Если он поддастся Хауэлл Ханна
Его пронзила дрожь.
– Ох, бедненькая! А я-то хотел действовать очень медленно, чтобы показать тебе, как, не торопясь, разжигают этот чудесный огонь, как получают от него удовольствие, как наслаждаются им.
– О, звучит замечательно, но для меня это что-то… слишком уж новое.
Брент начал расшнуровывать на ней платье.
– А вот это для меня тоже в новинку. – Он заметил, как она с подозрением прищурились. – Это не пустые слова, клянусь. Я человек опытный, Олимпия. Только с некоторым смущением вынужден признаться, что, как правило, бывал пьян в этот момент, поэтому мало помню из того, что тогда происходило. А с тобой… С тобой все по-другому. Я страдаю. Я горю желанием. Я помню каждое твое касание, каждый поцелуй и хочу еще и еще.
Она задумалась над словами Брента, освобождая его от жилета. Сейчас не хотелось вспоминать о том, что у него были и другие женщины. Для него они оставались чем-то вроде алкоголя. Он с готовностью отдавался плотским наслаждениям, и при этом его не интересовало, кто именно доставлял их ему. Но в одном она была уверена полностью: ему нравилось быть с ней. Ей показалось странным, что она испытывала такое удовольствие всего лишь от любовной прелюдии, которую предложил Брент. Но это было именно так! Она расстегнула на нем сорочку и поцеловала в грудь, наслаждаясь легкой дрожью, сотрясавшей его тело.
– Олимпия… – прошептал он и попытался освободить ее от платья. Руки у него оказались не слишком уверенными. – Знаешь, я начинаю думать, что ты права.
– О, как мило! – Она стянула с него жилет и отбросила в сторону. – Как мне нравится чувствовать собственную правоту! И прежде всего потому, что это говоришь ты. Мужчины в моей семье крайне неохотно признают сей факт. – Очередь дошла до его сорочки, которая полетела туда же, куда улетел жилет.
От прикосновения ее губ к его обнаженному телу кровь помчалась по жилам, и на миг у Брента помутилось в голове. Он сдвинул ее юбки в сторону и уставился на отделанную кружевами нижнюю рубашку и кружевные же панталончики. В приличном обществе такие посчитали бы чудовищно скандальными, что лишний раз подтверждало: у его Олимпии нрав озорной и независимый. Решив, что это ему очень нравится, Брент принялся снимать с нее остатки одежды и немного удивился тому, как ловко и быстро она стала делать то же самое с ним. Пауза в их совместном раздевании возникла всего один раз, когда очередь дошла до его сапог.
– Надо будет снимать их сразу, как только мы будем оставаться одни, – проворчал он, отбрасывая сапоги в сторону, а потом замер, потому что Олимпия уже сдирала то немногое, что еще оставалось на нем.
– Тогда мои родичи очень быстро догадаются, почему ты все время крутишься вокруг меня в одних чулках.
– Не сомневаюсь. Хоть мальчики малы, но умны не по годам.
– Поцелуй меня, – шепотом попросила она, обняв его за шею. И тут же прижалась к нему, наслаждаясь теплом его тела.
Брент тотчас исполнил просьбу, опустив любовницу на пушистый ковер. Ее теплая плоть была так нежна, что еще немного – и он потерял бы контроль над собой. Отчаянно захотелось зарыться в нее, но Брент, стиснув зубы, постарался совладать с собой. Олимпия умела сделать так, что он забывал обо всех ухищрениях любовного искусства; его охватывало необузданное желание, и он подозревал, что все это происходило только благодаря ей. Олимпия оказалась необычайно страстной женщиной.
Она тихо стонала от удовольствия, когда Брент целовал ее и ласкал ее груди. У Олимпии промелькнула мысль, что даже хорошо, что у нее не было никакого представления, насколько это восхитительно – оказаться в объятиях мужчины, иначе она стала бы чересчур жадной до таких ласк. Потом она решила, что все дело в Бренте, который порождал в ней такие ощущения, которые…
И тут Брент вдруг прижался губами к ее возбужденному соску, и из головы у нее тотчас же вылетели все мысли; она забыла обо всем, кроме желания, пронзавшего все тело, и острой боли, которая копилась между ног.
А Брент продолжал ее целовать, спускаясь все ниже и ниже, и она то и дело вздрагивала от его ласк – каждое прикосновение его губ обжигало как пламя. Когда же его длинные пальцы поласкали ее между ног, она открылась ему навстречу, и Брент, словно услышав ее мысли, сделал именно то, что ей требовалось, – уткнулся губами в то место, которое только что ласкал пальцами, и это… О, это оказалось так интимно! Олимпия была шокирована и заинтригована одновременно.
А потом, когда Брент… Ох, когда он проник в нее языком, она вообще потеряла способность думать. Ее затуманенный страстью разум воспринимал такую близость как что-то неловкое, но она забыла об этом, когда Брент продолжил ласкать ее. Олимпия потянула его на себя, чтобы обнять и чтобы их тела соединились, но Брент отказался подчиниться. Когда ее окатила волна наслаждения, она рухнула в изнеможении, выкрикивая его имя. И тогда он вошел в нее, а она, вцепившись в его плечи, крепко прижалась к нему.
Брент быстро оседлал волну наслаждения, и их тела задвигались в унисон. Олимпия почувствовала, как его охватила дрожь, и услышала, как он, достигнув пика, выкрикнул ее имя. У него же не было сил пошевелить ни рукой, ни ногой, но он все равно как-то умудрился соскользнуть с нее и перевернуться на бок, чтобы не давить на нее всем весом своего тела. Олимпия была как пламя в его руках. Он никогда не думал, что сумеет найти женщину, которая с такой радостью будет отдаваться любви и с такой готовностью отвечать поцелуем на поцелуй, на прикосновение – своим прикосновением. У продажных женщин была определенная выучка, и это накладывало некий отпечаток на то, как они дотрагивались до мужчины. Более-менее опытный человек мог это понять, даже если его обуревала страсть. Олимпия же владела этим искусством от природы и обладала аппетитом к плотским удовольствиям – таким же, как у него.
– Нам надо перебраться в постель, – сказала она, когда смогла заговорить. – На ковре, конечно, хорошо, но через какое-то время становится жестко.
– А мне удобно. – Брент усмехнулся, когда она шлепнула его по заду.
Но все же он поднялся, подхватил Олимпию на руки и, не обращая внимания на протесты, понес на кровать. Ее роскошные волосы теперь в беспорядке разметались по плечам и спине, и ему это нравилось. Положив любовницу на кровать, он тут же лег рядом и натянул на них обоих одеяло. А она тотчас свернулась в клубочек, когда его руки обхватили ее.
– Даже не представляла себе, что во время любви могут целовать… куда угодно, – тихо проговорила она, уткнувшись лицом ему в грудь.
– Когда занимаются любовью, можно делать что угодно, если никто не против.
– Как, например, заниматься любовью сразу с двумя женщинами, – пробурчала Олимпия и чуть не расхохоталась, увидев, как Брент смутился. Его смущения было достаточно, чтобы злость при воспоминании об этой сцене ушла.
– Большинство мужчин считают, что это самое лучшее, что может случиться с ними. Я считаю по-другому.
– Ты не вспоминаешь об этом?
– Ни о едином поцелуе. Потому что поцелуев как таковых и не было. Не могу сказать, что среди моих дам не было нескольких жен-изменниц или парочки вдов, но по большей части это были те, кому мужчины платят за услуги. И не более того. – Брент поморщился и добавил: – Мне не хотелось бы говорить с тобой на эту тему.
– Не забывай, где мы находимся, – с усмешкой сказала Олимпия. – В Уорлок-Уоррене, не так ли? То есть в доме, где полно незаконнорожденных детей из моей семьи. При всей своей необразованности по этой части я не могла не стать свидетельницей либо определенных действий, либо разговоров на тему страсти и ее удовлетворения.
– Твои родственники, вероятно, должны были бы более осторожно относиться к своим словам в присутствии женщин.
– Зачем? Разве женщины выходят замуж не для того, чтобы ложиться каждую ночь в постель со своими мужьями?
– Ты думаешь, если невинная девушка знает обо всех этих вещах, это хорошо?
– Мне кажется, что оставаться в полном неведении еще хуже. Будь честен со мной, Брент. Ты очень недоволен, что я не девственница?
– Вообще-то… – Он немного подумал. – Нет, ничуть! Я никогда не укладывал в постель девственницу, но много слышал об этом. Не помню, чтобы сам процесс кому-то доставлял удовольствие. У меня даже был друг, у которого жена, увидев его голым в первую брачную ночь, упала в обморок. Оказывается, она подумала, что вышла замуж за урода. – Брент усмехнулся, когда Олимпия захихикала. – Да, мы все тоже смеялись, но представь: это ведь совсем не смешно, когда ты, молодожен, стоишь перед своей новобрачной и женщина, которую любишь всем сердцем – во всяком случае, так он говорил, – падает к твоим ногам как узел с бельем. Так что, вероятно, какие-то знания необходимы, но не все могут их дать. Заботливые родители – да. Пусть они расскажут своей невинной дочке, что ее ждет во взрослой жизни, а она потом сама убедится, правда это или нет.
– Глупости! – Олимпия провела кончиком пальца по его животу. – Значит, целовать куда угодно – это приемлемо? Скакать на тебе – тоже приемлемо?
– Да. Если обоим это доставляет удовольствие, то приемлемо.
Он задержал дыхание, когда Олимпия неожиданно скользнула с головой под одеяло. И напрягся, потому что почувствовал, как ее теплые губы и язык коснулись его живота. Хотя он надеялся, что она намерена сделать то, чего он страстно желал, Брент пообещал себе, что заставлять ее не станет. А потом, ощутив ее губы на своей возбужденной плоти, он закрыл глаза, погружаясь в море блаженства.
– Олимпия!
Она откинула руку, теребившую ее за плечо.
– Отстань.
– Проснись! Что-то случилось в Миртлдаунсе!
Олимпия моментально проснулась и села в постели. В голове стоял туман, который стал рассеиваться по мере того, как страх заползал в сердце. Протерев глаза, она посмотрела на полуодетого Брента, стоявшего возле кровати.
– Что там случилось?
– Кто-то попытался выкрасть твоего сына. – Брент схватил ее за руки, чтобы поддержать. Олимпия смертельно побледнела, и он испугался, что она упадет в обморок.
– Кто привез это известие?
– Один из твоих конюхов. Хью Пью. По-моему, так он назвался.
Олимпия вскочила с постели и принялась одеваться.
– Да, его действительно так зовут. Мне надо поговорить с ним, а потом срочно ехать в Миртлдаунс.
– Я тебя отвезу. Я смогу быстро подогнать карету. – Натянув сорочку, граф поспешил к двери.
«А ведь мы с ним приложили столько усилий, чтобы сохранить в тайне свои любовные отношения…» – подумала Олимпия, пожав плечами. Впрочем, проблемы эти сейчас были наименьшими из ее забот.
Сунув ноги в туфли, Олимпия выбежала из комнаты. Хью стоял внизу, у лестницы. Вид у него был усталый, а лицо – залито потом. Сбежав по ступенькам, Олимпия схватила его за руку.
– Как Илай?!
– С ним все в порядке, миледи. В полном порядке. Судья задержал одного из тех, кто попытался умыкнуть ребенка. Вероятно, он сможет что-нибудь рассказать вам.
– Как они сумели добраться до него?
– Пришли под видом разносчиков угля. Старая Молли даже не обратила на них внимания, она как раз пекла хлеб для бедняков нашего прихода. Была ее очередь. Ну, вы понимаете… Поэтому они проникли в дом. Ударили по голове бедняжку Молли и пошли по комнатам. Малыш дремал в библиотеке. Сказал, что книга, которую пытался читать, нагнала на него сон. – Хью усмехнулся. – Проснулся и обнаружил двух парней, пытавшихся связать его по рукам и ногам. Ему удалось вырваться – и вот тут-то веселье и началось!
– О боже, он воспользовался своим даром, – прошептала Олимпия. – Ведь эта новость распространится моментально…
– Кто поверит идиотам, которые даже не смогли украсть худого как щепка мальчонку, а? Люди просто решат, что эти убогие все выдумали – лишь бы скрыть, что не смогли справиться с ребенком.
– Карета готова, Олимпия. – К ним подошел Брент с небольшим саквояжем. – Тут кое-что из моих вещей.
– Да, разумеется. Мне тоже нужно собраться.
Олимпия побежала назад в спальню. Там посмотрела на остатки их любовного ужина на двоих и вздохнула. Перед рассветом она представляла, как проснется в объятиях Брента и как они снова займутся любовью, а потом он уйдет к себе. Но теперь всем станет известно, что граф делит с ней постель.
«Что ж, пока все в доме спят, надо собрать кое-какую одежду и отправиться в путь, чтобы никто не остановил меня», – решила баронесса. И принялась заталкивать вещи в сумку.
Спустившись в холл, Олимпия увидела там Пола, стоявшего рядом с Хью.
– Теперь отдохни, Хью. Вернешься в Миртлдаунс после того, когда выспишься как следует и поешь. Со мной и Брентом ничего не случится.
– Будет сделано, миледи. Главное – не беспокойтесь, с мальчиком все в порядке.
«Ох, хорошо бы», – подумала Олимпия, поднимаясь в карету с помощью Брента. Ей было о чем беспокоиться. Кто, к примеру, попытался выкрасть ее сына? Все годы, что они прожили в Миртлдаунсе – отчем доме барона, – никто не потревожил их, даже родня Мейнарда, которая сначала сильно возмущалась потерей титула и земель. Вряд ли они приняли участие в похищении. К тому же они никогда не имели дел с политикой. Так что оставался один-единственный вариант.
Леди Маллам – вот кто организовал похищение ее сына. Либо графиня собиралась поступить с Илаем так же, как и со многими другими похищенными, либо хотела использовать его для того, чтобы она, Олимпия, беспрекословно выполнила все, что от нее потребуют. Если бы это не было так страшно, Олимпия лишь посмеялась бы. Ведь эта женщина понятия не имела, кого вознамерилась умыкнуть, и обрушила бы на себя все кары преисподней, если бы сделала это.
Тяжело вздохнув, Олимпия изложила Бренту все, что рассказал Хью. Выслушав, граф нахмурился, и лицо его словно окаменело. Видно, он пришел к тому же выводу, что и она. Олимпия передвинулась и села рядом с ним. После минутной напряженной тишины он обнял ее за плечи и привлек к себе. Возможно, до него дошла вся правда о том, что собой представляла его мать, но даже если и так – ему все равно было тяжело услышать об очередном греховном поступке, который она совершила.
«Вернее – попыталась совершить», – подумала Олимпия и неожиданно улыбнулась. Летиция по незнанию сунулась в настоящее осиное гнездо. Теперь все Уорлоки придут в движение, и то, о чем эта дама до сего дня не подозревала, они откроют ей.
– Мне очень жаль, – поцеловав ее в макушку, сказал Брент.
– Тебе не за что извиняться. Поверь мне, в нашей семье полно дурных матерей… впрочем, отцов – тоже. Как и разных других сомнительных личностей. А если Уорлок плохой человек, то это конец света. Наши матери бросают своих мужей и детей. Мужья же уходят от жен, но не так часто. Впрочем, такие, как Стоун, попадаются редко.
– Пожалуй. Генри в этом смысле счастливый ребенок. Стоун не только любит своего сына, но и не стесняется показать это. Он хороший человек, основательный, не стыдится работы и малопьющий. Полагаю, он был предан своей сумасшедшей жене.
– Да, разумеется. Между прочим, большинство мужчин в моей семье, когда женятся, настаивают на соблюдении брачных клятв. Я думаю, именно в этом причина того, что жены часто бросают их. Поэтому, кстати, многие мужчины в нашей семье долго тянут с женитьбой.
– Кто осудит их за это?
– Мы даже ввели несколько специальных правил для тех, кто вступает в семейную жизнь. Тот, кто хочет соединиться узами брака с человеком, у которого отсутствует дар, должен заявить об этом задолго до свадьбы. Проблема, однако, в том, что иногда даже намерение жениться может быть извлечено из сознания человека. Не полностью, конечно. Правда, я не очень хорошо это все понимаю… либо потому, что моих познаний не хватает, либо потому, что обладающие даром не могут четко объяснить такую ситуацию. Но мы все пришли к единому мнению: пусть сердца разбиваются еще до свадьбы и появления детей.
– Тогда это скорее тяжкая ноша, чем дар.
– Да, верно. Хотя проявление странностей в ком-либо или в чем-либо воспринимается проще с каждым последующим поколением – ведь мы все дальше удаляемся от времен охоты на ведьм и страха перед Сатаной. Хотя я, например, с легкостью могу убедить твою мать, что она приходится дьяволу дочерью.
– Я начинаю думать, что у нее душевная болезнь. Возможно – умственная.
– Но совсем не обычная. Она ни разу не дала людям повода подумать, что как-то странно себя ведет. Мне все еще кажется, что ей от рождения чего-то не хватает.
– Совести, например. Ты уверена, что мальчик не пострадал при нападении?
– Хью не промолчал бы об этом. Меня беспокоит другое: как именно Илаю удалось освободиться, уже будучи схваченным? Ясно, что он воспользовался своим даром и сейчас в библиотеке, наверное, царит разгром. Слугам даже удалось захватить одного из нападавших, так что мы получим ответы на кое-какие вопросы и у нас появится свидетель против графини.
– Да, было бы хорошо. Но я бы посоветовал особо на это не надеяться, – пробормотал Брент.
Положив голову ему на плечо, Олимпия попыталась отогнать страх, волнами накатывавший на нее. Следовало придумать что-то такое, что обеспечило бы Илаю безопасность, пока Летиция Маллам будет представлять угрозу. Потому что она, Олимпия, не сможет действовать, если страх за ребенка будет постоянно отвлекать ее.
Мать Брента родила шестерых, но так и не приобрела материнского инстинкта. Эта женщина обращалась с детьми (даже со своими собственными) так, словно они были товаром. Происходившая из семьи с долгой историей, в течение которой случалось, что родители бросали друг друга и запугивали своих чад, сама Олимпия безоглядно любила детей и не понимала таких женщин. Она не могла понять леди Маллам. По ее мнению, эту женщину просто нельзя считать матерью.
– Она боится тебя, – сказал Брент, когда Олимпия откинула голову на спинку сиденья и закрыла глаза. – В этом все дело.
– Ты думаешь, она верит во все то, что говорят про Уорлоков и их кузенов Вонов? – не на шутку испугалась Олимпия, решив, что леди Маллам захотела выкрасть ее сына из-за дара, которым тот обладал.
– Не хотелось бы так думать. У нее вообще отсутствует воображение. Да и с какой стати она поверит в то, к чему люди, даже обладающие воображением, относятся с недоверием и страхом?
– Да, пожалуй… Что ж, это успокаивает. Если когда-нибудь она обнаружит, что все, что рассказывают про нас, – правда, – Олимпия вздрогнула, страх ледяной иглой пронзил ее сердце, – тогда все дети из нашей семьи будут в опасности. Твоя мамаша знает, как подобраться к человеку или нанять тех, кто умеет это делать.
– Но тот, кого поймали в твоей библиотеке, не выказал особой сноровки.
Олимпия усмехнулась:
– Что верно, то верно.
– Я думаю, нам нужно поспать. Дорога до твоего дома много времени не займет, но все равно нам надо немного отдохнуть, чтобы с ясной головой начать разбираться с проблемами в Миртлдаунсе.
– Согласна, – сказала Олимпия и снова закрыла глаза, хотя и сомневалась, что сумеет заснуть. Теперь, после сообщения о том, что сына пытались похитить, она понимала: впереди ее ждало много бессонных ночей. Илаю никогда и ничто раньше не угрожало, и она еще не сталкивалась с такой ситуацией, поэтому ей было трудно сообразить, что следовало сделать, чтобы подобное не повторилось.
Илай рос весьма независимым ребенком, и Олимпия, поразмышляв, пришла к выводу, что это ее радовало. Но так как дар спас его, она решила, что не станет ругать сына за то, что тот воспользовался им в присутствии посторонних. И еще Олимпия решила, что тетка слишком уж баловала мальчика.
Ох, ей так хотелось обнять его сейчас! Хотелось прижать к себе, услышать, как бьется его сердце, увидеть, как он дышит! Мысль, что кто-то мог забрать у нее ребенка, причинить ему боль, пугала ее до ужаса. Сын был главным ее сокровищем. Она почему-то считала, что у нее больше не будет детей. И сейчас, сидя рядом с любимым мужчиной, тихо посапывавшим во сне, Олимпия еще больше уверилась в том, что ее будущее – это будущее бесплодной пустоши.
Еще какое-то время Олимпия думала о сыне, а потом до нее вдруг дошло: ведь она только что мысленно призналась себе в том, что любит Брента!
– О дьявол! – вырвалось у нее.
Глава 14
Граф разглядывал дом, перед которым остановилась карета. Сложенный из серого камня, он был массивным, но элегантным. Брент немного удивился, не увидев рва, хотя по углам квадратного здания возвышались башни. Суровый вид фасада скрашивали высаженные вокруг деревья и цветники. Так что можно было сказать: дом казался вполне приветливым, несмотря на строгость, которая сразу бросалась в глаза.
Олимпия выскочила из кареты, а граф, подхватив ее сумку и предупредив кучера, чтобы тот подождал, пока ему не скажут, где поесть и устроиться на ночлег, последовал за ней.
По внутренней отделке дома стало понятно: когда-то у одного из баронов имелась в распоряжении куча денег, – а может, он по легкомыслию вовлек всю семью в колоссальные долги. Полы устилал черный с прожилками мрамор, отполированный до блеска, и на нем отчетливо виднелись следы туфель Олимпии. Стены же были обшиты деревом. Темным деревом. Брент не был специалистом, поэтому не мог определить, что это за порода. Но цвет у панелей был теплым и глубоким, а вид – дорогим. В поле зрения Брента попало несколько дверей из тяжелого резного дуба. Кем бы ни был тот, кто построил этот дом, он явно угробил на него целое состояние.
Из глубины холла к ним торопливо вышел высокий стройный мужчина.
– Миледи, мы не ждали вас так скоро. Должно быть, Хью до Лондона летел по воздуху.
– Должно быть, так, Джонс Второй. Он определенно выглядел очень уставшим. Я приказала ему отдохнуть, прежде чем возвращаться сюда. То, что Хью согласился, говорило о том, что устал не только он. Его лошадям тоже требовался отдых. Хью нянчится со своими лошадями как с детьми, – сказала Олимпия Бренту, потом снова повернулась к дворецкому: – А это граф Филдгейт, лорд Брент Маллам.
– Милорд, я распоряжусь, чтобы вам приготовили комнату.
– Благодарю вас, Джонс Второй. – Брент передал ему сумки и сказал: – Нашего кучера нужно покормить, и ему требуется место для отдыха.
– Я прослежу за этим. Миледи, молодой хозяин сейчас находится в библиотеке, где вместе с вашей теткой и кузиной пытается навести порядок.
– Спасибо, Джонс Второй.
Олимпия зашагала через холл, и Брент тотчас последовал за ней. Вскоре она остановилась перед двустворчатой дверью, покрытой изысканной резьбой со сценами, изображавшими плещущихся в воде нимф. Чуть помедлив, распахнула ее, и они с Брентом вошли в комнату, где царил хаос. Большинство шкафов пустовали. В дальнем углу в кучу сбилось несколько кресел, некоторым из них явно требовалась починка. Часть книг уже сложили перед шкафами в стопки, но большинство в беспорядке валялись на полу. Олимпия же, медленно поворачиваясь, внимательно оглядывала каждый дюйм комнаты.
– Хорошо хоть, что в этот раз ты не перебил лампы, Илай. – Она улыбнулась высокому худому мальчугану, поднявшемуся с пола, где он складывал книги в стопку.
– Мамочка! – Он бросился к ней. – Как хорошо, что ты приехала! У нас тут такое случилось!
– Могу представить. – Олимпия на секунду прижала к себе сына, внезапно осознав, что еще немного – и мальчик станет выше ее. – Я приехала не одна. – Она развернула сына к Бренту и представила их друг другу. – А это моя тетушка Антигона Уорлок. – Кивком Олимпия указала на пожилую женщину. – И еще – моя кузина миссис Тесса Вон.
Брент церемонно поклонился дамам, с любопытством разглядывавшим его своими темно-карими глазами.
– Весьма рад знакомству, – сказал он.
– Ты уверена, что это Филдгейт? – вдруг спросила Тесса и вытерла грязные руки о необъятный фартук, надетый поверх зеленого платья.
– О, Тесса!.. Конечно, это он! – воскликнула Олимпия. – Ты думаешь, я могу ошибиться?
– Нет-нет. Просто он не похож на пьяницу и распутника, о котором все твердят.
– Поверь, Филдгейт вовсе не пьяница. А что касается распутства… – Брент толкнул ее локтем, и она заявила: – Граф не больший распутник, чем все прочие из его круга.
– Благодарю вас, – пробормотал Брент. – Вы очень любезны, баронесса.
Олимпия с улыбкой взглянула на Тессу, потом посмотрела на тетку.
– У тебя есть какие-нибудь идеи насчет того, кому понадобилось похищать Илая?
– Никаких. Мне кажется, что корень проблем – в Лондоне. Похититель говорит как столичный житель. И даже пытался запугать нас.
– Ладно, дайте нам что-нибудь поесть и попить, а потом Илай сам расскажет, что с ним случилось. Хотелось бы и тебя послушать, тетя Тиг.
– Я тоже могу рассказать тебе кое-что, – предложила Тесса.
– А ты была здесь, когда это произошло?
– Нет, но могу рассказать тебе несколько интересных историй, если захочешь. – Тесса подмигнула Олимпии, и все женщины рассмеялись.
Брент чувствовал себя здесь лишним, но это его почти не смущало. Было ясно, что сейчас и упряжкой буйволов вряд ли удалось бы оторвать Олимпию от сына. Мальчик был симпатичный, с блестящими волнистыми волосами и с глазами как у матери. Черты лица у него уже начали терять детскую мягкость, и не было сомнений в том, что в будущем он станет таким же красавцем, как многие из его родственников. И по тому, какими глазами мальчик смотрел на Олимпию и как улыбался, с первого взгляда было понятно, что он безумно любит свою мать.
Они перешли в комнату, в обстановке которой женская рука ощущалась отчетливее, чем в библиотеке. Здесь висели светло-голубые драпировки в тон ковру на полу, а стены были выкрашены в нежно-розовый цвет. Олимпия показала ему на стул за столом рядом с собой, усадив по другую руку Илая. Во главе стола села тетка, а на противоположном конце – Тесса. Через несколько минут в комнате появился дворецкий в сопровождении трех слуг, которые выставили на стол огромное количество закусок, а также кофе и чай.
Взглянув на сына, Олимпия сказала:
– Итак, Илай, расскажи, что ты помнишь. – Она положила себе на тарелку пару яиц.
– Я заснул в библиотеке, – начал мальчик. – Не хотел, но так получилось. Книга, которую выбрал, оказалась кошмарно скучной. Ну да ладно. Я проснулся от звука шагов и от ощущения, что происходит что-то не то. Сел на кушетке, и мне показалось, что за мной кто-то наблюдает. Когда же протер глаза, то увидел, что ко мне тянется, чтобы схватить, какой-то огромный лохматый человек. Я скатился с кушетки и бросился к двери, но меня схватил другой. Этот попытался засунуть мне кляп в рот, чтобы я не шумел. Но я кричал и отбивался, а потом подумал: «С какой стати мне оставаться таким покорным?»
Увидев, как сын посмотрел на нее, увидев этот озорной и беспокойный огонек в его глазах, таких же, как у нее, Олимпия не смогла сдержать улыбку, хотя и понимала, что должна оставаться серьезной.
– И что тогда сделал мой милый сын?
– Стал выкидывать книги из шкафов, – ответил мальчик. – И изо всех сил целиться им в головы. С одним это отлично получилось. Второй от ужаса застыл на месте и принялся молиться, а потом убежал. И тут пришли наши…
– Ты все сделал правильно, Илай. Да-да, в самом деле! Ты боролся, звал на помощь, а потом воспользовался тем, что было под рукой. – Олимпия ласково улыбнулась сыну. – А еще ты послал за мной и начал разбирать весь этот хаос, верно?
– Да, но не один. – Мальчик улыбнулся Тессе и Антигоне, и Олимпии до боли захотелось обнять его и прижать к сердцу, как она всегда делала, когда он был маленьким. Тут она нахмурилась, услышав шум за дверью. – Что там у вас? – Поднявшись, баронесса шагнула к двери, но в этот момент в комнату вошел дворецкий, державший руки за спиной. – В чем дело, Джонс Второй?
– Мы начали разбирать ваш багаж, миледи, и багаж милорда. Как мне кажется, вы привезли с собой… хищника.
– Хищника?..
Джонс Второй вытащил руку из-за спины, держа пальцами рыжего котенка, весьма грозного на вид.
– Вот именно, миледи.
– Ах, Приманка! – Олимпия подскочила к дворецкому и выхватила у него котенка. – Когда он очутился у меня в сумке? Его совершенно точно не было в моей спальне прошедшей ночью. – Она вспомнила, почему его там не было, и постаралась не покраснеть.
– Если миледи удастся установить, как сия тварь оказалась в ее сумке, тогда это, вероятно, сможет объяснить появление и другой твари. – Дворецкий вскинул руку и щелкнул пальцами. Вперед вышел долговязый ухмыляющийся слуга. – Вот это находилось в багаже милорда. – Дворецкий взглянул на Брента. – Я уже приказал отчистить вашу одежду от шерсти, милорд.
– Вот, миледи. – Слуга протянул баронессе Обжору.
– Опусти ее на пол, – сказала Олимпия, скрывая улыбку. – После завтрака я устрою их у себя в спальне. – Она вздохнула, когда котенок, вырвавшись на свободу, вскочил ей на плечо, а потом – на голову, где и уселся. – Вот вам знак моего высокого положения. – Баронесса с улыбкой вернулась к столу, где Брент давился от смеха. – Эй, кто-нибудь! Снимите это глупое создание с моей головы, пожалуйста. – Когда ее сын снял котенка, Олимпия уселась на свое место. Слуги тотчас же вышли, закрыв за собой дверь.
– Опять кошки… – пробурчала Антигона. И украдкой сунула кошке кусочек ветчины.
– Наверное, они сбежали из комнаты Энид, когда мы второпях собирали вещи. – Нахмурившись, Олимпия взглянула на Брента. – Однако это не объясняет, как Обжора оказалась в твоем саквояже.
– Я оставил его открытым на полу в холле, пока ждал тебя, – ответил граф. – Но в карете я ее тоже не заметил. Удивляюсь… Ведь она все-таки крупная кошка.
– Эти зверюги – большие специалисты по части маскировки, милорд, – вмешалась Антигона. – Но, Олимпия, дорогая, почему у них такие странные клички?
Баронесса сначала рассказала про кошку-мать, а потом, собравшись с духом, поведала и про котенка, ставшего Приманкой. Она обняла Илая за плечи, когда тот прижался к ней. Ее охватила дрожь – все-таки воспоминания о пережитом были еще свежи.
– Пока мы ехали сюда, мне пришло в голову, что это происшествие с Илаем, возможно, связано с тем, что случилось со мной. Не так много времени требуется, чтобы узнать, что у меня есть сын, и узнать, в каком месте он может находиться. Мне только непонятно, каким образом им стало известно, что я никогда не пройду мимо кошки, которую там подвесили.
– Это тоже не трудно, дорогая. Надо было просто поговорить с любым либо здесь, либо в деревне. Ни от кого не скроешь, что и в Уоррене полным-полно таких созданий. То есть кошек и других животных, которых люди давно прибили бы или выкинули за порог.
– Вот этого я и боюсь. В ту секунду, когда леди Маллам решила, что я являюсь союзницей Брента, она стала собирать любые сведения обо мне. Узнав о моей слабости, она натравила на меня тех людей, а потом, как мне кажется, ей стало известно о тебе, Илай. – Олимпия ласково провела рукой по волосам сына. – Если бы она сначала нашла тебя, мы столкнулись бы с этой атакой намного раньше. Я, правда, не вполне понимаю, чего она собиралась добиться, заполучив тебя.
– Хотела воспользоваться им, чтобы подчинить тебя, – заявил Брент. – Ведь это самый лучший способ шантажировать тебя. Поэтому она и ухватилась за эту возможность.
– Тогда первое, что нам нужно сделать, – это собрать мужчин для охраны дома, – сказала Олимпия. – Чтобы у нас больше не было проблем. Сюда очень легко проникнуть, как мы теперь знаем. Итак, заводим в доме охрану. А потом возвращаемся в Лондон. Эту даму нужно остановить!
Не обращая внимания на присутствующих, Брент похлопал Олимпию по руке. Рука ее была сжата в кулак, причем так сильно, что костяшки пальцев побелели. В глазах же застыл страх. «Вот это настоящая мать, – подумал Брент. – Женщина, которая тревожится за ребенка, которого родила. Она будет биться за него и сделает все возможное, чтобы ему было хорошо. Увы, моя мать никогда такой не была».
Брент подавил чувство жалости к себе и проговорил:
– В деревне есть храбрые мужчины, которым можно доверять? Это ведь не навсегда. Лишь до тех пор, пока мы не усмирим ее. Может, нам удастся найти таких, кто за дополнительную плату согласится охранять твоего сына, Олимпия.
– Наверняка найдутся, – заметила Антигона. – Мы с Джонсом Вторым сегодня же займемся этим. Кстати, а что, если мы все вместе сходим в деревню? У судьи там очаровательный дом. А человек, которого мы поймали, заперт в его винном погребе.
– Отличная идея, тетушка! Сейчас мы закончим завтрак, я запру кошек в своей спальне, а потом можем отправиться в деревню. – Олимпия вздохнула, когда котенок, цепляясь за ее юбки, вскарабкался вверх и устроился у нее коленях. – Мне кажется, этот еще доставит кучу хлопот. – Она улыбнулась, потому что Илай начал ласково поглаживать котенка, а тот замурлыкал, причем замурлыкал очень громко, что никак не вязалось с его маленьким тельцем. – Да, с этим у меня точно появится масса забот…
Ей хотелось взять Брента за руку, когда они вслед за Питером Дженкинсом спускались в его винный погреб, но Олимпия понимала, что не сделает этого. Дженкинс был местным сквайром, человеком, жившим вдали от общества, но вхожим в него. Он мог бы не удержаться и рассказать своей жене о том, что баронесса с графом ходят, держась за руки. Его жена скажет об этом своей сестре, которая поделится новостью с ближайшими подругами, а те поведают об этом своим ближайшим подругам, и так далее, и так далее, пока все общество не заинтересуется тем, что происходило между «странной девушкой из Уорлоков» и этим никудышным и беспутным сыном леди Летиции Маллам. Поэтому она выпрямилась, расправила плечи и понадеялась, что на ее лице написано спокойствие и вежливость – выражение, которое она изо всех сил старалась сохранить.
– Вот он, миледи, – объявил Питер. – Мне по-настоящему жаль, что не удалось поймать второго, но ваш мальчик может гордиться собой.
Пленник пристально разглядывал баронессу. Он был среднего роста, с редеющими каштановыми волосами и светло-карими глазами. Глаза же были полны страха, потому что он узнал в чертах лица Олимпии черты Илая.
– Почему вы хотели похитить моего сына? – спросила она.
– Леди сказала Джейку, что ей нужен мальчишка, чтобы управлять его матерью. – Мужчина осмотрелся. – Вы нашли Джейка?
– Нет, – ответил Питер. – Он бросил тебя, чтобы ты оказался на виселице вместо него.
– Лучше болтаться на виселице, чем возвратиться к проклятой суке и сказать, что мы не справились. – Пленник снова посмотрел на Олимпию. – У вас очень храбрый мальчик, но мне кажется, он тоже довольно странный. Вам бы следовало держать его подальше от той суки.
– Ты знаешь ее имя? – спросил Брент.
– А вы думаете, что сможете приструнить ее? Думаете, что заставите ее остановиться? Даже не рассчитывайте. Это бессердечный дьявол, а не женщина, и она не выпустит власть из своих рук. Из-за той леди, у которой ваши, сэр, глаза, вам лучше оставаться здесь. Она ненавидит мужчин, это точно. И вас – в первую очередь.
– Помолчи! Слишком много говоришь! – одернул пленника Питер. – Тебя спросили, как ее зовут.
– Мы и так знаем, Питер, мы знаем все… – Отбросив благоразумие, Олимпия взяла Брента за руку. Она понимала, как ему сейчас тяжело. Эту сердечную рану он будет долго залечивать, если это вообще удастся.
– Тогда все в порядке. Суд состоится завтра, и, думаю, его уже скоро повесят на площади.
– Нет, он должен остаться в живых, Питер. Он может мне потребоваться, когда я схвачу ту женщину. Ведь это она все устроила, поэтому я заставлю ее дорого заплатить за гнусное преступление. Ваш пленник знает, кто она такая, и он сможет оказать нам большую помощь в этом деле.
– Но, миледи… – пробормотал Дженкинс, когда Олимпия уже повернулась, чтобы уйти.
– Хочешь сказать, что не будешь мне помогать? – спросила она.
– О, я полностью к вашим услугам, миледи. Но должен поставить новых стражников.
– Этот тебя не устраивает?
– Устраивает. Мне кажется, он надежный человек. Но дело в том, что ее светлость не любит оставлять в живых тех, кто много знает. Видите ли, графиня предпочитает молчание. Кстати, уверен, что Джейк не вернется к ней, чтобы рассказать о неудаче. Он сбежал, чтобы остаться в живых.
Всю обратную дорогу Олимпия молчала. А в доме сразу прошла в библиотеку, где Илай приводил в порядок книги, которыми воспользовался как оружием, чтобы защитить себя. Усевшись на пол среди книжных стопок, она задумалась о том, какие из них первыми поставить в шкаф. Потом в комнате появился Брент и сел рядом с ней. Вид у него был задумчивый, но не более того. Олимпия решила, что он, возможно, уже привык к тому, что мать постоянно преподносила ему сюрпризы.
– Ты все их выкинул из шкафов? – спросил Брент.
– Да. – Илай посмотрел на мать, и та коротким кивком разрешила ему говорить. – Это все, что я смог придумать. У меня ведь не было оружия…
Оглядев почти полностью опустошенные шкафы и развалы книг на полу, граф с усмешкой покачал головой:
– Да, действительно…
Втроем они довольно быстро расставили книги по местам, и тут прозвонили к обеду. Олимпия заторопилась в спальню, чтобы смыть пыль и грязь. Ополаскивая руки и лицо, она запретила себе искать что-либо обнадеживающее в том, как по-доброму Брент и Илай общались друг с другом. «Наверное, все получилось именно так, потому что Брент обладает умением правильно разговаривать с подростками, а Илай испытывает потребность в мужской компании», – сказала себе Олимпия.
Когда она спустилась в столовую, все уже ждали ее. Баронесса села рядом с Брентом, напротив тетки, Тессы и Илая.
Обед удался на славу. Олимпия с интересом слушала последние новости о родственниках, но при этом не могла не думать о человеке, который сидел в погребе судьи.
– Как ты думаешь, он действительно имел в виду, что твоя мать убьет их из-за неудачи? Может, он боится, что кто-то проберется в подвал и убьет его? – Олимпии очень хотелось, чтобы Брент ответил отрицательно.
– Да, похоже, что так. О, сама она, конечно, не станет пачкать руки, но мать знает тех, кто может сделать такую работу.
– Нам нужно всерьез поговорить с Питером, чтобы до него дошло: ему грозит реальная опасность.
– Его пленник расскажет ему об этом.
– Надеюсь. Потому что Питер очень хороший человек.
– Если мать решит прислать кого-нибудь, чтобы заставить замолчать бедолагу, она сделает так, что Питер не узнает ни о чем до того момента, пока не спустится в погреб и не обнаружит труп вместо живого человека, которого запер там. – Брент положил себе на тарелку ростбиф и вдруг сообразил, что ему нравится обычай Уорлоков – тут слуги не стояли в молчании за спинами тех, кто в это время ел. Слуги приходили, расставляли блюда на столе и выходили вон, предоставляя обедающим самим обслужить себя. Это позволяло чувствовать себя свободно за столом.
– Ты полагаешь, она настолько хороша в этом смысле? – Олимпия просто не могла представить, что леди Летиция Маллам кого-нибудь убивает.
– Я думаю, что она знает, кого нанять, чтобы ее люди хорошо выполнили такую работу. Если бы не дар, Илая бы непременно выкрали.
– Это правда, – подтвердил мальчик. И тут же занялся нежнейшим ростбифом.
Олимпия содрогнулась. Если бы знать заранее, как далеко могла зайти леди Маллам и насколько графиня безжалостна, то она, Олимпия, сто раз подумала бы, прежде чем кинуться на помощь юной Агате. Но уже через минуту баронесса решила, что обманывает себя. Чем бы ей это ни грозило, она не смогла бы стоять в сторонке, наблюдая, как невинную девушку насильно выдают замуж за такого развратника, как лорд Хорас Минден.
– Дело становится все более запутанным и сложным, – пробормотала она и откинулась на спинку стула.
Тут в столовой появился Джонс Второй в сопровождении двух молоденьких служанок; те убрали со стола, а затем выставили разные десерты.
– Все свои дела мать ведет эффективно и основательно. Это относится и к ее криминальной деятельности. Причем я совершенно точно знаю одно: она никогда не замарает своих рук. Вместо нее грязную работу сделают другие. Но что она предпримет, когда мы лишим ее всех тщательно подобранных соучастников, трудно даже представить.
– Она очень разгневается, – предположила Антигона, накладывавшая себе в вазочку печеных яблок и щедро поливавшая их сливками.
Брент посмотрел на тетку баронессы. Эта женщина была уже в годах, ее густые черные волосы тронула седина, лицо хранило остатки красоты, но при этом зеленые глаза молодо блестели.
– Я полагаю, что нам нужно лишить ее источников доходов, – сказала Олимпия.