Средневековая история. Цена счастья Гончарова Галина
Да, Миранда…
– Мири я сам скажу, ты не возражаешь?
Лиля покачала головой.
– Как хочешь. Но я думаю, что она не будет против.
Оставшись без отца, Миранда принялась инстинктивно искать адекватную замену. Джейми молод, Тахир слишком стар, Ричард – принц и не может уделять малышке достаточно времени, Эрик часто выходит в море… одним словом, выбор пал на Ганца. Он не возражал. Сколько вечеров они с Мирандой провели за обсуждением приключений барона Холмса…
Ганц врос в этот дом и эту семью, и если уж ему дали возможность остаться…
Про их давний разговор Лиля не знала, а мужчина и девочка молчали, оберегая свой маленький секрет.
– Я подпишу любые документы и буду беречь тебя и всех наших детей. Обещаю.
Лиля послала Ганцу улыбку.
Она сомневалась, что было, то было, но волков бояться – сразу утопиться.
Ганц медленно, словно боясь спугнуть, подошел к Лилиан, протянул руку.
– Ты позволишь?
Лиля взглянула на раскрытую ладонь. Кончики пальцев мужчины чуть подрагивали. Страх? Возбуждение?
Лиля помедлила и вложила свои пальцы в узкую ладонь мужчины. Ганц потянул ее к себе, заставляя приподняться с кресла, чуть приобнял за плечи и коснулся губами губ. Легко-легко, совсем невесомо, но вполне уверенно.
«Ты мне доверяешь?»
«Я попробую тебе довериться».
«Ты не пожалеешь».
А потом отстранился и вышел.
Лиля опустилась в кресло. Совершает ли она ошибку? Альдонай знает. Жаль, что сообщить не удосужится. Ладно. Время покажет…
– Ты выходишь замуж. – Ричард констатировал факт. Не ругался, не злился…
Лиля пожала плечами. Та же шкура, камин, два бокала вина – и серые глаза напротив. И почему он когда-то не понравился? Из-за красоты? Из-за сходства с покойным мужем? Из-за дружбы с Джесом?
Кто поймет женщину – может рассчитывать на нобелевку. Эх, не был бы ты принцем…
– Да. Ты против? Или твой отец?
Ричард покачал головой.
– Отец доволен. Ему уже надоели просители.
– Просители?
Ричард насмешливо улыбнулся.
– Лили, милая, а ты думала, что все в жизни так просто? Ты молода, очень красива, богата, знатна… к тебе и герцоги сватались.
– Ко мне?
– Приходили к отцу, если бы он дал согласие…
– А ко мне прийти не судьба была?
– А их мнение женщины не очень волновало.
Лиля зашипела. Ричард рассмеялся. Он откровенно наслаждался ее реакцией. Такой живой, естественной, искренней – так себя мог вести только Джерисон. Но он рос рядом, видел не принца, а человека – и Лилиан тоже видела в нем человека. И не скрывала этого.
Общаться на виду у всех они не могли – графиню мигом записали бы в фаворитки и принялись плести интриги. Да и при дворе ей бывать не стоило из-за траура, и так нарушений хватало. И жена принялась бы ревновать… Ричард вздохнул.
Жена.
Милая, обаятельная, веселая, счастливая… нет, он не поступит как отец. И будет верен своей супруге. Слишком дорого королевству пришлось платить за любовь Эдоарда.
Поэтому они с Лилиан просто друзья. И не больше. Хватит и подозрений, что ее сын – их сын. Но только подозрений. Даже когда он спросил – Лилиан все отрицала, и Ричард был ей за это благодарен.
– Я выйду замуж за Ганца. А время покажет, хорошо это или плохо.
– Надеюсь, он будет отпускать тебя ко мне и впредь.
– Он обещал не быть тираном. – Лиля чуть грустно улыбалась.
– Я присмотрю за этим.
И, глядя в серые глаза, она не сомневалась – присмотрит.
– А я буду приезжать, когда ты позовешь.
– Да и траур скоро закончится… будешь бывать при дворе?
Лиля так замотала головой, что косой чуть не задела принца.
– Не хочу!!! Гадючник!!!
– Уж кто бы мне шипел, – притворно обиделся Ричард.
– Да я белая и пушистая!
– А больше похожа на черную и чешуйчатую.
– Вот, а еще будущий король! И так о женщине! – Лиля надулась.
Ричард рассмеялся, поймал кончик ее косы и несильно потянул.
– Зато о какой женщине.
Играл в камине огонь, бросая на лица отблески и превращая их в загадочные маски. И могло почудиться, что это сидят не двое друзей, а двое влюбленных. Беззаботный смех, легкие прикосновения…
Наваждение? Или просто мудрость огня, который показывает скрытое?
– Дитя Альдоная, Ганц Тримейн, барон Рейнольдс, согласен ли ты…
Альдон Роман сам венчал пару, из особой любезности к невесте. Сколько прошло времени с тех пор, как он впервые увидел Лилиан Иртон? Тогда женщина бросилась на помощь графине Марвел… кстати, супруги Марвел тоже здесь. Графиня улыбается и вполне здорова и телом и духом.
Много воды утекло, многое изменилось. Торговая марка «Мариэль» (дочь купца навсегда ею и останется, что уж там…) гремела по всему миру. Графиня распоряжалась полученной прибылью так, что альдон даже иногда ей выговаривал. Незачем столько всего устраивать для простонародья.
Ан нет. И больницы для бедных, и приюты, в которых каждый мог получить кров и пищу на три дня, и школы – громадное количество планов, каждый из которых тщательно рассмотрен, обсчитан и будет претворен в жизнь в порядке строгой очереди…
Губы произносили заученные слова благословения, а альдон вспоминал один из последних разговоров. Лилиан Иртон (даже если она еще три раза замуж выйдет, все равно останется для него Иртон) настаивала, чтобы он направил послушников в школы. Пусть обучают слову Альдоная детей, ну и заодно чтению, риторике, может, и заграничным языкам…
Да и в больницы не худо бы направлять послушников, а то и пасторов. Когда слово Альдоная лучше всего доходит до человека? Когда жизнь постучит его поленом по голове – тогда и дойдет. Крепенько так… и вообще, им надо смирять грех гордыни, надо помогать людям – вот и пусть помогают! Место, где люди больше нуждаются в помощи, найти сложно.
Дорого обходится? Так свои же деньги тратит, не чужие!
Альдон выслушал согласие невесты и привычно благословил и ее.
Брак этот… Видно же, что не двое влюбленных стоят перед алтарем. Нет. Соратники, единомышленники, друзья – как ни назови, но не влюбленные. Не горит у них в глазах той любви, что он наблюдал между государем и его второй женой. Зато есть взаимопонимание. И поддержка. С Ганцем альдон тоже частенько общался и сказать мог только одно. Этот человек жизнь готов положить ради Ативерны. Предан королю, как пес, теперь и Ричарду, работать будет до смерти…
А все равно хорошая будет пара. Иногда достаточно понимания и поддержки. Остальное приложится со временем.
Молодые обменялись браслетами и под руку направились к выходу из храма.
Поздравления, цветы… сегодня король дает в их честь бал во дворце. Эдоард просто подчеркнул, что благоволит этой паре, – и кто бы из придворных после этого посмел выказать свою неприязнь?
Молодые открыли бал танцем, а на второй танец Лилиан пригласил Ричард, ее высочество пригласила новобрачного, подчеркивая, что благоволение идет от всего королевского семейства.
Лиля танцевала, улыбалась, старалась не ударить в грязь лицом…
А поздно вечером в спальне, когда Ганц коснулся ее щеки и сказал: «Не бойся. Хочешь, я уйду?» – Лиля покачала головой. И первая коснулась губами его губ.
Спустя два часа она стояла на балконе и смотрела на звезды. Те ласково подмигивали с небосвода.
Как мужчина, Ганц ее не разочаровал. Наоборот – порадовал. Она такого не ожидала.
За Ганца последние два года каких только девиц не пытались пристроить. Даже одну дочь герцога. Брак по расчету с главой королевской милиции считался весьма и весьма престижным и полезным для семьи. Барон, не стар, бездетен, безумно богат, обласкан королем… Да за такого обеими руками хватаются! Еще и зубами придерживают!
Но увы. Всем щучкам королевского двора пришлось умерить аппетиты. Ганц твердо заявил, что его женой может стать только одна женщина – ее сиятельство, если согласится.
На радость или на беду – она теперь жена Ганца. Она никогда не доверится ему до конца, но будет его женой, родит ему детей… и будет счастлива!
Вопреки всему и вся!
Счастье – это ведь не наличие золота или бриллиантов, не африканские страсти и не громкий титул.
Кому-то просо попадается крупное, кому-то жемчуг мелкий…
Счастье – это состояние души. Недаром же отец, еще в том мире, говорил: «Хочешь быть счастливой? Будь!»
Она – будет.
Работа, дом, семья, дети… Ричард?
Они друзья и ими останутся. А впрочем… Кто-то может сказать, что готовит судьба?
Лиля еще раз подмигнула любопытным звездам и ушла в комнату. Спать, девочка. Завтра будет новый и счастливый день.
- Обманутым пловцам раскрой свои глубины!
- Мы жаждем, обозрев под солнцем все, что есть,
- На дно твое нырнуть – Ад или Рай – едино! –
- В неведомого глубь – чтоб новое обресть![9]
Эпилог
Лиля пробежала глазами список, поморщилась и подписала его. М-да, расходы резко возросли, но юбилей ведь!
Пятьдесят лет, круглая дата, ровно через месяц. По такому случаю Лиля решила собрать всех друзей и родных в поместье под Лавери. Теперь уже своем поместье.
Да, пятьдесят лет… столько воды утекло…
Женщина бросила взгляд в окно. В сгустившихся сумерках на стекле отчетливо проступало ее отражение. Годы оказались милостивы к графине. Седина в светлых волосах почти незаметна, легкая полнота осталась, но очень удачная. Как раз та, которая позволяет женщине перейти к облику обаятельной пышечки, а не сморщенного абрикоса. Морщин почти нет, и даже зубы удалось сохранить. Кроме зубов мудрости, но, положим, она еще тридцать лет назад знала, что не мудрая.
Умная, да. Но житейской мудрости ей Альдонай не отсыпал.
М-да… Вросла, вжилась, даже вместо бога или богов поминает Альдоная… И сложно было не вжиться. Лиля откинулась на спинку кресла, прикрыла глаза, повертела в пальцах золотое перо.
Она вспоминала.
Примерно четверть века назад она вышла замуж за Ганца Тримейна и стала баронессой. И не прогадала.
Нельзя сказать, что у них все было безоблачно, но семнадцать счастливых лет Альдонай им подарил. Ганц вырастил и выдал замуж Миранду, договорился о помолвке Джайса, подарил ей троих детей…
Два мальчика и девочка. Все уже взрослые, кое-кто уже женат, и Лиля скоро в очередной раз станет бабушкой.
Миранда, вышедшая замуж в Ханганат и ставшая любимой женой, подарила семерых внуков. Она бы и больше родила, но Лиля прямо-таки угрожала и требовала. Промежуток между родами – не меньше двух лет! Нечего превращаться в родильную машину!
Амир немного пофырчал, но смирился. Гарем он содержал, но как же без него? Люди не поймут! И даже пользовался этим гаремом. Ему привозили и дарили невольниц, а он потом передаривал их тем, кого хотел наградить. Было большой честью получить девственницу из гарема Хангана… ну и ценность тоже немалая, туда второй сорт не подсунут. Миранда немного ревновала, но старалась держать себя в руках.
Она обещала Лиле приехать с младшими детьми. Надо же дать Амиру немного отдохнуть от семьи…
Джайс. Сын, радость, солнышко, заинька и два метра обаяния, женат вот уже четыре года – и можно сказать, что брак удался. На дочери графа Лайшема, причем разница в возрасте у них лет десять. Марион милая девочка и, что самое главное, ради своего мужа готова в огонь и в воду. Джайс тоже ее любит и изменять не собирается. У них уже двое детей, но Марион подумывает о третьем.
Но это старшие дети. Они явно пошли в родителей и рано обзавелись семьями. Дети от Ганца совсем другие. И пока никто не женат и не замужем.
Старший сын от Ганца, Томас, Томми…
Он же барон Тримейн (баронство Рейнольдс по прошествии времени переименовали). Наследный и вполне довольный своей жизнью. Рьяный продолжатель дела отца. Иногда так и тянет подарить ему трубку и кепи, благо сказки о бароне Холмсе разошлись по королевству и пользуются большой популярностью. Их даже ставят бродячие артисты и показывают на ярмарках. Можно сказать, народное признание. И все же он скорее талантливый одиночка, чем организатор и управляющий. Эти способности вполне проявляет второй сын. Барон Август Брокленд, также наследный. Говорят, имя не определяет судьбу? Скажите это Августу-младшему, который не вылезает с верфей, стараясь построить на них чуть ли не космический корабль. И на море его так же укачивает, как и деда, как и мать.
Хотя внешне оба сына похожи на Ганца. Сыграла же природа шутку с генами.
Дочка. Алина. Младшая. Любимый и обожаемый всем семейством бесенок с зелеными глазами и темными локонами. Красотка и вредина.
Придворные кавалеры уже строят ей глазки, но шестнадцатилетняя хитрюга вертит ими, а выбрать пока никого не выбирает.
Лиля не заключала помолвки, отлично понимая, что с таким состоянием ни один из ее детей непристроенным не останется. Тут уж скорее стоит вопрос, как отсеять охотников за приданым.
Трое детей, двое с титулами, малышка получит поместье после ее смерти и весьма нескромную сумму сразу.
В дверь поскреблись, и внутрь просунулся любопытный носик Алины.
– Мам, ты очень занята?
– Ужасно.
– Ужасное занятие или ужасно, что я тут?
– И то и другое. Так что тебе надо от престарелой мамаши? – насмешливо поинтересовалась Лиля.
– Мам, меня завтра пригласили покататься верхом. Я возьму Лидарха?
– Нет. Ташлаха – и никаких разговоров. Лидарха я тебе не доверю, он пока еще слишком бестолковый.
– Ну ма-а-ама-а-а…
В ребенка полетела подушечка с кресла. Алина тут же замолчала и исчезла за дверью.
– Между прочим, это Роман Ивельен! – донеслось из-за двери.
– Все равно бери Ташлаха, – огрызнулась Лиля.
Увы, Лидарх Первый умер почти десять лет назад. Возраст штука такая, ему подвержены все. Лиля тогда жутко горевала, пока Амир не прислал в подарок жеребенка – копию ее друга. Только маленькую. Лиля тогда растрогалась до слез.
Интересно, Роман Ивельен проявляет к девочке серьезный интерес – или так, дурака валяют? Джейкоб уже женат, а Роман все никак определиться не может… почему бы и правда не Алина?
Благо близнецы выросли хорошими людьми. И хорошо, что правду о родителях им никто не расскажет.
Лиля перебрала конверты, лежащие на столике.
Бумага. Ее дело. Ее подарок этому миру. Белая, зеленоватая, с гербами… сейчас ее делают уже на нескольких фабриках. И крестьяне продают туда и коноплю, и лен, и крапиву, неплохо зарабатывая на этом. Или выплачивают ими часть оброка.
Бумага, потом книгопечатание – сколько они провозились с литерами и тушью, сейчас даже вспомнить страшно. И разумеется, школы и больницы. Именно туда уходит львиная доля ее средств. Конечно, альдон ее во всем поддерживает – да и как не поддержать?
Кенет Воплер – человек благодарный. А еще он видит, что ее идеи не несут зла.
Альдоном Кенет стал лет семь назад, после смерти альдона Романа. И принялся активно вбивать в головы священников мысль, что если они служат Альдонаю, то должны помогать людям. И начать надо с больниц. Со школ. И монастыри… Женские вообще разогнать! Пусть учатся раненым помощь оказывать да идут в больницы для бедных. Если десять лет там прослужат – естественно, не бесплатно, – могут выйти на свободу и жить как хотят. Не все, конечно, некоторых вообще надо бы на цепь посадить. Но идеи нашли отклик среди церковников.
Он тоже будет на празднике. С сыном. Марк вымахал настоящей громадиной, а еще активно помогает Августу-младшему на верфях.
Там же окопались и вирмане. А уж что они преподнесут на день рождения – даже подумать страшно. Лейф и Ингрид, которые обзавелись уже не только восемью детьми, но и пятнадцатью внуками, решили не возвращаться на Вирму, и Лейф переквалифицировался из капитанов в корабелы-испытатели. Доиспытывались до того, что построили настоящую каравеллу, и самые отчаянные сорвиголовы из вирман (в том числе и Эрик, не утративший с возрастом прыти) отплыли искать новые земли.
Восемь лет назад, да…
Тогда произошло нечто страшное. Открыли Америку. То есть континент Алилен, как называли его местные жители. Смуглые, черноволосые, чертовски похожие на индейцев… и едва не повторившие их судьбу.
Они были богаты и не верили в Альдоная. Совсем.
Тогда, восемь лет назад…
– Лилиан, это новые земли! Это несметные богатства! – Ричард, чуть постаревший к сорока годам, но по-прежнему симпатичный, мерил шагами комнату.
– Ричард, нельзя так! Нельзя! Как ты не понимаешь? От таких идей недалеко и до полного истребления. А что? Это же не люди, они не верят, а в результате что убить поросенка, что прикончить ребенка – все будет одинаково. И будут костры, и кровь… останови это, пока не поздно!
Время оказалось милостиво к Лилиан Иртон. В золотых волосах не заметна седина, лицо не покрыла сеточка морщин, а зубы все так же белы. И не скажешь, что эта женщина родила четверых детей. Ричард теперь точно знал, что старший, Джайс, его сын. Трое младших от Ганца… Как его сейчас не хватало! По важному заданию Ричарда Ганц сейчас был в отъезде, на границе с Уэльстером. Супруги Тримейн счастливы в браке более пятнадцати лет, и Ричард был искренне рад за них. Он и Лилиан друзья – и пусть она тоже будет счастлива.
– Мы же не будем их убивать. Просто присоединим их к Ативерне и будем учить…
– Да не нужно им наше учение! Наоборот, мы можем сделать только хуже! Как ты не понимаешь?!
В дверь тихо постучали.
– Ваше величество, к вам альдон Роман.
– Пусть войдет!
Изрядно постаревшего альдона Романа сопровождал патер Воплер. Кенет стал более серьезным, глаза грустные и ясные, на лице прорезались морщинки, но старость не согнула его плечи. А все, кто оказался рядом, ощущали его ауру внутреннего равновесия.
Ему почти нечего желать. Власть? Он личный помощник альдона и, скорее всего, станет следующим альдоном. С такой-то поддержкой, как два короля, грех не стать. Деньги? Давно ушли в прошлое те дни, когда он считал медяки и думал, чем накормить сына. И сын – Марк – радость своего отца.
Марк целыми днями пропадал на верфях Августа Брокленда, сопровождая старого корабела и перенимая секреты мастерства. Август сильно сдал с тех пор, как эпидемия унесла его обожаемую «гадюку», и сейчас передвигается только в инвалидном кресле. Увы, есть вещи, над которыми человек не властен.
– Ваше величество…
– Можете вести себя свободно, Роман. Здесь все свои.
– Ричард, это великое открытие. Эрик прислал весточку, и мы сейчас должны решить, что с ними делать. Мои люди готовы плыть туда и нести свет Альдоная…
– Нет!!! – отчаянно вскрикнула Лилиан, схватившись рукой за горло.
Перед глазами у нее стояли индейцы, загнанные в резервации. Вырубленные леса. Погубленная земля, лишенная тех, кто сроднился с ней, пустив в нее корни.
Императив «нет веры – нет души – не человек». Из него и вырастали такие мерзости, как фашизм, нацизм…
Мужчины обернулись к ней. Не то чтобы они собирались прислушаться к эмоциям, просто… Вдруг Лиля скажет что-то важное? Именно она говорила, что за океаном есть земля, именно благодаря ее трудам туда смогли доплыть, она дала морякам компас, карты…
– Поймите, – уже спокойнее заговорила Лиля, – если мы сейчас бросимся насаждать там свою религию, они будут сопротивляться. Надо сделать так, чтобы не мы пришли к ним, а они к нам. И они сами попросят. Сейчас мы будем восприниматься как насильники. Потом – как просветители.
Альдон вскинул брови.
– Ребенок тоже жалуется на горькое лекарство.
– Речь идет не о глупом ребенке. О народе. Вы же не станете переубеждать ребенка, отнимая у него игрушку. Вы покажете другую, ярче, интереснее, и он сам ее возьмет. С радостью и пониманием! Добро насильно не впихнешь!
– И что вы предлагаете?
– Я читала письмо Эрика. Он скоро будет здесь, в Лавери. С женой, принцессой того континента. Ее зовут Тиаль. Почему бы нам не показать ей всю красоту наших стран? И не направить с ними в обратный путь патеров и пасторов – но умных, осторожных, тех, кто сумеет рассказать о нашей вере так, чтобы это было… привлекательно? И это будет первым шагом. А потом мы сможем дать многое! Стекло, фарфор, бумагу, шелк, коней… Да найдется и что дать, и что взять! Но лучше, если мы будем союзниками! Ричард, пойми! – Лиля в волнении заходила по комнате. – Мы можем взять силой. Но Ативерне такой кусок не по зубам. Даже в коалиции с Уэльстером. А если государств будет больше двух – начнутся проблемы, склоки, ссоры – нам мало Авестера? Или Эльваны? Вы ведь умные, вы это сами знаете.
Мужчины призадумались. Все так. И проблемы, и кусок, и…
На континенте сейчас семь государств. Ативерна, Уэльстер, Ханганат, Ивернея – коалиция. Эльвана, Авестер, Дарком – вторая коалиция. Но между Уэльстером и Ивернеей отношения своеобразные. Ивернейцы до сих пор не простили замужества принцессы Лидии. Тем более – такого. Тайного, с побегом.
Зато графиня Лорт была просто счастлива, о чем и сообщала Лиле в письмах и при встрече. Родила шестерых детей и была довольна своей жизнью.
Между Ативерной и Ивернеей тоже были трения. Замужество Лидии царапнуло ее братьев. А вот если бы на ней женился Ричард… Далее понятно.
Да и Уэльстер с Ативерной, с тех пор как умерла жена Ричарда… Нет, они не ссорятся. Но некоторые ниточки лучше не натягивать слишком туго, не дай Альдонай, порвутся.
Жена Ричарда умерла во время эпидемии около года назад. Чума – страшная штука. Ни прививок, ни-че-го… И бились с подлой заразой ученики лекарских курсов, безуспешно пытаясь спасти хоть чьи-то жизни.
Мария же заболела, ухаживая за старшим сыном. Мальчик выжил, а вот она…
Ричарду на память об их любви остались пятеро детей. Две девочки, три мальчика.
– А договоры можно скреплять и браками, – невинно намекнула графиня. – Давайте хотя бы попробуем?
Мужчины переглянулись. Они еще сто раз это обговорят, но, может быть, и не пойдут напролом? Может быть, выберут путь подлиннее, который не нанесет вреда ни им, ни земле Алилен?
Лиля понимала, что это слишком самонадеянно, но вдруг она затем и оказалась здесь, чтобы чуть-чуть помочь на сложной развилке? На которой иначе свернули бы в другую сторону – и пошла бы молотить кровавая мельница. Так легко разрушить. Так тяжело вернуть…
– Ваше сиятельство. – Секретарь протянул ей письмо. – От его величества.
Лиля вскрыла печать. Ричард вернулся и приглашал ее сегодня в гости. Что ж, надо бы заняться собой. Да, последние шесть лет Лилиан Иртон – официальная фаворитка короля. Единственная и неповторимая. Нет, случаются у него увлечения на пару недель, не без того, но только увлечения.
Восемь лет назад, после открытия Эриком нового континента, на старом едва не вспыхнула война. Избежать трагедии помогли два фактора. То, что вирмане давно вычистили Лорис от разной нечисти вроде пиратов, лишая Эльвану и Авестер неплохого козыря. И то, что церковь оказалась на стороне Ативерны. Альдон Роман тогда едва не отлучил от церкви всю королевскую семью Авестера.
Как людей, которые «сеют бурю и пожнут ураган кровавый, многие души за собой уводящий и потому Мальдонае угодный».
Но без интриг и заговоров все равно не обошлось. Защищая Ричарда, погиб Ганц Тримейн. Заговорщики отлично понимали, что с таким защитником дотянуться до короля будет сложно, – и убрали сначала Ганца.
Удары кинжалом и более высокопоставленных особ доставали. И королей, случалось, убивали наемные убийцы. Лиля не смогла ничего сделать. Был сильно поврежден кишечник, почка… медицина здесь не на том уровне, чтобы с такими ранами бороться, можно разве что боль снять.
Хорошо хоть попрощаться успели.
– Вот и моя пора настала… уходить.
Лиля, стоявшая на коленях рядом с кроватью раненого, не плакала и не произносила ненужных слов. Чего уж там, она была благодарна Ганцу. Все эти годы он заботился, оберегал, прикрывал ее спину, она была счастлива с ним, как с мужчиной и с человеком. И сейчас она могла только сказать ему правду:
– Рана смертельна. Я могу дать яд.
Помимо прочего, вера в Альдоная нравилась ей и отношением к смерти. Если у человека нет надежды, он может умереть по своей воле. И это не грех. Зачем мучиться лишние часы?
– Ты, как всегда, честна. – По губам Ганца скользнула легкая улыбка.
Лиля усмехнулась в ответ.
– Я была честна с тобой всегда.
– Да, это скорее я… Я хотел бы рассказать тебе о двух вещах. Постарайся понять меня. Это я тогда спровоцировал Фалионов.
Лиля пожала плечами.
– Я догадалась.
– Нет, если бы не я, они бы не сделали решающего шага, может быть, никогда… Ты могла бы быть счастлива с Александром.
Лиля на миг прикусила губу.
– Не важно. Это прошлое. Если человек поддался один раз, он и второй раз бы поддался. А где и когда – не угадаешь. Сделанное – сделано. Не стоит жалеть.
Ганц опустил веки. Он знал, что она так скажет, он хорошо изучил ее за эти годы, и столько осталось неразгаданного…
– И… в нашей спальне, в моем ящике комода – шкатулка. С голубой крышкой. Ты так ни разу туда не заглянула.
– Надо было?
– После моей смерти. Там письмо, прочитай, пожалуйста. И прости меня за все.
Лиля коснулась запавшей щеки:
– Это ты прости меня, если что-то было не так.
– Уже давно простил. Когда родился наш первенец. Ты позаботишься о них? А я присмотрю… снизу.
Лиля зашипела кошкой, что явно развеселило умирающего.
– Ладно, сверху. Но присмотрю. Позови ко мне патера.
– Кенет ждет за дверью.
– И не забудь: шкатулка, после моей смерти.
Лиля только покачала головой. Муж, увы, слишком хорошо знал ее. Она бы заглянула туда сейчас.
А через два часа Ганца не стало. Он исповедался патеру Воплеру, попрощался с женой и детьми и принял яд.
Ночью Лиля открыла шкатулку. Письмо было очень коротким.
«Моя любимая, драгоценная, упрямая, несносная жена.