Дети Нового леса Марриет Фредерик

Глава XXIII

Ранним утром прибыл гонец с письмом от генерала Миддлтона, сообщавшего Чалонеру, что королевская армия прошлым вечером разбила стоянку менее чем в шести милях от Портлейка. Молодые люди еще лежали в постелях, но, получив весть, принялись спешно себя приводить в порядок. Когда они начали одеваться, Чалонер заметил, что костюм Эдварда вряд ли будет уместен там, куда они едут, и, распахнув перед ним гардероб, предложил ему выбрать любую одежду из той, которую он носил несколько лет назад, когда был гораздо худее. Костюмы вполне пришлись Эдварду впору, и, вполне понимая, насколько прав его новый друг, он выбрал себе два из них, которые были ему больше всего по вкусу. Довершила картину шляпа с пером. И Эдвард в новом своем одеянии превратился в красавца Кавалера. Спешно позавтракав, друзья распрощались с пожилыми леди и поспешили в лагерь сторонников короля.

Час спустя они уже объяснялись с дежурным офицером на передовом посту, который, узнав, в чем дело, велел сопровождающему отвести их в палатку генерала Миддлтона. Он принял Чалонера совершенно накоротке, узнав же, кто его спутник, отнесся и к Эдварду с полным радушием.

– Я ожидал тебя, Чалонер, – деловито проговорил генерал. – Мы собираем сейчас кавалерию. Ее командующим назначен герцог Бакингем, однако реально ей будет командовать Масси. Ты пользуешься влиянием в этом графстве и, без сомнения, приведешь к нам много дельных людей.

– А где граф Дерби? – поинтересовался Чалонер.

– Сегодня утром как раз присоединился к нам. Мы продвигались настолько стремительно, что едва успевали подбирать сторонников, – с гордостью сообщил Миддлтон.

– А генерал Лесли? – хотелось как можно больше выяснить Чалонеру.

– К сожалению, пребывает в дурном настроении, – ответил генерал. – Точной причины не знаю, но повод для беспокойства у него точно есть. В его войске чересчур много священников, а у них, как известно, на все особые взгляды, и они не очень-то склонны слушать чужие команды. Но нам с вами, кажется, надо поторопиться к его величеству. Он в это время уже встает, и, если вы готовы, я вас представлю ему. А потом уж поговорим подробнее.

Генерал привел их в дом, где на время стоянки была устроена временная резиденция короля, и после недолгого ожидания в приемной их провели пред светлые очи Карла Второго. Выполнив ритуал приветствия, Миддлтон сказал:

– Позвольте, ваше величество, представить вам майора Чалонера, отец которого был вам небезызвестен.

– Напротив, он был хорошо нам известен своей отвагой и преданностью, и мы до сих пор горько оплакиваем его гибель. У нас нет никаких сомнений, что сын унаследовал все качества своего замечательного родителя.

Его величество протянул ему руку, и Чалонер, преклонив колено, поцеловал ее.

– А теперь ваше величество будут изрядно удивлены, – снова заговорил генерал. – Потому что второй молодой джентльмен, которого я вам хочу представить, считается погибшим, а род его – обрубленным жестокой дланью наших врагов. Это старший сын полковника Беверли.

– Да неужели?! – воскликнул король. – Семья столь нам преданного и достойного джентльмена, как Беверли, погибшая в огне Арнвуда, была нашей болью. Известие же, что сын полковника спасся, мы расцениваем в качестве нашей личной удачи. Твое место рядом с нами, Беверли, и пусть отныне наш слух услаждает звук твоего имени.

Эдварду тоже была протянута рука, и он, в свою очередь преклонив колено, приложился к ней губами.

– Ну, юный джентльмен, что бы ты пожелал от нас, дабы свет памяти нашей о твоем чудесном родителе достойно в тебе воплотился? – осведомился король.

– Единственное, о чем просил бы ваше величество, – это позволить мне в час опасности находиться с вами, – с поклоном ответил Эдвард.

– Слышим ответ настоящего Беверли, – его ответ явно пришелся по душе королю. – И постараемся эту просьбу исполнить, Миддлтон, – перевел он взгляд на генерала.

Вскоре аудиенция завершилась, но не успели они покинуть дом, как Миддлтона опять призвали пред светлые очи, и, вернувшись, он сообщил Эдварду:

– У меня есть приказ за подписью его величества о назначении вас капитаном кавалерии в свите короля. Это дань памяти о вашем отце, но, должен сказать, и вы сами произвели на него хорошее впечатление. Чалонер займется вашими формой и снаряжением, конь же у вас, насколько я видел, и так превосходный. Времени на подготовку не теряйте. Мы завтра же выступим по направлению к Уоррингтону в Чешире.

– О парламентской армии что-нибудь слышно? – полюбопытствовал юноша.

– Она движется через Йоркшир в направлении Лондона. И постарается нас от него отрезать, если им это, конечно, удастся, – пояснил генерал. – Но прошу извинить меня, джентльмены, я, увы, сейчас не имею времени на праздные разговоры, – с крайне сосредоточенным видом добавил он.

Вскоре Эдвард был уже полностью экипирован и, поступив в личное распоряжение короля, двинулся вместе с ним и с армией в Уоррингтон. На подходе к нему их атаковало подразделение парламентской кавалерии, но им удалось с незначительными потерями обратить его в бегство, и так как командовал этим отрядом Ламберт, входивший в число самых лучших кромвелевских генералов, войско его величества ликовало. Знай они, что Ламберт, согласно приказу Кромвеля, лишь должен был задержать дотоле стремительное продвижение противника, а не тратиться на дальнейший бой столь неравными силами, воодушевление несколько поубавилось бы. Но все было, как было, и, сочтя отступление вражеской кавалерии за свою убедительную победу, командование, сперва намеренное не сбавлять темпа марша до самого Лондона, приняло вдруг решение передохнуть, направив пока графа Дерби вместе с еще двумястами высокопоставленными офицерами и джентльменами обратно в Ланкашир, чтобы они собрали там и в Чешире сторонников короля. Так вот и вышло, что большая часть командиров покинула расположение армии, она же двинулась на постой в расположенный к королю и к тому же обильный провизией город Вустер, где и должна была оставаться, покуда к ней не примкнет английское пополнение. Город торжественно распахнул ворота пред воинством его величества, которое, щедро снабженное жителями всем необходимым, беспечно предалось отдыху.

Первая нехорошая весть пришла из Уигана. Ополчение кромвелевской милиции внезапно атаковало ночью подразделение графа Дерби, который и не подозревал, что враг подобрался столь близко. Сопротивлялся он со своими людьми весьма стойко, но большая часть полегла в сражении, а остальных взяли в плен и почти всех подвергли жестокой казни.

– Паршиво все как-то начало складываться, – расстроился Эдвард.

– Паршивее не придумаешь, – мрачно проговорил Чалонер. – Мы одним махом лишились почти всех лучших офицеров. Они вообще не должны были покидать армию. После такого разгрома мало кто пожелает влиться в наши ряды. В этом ведь мире кто победил, тот и прав. Но проблем-то у нас еще больше. Похоже, что в нашем стане начались распри. Герцог Бекингем в ярости от того, что не получил пост командующего армией. Генерал Лесли вовсе пал духом и явно не верит в успех. Из всех один только Миддлтон верен долгу, остальные же в замешательстве и разочаровании. Офицеры ссорятся, подчиненные вышли у них из-под контроля, все много болтают и почти ничего не делают. Сколько велось разговоров о том, что необходимы защитные сооружения, но мы здесь уже простояли пять дней, а их как не было, так и нет. И в результате Кромвель на нас нападет в тот момент, когда мы даже не будем подозревать о его намерениях. Помяни мое слово, Эдвард, этим и кончится.

– Меня восхищает терпение короля, – сказал Эдвард.

– Ему иного не остается, – возразил Чалонер. – Он сделал высокую ставку, и на кону корона. Беда, что, руководя людьми, он не в силах руководить их мозгами. Боюсь каркать, Беверли, но если мы с такой армией победим, это произойдет только чудом.

– Давай все-таки верить в лучшее, – еще не утратил надежды Эдвард. – Сейчас командиры друг с другом ссорятся, но когда нам начнет угрожать опасность, возможно, забудут о распрях и снова объединятся во имя общего дела.

– Ах, как хотелось бы мне, чтобы это произошло, – вздохнул Чалонер. – Но я, Беверли, прожил дольше, чем ты, и по опыту знаю, что в этом мире чаще всего происходит совсем по-другому.

Минуло еще несколько дней. Защитных сооружений по-прежнему не появилось, а хаос и распри между людьми достигли уже угрожающей стадии. Наконец пришла весть, что Кромвель находится в полудне марша от них, и, так как к нему примкнули все ополченцы, численность его армии теперь превышала вдвое армию короля. Командование его величества впало в тяжелое изумление и растерянность. Сколько-то внятных команд не следовало, по сути, никто ни к чему не готовился, и Чалонер сказал Эдварду, что, если не принять срочных мер, все скоро будет потеряно.

Третьего октября они уже могли видеть армию Кромвеля на горизонте. В эту ночь Эдвард верхом на коне сопровождал короля, дававшего смотр войскам. Диспозиция их оказалась вполне приличной для создавшихся обстоятельств, а противник вел себя пока тихо, и, по общему убеждению, в ближайший день атаки с его стороны не последует. К полудню король под охраной Эдварда возвратился в свои временные покои, чтобы перекусить и дать себе отдых. Не прошло, однако, и часа, как ему доставили сообщение, что армия уже ведет бой с противником. Он мигом вновь оказался в седле, но не достиг еще и окраины города, как был едва не отброшен назад собственной кавалерией, с таким напором и скоростью удиравшей с поля боя, что не существовало силы, способной остановить ее. Его величество попытался окликнуть нескольких офицеров по имени, но они его словно не слышали, и все оказались настолько охвачены паникой, что короля со свитой лишь по чистой случайности не скинули с лошадей и не затоптали копытами.

Выяснилось, что Кромвель сумел незамеченным провести большую часть своей армии на противоположный берег реки, и атака со столь неожиданной стороны посеяла хаос и панику. Генерал Миддлтон и герцог Гамильтон мужественно сопротивлялись. Но Миддлтон вскоре был ранен, а следом за этим несчастному Гамильтону оторвало ногу пушечным ядром. И много еще достойнейших джентльменов пало жертвами этой атаки. Лишенная командиров армия разбежалась. Пехотинцы бросали на землю мушкеты, не сделав из них ни единого выстрела.

Его величество возвратился в город, где обнаружил кавалерийское подразделение Чалонера, которое оказалось готово к сопротивлению.

– Следуй за мной, – приказал ему король. – Посмотрим, как дальше поведет себя враг. Если он не намерен нас преследовать, вероятно, мы сможем преодолеть проклятую панику.

Он вместе с Эдвардом, Чалонером и еще несколькими приближенными отправился на разведку и вскоре, к своей досаде и горечи, вынужден был убедиться, что войска за ним не последовали, а, воспользовавшись другими воротами, покинули город, в который уже вошла вражеская кавалерия. Ситуация складывалась отчаянная. Король, вняв советам Чалонера и Эдварда, отступил и, развернув коня, спешно направился прочь от злосчастного Вустера. Часа через два пути он вместе с сопровождающими наконец нагнал столь позорно бежавшую кавалерию, однако она по-прежнему находилась в столь невменяемом и подавленном состоянии, что рассчитывать на ее поддержку попросту не имело смысла.

Проконсультировавшись с ближайшим своим окружением, его величество счел самым разумным со всеми расстаться и, не поставив в известность об этом свиту, включая Чалонера и Эдварда, ночью исчез в компании всего лишь двух слуг, которых, как выяснилось, потом тоже оставил, полагая, что в одиночестве у него куда больше шансов уйти от врагов. Личному его войску ситуация стала ясна лишь наутро. Король их покинул, и задача теперь заключалась в том, как спастись самим. Они разделились. Большинство составляли шотландцы, им надо было попасть на родину. Эдвард и Чалонер размышляли, что делать им.

– Кажется, основная цель этой кампании – живыми и невредимыми возвратиться домой, – нервно расхохотался Эдвард. – Во всяком случае, могу с полной ответственностью заявить, что не нанес ни единого удара за короля.

– Да уж, Беверли, славной битвой сие позорное зрелище не назовешь, – поддержал его Чалонер. – Что же, теперь в Новый лес? Если не возражаешь, то я с тобой. Преследователи в основном устремятся на север. Кромвель захочет отрезать войска от Шотландии. Значит, в Ланкашир мне путь заказан. Там ведь известно, куда я направился, и они начнут рыскать повсюду.

– Ну так поехали вместе со мной, – сказал Эдвард. – Устрою тебя в безопасности, а там уж решай, как поступишь дальше. А теперь поскорее ускачем отсюда и лучше все остальное обсудим в дороге. Ясно одно: чем южнее мы заберемся, тем лучше. Но в первую очередь нам необходимо переодеться. Короля-то они на юге будут искать. Им же ясно, что цель его теперь – Франция. Проклятие! Ты слышишь? – из-за холма вдруг донеслись выстрелы. – Ну-ка поднимемся и посмотрим!

С гребня холма, куда они мигом послали своих коней, им открылась свирепая потасовка, в которой схлестнулись кавалеристы его величества и всадники Круглоголовых.

– Вперед, Чалонер, – охватил азарт Эдварда. – Нанесем хоть один удар за короля!

– Хорошая мысль, – мигом пришпорил коня его друг.

Заехав вражеской кавалерии с тыла, они на полном скаку вклинились в кашу бьющихся всадников. Их стремительная атака стала для Круглоголовых пренеприятнейшей неожиданностью, которые, полагая, что следом идет еще подкрепление, бросились в бегство, кинув на произвол противника своих убитых и раненых.

– Спасибо, Чалонер! Спасибо, Беверли! – тут же раздался знакомый им голос. Его обладателем был королевский паж по фамилии Гренвилл. – Не подоспей вы вовремя, эти уже кинулись бы наутек, – с презрением указал он на понуро стоящих кавалеристов. – Не желаю иметь с ними больше ничего общего, а вот вашу компанию разделю с большим удовольствием. Только вот их спроважу. Бойцы! – крикнул он своему не явившему никакой отваги отряду. – Приказываю немедленно разделиться и разойтись. Это для вас теперь единственный шанс спастись. Сюда скоро наверняка пожалует подкрепление, так что поторапливайтесь. Разбиться рекомендую по двое.

Сочтя совет командира дельным и свое-временным, отряд из пятнадцати кавалеристов с поспешностью развернул своих лошадей и снялся с места недавней битвы в северном направлении. Схватка оставила после себя распростертую на земле дюжину раненых и убитых. Семерых Кавалеров и пятерых парламентских.

– Вот я какой предлагаю план, – начал Эдвард. – Первым делом поможем по мере сил раненым. А потом нам придется раздеть убитых парламентских драгун. В их амуниции мы сможем спокойно проехать хоть через всю страну, словно мы часть поисковой группы, которая послана вдогонку за королем.

– Славный замысел, – похвалил друга Чалонер. – И нам следует осуществить его по возможности быстро.

– Тогда возьму форму у этого, – указал концом сабли Эдвард на одного из павших драгун. – Как-никак он повержен моей рукой, и по законам военного времени я вправе воспользоваться его имуществом. – Вытерев саблю, которую до сих пор так и держал в руке, он вложил ее в ножны и добавил: – Но первым делом, конечно, осмотрим раненых.

Привязав лошадей к деревьям, они спешно перевязали раны тем, кому еще это могло помочь, затем избавили мертвых Круглоголовых от совершенно излишней им в этом мире формы, переоделись в нее сами и, пришпорив коней, с огромной скоростью устремились на юг.

Миль двенадцать спустя они несколько сбавили темп. Было уже восемь вечера, но так как сумерки еще не сгустились, наша компания продолжала путь, пока не заметила деревеньку с харчевней, где и решила остановиться.

– Поведем себя нагло и грубо, – сказал друзьям Чалонер. – Иначе нас заподозрят.

– Меткое замечание, – откликнулся Гренвилл и, немедленно войдя в роль, угостил пинком местного конюха, добавив, что если тот не пошевелится живее с их лошадьми, то он ему мигом подрежет уши.

С этим друзья ввалились в харчевню, где обнаружили, что их появление было воспринято со всепоглощающим ужасом, и, чтобы усилить эффект, потребовали подать им на ужин самое лучшее, иначе они подпалят дом. Покончив же с трапезой, решительно выбросили из кровати какую-то семейную пару постояльцев и улеглись в нее сами, проспав без задних ног до утра. Столь беспардонное поведение окончательно убедило хозяина, что к нему препожаловали люди Кромвеля, и уверенность его лишь окрепла, когда наутро кошмарные постояльцы, по совету Чалонера, уехали, не заплатив за услуги, хотя денег у них в карманах было хоть отбавляй.

Они продолжили путь весьма быстро, разузнавая в каждом селении, нет ли поблизости беглецов, а на подъезде к каждому городу – не стоят ли там парламентские войска, и, лишь убедившись в отсутствии оных, решались его проехать. И все настолько удачно складывалось, что уже через четверо суток они достигли пределов Нового леса. До наступления темноты они прятались в чаще, а затем Эдвард повел всю компанию к родным, где двое его друзей и должны были оставаться, пока он не осуществит своих планов.

План же его преследовал цель отвести от себя и хранителя подозрения, что он, Эдвард, участвовал в битве за короля, а мистер Хидерстоун ему помогал. Одежда, которая сейчас была на нем, как нельзя лучше способствовала подобной задаче. Ночь он проведет в своем доме с братом, сестрами и друзьями, а завтра с утра пораньше отправится в виде экипированного по всем парламентским правилам воина в дом хранителя с последними новостями о победе Кромвеля и поражении королевской армии при Вустере, создав у тех, кому знать другого не надо, полное впечатление, что он сам воевал не за короля, а за Круглоголовых. Эдвард не сомневался, что привезет известие первым, ибо по пути к Новому лесу мог убедиться: здесь еще слыхом не слыхивали о битве при Вустере. В те времена вообще информация доходила медленно.

Появление Эдварда и его спутников дома сперва породило немалую панику. До Хамфри и Пабло, стоявших в этот момент на дворе, сперва донеслись стук копыт и бряцанье сабель, вслед за чем изумленным их взорам предстали три устрашающего вида всадника в форме кромвелевских драгун, лица которых наполовину скрывали железные каски. Хамфри кинулся было срочно баррикадировать дверь, но в последний момент счел за лучшее воздержаться от этого и, быстро предупредив сестер о приближении незваных гостей, вышел встретить их на крыльцо. Тут голос брата, раздавшийся под одной из касок, мигом развеял все его страхи. Мгновение спустя он и сестры уже заключали его в объятия.

Когда унялись немного первые радости, Эдвард сказал:

– Давай-ка, брат, в первую очередь устроим наших коней на конюшне, а затем поскорее вернемся и съедим все, что сможет нам приготовить Элис. Последние трое суток мы очень скверно питались.

Лесные пони были выставлены во двор, уступив место в стойлах коням путешественников. Пабло задал им корм, и все возвратились в дом, где состоялось весьма торжественное представление Чалонера и Гренвилла сестрам Беверли, вслед за чем вновь прибывшие накинулись на еду, и это занятие до такой степени их поглотило, что им было не до беседы. Сразу же после ужина Чалонер с Гренвиллом улеглись в заботливо приготовленные для них девушками постели и уснули, а Эдвард еще нашел в себе силы кратко поведать Хамфри о своих приключениях.

– Подробности выяснишь у гостей, а я завтра с утра уезжаю к хранителю. Теперь, Хамфри, о самом важном: мои друзья не могут здесь оставаться по целому ряду причин. Зато у нас есть ключ от бывшего дома Клары. Там мы их временно и поселим. И станем заботиться, чтобы они ни в чем не нуждались, пока будут искать возможность переправиться за границу, потому что таков их план. Пусть поживут у нас, пока я нахожусь у хранителя, а вы с Пабло за это время подготовьте для них дом Клары. Послезавтра вернусь обратно, и мы с вами вместе препроводим их туда. Полагаю, им там куда меньше грозит опасность быть обнаруженными. А поисковые группы, уверен, начнут шнырять здесь повсюду в поисках короля. Ты же прекрасно помнишь, как было с его отцом, когда он сбежал из Хэмптон-Корта. Ну а теперь давай спать, дорогой мой брат, и разбуди меня завтра пораньше, потому что сам я вряд ли проснусь, когда нужно.

Брат и Пабло сделали все, как он просил. Эдвард был спозаранку поднят и, облачаясь в форму парламентского вояки, увидел, что возле входа уже стоит его оседланный вороной. Первым, кто ему встретился на подъезде к дому хранителя, был Освальд Патридж, который как раз выходил поутру из своего коттеджа. Он окликнул его, но так как их разделяли еще ярдов сто расстояния, лесник давнего своего знакомца в таком виде не распознал и, полагая, что это Круглоголовый, шел навстречу ему крайне медленно, по дороге пытаясь сообразить, с какой стати сюда пожаловал жуткого вида парламентский головорез. Впрочем, вскоре они уже бурно друг друга приветствовали, и Эдвард ему торопливо рассказывал про поражение Кавалеров и о своем побеге под чужой личиной.

– Я сейчас собираюсь к хранителю с новостями, – продолжил он. – Вам, Освальд, наверное, ясно, что я имею в виду?

– Ну, разумеется, мистер Эдвард. И уж я позабочусь, чтобы любая собака вокруг узнала, что вы все это время сражались на стороне Кромвеля. Мой вам совет, покрасуйтесь-ка целый денек в этой форме здесь. Доставьте всем радость. Мне как, вперед вас хранителю доложить, что вы прибыли?

– Конечно же, нет, – рассмеялся Эдвард. – Вряд ли хранителю требуется, чтобы меня представляли. Уж как-нибудь сам о себе объявлю. Ну, я помчался. А к тебе сегодня еще загляну попозже.

Пришпорив коня, Эдвард на бешеной скорости подъехал к дому мистера Хидерстоуна, что, как выяснилось, вызвало в доме изрядный переполох и ввергло в сильное замешательство Сампсона, который, вытаращив глаза, пулей вылетел на крыльцо узнать, что случилось. Еще большее изумление охватило бедного клерка, когда он признал в таком виде Эдварда. Тот же невозмутимо спешился, попросил Сампсона отвести коня на конюшню, вошел в дом через кухню, до полусмерти перепугав Фиби, и, не удостаивая ее ни словом, прошествовал к двери комнаты мистера Хидерстоуна.

– Кто там? – раздался на стук его голос.

– Эдвард Армитидж.

Дверь распахнулась. Хранитель с минуту немо взирал на него и наконец смог выговорить:

– Я, разумеется, рад тебя видеть, мой дорогой, в любом обличье, но, согласись, такая метаморфоза все-таки требует объяснений. Сядь-ка и растолкуй мне, пожалуйста, что это значит?

– Конечно же, вы сейчас все узнаете, сэр, – и Эдвард, сорвав с головы железную каску, дал наконец своей шевелюре возможность привычно рассыпаться по плечам.

Узнав, что случилось и почему его секретарь предпочел появиться здесь в таком неожиданном виде, хранитель сказал:

– Это крайне благоразумный поступок с твоей стороны. Ты сейчас спас нас обоих и разом пресек всевозможные подозрения. Тем, кто за мной шпионит, теперь не останется ничего иного, чем доложить только то, что свидетельствует исключительно в мою пользу. Твое отсутствие привлекло внимание, вызвало множество комментариев, и о нем было доложено на высшем уровне. Ясное дело, что подозрение, которое я вызывал и раньше, после этого сильно усилилось. Но теперь, когда ты вернулся в форме парламентского солдата, всем злобным выпадам разом положен конец. Это, Эдвард, огромнейшая услуга с твоей стороны. Раньше ты не старался скрыть своих взглядов, и многим было известно, что ты – приверженец Беверли. Поэтому-то твое отсутствие сразу сочли настораживающим, и в высших кругах пошли слухи, что ты присоединился к армии короля, а я был в курсе и согласился с твоим решением. Мне передал это Ленгтон, да я и сам весьма ощутимо почувствовал, как надо мной нависает опасность. Твоим возвращением все исправлено. Пойдем же вместе прочтем молитву, позавтракаем, и ты мне расскажешь в подробностях обо всем, что случилось с тобой. Пейшонс и Клара, конечно, тебе обрадуются, вот только сильно ли ты им понравишься в таком виде? Разумеется, это сущая мелочь в сравнении с тем, что ты с Божьей помощью к нам вернулся целым и невредимым. Но все же мне очень хочется снова видеть тебя в мирном костюме секретаря.

– С вашего позволения, сэр, я все же денек покрасуюсь в этом, – с заговорщическим видом глянул на него Эдвард. – Очень полезно, чтобы как можно больше людей увидело меня таким.

– Да, Эдвард, ты прав, – согласился хранитель. – Но умоляю, пожалуйста, ограничься только сегодняшним днем. Завтра, будь добр, поменяй одежду. Ну а теперь иди же в гостиную. Пейшонс и Клара наверняка уже извелись, тебя ожидая. Я присоединюсь к вам чуть позже.

Нет нужды говорить слишком много о том, с какой радостью его встретили обе девушки. Заметим только, что Пейшонс, не удержавшись, заплакала, Клара же впала в бешеное веселье. Оставим теперь их в гостиной счастливо наслаждаться встречей и перейдем к разговору Эдварда с мистером Хидерстоуном, состоявшемуся чуть позже.

– Отныне ты должен понять, – задумчиво начал хранитель, – что на данный момент никто ничего поделать не может. Время, конечно, придет с Божьей помощью, и король в результате возглавит страну, как ему и положено по закону. Но на данный момент нам с тобой остается смириться с теми, за кем сейчас сила. Не буду скрывать от тебя, Кромвель метит на место верховного правителя, и он получит его. Может, в каком-то смысле и лучше, что нам придется набраться терпения. Это наверняка лишь временно. Зато король получил возможность постигнуть больше, чем знает сейчас, и в будущем сможет мудрей управлять страной. Ведь, судя по твоему рассказу о нем, пока ему многого не хватает.

– Да, сэр, возможно, все так и есть, – отвечал ему Эдвард. – Должен признаться, эта кампания очень на многое мне открыла глаза. Слишком мало я видел подлинно благородных поступков и чувств, зато в изобилии было корысти, зависти, ревности. Кто только не оказался среди этих сторонников короля! Многими двигали столь недобрые помыслы, что плачевный исход совершенно не удивителен. В одном я теперь уверен: такого, как Кромвель, возможно свергнуть только в том случае, если лагерь противников будет действовать дружно и слаженно. А на сегодня считаю, что наше дело проиграно.

– Да, Эдвард, – вздохнул хранитель. – Я все же надеялся на гораздо лучшую ситуацию. Но, к сожалению, следует исходить из реальности. Зато ты теперь повидал достаточно, чтобы жажда сразиться с противником, которая поглощала раньше все твои мысли, несколько унялась. Давай-ка отныне будем благоразумны. И попытаемся стать счастливыми, пусть даже и вопреки обстоятельствам.

Глава XXIV

Из всех остальных в военные приключения Эдварда был посвящен им один только Освальд Патридж, которому он мог полностью доверять. Покрасовавшись до конца дня в форме кромвелевского драгуна, герой наш на следующее же утро облачился в свою лесную одежду и, заказав в Лимингтоне новый костюм секретаря, поехал домой, где, по договоренности с хранителем, собрался провести несколько ближайших дней. Планы его относительно двух соратников показались мистеру Хидерстоуну вполне разумными, и он даже внес в них свою лепту, велев под конец передать Чалонеру и Гренвиллу, что им следует не затягивать с бегством на материк.

За время отсутствия Эдварда Хамфри и Пабло съездили в дом Клары, которым, как выяснилось, после ареста грабителей больше никто не пользовался, и навели там порядок. А так как они захватили с собой повозку, груженную всякой всячиной, то дом уже был готов к вселению двух Кавалеров. Впрочем, Чалонер с Гренвиллом настолько за это короткое время успели прижиться в семействе Беверли, что весть о грядущем расставании весьма удручила их, и они утешались единственно той отсрочкой, которая была вызвана сразу двумя обстоятельствами. Во-первых, для переезда им требовалось обзавестись лесной одеждой, а во-вторых, существовало еще обстоятельство, в силу которого им пока совершенно не стоило ни срываться с места, ни менять облика кромвелевских кавалеристов.

Пока Эдвард был у хранителя, оба Кавалера успели столь детально и красочно расписать Хамфри, Пабло и девочкам историю своей поездки на север, что ему к этому было нечего добавить, ибо Чалонер даже поведал о нападении разбойников с большой дороги, с которого завязалась их дружба. Проведя какое-то время вместе со всеми, Эдвард при первом удобном моменте отозвал Хамфри.

– О моих приключениях ты наслышан уже сверх меры, так рассказывай же теперь, что было у вас.

– Ну, столь леденящими кровь историями, как твои, я тебя не порадую, – усмехнулся младший брат. – Могу лишь сказать, что нас никто, кроме Освальда, не посещал, мы жили в мечтах и надеждах о благополучном твоем возвращении, ну и, естественно, не сидели сложа руки.

– Кстати, а что это за лошадок ты выставил из конюшни на двор, когда мы приехали? – полюбопытствовал Эдвард.

Хамфри, давно ожидая такого вопроса, расписал, не жалея слов, как они с Пабло ловили и приручали диких лесных лошадок.

– Скажу тебе только одно, дорогой мой брат, – восхитился Эдвард. – С каждым новым твоим поступком мое уважение к тебе растет. И, разумеется, ты достоин куда лучшей доли, чем жить отрезанным от всего мира в этом лесу.

– А я все сильней как раз убеждаюсь в обратном. По-моему, я рожден для него, – возразил он. – Хотя, признаюсь, с тех пор как тебя здесь нет, мне стало здесь нравиться меньше. Ты даже не представляешь, до такой степени изменили тебя выход в мир и участие в столь грандиозных событиях.

– Вполне вероятно, Хамфри. Я так ведь стремился попасть отсюда в гущу событий. Только вот то, что на самом деле увидел, меня совсем не порадовало, – поморщился Эдвард. – И теперь куда больше склонен не рваться обратно, а жить здесь в тишине и спокойствии. Я очень разочарован, Хамфри. Какая же пропасть лежит между миром нашей мечты и тем, в который мы попадаем на самом деле! Я рвался себя посвятить благородному делу. И вот меня закрутило в водовороте, где оказалось на удивление мало отваги и честности, зато множество тайных мотивов и помыслов совсем не лучшего свойства, которыми очень многие руководствуются в своих поступках. Я получил хороший урок, и то, что из него вынес, меня совсем не порадовало. Свое мнение я могу тебе высказать очень коротко, Хамфри: мир этот пуст и полон обмана.

– Надеюсь, твои слова не относятся к Чалонеру и Гренвиллу, – улыбнулся Хамфри. – Оба, по-моему, очень располагают к тебе.

– За Чалонера ручаюсь, потому что отлично его узнал, – сказал Эдвард. – Он надежен в любой ситуации и был там единственным, в ком я мог быть уверен. Редкостная удача, что я повстречался с ним в самом начале своего путешествия. Гренвилл же мне пока мало знаком. Мы оба были в королевской свите и в основном встречались в присутствии короля. Должен, однако, признать, что не слышал о нем ни единого дурного слова. К тому же сам мог убедиться, насколько он храбр. Хотя в наше время куда уместнее быть не храбрым, а хитрым, – добавил Эдвард и развлек Хамфри рассказом о том, как появился у хранителя в форме парламентского драгуна.

– Кстати о птичках, вернее, о кромвелевских солдатах, – еще сквозь смех проговорил младший брат. – Тебе не кажется, что они могут вот-вот появиться здесь в поисках короля?

– Естественно, кажется, – подтвердил Эдвард. – Удивительно, что их до сих пор еще нет.

– И как нам быть, если они препожалуют?

– Хорошо, что напомнил, – хлопнул себя по лбу Эдвард. – Мне ведь нужно тебе кое-что отдать. Я славно подстраховался. – Он вытащил из кармана конверт. – Вот свидетельство за подписью мистера Хидерстоуна о назначении тебя егерем Нового леса. Можешь смело его предъявлять при малейшей надобности. Там же найдешь предписание, в котором тебе приказывается принять на постой двух солдат, если они сюда будут посланы, и обеспечить их пропитанием. Там же имеется специальная оговорка, что больше двух человек ты пускать к себе в дом не обязан. Пока идут поиски короля, Чалонеру и Гренвиллу не следует ни менять одежду, ни переезжать. Пусть остаются под видом драгун у тебя на постое. И, Хамфри, еще одно: я здесь оставлял свой первый костюм секретаря. Он тогда уже несколько поизносился, и я сшил новый, но сейчас мне надо его надеть. Если парламентские военные сюда заявятся, то в нем сразу расценят меня как представителя власти.

– Большая удача, что девочки не успели еще накроить себе из него зимних плащей, – сказал Хамфри. – А ведь собирались, но, видимо, времени не хватило. Он так и лежит у тебя в сундуке. Кстати, как ты нашел сестер после столь длительного своего отсутствия?

– Они выросли, и это их красит, но, должен тебе признаться, Хамфри, я себе места не нахожу, когда о них думаю, – вздохнул Эдвард. – Им ведь давно настала пора обучиться всему, что нужно молодым леди.

– Ох, Эдвард, я сам это знаю, но как это сделать? – вполне разделял его мнение младший брат.

– Вот этого-то пока и не знаю, а потому и мучаюсь, – продолжил Эдвард. – Хватит им погрязать в домашних заботах. Надеюсь, мы все же вернем свое положение в обществе, и что тогда с ними будет? Им же понадобится совершенно другое.

– А мы когда-то его вернем? – не был уверен Хамфри.

– Не знаю, – пожал плечами Эдвард. – Но главное-то в другом. Видишь ли, раньше я как-то об этом совсем не задумывался, но когда вышел в мир, мне сразу же стало ясно: наши сестры заняты совершенно не тем, чем им должно. Завершись все нашей победой, проблемы бы с их воспитанием не было. Но теперь я просто в растерянности.

– В связи с юными леди я вспомнил о Пейшонс. Как она там? – спросил Хамфри.

– Все такая же замечательная и красивая. И стала совсем уже взрослой, – немного смешался Эдвард.

– А Клара? – немедленно задал новый вопрос младший брат.

– Я к ней не слишком приглядывался, но особенных перемен не заметил. Разве только немного выросла, – небрежно проговорил Эдвард. – А вот и Чалонер, – заметил он вышедшего из дома друга. – Сейчас мы его проинструктируем, как надо себя вести, если сюда пожалуют поисковые группы.

Тот, выслушав братьев, воскликнул:

– Лучше и не придумаешь! Какая удача, что я тогда тебя встретил, Беверли!

– Ради всего святого, только не Беверли! – предостерег его Эдвард. – Это имя сейчас должно быть снова забыто.

– Прошу покорно меня простить, многоуважаемый секретарь Армитидж, – шутливо покаялся Чалонер. – И еще раз примите мое восхищение вашим великолепным планом. Вопрос у меня лишь один, – посерьезнел он. – Как мы сможем заранее выяснить, какие именно войска направит сюда Парламент? Мы-то с Гренвиллом вроде бы как солдаты генерала Ламберта, которых сюда направили прямиком с поля боя. Впрочем, я сомневаюсь, что кого-то из настоящих солдат и впрямь пошлют из такой дали.

– Думаю, нам осталось недолго ждать, – сказал Эдвард. – И пусть ваши кони стоят оседланные и со всем снаряжением у входа в дом. Во-первых, чтобы при случае можно было удрать, а во-вторых, мы для них создадим впечатление, будто бы вы недавно приехали. Мне кажется, они очень скоро появятся здесь.

– Опасаюсь, что королю будет трудно покинуть страну, – покачал головой Чалонер. – Хотя то, как он с нами расстался…

– Я тоже думал об этом, – подхватил Эдвард. – Со своей точки зрения он, наверное, поступил разумно. Кому-то из свиты можно было довериться, а кому-то нет. И, не имея времени разобраться как следует в людях, он предпочел не доверять никому. Да и скрыться одному легче, чем вместе с сопровождающими. Но все же мне очень обидно, что он со мной так поступил. Я же готов для него был жизнью пожертвовать.

– Справедливости ради замечу: времени и возможности прочесть твое сердце, равно как и мое или чье-то еще, у него не было, – искал в свою очередь оправдание королю Чалонер. – А в такой ситуации доверие одному стало бы оскорблением для другого. Так что в целом он, вероятно, проявил мудрость, и, будем надеяться, время докажет его правоту. Но сейчас, я уверен, все кончено, и надолго. Так что, друг мой, наши сабли до лучшей поры можно вешать на стену. И вообще, мне столь отвратительно все, с чем мы там столкнулись, что с удовольствием бы остался с вами вдали от этого гнусного мира. Что скажешь, Эдвард? Примете с Хамфри меня и Гренвилла помощниками на ферму, после того как все стихнет?

– Тебе это живо наскучит, Чалонер, – не сомневался Эдвард. – Ты создан совсем для другого.

– Но, полагаю, в обществе двух столь приятных и симпатичных девушек я могу быть и здесь совершенно доволен жизнью. Чем не Аркадия?! Конечно, с моей стороны говорить такое – совершеннейший эгоизм, потому что на самом деле мысли мои совсем о другом.

– О чем же? – озадаченно поднял брови Эдвард.

– Позволь мне быть откровенным, – продолжил Чалонер. – Мысли мои о том, какая нелепость и жалость, что столь прелестные леди вынуждены заниматься здесь изо дня в день нудной домашней работой. Честь им и хвала, они, несмотря на все это, умны, прекрасны и благородны. Как же могли расцвести все их качества, получи они настоящее образование! Уверен: пройдя хорошую школу, они окажут своим присутствием честь любому королевскому двору! Если я был чересчур откровенен, Эдвард, прости. Но мы ведь друзья.

– Полагаешь, я сам все время о них не думаю, Чалонер? Хамфри не даст соврать: мы как раз говорили об этом перед тем, как ты вышел к нам. Но что в своем нынешнем положении я могу предпринять? Сам понимаешь, останься у меня Арнвуд, вопрос решился бы сам собой. Но с Арнвудом дело кончено. Боюсь, очень скоро узнаю, что мое родовое поместье, леса которого можно увидеть даже отсюда, пожертвовано какому-то Круглоголовому за крупный вклад в победу над Кавалерами под Вустером.

– Эдвард, мне есть что тебе на это сказать, я должен это тебе сказать, и я это тебе скажу, потому что обязан тебе своей жизнью, а такого сорта долги нельзя игнорировать, – в тревоге, что Эдвард его не дослушает, начал с напором Чалонер. – Если ты хочешь изменить жизнь сестер, подумай о моих замечательных незамужних тетушках в Портлейке. Лучших рук для Элис и Эдит, думаю, не сыскать в целом мире. И никто, кроме них, не исполнит свой долг столь честно и добросовестно. Больше того, они будут без памяти рады, что им оказали такое доверие. Несмотря на ужасные обстоятельства, в которых мы все существуем, они остались богаты. Ведь женщин парламентские не облагали такими штрафами и не подвергли таким притеснениям, как мужчин. Поборы новых властей не превратили их в нищих, и они многое из того, что имеют, жертвуют нашему делу. Они одиноки. Полагаю, ничто не способно доставить им больше радости, чем участие в судьбе сестер Беверли. Если ты хочешь совершенно увериться в этом, найди, пожалуйста, способ им переправить мое письмо, в котором я все изложу по порядку. Хочу только еще добавить: своим согласием ты лишь окажешь благодеяние моим тетушкам, а если откажешься, принесешь благополучие своих сестер в жертву собственной гордости. Только уверен: ты слишком умен, чтобы так поступить.

– Ты совершенно прав, Чалонер, – потрясло его предложение Эдварда. – Я готов смирить свою гордость и быть сколько угодно кому-то обязанным, если мне это поможет избавить сестер от совершенно недостойного их положения, в котором они оказались по вине обстоятельств. Все, о чем ты сейчас мне сказал, замечательно и заманчиво. Только давай сначала получим ответ на твое письмо.

– Совершенно не сомневаюсь, что они мне напишут, – заверил друг. – Мне было гораздо важнее тебя убедить. И теперь, когда ты согласился, я даже в скитаниях на чужбине, которые скоро мне предстоят, стану гораздо счастливее, зная, что твои сестры устроены под их крышей и получают образование, которое им и пристало.

Речь его была прервана появлением Пабло.

– Солдаты! Полно! Скакать сюда! Скакать везде!

– Ну, Чалонер, – мигом отреагировал Эдвард. – Настал нам момент выбираться из передряги. Если сейчас поторопимся и все сделаем правильно, все закончится хорошо. Пабло, Хамфри, ведите коней к входной двери. Чалонер с Гренвиллом сидят в доме и не высовываются. Моего вороного тоже доставьте к крыльцу. Пусть они думают, что я только что прибыл с заданием от хранителя. Ну все. Бегу переодеваться в костюм секретаря. Предупреди меня, Хамфри, как только увидишь их.

Едва Эдвард успел облачиться в свое секретарское платье, к дому подъехал отряд кавалерии.

– Кто ты таков? – высокомерно осведомился у Хамфри их командир.

– Здешний егерь, сэр, – скромно потупился младший Беверли.

– А дом это чей и кто там внутри? – гаркнул глава отряда.

– Мой, сэр, – почтительно произнес Хамфри. – На двух этих конях солдаты ко мне приехали, которые ищут здесь тех, кто бежал из Вустера. А третий секретарю мистера Хидерстоуна, хранителя Нового леса, принадлежит. Он сюда прибыл с личным его указанием касаемо поиска тех, кто восстал.

В этот момент на крыльце возник Эдвард.

– Вот он самый и есть секретарь хранителя, сэр, – указал в его сторону Хамфри.

Эдвард, отсалютовав офицеру, деловито проговорил:

– Я послан сюда хранителем Нового леса, мистером Хидерстоуном, со специальными указаниями, предписывающими, как оптимальнейшим образом организовать поимку восставших. А вот этому нашему егерю, – повернулся он к Хамфри, – отдан приказ разместить у себя двух солдат, которые и останутся здесь на тот срок, который окажется необходимым. Мне дано специальное указание уведомлять каждого офицера из поисковых групп, что мистер Хидерстоун и его подчиненные усиленно принимают меры, чтобы никто из восставших не мог укрыться во вверенном нам районе. Солдатам же настоятельно рекомендуется прочесать южную часть леса, ибо объекты поиска, скорее всего, постараются перебраться во Францию.

– Что же именно за солдаты здесь квартируют? – спросил офицер.

– Если не ошибаюсь, они из людей генерала Ламберта, – отозвался Эдвард. – Впрочем, они сейчас выйдут к вам сами. Ну-ка, пойди и вызови их, – повернулся он к брату.

– Сию минуточку, сэр, – подхватил игру Хамфри. – Я попытаюсь их разбудить, но только вот нелегко мне придется. Они же из самого Вустера ехали и притомились, видать, изрядно.

– Нет у меня времени дожидаться, пока они продерут глаза, – возразил офицер. – Да и не знаю я никого у Ламберта. Стало быть, и у них для меня не имеется никаких инструкций.

– Ох, и все ж таки взяли бы вы их с собой, сэр, – с жалобным видом залепетал Хамфри. – А заместо оставьте своих каких-нибудь двух. – Уж больно они беспокойные для бедного человека. И еду у меня всю метут подчистую.

– Ну уж нет, – хохотнул офицер. – Им что враг, что друг – все едино. Да и не подчинены они мне. Так что, малый, уж сам, как хочешь, выкручивайся. Бой-цы! – отдавая честь Эдварду, звонко крикнул своим солдатам он. – Впе-ред!

– Ну, кажется, на сей раз выкрутились, – проводил взглядом скрывающихся из вида всадников Эдвард. – Ловко ты, Хамфри, его задурил. А Чалонеру и Гренвиллу и правда не стоило им показываться. Лица-то, прямо скажем, не очень у них подходят для ламбертовских головорезов. А ты, Пабло, и дальше гляди в оба глаза. Боюсь, этим визитом дело не ограничится.

Эдвард и Хамфри вошли в общую комнату, где сестры и Чалонер с Гренвиллом с нетерпением ожидали исхода переговоров.

– Элис, милая, тебе плохо? – вскричал Эдвард, заметив, что у нее в лице ни кровинки.

– Нет, все нормально, – поторопилась его успокоить она. – Просто мне стало за наших гостей очень страшно. Если бы эти солдаты вошли сюда, то, боюсь, не поверили бы, что мастер Чалонер и мастер Гренвилл те, за кого себя выдают.

– Спасибо, конечно, за комплимент, мистрис Элис, – отвесил галантный поклон ей Чалонер. – Но, уверяю, что в соответствующих обстоятельствах я способен бесчинствовать и ругаться почище лучших, а точнее, худших из них. Вот по пути из Вустера мы вполне походили на кромвелевскую солдатню.

– Да, но других-то солдат Парламента вы, слава богу, тогда ни разу не встретили, – отметила Элис.

– Тут вы совершенно правы, – кивнул Чалонер. – При встрече с другими солдатами нам пришлось бы гораздо труднее, однако все не так страшно, как вам представляется. Кромвелевская армия насчитывает много тысяч людей. Они же не могут быть все на одно лицо. Поэтому, думаю, офицеру из одного подразделения не захочется арестовывать кого-нибудь из другого только на основании подозрений по поводу его внешности. Если они в следующий раз заявятся в дом, думаю, мне и Гренвиллу лучше всего прикинуться пьяными. Тогда мы уж точно ничем их не насторожим.

– Согласен, – развеселила его задумка Эдварда. – Пьяный солдат не вызовет подозрений ни с той, ни с другой стороны. Ну, Элис, а теперь мы готовы съесть все, что ты нам приготовила на обед.

Солдаты Парламента продолжали шнырять по лесу еще с неделю. Каждый раз, как очередная их группа наведывалась к нашим героям, Эдвард зачитывал им рекомендации хранителя, после чего они, не задерживаясь, брали курс на южное направление. Эдвард отправил с Пабло письмо мистеру Хидерстоуну, в котором, объяснив сложившуюся ситуацию, просил дозволения задержаться дома еще на какое-то время. Хранитель направил ему в ответ документ, выполненный в сугубо официальном тоне. В нем говорилось, что так как король до сих пор не пойман, секретарю хранителя Нового леса предписывается обыскивать совместно с расквартированными в доме Армитиджей солдатами все еще непрочесанные участки, а сам документ обязательно предъявлять возможно большему количеству офицеров, коим он должен служить руководством к действию. Эдвард повел себя соответственно этому. И так как всегда встречал незваных гостей у входа, ни одному из них даже в голову не пришло войти в дом.

Наконец поисковые группы покинули Новый лес, переместившись на побережье, где несколько человек были пойманы, но короля обнаружить так и не удалось. Хамфри отправился в Лимингтон, купил там для Чалонера и Гренвилла лесную одежду, и они теперь выдавали себя за егерей, так как это им позволяло не расставаться с ружьями. Коней они с собой в дом Клары не взяли, потому что конюшни там не было, зато Хамфри им одолжил Хваткого, в котором они обрели надежного сторожа. Припасы взялись пополнять им Хамфри и Пабло, сами же беглецы решили не выходить за пределы окружавшей дом чащи. Перед отъездом они с большим сожалением распрощались с Элис и Эдит, братья Беверли сопроводили их к новому обиталищу, Чалонер при расставании вручил Эдварду письмо для тетушек, и тот вскоре очутился уже в компании Пейшонс и Клары.

При первой же встрече с мистером Хидерстоуном он рассказал, как устроены двое его друзей, и тот внес заметные коррективы в первоначальный план их спасения, ибо был убежден, что, пока поисковые группы шныряют по побережью, нечего даже пытаться достичь континента.

– Вот письмо, которое я получил от правительства, – продолжал хранитель. – Моя активность в поисках беглецов получила высокую оценку. Кажется, офицеры, с которыми ты беседовал, доложили наверх о нашей неоценимой помощи. Печально, Эдвард, что этот мир вынуждает нас прибегать к обману, – вздохнул мистер Хидерстоун. – Оправданием нам с тобой служит лишь наше стремление сделать добро. Сталкиваясь со злом, мы вынуждены бороться его же оружием. Разумеется, те, с кем мы так поступаем, вполне заслужили это. Но все-таки мы не должны забывать о совести.

– Но, сэр, разве совесть нам не подсказывает, что спасение честных людей, чья вина только в том, что они сохранили верность своему королю, оправдывает обман? – спросил Эдвард.

– Боюсь, что согласно Писанию, это не совсем так, – покачал головой хранитель. – Но здесь мы с тобой погружаемся в такие дебри… Будем же слушать совесть. Пока она молчит, правота, скорее всего, за нами.

Эдвард вручил ему письмо Чалонера.

– Понятно, – убрал его в ящик стола мистер Хидерстоун. – Видимо, молодой человек издержался со средствами и просит у своих родственниц денег. Что ж, озадачу Ленгтона.

Эдвард, сдержав улыбку, спешно откланялся и пошел проведать Освальда Патриджа.

Глава XXV

Вновь поселившийся в доме мистера Хидерстоуна Эдвард еще много дней с тревогой воспринимал приход очередной почты, которая могла принести весть о поимке короля, и каждый раз вздыхал с облегчением, убедившись, что поиски так и не принесли результатов. Беспокоила его и другая проблема, и он неустанно последнее время обдумывал, каким образом ее лучше решить. Начало этим его размышлениям положило отправленное послание Чалонера пожилым леди. Если ответ придет положительный, сестры отправятся в Портлейк, и, естественно, не под фамилией Армитидж, а под своей собственной. Но ведь он, Эдвард, по-прежнему выдает себя мистеру Хидерстоуну за внука Якоба Армитиджа? Значит, отъезд Элис и Эдит придется скрыть от него. Но долго ли можно хранить их отсутствие в тайне, если Пейшонс им постоянно наносит визиты?

Впрочем, и без практической стороны вопроса Эдварда все равно продолжали бы мучить сомнения. Хранитель настолько ему раскрылся и был с ним так откровенен, что Эдвард считал едва ли не подлостью со своей стороны продолжать с ним теперь игру, затеянную с первого дня их знакомства. В тот момент он просто не мог поступить иначе. Теперь же, когда отношения их давно вступили в совершенно иную стадию и мистер Хидерстоун, рискуя карьерой, а то и жизнью, столько сделал для него и для его друзей, давно бы следовало вести себя с ним окончательно честно. Прокручивая в уме, как добиться этого, не нанеся хранителю еще большей обиды былым своим недоверием, он пришел к выводу, что ему нужен веский предлог, и вроде бы даже нашел его. Он откроется Пейшонс, взяв с нее обещание не раскрывать его тайны, а уже позже поставит при первом удобном случае в известность и ее отца, который тогда не сможет его упрекнуть, что он оказал недоверие их семье, так как Пейшонс уже все знала.

Свои отношения с ней он тоже последнее время упорно анализировал. Сперва она просто отчаянно ему нравилась, затем его чувства переросли эту стадию в нечто гораздо большее, и в результате она до краев заполнила его сердце, и он отчетливо осознал, что нет в целом мире девушки, столь прекрасной, умной и обаятельной. Словом, он понимал, что влюбился, и это тоже рождало в его душе множество мук и сомнений, ибо за пылкой этой душой не было в данный момент ни гроша, и пусть он даже признается ей, что он Беверли, шанс получить ее руку и сердце сомнителен.

То был для него период метаний, когда, вроде бы твердо приняв решение, он спустя миг терял убежденность, что оно правильно, и приходил к иным выводам, кажется, лишь для того, чтобы и их моментально отвергнуть. Скрытность перед хранителем внезапно стала опять ему представляться правильной, так как давала тому при случае право сказать, не кривя душой, что он даже не представлял себе, кому в действительности дарит свое покровительство и доверие. Под этим предлогом, кажется, есть смысл открыться Пейшонс, и, вероятно, она поймет его, а может, и даст совет, как ему лучше себя повести с отцом. По поводу ее чувств к нему, Эдварду, он мог лишь прийти к заключению, что не полностью ей безразличен. Но простирается ли ее привязанность дальше признательности и способна ли полюбить она человека, которого полагает ниже себя по рождению? Поколебавшись еще немного, он все же решился на разговор с ней.

Остаться наедине им какое-то время не выходило. Возле Пейшонс целыми днями вертелась Клара, и только, когда однажды она, чересчур накануне легко одевшись, простыла и вынуждена была пропустить по этой причине очередную вечернюю прогулку, они наконец оказались вдвоем.

Сперва они шли в совершенном молчании, и каждый их шаг разносился звонко в тиши морозного вечера. Пейшонс заговорила первой:

– Ты так невесел теперь стал, Эдвард. Мне кажется, тебя что-то мучает. И вот я гадаю, только ли поражение в битве за короля этому виной?

Она вызывала его на откровенность, и он поспешил использовать шанс: