Принцесса крови Агалаков Дмитрий

Одна из дев сорвала платок с блюда, сразу вспыхнувшего ярким солнцем, и в свете факелов золотой перстень сверкнул изумрудом.

Пьер де Монтон-Монротье взял перстень в крепкий кулак и поцеловал Изабеллу и двух девушек из благородных семей.

– Умереть, но не сдаваться! – хором выкрикнули герольды боевой клич героя-победителя.

– Вы окажете мне честь танцевать со мной? – спросил победитель у герцогини.

– Да, рыцарь, – ответила юная Изабелла.

Даже если бы она и не захотела танцевать, отказать бы не смогла – этот танец был частью торжественного ритуала.

Рыцарь и герцогиня, встав в надлежащую позицию, скрестили руки, Изабелла прихватила левой рукой длинное платье. Менестрели заиграли мелодию, и пара стала танцевать.

Встретив взгляд Жанны, Рене улыбнулся, подошел к девушке:

– На сегодня моя миссия подходит к концу. Этим танцем день и закончится. Вот только судьи объявят о завтрашних поединках…

– Я хочу драться, – сказала Жанна.

– Что? – поглядывая то на жену, то на гостью, рассеянно переспросил Рене.

– Я буду драться с бургундцем! – повторила девушка. Она усмехнулась. – Отважным бургундцем.

– Ты это серьезно?

– Да.

Рене помрачнел.

– Он… сильнее тебя.

– Посмотрим!

– Судьи могут не позволить, ты – женщина.

– Я – Дева Жанна!

– Но ты не заявляла о своем желании участвовать в сражении.

– Вот и помоги мне, Рене! Пожалуйста…

Танец был в самом разгаре – Пьер де Монтон-Монротье оказался не только храбрым воином, но и прекрасным танцором. Было ясно, что не только в битвах, но и при дворе своего сюзерена Амедея Восьмого, герцога Савойского, времени он даром не терял.

– У тебя нет доспеха, Жанна, – продолжал возражать молодой герцог Анжуйский.

– Ты сам хвалился, что у тебя есть твои юношеские доспехи, сделанные в Милане, и не одни!

Рене выдохнул:

– Поединок на копьях – безумие!

– Прошу тебя!

Танец подходил к концу, Рене готов был сдаться.

– А если он покалечит тебя? Что я тогда?.. – Рене едва не проговорился, чуть было не сказал: «Что я тогда скажу матери?» Но выговорил другое: – Что я тогда буду делать? Я несу за тебя ответственность!

Жанна усмехнулась вновь:

– Милый Рене! Я собираюсь ехать в Шинон к дофину Карлу не на прогулку, но чтобы просить у него войско. Если мне повезет, впереди меня ждут бои. Ради этого я всю свою жизнь старалась быть сильной, похожей на вас, мужчин, для этого я училась драться!

Последний аккорд смолк, Пьер де Монтон-Монротье поцеловал руку партнерши, и та направилась к мужу.

– Хороша я была? – подходя, спросила Изабелла.

– Великолепна! – улыбнулся Рене.

Изабелла пригляделась к мужу и гостье, насторожилась:

– Вы не поссорились?

Рене и Жанна серьезно переглянулись.

– Слава Богу, нет, – ответил молодой герцог и тут же обратился к Жанне. – Ты это твердо решила?

– Тверже некуда. – Она схватила руку своего нового друга. – Мне это нужно. Я справлюсь!

– Будь по-твоему, – кивнул он и направился к судьям, которые уже приготовились через герольдмейстера сделать новое заявление.

– Решила – что? – подозрительно спросила Изабелла у Жанны. – Что нужно и… с чем вы справитесь, Жанна?

– Сейчас вы все узнаете, милая Изабелла, – ответила девушка.

Рене что-то зашептал на ухо судьям, что кутались в теплые мантии, те нахмурились, затем посмотрели на герцога, как на сумасшедшего; пока он продолжал, нахмурились еще сильнее и, вытягивая головы, стали выглядывать объект своего любопытства.

Этим объектом была Жанна. Если бы строгих судей просил вельможа средней руки, и ходатайствовал бы он за обыкновенную аристократку, ему вряд ли пошли бы навстречу. Но просил-то сам Рене Анжуйский, принц королевской крови, герцог де Бар и зять хозяина Лотарингских земель, где проходил турнир. И просьба его касалась не кого-нибудь, а Девы Жанны, о которой только и говорили по всей округе, и тоже – принцессы. Да потом и любопытно было судьям посмотреть на нее, узнать, чего она стоит. Ведь эта Дева приписывала себе общение со Всевышним! Всем и всюду говорила, что заручилась Его поддержкой! А далеко не все судьи являлись приверженцами дофина Карла Валуа, кто-то сочувствовал герцогу Бургундии – Филиппу. Интересно им было, что мог сделать на ристалище хоть и молодой, но уже опытный рыцарь с этой самонадеянной деревенской девчонкой с голубой кровью! Его светлость герцог Анжуйский сказал, что она владеет оружием? Что ж, завтра они посмотрят на это диво!

Называя пары дерущихся, судьи объявили:

– Эмона де Маси по прозвищу Отважный бургундец, рыцаря, завтра на поединок вызывает Дева Жанна!

Судьям было самим интересно, как сейчас откликнется двор на этот вызов. Парадная зала зашумела, все искали глазами отважную и, по всему, сумасшедшую женщину. А сегодняшний герой, удержавшийся в седле, бросился к судьям:

– Это шутка, сеньоры?

– Нет, сир де Маси, – отозвался гербовый судья. – Это не шутка. За Деву Жанну с ее просьбой хлопотал монсеньер герцог Анжуйский!

Эмон де Маси уставился на Рене, но тот лишь галантно поклонился, что означало: так оно и есть. Тогда бургундец отыскал взглядом Жанну, смотревшую на него с вызовом, и вновь обратился к судьям.

– Я не буду драться с женщиной! Это смешно!

– Вы испугались? – шагая к нему, спросила Жанна.

Перед ней расступались. Все замерли, смолкли даже менестрели. Юная Изабелла глаз не могла отвести от своей гостьи – до нее доходили слухи о чудачествах дальней родственницы, но чтобы вот так?

– Господи, Жанна, – вослед ей пробормотала Изабелла, но девушка уже не слышала ее.

Юная герцогиня быстро поняла: отговаривать их гостью – дело пустое. А из толпы уже выходили Бертран де Пуланжи и Жан де Новелонпон, до того скромно пребывавшие в кругу простых рыцарей и дворян, равных себе по званию.

– Я не буду драться с женщиной! – грозно повторил Эмон де Маси. – Я – рыцарь!

– Тогда я назову вас трусом, рыцарь, – сделав ударение на последнем слове, усмехнулась Жанна.

– Что?!

– Вы слышали, Эмон де Маси. И все вас будут называть не Отважным бургундцем, а Трусливым. Вы хотите этого?

Светловолосый бургундец стал красным, как вареный рак.

– Если бы вы не были женщиной, Дама Жанна, – свирепо сказал он, – то я бы наказал вас!

– Каким образом?

– Скрестил бы с вами мечи, и не турнирные, а боевые! И, клянусь, я бы убил вас!

– Прекрасно! – Жанна оглядела перешептывающихся рыцарей и дам. – Скрестите же со мной копья, разве не об этом я прошу вас?

– Так вы принимаете вызов, рыцарь де Маси? – спросил гербовый судья.

Его занимала эта перепалка, такое он видел и слышал впервые в жизни! Бургундец медлил.

– Решайте, рыцарь, как именовать себя всю оставшуюся жизнь, – нанесла ему еще один укол Жанна.

– Согласен! – рявкнул Эмон де Маси. Он обернулся к судьям. – Я согласен! – И вновь взглянул на Жанну. – Но… пеняйте на себя, Дама Жанна.

– Непременно! – уверенно откликнулась девушка.

Оставшаяся часть вечера была смазанной. Вызов Жанны ошеломил всех. Теперь все участники турнира и сегодняшние зрители ждали только одного – завтрашнего дня.

Рене Анжуйский, уперев руки в боки, стоял посреди просторной оружейной. Ярко горели факелы в железных гнездах. Со стен и столов на молодого герцога смотрели сотни мечей и щитов, кирас, шлемов, секир и булав, кинжалов и арбалетов. Этим арсеналом можно было вооружить целую армию!

Минуту назад он смерчем ворвался сюда в сопровождении своих друзей и слуг.

За его спиной дожидались Жанна, оруженосец Рене – Жан де Дьёлуар, оруженосец последнего – Жюльен, не так давно расставшийся со званием пажа, сторож этой горы железа, два оружейника, а также рыцари Девы – Бертран де Пуланжи и Жан де Новелонпон. Каждый из них тоже держал в руке по факелу. Двое последних до сих пор не могли прийти в себя после вызова, брошенного Жанной – бургундцу.

– Какая муха тебя укусила? – прошептал Жан де Новелонпон. – Что мы скажем сиру де Бодрикуру?

– Вот именно! – услыхав его слова, нарочито серьезно воскликнул Рене. – Что вы, господа, скажете моему другу и советнику сиру де Бодрикуру? Подумайте об этом!

Рыцари потупили взоры. Не того они были ранга, чтобы запросто шутить с Рене Анжуйским. А девушка с восторгом смотрела на оружие – и дела ей никакого не было до беспокойства своих друзей. Куда тут было сравниться с этой роскошью оружейной Вокулера!

– Так-так, – говорил Рене Анжуйский, разглядывая свое сокровище. – Где же они? Где? Надо подумать. Три года назад я сам завернул их в масляную тряпку и спрятал в сундуке… Знаю! – он хлопнул в ладоши и обернулся на своих оруженосцев. – Клянусь Богом, знаю!

В этот момент двери в оружейную открылись. Все, кроме Рене, обернулись. К ним тихонько вошла Изабелла – юная герцогиня переживала за случившееся. Едва появившись при дворе Лотарингии, где редко происходили яркие события, чудачка-принцесса из Домреми взбаламутила всех разом. Но в чем Изабелла была уверена, так это в том, что ее мужу все это безумие пришлось по вкусу! Рене был авантюристом и задирой. И он, и Жанна – оба они были сумасшедшие.

Через пять минут на свет факелов из дальнего угла был вытащен сундук, а из него извлечены на стол доспехи. Глаза молодого герцога загорелись.

– Моя гордость! – воскликнул он. – Этот доспех изготовил мастер Пьетро Дочини из Милана, когда мне было пятнадцать лет! Ровно пять лет назад. Я так мечтал сразиться в нем, но мне все говорили: рано, рано…

– И были правы, – из-за спины сказала Изабелла. – Ты бы не дожил до сегодняшнего дня, так ты рвался в бой.

Жанна улыбнулась, а Рене поцеловал подошедшую к нему жену в губы. Все присутствующие смотрели на эту трогательную сцену с почтением. Герцога Барского и лотарингскую принцессу обвенчали детьми. Юная супруга Рене Анжуйского, нынче уже девятнадцатилетняя, была свидетельницей не только его взросления, но и становления, как воина.

– А этот доспех будет в пору Жанне? – спросила Изабелла.

Рене внимательно посмотрел на девушку.

– Идем! – он потянул ее за руку, подвел к одному из деревянных столбов оружейной залы. – Прислонитесь, Дама Жанна. Жюльен, факел!

Их осветили. Рене присмотрелся к столбу.

– Я так и думал. Идеально. Тут есть зарубка, сделанная Пьетро Дочини, – объяснил он. – Как раз на уровне макушки нашей милой Жанны! – Дева была на голову ниже высокого и широкоплечего Рене. – И сложение мое в пятнадцать лет было скромнее, – счастливый, добавил Рене Анжуйский. – Остается проверить!

Для переодевания девушки, тем более – небыстрого переоблачения в рыцарский наряд, оружейная была слишком холодным местом, потому доспех вернули в сундук и доставили его в теплые комнаты Жанны, где прислуга подбросила дров в камин. Там для гостьи быстро нашли чистую мужскую одежду из роскошного гардероба Рене, которую он перерос, и скоро Жанна уже стояла перед зеркалом в черных штанах из шерсти, обтягивающих и мягких, и белой шелковой рубашке. Далее за нее взялись оруженосцы и пажи под неусыпным оком Рене и двух рыцарей – Жана да Новелонпона и Бертрана де Пуланжи. На Деву надели и зашнуровали от шеи и до ягодиц двухслойный холщовый пурпуэн, к нему прикрепили шоссы. Одели железные башмаки со шпорами, далее ноги девушки облачили в верхние и нижние поножи, обоюдосторонние, стянув их ремнями, и наколенники.

– Каково? – спросил Рене, поглядывая на Жанну. – В такой одежде не пробежишься по летнему лугу, хватая бабочек, верно?

Жанна усмехнулась:

– Дальше.

– Как скажете, прекрасная Дама.

Далее пришла пора одевать наручи – также верхние и нижние, с налокотниками, что и было сделано в ближайшие четверть часа. Рука у оруженосцев и пажей на мастерство облачать рыцаря в железо была набита дай Бог!

– Подвигай руками, – посоветовал Рене своей гостье. – Подними их вверх, заведи назад, вытяни вперед. Ты должна в них чувствовать себя так, точно этой стали нет, за исключением тяжести.

Жанна выполнила его указание.

– Великолепно, – со знанием дела сказала она.

– Но это только начало, – взглянув на рыцарей и оруженосца Дьёлуара, озабоченно вздохнул молодой герцог. – Теперь – кираса.

Жанна ощущала, как руки и ноги ее налились точно свинцом. Но это было привычное ощущение – недаром же она таскали камни, зашитые в одежду!

– Но прежде кольчужную косынку… – Рене с сомнением посмотрел на прическу девушки, созданную из заплетенных кос. – Изабелла, милая, – обернулся он на жену.

Очень скоро служанки юной герцогини расплели косы и расчесали волосы Жанны, пустив их по плечам. Жюльен надел на голову девушки войлочную шапочку, а Дьёлуар наложил сверху кольчужный капюшон.

– Другое дело! – улыбнулся Рене.

Словно створками раковины закрыли ее торс двумя половинами кирасы – передней и задней, стянув их ремнями, сцепив внизу тонлетом – стальной юбкой из широких железных пластин, а сверху – широким подбородником, прикрывавшим ее горло, и массивными наплечниками. Жанна пошевелилась – это было делать и легко, и сложно одновременно. Легко, потому доспех создавал истинный мастер – броня совсем не сковывала ее движений! В таком доспехе, наверное, можно было даже спать. А тяжело, потому что для девушки доспех был не слишком привычной обузой!

С правой стороны ее кирасы, под грудью, был прикреплен железный крюк. Жанна прихватила его рукой, пробуя на прочность, а Рене кивнул на неуклюжий «отросток».

– Не сомневайся – фокр что надо. Сколько раз, облачаясь в этот доспех и садясь на коня, я укладывал на него копье! Он не подведет!

Жанна кивнула:

– Надеюсь.

– Теперь – перчатки и шлем! – скомандовал Рене.

Железные перчатки этого доспеха были, как и все прочее, образцом оружейного мастерства. Не суровая железная рукавица, но добротной выделки кожа, искусно обшитая сталью. Тонкие и прочные пластины для каждой фаланги пальца!

Жанна сжала и разжала кулак:

– То, что надо!

Рене Анжуйский кивнул на шлем. Но, опередив Дьёлуара, сам взял салад с забралом и одел его на голову девушке. Опустил забрало, поднял его, вновь опустил.

– Удобно? – спросил он.

Жанна сама подняла забрало.

– Точно в нем родилась, милый Рене.

Глаза ее горели нетерпением, яростью и страстью настоящего бойца. Молодой герцог развел руками:

– Ты – прекрасна!

– Не сомневаюсь, – снимая шлем, сказала Жанна. И тут же обратилась к герцогине. – Милая Изабелла, наверняка у вас в замке есть добрый цирюльник?

– Конечно, Жанна, – ответила та.

– Я бы хотела остричь волосы.

– И как коротко?

– Как у вашего мужа, – сказала Жанна.

– А вы… не пожалеете? – с сомнением спросила Изабелла. – У вас такие красивые черные волосы, просто загляденье.

Жанна взглянула на нее с печалью и радостью одновременно:

– Там, куда я собралась, они мне не понадобятся.

– Будет вам самый лучший цирюльник, Жанна, – заверила ее герцогиня.

Жанна взглянула на Рене Анжуйского:

– Еще мне нужен щит…

В ее тоне молодой герцог услышал явную недоговоренность. Он понял, о чем шла речь. Герб! У каждого рыцаря на щите изображен его родовой герб – гордость, свидетельство бранных заслуг, владения землями, причастность к великим предкам. Такой герб во время турниров изображался на щите и на короткой накидке с рукавами по локоть, а часто и на шлеме. Но как быть с Жанной?

– Щит мы тебе подберем, – кивнул Рене. – В Нанси и так все знают, кто ты, – сказал он. Герцог обернулся на рыцарей Жанны – Новелонпона и Пуланжи. – Что вы об этом думаете, господа?

Те только почтительно поклонились.

– Да, Жанна, ты мне не сказала, сколько раз тебе приходилось драться копьем? – так, между прочим, спросил у девушки Рене.

– Сотни раз.

– Сотни раз? – недоверчиво нахмурился Рене. – Но с кем?

– С деревянным щитом, – как ни в чем не бывало ответила она.

– Что-что? – не понял он.

– Мы с моим другом Жаном де Новелонпоном, – девушка указала рукой на рыцаря, стоявшего за их спиной с Рене, – часто выезжали в окрестности Домреми, устанавливали на шесте щит и старый шлем, и я легко выбивала и то, и другое. Могла попасть в любую точку, куда говорил мне Жан.

– Это шутка? – Рене обернулся на Жана де Новелонпона.

– У нее меткий глаз, монсеньер, – поклонился рыцарь.

– Меткий глаз?! Жанна, но ведь щит не может ответить тебе! Ты никогда в жизни не дралась с живым противником?!

– Нет, – просто ответила Жанна. – Чтобы драться с настоящим противником, нужно иметь настоящий доспех. А у меня его никогда не было. Человек, воспитавший меня, которого я называла своим отцом, всячески противился моему военному обучению. Но когда-то нужно начинать. Вот я и решила приступить с завтрашнего дня.

Рене переглянулся с Изабеллой, покачал головой.

– Еще не поздно все отменить, – точно рассуждая сам с собой, негромко произнес он.

– О чем ты? – нахмурилась Жанна. – Я с радостью и нетерпением жду завтрашнего дня!

Рене Анжуйский почесал нос.

– Ты – сумасшедшая?

– У меня все получится, мой милый Рене. Со мной Господь, а это больше любой неопытности, – ответила ему Жанна. – А теперь я бы хотела выспаться перед поединком, сегодняшний день был таким длинным. – Она улыбнулась его супруге. – Но сперва – стричься!

Назавтра, в час пополудни, на легком, выпавшем за ночь снегу, Пьер де Монтон-Монротье одним копьем выбил из седла подряд трех лотарингских вельмож. Недаром как судьи, так и дамы накануне выбрали его победителем турнира! Бертран де Пуланжи, которому судьи позволили драться на стороне Рене Анжуйского, хоть он заранее и не заявлял о своих намерениях, выбил двух савойцев. Одного бургундца опрокинул на землю Жан де Новелонпон, которому тоже разрешили участвовать в турнире. Копий же общим числом как барцами, лотарингцами, так савойцами и бургундцами за первые два часа сломано было без счета.

– Видишь, в поединке все зависит от мастерства, Жанна, – ожидая своего часа выйти на ристалище, говорил Рене своей новоявленной кузине. – Клянусь всеми святыми, этот Монротье – чистый дьявол! Он не стремится выбить противника силой, но выбирает самую уязвимую точку на его теле, например – открытый шлем или плечо, и делает все, чтобы попасть в нее! Он не сломал ни одного копья! Не нанес ни одного удара в лоб! Он – молодец! – Рене Анжуйский говорил горячо, зная, что сейчас и ему придется гнать коня по растоптанному, смешанному с землей снегу – навстречу противнику. – И ты должна поступать точно так же! Силой ты не сможешь выбить бургундца. Только хитростью! И не забывай о предосторожностях. Если только ты встретишь удар копья Эмона де Маси прямым щитом – вылетишь из седла, и дай Бог, если не переломаешь руки и ноги. Как ни крути, милая Жана, этот черт сильнее тебя, и мощнее, как и положено быть мужчине, что тоже немаловажно. Ищи слабое место и бей в него!

Шел уже четвертый час дня, когда на ристалище выехал Рене Анжуйский в сверкающем доспехе. Роскошные перья колыхались над его шлемом. Юная Изабелла с гордостью смотрела на своего мужа, другие дамы и девицы – с завистью и восторгом. Рене пронесся на белом скакуне, укрытом пурпурной, расшитой золотом попоне, по периметру поля, подняв копье в правой руке. Через решетку забрала Рене увидел злое лицо Эмона де Маси, наблюдавшего за ним, ожидавшего своей очереди; мысль ударить по его щиту, вызвать бургундца на бой и попытаться искалечить его промелькнула в голове молодого герцога. Этим он оградил бы Жанну от опасности, но остановили его вчерашние слова девушки: «Я собираюсь ехать к дофину Карлу, чтобы просить у него войско. Если мне повезет, впереди меня ждут бои. Для этого я училась драться!» Рене круто повернул коня и ударил копьем в первый бургундский щит – рыцаря Ришара де Сюрьенна, который сегодня уже выбил из седла одного барского дворянина.

– Драться до победы! – зычно выкрикнул Рене Анжуйский.

Это означало, что если копья будут сломаны, а всадники останутся в седле, он не удовлетворится одним столкновением, но будет бороться до тех пор, пока один из них не окажется на земле.

– Почту за честь! – громко сказал вызванный на поединок рыцарь, стоявший между барьерами в окружении своих товарищей.

Каждому была известна нелюбовь Рене Анжуйского к бургундскому лагерю. Бургундские капитаны постоянно терроризировали герцогство Барское. А мать Рене Анжуйского, теща дофина, вложила не одну сотню тысяч ливров в борьбу с Филиппом Бургундским! Потому молодой герцог решил не давать повода для сомнений в своих привязанностях. Если бы судьи позволили, он скрестил бы с противником и боевые копья!

Бургундец, державший шлем с пышным плюмажем из страусовых перьев в руках, одел его. Оруженосец Ришара де Сюрьенна помог закрепить шлем, затем придержал стремя, и его хозяин взобрался на коня. Кавалеру подали копье. Еще утром все участники турнира дали замерить все свои копья – десять положенных футов должно быть в этом оружие, и ни одного лишнего дюйма! Другой оруженосец подал рыцарю щит. Де Сюрьенн пришпорил коня, и они разъехались с Рене к противоположным сторонам поля, встав друг против друга по разные стороны барьера, разделяющего их боевые линии.

Четыре трубача дунули медью в зимнее небо. Конь молодого герцога был спокойным, ожидая схватки, только храпел, пуская из ноздрей густые струи пара; конь же бургундца, напротив, крутился на месте, азартно гарцевал, и хозяин даже не думал сдерживать его. Так они оба заводились перед боем.

Встал герольдмейстер, зычно прокричал:

– Объявляю поединок между герцогом Барским, Рене Анжуйским, и кавалером Ришаром де Сюрьенном, рыцарем! Сражайтесь, благородные сеньоры!

Трубачи медью протрубили атаку – несколько нехитрых и надрывных нот. Их знает каждый рыцарь, они живут в его сердце, тлеют, точно уголь, дунь на который и сразу вспыхнет пламя!

Герцог Рене и кавалер де Сюрьенн, ударив шпорами, сорвались с места. Затупленные концы древков с угрозой смотрели на каждого из противников. Не сразу закованный в сталь рыцарь набирает ту скорость, а значит и силу, которые нужны для боя на копьях. Но к середине ристалища они уже превратились в две летящие друг на друга скалы. Сухой треск оглушил зрителей – оба массивных копья, угодившие точно в шиты, сломались как тонкие сухие прутья, и в руках разъехавшихся, удержавшихся в седле рыцарей оказались обломки не более пяти футов в длину. Рыцари взяли новые копья, уже заранее отмеренные, а пока они разъезжались, проворная прислуга подобрала обломки копий, чтобы, не дай Бог, конь не споткнулся на них, не переломал себе ноги и не выбросил всадника вперед, как мячик.

Вновь две скалы врезались друг в друга на середине поля, но на этот раз копье Рене Анжуйского, нацеленное в открытое плечо противника, соскользнуло с него, не причинив бургундцу никакого вреда, а копье де Сюрьенна вновь ударило в щит и, сухо ломаясь, едва не выбило Рене из седла – обломок ударил ему в забрало, и только надежная дорогая сталь спасла молодого герцога.

Трибуна ахнула. Юная Изабелла, вся сжавшись, закрыла лицо руками. Глаза Анизон дю Мэй, обожавшей поединки и тайно вожделевшей молодого герцога, горели восторгом. У Жанны, стоявшей среди рыцарей, между Бертраном де Пуланжи и Жаном де Новелонпоном, сжалось сердце.

– Господи, – тихо прошептала она.

– Опасный бой, – так же тихо проговорил Бертран де Пуланжи.

– Не ранен ли герцог? – вторил ему Жан де Новелонпон.

Но Рене Анжуйский поднял руку с копьем, что означало: я в порядке!

Трибуна зааплодировала. Открыв глаза, Изабелла облегченно выдохнула.

Остановив коня, Ришар де Сюрьенн оглянулся на противника, будет ли тот продолжать бой.

– Берите копье, кавалер! – гулко, через забрало, крикнул Рене Анжуйский.

– Как пожелаете, монсеньер! – также гулко ответил ему Ришар де Сюрьенн и, пришпорив коня, помчался за новым оружием.

Через несколько секунд они снова сшиблись лбами, и могучие копья их вновь сломались легко и сухо, как хворостинки!

– Выберем другое оружие? – выкрикнул Рене.

– Пожалуй! – откликнулся его противник.

– Какое пожелаете? – тотчас спросил Рене – по законам рыцарства зачинщик должен предоставить выбор оружия защитнику.

– Булаву! – сдерживая храпевшего коня, так и ходившего под ним, ответил де Сюрьенн.

Рене пустил коня рысью к своему «лагерю», где Дьёлуар немедленно протянул ему требуемое оружие. То же сделал и Ришар де Сюрьенн. События развивались, обстановка накалялась. Противники оказались равны по силам, но тем было интереснее! Ведь заявка уже сделана: драться до победы. То, что пощады просить не будет ни тот, ни другой, это и так ясно. А значит, кто-то должен упасть под копыта распаленных боевых коней.

Прислуга убрала барьеры, рыцари съехались с новым оружием и встали в десяти шагах друг от друга. Булавы тоже были предусмотрительно взвешены и померены. Ни одного сучка, который смог бы пробить латы и нанести ущерб дерущимся. Руки в стальных перчатках у обоих противников от ударов предохранял рондель – круглый железный диск у основания булавы. К рукояти ее крепился кожаный ремешок, который накручивался рыцарем вокруг запястья, чтобы не выронить оружие.

– Помните, сеньоры, тот, кто против правил поединка ударит лошадь противника, будет считаться побежденным! – громко крикнул герольдмейстер. – А теперь сходитесь, и да поможет Господь обоим!

Жанна неотрывно смотрела, как оба воина сшиблись в центре поля и стали лупцевать друг друга почем зря; дубины с грохотом влетали в щиты, точно бойцы хотели разбудить все, что спало в этот зимний день на земле. Они то и дело поворачивали коней, чтобы удобнее было нанести свой удар и тут же отразить выпад противника. Это были не мечи – палицей палицу не остановишь! Нужно работать обеими руками. А сила в каждом ударе была грозная! Не отразишь такой удар щитом – пеняй на себя! Поймаешь его шлемом – пиши пропало. Дубина де Сюрьенна ударила в плечо герцога, и это было ощутимо – прочная сталь немедленно прогнулась. Превратись деревянная дубина в боевую палицу с шипами, пробила бы доспех и, порвав пурпуэн с кольчугой, вонзилась бы в тело! Рене отвел коня, и де Сюрьенн, почувствовав, что крепко задел противника и маленький успех надо развить, немедленно бросился за ним. На это и рассчитывал Рене. Он точно отбил щитом удар дубины налетевшего противника, отбил второй и третий, но стоило кавалеру де Сюрьенну пролететь чуть дальше, он звонко зацепил громоздким оружием его затылок. Трудно было сражаться турнирными дубинами – в бою можно оглушить лошадь и разделаться с падающим противником, но не на ристалище! Свирепея, противники разъехались и, точно вооруженные копьями, бросились друг на друга с расстояния. Каждый хотел, выбив сокрушительным ударом противника из седла, разом покончить с ним. Но Рене Анжуйский перехитрил де Сюрьенна. Вместо того, чтобы нанести удар и получить ответный, он пригнулся – Ришара де Сюрьенна даже повело в сторону вместе с палицей, такой он приготовил удар для противника. А герцог, быстро повернув коня, атаковал его. И когда де Сюрьенн только замахивался вновь, Рене ударил по ронделю бургундца, да с такой силой, что булава вылетела из рук де Сюрьенна и повисла на кожаном ремне, а следующий удар Рене нанес по забралу противника, который не успел закрыться щитом. Бургундца, прикрывшегося булавой и щитом, повело назад, но, оглушенный, он не сумел защититься как следует, и Рене со всей силой вновь ударил его по открытому для булавы противника шлему – этот удар оказался роковым, и бургундец, под рев трибуны, вывалился из седла. Второй удар оглушил его, он даже не сумел встать, только нелепо двигался на растоптанном, смешанном с землей снегу. А потом из его забрала тонкой струйкой потекла кровь. К месту битвы уже бежали оруженосцы и слуги кавалера де Сюрьенна.

– Надеюсь, он не покалечил Ришара, – хмуро сказал в «лагере» савойцев Пьер де Монтон-Монротье своему вассалу – Отважному бургундцу.

– Надейтесь, мессир, – раздраженно ответил Эмон де Маси, отпивая из кувшина вино. Полночи он пил кубок за кубком, проклиная судей, допустивших это безобразие – их бой с Девой. – Будь проклят этот анжуец!

– Не страшно вам встречаться с принцессой? – зло усмехнулся Монтон-Монротье.

– Дрожу! – огрызнулся тот.

– Вы бы не пили так много, Эмон. Вам сейчас понадобится верный глаз. Говорят, она чего-то стоит.

– Все, чего я боюсь, это убить ее! – рявкнул Отважный бургундец. – А так хотелось бы! – почему она не мужчина?!

Рене остался в седле. С Ришара де Сюрьенна подоспевшие оруженосцы сняли шлем – кровь шла носом, и обильно. Он был беспомощен, ноги его не слушались.

– Черт! – прохрипел Пьер де Монтон-Монротье. – Проклятье…

Рыцаря подхватили на руки и понесли в «лагерь» бургундцев и савойцев. Герольды протрубили окончание битвы. Встав, герольдмейстер объявил:

– В бою победил герцог Барский, Рене д, Анжу!

Сняв шлем, молодой герцог тряхнул мокрыми черными кудрями. Лицо его пылало, пот заливал глаза. Но он был счастлив! Подняв булаву, подобно римскому триумфатору, Рене проехался по периметру ристалища.

– Ваш муж – истинный герой! – заметила на трибуне хозяев турнира Анизон дю Мэй дочери своего покровителя – Изабелле Лотарингской.

– За это и люблю его, – ответила юная герцогиня.

– Вот кому бы стать королем Франции! – вздохнув, заметил Карл Лотарингский.

Жанна, следившая за битвой из «лагеря» лотарингцев и барцев, слышала только одно – свое сердце. Оно ликовало так, точно это она победила ненавистного бургундца на поле боя. «Господь был с ним!» – шептала она четыре слова, следя за гордо проезжающим мимо Рене. – «Господь был с ним!»

Вновь герольды выстрелили зычной медью своих труб, и слуги бросились выстраивать барьер для следующего поединка на копьях.

А герольдмейстер громко объявил:

– На бой вызываются Дама Жанна и рыцарь Эмон де Маси по прозвищу Отважный бургундец!

В первое мгновение Жанна не поняла, что вызывают ее. Она сообразила что к чему, когда услышала голос Жана де Новелонпона:

– Храни тебя Пресвятая Дева. – Он нахмурился. – Жанна, Жанна… – Рыцарь и близкий друг, он все прочитал по глазам девушки. – Святой Михаил, ты не готова! – прошептал он. – Боже праведный, ты не готова. – Он схватил ее за плечи, оправленные в сталь. – Я могу заменить тебя, Жанна, никто тебя не обвинит! Ну же!

Но она крепко сжала его руку:

– Я готова. Молись за меня, – девушка взглянула на второго рыцаря. – И ты, Бертран!