Ангелы-хранители Кунц Дин

5

В среду четвертого августа, выполняя заказ для семьи Тетранья из Сан-Франциско, Винс Наско прикончил стукача – крысу по имени Лу Пантанджела. Стукач уже дал показания федералам и в сентябре должен был свидетельствовать в суде против членов организации Тетранья.

Джонни Сантини, лучшему хакеру мафии, пришлось использовать все свои познания в области высоких технологий, чтобы залезть в компьютерные файлы федералов и обнаружить Пантанджелу. Стукач жил под охраной двоих федеральных маршалов в безопасном доме в городке Редондо-Бич, расположенном в южной части округа Лос-Анджелес. После выступления осенью в суде в качестве свидетеля Пантанджела должен был получить новое удостоверение личности и новую жизнь в Коннектикуте, хотя дожить до осени ему в любом случае не светило.

Поскольку Винсу предстояло пустить в расход одного или обоих маршалов, чтобы добраться до Пантанджелы, дело обещало быть жарким, в связи с чем семья Тетранья предложила очень высокий гонорар: шестьдесят тысяч долларов. Откуда им было знать, что для Винса убийство еще пары человек, кроме намеченной жертвы, было своего рода бонусом и делало работу не менее, а более привлекательной?!

Винс почти неделю следил за Пантанджелой, каждый день меняя машины, чтобы его не засекли телохранители стукача. Пантанджелу редко выпускали на улицу, однако федеральные маршалы, явно переоценивая безопасность убежища, три-четыре раза в неделю сопровождали стукача на поздний ланч в маленькую тратторию в четырех кварталах от дома.

Пантанджеле по мере возможности изменили внешность. Когда-то у него были длинные густые темные волосы, доходившие до воротника. Теперь же волосы были коротко острижены и перекрашены в светло-каштановый цвет. В свое время Пантанджела носил усы, правда, теперь он был гладко выбрит. И было в нем тогда фунтов шестьдесят лишнего веса, но после двух месяцев под надзором федеральных маршалов он похудел фунтов на сорок. И все же Винс его сразу узнал.

В среду, четвертого августа, федеральные маршалы, как обычно, в час дня отвели Пантанджелу в тратторию. В десять минут второго Винс зашел туда, чтобы заказать себе ланч.

В ресторане было только восемь столиков в центре зала и по шесть кабинок вдоль каждой стены. Заведение, с виду вроде бы чистенькое, на вкус Винса, уж больно отдавало дешевым итальянским шиком: скатерти в белую с красным клетку, аляповатые фрески с изображением римских развалин; пустые винные бутылки вместо подсвечников; и, видит бог, даже пластиковые виноградные гроздья, свисающие с решетки на потолке для создания атмосферы увитой зеленью беседки. Поскольку калифорнийцы привыкли обедать очень рано, по крайней мере по стандартам Восточного побережья, то и ланч у них начинается раньше обычного, поэтому уже после часа дня поток посетителей практически сходил на нет. И к двум часам дня, скорее всего, единственными клиентами останутся Пантанджела, двое его телохранителей и сам Винс, что делало тратторию идеальным местом для проведения операции.

Ресторанчик был слишком маленьким, в администраторе для рассадки гостей необходимости не было, и табличка при входе предлагала посетителям выбирать места самостоятельно. Винс прошел вглубь зала мимо кабинки компании Пантанджелы в соседнюю свободную кабинку прямо за ними.

Винс тщательно продумал выбор одежды: веревочные шлепанцы, красные хлопчатобумажные шорты и белая футболка с синими волнами, желтым солнцем и словами «Еще один калифорниец». И очки-авиаторы с зеркальными стеклами. У Винса была с собой холщовая пляжная сумка с вызывающей надписью «МОЕ ШМОТЬЕ». Если кто-нибудь заглянул бы в сумку, то увидел бы туго скрученное полотенце, флаконы с лосьоном для загара, портативный радиоприемник, щетку для волос, но не увидел бы спрятанного под всем этим барахлом пистолета-пулемета «узи» с глушителем и магазином на сорок патронов. Соответствующий экипировке глубокий загар отлично дополнял желаемый образ: этакого стареющего, но еще крепкого серфера, отупевшего от безделья, беспечного и, возможно, безбашенного придурка, проводящего на пляже каждый божий день, вечно молодого и по-прежнему самовлюбленного.

Винс бросил безразличный взгляд на Пантанджелу и маршалов, которые, мысленно взвесив все «за» и «против», сочли Винса вполне безвредным. Отлично!

В кабинке стояли диваны с высокими мягкими спинками, и со своего места Винс не видел Пантанджелу. Но зато слышал, о чем тот говорил с маршалами, – в основном о бабах и бейсболе.

После недели наблюдения за объектом Винс уже знал, что Пантанджела никогда не покидает тратторию раньше половины третьего, а как правило, в три часа дня, поскольку всегда заказывал закуски, основное блюдо и десерт, короче, полный набор. А значит, у Винса оставалось время, чтобы заказать салат и лингвини с соусом из моллюсков.

Официантке, обслуживавшей Винса, было лет двадцать. Светлая блондинка, хорошенькая, дочерна загорелая, совсем как Винс. Призывный взгляд и развязные манеры пляжной девчонки. Она с ходу начала клеить Винса, уже когда брала у него заказ. И он понял, что она одна из тех пляжных нимф, мозги которых прожарились и усохли на солнце не меньше, чем тело. Должно быть, она каждый вечер проводила на пляже, балуясь самыми разными наркотиками, раздвигая ноги для каждого хотя бы чуть-чуть заинтересовавшего ее самца – а ее наверняка интересовали буквально все, – а значит, какой бы здоровой эта девица ни выглядела, она была насквозь прогнившей и больной. Сама идея оприходовать подобную девицу вызывала у Винса рвотный рефлекс, однако ему нужно было доиграть до конца выбранную им роль, и он принялся с ней флиртовать, сделав вид, будто у него текут слюнки при мысли об извивающемся под ним обнаженном женском теле.

В пять минут третьего Винс доел ланч. К этому времени в траттории оставались лишь Пантанджела с двумя маршалами. Одна из официанток уже закончила смену, остальные две ушли на кухню. Более удобного случая, пожалуй, могло и не подвернуться.

Пляжная сумка стояла в кабинке возле Винса. Винс достал «узи».

Пантанджела и маршалы обсуждали шансы «Доджерс» выйти в финал чемпионата США.

Винс встал с места, подошел к соседней кабинке и уложил всех разом несколькими очередями из «узи». Короткоствольный пистолет-пулемет с глушителем работал прекрасно, и выстрелы звучали не громче, чем речь заики, спотыкающегося на шипящем звуке. Все случилось так быстро, что у маршалов не было ни малейшего шанса достать оружие. Они не успели даже удивиться.

Сссснап!

Сссснап!

Сссснап!

Пантанджела и его телохранители испустили дух за три секунды.

Винс затрясся от неимоверного удовольствия, переваривая переизбыток жизненной энергии, которую только что вобрал. Придя в себя, он произнес хриплым дрожащим голосом:

– Спасибо вам.

Отвернувшись от кабинки, он увидел свою официантку: оцепенев от шока, она застыла посреди зала. Ее распахнутые голубые глаза были прикованы к трем трупам, потом она медленно перевела взгляд на Винса.

Но прежде чем она успела вскрикнуть, Винс разрядил в нее все, что осталось в магазине, сделав, возможно, десять выстрелов, и она упала, истекая кровью.

Сссснап!

– Спасибо тебе, – сказал Винс, повторив эти слова еще раз, потому что она была молода и полна жизненных сил, а значит, гораздо полезнее ему, чем те трое.

Опасаясь, что кто-нибудь выйдет из кухни или пройдет мимо ресторана и увидит лежащую на полу официантку, Винс поспешно шагнул в кабинку, схватил пляжную сумку и спрятал «узи» под полотенцем. После чего надел солнцезащитные очки и вышел из ресторана.

Отпечатки пальцев его не волновали. Он покрыл подушечки пальцев клеем Элмера. Клей был совершенно прозрачным и, если не поднимать ладони вверх, тем самым привлекая внимание людей, заметить его было невозможно. Слой клея был достаточно толстым, чтобы заполнить папиллярные линии, делая кончики пальцев совершенно гладкими.

Выйдя из ресторана, Винс прошел до конца квартала, завернул за угол и сел в свой фургон, припаркованный у тротуара. Судя по всему, ни один человек даже не задержал на Винсе взгляда.

Собираясь немного полежать на солнце и взбодриться с помощью плавания, Винс направился к океану. Однако оставаться на пляже в Редондо-Бич, в двух кварталах от траттории, похоже, было слишком рискованно, поэтому Винс поехал по Тихоокеанскому шоссе на юг, в сторону Болса-Чика, чуть севернее Хантингтон-Бич, где он жил.

Винс ехал и думал о собаке. Он продолжал платить Джонни Струне, чтобы тот следил за приютами для животных, полицейскими участками и всеми, кто мог быть задействован в поисках ретривера. Винс знал о листовке АНБ, отправленной в ветеринарные клиники и органы контроля за животными трех штатов, а также о том, что АНБ пока ни на шаг не продвинулось.

Возможно, собаку сбило автомобилем, или убила тварь, которую Хадстон называл Аутсайдером, или задрала стая койотов в горах. Однако Винсу не хотелось верить в гибель собаки, это означало бы конец мечте и всем его грандиозным планам. Ведь он мог вернуть собаку властям за солидное вознаграждение, или продать какому-нибудь толстосуму из шоу-бизнеса для интересного представления, или самому использовать скрытый от всех интеллект животного, чтобы провернуть аферу по отъему денежных средств у ничего не подозревающих простаков.

Винсу хотелось верить, что кто-то нашел собаку и приютил в качестве домашнего питомца. Если бы Винсу удалось найти новых хозяев собаки, он мог бы купить ее или просто убить их и забрать пса.

Но в каком направлении, черт возьми, вести поиски?! И как ему отыскать этих людей? Если бы это было так просто, АНБ наверняка бы добралось до них первым.

Итак, если собака еще жива, то, пожалуй, лучший способ до нее добраться – сперва найти Аутсайдера и дать возможность этому зверю вывести Винса на собаку, так как, если верить Хадстону, Аутсайдер, похоже, рано или поздно ее найдет. Но и эта задача явно была не из легких.

Джонни Струна продолжал снабжать Винса информацией о случаях особенно жестоких убийств людей и животных на юге Калифорнии. Винс уже знал о резне в контактном зоопарке Ирвайн-парка, убийстве Уэса Далберга и людей в Бордо-Ридж. Джонни нашел поток сообщений об изувеченных домашних питомцах в районе Даймонд-Бара, и Винс сам видел выпуск теленовостей с рассказом о молодой паре, отразившей нападение, как они считали, инопланетного существа в лесах у подножия Джонстоун-Пика. А три недели назад в Национальном заповеднике Анджелес были зверски убиты двое туристов, и, как узнал Джонни Струна, проникнув в компьютеры АНБ, агентство тотчас же взяло дело под свою юрисдикцию, из чего можно было сделать вывод, что и убийство туристов – работа Аутсайдера.

Но с тех пор – тишина.

Винс не собирался сдаваться. Ни за что! Терпения ему было не занимать. Терпение – неотъемлемая часть его профессии. Он подождет, понаблюдает, не оставит Джонни Струну без работы и рано или поздно добьется желаемого. Винс в этом не сомневался. Он решил, что собака, как и бессмертие, – часть его великой судьбы.

На общественном пляже Болса-Чика Винс немного постоял в волнах прибоя, глядя на вздымающиеся вдалеке темные валы. Он чувствовал себя таким же могущественным, как само море. Он был наполнен множеством жизней. Сейчас его отнюдь не удивило бы, если бы у него из кончиков пальцев вылетели электрические разряды, подобно тому как у мифических богов из рук вырывались молнии.

Наконец Винс нырнул в воду и поплыл наперерез мощным накатывающим волнам далеко в море. Затем он повернул и поплыл параллельно берегу сперва на юг, потом – на север, и так до тех пор, пока, вконец обессилев, не позволил течению вынести себя на берег.

Винс задремал на жарком послеполуденном солнце. Ему приснилась беременная женщина с большим круглым животом, и во сне Винс задушил эту женщину.

Ему часто снилось, что он убивает детей, а что еще лучше – детей в утробе беременных женщин, потому что именно это он страстно мечтал сделать в реальной жизни. Убивать детей, конечно, слишком опасно; в этом удовольствии ему приходилось себе отказывать, хотя жизненная энергия ребенка была бы самой богатой, самой чистой, самой ценной для поглощения. Но слишком опасной. Винс не мог позволить себе детоубийство, пока не достигнет бессмертия, ну а тогда ему не придется бояться ни полиции, ни кого бы то ни было.

Винсу часто снились подобные сны, но тот, что приснился на пляже в Болса-Чика, показался ему наиболее значительным, чем все предыдущие. Сон… показался Винсу совсем другим. Вещим. Винс щурился на жарком калифорнийском солнце, сладко зевая и делая вид, будто не замечает поглядывающих на него девушек в бикини. Он говорил себе, что этот сон – предвестник грядущего удовольствия. Однажды его руки действительно окажутся на шее беременной женщины, подобной той, что из сна, и он познает высшее блаженство, получит высший дар – не только жизненную энергию этой женщины, но и чистую, нетронутую энергию младенца в ее чреве.

Чувствуя себя на миллион баксов, Винс сел в свой минивэн, приехал домой, принял душ и отправился обедать в ближайший стейк-хаус «Стюарт Андерсон», где заказал филе-миньон.

6

Промчавшись стрелой мимо Трэвиса, Эйнштейн выскочил из кухни в маленькую столовую и исчез в гостиной. Трэвис, с поводком в руках, отправился за ним. Эйнштейн прятался за диваном.

– Послушай, это совсем не больно. – Трэвис подошел к насторожившемуся ретриверу. – Мы должны позаботиться об этом до поездки в Вегас. Ветеринар сделает тебе парочку уколов, привьет тебя от чумки и бешенства. Это для твоего же блага. И честное слово, не больно. Честное слово. А потом нам выдадут на тебя документ, который следовало получить уже давным-давно.

Эйнштейн пролаял один раз. Нет.

– Да, мы должны.

Нет.

Трэвис пригнулся и, держа в руке поводок с карабином, чтобы пристегнуть к ошейнику, сделал шаг в сторону Эйнштейна.

Ретривер увернулся. Он вскочил на кресло и замер на своем наблюдательном посту, опасливо глядя на Трэвиса.

Трэвис медленно вышел из-за дивана:

– А теперь слушай меня внимательно, мохнатая морда. Я твой хозяин…

Гав.

– А вот и да, – нахмурился Трэвис. – Я твой хозяин. Может, ты и чертовски умная собака, но все-таки собака, а я человек, и я говорю тебе, что мы едем к ветеринару.

Гав.

Нора, сложив руки, остановилась в арочном проходе между кухней и столовой.

– Похоже, он хочет тебе показать, что значит иметь детей, на тот случай, если мы когда-нибудь решим их завести, – улыбнулась она.

Трэвис рванул к собаке.

Спрыгнув, Эйнштейн выскочил из комнаты, а Трэвис, не сумев затормозить, перелетел через кресло.

– Надо же, просто бесплатный цирк! – рассмеялась Нора.

– Куда он убежал? – спросил Трэвис.

Нора махнула рукой в сторону коридора, который вел в две спальни и ванную.

Трэвис нашел Эйнштейна в хозяйской спальне, ретривер стоял на кровати, мордой к двери.

– Номер не пройдет, – сказал Трэвис. – Это для твоего же блага, черт бы тебя побрал! И тебе сделают прививки, хочешь ты того или нет!

Эйнштейн поднял заднюю ногу и помочился на кровать.

Трэвис был явно ошарашен:

– Какого дьявола ты тут вытворяешь?

Помочившись, Эйнштейн попятился от лужи, уже начавшей просачиваться в стеганое покрывало, и вызывающе уставился на Трэвиса.

Трэвис слышал истории о том, что собаки и кошки иногда высказывают крайнее неудовольствие, выкидывая именно такие номера. Когда Трэвис владел агентством по продаже недвижимости, одна из его агентов, уехав в отпуск на две недели, оставила своего шелти в собачьей конуре. Когда она вернулась и выпустила собаку, та отомстила хозяйке, помочившись на оба ее любимых кресла и кровать.

Однако Эйнштейн был необыкновенной собакой. А с учетом его незаурядного интеллекта мокрая кровать была даже большим вызовом общественному порядку, чем в случае обыкновенной собаки.

Теперь уже рассердившись по-настоящему, Трэвис решительно направился к Эйнштейну:

– Это просто возмутительно!

Эйнштейн сполз с матраса. Поняв, что ретривер может проскользнуть мимо него и выскочить из комнаты, Трэвис попятился и захлопнул дверь. Поскольку выход оказался заблокирован, Эйнштейн стремительно изменил направление. Метнувшись в дальний конец спальни, он остановился возле комода.

– Ладно, хватит валять дурака, – твердо произнес Трэвис, размахивая поводком.

Эйнштейн отступил в угол.

Согнув спину и расставив руки, чтобы ретривер не мог его обойти, Трэвис наконец-то схватил пса и оперативно пристегнул поводок к ошейнику:

– Ха!

Забившись в угол и понуро свесив голову, Эйнштейн затрясся как в лихорадке.

И Трэвис тотчас же перестал ощущать себя победителем. Он испуганно уставился на поникшую, трясущуюся голову ретривера, на его ходящие ходуном бока. Эйнштейн едва слышно горестно заскулил от страха.

Трэвис ласково погладил пса, пытаясь его успокоить:

– Это действительно для твоего же блага, ты сам понимаешь. Чумка, бешенство – только этого нам и не хватало. Укол будет совсем не болезненным, дружок. Клянусь, совсем не больно.

Эйнштейн не поднимал на Трэвиса глаз и упорно не реагировал на все заверения.

Ретривер так сильно дрожал под рукой Трэвиса, что тому казалось, будто пес вот-вот рассыплется на мелкие кусочки. Глядя в упор на Эйнштейна, Трэвис после некоторого размышления спросил:

– В той самой лаборатории… Они что, кололи тебя иголками? Они делали тебе больно? Ты поэтому боишься делать прививки?

В ответ Эйнштейн лишь жалобно заскулил.

Трэвис вытащил упирающегося пса из угла, освободив его хвост для очередного раунда вопросов и тветов. Бросив поводок, Трэвис взял голову Эйнштейна в свои руки и насильно поднял ему морду, чтобы они смотрели друг другу в глаза:

– Они что, кололи тебя в лаборатории иголками, делая тебе больно?

Да.

– Так ты поэтому боишься ветеринаров?

Эйнштейн, не переставая дрожать, пролаял один раз. Нет.

– Тебя кололи иголками, но ты их не боишься?

Да.

– Тогда почему ты себя так ведешь?

Эйнштейн только смотрел на Трэвиса и горестно подвывал.

Нора приоткрыла дверь в спальню и заглянула внутрь.

– Ты что, так и не надел на него поводок? – спросила она, а потом, принюхавшись, наморщила нос. – Фу! Что здесь случилось?

Трэвис, который все еще держал голову Эйнштейна обеими руками, продолжая смотреть ему в глаза, сказал:

– Он открыто выразил свое недовольство.

– Открыто, – согласилась Нора.

Она подошла к кровати и начала стаскивать испорченное покрывало, одеяло и простыни.

Трэвис безуспешно пытался разгадать причину столь странного поведения Эйнштейна:

– Эйнштейн, если это не иголки, тогда чего ты боишься? Ветеринара?

Гав. Нет.

Пока Нора снимала постельное белье, Трэвис отчаянно обдумывал следующий вопрос.

Эйнштейн продолжал трястись.

Неожиданно Трэвиса осенило. Он понял причину странного поведения и страхов Эйнштейна и выругал себя за тупоголовость:

– Черт, ну конечно! Ты боишься не ветеринара, а того, что ветеринар сообщит о тебе властям.

Эйнштейн слегка успокоился и отрывисто вильнул хвостом. Да.

– Если за тобой охотятся люди из лаборатории, а мы знаем, что они землю носом роют, так как ты, вероятно, самое важное подопытное животное в истории науки, тогда они наверняка будут проверять все ветеринарные клиники штата, разве нет? Буквально каждую ветеринарную клинику… и каждый приют для бездомных животных… и каждое агентство, где выдают документы на животных.

Эйнштейн яростно завилял хвостом, почти перестав дрожать.

Нора обогнула кровать и присела на корточки возле Трэвиса:

– Золотистые ретриверы входят в тройку самых популярных пород. Ветеринары и агентства, выдающие документы на собак, постоянно имеют с ними дело. Если наша гениальная собака скроет от всех свои способности и притворится глупой собачонкой…

– Что у него здорово получается.

– …тогда они никогда не догадаются, что он в розыске.

Гав. Нет.

Трэвис удивленно повернулся к ретриверу:

– Что ты имеешь в виду? Ты что, хочешь сказать, они смогут тебя идентифицировать?

Да.

– А как? – удивилась Нора.

– Какая-то отметка? – спросил Трэвис.

Да.

– Что-то под мехом? – спросила Нора.

Гав. Нет.

– Тогда где? – поинтересовался Трэвис.

Вырвавшись из рук Трэвиса, Эйнштейн так энергично помотал головой, что его висячие уши издали хлопающий звук.

– Может, на подушечках лап? – предположила Нора.

– Нет, – сказал Трэвис, а Эйнштейн один раз гавкнул. – Когда я нашел Эйнштейна, его лапы были стерты в кровь камнями и мне пришлось промывать раны борной кислотой. Если бы какая-нибудь отметка была, я бы непременно заметил ее.

Эйнштейн снова яростно помотал головой, хлопая ушами.

– Тогда, может, на внутренней стороне губы? Скаковым лошадям делают татуировки на внутренней стороне губы. Чтобы идентифицировать и помешать незаконно участвовать в соревнованиях. Дай-ка я проверю, что там у тебя на губах, парень.

Эйнштейн гавкнул один раз – нет – и снова отчаянно затряс головой.

И Трэвис наконец понял, в чем дело. Он осмотрел правое ухо ретривера, но ничего не нашел, однако на левом ухе Трэвис кое-что обнаружил. Подтащив Эйнштейна к окну, поближе к свету, Трэвис обнаружил на розовато-коричневой плоти вытатуированный фиолетовыми чернилами номер, состоявший из двух цифр, черточки и третьей цифры: 33-9.

Посмотрев через плечо Трэвиса, Нора сказала:

– Должно быть, у них было много подопытных щенков из разных пометов и их нужно было как-то различать.

– Господи! Если бы я отвел Эйнштейна к ветеринару и если ветеринару велели следить, не появится ли ретривер с татуировкой…

– Но ведь ему необходимо сделать прививки.

– Может, ему их уже сделали, – с надеждой в голосе произнес Трэвис.

– Об этом можно было бы только мечтать. Он был подопытным животным, которого содержали в лабораторных условиях с контролируемой средой, где прививки ему, возможно, были и не нужны. Более того, прививки вполне могли нарушить ход эксперимента.

– Мы не можем рисковать. Эйнштейна нельзя вести к ветеринару.

– Если они все-таки его найдут, – стояла на своем Нора, – мы его просто-напросто не отдадим.

– Они могут нас заставить, – произнес Трэвис.

– Черта с два они нас заставят! – возразила Нора.

– Черта с два они не заставят! Еще как заставят. Исследования финансируются правительством, и они нас раздавят. Мы не можем брать на себя такой риск. Эйнштейн больше всего на свете боится вернуться в лабораторию.

Да, да, да.

– Но если он подхватит бешенство, или чумку, или… – начала Нора.

– Мы сделаем ему прививки чуть позже, – заявил Трэвис. – Потом. Когда шум немного уляжется. Когда Эйнштейна перестанут активно разыскивать.

Ретривер радостно затявкал, обслюнявив Трэвису в знак благодарности лицо и шею.

Нора нахмурилась:

– Эйнштейна, вероятно, можно считать чудом номер один двадцатого века. Ты действительно веришь, что они когда-нибудь потеряют к нему интерес и перестанут искать?

– Что ж, поиски могут растянуться на много лет, – погладив собаку, согласился Трэвис. – Однако со временем их надежды угаснут и они уже будут искать пса с меньшим энтузиазмом. Да и ветеринары перестанут заглядывать в уши каждому ретриверу, которого к ним приведут. Похоже, до поры до времени придется обойтись без прививок. Это самое лучшее, что мы можем сделать. Единственное, что мы можем сделать.

Нора взъерошила Эйнштейну шерсть:

– Хочется верить, что ты прав.

– Я прав.

– Хочется верить, что так.

– Я прав.

Потрясенный до глубины души тем, что он подверг такому риску свободу Эйнштейна, Трэвис Корнелл несколько дней предавался горьким раздумьям по поводу наложенного на него проклятия. Возможно, оно будет действовать снова и снова. Его жизнь полностью перевернулась и обрела вкус благодаря любви к Норе и этой невероятной собаке. И вот теперь судьба, которая всегда относилась к нему крайне враждебно, может отнять у него и Нору, и собаку.

Трэвис понимал, что судьба и злой рок – понятия чисто мифические. Он не верил в существование пантеона злобных богов, подглядывающих за ним в небесную замочную скважину и придумывающих для него бесконечные трагедии, и все же Трэвис поймал себя на том, что время от времени с опаской поглядывает на небо. Каждый раз, как Трэвис позволял себе даже сдержанный оптимизм относительно будущего, ему приходилось стучать по дереву, чтобы не сглазить. Опрокинув за обедом солонку, он всегда набирал щепотку соли, чтобы бросить через плечо, но сразу же отказывался от этой мысли, поскольку чувствовал себя форменным дураком. После чего у него начинало тревожно биться сердце, душу наполнял суеверный ужас, и он для душевного спокойствия брал новую щепотку соли и все-таки швырял ее за спину.

Если Нора и замечала эксцентричное поведение Трэвиса, то у нее хватало такта молчать по поводу всех этих странностей. Более того, она старалась поднять Трэвису настроение, каждую минуту одаривая его своей тихой любовью и сохраняя отличное расположение духа. Она с восторгом обсуждала предстоящую поездку в Лас-Вегас и не стучала по дереву.

Нора ничего не знала о ночных кошмарах Трэвиса, потому что он ей ничего не рассказывал. А между тем Трэвису уже две ночи подряд снился один и тот же плохой сон.

Во сне он бродил по лесистым каньонам предгорья Санта-Ана в округе Ориндж, по тем самым лесам, где в свое время встретил Эйнштейна. И вот он снова вернулся туда с Эйнштейном и Норой, но почему-то их потерял. Испугавшись, Трэвис прыгал с крутых обрывов, карабкался по горам, продирался сквозь непролазные заросли и, отчаянно крича, звал Нору с Эйнштейном. Иногда ему слышался встревоженный голос Норы и надрывный лай Эйнштейна, и тогда Трэвис поворачивал и шел на их голоса, но каждый раз звуки эти, становясь все дальше, раздавались уже из другого места. И как бы внимательно он ни прислушивался, как бы быстро ни шел по лесу навстречу Норе с Эйнштейном, он их терял, он их терял…

…а потом просыпался в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем и немым криком, застрявшим в горле.

Пятница, шестое августа, слава богу, выдалась очень напряженной, и Трэвису было некогда думать о кознях судьбы. С утра он первым делом позвонил в свадебную часовню в Лас-Вегасе и по своей карте «Американ экспресс» заказал все необходимое для свадебной церемонии, назначенной на среду, одиннадцатое августа, в одиннадцать часов. Охваченный романтической лихорадкой, Трэвис заказал распорядителю двадцать дюжин красных роз, двадцать дюжин белых гвоздик, хорошего органиста – никакой чертовой музыки в записи! – умеющего исполнять традиционную музыку, множество свечей, чтобы алтарь светился, но без резкого электрического света, бутылку шампанского «Дом Периньон» для заключительной части торжества и первоклассного фотографа запечатлеть новобрачных. Согласовав все детали, Трэвис позвонил в «Сёркус сёркус» в Лас-Вегасе, семейный отель с площадкой для кемпинга непосредственно за зданием отеля, и заказал место для кемпинга начиная с воскресенья, восьмого августа. Сделав еще один звонок в кемпинг в Барстоу, Трэвис зарезервировал стоянку на вечер субботы, когда они будут на полпути в Лас-Вегас. После этого Трэвис отправился в ювелирный магазин и, перебрав все, что было в наличии, наконец купил помолвочное кольцо с безупречным бриллиантом в три карата и обручальное кольцо с двенадцатью камнями по четверть карата. Трэвис спрятал кольца под сиденьем пикапа, и они с Эйнштейном поехали к Норе домой, чтобы отвезти ее на встречу с адвокатом Гаррисоном Дилвортом.

– Собираетесь пожениться? Чудесно! – Гаррисон прочувственно пожал Трэвису руку, а Нору поцеловал в щеку; адвокат был в полном восторге. – Трэвис, я тут навел справки о вас.

– Неужели? – удивился Трэвис.

– Исключительно ради блага Норы.

Заявление адвоката заставило Нору покраснеть и даже слабо запротестовать. Впрочем, Трэвису было приятно, что Гаррисон радеет о благополучии Норы.

Седовласый адвокат смерил Трэвиса оценивающим взглядом:

– Я узнал, что вы были вполне процветающим риелтором, пока не продали свой бизнес.

– Да, дела у меня шли неплохо, – скромно подтвердил Трэвис, которому вдруг показалось, будто он беседует с отцом Норы, пытаясь произвести на того приятное впечатление.

– Прекрасно, – заметил Гаррисон. – Кроме того, я слышал, что вы удачно вложили ваши доходы.

– Ну, нищим меня точно не назовешь, – признался Трэвис.

– Я также слышал, что вы хороший, надежный человек, наделенный более чем достаточной степенью доброты.

Теперь настал черед Трэвиса краснеть. И он лишь пожал плечами в ответ.

Адвокат повернулся к Норе:

– Дорогая, я безмерно рад за тебя. Невозможно выразить словами мое счастье.

– Благодарю вас. – Нора наградила Трэвиса полным любви сияющим взглядом, и Трэвису впервые за сегодняшний день захотелось постучать по дереву.

Поскольку они отпустили на медовый месяц целую неделю, а возможно, и дней десять, Нора решила не возвращаться в Санта-Барбару в случае, если агент по недвижимости найдет покупателя на дом Виолетты Девон, в связи с чем попросила Гаррисона Дилворта составить доверенность, дающую ему право полностью провести от ее имени данную сделку. Менее чем за полчаса доверенность была составлена, подписана и засвидетельствована. После очередной порции поздравлений и наилучших пожеланий они распрощались с адвокатом и отправились покупать трейлер для поездки в Лас-Вегас.

Они планировали взять с собой Эйнштейна не только на церемонию бракосочетания, но и на медовый месяц. Там, куда они направлялись, найти хороший, чистый мотель, в который пускают с животными, оказалось не так-то просто, поэтому было разумно взять мотель на колесах с собой. Более того, ни Трэвис, ни Нора не могли заниматься любовью в одной комнате с ретривером.

– Это все равно что иметь рядом с нами третьего человека, – сказала Нора, зардевшись как маков цвет.

А значит, если они будут останавливаться в мотелях, то придется снимать номер для себя и номер для Эйнштейна, что было чертовски глупо.

К четырем часам дня они нашли то, что искали: похожий на сборный дом из железа среднего размера серебристый трейлер фирмы «Эйрстрим» с кухней, столовым уголком, гостиной, спальней и ванной. Таким образом, перед отходом ко сну они могли оставить Эйнштейна в передней части трейлера и закрыть за собой дверь спальни. А поскольку пикап Трэвиса уже имел прочный фаркоп, сразу после оформления покупки можно было прицепить трейлер к заднему бамперу и потащить его за собой.

Эйнштейн, сидевший в пикапе между Трэвисом и Норой, постоянно вертел головой, чтобы посмотреть в заднее стекло на блестящий полуцилиндрический трейлер, словно удивляясь изобретательности человека.

Они остановились купить занавески, пластиковую посуду, стаканы, продукты для кухонных шкафов, а также кучу других вещей, которые могут понадобиться в пути. К тому времени, как они вернулись к Норе и приготовили омлет на поздний обед, Нора с Трэвисом уже валились с ног от усталости. Да и Эйнштейн впервые зевал не для того, чтобы продемонстрировать свой интеллект, а потому что просто устал.

В ту ночь Трэвис, оказавшись дома, в своей постели, заснул тяжелым глубоким сном древних окаменелых деревьев и ископаемых динозавров. Кошмары, снившиеся ему две предыдущие ночи, больше не мучили.

В субботу утром они двинулись в путь: в Лас-Вегас, где должна была состояться церемония бракосочетания. Выбирая удобные для трейлера хайвеи с разделительной полосой, они поехали на юг по шоссе 101, после чего свернули на восток, на шоссе 134, по которому проследовали до его пересечения с трассой 210. Лос-Анджелес с его пригородами находился к югу от них, а Национальный заповедник Анджелес – к северу. И вот наконец они оказались в пустыне Мохаве. Нору потрясли пустынные и в то же время неотразимо прекрасные панорамы бескрайних ландшафтов, состоящих из песка, камней, перекати-поля, мескитовых деревьев, юкки и кактусов. Мир, сказала Нора, неожиданно оказался гораздо больше, чем она себе представляла, и Трэвис искренне наслаждался ее детским восторгом.

Барстоу, штат Калифорния, показался им огромной парковкой посреди пустоши. В кемпинг для трейлеров они приехали в три часа пополудни. Рядом с их местом для стоянки оказался трейлер пары средних лет из Солт-Лейк-Сити – Фрэнка и Мэй Джордан, путешествовавших со своим любимцем, черным лабрадором по кличке Джек.