Тайный мессия Лэнкфорд Дж.

Глава 24

Ариэль сидела за обеденным столом в отеле «Устричная бухта», прихлебывая чай и жуя тост. Хозяйка превозносила достоинства мармайта, который подала к завтраку, – соленого британского дрожжевого продукта, полного витаминов группы В. Хотя Ариэль намазала его на тост тонким слоем, как ей порекомендовали, ее чуть не вырвало. Еще были яйца. Фрукты. Все, что угодно, кроме тоста. Ариэль гадала – не заморит ли она себя голодом до смерти, прежде чем приблизится момент родов.

Деторождение – какая странная концепция!

Логически рассуждая, именно так все и попали в наш мир, но Ариэль никогда не воображала, что будет вовлечена в этот процесс. Во всяком случае, не в шестнадцать лет – нет, ни за что на свете! В детстве она предпочитала игрушечных зверят куклам. И каково это – заниматься сексом? Этот момент она пропустила.

Чтобы не расплакаться снова, она шмыгнула носом, выпила еще чаю и посмотрела на часы. Не в силах разобраться в суахильском времени, она просто передвинула стрелки часов в соответствии с местной временной зоной. Если тут было семь часов утра, сколько тогда дома – одиннадцать вечера? Хасайеа уже бросили свои лонгборды. Если только ее друзья не задержались допоздна за домашним заданием, теперь они тихо сидят в своих комнатах, как и положено. В одиннадцать вечера пятиклассники гасят огни, но от шестиклассников этого не требуется. И все равно большинство из них уже в постелях или готовятся лечь, набив животы едой… Которая не просится тут же назад. Ариэль ужасно скучала по друзьям, но, по крайней мере, те были в безопасности, их не застрелили на митинге протеста против оружия.

Когда Америка стала такой опасной?

Ариэль вообразила, что, наверное, чувствуют родители убитых учеников, а потом содрогнулась, поняв, что ее собственные родители могут чувствовать себя точно так же. В конце концов, она же исчезла. И по их мнению, сейчас может быть мертва.

Чувствуя вину, она посмотрела на канделябры – отростки белых кораллов окружали две свисающие лампы. Ариэль поставила чашку с чаем, отложила тост и сказала хозяйке:

–Спасибо, мэм.

Попрощавшись с другими гостями, девушка встала из-за общего обеденного стола и отправилась на встречу с Заком. Она попросит его мобильник, чтобы позвонить папе.

Первый этаж отеля представлял собой череду роскошных просторных комнат, отделенных друг от друга вздувающимися белыми занавесками и потрясающими предметами африканского искусства.

Когда Ариэль нашла Зака, тот прятал бумажник, только что заплатив по счету. Он был одет в бледно-серую одежду, и если бы Ариэль не знала, кто он такой, то приняла бы его за кинозвезду. Когда Зак улыбался, хотелось взять у него автограф.

–Какова моя часть счета? – спросила она.

Данлоп взглянул на нее живыми карими глазами:

–Как насчет того, чтобы я оплатил отель? Для меня одно удовольствие иметь такого прекрасного товарища по путешествию.

Ариэль нахмурилась:

–В этом нет необходимости. У меня есть пятьсот долларов.

–Не беспокойся об этом.

–Счет больше, чем на пять сотен?

Он комически приподнял брови и поджал губы.

–О господи, вы можете позволить себе такую сумму?

Зак попытался состроить еще более смешное лицо – и преуспел в этом.

–Э-э… да.

Ариэль решила не смеяться.

–Тогда, наверное, вы богаты, как мой папа.

–Да, и я согласен с тем, что это должно быть преступлением, – пошутил он с печальным видом. – Вообще-то я всегда хотел иметь дочку, которую можно баловать.

Теперь она поняла Зака и ухмыльнулась:

–В таком случае, может, сделаем крюк до ущелья Олдувай? Кто знает, когда у нас еще будет шанс его увидеть?

–Ущелье Олдувай?

–Ну, знаете – колыбель человечества? Где Лики нашли первых обезьянолюдей?

–А, африканская Ева.

–Нет, глупый, ее нашли в Эфиопии. Но митохондриальная Ева человечества, вероятно, жила в ущелье Олдувай здесь, в Танзании.

Зак пристально, хотя и добродушно, посмотрел на нее. Догадался ли он, что она тянет время?

–Думаю, мне надо позвонить папе. А на моем телефоне нет приема. Он беспокоится. И мама тоже.

Зак протянул ей свой мобильник и показал, как звонить в Штаты. Ариэль вышла с телефоном на веранду, а потом зашагала по траве вдоль мелкого чистого пруда. Телефон папы не ответил, как обычно, вместо этого немедленно включился автоответчик, как будто мобильник был выключен. Она оставила сообщение:

–Папа, я в Дар-эс-Саламе. Скоро уезжаю в Удугу. Не беспокойся. Я в полном порядке.

Ариэль подумала, не позвонить ли на мобильный мамы, но передумала, потому что чувствовала себя виноватой и знала: мама будет плакать, умолять и заклинать, чтобы дочь вернулась.

Вернувшись в гостиницу, она увидела, что Зак размышляет над книгой регистрации гостей; его солнечная улыбка исчезла.

Подойдя сзади, она посмотрела на книгу:

–Что-то не так?

Данлоп ничего не ответил, он просто с каменным выражением лица смотрел на подпись своей жены. Ариэль увидела, что ниже расписался некий преподобный Пол Джозеф – он поставил свою подпись так близко, что ее завитушки переплелись с подписью женщины.

Я не помню в точности, что произошло после того, как Зения ушла. Я знаю, что спросила Суму – можно ли мне немного побыть одной, и она позволила мне улечься в ее хижине. Я знаю, что время от времени Сума приносила мне еду и питье.

Я поняла, что пришла ночь. По правде говоря, я чувствовала себя такой потерянной, что не могла переставлять ноги. Когда все известное человеку оказывается неверным, указателей пути для него не существует.

Когда я покину хижину Сумы, жизнь никогда уже не станет прежней для меня, Мэгги Морелли. То, что я считала нереальным, было реальным. То, что я сочла невозможным, оказалось возможным.

Позволяя мыслям хаотически метаться и сталкиваться, я попыталась замедлить дыхание и успокоить свой пульс. Я не была готова к встрече с Джессом и разговору с ним. Поверьте, требуется время, чтобы привыкнуть к осознанию того, что верх – это низ, не говоря уж об осознании того, что чудеса случаются. Это не было сном. Мой мертвый сын вернулся к жизни. И я была в Африке, не ступив на корабль, не сев ни на самолет, ни на поезд, ни в машину.

Наверное, я уснула, потому что настало утро.

Сума принесла завтрак и присела рядом со мной. Снова маис и какой-то травяной чай.

–Умеамкадже, Биби. Это означает: «Как спалось?»

Она учила мен языку суахили.

–Хорошо, – ответила я.

–На суахили это – «виема».

Я немного поела, пользуясь вместо ложки пальмовым листом. Потом поставила миску.

–Вообще-то я спала не очень «виема», Сума.

Она прикоснулась к моей руке:

–Знаю. Теперь ты поговоришь с сыном? Я сказала ему про тебя. Он велел тебя не беспокоить, поэтому я не беспокоила.

–Да, я поговорю с сыном. Где он?

Сума встала:

–Я тебя отведу.

Она вывела меня с участка Бабу в поле, где тянулись две полосы земли, смахивавшие на примитивную взлетную полосу. Наверное, здесь приземлилась группа Пола Джозефа.

Джесс стоял посреди поля, держа на бедре детеныша обезьянки. Я никогда еще таких не видела. У него была милая детская мордочка, густой серо-белый мех, но шерсть на руках и ногах была темно-голубой. Обезьянка ела листья из руки Джесса.

Когда сын увидел меня, он попытался опустить обезьянку на землю, но та вскарабкалась ему на плечо и вцепилась в волосы. Джесс поднял ее и, улыбаясь, приблизил лицо к обезьяньей мордочке. Потом все-таки ее опустил. На сей раз обезьянка несколько раз пискнула, помчалась в джунгли и забралась на дерево.

Он подошел ко мне:

–Madre, как ты? Я имею в виду – умеамкадже?

–Виема, Джесс. Я спала хорошо.

Он улыбнулся. Он всегда улыбался. Все в Африке тоже большую часть времени улыбались. Может, улыбки были своеобразной магией.

–Теперь ты веришь мне, мама?

Я кивнула.

–Ты веришь в то, что сказанное мною в Библии – правда?

Я смущенно кивнула, все еще чувствуя себя потерянной.

–Я имею в виду Евангелия. Не «Откровение». Я никогда не говорил, что швырну кого-нибудь в огненное озеро.

–Знаю.

Джесс обнял меня:

–Тогда ты – первая современная христианка, мама. Первая, осознавшая, что Евангелия говорят правду. Так Господь создал мир и нас. Поверь, что мы можем творить чудеса – и мы сможем, потому что…

Держа меня на расстоянии вытянутой руки, он выжидающе посмотрел на меня.

–Потому что?

Глаза мои наполнились слезами радости.

–Потому что Царствие Божие внутри нас, – ответила я.

Джесс начал танцевать, как жители этой деревни танцевали во время нгомы. И Сума, все еще наблюдавшая за мной, испустила громкий крик, отломила с дерева ветку с листьями и тоже принялась танцевать. Я старалась не отстать от них, и мы втроем веселились на земляной деревенской взлетной полосе, а голубые обезьянки визгливо кричали с деревьев.

Глава 25

Пол Джозеф с нетерпением ждал начала встречи. Очевидно, Ватенде пригласил старосту соседней деревни, которой тоже требовался колодец. Но тот не пришел. Джозеф слонялся по владениям Ватенде, тревожно посматривая на свои суахильские часы, на которых двенадцать часов и шесть поменялись местами. Час дня на таких часах означал наших семь часов. Он полагал, что это имело больше смысла на экваторе, где день и ночь всегда практически равны.

Ватенде сказал, что соседний староста появится «асубухи» – утром. Сейчас был почти полдень, шесть часов по суахильскому времени, но он не появился.

–Это из-за облачности, – предположил благородный Махфуру, вытирая лоб.

Живя в городе, среди кондиционеров, он явно не привык к такой жаре.

Пол Джозеф кивнул. В сельской Африке люди определяли время практически безошибочно по своей тени на земле – если только небо не было облачным, как сегодня.

–Donder бритобает сюда, когда захочет, как и все они, – сказал Гивн.

Полу не нравилось, что он говорит будто с набитым ртом. Гивн то и дело называл людей donder или bliksem, что теоретически означало «гром» и «молния», но в Южной Африке это было все равно что обозвать человека ублюдком.

Стив Харрис позировал рядом с Зенией для мистера Нзури, вновь появившегося репортера. Стив в своем костюме дипломата-на-сафари, Зения – в костюме сафари от кутюр, как она называла свой наряд, хотя Пол был уверен, что джунгли никогда еще не видели такого сексуального комбинезона, как этот. Мать Ватенде приводила и уводила деревенских детей, чтобы они тоже позировали. Она наставляла их, чтобы они смотрели на Зению снизу вверх с умоляющими лицами. На других фотографиях Зения обнимала малышей.

Все обливались потом, кроме местных и Гивна, который был горным инженером и проводил много времени на открытом воздухе. Солнце как будто сожгло его кожу, навсегда придав ей неровный коричневый цвет.

Пол Джозеф коротал время, восхищаясь тем, как длинные черные волосы Зении ниспадают на ее тонкий, свободный пепельный комбинезон и на вырез, который она демонстрировала объективу. Прошлой ночью и нынче утром ему хотелось увести ее на то секретное место, но она держалась отчужденно.

Когда вчера Зения вернулась в свой дом, ее щеки горели, как будто кто-то надавал ей пощечин или она плакала. Только потом Пол понял, что никогда еще не видел, чтобы Зения Данлоп проливала слезы. Он видел ее вожделеющей, яростной, нетерпеливой, но не плачущей. Джозеф не сомневался – если бы не их тайные встречи, бог счел бы ее достойным членом общества, одним из самых чистых людей Библии. Ему было стыдно, что он сбивает ее с пути истинного, но такова уж слабость смертных мужчин. По правде говоря, он не мог дождаться, когда они повторят недавнее.

–Шикамбу! – услышал он.

Все повернулись и увидели мужчину, одетого в национальный наряд, – он приближался к обиталищу Ватенде с тростью в руке.

–Марахаба! – окликнул Бабу и пошел навстречу этому человеку.

Они обнялись и начали длинный традиционный танзанийский церемониал приветствий – каждый спрашивал другого о его здоровье, о родственниках и посевах, прежде чем перейти к делам.

Следующим приветствовал гостя Ватенде и, когда со вступлением было покончено, пригласил всех вернуться в его владения. Он остановился перед рядом больших разноцветных ведер, полных воды. Пол Джозеф узнал зеленое ведро по вмятине на боку. Это было ведро Киломо и Коко. Ватенде был их отцом.

Ватенде кивнул Бабу, приглашая начать разговор. Старик явно понял, кто есть кто, потому что обратился к Кевину-Гивну из «Амер-кан»:

–Так мы чистим нашу воду. Издалека дети приносят три ведра.

Он снял с одного из ведер хлопчатобумажную ткань.

–Вода не чистая. Мы должны налить ее через ткань. Она должна постоять три дня. Потом мы кипятим одно ведро.

Он показал на железный котел.

–И используем эту воду. А дети после заново наполняют ведро.

–То есть у вас либит – ведро в день?

Бабу кивнул.

–Если только у вас нет еще детей и еще ведер? – вмешалась Зения.

Никто и слова не успел промолвить – без сомнения, потому что все были шокированы ее выпадом, – как она повернулась от Бабу к Ватенде, деревенскому старосте.

–Просто ужасно, что детям каждый божий день приходится издалека таскать тяжелые ведра с водой, – сказала она обвиняющим тоном. – Киломо и Коко – ваши дети?

Ватенде поднял свою военную дубинку, потом оперся на нее обеими руками и бесстрастно уставился на Зению, как будто у него потребовало объяснений пустое место.

Зато негодующе ответила мать Ватенде:

–Они мои внуки.

–Ну, тогда почему бы вам не сказать ему, сильному мужчине, чтобы он сам носил воду, вместо того чтобы позволять этим бедным детям…

Пол Джозеф пришел в такой ужас, что только спустя минуту смог заговорить:

–Зения, прошу тебя. Это моя миссия, если ты забыла!

Ее глаза пылали, но она закрыла рот и негодующе зашагала прочь от ведер с водой.

Все последовали за ней, вернувшись в центр владений Ватенде, – глаза шторма, притянутые внезапно поднявшимися ветрами. Пол увидел, как пот сочится с живота Зении под небрежно застегнутой пряжкой ремня на комбинезон цвета светлой глины, как ветер треплет ткань. Он знал – пока он не отвернется от греха, чего он не хотел делать, он будет идти прямой дорогой в ад из-за Зении Данлоп. То, что она может разрушить его земные амбиции, раньше как-то не приходило ему в голову.

Все мгновение глазели на нее. Потом Ватенде показал на стоящие кружком самодельные табуреты перед самой большой и его хижин. Один за другим все уселись. Мать Ватенде раздала бумажные стаканчики с тем, что смахивало на воду. Зения подозрительно рассматривала свой стаканчик до тех пор, пока Пол Джозеф не посмотрел на нее, нахмурясь, взглядом настойчиво веля ей выпить. Ради этого совещания они и явились в Африку.

Зения ответила ему таким же пристальным взглядом, после чего вылила содержимое стаканчика на землю.

Пол не мог о ней молиться. Он не мог искать помощи Господа нечистыми руками. Он представил себе, как Зения заявляет, что с его руками все в полном порядке – нечистые части его тела располагаются ниже. Да что с ним такое? Что такое с ней?

Он сосредоточился на совещании. Тут собрались важные люди – староста Ватенде и его мать, соседний вождь, Бабу – мганга ва пепо с сертификатом, дающим дозволение лечить, внучка Бабу – Сума. Поскольку Бабу вернул себе доверие деревни, доказательством чего служил священный круг, который они не собирали годами, его мнение теперь могло быть важным. И жизненно важным был Махфуру из правительства, Стив Харрис из консульства и, конечно, Гивн. Пол Джозеф, как христианский пастор деревни, говорил от имени Господа.

Благородный Махфуру тем временем заканчивал свое вступление:

–…изучали ситуацию в Удугу и получили рекомендации. Преподобный Джозеф объяснит.

–Это мистер ван дер Линден из компании под названием «Амер-кан», – начал Пол Джозеф.

Гивн снял шляпу и любезно кивнул.

–У его компании есть замечательные новости. Они нашли возможные источники драгоценных камней на землях Удугу. Они желают взять на себя все издержки разработок в обмен на долю в нынешних и дальнейших продажах.

Пол Джозеф позволил себе проявить энтузиазм:

–Выкапывание для вас колодца, проведение ирригации на ваши поля – больше не проблема!

Он триумфально хлопнул себя по колену.

Молчание.

Ватенде высказался устами своей матери:

–В прошлом году долгие дожди оказались недолгими. Сухой сезон не был сухим. Мы больше не можем предсказывать погоду, поэтому не знаем, когда сеять.

–У нас дома мы зовем это глобальным потеплением, – вмешалась Зения.

Ватенде проигнорировал ее:

–Колодец и ирригация многое бы значили для Удугу.

Зения, которой явно не нравилось, когда ее игнорируют, повернулась к Гивну:

–А что насчет риска загрязнения окружающей среды? Вы наверняка хотите осветить этот аспект. Тогда Стив Харрис сможет рассказать в Белом доме, насколько это экологически безопасный проект. А я позабочусь о том, чтобы на всех страницах светской хроники была упомянута фирма «Амер-кан», сохраняющая природу.

Мистер Нзури, фотограф, сделал снимок.

Гивн, чьи глаза и губы выдавали неприкрытое желание придушить женщину, посмотрел на Джозефа.

–Я уверен, что все будет в полном порядке, Зения, – сказал Пол.

Бабу откашлялся:

–Просветите нас насчет отсутствия риска загрязнения окружающей среды, мистер ван дер Линден.

–Ну, э-э… Мы броведеб иссле-дования. Да, броведеб.

–Проведем исследования, – перевела Зения. – Они собираются провести исследования, чтобы убедиться, что они не отравят вас и ваши грунтовые воды.

Гивн вскочил на ноги:

–А теперь богоди-ка бинутку, девочка!

Бабу встал и вытащил из складок одежды очередную бумагу. Подошел к благородному Махфуру и вручил ее.

–Что это еще? – спросил Гивн.

Махфуру вздохнул:

–Это СПНЗ, сертификат права на землепользование.

–Это чего такое?

Махфуру снова вздохнул.

–Он касается всего Удугу, – сказал Бабу. – Его передал моему отцу его отец, который некогда был вождем.

Махфуру посмотрел на Бабу:

–Как ты знаешь, в 1995 году Земельное правление передало все наши земли президенту от имени танзанийцев.

Бабу ответил:

–Это верно, а четыре года спустя Земельный Акт выразил волю президента, согласно которой признавалось существование прав на землю, на длительное проживание на ней и ее использование.

Гивн обратился к Махфуру:

–Я думал, вы гарантировали нам право на землю и СПНЗ это подтверждает?

Махфуру вздрогнул.

Пол Джозеф начал переводить взгляд с одного на другого.

–Это невозможно, – сказал Бабу. – Наше обычное право на землю – бессрочное и может быть передано по наследству. Мой отец передал это право деревне Удугу, поэтому мы можем жить на нашей земле, как всегда жили. Только мы можем дать вам разрешение на разработки.

Гивн повернулся к Махфуру:

–Я думал, вы сказали, что Удугу – часть ваших блановых земель… Или как оно таб называется.

Бабу, его внучка, Ватенде, его мать и соседский вождь разом встали и, нахмурившись, уставились на Махфуру. Что бы ни означали слова «плановые земли», они явно не понравились всем пятерым. Без единого слова все местные участники совещания покинули круг, оставив в нем только иностранцев и Махфуру из правительства.

–Посботри, что ты натворила, сука! – заорал Гивн.

Зения Данлоп – олицетворение взбешенной женственности – бросилась прочь, в джунгли.

Пол Джозеф извинился перед Стивом Харрисом, благородным Махфуру, мистером Нзури, все еще щелкающим фотоаппаратом, и Кевином ван дер Линденом из «Амер-кан», совершенно правильно назвавшим сукой женщину, по которой изнывал преподобный.

Глава 26

Зак и Ариэль приземлились на чартерном аэродроме в пяти километрах к югу от города Мбея. Строительство международного аэропорта Мбеи бесконечно откладывалось. В полете пассажир-британец поделился шуткой: «Сколько людей можно запихать в дала-дала?» – «Еще одного!»

Вскоре Зак и Ариэль выяснили из первых рук, что «дала-дала» – это танзанийская версия общественного микроавтобуса, который совершает до некоторой степени регулярные рейсы по до некоторой степени регулярному расписанию. И в настоящее время этот микроавтобус, трясясь и подпрыгивая, вез их по Мбее. Он был так забит людьми, что Данлоп не удивился бы, если бы у них лопнула покрышка только из-за перегрузки. Каким-то образом отыскав для Ариэль сидячее место, сам Зак стоял, стиснутый самыми дружелюбными людьми, каких он когда-либо встречал, и все эти люди интересовались тем, кто он такой, что за девушка с ним, почему они оказались в дала-дала в Мбее и куда направляются.

Зак сообщил им, что такси, которое он нанял, чтобы попасть в Удугу, сломалось в миле от Мбеи, а потом им подвернулся этот микроавтобус.

Услышав это, несколько пассажиров дала-дала снабдили его подробнейшими инструкциями, как попасть в Удугу от того места, где остановится автобус. Когда пассажиры убедились, что Зак запомнил все указания, они начали учить его и Ариэль суахильским приветствиям и фразам, смеясь над их неправильным произношением и терпеливо натаскивая их снова и снова до тех пор, пока Зак и Ариэль не научились идеально говорить «Хабари гани» и отвечать на это «Нзури». Это не считая самых важных фраз вроде «Наелева» – «Я понимаю», «Сиелеви» – «Я не понимаю», «Кила ла хери» – «Удачи» и «Квахери» – «До свидания».

Заку душевная щедрость пассажиров показалась такой обезоруживающей, что он недоумевал – как конец света может быть так близок, если на земле все еще столько тепла. Несмотря на бедность, постоянные кризисы и то, что автобусное расписание тут часто игнорировалось, люди Танзании были полны веселья и радости жизни. Когда в автобусе сломалось радио и перестал играть Боб Марли[109], они запели – одна женщина начала припев, на него ответили другие. Зак никогда еще не воспринимал музыку подобным образом. Она вибрировала не только в его ушах, но и во всем его существе, и спустя некоторое время ему пришлось бороться со слезами. Мужчина перед ним, очевидно, заметил это, потому что поднял руку и проговорил что-то на суахили, а Заку сказал: «Хватит песен», – и улыбнулся.

Некоторое время дала-дала трясся в счастливой тишине, время от времени проезжая мимо босых людей на обочине, которые несли на головах горшки, вязанки хвороста или свертки. Иногда они проезжали мимо мужчин или мальчиков на велосипедах; реже на велосипдах были женщины. Изредка мимо проносился мотоциклист, но никогда – личная машина. В конце концов одна из пассажирок спросила, не голодны ли Зак и Ариэль, и, не поверив отрицательному ответу, открыла пакет с тем, что она называла «забиби» – виноградом сорта «конкорд». Она поделилась виноградом с Заком, Ариэлью и всеми остальными в дала-дала.