Принцесса крови Агалаков Дмитрий

– Нет, – честно ответила она. – Я должна спасти Францию от англичан и бургундцев.

– Как это – спасти Францию?

Она открылась ему: рассказала о голосе, взывающем к ней, о той цели, которую поставила перед собой. Жюльен облегченно рассмеялся – ну дает девчонка! Пойти к дофину! Спасительница отечества! Так в считанные минуты из друзей они стали неприятелями. Для нее это был еще один глухой и слепой человек, который не понял ее. Точь-в-точь, как отец, – нет, как человек, который называл себя ее отцом! А в юноше взыграла гордость – ему отказали, отговорились, да еще так нелепо, а он уже сказал друзьям, что нашел даму сердца. Жанна не могла рассказать ему, кто она. Изабелла де Вутон предложила мужу переговорить с юношей, но Жак д’Арк отказался: их Жаннета умнее всех, пусть и разбирается сама. А почему бы ей и впрямь не выйти замуж? Может быть, хоть так она избавится от дури, поселившейся в ее голове. Он даже согласится дать за нее хорошее приданое! Его ярость, вспыхнувшая, когда он узнал о походе Жанны в Вокулер, так и засела иглой в сердце.

А Жюльен тем временем пошел на штурм. Кто-то ему посоветовал, что с девчонкой, которая упрямится, надо быть построже. Крепко обнять, подарить ей горячий поцелуй, а то и не один. Ведь он не просто хочет поразвлечься с ней, а желает создать добрую семью, нарожать детей! Жюльен так и сделал – выбрал время и заключил свою избранницу в объятия. Не совсем умело, зато очень горячо. Жанна вырвалась, с ходу нашла обломок черенка от копья и, сбив парня с ног, приставила острый конец ему к горлу.

– Еще раз так сделаешь, поплатишься жизнью, – сказала она. – Ты понял меня?

Оторопевший юноша едва сумел задушенно произнести: «Да».

Но что хуже всего, у сцены были свидетели.

Пока Жюльен приходил в себя от обиды и никуда не выходил из дома, Жанна от прохожих услышала, что на рыночной площади три монаха-францисканца говорят о девушке, что должна спасти Францию. И, подумать только, они утверждают, что дева-спасительница родом из этих краев! Жанна со всех ног поспешила туда. Среди толчеи она и впрямь отыскала трех монахов, которые исповедовали граждан Нефшато и беженцев со всей округи. Никто не знал, что в скором времени ждет их, и каждому хотелось получить благословение от Бога.

– Меня зовут Жанной, святой отец, – когда дошла очередь до нее, смиренно сказала девушка. – Но все называют меня Жаннетой, чтобы не путать с крестной. Я родилась в Домреми, в семье д’Арков. Но мои родители – другие люди, и я никогда не видела их.

Смуглое лицо монаха-францисканца стало очень сосредоточенным, но Жанна замолчала, точно искала слова. Монах терпеливо ждал, разглядывая девушку.

– Как и положено доброй христианке, я исправно хожу в церковь и причащаюсь, стараюсь почитать своих родителей… Изо всех сил стараюсь, – не очень весело добавила она.

Жанна вновь умолкла. Монах ждал. Девушка подняла на него глаза.

– Я должна вам в чем-то признаться, святой отец…

– Говори, дочь моя.

Девушка набрала побольше воздуха.

– Мне приходят откровения от Господа, что я должна спасти Францию, – выдохнула она. – В этих откровениях я слышу, что должна пойти к дофину и короновать его в Реймсе. Как это может быть, святой отец?

Глаза монаха-францисканца округлились.

– Пойти к дофину и короновать его в Реймсе?! – воскликнул он.

– Да, святой отец.

– Но как это может быть? – ответил он вопросом на вопрос, потому что удивлению его не было предела.

– Вот и я хотела бы узнать. Надо мной смеются. Но это говорит мне Бог, – с достоинством прибавила она, – и я должна исполнить Его волю.

– Подожди, дочь моя, – сказал ей монах.

Францисканец дождался, когда двое его братьев по ордену освободятся, затем о чем-то пошептался с ними и вновь обратился к девушке.

– Тебе стоит прийти сегодня в церковь святых Петра и Павла, что здесь недалеко, к вечерне, мы будем ждать тебя там.

Жанна обрадованно кивнула.

…Церковь была набита до отказа, но монахи провели девушку в комнатку настоятеля.

– Я уже сказал святым братьям моим, Жанна, что ты говоришь с Господом, – сказала первый монах, который беседовал с ней на площади. Его товарищи утвердительно кивнули. – Ты не солгала мне?

– Разве можно лгать на исповеди, святой отец? – возмутилась Жанна.

– Нет, конечно нет!

Монахи переглянулись.

– И ты слышишь Его голос? – спросил второй монах.

– Не Его голос, святой отец, – ответила Жанна. – Голоса святых – Маргариты, Екатерины и… архангела Михаила.

– Но откуда же ты знаешь, что это – они? – спросил третий монах.

– Они сами сказали мне об этом. – Жанна не все могла выразить словами. – Не то чтобы сказали, как это говорят обычные люди, просто я узнала это от них…

– И они тебе сказали, что ты должна спасти Францию? – спросил второй. Он взглянул на первого монаха. – И короновать дофина в Реймсе?

– Да, святой отец, – скромно ответила Жанна. – И я согласна с ними. Если сам Господь не может смотреть, что творится на Его земле, и полон печали, что говорить обо мне…

– А ты никогда не была больна? – поинтересовался третий францисканец. – Может быть, у тебя бывает горячка или падучая болезнь?

– Нет, святой отец, – удивилась девушка. – Я крепка и здорова, за что благодарю Господа нашего. Я готовлюсь к тому, чтобы пойти во Францию, и хотела бы одно: узнать, что все, что я делаю, не грех.

– И как же ты готовишься? – спросил первый францисканец, что был смуглым.

– Я тренирую руки и ноги, хорошо езжу верхом, владею мечом не хуже любого воина – рыцарь Жан де Новелонпон, что служит у Робера де Бодрикура, капитана Вокулера, научил меня.

Монахи вновь переглянулись, и с этой минуты переглядывались все чаще. А Жанна продолжала:

– Умею стрелять из лука, бросать дротик, владею боевым копьем, хорошо бросаю боевой топор. Ношу кольчугу и шлем, чтобы быть еще крепче. Я много что могу – все это время, с тех пор как в первый раз услышала голос Царя Небесного, я готовилась к войне с англичанами и бургундцами. Я все делала так, как Господь приказал мне…

Монахи взволнованно молчали.

– Ведь я не совершила ничего грешного, правда? Ведь если Господь приказывает женщине помочь своему избраннику – дофину, она может одеть кольчугу и шлем, и взять в руки меч?.. Может или нет?

– Конечно, может, – ответил первый монах.

– Еще бы! – подтвердил второй.

– А вот отцу это не нравится, – опустив глаза, призналась Жанна. – Он считает меня негодной, непослушной.

– В первую очередь надо слушаться Господа, – кивнул третий монах. – А уж потом отца и мать. По приказу Господа Авраам готов был пожертвовать своим ребенком, а взять в руки меч, пусть – женщине, для защиты правого дела, это – дело святое.

Жанна была несказанно рада их ответам.

– Так вы отпускаете мне все мои грехи и благословляете меня?

– Мы отпускаем тебе, Жанна, все твои грехи и благословляем тебя, – ответили монахи-францисканцы хором. – Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь!

Жанне хотелось задать еще один вопрос, но она как будто бы не смела, боялась. Но монахи были терпеливы, тому учил их сам Господь.

– А вы и впрямь знаете, что Дева, которая должна спасти Францию, из наших земель? – наконец-то решилась спросить у них Жанна.

Первый монах посмотрел на второго, второй – на третьего, третий – на первого.

– Да, Жанна, – ответил первый францисканец. – Именно из наших.

– Но откуда вам это известно?

Трое монахов вновь переглянулись.

– Не только тебе даны откровения Господа, – ответил все тот же исповедник. – У нас, скромных Его слуг, тоже есть тайны.

Они расстались друзьями.

– Береги себя отныне! – напутствовал ее первый монах.

– Теперь ты нужна Франции! – вторил ему второй. – И тому, кого ты называешь дофином!

– Слушайся Господа и жди означенного свыше часа! – присоединился к ним третий.

Когда Жанна ушла, трое монахов поспешили в свою обитель, находившуюся на другой стороне города. Они пробирались через переполненный город, увертываясь от секир солдат, торговцев, рыщущих собак и бегающих свиней, наступая в тухлые капустные листья и поскальзываясь на гнилых баклажанах. Но никакая грязь под ногами и ругань горожан не могли нарушить их душевной радости.

– И что вы думаете, братья? – остановившись на полдороге, спросил первый, смуглый, что был за старшего в их святой тройке. – Она не безумна? Не одержима? Вопрос серьезный!

– Нет, брат Филипп, – ответил второй. – Мне кажется, что ум у нее ясный, а сердце чистое. Если, конечно, лукавый не перехитрил нас.

– Думаю, дьявол не настолько искусен, – скептически заметил третий. – Взгляд выдал бы ее. Думаю, брат Филипп, эта девица скорее похожа на ангела. – Он поразмыслил и добавил: – Грозного ангела.

– Стреляющего из лука и с мечом в руке? – продолжая путь, рассуждая, улыбнулся первый монах-францисканец. – Господь сегодня милостив к нам, братья мои. Мне будет что передать с гонцом нашему отцу Ришару и ее величеству королеве Иоланде, да хранит их Господь!

Робер де Бодрикур, дождавшись подкрепления, снял осаду с Вокулера и прогнал бургундцев. Нефшато пустел – все возвращались по своим деревням и усадьбам. Вернулись в Домреми и д’Арки со своими односельчанами. Но пришли они на пепелище. Жанна не верила своим глазам: от деревни, где она выросла, мало что осталось. Но это только добавило девушке уверенности, что ее голоса правы и она должна во что бы то ни стало поквитаться с грабителями, насильниками и убийцами. А воспоминание о встрече с монахами отныне придавало ей особые силы!

Но тут, по горячим следам, приехал судейский пристав из города Туля и потребовал от девушки явиться в епархиальную курию означенного города. Селенье Домреми принадлежало Тульской епархии, и все дела, связанные с церковью, рассматривались там. Обвинение заключалось в том, что Жанна из поместья д’Арков обещала Жюльену из Туля выйти за него замуж. Эта была месть Жюльена. Узнав, как с ним обошлись, и кто? – девчонка! – над юношей смеялись все знакомые мальчишки. Влиятельные родители решили заступиться за сына. Со своей стороны Жанна попросила двух своих братьев – Жана и Пьера – помочь ей. Втроем они два раза ходили в город Туль, где Жаннета из Домреми сама отстаивала свои права. Она была так убедительна, доказывая, что никогда и никому на белом свете не обещала стать женой, что ее оправдали. Жюльен второй раз потерпел от девушки поражение и, осрамленный, никогда больше не тревожил ее своими домогательствами.

В середине августа 1428 года шеститысячное войско англичан под командованием графа Солсбери, с крупной артиллерией, вышло из Парижа и направилось в сторону Орлеана. Первыми пали крепости Рошфор-эн-Ивелин и Ножан-ле-Руа. В конце августа войска Солсбери захватили Шартр. Перед ликующей армией и напуганными до смерти горожанами Томас де Монтегю, сидя в седле боевого коня, сказал:

– Эти города мы будем колоть, как орехи! Наша главная цель – Орлеан!

И тут, откуда ни возьмись, появился человек блаженного вида, в простенькой одежонке, и выкрикнул:

– Высокочтимый сеньор, вы и впрямь хотите взять Орлеан?

Охрана полководца готова была поколотить его немедленно, на глазах у всех, чтобы другим не повадно было перебивать великих людей, но граф Солсбери только усмехнулся:

– Именно так, француз! Скоро мы будем под стенами Орлеана, и ваш великий город откроет перед нами свои ворота!

– Прежде, чем он откроет свои ворота, высокочтимый сеньор, советую поберечь вам голову! Она будет послабее, чем крепостной камень!

Графу Солсбери не понравилась эта шутка, но пока он раздумывал, что бы ему такого плохого сделать с остряком, того и след простыл.

Вслед за Шартром, в конце того же августа, был взят Жанвиль, не считая многих небольших крепостей и городков, попадавшихся англичанам на пути.

И вот граф Солсбери, Томас де Монтегю, вышел со своим войском к Луаре. Заветная река! Сколько прекрасных замков выстроили французы по ее течению!

Первым из них был Орлеан, один из самых красивых и богатых городов Европы! Это был и крупнейший торговый центр с зерновым рынком, и мощная крепость, и город-покровитель наук – университет Орлеана не уступал парижскому.

Но нападать на город принцев крови Солсбери просто так не решился. Нужно было подготовить тыл и фланги, внушить орлеанцам, что их дела плохи.

8 сентября на западе от Орлеана английский полководец взял Менг, 26 сентября – Божанси. Везде Солсбери оставлял сильные гарнизоны. Вверх по течению Луары с частью армии был послан граф Суффолк, который после трехдневной осады взял Жаржо, а за ним – Шатенёф.

12 октября 1428 года в городке Оливье, южном пригороде Орлеана, две армии – Солсбери и Суффолка – соединились, и английские полководцы стали вырабатывать стратегию стремительного и победоносного нападения на Орлеан.

К тому времени планы англичан для французов уже были ясны как день. Город готовил к осаде опытный воин, ветеран многих сражений, Рауль де Гокур. Когда-то юношей он начинал свою карьеру стольником у Карла Шестого Безумного. Теперь же он был первым камергером Короны Буржского государства, военным советником Карла Валуа, капитаном Шинона и губернатором Орлеана. На последнюю должность его не так давно назначил Карл Орлеанский, жадно следивший с далекого острова за победами и поражениями своих соотечественников, соратников, друзей.

Де Гокур приказал опустошить все окрестности города: были сожжены деревни, усадьбы и мельницы; разрушены мосты, церкви и монастыри; даже вырублены все плодовые деревья в округе. В город ввезли мощную артиллерию, много боеприпасов и продовольствия. Гарнизон был не очень велик – 500 человек, но де Гокур создал ему в помощь 34 отряда милиции из жителей – по количеству городских башен.

На том берегу Луары, где местность называлась Солонью, Орлеан прикрывала сильная крепость моста – Турель, а ее, в свою очередь, оборонял деревянный барбакан.

Подступиться к Орлеану было нелегко, и когда 12 октября 1428 года англичане в количестве четырех тысяч солдат, подтягивая осадные машины, подошли к городу, они увидели неприступную крепость с пиками высоких башен, выходившую одной стеной на вечернюю Луару. Именно тогда стратег Солсбери и понял, что рассчитывать на штурм города невозможно. Их войско подтаяло по дороге – нужно было оставлять гарнизоны в занятых городах. Что до Орлеана, тут надо было иметь не четыре, а те самые пятнадцать тысяч человек, о которых он говорил Бедфорду, чтобы накрыть такой город одной штормовой волной. Они могли взять Орлеан только измором и непрекращающимися бомбардировками.

Солсбери велел переправить на заветный для англичан левый берег Луары, в Солонь, артиллерию и приказал беспощадно бомбить деревянный барбакан перед Турелью. Через три дня французы оставили барбакан и перешли в Турель, а 23 октября им пришлось покинуть и крепость моста. Отступая, защитники Орлеана взорвали две арки орлеанского моста через Луару, ведущего к башне Шатле и городским воротам Дю Понт, и на его обрубке, со стороны города, построили баррикаду.

Это была первая победа англичан под Орлеаном и первое поражение французов у стен второго по важности города после Парижа.

Солсбери был доволен. 24 октября английский полководец встал как всегда рано. Вместе со штабом он переправился с правого берега на левый, чтобы осмотреть взятую накануне Турель – осмотреть на предмет скорейшего восстановления. Крепость моста была о четырех головах: две высокие башни были обращены к живописной Солони, две другие смотрели на Орлеан. В то утро в окошко правой из двух башен всматривался в укрепления французского города, который собирался скоро взять, и граф Солсбери.

– Мы будем отбирать у них кусок за куском, – сказал он стоявшему рядом графу Суффолку, – пролет моста за пролетом, камень за камнем…

Он не договорил: что-то громыхнуло – далеко, за Луарой. Эхо пронеслось над тихой осенней водой и ушло к лесам Солони. А потом земля содрогнулась под ногами англичан. Задрожали стены.

– Милорд! – окликнули его сзади. – Осторожно, стена!

Солсбери обернулся, а потом, поддавшись неведомому чувству, поднял голову. Он увидел, что стена оседает. Полководец отступил, но было поздно. Огромный камень, отколовшийся от крепостной стены, уже летел неровным острым краем прямо на него, как боевой топор великана. Последнее, что вспомнил граф Солсбери, это окрик оборванца на улицах Шартра: «Советую поберечь вам голову, высокочтимый сеньор, она будет послабее, чем крепостной камень!» Со стен Орлеана, который он собирался брать, выстрелила длинноствольная бомбарда – громовая штука для любой крепости, и бьет далеко! Один только выстрел – в отместку за вчерашнюю победу. Каменное ядро ударило в крепостную башню Турели, и стена не выдержала как снаружи, так и внутри. Часть ее обвалилась, и острый камень сразил полководца. Он снес ему пол-лица вместе с левым глазом. Солсбери подхватили на руки, стали звать врача. Перевезли опять на правый берег, затем отправили в Менг. Там он и умер, так и не приходя в сознание, через шесть дней, удалившись в ту неведомую страну, где его поджидал друг и товарищ герцог Кларенс.

Когда Бедфорд узнал о смерти графа Солсбери, то стал мрачнее тучи:

– Воистину, это невосполнимая утрата для английского оружия, – искренне признался он. – Второго такого полководца нет и не будет.

Но подумал регент и о другом, чем делиться ни с кем не стал. Если бы Солсбери погиб в битве, тогда другое дело. А тут – судьба, иначе не скажешь. Лорд Бедфорд решил, что подобное начало – плохое предзнаменование, но с гневом на самого себя отбросил эти мысли. Всемогущим регентом был немедленно назначен новый главнокомандующий – как все и предполагали, им оказался граф Суффолк, Вильям де Ла Поль. Ему в помощники определили «Сторожевого пса Англии» – седьмого лорда Талбота, «Беспощадного Джона», графа Шруссбери.

Все, что французы взорвали, сожгли и сломали, англичане восстанавливали с невероятной быстротой. Они укрепили разрушенный монастырь св. Августина недалеко от барбакана, являвшийся маленькой крепостью, восстановили сам барбакан, углубили вокруг него ров и стали надежно укреплять Турель.

Англичане должны были врасти в землю вокруг Орлеана, и пока это у них получалось. Но взять город в плотное кольцо осады у них не хватало сил – для этого нужно было строить крепко связанные друг с другом укрепления вокруг города и пополнять ряды бойцов. Этим пробелом, а также сменой полководцев и воспользовались французы. В конце октября в Орлеан вошли отряды дофина, итальянские арбалетчики и наемники-гасконцы, общим числом не менее тысячи. Подкрепление во главе с Орлеанским Бастардом, главнокомандующим, привели лучшие капитаны Буржского королевства – маршал де Буссак, Ла Ир и Потон де Ксентрай.

В начале ноября весть о начавшейся осаде Орлеана и потере множества городов вокруг него дошла до деревни Домреми, которую жители к тому времени почти восстановили. Для Жанны это было шоком – англичане шагают по земле Франции, а ее, посланницу неба, никто не хочет слушать! Она мало что знала о своем родном отце, Людовике Орлеанском, но понимала, что сейчас враг угрожает вотчине ее брата – того человека, который двадцать один год назад, будучи шестнадцатилетним мальчишкой, привез ее сюда, в Домреми. По просьбе отца укрыл от угрозы, которую сейчас она, конечно же, плохо себе представляла. И который сейчас был пленником все тех же проклятых англичан!

«Береги себя отныне! – вспоминала она напутствия монахов-францисканцев в Нефшато. – Теперь ты нужна Франции и тому, кого называешь дофином! Слушайся Господа и жди означенного свыше часа!»

Жанна поняла – этот час настал. Более откладывать она уже не могла. И ничто не способно было ее остановить.

Англичане не остались в долгу у французов, пополнявших свои ряды для грядущей битвы.

В начале декабря Джон Талбот и лорд Скейлз привели под Орлеан новые силы. По указанию Суффолка «Сторожевой пес Англии» построил на правом берегу, к западу от города, мощный форт Сен-Лоран, где расположился штаб английских войск. В то же время Талботом был возведен форт на острове Шарлеман и форт Сен-Приве на южном берегу Луары – в Солони. С юга также грозили Орлеану недавно завоеванная сильная крепость Турель, барбакан и форт Августинцев, которыми командовал один из лучших английских капитанов – Вильям Гласдейл. К тому же в начале зимы на помощь англичанам подошли полторы тысячи бургундцев.

Артобстрелы продолжались ежедневно. Англичане были так уверены в себе, что в ночь с 1 на 2 января, когда шел снег с дождем, предприняли попытку взять город штурмом – они приставили лестницы на вал у Ренарских ворот и уже хотели было подобраться к стенам, но дозорные заметили их и забили тревогу. Отпор был таким стремительным, что англичане очень быстро поняли всю несостоятельность своих необузданных желаний.

6 января орлеанцы ответили вылазкой в стан врага и захватили несколько пленных, а умелый артиллерист выстрелом из кулеврины снес часть крепостной крыши Турели, которая рухнула и задавила с десяток врагов. Но все это были, так сказать, приветы на расстоянии, и ни к чему решительному они не вели. А французским капитанам так хотелось схватки!

В середине января могучий Ла Ир и Жак де Шабанн Ла Паллис выехали с войском из Ренарских ворот и встали напротив бастиона Сен-Лоран, тем самым вызывая англичан на бой. Но те не ответили на вызов, и разочарованные капитаны ушли в город, напоследок разбранив англичан последними словами. Англичане ждали подкрепления в лице Джона Фастольфа, который вскоре должен был выступить из Парижа с войском и провиантом.

– Ты собралась куда-то? – спросил у Жанны отец, когда она в своей комнате складывала нехитрые пожитки в мешок – хлеб, кровяную колбасу, овощи. Непоседу Жанну выдала прислуга. – Скажи – куда?

– В Вокулер, – сухо ответила девушка.

Наступил январь, и Жанна решила – ждать больше нельзя. Она знала это, так ей сказали. Зимой мало кто воюет, но весной все должно решиться. И к этой самой весне она должна быть у дофина в Бурже. За это время ей должны были поверить многие люди, которые поначалу обязательно примут ее за сумасшедшую. Опасной и полной горьких обид представлялась ей эта дорога. Но отказаться от нее она не могла.

– Повтори… – Жак д’Арк не поверил своим ушам.

Более всего его поразили даже не пожитки, а оружие, которое было приготовлено вместе с ними, – простенький меч, ножны для него и охотничий нож.

– Я же сказала – в Вокулер, к сиру де Бодрикуру.

Злость и раздражение ослепляющей силы подкатили к сердцу уже немолодого воина, он даже схватился рукой за шею.

– Зачем?!

– Ты знаешь – зачем! – обернулась к нему Жанна. – Орлеан в осаде, но только я могу помочь своему дофину. И Робер де Бодрикур не посмеет отказать мне – он даст мне солдат и отправит к Карлу Валуа. Так сказал мне Господь!

От ярости голова закружилась у Жака д’Арка. Все, что говорила Жаннета, было издевательством над ним, ее отцом, над здравым смыслом! Это был возмутительный бред и наваждение!

– Тебя уже однажды отправили домой, – тихо сказал он. – Хочешь еще раз испытать терпение капитана де Бодрикура?

– Теперь все будет иначе, – также тихо ответила девушка. – Дофин в опасности, и Робер де Бодрикур сделает так, как я ему скажу.

– Я не пущу тебя.

– Попробуй, – заворачивая в тряпку хлеб, еще тише сказала она.

– Я не пущу тебя, Жаннета! – вырвалось у него, да с такой силой, что почти тотчас на пороге появилась Изабелла де Вутон. О том, что Жанна готовится в путь, уже знал весь дом. – Слышишь меня?! – голос прогремел над самым ее ухом. Жак д’Арк едва сдерживался, чтобы не встряхнуть ее как следует.

– Не смей на меня кричать! – лицо вновь обернувшейся к нему Жанны было искажено гневом. Она не видела матери – только отца, человека, который никогда не понимал ее и не верил ей.

– Надо же! – Жак д’Арк хлопнул себя по бедрам. – Для меня ты все равно – моя дочь. И если нужно, я тебя отлуплю, и как следует! Как посоветовал Робер де Бодрикур, к которому ты собралась! Ясно?

– Только попробуй!

– Отлуплю! – еще ближе шагнул он к ней.

– Не посмеешь!

– Еще как посмею! Я выбью из тебя эту дурь! Сейчас и выбью!

Он хотел было ухватить ее за плечо, но она отпрянула, схватила со стола меч и отступила назад, держа сталь наготове.

– Не подходи! – вспыхнув, порывисто дыша, проговорила она, вытягивая оружие вперед. – Не подходи, или я тебя ударю!

Все знали, как ловко их Жаннета владеет мечом, и если она говорила, что может ударить, именно так и могло случиться на самом деле.

– Ты угрожаешь мне?! – он сжимал кулаки. – Угрожаешь – мне?!

– Не смей дотрагиваться до меня, – холодно сказала она. – Ты – жалкий крестьянин, а я – принцесса! Вы больше мне не ровня. Я знать вас не знаю. И не люблю вас. Не хочу больше любить…

Изабелла де Вутон, стоявшая в дверях, закрыла лицо руками. Если Жака д’Арка захлестнули гнев и ярость, как и Жанну, тут они друг друга стоили, то ее – отчаяние и боль.

– Да как же ты смеешь? – Жак д’Арк глаз не сводил с дочери. – Сколько лет мы нянчились с тобой, укладывали тебя спать, спасали от болезней, отдавали тебе все сердце… Как же ты смеешь? Как язык твой смог такое произнести? Твоя мать, королева, отказалась от тебя – отдала нам. И вот это – твоя благодарность?

Жанна порывисто дышала, рука с мечом уже опускалась вниз. Жак д’Арк не двигался с места. Неожиданно он обмяк; точно в одно мгновение лишившись сил, вымолвил:

– Ты – маленькая дрянь, Жанна… – Он посмотрел в ее глаза. – Если бы ты была моей дочерью, я бы утопил тебя своими руками.

– Но ведь я не твоя дочь, верно? – Жанна чувствовала, что смертельно оскорбила этого человека, нянчившего ее, спасавшего во время беды, даже ласкового и нежного – именно с ней, понимала, что теперь совершает глупость за глупостью, но остановиться не могла. Гордо подняв голову, она вопросительно добавила. – А ты – не мой отец?

– Ты не моя дочь, – согласился Жак д’Арк. – А я – не твой отец.

В груди Жанны больно сжималось сердце.

– Тогда и не тебе судить меня, – тихо сказала она.

Жак д’Арк кивнул:

– Не мне. – Он отвернулся. У самого порога оглянулся на дочь. – Ты и впрямь могла бы ударить меня мечом?

– Не знаю, – опуская глаза, ответила она.

Отец кивнул:

– Надеюсь, что Бог простит тебя.

Жак д’Арк вышел из ее комнаты. Очень много тишины было в эти секунды – тишины, от которой девушке хотелось плакать.

– Что ты наделала? – спросила Изабелла де Вутон. – Господи…

Жанна увидела лицо матери, и сердце ее оборвалось. Она оскорбила их, растоптала все двадцать лет жизни, наполненные их любовью к ней. Даже когда она видела погибающих односельчан от рук бургундцев, не так страшно было ее сердцу. Глаза Изабеллы де Вутон отчаянно блестели, слезы катились по щекам. «Господи, Господи…» – повторяла она. Жанна не могла этого вынести.

– Прости меня, – глядя на мать, неожиданно для себя самой сказала она. Это прозвучало так по-детски для человека, державшего в руке меч. – Прости, мама, прошу тебя…

– Отец сказал тебе – Бог простит, – ответила та и, опустив голову, тоже вышла из комнаты.

За порогом промелькнуло лицо любопытного Пьера. Ее восемнадцатилетний брат понял – в эти минуты случилось что-то плохое, непоправимое.

Жанна положила меч на стол, закрыла дверь. Сердце не переставало болеть. Больно и горько ей было. Губы девушки задрожали сами собой. Она всхлипнула один раз, другой и повалилась на кровать, сворачиваясь калачиком, даже не пытаясь сдержать слезы.

И вновь перед ней был Вокулер – грозный замок Робера де Бодрикура, хозяина здешних мест, хмурой тенью стоявший над холодным Маасом. Снег лежал на крышах крепостных башен, серое зимнее небо касалось острых шпилей. Народ суетился, в крепость въезжали повозки с провиантом. Много было солдат в эти дни в замке – Вокулер готовился к возможной войне.

Почти месяц Жанна прожила у Дюрана Лассара в Бюрей-Ле-Пти. Он приютил ее. В тот день, когда она ушла из дома, Жанна знала наверняка, что больше туда не вернется. Для нее открывалась одна дорога – во Францию, даже если никто там ее не ждал.

Надеясь на рыцарей Робера де Бодрикура – Новелонпона и Пуланжи, она рассчитывала вновь увидеться с капитаном кастелянства.

В замке ее встретил Жан де Новелонпон – светловолосый молодой мужчина, ее рыцарь, без доспехов он выглядел непривычно. Но ему шла одежда дворянина, решившего позабыть о войне: теплые штаны и высокие кожаные сапоги, добротное шерстяное сюрко, подбитое мехом. На широком кожаном поясе, у левого бедра, был меч, у правого – кинжал в широких ножнах. Жанна знала, что выглядит бедно – уходя из отцовского дома, она почти ничего не взяла с собой. Любимое красное платье да полушубок.

– Здравствуй, Жанна, – он галантно поклонился девушке. – Сир де Бодрикур скоро примет тебя… Что ты думаешь, милая Жанна, – улыбнулся ей Новелонпон, – не стоит ли нам отказаться от нашего истинного короля и всем превратиться в англичан?

Дурные вести из-под Орлеана шли во все концы света. Но в Вокулере их ждали с особым волнением, ведь благополучие кастелянства Робера де Бодрикура, на окраине Франции, отделенного от нее вражеской Бургундией, напрямую зависело от силы Буржского королевства Карла Валуа. Сдай король позиции, заставь его англичане бросить все города на Луаре и отступить в Прованс, чего враг и добивался, Вокулер был бы раздавлен быстро и беспощадно.

– Не шути так зло, Жан, – она выглядела очень серьезной. – Я буду вновь просить сира да Бодрикура дать мне провожатых, чтобы они отвели меня к дофину.

Теперь Робер де Бодрикур смотрел на представшую перед ним девушку другими глазами. Дело с чудачкой Жаннетой из семьи д’Арков оказалось запутанным и сложным. Ей заинтересовались не на шутку. И если молодой Рене Анжуйский задавал о Жанне столько вопросов, а теперь еще решил посмотреть на нее сам, просто настаивал и даже требовал, то было ясно, откуда ветер дует. Девица понадобилась властной и мудрой Иоланде Арагонской, матери Рене, теще короля. Но какие у нее были планы на эту самую Жаннету? Что она от нее хотела? Неужели слухам о Деве-спасительнице, которые бродили по округе, и судьбе этой захолустной принцессы суждено было пересечься? Если так, то королева четырех королевств превзошла бы самое себя!

– Я слушаю вас, Дама Жанна, – сказал он.

В приемной зале остались оба рыцаря – Жан де Новелонпон и Бертран де Пуланжи.

– Вы не забыли, сир де Бодрикур, моего первого прихода к вам?

Он улыбнулся:

– Как тут забудешь, Дама Жанна. Думаю, мой дорогой Бертран тоже не забыл его. – Жанна обернулась, и Пуланжи чуть заметно поклонился ей. – Что же вновь привело вас ко мне?

– Я вам уже говорила, сир де Бодрикур, что королевство, как и вся земля, принадлежит не дофину Карлу, но моему Господину. Я также говорила, что мой Господин хочет, чтобы дофин стал королем и владел Францией.

– Помню, – многозначительно кивнул Робер де Бодрикур, – ваш Господин – это Царь Небесный…

– Но для исполнения Его воли дофину Карлу нужна я, сир де Бодрикур. Мой Господин обращается ко мне все чаще. Это Он сказал мне, чтобы я пришла к вам.

Капитан Вокулера диву ей давался: воистину, она сразу брала быка за рога, во второй раз – и с тем же упорством! Да нет – с десятикратным.

– Орлеан в опасности, и это еще не все беды, что случились с нами. Если мы будем медлить, Францию ждут великие беды. Я вновь пришла к вам, сир де Бодрикур, чтобы просить вас отвести меня к дофину. Я должна сказать ему, чтобы он держался крепко и не воевал со своими врагами до положенного срока. Ибо мой Господин пошлет ему помощь не позднее середины великого поста.

Капитан Вокулера прикрыл лицо рукой и, смежив веки, мягко размял глазные яблоки – он подустал за сегодняшний день. Когда он слушал эту девушку, то ему казалось, что весь мир немного сошел с ума. И он, умудренный опытом человек, спятил вместе со всем миром. Робер де Бодрикур отнял от лица руку и вновь посмотрел на Жанну.

– Я не устану повторять: в помощь дофину мой Господин выбрал меня, – как ни в чем не бывало продолжала девушка. – Я должна быть в урочный час у короля, и я пойду к нему, даже если бы мне пришлось ради этого стереть ноги до колен! Потому что никто на свете – ни короли, ни герцоги не смогут спасти Французское королевство. Никто, кроме меня! Я могла бы прясть возле моей матери, как другие девушки, но это от меня не зависит, сир де Бодрикур! Нужно, чтобы я шла. Потому что я выбрана Царем Небесным – освободить Орлеан и повести дофина к миропомазанию в Реймс, где он станет королем!

Робер де Бодрикур едва заметно кивал. Его рыцари напряженно молчали. Твердый голос этой самой Жаннеты, ее уверенность просто завораживали! Околдовывали. Итак, она освободит Орлеан и поведет Карла Валуа к миропомазанию. Великолепно! Невероятно…

– Знаете, Дама Жанна, а вы пришли вовремя, – сказал он.

– Вовремя? – девушка не понимала его. – Что это значит?

Робер де Бодрикур загадочно улыбнулся:

– Вас хотел бы увидеть один влиятельнейший вельможа. У меня даже есть охранное свидетельство на ваш проезд по всем его владениям. Он наслышан о вас и пожелал встретиться с вами.

– Кто же он?

– Герцог Лотарингский, Карл Второй. Видите ли, по округе ходят слухи, что в нашем краю растет Дева, которой суждено спасти Францию. – Бодрикур развел руками. – Правда это или нет, я не знаю. Но вы, Дама Жанна, претендуете на эту роль. И вот, молва о вас докатилась до двора герцога Лотарингии. Кстати, его молодой зять также хотел бы познакомиться с вами.

– А кто его зять? – настороженно спросила Жанна.

– Его зять – герцог Барский, Рене Анжуйский, сын королевы Иоланды Арагонской, да хранит их обоих святой Михаил.

Девушка нахмурилась:

– Я, кажется, слышала о ней – об этой королеве… Иоланде.

Робер де Бодрикур едва не расхохотался – сдержался.

– Немудрено, Дама Жанна! Иоланда Арагонская – теща нашего с вами короля, Карла Седьмого Валуа, которого вы так упорно и так смело, – он сделал ударение на последних словах, – изволите называть «дофином».

Глаза Жанны вспыхнули – вот оно!

– Да-да, – уловив ее чувства – радость и восторг, закивал Робер де Бодрикур. – От вашего визита к Карлу Лотарингскому и Рене Анжуйскому будет зависеть то, примет ли вас и Карл Валуа.

– Я поеду! – подавшись вперед, сказала девушка.

– Не сомневаюсь, – кивнул капитан Вокулера. – Это ваш золотой шанс, Дама Жанна, попасть в Шинон, где сейчас расположился двор его величества. Говорят, вы хорошо владеете мечом и даже копьем, – капитан Вокулера взглянул на Жана Новелонпона, тот поклонился своему патрону, – а также другим оружием, – прекрасно! Карл Лотарингский и его зять обожают устраивать турниры. Они, благодарение Господу, ни с кем не воюют, держат нейтралитет, поэтому дерутся друг с другом. – Он переглянулся с рыцарями. – У них много свободного времени! Вам будет интересно посмотреть на то, как рыцари вышибают друг друга из седел! Если уж вы решили пренебречь домашним хозяйством и взяться за военное дело…

– Для домашнего хозяйства найдется женских рук! – самоуверенно выпалила Жанна.

– Вот и отлично, поезжайте смело, – в который раз кивнул Робер де Бодрикур. – Мои рыцари будут сопровождать вас, – он указал рукой на Бертрана Пуланжи и Жана Новелонпона. Сделав паузу, капитан крепости бросил недвусмысленный взгляд на бедный наряд девушки. – Вот только моя супруга подберет вам несколько платьев – и сразу в путь.

– Я даже не знаю, как благодарить вас, сир де Бодрикур…

Он увидел в глазах девушки слезы, и они тронули его. Но разве мог суровый и прагматичный капитан Вокулера понять в полной мере, сколько значил этот разговор для его просительницы! Ворота, в которые Жанна готова была стучаться до последних сил, претерпевая унижения и страдания, неожиданно распахнулись перед ней сами.

Девушка плакала от счастья, и сердца трех мужчин отзывались на слезы юной принцессы, чьи помыслы были так чисты, лицо – прекрасно, и восхитительна стать. Но двое из этих мужчин, при своем капитане, старались не выдавать своих чувств. Впрочем, они тоже были счастливы, особенно Жан, – им предстояла совместная поездка ко двору герцога Лотарингского.

– Ну, милочка! – посетовал на ее слезы Робер де Бодрикур и переглянулся с затихшими рыцарями. Он встал со своего капитанского трона и подошел к «чудесной девушке», которую про себя называл проще – «чудачкой». – Перестаньте, перестаньте! – Бодрикур уже по-отечески обнимал ее за плечи. – Сейчас нам принесут вина, а потом ваш друг и мой доблестный рыцарь Жан де Новелонпон покажет вам оружейную комнату Вокулера. – Он гладил девушку по черным волосам. – Клянусь, вы такого еще не видели! Копья, мечи, топоры, арбалеты. Есть турецкие ятаганы. А какие молоты, с тремя головами, как у дракона, на цепях. Я уже не говорю об арбалетах! – Бодрикур поймал взгляд готового немедленно приступить к демонстрации оружия Новелонпона. – Одним словом, все, как вы любите. Главное – никакой пряжи! Подберите себе меч получше, Жан поможет вам. И завтра же – в путь!

На ночлег Жанна остановилась в богатом семействе Руайе, у друзей Бодрикура. Девушку окружили заботой, как того заслуживало ее происхождение. Но Жанна долго не могла заснуть, все думала, мечтала. Ее ждала Лотарингия, двор герцога Карла.

Новый, удивительный мир…