духе. Сейчас мне трудно вспомнить все исполненные номера, кроме, разве что, песни «Светит месяц, светит ясный», исполненной хором на фоне темного занавеса из огромного брезента, по которому медленно скользил диск луны, описывая свою орбиту при помощи луча корабельного прожектора.
Вот, собственно говоря, и все. А папе особое спасибо за то, что смог устроить нашу встречу!
– Благодарить нужно не меня, Паша, а маму. Ведь они с Ксюшей не видели тебя еще со стоянки в Константинополе, а посему она настойчиво и просила меня организовать встречу с тобой. – Ольга Павловна смущенно опустила глаза. – Ведь я-то как-никак встречался с тобой в Наварине. А потому и использовал свое служебное положение, хотя, честно говоря, и испытываю чувство некоторого неудобства перед командиром «Алексеева», – признался Степан Петрович.
– Все совсем не так, Павлик! – решительно вмешалась в их разговор Ксения, решившая пожертвовать собой ради восстановления справедливости. – Это я допекала маму о желании встретиться с тобой с тех самых пор, как твой линкор отдал якорь на рейде Бизерты.
– Почему же ты тиранила маму вместо того, чтобы обратиться с этой просьбой прямо ко мне? – искренне удивился отец.
Ксения озорно посмотрела на него:
– Потому, папа, что мою просьбу ты бы мог воспринять как очередной каприз избалованной девчонки, в то время как просьба мамы выглядела вполне естественной.
Степан Петрович удивленно переглянулся с Ольгой Павловной. «Вот так вот, дорогие родители, получите очередной урок психологии от подрастающего поколения», – усмехнулся он про себя.
– Как бы то ни было, дорогие мои, но мы все-таки собрались все вместе! А это ведь так здорово! – подвел итог улыбающийся Павел.
Когда Степан Петрович в очередной раз прибыл на «Константин», Ксения с сияющими глазами бросилась к нему:
– Здравствуй, папочка!
– Здравствуй, Ксюша! – и, видя неподдельный восторг в ее глазах, предложил: – А не хочешь ли ты встретиться с Павликом?
Та недоверчиво посмотрела на него:
– А разве это возможно?!
– Почему бы и нет. А как же ты, Оля, относишься к этому моему предложению?
Ольга Павловна нерешительно ответила:
– Конечно, я за, но каким образом это можно осуществить?
Однако дочь тут же рассеяла ее сомнения:
– Ты разве, мама, забыла, что папа у нас чародей? Раз он говорит, что можно, стало быть, это непременно так и будет.
– Ладно, не буду больше томить вас неизвестностью, – рассмеялся Степан Петрович. – Спускаемся к трапу! – приказал он привычным командирским голосом.
Подойдя к трапу, он попросил Ольгу Павловну остаться наверху, а сам с дочерью спустился к ялику, который тут же подвел к трапу расторопный матрос.
– Принимай, Плетнев, барышню!
– Сей минут, вашскобродь! – заулыбался тот и, подхватив Ксению под мышки, опустил ее в ялик.
– Здравствуйте, дядя Федя! – безбоязненно произнесла та.
– Здравствуйте, здравствуйте, Ксюша! – восторженно ответил матрос, усаживая ее на кормовую банку.
– Неужто помнишь Федора, Ксюша? – искренне удивился Степан Петрович.
– А как же, папа! Ведь мы же с мамой плыли… – и, смутившись, поправилась, – шли на твоем миноносце из Севастополя в Константинополь и даже попали в шторм, – назидательным тоном пояснила та. – Да к тому же и жили на нем до переезда на «Константин».
– Тогда конечно… – неопределенно произнес Степан Петрович и обратился к матросу: – Ты знаешь, где стоит на якоре «Алексеев»?
– Так точно, вашскобродь!
– Отлично! Тогда и направишься к нему вместе с Ксенией. – Лицо той осветилось радостью. – Когда же подойдешь к его трапу, передай мою просьбу дежурному офицеру вызвать кадета Чуркина для встречи с его сестрой. Но от трапа никуда не отходи, иначе моего сына могут обвинить в самовольной отлучке с корабля. Понял?
– Так точно, вашскобродь! – ответил тот и заулыбался.
– Чего скалишь зубы, братец?! – возмутился капитан 1-го ранга.
Тот, приняв положение «смирно», доложил:
– Так ведь незадолго перед уходом из Севастополя в Константинополь вы, вашскобродь, приказали господину старшему офицеру посадить меня на гауптвахту* как раз за очередную самоволку!
Теперь улыбнулся уже командир:
– Стреляный воробей, стало быть!
– Так точно, вашскобродь! – уже без напряжения в голосе произнес матрос, почувствовав, что гроза миновала.
– Однако смотри, не гони! Чай, не сушеную картошку везешь! Греби по-малому…
– Есть грести по-малому! – и, не удержавшись, улыбнулся, глянув на притихшую Ксению. – Доставлю вашу дочку до «Алексеева» и обратно в лучшем виде, вашскобродь!
– Добро, отваливай! А ты, Ксюша, передай Павлику большой привет от нас с мамой.
– Будет исполнено, ваше высокоблагородие! – с бегающими чертиками в глазах ответила та и радостно помахала рукой матери, стоявшей на палубе у трапа.
Степан Петрович поднялся на палубу и попросил дежурного офицера, на всякий случай стоявшего несколько поодаль, чтобы рассыльный предупредил его о возвращении ялика, когда тот подойдет на несколько кабельтов* к «Константину», чтобы успеть встретить его. Однако, заметив в глазах мичмана промелькнувшую догадку об истинном значении его просьбы, с досадой подумал: «Вот, шельма, с ходу разобрался, что к чему, – усмехнулся он про себя. – Но это нормально, – тут же успокоил он себя, – ведь тоже как-никак мужчина, да к тому же еще и флотский офицер».
Как только Степан Петрович закрыл дверь в каюту на защелку, Ольга Павловна тут же обвила его шею руками:
– Какой же ты умница у меня, Степа! – горячо прошептала она. – Спасибо тебе за твою придумку, которую ты обещал сделать! Я прямо-таки сгораю от нетерпения, милый ты мой… – призналась она, ища своими подрагивающими губами его губы.
Тот же, сгорая от взаимного желания, подхватил ее на руки и опустил на кровать…
Степан Петрович расслабленно откинулся на подушку. От долгого воздержания он отдался любовной ласке настолько, что не было сил даже говорить. А Ольга Павловна, прильнув к его боку своим упругим и в то же время податливым телом, нежно перебирала пальцами его спутавшиеся, влажные волосы.
– Спасибо тебе, Степа, за этот подарок! – жарко шептала она. – Как же часто я вспоминала о тебе по ночам… А тут лежу рядом с тобой и никак не могу поверить этому…
Она замолчала, сладостно переживая свое женское счастье, и слезы радости катились по ее щекам.
– Вот только обидно, – смахнув слезу с лица, шепотом пожаловалась она, – что нам приходится идти на разные уловки для интимных встреч. От этого мне, признаться, становится как-то муторно на душе. Как будто мы с тобой не законные муж и жена, а любовники, вынужденные встречаться лишь урывками…
– В этом, Оля, тоже есть своя прелесть, – тихо рассмеялся он.
– Какой же ты у меня, однако, испорченный мужчина, Степа! – так же тихо прошептала она и нежно поцеловала его в щеку.
– Главное – это то, что мы с тобой вместе. А остальное уже имеет сугубо второстепенное значение. Но со временем, поверь мне, все образуется, и тебе уже не придется корить себя за как бы украденную любовь.
И он благодарно поцеловал ее в еще мокрую от слез щеку. Она же сразу встрепенулась:
– Ты уже отдохнул, Степа?
Тот только улыбнулся ее столь прозрачному намеку.
Ее рука скользнула вдоль его тела, и она радостно вскрикнула. Затем перекинула через него ногу и тут же, изогнув свое гибкое тело, сладостно простонала…
В изнеможении опустившись на постель, она в истоме уткнулась лицом в его широкую грудь и, плутовски улыбнувшись, прошептала:
– Какая же все-таки бесстыдная у тебя жена…
Он же только улыбнулся:
– Умные люди говорят, что для того, чтобы семья была крепкой, жена в постели должна быть распутницей.
– Вот теперь-то я спокойна! – рассмеялась Ольга. – Потому как у нас с тобой, Степа, будет очень и очень даже крепкая семья, – и тут же спохватилась: – Почему же это «будет», когда она уже есть!
Раздался негромкий стук в дверь, а затем послышался голос рассыльного матроса:
– Ваше высокоблагородие, ваш ялик возвращается и находится в двух кабельтовых от «Константина»!
– Добро! Благодарю за службу, братец!
– Рад стараться!
И послышались его удаляющиеся шаги.
Ольга Павловна ахнула и, выскользнув из постели, быстро оделась, а уже затем метнулась к зеркалу, чтобы привести в порядок прическу.
– Не спеши, Оля, у нас еще достаточно времени, чтобы привести себя в порядок, – успокоил ее Степан Петрович, одеваясь.
– Так мне же еще надо успеть застлать постель, Степа! – упрекнула его она.
Тот притворно вздохнул:
– Правильно все-таки говорят, что не родись красивой, а родись мужчиной.
– Ну уж нет! – звонко, по-девичьи разрумянившись, рассмеялась Ольга Павловна. – Иначе бы у меня не было тебя, Степа, дорогой ты мой человек…
Он обнял ее.
– Не знаю, какой из меня любовник, но ты, Оля, клянусь, в полном порядке!
– Не скромничай, Степа, – улыбнулась та, лукаво глянув на него. – Дай-то Бог каждому мужчине иметь хоть толику твоих любовных способностей…
Тот, отстранившись, испытующе посмотрел на нее:
– Ты рассуждаешь так, как будто у тебя для сравнения было немало других мужчин!
– Успокойся, дорогой ты мой! – рассмеялась Ольга Павловна. – Просто у меня было много подруг.
– Ты хочешь сказать, что опытных подруг? – никак не мог успокоиться он.
Та же снисходительно посмотрела на него:
– Вы, мужчины, даже не подозреваете, какое большое значение имеют интимные отношения для нас, женщин. И наши тайны, связанные с ними, которые можно доверить только самым близким подругам.
И тут Степан Петрович неожиданно рассмеялся.
– Ты чего это, Степа? – встревоженно спросила Ольга Павловна, озадаченная резкой переменой его настроения.
– А ларчик-то просто открывался… – хохотнул тот, хлопнув себя ладонью по лбу. – Просто я вспомнил слова, сказанные моим братом, кстати, в присутствии тебя и Марии в квартире, которую Андрюша снимал на Алеутской улице во Владивостоке.
– Какие такие слова? – насторожилась та.
– Да о том, что если одна из подруг, разумеется, по секрету сообщила о чем-то другой, то это было бы то же самое, как если бы она об этом громко сказала на площади, полной народу.
– А что, у вас, мужчин, разве по-другому? – испытующе посмотрела на него Ольга Павловна. – Свежо предание, да верится с трудом, – саркастически улыбнулась она.
Тот с чувством превосходства и долей сожаления посмотрел на нее:
– У нас, мужчин, да. Мы можем доверить другу любую, самую сокровенную тайну, будучи твердо уверенным, что она не станет достоянием гласности. Конечно, как говорится, в семье не без урода. И среди мужчин встречаются отдельные личности с отклонениями в психике. Но это лишь досадные исключения, – подчеркнул он. – В то время как женщина, узнавшая что-то, никак не может смириться с тем, что те, другие, не знают о том, что она знает это самое что-то. Это выше ее сил. Это предательство по отношению к самой себе, любимой, – от души рассмеялся Степан Петрович, довольный сделанным выводом из области, казалось бы, недоступной для мужского понимания женской психологии.
Теперь облегченно рассмеялась и Ольга Павловна, тонкой женской душой понявшая, что ее возлюбленный наконец-то освободился от возникших было у него смутных подозрений в ее супружеской неверности.
– Что же касаемо большого значения интимных отношений для вас, женщин, то разреши не согласиться с тобой.
Та вопросительно посмотрела на него, озадаченная ходом его мыслей, непонятных для нее.
– Я имею в виду фригидных женщин, для которых интимные отношения с мужчинами, как мне известно, не имеют столь существенного значения.
Ольга Павловна облегченно рассмеялась:
– Так это же редкое исключение, Степа, как любишь говорить ты, из каждого правила. Во всяком случае, среди моих подруг подобных исключений не наблюдалось. Но ведь и среди мужчин встречаются отклонения, связанные с проблемами потенции.
Тот иронически посмотрел на нее:
– Это далеко не одно и то же, Оля. Мужчины-импотенты так же, как и все остальные, страстно желают интимной близости, однако у них возникают определенные трудности при этом по физиологическим показаниям, как сказала бы ты. В то время как фригидные женщины, если так можно выразиться, всегда вполне «работоспособны» в этом отношении.
– Эх ты, мой физиолог, – рассмеялась та. – Давай-ка лучше радоваться тому, что сия горькая чаша миновала нас с тобой!
– И то правда, дорогая. И давай-ка выдвигаться к трапу, чтобы встретить очередной плод нашей с тобой любви.
Ольга Павловна прямо-таки расцвела, с преданностью и любовью глянув на него.
Сразу же по прибытии всех кораблей эскадры в Бизерту начальник ее штаба контр-адмирал Машуков по поручению командующего, вице-адмирала Кедрова, вступил в переговоры с французским морским префектом с целью снятия карантина и перевода беженцев и воспитанников Морского корпуса на берег. Тот сослался на распоряжения французского командования, которые он не мог отменить, однако пошел ему навстречу в отношении воспитанников Морского корпуса и, не дожидаясь распоряжений из Парижа, предоставил на выбор корпусу один из лагерей и фортов береговой обороны, находящихся вблизи Бизерты.
«Видимо, этот вопрос прорабатывался французами заранее», – понял Машуков. Поблагодарив префекта, он доложил об этом командующему, и тот дал указание вице-адмиралу Герасимову создать соответствующую комиссию для обследования фортов.
Осмотрев их, комиссия во главе с капитаном 1-го ранга Александровым остановила свой выбор на форте Джебель-Кебир, разоруженном в данный момент, для размещения воспитанников корпуса, а на близлежащем лагере Сфаят – для обустройства преподавателей и обслуживающего персонала с семьями, служб и складов.
Гора Кебир находилась в трех километрах от Бизерты по прямой линии, но по извилистой пыльной дороге надо было пройти километров шесть. С вершины горы открывался с двух сторон вид на море, а впереди виднелся город и огромное озеро. На самой горе находился французский военный форт, построенный в конце прошлого века.
Фасад крепости представлял собой ряд больших и малых каменных сводчатых казематов и двух капониров*. В пяти метрах от казематов тянулся высокий вал, образуя вдоль всего форта ров. Четыре больших каземата имели железные нары в два яруса и были рассчитаны на 64 человека каждый. Через орудийную бойницу и амбразуру проникал свет, но после 16 часов в дальней половине помещения уже нельзя было читать.
Перед главным входом в форт находился большой плац, на котором можно было проводить занятия по строевой подготовке и устраивать парады. А в одном из капониров намечалось размещение церкви.
Первым в нем обосновался капитан 1-го ранга Китыцын со своей знаменитой Владивостокской ротой с «Якута». Они пережили агонию Морского корпуса в Петрограде и исход с Дальнего Востока, пересекли в исключительно тяжелых условиях океаны и моря, чтобы добраться до Севастополя перед самым началом эвакуации Черноморского флота из Крыма.
Электричества не было, но вскоре гардемарины установили вывезенную из Севастополя дизель-электрическую станцию и провели электрические провода во все помещения форта.
С помощью французских военных, выделенных комендантом гарнизона, они в короткий срок подготовили форт для младших собратьев, остававшихся на «Алексееве».
Прибывший уже в официальное увольнение Павел рассказал о том, как кадеты переселялись с «Алексеева» в форт Джебель-Кебир.
– На французском буксире мы высадились на берег, чтобы идти в Кебир. Взвод сенегальцев под командованием французского лейтенанта проводил нас до бани в их военном лагере. Больше часа мы провели перед этим под жарким солнцем, но когда командир нашей роты капитан второго ранга Берг хотел пойти с нами под душ, это очень взволновало чернокожего часового: «Командир, для офицеров – отдельно. Не вместе с матросами!» И мы слышали, как он старался объяснить тому, что это не матросы, а кадеты, и что он готов в огонь и воду идти со своей ротой. И как же мы после этого, папа, могли не любить нашего командира?!
Степан Петрович успокаивающе положил руку на плечо сына:
– Я понимаю тебя, Паша…
Тот признательно посмотрел на отца и продолжил:
– Хороший душ, чистое, прошедшее дезинфекцию белье, – и усталости как не бывало! Но, увы, надо было двигаться в обратный путь – вдвое длиннее и мучительнее первого, ибо он все время шел уже в гору до самого Джебель-Кебира.
В первый раз мы садились на паром, чтобы переплыть канал, в первый раз, к удивлению прохожих, шагали строем по улицам Бизерты во главе со своим командиром и, пройдя весь город, вышли на шоссе. Оставалось пройти еще километров пять, но на этот раз уже под проливным дождем, как говорят, столь редким для этих мест. «Гора Джебель-Кебир, – объяснял французский лейтенант, – по высоте равна Эйфелевой башне в Париже». Он шел рядом с капитаном второго ранга Бергом, нашим ротным командиром, в то время как большой черный солдат вел за ним под уздцы его вороного коня под желтым седлом.
Только под конец дня мы, наконец-то, добрались до Сфаята. Мокрые до последней нитки, забрызганные грязью и глиной, мы, тем не менее, старались подтянуться, чтобы достойно войти в лагерь. А наши сердца учащенно бились – ведь мы должны были войти в наш новый дом!
Степан Петрович понимающе кивнул головой.
– А на дороге перед входом в форт нас встречал строй стоявших во фронт старших Владивостокских гардемарин во главе с капитаном первого ранга Китыцыным, их ротным командиром.
Приехав с линейного корабля «Генерал Алексеев», директор в сопровождении контр-адмирала Машукова, желавший посмотреть, как устроился в крепости открытый им корпус, поднялся в форт Джебель-Кебир. Осмотрев все казематы и помещения, вице-адмирал Герасимов выбрал себе скромную комнату, где попросил установить и застелить две койки.
– Вот здесь я и буду жить, – сказал он.
– А для кого же вторая койка? – спросил, удивленный решением директора корпуса, Машуков.
– А для жены моей, Глафиры Яковлевны, – ответил Александр Михайлович.
– Как для жены! – воскликнул Николай Николаевич. – Ведь мы же с вами решили, что женщин не будет в крепости!
– Она не женщина, – спокойно ответил директор.
– Так кто же она? – удивленно спросил Машуков.
– Она – ангел, – ответил Герасимов, и добрая, светлая улыбка озарила все его лицо. – Но раз уж мы так решили, я, так и быть, устроюсь внизу, в Сфаяте.
Именно в этом лагере весь личный состав преподавателей и обслуживающего персонала с их семьями, все эти 470 человек, составили маленькое самостоятельное поселение, которое будет жить деятельной жизнью под заботливым управлением вице-адмирала Александра Михайловича Герасимова. Старый моряк, вице-адмирал еще царского производства, крупный, сутуловатый, суровый с виду, он мог иногда поразить всех неожиданным, полным юмора замечанием.
Прекрасно понимая, что у воспитанников Морского корпуса уже не будет перспектив службы в качестве флотских офицеров, Герасимов делал все возможное, чтобы все-таки обеспечить им будущее. Поэтому под его руководством программы занятий корпуса были преобразованы для подготовки его воспитанников к поступлению в высшие учебные заведения во Франции и в других европейских странах.
Глава V
Нежданный визит
Прибежавший рассыльный доложил:
– Ваше высокоблагородие, господин дежурный офицер просят вас подняться на мостик!
– Добро! Ступай!
Капитан 1-го ранга надел фуражку и не спеша, по-хозяйски, пошел на мостик.
– Господин капитан первого ранга! С флагмана передан семафор, предписывающий вам прибыть на «Генерала Корнилова» по вызову командующего! – взволнованно доложил дежурный офицер.
– К чему бы это, Владимир Аркадьевич? – обратился он к старшему офицеру, уже прибывшему на мостик.
– Понятия не имею, Степан Петрович! – пожал тот плечами, лихорадочно перебирая в голове возможные причины вызова командира командующим. – Вроде бы особых причин вызова я не вижу. Хотя, как говорится, хозяин – барин, – сочувственно посмотрел на него старший лейтенант, понимая, что срочный вызов начальника может обернуться для командира всем чем угодно.
– Ладно, с причиной вызова разберусь на месте, – решил командир и улыбнулся: – Семь бед – один ответ. Кажется, так учит народная мудрость, Владимир Аркадьевич? – и повернулся к дежурному офицеру: – Ялик – на воду! Плетнева – на весла! – приказал он.
Поднявшись с некоторым волнением по трапу на верхнюю палубу и отдав честь Андреевскому флагу на кормовом флагштоке, Степан Петрович был удивлен тем, что его встречал сам командующий в сопровождении командира крейсера капитана 1-го ранга Потапьева.
– Господин контр-адмирал, капитан первого ранга Чуркин по вашему приказанию прибыл!
– Здравствуйте, Степан Петрович! – протянул командующий руку для пожатия.
– Здравствуйте, Михаил Андреевич! – почтительно пожал тот руку адмиралу, уже поняв, что возможного нагоняя не будет.
И тут из-за спины командующего вышел улыбающийся контр-адмирал, которого Степан Петрович по причине волнения сразу и не заметил. Он замер, не веря своим глазам.
– Представляю: контр-адмирал Чуркин! – улыбнулся только краешками губ командующий.
– Андрюша! – наконец-то придя в себя, воскликнул Степан Петрович и бросился к старшему брату.
Они крепко обнялись.
Андрей Петрович повернулся к командующему:
– Извините, Михаил Андреевич, за столь бурное выражение наших чувств. Ведь пять лет не виделись. Да каких лет…
– Эх, Андрей Петрович! Да я бы многое дал, чтобы мы вот так же встретились и с моим старшим братом, – вздохнул адмирал. – Но это так, к слову. Сейчас же побеседуйте после длительной разлуки, а я вас буду ждать в своей каюте.
И командующий отошел от них вместе с командиром крейсера и флаг-офицером*.
– Ты, Андрюша, случайно, не в курсе дела, что так взволновало адмирала при виде нашей с тобой встречи? – озадаченно спросил Степан Петрович брата.
– Случайно, в курсе, Степа, – вздохнул Андрей Петрович. – Дело в том, что его старший брат после октябрьского переворота перешел на сторону большевиков. – Тот непонимающим взглядом посмотрел на него, ибо никак не мог уяснить подобного предательства. – Не удивляйся, братишка, но это, к сожалению, так. И в девятнадцатом-двадцатом годах он был командующим морскими силами советской России.
Степан Петрович подавленно выслушал брата и тяжко вздохнул:
– Вот что значит Гражданская война, Андрюша. Сын идет на отца, брат – на брата… Страшно и мерзко…
Тот задумался.
– Согласен с тобой, Степа, – вздохнув, наконец произнес Андрей Петрович. – К счастью, это не стало столь распространенным явлением, во всяком случае, в среде флотских офицеров. И слава Богу, что это не коснулось и нашей семьи. Мы остались верны присяге, данной своему Отечеству, и готовы до конца своих дней служить ему. И это я считаю самым главным.
Но это все, скажем так, дело второстепенное. Ты же, как я вижу, уже капитан первого ранга! Очень рад за тебя.
Тот улыбнулся:
– Тоже мне, достижение… Не забывай, Андрюша, что в мои годы ты уже был контр-адмиралом.
Андрей Петрович укоризненно посмотрел на брата:
– Да если бы не эти события в России, ты бы уже тоже красовался с орлами на погонах. И я ничуть не сомневаюсь в этом.
– А ты уже был бы как минимум вице-адмиралом, – в тон брату продолжил Степан Петрович.
– Все могло бы быть, Степа… – не стал возражать тот. – Представь себе, ведь до сих пор не могу забыть, что когда после Февральской революции на флоте отменили офицерские погоны, заменив их нашивками на рукавах, соответствующими чину их владельца, и отменили титулование, я каждый раз непроизвольно вздрагивал, когда ко мне обращались: «Гражданин контр-адмирал!»
Степан Петрович рассмеялся:
– Знакомое дело. Ведь это коснулось не только тебя, Андрюша. Все флотские офицеры прошли через это. Ну да ладно. Это, так сказать, лирическое отступление. А вот как ты-то оказался здесь, в Бизерте? Свалился, можно сказать, как снег на голову…
– Из Парижа. Когда узнал, что Русская эскадра прибыла из Константинополя в Бизерту, то, закончив неотложные текущие дела, поехал в Марсель и с первой же оказией отправился оттуда уже сюда. А вот как я оказался в Париже, расскажу тебе уже за бутылкой нашей неизменной мадеры, – рассмеялся он. – А вот чем ты-то командуешь сейчас?
– Дивизионом эскадренных миноносцев, а заодно и эсминцем «Гневный».
– И сколько же миноносцев в твоем дивизионе?
– Десять. Пять из них турбинных типа «Новик», а остальные – того же типа, которым ты в свое время командовал в Порт-Артуре.
– Солидно! – удовлетворенно произнес Андрей Петрович. – Почти что флотилия. Стало быть, ходишь под брейд-вымпелом?
Тот утвердительно кивнул головой и пояснил:
– Вообще-то говоря, у командования эскадрой была мысль разделить дивизион эскадренных миноносцев на два дивизиона. В первый должны были войти новые большие турбинные нефтяные миноносцы, а во второй – старые, угольные. Однако это потребовало бы дополнительных расходов, и ввиду стесненности в финансовых средствах от этой затеи пришлось отказаться. Хотя сама идея иметь два дивизиона с однотипными эскадренными миноносцами в них и, естественно, с одинаковыми боевыми возможностями была совершенно верна.
– Человек предполагает, а Бог располагает. Старая как мир истина, – констатировал Андрей Петрович. – Ну что же, Степа. Лично с тобой все более или менее ясно, – подвел он итог. – А вот как твоя семья? Надеюсь, она с тобой здесь, в Бизерте? – напряженно спросил старший брат, опасаясь ненароком задеть больное место младшего.
– Здесь, здесь, Андрюша, так что можешь не волноваться. – Тот облегченно вздохнул. – Ольга с Ксюшей пока живут на пассажирском пароходе «Великий князь Константин», на котором и прибыли сюда из Константинополя, а Павел обучается в Морском корпусе.
– В каком это еще таком Морском корпусе? – опешил тот, недоверчиво глянув на брата.
– В бывшем Севастопольском Морском корпусе, который вместе с эскадрой был эвакуирован сюда, в Бизерту, – улыбнулся Степан Петрович, видя растерянность на лице брата, и пояснил: – После прибытия в Бизерту французский морской префект по просьбе командования эскадры выделил для его размещения разоруженный форт Джебель-Кебир в окрестностях Бизерты, и сейчас там уже начались занятия.
Андрей Петрович непонимающе смотрел на него.
– Какой такой Севастопольский Морской корпус? Откуда это он вдруг взялся? Ведь, как я помню, он был еще до октябрьского переворота большевиков переведен в Петроград…
– Эх ты, изгнанник Отечества. Ничего толком не знаешь, что творилось в России, во всяком случае, хотя бы на ее Юге.
– Не гордись так своими познаниями, Степа. Эта же участь уже в ближайшее время ожидает и тебя, – ничуть не обиделся тот.
И Степан Петрович подробно рассказал ему об истории восстановления Севастопольского Морского корпуса.
– Вот этого я никак не ожидал! – признался приятно пораженный новостью Андрей Петрович. – А какое, на твой взгляд, Степа, будущее у его воспитанников? Ведь, как я понимаю, его нет у них так же, как и у бывшего Российского Императорского флота.
– Ты сам, Андрюша, не заметив этого, уже ответил на свой вопрос. Будущего у них в качестве флотских офицеров действительно нет. Потому-то руководство Корпуса и переработало программу обучения его воспитанников под требования, необходимые для их подготовки к поступлению в европейские высшие учебные заведения.
Тот задумался.
– Выходит, что и Павел может оказаться в одном из университетов Европы? – предположил Андрей Петрович.
– Разумеется, – согласился Степан Петрович.
– В этом случае было бы предпочтительнее, чтобы он поступил в Сорбонну. Ведь в Париже находится вся наша большая семья. За исключением, разумеется, твоей, – уточнил Андрей Петрович. – Но это пока, – предположил он.
– Ты, Андрюша, всегда стремился смотреть далеко вперед, просчитывая все возможные варианты, – уважительно заметил младший брат.
– Потому-то я и контр-адмирал с выслугой шесть лет, а ты только капитан первого ранга.
– С выслугой три года, – в тон ему продолжил Степан.
И братья задорно рассмеялись. Однако затем взгрустнули, вспомнив попутно о былой службе в Российском Императорском флоте, когда их не глодали сомнения о будущем как их самих, так и их детей.
– Нам с тобой, Степа, еще говорить и говорить… – наконец заключил Андрей Петрович. – Да и времени будет предостаточно, так как теперь я свободный человек, не связанный ни перед кем какими-либо обязательствами. Так что давай двигать в каюту командующего, который уже, наверное, заждался нас.
– А затем переберемся на «Великого князя Константина» в гости уже к Ольге Павловне, – предложил тот.
Читать бесплатно другие книги:
