Драгоценность Эвинг Эми

6

Дверь закрывается за мной автоматически, и на одно ужасное мгновение я погружаюсь в кромешную тьму.

Но вот я слышу какой-то гул и замечаю, что узкий коридор подсвечен с обеих сторон маленькими напольными лампами. Их желтовато-зеленый свет указывает мне путь, но не раскрывает куда. Темная фигура ратника маячит передо мной, его поступь уверенная и твердая. С каждым шагом мне все труднее дышать, и кажется, что невидимые стены смыкаются вокруг меня. Я слышу голос Люсьена, уверяющий, что все будет хорошо, и прощальные слова Рейвен о том, что она никогда меня не забудет. Я цепляюсь за них, как за талисманы, и пытаюсь побороть страх.

Коридор поворачивает налево. И вдруг световая дорожка обрывается, и ратник останавливается. Тишина.

–Где мы? – спрашиваю я. Мой голос тихий и слабый.

Долгие десять секунд тянется пауза, но вот ратник, словно повинуясь неведомой команде, поворачивается ко мне.

–Я благодарю вас, лот 197, за вашу службу королевскому двору. Ваше место обозначено. Дальше вы следуете в одиночку. – Он низко кланяется и отступает в сторону, пропуская меня вперед.

Овальная золотая дверь, на которой выгравированы гербы королевских фамилий, озаряется светом. Я понятия не имею, что за ней кроется, и меня вдруг охватывает такая паника, что я близка к обмороку. Но Рейвен прошла через эту дверь. И Лили тоже.

Дрожащими руками я ощупываю металлический узор. Дверь, словно ждавшая моего прикосновения, распахивается, и мне в глаза бьет яркий свет.

–И далее, уважаемые дамы, лот 197. Лот 197, пожалуйста, займите свое место.

Голос вежливый, почти приятный, но мне трудно сосредоточиться на том, что он говорит.

Я стою в амфитеатре, ряды поднимаются по спирали вверх, но кресел как таковых нет. Это ложи, в них сплошь шезлонги, диваны, одно место выглядит как трон. В зале только женщины, их взоры устремлены на меня. Одеты они экстравагантно, таких нарядов я не видела даже в шкафах подготовительной комнаты. Красочный атлас, нежный шелк, невесомые кружева, перья, кринолины, парча, расшитая драгоценными камнями, – на фоне такой утонченной роскоши куклы из зала ожидания выглядят замарашками. Эти женщины – шедевры, живые скульптуры элегантности и благородства.

–Лот 197, пожалуйста, займите ваше место, – повторяет голос. Теперь я вижу его, мужчину в смокинге, слева от меня за деревянной кафедрой. Он очень высокий, его темные волосы гладко зачесаны назад. Наши глаза встречаются, и он склоняет голову.

Я замечаю серебряный крест в середине круговой сцены. У меня дрожат коленки, когда я подхожу к нему, и этот путь кажется мне самым долгим за сегодняшний день. Я слышу шелест шепота, который проносится по рядам, словно легкий ветерок. Аукционист ждет, пока я доберусь до креста. Затем он достает из глубин кафедры белую свечу и помещает ее в латунный подсвечник. Его взгляд скользит по амфитеатру, прежде чем он чиркает спичкой и зажигает свечу. Пламя загорается ярко-голубым.

–Лот 197, дамы. Шестнадцать лет, рост один метр семьдесят сантиметров, вес шестьдесят килограммов. Необычный цвет глаз, как вы можете видеть. Четыре года обучения, баллы 9.6 на первом Заклинании, 9.4 на втором, и впечатляющие 10.0 на третьем. Выдающиеся навыки игры на струнных инструментах, особенно на виолончели.

Пугающе странно слышать о себе такое; сухая статистика, музыкальный инструмент и ничего более.

–Стартовая цена пятьсот тысяч диамантов. Я уже слышу пятьсот тысяч?

Женщина в голубом шелковом платье, с массивным бриллиантовым колье на шее, поднимает серебряное перо.

–Пятьсот тысяч от леди Перо, слышу ли я пятьсот пятьдесят тысяч?

Темнокожая женщина поднимает одной рукой крошечные бронзовые весы, потягивая шампанское из хрустального бокала, который держит в другой руке.

–Пятьсот пятьдесят тысяч. Я слышу шестьсот?

Торги продолжаются. Моя стоимость поднимается до семисот, восьмисот и, наконец, до девятисот тысяч диамантов. Мой мозг с трудом переваривает такую сумму. Я не могу дышать – мои легкие как будто зажаты в тиски. Женщины не подают голоса, они просто поднимают какой-то предмет, символизирующий их Дом; многие мне не знакомы, и аукционист не всегда называет их титулы. Вдруг ловлю себя на мысли, что недостаточно прилежно изучала культуру и традиции королевского двора.

–Девятьсот пятьдесят тысяч, или я слышу один миллион?

Молодая женщина, сидящая на троне, поднимает крошечный скипетр, увенчанный алмазом величиной с куриное яйцо. Я чувствую, как по залу проносится дружный вздох, и замечаю, что аукционист поглядывает на свечу. Она сгорела наполовину.

–Один миллион диамантов от Ее королевской милости Курфюрстины. Я слышу один миллион пять тысяч?

Курфюрстина. Я в изумлении от того, как молодо она выглядит, даже моложе, чем на фотографиях, почти как ребенок, нарядившийся взрослым. На ней платье с рукавами-фонариками и широкой парчовой юбкой, губы накрашены ярко-красной помадой. Я пытаюсь угадать, осталось ли в ней что-то от банковского прошлого, но она выглядит так же изысканно, как все другие женщины в этом зале.

Мое внимание привлекает дама в верхнем ряду, которая смотрит на Курфюрстину – ее миндалевидные глаза напоминают мне Рейвен.

–Один миллион пять тысяч от графини дома Роз, – кричит аукционист, и я выныриваю из своих грез. Пожилая женщина в шезлонге поднимает золотую розу. На нее сурово взирает грузная женщина, что сидит чуть поодаль. Нет, пожалуй, не грузная, а мясистая, так будет правильнее. Ее туша втиснута в черное атласное платье, рыхлые руки обнажены. Лицо у нее пухлое, а глаза… жестокие. По-другому я не могу их описать.

–Кажется, я слышу два миллиона? – вопрошает аукционист.

Тотчас взмывает вверх алмазный скипетр. За ним роза. Опять скипетр. Мое сердце едва не выпрыгивает из груди, кровь ревет в ушах. Неужели меня продадут Курфюрстине? Глупо, что я никогда не задумывалась об этом, полагая, что ей приглянется Лот 200. Зачем брать четвертый номер, когда можно взять первый? Пламя свечи опускается все ниже, разгораясь ярче, и молочный воск стекает по бронзовому подсвечнику. Ставки растут, моя стоимость взлетает до пяти миллионов диамантов – невообразимая сумма. Уже очевидно, что я стану суррогатной матерью для ребенка Курфюрстины или графини дома Роз – все остальные женщины перестали торговаться. Я задыхаюсь и борюсь с желанием закусить нижнюю губу.

И вот финал.

–Я слышу шесь миллионов диамантов? Шесть миллионов?

Женщина с глазами Рейвен поднимает крошечное голубое зеркало.

Свеча гаснет.

–Продано! – вопит аукционист, и мои мышцы превращаются в желе. – Продано за шесть миллионов диамантов. Герцогине дома Озера.

Продано.

Слово крутится в голове, но его смысл до меня никак не доходит.

Я продана.

В какой-то миг я перехватываю взгляд темных глаз женщины, которая меня купила: герцогини дома Озера. И вдруг проваливаюсь сквозь пол.

Платформа с крестом опускается вниз, под сцену, покидая Аукцион. На этот раз я рада темноте. Так мне спокойнее. Я смотрю вверх и вижу другую платформу, закрывающую круговое пространство, где только что стояла я. И, прежде чем она полностью встает на место, слышу голос аукциониста.

–И далее, уважаемые дамы, у нас лот 198. – Мне интересно, кто из девушек выходит на сцену – «львица» или «торт-мороженое». – Лот 198, пожалуйста, займите свое место.

Аукцион продолжается.

–Лот 197?

Я испуганно вздрагиваю, сознавая, что пол подо мной уже не опускается. И вокруг меня не кромешная тьма, а полумрак. Я в пустой комнате с бетонными стенами, круглой, как и амфитеатр наверху. В комнату выходит множество дверей.

–Лот 197? – Женщина в простом сером платье хмурится, глядя на меня. В руках у нее планшет, и она бегло просматривает лист записи.

Я не уверена, что могу сейчас говорить, поэтому киваю головой.

Женщина сухо кивает в ответ.

–Герцогиня дома Озера. Сюда.

Она открывает одну из дверей, и я следую за ней по узкому коридору. Здесь нет никаких фонариков – свет исходит от мерцающих факелов, закрепленных высоко на стенах. Их пламя отбрасывает зловещие тени, и это так не похоже на теплую атмосферу в моей подготовительной комнате.

Коридор упирается в деревянную дверь, и женщина открывает ее. Следом за ней я захожу в другую комнату – небольшую, с куполообразным потолком и стенами из восьмиугольных камней, чем-то напоминающую улей. В камине горит огонь, отбрасывая тусклый свет на грубо сколоченный стол и стул. На столе сверток из черного сукна. Больше в комнате ничего нет.

–Садись, – говорит женщина. Как только я опускаюсь на стул, мое тело начинает дрожать, и я, обхватывая голову руками, глубоко дышу ртом.

Я продана. Я – собственность. Я больше никогда не увижу свою семью, Южные Ворота, Болото.

–Ладно, ладно, – механическим голосом произносит женщина. – Все в порядке.

Но я-то знаю, что это далеко не так. Никогда в жизни мне еще не было так плохо. Я прижимаю ладони к глазам, уже не думая о том, что могу испортить макияж Люсьена. Я хочу домой.

Холодные руки смыкаются вокруг моих запястий.

–Послушай меня. – Голос женщины совсем другой, почти нежный, и я открываю глаза. Она стоит на коленях передо мной, ее лицо совсем близко. – Согласна я с этим или нет, не имеет значения, понимаешь? Не я устанавливаю здесь правила. Но королевский двор требует, чтобы никто из суррогатов не видел дорогу в Аукционный дом. – Мне становится не по себе, когда она поднимается и разворачивает сверток, в котором лежат голубая ампула и шприц. – Сразу предупреждаю, это не причинит тебе вреда. Есть два варианта, как мы это сделаем: простой и сложный. Я знаю, по дороге сюда вам не предлагали выбора. Проще всего, если ты сама позволишь мне ввести снотворное. Если захочешь по-другому, я нажимаю кнопку, сюда заходят четверо ратников и держат тебя, пока я делаю укол. Ты понимаешь?

Я сглатываю комок желчи, что поднимается в горле, и киваю.

–Итак, что ты выбираешь?

Полагаю, я должна быть счастлива, что у меня есть выбор.

–Если вы не возражаете, я согласна на легкий путь.

Улыбка играет в уголках ее губ. Она наполняет шприц голубой жидкостью из ампулы, затем поворачивает мою руку так, чтобы найти вену в локтевом сгибе. Я вздрагиваю, когда игла пронзает кожу. Хотя уколы были частью жизни в Южных Воротах, я так и не привыкла к ним.

–Ты умная девочка. Может быть, тебе хватит ума, чтобы выжить в этом месте.

Ее слова звучат зловеще, но голубая жидкость уже бежит по моим венам, и ноги наливаются тяжестью, веки опускаются, и, прежде чем я успеваю спросить ее, что она имеет в виду, темнота обволакивает меня, и я проваливаюсь в глубокий сон.

7

– Она просыпается. Сходи за Ее светлостью.

Я слышу шаги, дверь открывается и закрывается, но словно где-то вдалеке. Я шевелю головой, и она проваливается еще глубже во что-то очень мягкое. Мне на редкость уютно и тепло. Когда я открываю глаза, поначалу вижу лишь туманное желтое свечение.

–Как ты себя чувствуешь? – спрашивает голос. Он звучит будто из туннеля. Я моргаю и тру глаза, и картинка перед глазами становится четче. Во мне вспыхивает надежда, когда я вижу длинное белое платье с высоким кружевным воротником и хохолком на макушке. Но это не Люсьен. Эта фрейлина – женщина, немолодая, глаза у нее ясные и проницательные, а хохолок на голове ярко-рыжий. Странно видеть женщину с бритой головой. На талии у нее тонкий кожаный ремешок, с него свисает кольцо с ключами.

–Где я? – спрашиваю я полусонным голосом, пытаясь сесть.

–В своей новой спальне, разумеется.

Думаю, что она, должно быть, шутит. Комната просто огромная. Стены, залитые теплым светом, оклеены бледно-зелеными обоями, мебель обита тканью также в оттенках зеленого и золотистого. Я вижу комоды, шкаф, туалетный столик, мягкие кресла со скамеечками для ног, диван, столик для завтрака и большой камин. Темно-зеленые шторы с золотистыми подхватами закрывают окна и совсем не пропускают свет, поэтому я не могу сказать, день сейчас или ночь.

Комната гораздо красивее всего, что я могла себе представить даже в самых смелых мечтах. И эта женщина сказала, что для меня. Не могу сдержаться и глупо хихикаю.

Фрейлина улыбается, и в уголках ее глаз собираются морщинки.

–Добро пожаловать во дворец дома Озера.

–Это все для меня? – Я всегда думала, что в новом доме меня ждет такая же аскетичная обстановка, как в моей комнатке в Южных Воротах.

–И не только это. В твоих личных покоях есть туалетная комната, чайная, гостиная и гардеробная.

–Вы хотите сказать, что есть еще комнаты?

Она смотрит на меня снисходительным взглядом.

–Деточка, тебя купила герцогиня дома Озера, а не какая-нибудь семья торговцев.

Я пытаюсь вспомнить, что мне известно о герцогине дома Озера. Она принадлежит к одному из четырех родов-основателей города, но я почему-то всегда путаю двух герцогинь и двух графинь. Сотни лет назад, когда еще не было ни Жемчужины, ни Болота, ни Фермы, этот остров был разделен на два города: одним правили герцогини, другим – графини, и эти города вечно воевали друг против друга. Со временем была достигнута договоренность, и дочь герцогини вышла замуж за сына графини, которые и стали первыми Курфюрстом и Курфюрстиной. Два города объединились, и так возник Одинокий город, поделенный на пять округов с Жемчужиной в центре.

Кажется, Лили недавно упоминала о герцогине дома Озера в связи с каким-то скандалом, но я никогда не интересовалась сплетнями. Теперь я жалею об этом – надо было не закатывать глаза, а найти время и послушать Лили. Я была настолько настроена против королевских семей, что никогда даже не задумывалась о том, что в жизни с ними могут быть свои хорошие стороны. Но сейчас, когда я оглядываю свою комнату, мне впервые приходит в голову, что, возможно, в Жемчужине не так уж и плохо.

–Давай-ка поднимайся, – говорит фрейлина. – Сейчас придет Ее светлость.

Бабочки порхают у меня в животе.

Моя кровать просто необъятная, и выбираться с нее приходится буквально ползком. У меня вдруг возникает детское желание попрыгать на матрасе, но присутствие фрейлины сдерживает. Бархатистое изумрудное покрывало ласкает мои руки и колени, и, подползая к краю кровати, я откидываю прозрачный балдахин. Когда мои босые ноги тонут в густом ворсе ковра, я замечаю, что меня переодели. На мне белая шелковая ночная сорочка, но не такая, как в Южных Воротах, а асшитая зелеными и золотыми нитями. Фрейлина держит наготове пеньюар изумрудного цвета, и я проскальзываю в него. Теперь я гармонирую с цветом комнаты.

Моей комнаты.

Сердце трепещет от радостного волнения.

–Спасибо, – говорю я. – Как вас зовут?

–Кора, – отвечает она.

–А я…

–Ты – суррогат дома Озера, – перебивает меня Кора. – Вот и все.

Похоже, Люсьен не единственный, кому запрещено знать мое имя. Мне так и хочется выпалить его назло всем.

–Ты голодна? – спрашивает Кора, и я тотчас отвлекаюсь от своих мыслей, поскольку только теперь, когда она спросила, понимаю, что умираю с голоду. Она ведет меня к столику для завтрака, где уже выставлены большая тарелка с зеленым виноградом, треугольником мягкого сыра, несколькими кусочками хлеба и хрустальный стакан с водой. Я запихиваю в себя терпкие виноградины, щедро намазываю хлеб сыром и запиваю все это холодной водой.

–Как долго я спала? – спрашиваю я, глотая воду. Кора берет с туалетного столика расческу и начинает приводить в порядок мои кудри. – О, я сама могу это сделать.

Я тянусь к расческе, но она отталкивает мою руку.

–Ешь. Скоро придет герцогиня. Тебе понадобятся силы.

Чувство голода почему-то сразу пропадает. Я делаю глоток воды и отодвигаю тарелку.

–И, отвечая на твой вопрос, – говорит Кора. – Ты спала с тех пор, как покинула Аукцион. Сейчас шесть часов вечера.

Я не знаю, в котором часу покинула Аукцион, но, похоже, я проспала целый день.

–Ты поела? – спрашивает она.

–Да, – говорю я и добавляю: – Спасибо.

Кора выводит меня на середину комнаты; связка ключей бряцает на поясе при каждом ее шаге. Передо мной три двери – одна слева, две справа, и все они ведут, как я догадываюсь, в мои «покои».

–Когда придет герцогиня, держи глаза долу, если не будет других указаний. Обращайся к ней только: «моя госпожа». Это очень важно, ты понимаешь? – Я киваю. – Ее настроение непредсказуемо, поэтому советую больше помалкивать, хотя бы первое время.

Я слышу стук каблучков по полированному полу, и у меня перехватывает дыхание. Кора поспешно кладет расческу обратно на туалетный столик и встает позади меня.

Цоканье смолкает. Распахивается дверь справа от меня. Мужской голос объявляет:

–Ее королевская светлость, герцогиня дома Озера.

В сопровождении шестерых ратников герцогиня заходит в комнату. Я с нескрываемым изумлением разглядываю ее платье, расшитое серебром и жемчугом, забывая о том, что мне положено смотреть вниз. Спохватившись, опускаю взгляд на пальцы своих ног, каждый ноготок отполирован до блеска Люсьеном.

Хотя ее каблуки утопают в пушистом ковре, я чувствую, что герцогиня приближается ко мне, и вот уже вижу вышитый подол ее платья. Она останавливается. По коже бегут мурашки, и я пытаюсь побороть в себе желание поднять глаза. Рука тянется ко мне, и тонкий, но сильный палец приподнимает мой подбородок. Герцогиня смотрит мне в лицо.

Глаза Рейвен. Такой же миндалевидной формы. Да и кожа у нее карамельно-медового оттенка, как у Рейвен, хотя, может быть, чуть светлее. Но, пока она изучает меня, я вижу, что ее глаза совсем не такие, как у Рейвен – в них нет ни тепла, ни смешинки. Они жесткие и холодные, и всякое сходство с моей лучшей подругой в лице этой незнакомой женщины тает.

Она ниже меня ростом, ее черные волосы взбиты в высокую прическу и усыпаны бриллиантами. Она молчит. Ее оценивающий взгляд скользит по моей фигуре. Она двигается медленно, обходя меня по кругу, и я стараюсь не дергаться, хотя это очень трудно. Я вся как сжатая пружина и не знаю, хватит ли мне выдержки.

Она снова оказывается передо мной и долго смотрит мне в глаза.

А потом наотмашь бьет меня по лицу.

Боль такая, что искры сыплются из глаз. Я вскрикиваю и прижимаю ладонь к скуле, чувствуя, как горит кожа. Слезы затуманивают взгляд. Еще никто и никогда не поднимал на меня руку.

На мгновение я представляю, что даю ей сдачи. Моя свободная рука даже сжимается в кулак. Но у нее за спиной маячит свора ратников, и мне остается лишь смотреть ей в глаза, сжимая зубы так сильно, что сводит челюсть.

Герцогиня улыбается – тепло, что выглядит, по меньшей мере, странно после такой оплеухи.

–Мне бы очень не хотелось делать это впредь, – мурлычет она бархатным голосом. – Поэтому я надеюсь, что ты запомнишь, каково это.

Она усаживается в кресло. Ее тело так грациозно. Я не видела никого, кто бы двигался с такой элегантностью. Ратники обступают ее со всех сторон красным веером. Я замечаю, что у каждого на кителе приколот крошечный синий круг, перечеркнутый двумя трезубцами.

–Да, – бормочет герцогиня себе под нос. – Думаю, ты именно то, что я искала. Как, по-твоему, Кора?

–Время покажет, моя госпожа, – уклончиво отвечает Кора.

–Да… – Герцогиня проводит ухоженным пальцем по щеке. – Я ждала тебя, – говорит она, не сводя с меня темных глаз. – Целых девятнадцать лет. Ты появилась как нельзя более вовремя.

Я понятия не имею, о чем она говорит, и рада, что могу просто молчать.

–Мне сказали, что ты играешь на виолончели, – продолжает она.

Я все молчу, и ее лицо каменеет, поэтому я спешно выдавливаю из себя:

–Д-да. – Еле слышный вздох Коры напоминает мне, что нужно добавить: – Моя госпожа. – Эти слова оставляют горечь во рту. Моя щека пульсирует.

Теплая улыбка возвращается, и герцогиня изящно поднимается с кресла.

–Через час жду тебя за ужином. Моя личная фрейлина проследит за тем, чтобы ты была правильно одета. Не так ли, Кора?

–Да, моя госпожа, – отвечает Кора.

Шурша юбками, герцогиня идет к двери и останавливается у порога.

–У тебя действительно необыкновенные глаза, – говорит она. В ее лице какой-то проблеск, непонятный мне. Может быть, надежды? Но вот она уходит, ратники послушно следуют за ней.

Я чувствую, что у меня подкашиваются ноги, и в глазах снова щиплет от слез. Левая щека горит. Слегка пошатываясь, я делаю шаг, и сильные руки Коры подхватывают меня под локоть.

–Все хорошо, – говорит она.

Она ведет меня к одному из диванов и садится рядом со мной.

–Давай я взгляну, – говорит она, поворачивая к себе мое лицо. – Ничего страшного, справимся ледяной мазью.

Я смотрю на массивные люстры из кристаллов и изумрудов, переливающихся в лучах мягкого света. И эта красивая комната вдруг кажется мне холодной и враждебной.

Открывается дверь, и я слышу голос Коры.

–Подожди в гардеробной.

Я не знаю, к кому она обращается, и у меня даже нет сил посмотреть. Хлопают другие двери. Кора возвращается, у нее в руках светло-голубая баночка. Она откручивает крышку и наносит мазь на мою ноющую щеку. Снадобье приносит мгновенное облегчение, охлаждая кожу и притупляя боль в глазнице.

–Спасибо, – бормочу я.

–Ты очень хорошо держалась, – тихо произносит Кора.

–Почему она меня ударила? – спрашиваю я. Мой голос срывается, и слеза стекает вниз по щеке.

Кора нежно гладит мою здоровую щеку, вытирая слезы большим пальцем.

–Это не Болото, детка. Не я устанавливаю здесь порядки. Но правила есть правила. Теперь ты ее собственность. – Кора поджимает губы. – На самом деле она неплохая хозяйка. Бывает и хуже, поверь мне. Но ты сильная. Я это вижу. Ты справишься. – В ее глазах как будто поблескивают слезы, и она хмурит брови. – У тебя все будет хорошо… – Она лучезарно улыбается и встает, протягивая мне руку. – Может, начнем подготовку к ужину?

Я беру ее за руку, и она помогает мне подняться, но во мне уже поселился страх. Мне не понравилось выражение ее лица, когда она сказала, что все будет хорошо.

Моя туалетная комната вполовину меньше спальни, но все равно огромная.

Умывальник и унитаз сделаны из темно-синего камня, медная ванна на когтистых лапах занимает почти всю стену. Пушистые голубые полотенца висят на медных крючках, а под ногами у меня плюшевый коврик в ярко-синюю и голубую, цвета барвинка, полоску. Я не вижу крана в ванне, но, к моему удивлению и радости, Кора поднимает рычаг, и с потолка извергаеся настоящий водопад.

Завороженная зрелищем, я протягиваю руку, и горячая вода струится сквозь мои пальцы. Кора улыбается.

–Ты раньше никогда не принимала душ?

Я качаю головой.

–Только ванну.

–Что ж, можешь побаловать себя. Только не увлекайся. У нас не так много времени, всего час. – Она усаживается в мягкое голубое кресло в углу ванной.

–А ты… – Я сильнее запахиваю пеньюар. – Ты останешься здесь?

–Не смущайся, детка. Нет ничего такого, чем меня можно было бы удивить. – Видя, что я не двигаюсь с места, она вздыхает и прикрывает глаза рукой. – Когда встанешь под душ, задерни шторку.

Я раздеваюсь и ступаю в ванну. Пар обволакивает мою кожу, распрямляя остатки кудрей, завитых Люсьеном. Я задергиваю занавеску, такую же полосатую, в тон коврика. И подставляю свое тело водопаду.

Я в эйфории.

Вода льется на голову, попадает в рот, струится по моим плечам, расслабляя мышцы спины и ног. Я невольно вздыхаю.

Слышно, как смеется Кора за занавеской.

–Нравится?

Я снова и снова прочесываю пальцами пряди волос, с наслаждением растираю кожу головы. Медная полочка уставлена мылом, лосьонами и шампунями, и не могу удержаться от того, чтобы не испробовать их все, и постепенно комнату наполняют ароматы лаванды, фрезии, розовой воды, мяты и арбуза.

–Ну, все, довольно, – говорит Кора, хотя я могла бы стоять под этим душем весь вечер. Герцогиня и ее пощечина теперь уже далекие воспоминания.

–Как это выключить? – спрашиваю я.

–Просто потяни рычаг вниз.

Водопад останавливается так же быстро, как и начался, и меня бьет дрожь. Из-за занавески мне протягивают полотенце. Я быстро вытираюсь, кутаюсь в полотенце и отдергиваю занавеску. У Коры в руках полотенце поменьше, которым она накрывает мои мокрые волосы. Я следую за ней в гардеробную. Стены обиты шелками сливочных и персиковых оттенков; здесь такое же трехстворчатое зеркало, как в моей подготовительной комнате, и туалетный столик с косметикой.

У столика меня ждет девушка, примерно моего возраста, в таком же платье, как у Коры, с высоким кружевным воротником, но голова у нее не обрита и хохолка тоже нет – ее крашеные волосы цвета меди уложены в пучок на макушке. Вместо связки ключей у нее на поясе черная прямоугольная пластинка на тонкой золотой цепочке. Она держит в руках платье, похожее по стилю на то, в котором я была на Аукционе, но сшитое из более тонкой, слегка мерцающей ткани.

–Это Аннабель, – говорит Кора, и девушка делает реверанс. – Она будет твоей фрейлиной.

–О. – Я и не думала, что мне полагается фрейлина. – Здравствуй.

Аннабель заливается румянцем, но не произносит ни слова.

Кора усаживает меня за туалетный столик, и Аннабель вешает платье возле зеркала. Затем они обе берутся за работу – расчесывают мои мокрые волосы, с пудрами, кремами и блесками колдуют над моим лицом, придают ногтям еще более совершенный овал. Аннабель все время молчит, а Кора открывает рот, только чтобы дать ей какие-то наставления.

Я наблюдаю за девушкой в зеркале, и она выглядит куда более миниатюрной и юной, чем мне запомнилось.

8

– Пора идти, – говорит Кора.

Аннабель втирает капельку душистого масла в мои запястья и поправляет волосы, рассыпанные по плечам.

–Спасибо, – говорю я, и она застенчиво улыбается.

Кора провожает меня в обеденный зал. Мы спускаемся по небольшой лестнице к двери, которая открывается в коридор, украшенный картинами из цветов. Сворачивая, мы попадаем в галерею с портретами в массивных золотых рамах – мне кажется, что они провожают меня взглядами, – а затем снова спускаемся по лестнице с простым ковровым покрытием. Мы проходим мимо зала с мраморными статуями, но я не успеваю их рассмотреть, потому что мое внимание отвлекается на холл со стеклянным потолком и искрящимся фонтаном в центре. Из холла мы попадаем в другой коридор. Я уже готова спросить у Коры, долго ли нам еще идти, когда она останавливается у двери с серебряной ручкой.

Она в последний раз окидывает меня оценивающим взглядом, разглаживает несуществующие морщинки на моем платье, после чего пропускает меня в небольшой кабинет, похожий на библиотеку. В камине потрескивает огонь. Герцогиня сидит в кресле перед камином, потягивая янтарный напиток из хрустального бокала. На ней бледно-голубое платье из мерцающей ткани, и кажется, будто дрожит вода, вплетенная в шелк. Когда я вхожу, она поднимает глаза и улыбается.

–Добрый вечер.

–Добрый вечер, моя госпожа.

Она встает и подходит ко мне. Я инстинктивно напрягаюсь. Ее улыбка становится шире.

–Нет, я не ударю тебя снова. – Она протягивает руку и проводит пальцем по моей щеке. Ее кисть прохладная и сухая. Я снова замечаю странное выражение ее лица, в котором сквозит надежда. – По прошлому опыту я знаю, что лучше начинать с кнута, а не с пряника. Мне ведь не нужен еще один Гарнет, верно, Кора?

–Верно, моя госпожа, – подтверждает Кора.

–Я тогда была рабой моды, – произносит герцогиня со вздохом. – Больше я такой ошибки не повторю.

Открывается другая дверь, и входит старик в полосатых брюках и черном фраке. Я слышу тихий гул голосов, доносящийся из комнаты за его спиной.

–Все ваши гости здесь, моя госпожа, – говорит он сиплым голосом. – Курфюрстина наконец пожаловала.

–Спасибо, Джеймс, – говорит герцогиня. – Я скоро выйду к ним.

Старик снова кланяется и закрывает за собой дверь.