Европе не нужен евро Саррацин Тило

Можно сказать, что финансовая платежеспособность в европейских странах традиционно зависела от климата и количества солнечных дней в стране. Эта историческая зависимость в принципе распространяется и на валютный союз. Когда финансовая платежеспособность отдельных членов становится роком для всех, то крупнейшей нации туманного севера, а именно Германии, прямо-таки навязывается роль прусского надсмотрщика. На вопрос, должна ли Италия стать такой, как Пруссия, чтобы сохраниться в валютном союзе, берлинский историк Херфрид Мюнклер ответил: «Если слово «Пруссия» взять в кавычки, то я бы сказал: «Конечно! А как же еще? Без бюджетной дисциплины и ничего не получится. То, на что в сегодняшней европейской политике можно наклеить этикетку «прусский», не что иное, как спасение европейского проекта». В Европе есть настоятельная необходимость прибегать к прусским добродетелям. В противном случае она потерпит поражение»4.Замечу, однако, что это касается не Европы в целом, а конкретно проекта Европейского валютного союза.

Антропологическая константа финансовой системы

Как и у любого индивида, так и у народов, обществ, политических партий, и даже у различных племен внутри одного народа или различных регионов одного государства имеются различные социальные традиции обращения с деньгами, как со своими, так и с доверенными им.

Но имеется также и эмпирически наблюдаемая и многократно доказанная основная константа, обосновываемая мотивами экономического поведения: обращение со своими деньгами всегда бережнее и экономичнее, чем с чужими деньгами. Небольшой, легко проводимый тест это доказывает. Швейцарский экономист Гай Кирш, преподающий в университете Фрибурга (Швейцария), сообщи в начале восьмидесятых годов о следующем эксперименте: он регулярно встречался за ужином по окончании семестра со студентами своего семинара. Однажды он предложил выбор: или каждый сам платит за свою еду и напитки, или общая сумма будет разделена по числу участников. И регулярно в течение многих лет оказывалось, что во втором случае сумма счета была существенно выше, чем в первом.

Этот феномен я называю основной антропологической константой финансовой системы. Она коренится во врожденном человеческом корыстолюбии и всегда присутствует в различных проявлениях во все времена и у всех народов.

Кстати, этот феномен является источником современной демократии, согласно ставшему в американском движении независимости принципу: «No taxation without represantation» – «Нет налогов без представительства». В самом начале парламентского контроля стояло желание граждан, обязанных платить налоги, участвовать в принятии решений по определению объема и способа взимания налогов и наблюдать за жаждущим славы и денег правителем, контролировать взимание и использование денег. Именно поэтому избирательное право первоначально ограничивалось гражданами, платящими налоги. И лишь намного позже в истории парламентской демократии условия изменились: сегодня в парламентах сидят защитники дополнительных расходов, а задача ограничения расходов перешла к исполнительной власти, а в основном только к министру финансов.

Американский инвестор Уоррен Баффетт – уже в течение многих десятилетий очень успешный здравомыслящий предприниматель – сказал по поводу выходящей за пределы контроля государственной задолженности: «Я мог бы за пять минут покончить с задолженностями. Для этого только нужен закон о том, что, как только дефицит превысит три процента ВВП, все члены парламента утрачивают право на участие в повторных выборах»5. Для того чтобы правильно предсказать действия государств, правительств или политических органов, нужно обращать внимание не на их высказывания и обещания, а на стимулы, которые управляют их действиями. Только так, считает Кеннет Рогофф, можно сделать правильный анализ политических действий в период финансового и долгового кризиса6.

Желанием удерживать в разумных пределах корыстное злоупотребление и бездумные траты заемных денег мы обязаны существованию счетных палат и аудиторских компаний, а также той особой роли, которая отводится денежному аудиту в каждом немецком объединении. Что касается государственных финансов, то ряд правил оправдал себя на практике. Для того, чтобы поддерживать собственные усилия соответствующей корпорации, а также предотвратить злоупотребление и расточительство, необходимо:

– Экономический успех соответствующего государства, региона или города должен четко отражаться в доходах данной корпорации.

– Каждый государственный уровень должен иметь возможность покрывать отведенные ему задачи в значительной степени из поступающих доходов, на которые он может влиять. По возможности он должен оказывать определенное влияние как на вид и размер расходов, так и на вид и размер доходов.

– Каждое государственное подразделение, как и любое частное хозяйственное предприятие, должно нести риск своей экономической неудачи. И в условиях демократии это в равной степени должны осознавать как избиратели, так и избранные. В чрезвычайном случае ответственность за риск может также состоять в том, что придется отвечать за последствия невыплаты кредита вплоть до банкротства7.

Американский экономист Роберт Мандел, удостоенный Нобелевской премии по экономике за анализ оптимальных валютных зон, выступает категорически против совместного принятия долгов и совместной ответственности стран зоны евро. Он обращает внимание на то, что в США «Федерация просто не принимает на себя никакой ответственности за отдельные штаты». В 1792-м они это еще делали, после войны за независимость перестали, потому что «война явилась причиной большинства долгов». Но сегодня этот аргумент, естественно, больше не срабатывает8. В сороковые годы XIX века была предпринята повторная попытка сделать американское федеральное государство ответственным за долги отдельных штатов. За этими попытками стояли крупные британские банки, опасавшиеся убытков. Но это не удалось, и некоторые американские штаты, которые потерпели неудачу с крупными инфраструктурными проектами, оказались неплатежеспособными. Берлинский экономист Карл-Людвиг Хольтфрерих представил по этому вопросу очень содержательный анализ9. Было однозначно установлено, что уже более 160 лет огромное федеральное государство США не несет никакой ответственности по финансовым обязательствам своих штатов. Этот пример показывает, что долговой кризис в едином валютном пространстве в историческом плане не является чем-то исключительным и его не нужно решать путем Bail-Out.

Доверие к государству и роль солидарности

Есть солидарные и менее солидарные общества. В солидарных обществах меньше борьбы за распределение, меньше инфляции, и, как правило, они более продуктивны. В них существует большее общественное доверие к объективности, эффективности работы и надежности государственных институтов. Граждане в среднем более законопослушны10 и честнее при уплате налогов. Так как они испытывают больше доверия к государственным институтам и эффективности их работы, то и сопротивление платежам меньше. Эта степень доверия основывается чаще всего на опыте, глубоко укоренившемся в течение столетий, можно сказать, в генах общества. Приведу два примера.

Габсбургская империя была известна своим надежным и неподкупным чиновничеством. Соответственно высоким было доверие к государственным институтам. Габсбургская империя рухнула 93 года тому назад. Но и сегодня исследования в Польше, Украине, Румынии или в государствах бывшей Югославии показывают, что на принадлежавших когда-то к Габсбургской империи территориях доверие к государственным институтам намного выше11.

Италия, до объединения государства Гарибальди в 1860 году, в течение более 800 лет практически была разделена на три части, а именно на:

– свободные города с самостоятельным управлением и север, находящийся под властью немецких, а позже австрийских императоров

– папскую область в центре Италии

– и королевство двух Сицилий со столицей Неаполь.

И сегодня еще, спустя 150 лет после установления государственного единства, практика управления, применение законов и преобладающая ментальность общества следуют этому старому разделению12. Степень коррумпированности и бюрократизм с севера на юг возрастают, а трудолюбие, напротив, снижается. В то время как экономический уровень на Паданской равнине (в долине реки По) сравним с уровнем Баварии, то Апулия или Сицилия скорее напоминают Грецию. С проблемой Меццоджорно (Южная Италия) все итальянские правительства до сегодняшнего дня терпели неудачи, несмотря на гигантские финансовые вливания. Зато автономный итальянский Южный Тироль стал после Второй мировой войны особым островком благополучия со свободным от коррупции управлением.

По моей оценке, европейским институтам и европейскому правовому регулированию в Италии и за несколько десятилетий не удастся сделать то, чего итальянцы сами не смогли создать за 150 лет, а именно вывести на более или менее стандартный, удовлетворяющий масштабам Центральной Европы уровень государственные правовые нормы, эффективность управления и верность закону. Необходимо будет найти для Европы и для Европейского валютного союза правила и порядок действий, которые реально будут учитывать существование таких различий в государствах.

Все начинается с различий в понятиях. Если в связи с государственным долговым кризисом в еврозоне идет речь о «солидарности», то представители затронутых долговым кризисом южных стран подразумевают под этим более выгодные процентные ставки, больше государственных гарантий, больше субсидий из северных стран и тому подобное. Те же, в свою очередь, которые в северных странах высказываются за «большую солидарность», охотно прецируют собственные угрызения совести, которые в основном связываются с бедностью в странах третьего мира или бедностью получателей социальных пособий в собственной стране, на финансовые трудности солнечных государств в южной части валютного союза.

Однако при этом смешиваются различные понятия солидарности. В странах с высоким доверием к государству «солидарность» понимается, как правило, в смысле «давать», а не в смысле «брать». В странах с низким доверием к государству все как раз наоборот. Друг другу противостоят два понятия солидарности:

– Неправильное понимание солидарности: «Отдавай мне, потому что у тебя больше»13.

– Правильное понимание солидарности: «Мы финансируем вместе там, где это повысит общее благосостояние. Мы перераспределяем, потому что сильный поддерживает и защищает слабого».

К разумному осуществлению солидарности относится также принцип: мы учитываем также неотъемлемое своекорыстное стремление человека и обращаем внимание на то, чтобы стремления к трудолюбию, старанию и экономическое поведение по возможности не сдерживались, а поддерживались. К правильному типу солидарности относится также принцип – не помогать там, где потенциальный адресат на основе своих объективных возможностей сам может себе помочь. Каждый правильный тип солидарности базируется на принципе субсидиарности и находит в нем также свои границы. Применительно к теме государственные финансы этот принцип означает: до тех пор, пока у государства объективно имеется возможность путем повышения доходов и снижения расходов и проведения сопутствующих реформ вывести свои государственные финансы на солидный курс, до тех пор нет объективной необходимости в оказании материальной помощи. И наоборот: если неблагоприятное положение с государственными финансами связано с политическими препятствиями, потому что правительства не способны или не желают экономить, до тех пор любая помощь в принципе контрпродуктивна, так как она сдерживает реформаторские силы в стране. И это тот критерий, который я далее буду использовать.

Государство, которое благодаря своим традициям приобрело доверие граждан и инвесторов, может, кстати, позволить себе более высокие долги и должно платить по ним меньшие процентные ставки. В 1788 г. Франция оказалась неплатежеспособной, хотя коэффициент задолженности, по сегодняшним масштабам, составлял «только» 64 % общественного продукта. Но кредиторы хотят иметь 12 %-ную ставку. В то же самое время Англия имела коэффициент задолженности 182 % общественного продукта, а платила «только» 8 %14. Высокий в то время британский коэффициент задолженности являлся выражением социального выбора: британские граждане в парламенте предпочли одобрить новые долги, а не новые налоги. Страна не очень плохо с этим жила. Зажиточные граждане могли вкладывать свои деньги и одновременно получали надежные проценты за свое имущество.

Государственный дефицит и доля государственных расходов

Приведенный выше пример показывает, что «посильность» государственных долгов невозможно определить просто из сравнения каких-то коэффициентов. Маастрихтские и им подобные критерии имеют только эвристическую функцию. Посильность определенного уровня долгов относительно общественного продукта зависит от уровня процентных ставок. Она зависит от того, насколько быстро растет экономика. Экономики с высокими процентами прироста также быстро «вырастают» и из высоких долгов. Медленно растущие или стагнирующие экономики, напротив, намного дольше страдают от такого же долгового бремени.

Возможность выплаты долгов зависит также и от того, какие другие обременения придется нести государству в будущем. Здесь говорят об «имплицитном» государственном долге. В современных западных обществах, но прежде всего в Германии, имеющей низкую рождаемость, самый большой имплицитный государственный долг заключается в обязательствах в связи с увеличением продолжительности жизни и старением общества. Если подсчитать, какие отчисления Германия должна делать в фонды страхования по старости и медицинского страхования своих чиновников, а также в фонды пенсионного страхования для всех, для того чтобы позаботиться заранее о будущих, уже сегодня предвидимых требованиях, то получается государственный долг, во много раз превосходящий уже известный государственный долг15. Не останется без последствий то, что один немецкий гражданин в трудоспособном возрасте через 20 лет должен будет заботиться о вдвое большем числе пенсионеров, чем сегодня.

Но одновременно государства имеют очень разные доли налоговых поступлений и доли расходов с соответствующими последствиями для текущих дефицитов и уровней задолженностей. Эти различия показывают, что фактические дефициты и задолженности большей частью являются не результатом объективных и неизменных обстоятельств, а статистическим следствием свободных политических решений путем голосования, которые можно было принять так или иначе. Это следует из более подробного анализа данных, собранных в таблице 7.1. При чисто финансовых вычислениях считается, что доли налоговых поступлений и доли государственных расходов могут иметь какие угодно размеры, но они должны так сочетаться, чтобы не возникали чрезмерные задолженности. Нельзя комбинировать социальное государство Швецию с американской налоговой системой16. Но если кто-то хочет иметь низкую задолженность при неизменных государственных выплатах, тому в итоге придется выступать за более высокие налоги17.

Но рассмотрим сначала два крайних случая, Японию и Швецию:

– Швеция по государственной задолженности является в Европейском союзе самым примерным ребенком. Уже в течение многих лет страна имеет бюджетные излишки или очень низкие дефициты, и в течение многих лет коэффициент ее государственного долга снижается: в 1999 г. он составлял 64,3 %, в 2010-м уже только 39,7 % – невероятное успешное развитие!

– Положение Японии внешне кажется катастрофическим. Коэффициент государственной задолженности в 198 % отодвигает далеко в сторону Грецию, к тому же в последние годы он стремительно вырос. Текущий государственный дефицит составлял в 2010-м 6,8 %.

Однако Швеция получает бюджетные излишки с долей государства 52,6 %. Если бы японцы могли смириться с налоговым бременем Швеции, тогда бы из года в год им нужно было бы получать большие бюджетные излишки и коэффициент задолженности резко бы снижался. Но японцы сделали другой социальный выбор. Так как их огромный бюджетный дефицит полностью покрывается за счет внутренних сбережений и при этом они даже достигают профицита доходно-расходного баланса, то распределение между налогами и долгами – только их собственное дело. Получается, что ни Швеция не является особо образцовой страной, ни Япония не является катастрофичной в плане долгов. Просто обе страны делают это по-разному, и облигации обеих стран охотно покупаются на рынках.

Проблематичными являются те страны, которые, несмотря на высокую долю налоговых поступлений или высокую долю участия государства, имеют существенные текущие дефициты и высокий коэффициент задолженности: доля налоговых поступлений во Франции лишь немного ниже, чем в Швеции, но доля расходов существенно выше. Одновременно текущие дефициты и уровень задолженности достаточно высокие. Сравнение Франции и Швеции совершенно ясно показывает: в Швеции действует процесс принятия решения политическим путем, во Франции этого нет. Для объемного государственного сектора доходы должны быть еще выше, чем они есть, или расходы должны быть ниже. При такой же государственной доле, как в Германии, Франция при высоком налоговом бремени имела бы очень солидные бюджетные излишки. Означает ли эта неспособность Франции структурировать свои внутренние политические решения всего лишь повод для большей немецкой «солидарности», к примеру, в рамках «трансфертного союза»? Нет! Почему Меркель должна платить за то, что Саркози не смог или не хотел политически урегулировать свои проблемы?

В подобном смысле можно рассмотреть все долговые проблемы каждого южного государства зоны евро: достаточно умеренного приведения в соответствие доли налоговых поступлений и доли государственных расходов в соответствующем конкретным приоритетам порядке для того, чтобы полностью ликвидировать структурные дефициты и тем самым также снизить на длительный срок долю государственного долга. Каждая в отдельности из необходимых для этого мер находится в пределах суверенной компетенции национальных государственных органов и законодательных органов. В этом плане ни для одной страны нет объективных ограничений действий, а есть только такие, которые заключаются в собственной политической неспособности. Таким образом, ни в одном случае нет объективной необходимости в оказании помощи, которая потребовала бы для их оздоровления финансовых влияний, гарантий или подобного. Лишь чрезвычайная сверхзадолженность Греции не может быть преодолена без банкротства или урезания долгов.

В заключение рассмотрим два крайних случая, Эстонию и Грецию:

– Греция в 2010-м имела ВВП на душу населения 20 200 € (2/3 немецкого уровня), общеэкономическую долю накоплений 3,9 % и дефицит доходно-расходного баланса 12,3 % ВВП. Доля государственного долга составляла 145 % ВВП.

– Эстония, самый молодой член зоны евро, имела в 2010-м ВВП на душу населения 10 700 €. По сравнению с греками эстонцы бедны, как церковные мыши. Тем не менее общеэкономическая доля накоплений в Эстонии составляла 23,9 %, то есть в шесть раз (!) выше, чем в Греции. При этом эстонцы имели профицит доходно-расходного баланса 3,8 % ВВП. Доля государственного долга составляла только 6,7 %, в Греции она в 22 раза выше 18.

Таблица 7.1. Данные по государственному бюджету за 2010 год в международном сравнении (в % ВВП)

Источник: Федеральное министерство финансов: ежемесячный отчет, декабрь 2011. Таблицы 13, 14, 16 и 17.

Кризис затронул эстонцев намного суровее, чем греков: реальное частное потребление с 2007 по 2010 г. снизилось на 22 %, в Греции же понижение за это же время составило только 1,1 % (!). Однако за радикальное приведение в соответствие эстонцы были вознаграждены: в 2011-м экономика выросла на 8 %, в то время как греческая экономика сократилась на 6 %. В 2012-м и в 2013-м эстонская экономика росла, в то время как в Греции продолжается снижение.

Эстонцы для преодоления кризиса проявили большую твердость и добились успеха. Я не помню ни одного сообщения в новостях ZDF и ARD, которое бы положительно отозвалось об этой жесткости. Но я помню о потоке сообщений на тему Греции, в которых многие горевали и высказывались со слезами на глазах. И ни один из участников саммита по кризису не говорил о достижениях эстонцев, возможных гарантиях или помощи этой стране.

Эстония со своей способностью преодолевать трудности и помогать самой себе без каких-либо требований к сообществу в валютном союзе является примерным северным государством. Греция же, наоборот, суммой своих дефицитов управления доводит идею южного государства до крайности. Для дальнейшего анализа нельзя упускать из виду эту картину19. Но кусочек Греции присутствует везде там, где государственные доходы и расходы постоянно не сходятся между собой. Густав Зайбт совершенно справедливо замечает: «Возможно, случай Греции – это единственный по своим гротескным масштабам. Но он указывает на основную проблему всех западноевропейских послевоенных демократий. Они намеренно строились на консенсусе, то есть на исторически установленных социальных государствах»20. Это совпадает с анализом Курта Биденкопфа, заметившего, что кризис евро – это в действительности кризис ограничения, который объясняется деформацией нашей культуры, а не демократией как таковой21.

Государственный дефицит и национальный банк

Каждый, кто в своей жизни более глубоко занимался денежной теорией и денежной политикой, знает, что не существует простой и линейной, в любое время действующей взаимосвязи между денежной политикой, монетарным государственным финансированием и инфляцией. Общепризнано уже в течение многих десятилетий, что ограничительная денежная политика хотя и не была причиной разразившегося в 1929 году мирового экономического кризиса, но она обострила и затянула его. В этом отношении согласованная в период с 2007 г. на международном уровне экспансивная денежная политика являлась существенным средством для борьбы с кризисом. И это сработало, как показал начавшийся в конце 2009 г. экономический рост. Риски, которые заключаются в продолжающейся экспансивной, направленной на низкие процентные ставки денежной политике, были описаны в главе 6.

Особую проблему для денежной политики в валютном союзе представляет также уже рассматривавшаяся проблема, заключавшаяся в том, что страны-члены не имеют собственных эмиссионных банков и подведомственного их суверенитету Lender of Last Resort (кредитора последней инстанции) (глава 3 и далее). То есть у них нет возможности в случае необходимости напечатать деньги, которых им не хватает, чтобы расплатиться по своим долгам. Поэтому государственные облигации стран валютного союза находятся под риском неплатежеспособности, что действительно имеет место, когда какая-то страна выпускает облигации в иностранной валюте. Банкротство государств случалось всегда лишь в том случае, когда страны не могли выплатить свои государственные долги, оформленные в иностранной валюте или в драгоценных металлах. Бумажные деньги в своей собственной валюте они всегда могли напечатать.

Существующий в какой-либо стране валютного союза риск неплатежеспособности повышает требования к солидности и достоверности государственной финансовой политики. Инвесторы, если они действуют рационально, рассматривают государственные облигации стран евро таким же критическим взглядом, как и облигации предприятий, у которых, несмотря на актуальную платежеспособность, также существует риск неплатежеспособности.

Чтобы избежать этих рисков, различные группы инвесторов, особенно банки, при поддержке англосаксонской экономической прессы с начала кризиса евро оказывали широкое давление, чтобы добиться коллективной гарантии за государственные облигации еврозоны, будь то гарантированные национальными государствами «спасательные зонтики», евробонды или косвенное изменение мандата ЕЦБ, так что они в случае необходимости могли купить государственные облигации и выступить в этом случае «кредитором последней инстанции» (см. главу 3 и главу 4).

Но по меньшей мере в Германии и в других северных государствах ЕЦБ утратил доверие тем, что с 9 мая 2010-го с большим размахом он покупал государственные облигации кризисных стран и тем самым нарушал по меньшей мере дух (а по-моему, также и букву) Маастрихтского договора, который исключает монетарное финансирование. Отставка президента Бундесбанка Акселя Вебера в феврале 2011-го и главного экономиста ЕЦБ Юргена Штарка в декабре 2011-го официально подтвердила недовольство немцев изменившейся направленностью политики ЕЦБ, но одновременно и свела к минимуму немецкое влияние в ЕЦБ.

Вновь вернувшийся в декабре 2011-го на свою должность президент ЕЦБ Марио Драги формально придерживался того, чтобы государственное финансирование не входило в задачи ЕЦБ. В особенности он отказался от того, чтобы ЕЦБ своей политикой покупки государственных облигаций как кредитор последней инстанции непосредственно оказывал влияние на начисление процентов на государственные облигации кризисных стран. Однако своим решением от декабря 2011-го ЕЦБ предоставил банкам в таком большом объеме денежные средства под выгодный процент на срок до трех лет всего под 1 %, что они, даже если бы инвестировали в государственные облигации только часть этих денег, могли в обозримом будущем покрыть предстоящие дефициты финансирования по государственным облигациям и при этом еще неплохо заработать. Уже при первых аукционах по облигациям Италии, Испании и Франции в начале 2012-го это оказало свое положительное воздействие.

Политика ЕЦБ попала в странное положение. Формально он не занимается государственным финансированием, а реально все же занимается22.К этомудобавляется еще огромное кредитование дефицитов платежных балансов южных государств за счет все более нагромождающихся сальдо TARGET в ЕСЦБ (Европейская система центральных банков) (см. главу 3).

Возможно, неплохо, если южные страны используют купленное таким образом время, чтобы санировать на длительный срок свои государственные бюджеты. А что, если санации не произойдет или произойдет в недостаточной степени? Будет ли тогда ЕЦБ действовать так же и дальше? А кто тогда будет отвечать за появившиеся в результате убытки? А если снижающееся на основе такой политики доверие вызовет инфляцию? Курс ЕЦБ был очень рискованным.

Директор японского банка Маасаки Ширакава сказал о современной политике ЕЦБ, что тот может «купить время», но если политика будет неправильно им пользоваться, «ружье может выстрелить в обратную сторону»23.

Расходно-доходный баланс, экономия и государственный бюджет

Очень часто стараются не замечать, что каждый евро долга в руках должника по определению означает соответствующее богатство в руках кредитора. Таким образом, вопрос, как следует оценивать государственный долг определенного размера и структуры, нельзя отделять от вопроса, кто же является кредитором и где его постоянная резиденция:

– Страны с избытком расходно-доходного баланса экспортируют регулярно больше капитала за границу, чем оттуда ввозят. Они экономят больше, чем тратят. Это означает, что возможные государственные дефициты в таких странах могут полностью финансироваться на основе сальдо из внутренних сбережений. Собственные граждане одолжили государству свои деньги, которые ему были нужны. Но еще остается достаточно, для того чтобы наращивать и зарубежные активы.

– Совершенно иная ситуация в странах с большими и постоянными дефицитами расходно-доходного баланса: здесь экономика получает из-за границы больше капитала, чем туда экспортирует. Эти страны тратят больше, чем они экономят. Государственные долги полностью или частично финансируются зарубежными кредиторами. Проценты и погашения также уходят за границу.

Северные страны зоны евро – это сплошь страны с избытком расходно-доходного баланса, а южные страны существуют с дефицитами баланса. Избытки или дефициты расходно-доходного баланса – это общеэкономические математические параметры, которые получаются из многих миллионов отдельных решений. Они определяются конкурентоспособностью, склонностью населения к накоплению и общим спросом и сами по себе – ни плохие, ни хорошие. По определению всегда будут иметься внешнеэкономические сальдо. Но трудно будет тогда, когда возникнет постоянный дефицит расходно-доходного баланса вместе с постоянным государственным дефицитом. Это указывает на то, что государственный бюджет имеет заграничные долги и попадает таким образом во все большую зависимость от международных рынков капитала. Если в таком случае государственный дефицит финансирования уменьшается, то тогда автоматически снижается и дефицит расходно-доходного баланса.

Существует теория, что страны с избыточным балансом благодаря возможности экспорта капитала также «виновны» в дефицитах стран с дефицитным балансом, так как эти самые избытки сделали возможным финансирование долгов стран с дефицитным балансом. Это бессмысленно с точки зрения причинности. Но эта теория очень популярна. Она приписывает северным государствам их долю ответственности за кризис евро. «Решение» должно якобы приниматься так, чтобы ЕЦБ не создавал большую инфляцию в еврозоне, причем темпы инфляции в северных странах должны быть относительно выше, чем в южных странах. Но тогда это сделает возможным болезненное снижение недостатков затрат южных стран. Я считаю эту теорию авантюрной. Но среди экономистов в южных странах и в Великобритании она очень популярна, и даже главный экономист HSBC банка Штефан Кинг придерживается ее24.

Но не только бюджеты могут иметь слишком много долгов по отношению к платежной мощности. Это может относиться и к частным хозяйствам, и к предприятиям. Поэтому для оценки ситуации с долгами государственного бюджета важно учитывать также и то, имеет ли страна излишки или дефициты расходно-доходного баланса и какова ситуация с задолженностью частных хозяйств и предприятий. Так, например, Испания вплоть до кризиса евро имела довольно благоприятную ситуацию с задолженностью государственного бюджета, но она в течение многих лет имела большой дефицит расходно-доходного баланса. Импортируемый в большом количестве капитал использовался для финансирования безудержного строительного бума и пузырей недвижимости. Следствием этого явилась большая сверхзадолженность многих частных испанских хозяйств. Это и сейчас обременяет экономические перспективы Испании намного сильнее, чем государственная задолженность.

Поэтому проблему государственных долгов следует всегда рассматривать в контексте общей проблематики долгов конкретной страны25. Преодоление долгового кризиса всегда означает также, что частные домохозяйства тоже сокращают чрезмерную задолженность, что сокращаются и дефициты расходно-доходного баланса или снижаются до уровня, который на длительное время является посильным. После долгового кризиса требуется еще некоторое время, пока долговые балансы и балансы активов и пассивов в некоторой степени нормализуются. Это может быть очень болезненным, и регулярно придется расплачиваться ростом экономики. Для этого процесса вошел в употребление термин «deleveraging», в переводе с английского это «снижение степени задолженности» («сокращение доли заемных средств»).

При преодолении долгового кризиса существует некая закономерная последовательность: сокращение ВВП, снижение доли задолженности ВВП в частном секторе, стабилизация и снова повышающаяся выдача кредитов в банковском секторе, стагнация ВВП, снижение доли задолженности ВВП в государственном секторе, новый рост ВВП. Опыт с финансовым кризисом в Финляндии и Швеции в начале девяностых годов показал, что на весь процесс может потребоваться от шести до восьми лет. Финансовая консолидация также требует времени, пока снова станет возможен продолжительный рост. Она окажется тем более удачной, чем устойчивей будет снижение долгов и чем в большей степени весь процесс будет сопровождаться структурными реформами26.Достоверность и продолжительность процесса консолидации для успеха важнее, чем объем сбережений на ранних фазах27. McKinsey исследовала ход развития в период после финансового кризиса 2007–2008 гг., сравнила с предыдущим ходом и пришла к выводу, что в США сокращение долгов в частных домохозяйствах существенно продвинулось, в то время как в Англии оно только началось, а в Испании ему нужно пройти еще длительный путь28.

Сумма предоставленных кредитов из одной страны и выдача кредитов в другую страну описывает ее финансовое положение по сравнению с заграницей и происходящим в связи с этим повышением или сокращением внешней задолженности. Развитие с 1992 года для основных стран валютного союза показано в таблице 7.2.

Таблица 7.2 Чистое кредитование и заимствование (net lending and borrowing) по сравнению с остальными странами мира (в% ВВП)

Источник: Европейская комиссия; Европейские экономические прогнозы осень 2011-го, ноябрь 2011-го.

По Греции указан средний показатель доли дефицита расходно-доходного баланса за 1992–2007 гг., так как не было других данных.

В вопросе, возможно ли на основе сальдо задолжать загранице, или выдать зарубежные кредиты, между северными и южными странами выявляются ярко выраженные и стабильные различия:

– Немецкая экономика уже в 1992–2007 годах, несмотря на бремя объединения, являлась нетто-кредитором зарубежных стран и расширила эту позицию выдачей кредитов в среднем от 5 до 6 % ВВП с 2008-го. Остальные северные страны (включая Ирландию, за исключением 2008-го и 2009-го) все так же непрерывно являются нетто-кредиторами по отношению к зарубежным странам.

– Южные страны, включая Францю, являются тем временем нетто-получателями кредитов по отношению к зарубежным странам. Так было не всегда: Франция и Италия в 1993–2007 годах еще имели избытки финансирования. Испания, Португалия и Греция, напротив, были уже с 1992-го нетто-заемщиками по отношению к зарубежным странам. В случае Португалии и Греции это произошло в объеме, который уже до начала финансового кризиса с 5,8 % до 7 % ВВП ежегодно был непосильным.

– Интерес представляют также две приведенные в таблице страны не зоны евро: Великобритания, как это соответствует ее традиции, непрерывно повышала свою нетто-задолженность по отношению к зарубежным странам. Очевидно, она может себе это позволить, поскольку Лондон является финансовым центром, а инвестиции в фунтах по всему миру пользуются спросом. Сильная девальвация фунта с начала финансового кризиса 2007-го помешала тому, чтобы получение кредитов за границей продолжало и дальше расти. Если бы Великобритания была членом валютного союза, то по всем предпосылкам при отсутствии возможности девальвации она бы существенно сильнее скатилась бы во внешние задолженности. Швеция же является непрерывно нетто-кредитором высокого уровня, который относительно ВВП намного выше немецкого.

Показатели по этим двум странам не еврозоны указывают на то, что принципиальная склонность к позиции должника или кредитора по отношению к иностранным государствам не зависит от вопроса, относится ли страна к валютному союзу или нет. Этим она частично независима от валютных курсов или от валютного режима вообще.

Для стабильности валютного союза остается в качестве сомнительного итога следующее: южные страны зоны евро вместе с их национальными экономиками, а не только с государственными бюджетами попали в постоянно растущую зависимость от кредитов из зарубежных стран. История показывает, что это развитие может быть очень опасным и тогда, когда желание и способность зарубежного государства увеличивать кредитные запасы по отношению к одной стране вдруг пойдут на убыль или – что еще хуже – даже появится стремление вернуть обратно суммы кредитных статей29. С неожиданным отступлением зарубежных заемщиков в 1930 году начался кризис Германской империи.

Сокращение государственной задолженности в южных странах является поэтому хотя и необходимым, но недостаточным условием для финансовой стабилизации этих национальных экономик. Все займы из иностранных государств должны быть сведены к долгосрочно посильному уровню. Но это будет невозможно без существенного сокращения дефицитов расходно-доходного баланса. А это происходит автоматически через снижение государственного дефицита, но только частично. Сокращение может произойти либо путем улучшения конкурентоспособности собственной экономики – но это требует времени и не происходит без болезненных реформ в области формирования экономического порядка, и/или оно происходит путем ограничения общего экономического спроса, при котором нельзя исключить риска рецессии. Сокращение произойдет тем легче, чем больше и быстрее произойдет улучшение конкурентоспособности экспортного сектора.

Логика продолжительности и техника оздоровления бюджета

В каждой стране имеется, хотя и в разном объеме, неэффективность при взимании таможенных платежей и пошлин. Существует бегство от налогов, пробелы в налогообложении, бессмысленные сборы. Повсюду существуют целые поля мыслимых взиманий сборов, на которые по историческим причинам наложено табу, но они были бы очень прибыльными, не принося при этом большого общественного вреда. Право имеет очень различное качество, точно так же, как обучение и мотивация государственных налоговых инспекторов. Способ и качество взимания налогов и сборов нельзя также отделять от эффективности судебных органов, от режимов санкций по отношению к неплательщикам налогов, от общей верности государству и общественных традиций страны. Объективно именно во власти политического аппарата, принимающего решения, необходимо совершенно по-разному осуществлять системы сборов государственных налогов с совершенно различным уровнем налогов и сборов. Но в итоге доля государственных налоговых сборов в ВВП 24 % как в США, 29 % как в Швейцарии, 31 % как в Греции, 37 % как в Германии, 43 % как во Франции и Италии или 46 % как в Швеции является выражением различных преференций и различного соотношения сил, но прежде всего это результат конкретных политических решений в стране.

Так же обстоят дела со сборами государственного сектора. Каждая отдельная позиция является результатом политических решений и принципиально может быть изменена даже со значительными политическими усилиями и на долгие перспективы. На стороне затрат государственного сектора находятся в принципе все важные факторы воздействия в суверенных решениях избранных или иным образом пришедших к власти политических органов. Если в стране плохой или коррумпированный (возможно, клептократический) политический аппарат является ответственным за принятие решений, то воля и сила изменить это состояние должны возникать изнутри, из самой страны.

Но все изменения, направленные на более высокие или более низкие доли налоговых поступлений, требуют политической воли, они требуют времени, пока станут действовать. Более высокие накопления при этом вряд ли возможны без творческой фантазии и содержательных соображений. Ход политического развития часто очень длительный. Иногда требуются годы, пока решение об экономии ощутимо сократит расходы. Требуемые для этого временная и содержательная передышка, а также мотивация и потенциал отваги, необходимый для таких решений, у политиков часто отсутствуют. Краткосрочное мышление, в котором упрекают политиков, проявляется прежде всего там, где нужно принимать неприятные решения, затрагивающие заинтересованные группировки или слои избирателей. Часто эти решения наталкиваются на враждебность средств массовой информации.

Об основной логике концептуальной финансовой политики

У лидеров политических процессов чрезвычайно ограничен духовный интерес, интеллектуальные способности, политическая воля мыслить аналитически на долгосрочную перспективу и применять выводы к собственным политическим действиям. За 39 лет работы в политике и в управлении я часто почти впадал в отчаяние.

Основная логика любой политической концепции очень проста:

– Необходимо соответственно внутренней логике анализировать детали планируемого мероприятия, при этом думать на достаточно длительную перспективу, имея в виду обратные и долгосрочные побочные действия любого мероприятия.

– Необходимо реалистично прогнозировать сумму всех имеющихся в распоряжении средств. В случае государственного бюджета это означает, что предположения относительно роста экономики должны быть осторожными и что поступления налогов и сборов следует оценивать достаточно обоснованно. При этом обязательны определенные скидки на гарантии.

– Из реалистичной оценки поступлений и расходов прогностически возникает дыра расходов, которая с течением времени драматически возрастает. Эта дыра за вычетом считающейся посильной новой задолженности очерчивает количественную потребность действий.

– От этой дыры расходов вначале вычитают запланированные погашения долгов и предварительно рассчитанные процентные расходы. На них невозможно влиять непосредственно.

– Оставшееся после этого сальдо является так называемым первичным сальдо. Оно показывает финансовые дыры, которые были бы и тогда, если бы не было долгов и обязательств по уплате процентов. Первичное сальдо – это непосредственная стратегическая конечная величина любой политики консолидации. Если нет долгов и на будущее хотят их исключить, то первичное сальдо не должно быть отрицательным. Если хотят оплатить проценты и помимо этого еще и снизить долги, то нужно, чтобы первичное сальдо было избыточным. Здесь действует правило: чем больше задолженности у бюджета определенной территории, тем выше должен быть избыток первичного сальдо, который необходим для консолидации бюджета.

– Если это достигнуто, то нужно разработать комбинацию мер, которая будет достаточной, чтобы превратить прогнозируемое первичное сальдо в желаемое первичное сальдо.

– При этом нужно отметить, что непосредственные конкретные возможности сокращения долгов чаще всего находятся в смехотворном соотношении к объему проблемы. Ни установка блокирования, ни замораживание расходов на телефонные разговоры или на горючее не внесут какого-либо существенного вклада в решение проблемы. Однако они создадут предпосылки (и это очень важно) для необходимого настроения тревоги в государственных аппаратах.

– Сбережения принесут тем больше, чем основательнее они будет спланированы. Здесь важно очень точно разобраться с внутренней логикой области политики, затронутой сбережениями. Прочными являются лишь те меры экономии, которые затем выливаются в новое устойчивое состояние. При этом нельзя теряться в деталях, вопросы нужно рассматривать на стратегическом уровне, и на этом уровне также нужно быть равноправным, а может быть даже, и более подготовленным собеседником для отраслевых политиков и экспертов.

– Экономия приносит тем больше, чем на более длительный срок она предусмотрена: установленное на один год прекращение зачисления на работу даст мало, но если в течение десяти лет будет хотя бы 30 % выбывающих, то это уже экономия.

– Для политики консолидирования нужны партнеры в соответствующих министерствах и ведомствах, которые достаточно компетентно определяют положение вещей, могут предоставить информацию и быть достаточно лояльными при исполнении.

Если вышеприведенный список будет с успехом осуществлен, то и в любом более сложном случае консолидирования потребуются годы, пока будет закрыта существенная структурная дыра между государственными доходами и расходами. В остальном каждая конкретная попытка консолидирования происходит в одном из двух возможных условий:

– Если с доходами все идет хорошо и экономика растет, тогда вряд ли возникнет воля для неприятных решений. Предпочитают подождать, пока не станет лучше само собой. Так было в Европейском валютном союзе до 2008 года.

– Либо доходы будут поступать плохо, и экономика будет находиться в стагнации, либо она уже перейдет в рецессию. Тогда неминуемо возникнет аргумент, что консолидация при сверхплановых поступлениях и мерами экономии сейчас как раз очень вредна и приведет прямо к новому мировому экономическому кризису. Такое можно было слышать в период долгового кризиса в зоне евро с 2010 года.

Среди тех, кто считает, что экономия вредна именно сейчас, наверняка можно встретить американского лауреата Нобелевской премии Пола Кругмана, крупного инвестора Джорджа Сороса, профессора Петера Бофингера из немецкого совета экономических экспертов и различных главных экономистов англосаксонских банков, и тогда неминуемо всплывет имя рейхсканцлера Гейнриха Брюнинга, который якобы довел экономику Веймарской республики чуть ли не до смерти30. За 39 лет работы в области политики и управления при каждом моем участии в акции по консолидированию я встречался с многими возражениями, будто бы это разрушит конъюнктуру или помешает ее оживлению и за это придется существенно поплатиться ростом экономики и занятостью. К сожалению, большинство экономистов, работающих в области науки, в банках и СМИ, не имеют достаточного представления о практике и методике санирования бюджета, а также о той политической динамике, которую при этом следует учитывать.

О практике консолидации

Описанное выше я конкретно поясню на примере мероприятий по консолидации из моей профессиональной деятельности:

Консолидация федерального бюджета 1981–1982

В главе 1 я описал обстоятельства последних лет социально-либеральной коалиции и мою тогдашнюю роль. В 1981 и 1982 годах удалось заметно притормозить, прежде всего благодаря структурным накоплениям в социальной сфере, среднесрочный рост расходов федерального бюджета. В 1981 году расходы, прежде всего из-за роста безработицы, выросли еще на 0,8 %, в то время как доходы увеличились только на 3,7 %. Поэтому в том году на фоне спорной дискуссии о курсе на экономию дефицит федерального бюджета вырос с 27,6 до 37,9 млрд д-марки, это самый крупный дефицит за все времена!

В следующем 1982-м темп роста расходов, правда, снизился до 5 %, но доходы поднялись только к концу года. За спорами о бюджете между СДПГ и СвДП правительство федерального канцлера Гельмута Шмидта в октябре 1982-го было отправлено в отставку, и федеральным канцлером стал Гельмут Коль. Как раз вовремя, так как в 1983-м полностью проявила себя экономия, начатая в 1981-м, расходы выросли только на 0,9 %, а дефицит начал постепенно снижаться, пока в 1989-м – когда пала Берлинская стена – не упал до минимума 20 млрд д-марок. Министр финансов ФРГ Герхард Штольтенберг признал в середине восьмидесятых годов, что он извлек существенную выгоду от структурных сбережений свергнутого правительства. Кстати, конъюнктура не повредила решительному маневру на экономию 1981–1982-го: в 1983 году начался стабильный и продолжительный процесс роста.

Консолидация федеральной железной дороги с 1980 по 1989 год

После смены правительства в октябре 1982-го я занял должность руководителя отдела «Финансовые вопросы транспорта, инвестиции в транспорт» в федеральном министерстве финансов. В круг моих задач входили, в частности, финансовый надзор за федеральной железной дорогой и утверждение ее ежегодного плана экономического развития (вместе с министерством транспорта). Федеральная железная дорога, так же как и Федеральная почта, были в то время отдельным имуществом ФРГ с собственным хозяйственным управлением. Для этих предприятий бюджетные права ФРГ осуществлялись моим отделом. Дел было очень много: дотации железной дороге увеличились с 1,55 млрд д-марок в 1964-м до 13,11 млрд д-марок в 1979-м году, а их дальнейшее развитие представляло один из самых больших рисков для федерального бюджета ФРГ. Правда, дотация в 1980 году была перекрыта, но федеральная железная дорога стала после этого прибегать к все возрастающим собственным заимствованиям. Мы положили этому конец в 1983 году тем, что:

– ограничили ежегодную возможность задолженности федеральной железной дороги да 2,5 млрд д-марок,

– добились представления на все крупные инвестиции достоверного подтверждения производственно-экономической рентабельности,

– ограничили допустимое ежегодное принятие на работу до 1500 сотрудников брутто (при выбытии от 10 000 до 13 000 в год). Численность сотрудников сократилась, таким образом, за семь лет до 1989-го на 70 000, или 25 %.

Это подействовало. Но федеральная дотация в течение всего времени оставалась постоянной, задолженность росла, но умеренно31.

Но так продержалось недолго. Вскоре после того как я оставил это место работы, в июле 1989-го пала Берлинская стена.

С объединением Германская государственная железная дорога перешла к ФРГ. Хайнц Дюрр стал председателем правления обеих железных дорог, и начался период беспрепятственной траты денег. Сегодня «система железнодорожного транспорта» обходится федеральному бюджету в 18 млрд € ежегодно. По сравнению с этим в восьмидесятые годы железнодорожный транспорт для ФРГ обходился дешевле. И это важный, хотя и болезненный вывод: никакая достигнутая консолидация не имеет встроенной гарантии своей продолжительности, если отсутствует соответствующий менталитет и люди, которые будут защищать и совершенствовать ее.

Консолидация бюджета Земли Рейнланд-Пфальц с 1991 по 1997 год

В 1991 году СДПГ во главе с Рудольфом Шарпингом выиграла выборы в парламент земли Рейнланд-Пфальц, и в мае 1991-го я стал государственным секретарем Министерства финансов Майнца. Бюджет федеральной земли в то время был в среднем состоянии, но задолженность среди федеральных земель находилась на верхней строчке. За шесть лет моего пребывания в должности я пытался проталкивать широкие реформы для того, чтобы привести расходы в соответствие с возможностями доходов и придать как можно больше стимулов для экономического развития. К этим реформам относились:

– широкое бюджетирование отдельных планов с обязательными верхними границами расходов, но также и со стимулами для экономического поведения,

– учреждение пенсионного фонда для всех вновь создаваемых должностей государственной службы с покрывающими издержки взносами, которые нужно было уплачивать из отдельных планов,

– объединение строительного управления и управления по хозяйственному использованию зданий в государственное предприятие земли.

Эти и многие другие реформы стали инвестициями в финансовое будущее земли, которые должны были приносить долговременные плоды. Ставилась задача открывать заключающиеся в управленческой деятельности экономические резервы и для этого постепенно сводить к нулю новые задолженности. Когда я ушел со своей должности в марте 1997-го, казалось, что все шло по правильному пути. Но к сожалению, стабильная склонность политического руководства земли Рейнланд-Пфальц к некоторому благодеянию и компромиссу за прошедшие после этого 15 лет истощила все эти резервы. Выросли квоты на кредитное финансирование, государственная задолженность увеличилась вдвое. Земля Рейнланд-Пфальц после моего ухода по степени задолженности в рейтинге федеральных земель скатилась вниз.

Консолидация бюджета земли Берлин с 2002 по 2009 год

В январе 2002-го я стал сенатором по вопросам финансов Берлина. Бюджет земли Берлин после воссоединения вследствие неумной политики в области расходов попал в ужасное положение. Оно еще больше ухудшилось в 2001-м из-за приближающегося банкротства банка Берлинер Банкгезельшафт, которое было предотвращено только благодаря притоку капитала от земли в размере 3,5 млрд д-марок. В 2002 году, в первый год моего пребывания в должности, бюджет имел расходы в 21,1 млрд €, а доходы в 16,2 млрд €. Дыра в 24 % в берлинском бюджете 2002-го была большей, чем дыра в государственном бюджете Греции в 2010-м, а она составляла «всего» 21 %32.

Это вышло бы далеко за рамки этого раздела. Описывая меры по оздоровлению берлинского бюджета, скажу только, что вначале удалось снизить, а затем и заморозить расходы земли. А это произошло благодаря:

– оздоровлению обширной частной собственности, находящейся в управлении государственных органов,

– сильному сокращению персонала,

– сокращению рабочего времени без компенсации потерь в заработной плате,

– отмене рождественских премий для госслужащих,

– выходу из особенно дорогой Берлинской программы по поддержке жилищного строительства,

– реформе управления недвижимостью,

– множеству других содержательных мер по реформе.

При моем уходе расходы были на 18 % ниже уровня 2001-го, последнего года перед моим вступлением в должность. А поскольку доходы после периода больших пятилетних экономических затруднений в 2006 году заметно стабилизировались, я смог завершить два моих последних года в должности – 2007-й и 2008-й – даже с профицитом бюджета. Кстати, это был первый профицит бюджета Берлина во всей истории этой земли с 1948 года. Через несколько лет можно будет увидеть, что мои преемники сделали из этой ситуации.

Мой опыт я могу кратко обобщить следующим образом:

– Успешное оздоровление бюджета требует времени, для этого необходим боевой дух и выдержка, а на нее тратится очень много душевной энергии.

– Без безоговорочной личной отдачи и заинтересованности в каждой стратегической детали успеха не будет.

– Проблема: большинство администраторов, включая и средних министров финансов, не борцы и лишь в редких случаях творцы. Они хотят блистать на своих должностях, хотят, чтобы их воспринимали как важных и успешных. Но они боятся риска, так как это может повлечь за собой потерю должности.

– Санирование будет тем лучше, чем скорее глава того или иного правительства станет союзником министра финансов.

– Успехи санирования зависят – к сожалению – от действующих лиц. Они сразу же попадают под угрозу, как только эти лица меняются. Для того чтобы сделать успехи стабильными, необходима глубоко укоренившаяся «культура стабильности».

Но самое важное: санирование и консолидирование могут найти поддержку большинства, если они, с точки зрения тех, кто обеспечивает большинство, действительно безальтернативны. Любое обещание поддержки со стороны (пусть оно будет не прямым и связанным с условиями) ослабляет желание заниматься санированием и укрепляет тех, кто мешает изменениям и хочет сохранить наличную недвижимость.

Моя теория свидетельствует, что проблемы задолженности южных стран кроются еще и в том, что внутренняя склонность этих обществ к солидному ведению хозяйства и склонность к подчинению общим принципам сформированы в меньшей степени, чем в северных странах. Описанная мною в начале главы антропологическая константа финансовой системы, а именно ориентирование на собственные выгоды, действует там особенно заметно.

Смертельная процентная ставка

Большое искушение государственной задолженности заключается в том, что она в принципе изначально повышает возможности расходов, и при этом не возникает необходимости ввязываться в политические споры о дополнительных налогах и экономии. В практических действиях государства также можно оставлять без внимания погашения, если исходить из того, что государственный долг как «вечный долг» всегда можно снова реструктурировать, что как раз является общей практикой.

Но это не будет проблематичным до тех пор, пока платежеспособность какой-нибудь государственной структуры не окажется под вопросом. Огромный шок долгового кризиса евро заключался также в том, что рынки вдруг усомнились в платежеспособности стран, затронутых кризисом.

Если исключить вопросы платежеспособности, то тогда посильность государственной задолженности будет касаться вопроса, посильным ли окажется в будущем бремя обслуживания процентов. Здесь есть простое, но железное правило: государственные долги при постоянной процентной ставке в среднем в процентном отношении не должны расти больше, чем доходы, тогда относительная процентная нагрузка также не будет повышаться. Однако если процентная ставка будет повышаться относительно роста доходов, то будущая возможность задолженностей снизится. Если же процентная ставка будет понижаться относительно роста доходов, то будущая возможность задолженностей возрастет.

Последние тридцать лет характеризовались в плане посильности долгов государственных бюджетов противоположными тенденциями, которые в сумме сформировали сегодняшнюю дилемму с долгами:

– В промышленно развитых государствах снизился средний реальный рост экономики и вместе с ним – при имеющейся доле государственного сектора – также реальный рост государственных доходов. Это принципиально снизило возможности государственной задолженности, чтобы можно было удерживать постоянной норму обременения государственного бюджета расходами на выплату процентов.

– Одновременно снизились также средние темпы инфляции, так что номинальный рост экономики снизился еще больше, чем реальный. Это само по себе продолжало снижать возможности для задолженности, чтобы иметь постоянную норму расходов на выплату процентов.

– Но одновременно стареющие общества и снижающийся рост экономики повысили политическое давление на задолженности.

– И тогда было очень выгодно, чтобы одновременно происходило значительное секулярное падение уровня процентных ставок. Оно складывалось так, что с избытком компенсировало падение темпов роста и давало возможность повышения доли долгов при почти не повышающихся или даже падающих нормах расходов на выплату процентов.

– Для южных стран еврозоны этот эффект проявился еще сильнее, потому что вместе с евро они получили низкие проценты прежней д-марки. Они могли растянуть надолго свои задолженности, так что при этом норма расходов на выплату процентов не увеличивалась.

Это шло хорошо до тех пор, пока рынки капитала все государственные долги в еврозоне считали примерно одинаково доходными. Но когда в ряде стран зоны евро с 2009 года процентные надбавки (спреды) по отношению к федеральным займам постоянно повышались, то эти государства, по посильности их долгов, оказались в новом мире. Правда, требования уплаты процентов рынками (за исключением Греции, Португалии, Ирландии) были еще не такими высокими, как до валютного союза. Но долговые обязательства выросли, и отсутствие инфляции способствовало еще тому, что в будущем при медленном росте доходов также трудно будет снова выйти из долгов.

Нетрудно будет подсчитать, что, например, такая страна, как Италия с уровнем задолженности в 120 % общественного продукта, при процентной ставке, например, 7 %, постоянно будет иметь трудности, если государственные доходы в год будут расти только на 3 или 4 %. При этом для каждой страны процентная ставка, с которой она постоянно могла бы вести хозяйственную деятельность, тем ниже, чем выше уже образовавшаяся задолженность. Конечно, эти переходы скользящие. Но при имеющемся росте экономики для каждого допустимого государственного долга уровень процентных ставок, при котором дальнейшее развитие выходит из-под контроля в том смысле, что рост государственной задолженности становится неуправляемым и страна больше не может оплачивать свои долги,– тогда это была бы «смертельная ставка»33. Правило долгов использует подходящие в этой взаимосвязи математические закономерности и служит цели выводить допустимую задолженность страны количественно. Вычисленное таким образом с помощью потолка задолженности правило долга может затем найти применение в административной и политической реальности.

Поможет ли долговой тормоз?

Важнейший предел задолженности связан с достаточной компетентностью, в сочетании с решимостью и сознанием ответственности у тех, которые определяют курс финансовой политики. Правовые конструкции для ограничения задолженности могут это поддержать, но не заменить: страны с постоянно стабильными финансами, такие как Швеция или Швейцария, не нуждаются в установлении никаких потолков для задолженностей. Но и там это не повредит. У государств – закоренелых должников, чьи элиты не отличаются соблюдением законов, всегда найдутся средства и пути для того, чтобы этот законодательный долговой тормоз работал на холостом ходу.

Очень важно уяснить логику, которая стоит за разумной политикой ограничения задолженностей. Эта логика вращается вокруг необходимого в определенной исторической ситуации первичного профицита в бюджете. Если, например, поставлена цель в течение определенного срока свести государственную задолженность до 60 % ВВП – то есть нормы Маастрихтского договора, то можно рассчитать, какой первичный профицит в государственном секторе необходим, для того чтобы достигнуть этой цели. Необходимый первичный профицит при этом тем больше, чем выше уже накопившийся уровень долга. Примерные расчеты для некоторых стран приводятся в таблице 7.3.

Таблица 7.3 Долгосрочные фискальные необходимости приведения в соответствие в отдельных развитых странах по G-20 (в % ВВП)

Источник: Дойче Бундесбанк, отчет о финансовой стабильности 2011-го. При расчете этой модели предполагается, что в 2030-м уровень задолженности достигнет 60 % ВВП (в случае Японии – 80 %).

Германия, например, в 2010-м имела первичное сальдо с поправкой на конъюнктуру –0,5 ВВП. Но в среднесрочной перспективе ей требуется первичный профицит в 2 % ВВП для того, чтобы к 2030 г. уровень долга снизился снова до 60 %. Для этого необходимо (ежегодное!) улучшение бюджета за счет более высоких государственных сборов или сокращение расходов в объеме более 60 млрд €. Во Франции первичное сальдо необходимо улучшить на 6,3 % ВВП, в Италии на 3,1 %, а в США даже на 10,8 % ВВП. В сравнении с очевидными для этих стран способностями принятия решений эти плановые значения представляются утопическими, но являются лишь логическим следствием нормы, что в 2030 году снова уровень задолженности должен будет составлять 60 % ВВП.

Для понимания взаимосвязи между долями дефицита и задолженности важен вывод о том, какое влияние имеет рост экономического развития: чем выше средний темп роста, тем выше также допустимая доля дефицита, которая совместима с определенным уровнем долга. Известная Маастрихтская норма – 3 % текущий дефицит, 60 % – доля задолженности от ВВП – была рассчитана на основе предположения, что средний номинальный темп экономического роста будет составлять 5 %. Это соответствует реальному росту примерно 3 %.

Действительные возможности роста в Германии составляют на длительную перспективу 1,5 %, а это означает, что доля задолженности в ВВП повысится даже в том случае, если доля дефицита будет составлять 3 %. Применительно к долгосрочному темпу роста можно рассчитать, какая доля дефицита совместима с определенным уровнем задолженности34. При конкретных условиях роста в Германии ограничение уровня задолженности 60 % требует верхней границы для государственного дефицита 1 % ВВП35.

Закрепленный в 2009 году в Основном законе Германии долговой тормоз действует еще немного дальше. С 2016 года он ограничивает для нормального конъюнктурного положения наивысшую допустимую задолженность государства до 0,35 % ВВП, запрещает любую задолженность федеральных земель с 2020 года, однако не содержит регулирующих положений для задолженности органов местного самоуправления36.Практического подтверждения их эффективности остается только ждать. Но государство впервые создало для себя уменьшение нагрузки, поэтому на исходный 2009 год оно рассчитало особо высокий структурный дефицит, хотя речь идет в основном о конъюнктурном дефиците37. И до сих пор государство пользуется попутным ветром благоприятной конъюнктуры и связанными с ней сверхплановыми поступлениями. Структурные накопления так и не предвидятся. Скорее государство играет в обычную игру, когда оно в хорошие в конъюнктурном плане времена снижает надбавки на социальное страхование38. Но одновременно за счет увеличения пенсий для мало зарабатывающих накапливает новые структурные нагрузки на будущее39.

Многие федеральные земли уже начинают придумывать исключения из правил и определения исходных позиций, которые отодвинут необходимость консолидации по времени немного назад40. К тому же в немецком бюджетном законодательстве для государства нет возможности добиться от федеральных земель соблюдения долгового тормоза. Те, в свою очередь, могут взвалить бремя на местные власти и задолженности, на которые долговой тормоз не распространяется. Созданный в ходе изменений конституции по налоговому тормозу новый стабилизационный совет, который сменил прежний совет по финансовому планированию, также не может принять никаких принудительных мер к федеральным землям, если они не выполняют его предложения41.

Несмотря на всю эту нечистоплотность и возможности исполнения, немецкий налоговый тормоз имеет по меньшей мере психологическое значение. Практическое подтверждение пока еще нужно подождать. В общегосударственном распределении расходов и доходов федеральное государство в историческом плане имеет самую низкую долю обеспечения. Но в его руках находятся основные решения по системе налогов и сборов, и федеральные законы в основном определяют уровень и структуру расходов федеральных земель. Если сейчас федерация фактически с успехом попытается ограничить свой дефицит до 0,35 % ВВП, то это автоматически также улучшит финансовое положение федеральных земель и муниципалитетов42.

Для федерального государства Швейцарии можно показать, что достаточно солидные бюджетные хозяйства кантонов в меньшей степени объясняются частично введенным в последние годы долговым тормозом, чем строго осуществляемым уже с давних пор принципом No-Bail-Out. Это поддержало мотивацию для введения тормоза долгов и одновременно удержало уровень федерации от искушения вмешиваться в финансово-экономические дела кантонов43. В Европе же, напротив, нарушение принцпа No-Bail-Out необходимо «вылечить» введением долговых тормозов.

Взгляд на отдельные страны зоны евро

Как уже было показано в главе 3, с начала валютного союза различия между странами-участницами не уменьшились, а увеличились, причем северные страны, включая Германию, и южные страны, включая Францию, развивались в разных направлениях. Всегда было ошибкой полагать, что единое экономическое пространство и единая валюта чуть ли не автоматически приведут к реальной конвергенции. Реальная конвергенция среди старых членов Европейского сообщества по доходу на душу населения, уже в начале восьмидесятых годов подошла к состоянию застоя, и валютный союз в этом ничего не мог изменить. В валютной зоне США региональные расхождения доходов еще больше, чем в зоне евро, и также длительное время стабильны. Однако при этом региональные различия по безработице меньше, а по уровню заработной платы выше, чем в зоне евро44.

Различия в экономической производительности и инновационности народных хозяйств45 не обязательно должны отражаться в финансовой платежеспособности государственного бюджетного хозяйства и в степени государственной задолженности. Есть богатые государства с рискованной степенью задолженности (США, Великобритания) и бедные государства с низкой задолженностью и значительными достижениями в консолидации (Эстония и с недавнего времени Румыния).

В зоне евро обращает на себя внимание относительно равномерный ход различий в области производительности труда, инновационности, интенсивности экспорта, динамики цен на рынке труда, с одной стороны, и различной способности принятия политических решений в плане солидных государственных финансов, с другой стороны. Наверняка очень просто сводить эти систематические различия между северными и южными странами валютного союза к фундаментальным факторам и принимать их как неизменные социоэкономические константы. Но тем не менее эти различия существуют, и нет никакого смысла отрицать их.

Они проявляются в различном качестве результатов образования46, работы правительства и государственного управления47, в различном доверии общества к государству и его институтам и, наконец, в различных путях решать – или не решать – социальные конфликты.

На вопрос о секрете успеха восточноазиатских экономик вообще и экономики Сингапура в частности, министр финансов Сингапура Тарман Шанмугаратнам описал то, что его восхищает в Германии и Швейцарии: «Кальвинистские и лютеранские традиции, напряженная работа, экономия и почтительная конкуренция – вот те ценности, которые мы считаем чрезвычайно важными»48. Но он мог бы сказать то же самое и относительно всех северных стран зоны евро.

Последствия мирового финансового кризиса тряхнули небольшие прибалтийские государства, которые лишь 20 лет тому назад освободились от Советского Союза и коммунизма, несравненно сильнее, чем Грецию и любую другую европейскую страну. В одном только 2009-м экономические достижения Латвии снизились на 18 %. Но политика очень быстро сделала необходимые выводы, и с 2011-го снова отмечается рост экономики. Сандра Калниете – бывшая раньше министром иностранных дел и еврокомиссаром, а сейчас депутат в Европейском парламенте – высказалась по поводу этого связанного с терпением желания действовать: «Мы ведь народ нордический, мы менее эмоциональны, но более разумны»49.

Остальные посткоммунистические страны – члены Евросоюза – проявляют меньше понимания относительно трудностей в принятии политических решений южных стран еврозоны.

Довольно бедная Болгария, непосредственный сосед Греции, в 2011-м имела государственный дефицит 2,5 % и государственный долг 17,5 % ВВП50.На пресс-конференции с Ангелой Меркель премьер-министр Болгарии Бойко Борисов сказал в 2012 году: «Я хотел бы дать моим коллегам совет, чтобы они меньше занимались Германией, а больше своими бюджетными дефицитами и внешними долгами. Тогда им не нужно было бы просить помощи у Берлина»51.

Чехия в 2011-м имела государственный дефицит 4,1 % и уровень долга 39,9 % ВВП52. Президент Чехии Петр Некас также высказался в 2012-м по поводу Греции: «Я не хотел бы быть недипломатичным. Но если посмотреть на греческий ВВП на душу населения и на покупательную способность, то нужно отметить, что Греция только на один маленький шаг стоит впереди нас. Но между нашими пенсиями и зарплатами и греческими существует драматическое различие. Минимальная заработная плата в Греции составляет примерно 750 евро, а у нас 320 евро». На вопрос, как должно идти дальше развитие Греции, он ответил:

«Существует лишь три возможных пути. Первый – это очень глубокие структурные реформы, которые Греция должна провести добровольно, сравнимые с трансформацией посткоммунистических государств в девяностые годы. Вторым путем могло бы быть что-то вроде финансового попечительства, то есть чтобы еврозона получила права контроля над греческим бюджетом. И третьим путем мог бы быть выход Греции из зоны евро. Первый путь, конечно, самый лучший. Но Греция должна решить это сама»53.

Три названных Петром Некасом пути попадают в точку, и их можно было в разной степени применить ко всем южным странам зоны евро, включая Францию:

– Первый путь – очень глубокие структурные реформы, которые необходимо провести «добровольно»,– самый трудный. Эти реформы до сих пор не были проведены или были проведены недостаточно из-за их социальной жесткости и посягательства на имущество. Негативные последствия наступают сразу же, а положительные проявятся лишь через длительное время.

– Второй путь – усиленный финансовый контроль и ограничение национального суверенитета – как раз и пытаются осуществить с помощью фискального пакта и долгового тормоза.

– Третьего пути – выхода из валютного союза – все участники любой ценой хотят избежать.

– Четвертый путь – больше финансовых трансфертов в проблемные страны и усиленная коллективная ответственность за их долги – не был упомянут Петром Некасом. Вероятно, он что-то при этом имел в виду, так как и Чехии придется платить, если она когда-нибудь вступит в еврозону.

Франция

Непрерывную потерю конкурентоспособности французской экономики с начала валютного союза я уже описывал в главе 3. Этот процесс продолжается: в начале февраля 2012-го стало известно, что французский внешнеторговый дефицит в 2011-м достиг рекордного уровня в 70 млрд €. Виной тому были выросшие цены на электроэнергию, но это была часть длительной тенденции, и французский министр внешней торговли Пьер Лелуш обратил внимание на то, что Германия в том же году имела внешнеторговый профицит в 160 млрд €. С 2002-го доля Франции в международной торговле снизилась с 8,2 % до 6,2 %, в то время как доля Германии выросла с 14,3 % до 16,2 %54.

За эту потерю конкурентоспособности отвечают структурные причины. Стоимость труда в перерабатывающей промышленности во Франции находится на уровне Германии, однако производительность труда ниже на 11 % (см. таблицу 3.11). Но это не единственное объяснение, вероятно, дополнительную роль играет также и привлекательность экспортных предложений.

Французское правительство поняло, что ему необходимо повысить конкурентоспособность Франции путем структурных реформ. Но для этого требуется время. Пьер Лелуш говорит о 12 годах, пока реформы начнут действовать. К моменту выхода этой книги было еще не ясно, проявит ли Франция волю для таких реформ.

Наряду с этим существует вопрос о необходимости закрытия структурной дыры во французском государственном бюджете. Доля государственных расходов с 56,6 % на 4 процентных пункта выше, чем в Швеции, и на 8,7 выше, чем в Германии (см. таблицу 7.1).

Обусловленный конъюнктурой первичный дефицит во французском государственном секторе составлял в 2010-м 3,1 %. Для того чтобы к 2030 (!) году снизить долю государственного долга с нынешних 85 % снова до 60 % ВВП, Франции потребовалось бы первичное сальдо в 6,3 % ВВП (см. таблицу 7.3). А это требуе ежегодного повышения налоговых поступлений и/или экономии в 120 млрд €. Если, например, одновременно захотят снизить долю налоговых поступлений до уровня Швеции, что наверняка было бы уместно, то потребовалась бы ежегодная экономия 10 % ВВП или 18 % всех государственных расходов для того, чтобы к 2030 году прийти с государственной задолженностью в 60 %. Наверняка это возможно и во Франции, но не без коренных изменений и мировоззрения во французском обществе. Победа Франсуа Олланда на президентских выборах 2012-го поддерживает предположение, что Франция станет искать решения своих структурных проблем первоначально в еще более высоких налоговых сборах и большем перераспределении55. А это вряд ли принесет желаемый успех.

Германии подобает выступать здесь крайне тактично и прежде всего не раздавать непрошеных советов. Было бы самонадеянно сопровождать программу консолидации глубокими вмешательствами с советами во французское общество или желанием формировать ее. Возможно, этого и не потребуется. Когда я вспоминаю роман Стендаля «Красное и черное», стою в музее перед картиной Моне, думаю о фильме Тати «Каникулы господина Юло», то мне не хочется думать о том, что нация, которая создала такие произведения, не может проявить дисциплину, необходимую для того, чтобы жить с сильной валютой. Произведения такого творческого характера не могут возникнуть без дисциплины.

Французам не следует переоценивать меры консолидации больше, чем это сделали, например, шведы (в начале девяностых годов), и эстонцы, и латыши (2009–2010 гг.). Ответ на вопрос, смогут ли они еще остаться теми французами, которых мы знаем, может прийти только из Франции.

Германия должна проявить жесткость только в одном пункте: французы сами должны решать свои проблемы. Немецкая помощь может быть только моральной. Прямой или непрямой путь к трансфертному союзу, для того чтобы уменьшить страдания Франции, был бы опасной ошибкой, который не поможет Франции на длительную перспективу, а Германии навредит. И если воркование Меркози (Меркель+Саркози) сгладит такую проблему, это будет тяжелой ошибкой56.

Италия

Италия с ВВП около 1,6 млрд € – третья по величине экономика еврозоны, имеет государственную задолженность брутто 1,9 млрд €, почти столько же, сколько в Германии с ее на 60 % большей экономикой. Не важно, как здесь относятся к идее «брандмауэра», «спасательных парашютов» или «базуки» – если Италия на финансовых рынках на длительный период приобретет дурную репутацию. Тогда вся политика спасения закончится, так как 24 % всех государственных долгов в еврозоне находятся в Италии57.

Италия имеет ту особенность, что объединяет в себе и север, и юг, но при этом за 150 лет со времени объединения государства она не была в состоянии преодолеть и экономические, и обусловленные менталитетом диспропорции между обеими частями страны. Вольфганг Штрик анализирует: «Просто поразительно, что Южная Италия делит с Северной валюту, доступ к рынкам и процентную ставку, а помимо этого она получила еще большую структурную помощь, намного больше, чем могли ожидать такие страны, как Греция. Все это не дало никаких результатов из-за архаичной, докапиталистической социальной структуры, которая по политическим соображениям не затрагивается58. Это должно погасить надежды тех, кто считает, что с помощью финансируемых ЕС «планов экономического роста» или богатых северных стран можно просто решить появляющиеся сейчас в Европейском валютном союзе структурные проблемы южных стран. Но так как северные итальянцы очень решительно отклоняют субсидии для своего собственного юга, то югу, конечно, более желательна помощь извне. Таким образом, финансовую ответственность за Южную Италию можно уступить непосредственно ЕС, а поручительство севера – валютному союзу.

Мне не хотелось бы останавливаться на особенностях формирования воли в Италии, распространенной коррупции, недостатках закостеневшего, слишком забюрократизированного и раздутого аппарата управления, постоянной отсталости Южной Италии, а также на роли мафии. Это общеизвестно, и мало перспектив на возможное ближайшее изменение59.

Но примечательной является способность этой системы и этого общества в самую последнюю минуту вписаться в поворот и назначить на решающие позиции очень талантливых людей. Однако это происходило уже дважды: Марио Драги, сегодня президент ЕЦБ, в девяностые годы был государственным секретарем в казначействе и отвечал за оздоровление итальянского бюджета. Без достигнутого в то время успеха в консолидации Италия в 1999-м не смогла бы стать одной из стран – основателей валютного союза, а Марио Монти60 с ноября 2011-го во главе кабинета технократов вносит такое оживление в консолидацию бюджета и структурных реформ в Италии, которого так недоставало за прошедшие 13 лет61.

Однако потребность в структурных реформах в Италии не намного больше, чем во Франции62. Производительность труда в промышленности составляет только 66 % от уровня Германии, а удельные издержки труда в перерабатывающей промышленности с 2000-го выросли на 37 %, в то время как в Германии они оставались практически постоянными (см. таблицу 3.11). И тогда понятен гнев итальянских граждан по поводу того, что средний депутат с возмещением представительских расходов и т.д. в месяц приносит домой 20 000 €, в то время как общий средний доход составляет 2000 €63.

Длящийся десятилетиями опыт Италии показывает, что планируемая на перспективу рассудительность и рациональная аргументация не являются основной движущей пружиной этого общества и всей политической системы, и лишь немногие субъекты с правом принятия решения руководствуются каким-то внутренним абстрактным чувством ответственности. Изменить главное может только давление предвидимой ситуации. Оказывая такое давление, Марио Монти и его кабинет технократов с ноября 2011-го проводят свою политику. Когда речь шла о щедром рефинансировании банков, чтобы можно было купить государственные облигации, Йорг Кремер, главный экономист Кредитбанка, предостерегал: «ЕЦБ не должен слишком помогать стране. Так как только с холодным потом страха на лбу парламентарии слушаются своего премьер-министра»64.

Таблица 7.4. Уязвимость отдельных стран еврозоны (данные в % национального ВВП)

Источник: Дойче Бундесбанк, отчет о финансовой стабильности 2011-го там же, Еврокомиссия.

Германия также должна вести себя чрезвычайно сдержанно по отношению к Италии. В местных итальянских средствах массовой информации Германия часто выставляется как козел отпущения. В Италии еще глубже, чем во Франции, укоренилось недоразумение, будто смысл валютного союза заключается в том, чтобы Германия платила и ручалась за своих партнеров. И в этом люди находят поддержку даже со стороны таких видных деятелей, как бывший председатель Еврокомиссии и позже премьер-министр Италии Романо Проди65. А Марио Монти должен жертвовать собой из-за этого настроения, выставляя к Германии требования относительно евробондов и большего «спасательного парашюта»66.

Благодаря отдаленному последействию решительных мер Марио Драги в девяностые годы итальянский государственный бюджет оказался чуть в лучшем положении, чем французский: текущее сальдо финансирования и структурный дефицит были ниже, чем во Франции (см. таблицу 7.1 и 7.3), первичное сальдо в отличие от Франции положительное. Доля государства с 50,4 % на 6,2 % ниже, чем во Франции. И чтобы снизить государственную задолженность до 2030-го до 60 % ВВП, Италия должна предпринять снижение расходов или повышение доходов в 3,1 % ВВП, что является только половиной французской потребности консолидации (см. таблицу 7.3).

Еще более решающее значение, чем бюджет для будущего Италии в валютном союзе, будет иметь то, насколько сильно и как быстро она сможет улучшить конкурентоспособность своей экономики с помощью структурных реформ. Италия традиционно была страной с профицитом расходно-доходного аланса. Из-за этого высокая государственная задолженность в Италии во внешнеэкономическом плане никогда не была проблематичной, так как она косвенно (хотя половина государственных облигаций находилась у иностранцев) финансировалась почти исключительно за счет внутренних сбережений. Только со времени членства в валютном союзе профициты расходно-доходного баланса превратились в дефициты расходно-доходного баланса, и с тех пор растущую часть государственной задолженности нужно финансировать за счет импорта капитала в нетто.

Испания

Изначальная проблема Испании в валютном союзе заключается, как уже излагалось (см. главу 3), не в государственном бюджете, а в устойчивых высоких дефицитах расходно-доходного баланса, которые финансировались высокими внешними долгами частных владельцев и предприятий67. Но импортируемый капитал в основном шел не на модернизацию и укрепление слабо развитой испанской перерабатывающей промышленности, а на безудержный бум недвижимости. Ставший неизбежным кризис в области недвижимости уничтожил большую часть созданных при этом ценностей. В испанской строительной индустрии были созданы огромные мощности, которые нужно было опять ликвидировать.

И это стало драйвером для большого повышения безработицы в Испании, которая с 20 % достигла рекордного европейского значения (см. таблицу 3.5). Из-за испанского трудового законодательства, которое защищает прежде всего существующие рабочие места и пожилых работников, она коснулась в первую очередь молодежи и подростков, среди которых уровень безработицы составляет 50 %. Но весной 2012-го создавалась видимость, что новое правительство премьер-министра Рахойя предпримет правильные шаги с реформами по установлению гибкой системы рынка труда68.

Связанный с бумом недвижимости рост цен и затрат сильно ослабил конкурентоспособность испанской промышленности. Удельные затраты на рабочую силу в перерабатывающей промышленности выросли с 2000-го по 2010-й на 26,8 %, в Германии же только на 2 % (см. таблицу 3.11). Крах бума недвижимости тем не менее привел к тому, что дефицит доходно-расходного баланса с высшей точки в 10 % ВВП в 2007-м заметно снижается. Но запланированный на 2012-й уровень в 3 % с учетом объема внешних задолженностей все еще слишком высок69. Экспорт тем не менее развивается положительно70.

Проблемы испанского государственного бюджета лишь косвенно возникли из резкого экономического падения, которое принес с собой бум в области недвижимости. Но они тем не менее такие же насущные, как показывает резкое повышение уровня долгов в 36 % ВВП в 2007-м почти до 75 % в 2012-м71.Успехи на пути консолидации бюджета могут и дальше снижать дефицит доходно-расходного баланса, однако лишь ценой ограничения частного и государственного потребления. В международном сравнении ни доля налогов и сборов в 31,7 %, ни государственная доля в 45,6 % (см. таблицу 7.1) не являются особенно высокими. Консолидация должна пройти легче, чем во Франции или Италии.

По меньшей мере в 2012 году испанская экономика будет и дальше сокращаться. Разовьется ли из этого новый стабильный рост, зависит в перспективе от экспортного сектора и связанного с ним улучшения конкурентоспособности промышленности. Здесь центральную роль играют реформы на рынке труда.

Португалия

После Греции Португалия является самым сложным случаем среди кризисных стран. С начала валютного союза у нее непрерывно были дефициты расходно-доходного баланса примерно 10 % ВВП, и как следствие, очень высокая внешняя задолженность (см. таблицу 3.7.). В Португалии частный сектор имеет такие же высокие долги, как и в Испании72. Удельные затраты на рабочую силу в перерабатывающей промышленности выросли с 2000-го на 19,8 % (в Германии – 2 %). Они находятся на уровне Германии и, таким образом, значительно выше, чем в Швеции, США или Японии (см. таблицу 3.11). Это может себе позволить Германия, но не Португалия.

Наряду с Италией Португалия с начала валютного союза была самой слабой страной в еврозоне по росту экономики (см. таблицу 3.2). Но в отличие от Италии, имея собственно благоприятную исходную фискальную позицию, она испытала с начала валютного союза сильный подъем государственной задолженности с 49 % в 2000 г. до 113 % в 2012-м.

Тем не менее в Португалии правительство было избрано населением с полным осознанием предстоящих мер экономии. Португальская программа экономии честолюбива и должна привести в 2012 году к новым мерам, которые в сумме составляют 5 % ВВП и в особенности затрагивают зарплаты и пенсии государственных служащих73. Однако, если до 2020 года, как было запланировано, государственная задолженность снова снизится до 100 % ВВП, то португальская экономика в среднесрочной перспективе должна расти на 2 % в год 74. Правда, в отличие от Греции у нее есть конкурентоспособный на международном уровне хотя и очень маленький промышленный сектор75. В стране со слабо развитой промышленностью, которая к тому же стала достаточно дорогой и для туризма, трудно представить, откуда должен взяться рост.

В 2011-м дефицит расходно-доходного баланса составлял еще более 8 % ВВП, и МВФ в конце 2011-го критически заметил, что пока еще не было существенного улучшения конкурентоспособности76. Но если оставить без внимания высокую внешнюю задолженность, то для Португалии, вероятно, было бы лучше, если бы она смогла девальвировать национальную валюту на 30–40 % и таким образом могла бы привлечь больше туристов и создать новые промышленные предприятия. Но именно последнее в настоящий момент не представляет интереса для центральноевропейских и восточноазиатских фирм, которые задумываются о новых местах размещения производства. Однако реформы, которые сделали бы возможным соответствующее снижение заработной платы без изменений валютного курса, по всей вероятности будут находиться вне пределов досягаемости для любого демократически избранного правительства в Португалии. Для этой страны нахождение в валютном союзе – и дилемма, и ловушка.

Греция

10 сентября 2012-го министры финансов зоны евро снова обсуждали в Брюсселе новый пакет спасения Греции. В кулуарной беседе, которая, очевидно, не была предназначена для посторонних ушей, министр финансов Португалии Каспар заговорил с министром финансов Германии Шойбле о «согласовании» программы помощи для Португалии. Тот ответил, что Германия «готова», но вначале должно быть принято решение о втором пакете помощи Греции, а потом уже следует убедить бундестаг и немецкую общественность в необходимости помощи Португалии77. В то время как вся последующая помощь для других стран, кроме Греции, исключалась, в конфиденциальных разговорах уже делались условные обещания помощи.

В этом видна стратегическая роль, которую играет полемика вокруг «спасения» Греции. Германия предоставляет помощь этой почти безнадежной среди еврозоны стране, но в случае краха ей будет невозможно отказать ни одному из других государств еврозоны. С точки зрения других южных стран, также страдающих от государственного дефицита и дефицита расходно-доходного баланса, Греция играет роль «передового укрепления» в барочном крепостном сооружении. Пока немцы и остальные северные страны будут защищать «передовое укрепление» Грецию и платить за это, до тех пор все южные страны могут находиться под надежным зонтиком севера, готового выполнять платежные обязательства, ведь какими бы плохими ни были условия у них, в Греции они намного хуже. Так, сообщение от 18 февраля 2012-го хорошо вписалось в картинку, последние детали которой согласовали канцлер Германии Ангела Меркель, итальянский премьер-министр Марио Монти и премьер-министр Греции Пападемос на телефонной конференции по поводу нового пакета помощи Греции на 130 млрд €78. Марио Монти, очевидно, лично следил за тем, чтобы такое важное для его страны передовое укрепление надежно защищалось.

Все мероприятия, которые необходимо осуществить в такой небольшой южной стране, как Греция, уже были проведены в маленьких бедных прибалтийских странах. Эстония, самая молодая из стран зоны евро, уже упоминалась. Так же, как и Эстония, Латвия преодолела последствия мирового экономического кризиса 2008–2010 жесткой программой экономии и реструктуризации: ее ВВП снизился на 20 %, частное потребление даже на 27 %. Успех последовал сразу: дефицит расходно-доходного баланса Латвии сократился с 13,1 % ВВП в 2008 г. до 0,3 % в 2011-м. Государственная задолженность составляет 45 %, а с 2011-го экономика неуклонно растет. Хотя Латвия еще не входит в еврозону, 80 % кредитов в Латвии выдаются в евро.

Ильмарс Римсевикс, глава национального банка Латвии, прокомментировал этот успех консолидации Латвии: «Мы очень гордимся тем, что смогли показать миру: Латвия не нуждается в финансовой помощи… Не нужно знаменитого вертолета, который будет сбрасывать деньги над Латвией. Не нужно стимулировать страну печатанием денег, гораздо лучше стимулировать конкурентоспособность и отказаться от ненужных расходов». Относительно условий в Греции он высказался так: «Люди, которые не хотят действовать, всегда найдут причину: влияние профсоюзов, слишком маленькая страна, тяжелое прошлое – оправдание найдется всегда… К сожалению, надежды мало. Если отодвигать реформы, будет еще хуже. Вопрос в том, думают ли политики о следующих выборах или о следующем поколении»79. С 1981 года Греция со своими 10 миллионами жителей получила из различных источников поддержки ЕС нетто (после вычета собственных сумм) по твердым ценам субсидии в размере 133,5 млрд €. Среди стран ЕС еще больше денег, чем Греция, получала только большая в четыре раза Испания80. То, что деньги из внешних источников для Греции являются не решением, а только проблемой, подтвердил греческий министр экономики Михалис Кристохойдес в феврале 2012-го в привлекшем всеобщее внимание интервью. Оглядываясь на период с 1981 года, эпохи вступления Греции в ЕС, он сказал:

«В то время как мы одной рукой брали деньги из ЕС, другой рукой мы не вкладывали их в новые конкурентоспособные технологии. Все шло на потребление. Результатом явилось то, что те, которые что-то производили, закрыли свои предприятия и создали импортирующие фирмы, потому что так они могли больше заработать. В этом непосредственная катастрофа страны… В течение двух десятилетий мы разрушили нашу производственную базу, нашу промышленность и вместе с этим наши экспортные возможности. В первое десятилетие нового столетия после вступления в еврозону добавилось еще и то, что мы могли брать деньги в долг под низкий процент, и мы делали это без всякой меры. Так мы стали страной импорта. Основное направление было неверным, потому что политическое руководство страны не понимало, куда оно должно было ее вести»81.

Проблема в Греции заключается в том, что среди политических лидеров мало таких, кто обладает внутренним пониманием условий и вытекающей из них необходимости жесткой консолидации. И эти немногие не могут добиться поддержки своих коллег и не могут также получить стабильное демократическое большинство. Антонис Самарис, к примеру, лидер самой крупной, согласно опросам, партии «Новая демократия» и возможный премьер-министр, считает предложенную Тройкой программу консолидации неверной и требует широкой инвестиционной программы, которая, естественно, должна финансироваться извне82. Такие требования у многих наивных и благожелательных сторонних наблюдателей падают на плодородную почву. Таким примером является предложение Керстина Гаммелина в комментарии в «Зюддойче цайтунг», что страны еврозоны должны «отсрочить долги Греции на несколько лет и одновременно составить для страны «план Маршалла», в котором будут отражены все самые неотложные проблемы. Греция получила бы работающее управление, структурированную систему налогов и кадастровое управление. Для этого потребуется два года, а может быть, чуть больше»83. Но ведь это слишком наивно: все три проблемы как раз касаются сути катастрофы. Но, к сожалению, они так же стары, как и греческое государство, и за 180 лет после отделения Греции от Османской империи изменились не очень существенно. Очевидно, они глубоко укоренились в менталитете и традициях греческого общества. Эти проблемы вообще не имеют никакого отношения к деньгам и, следовательно, деньгами их не излечить, тем более за короткий срок.

Страницы: «« 345678910 »»

Читать бесплатно другие книги:

Случается, что путешествие начинается там, где его совсем не ждали, а свадьба лучшей подруги едва не...
«Ангел Кумус» - книга о женщинах, мужчинах, детях, животных и богах.Однажды женщина решила спрятатьс...
Замысел книги о старинных русских мастерах-изобретателях возник вскоре после окончания Великой Отече...
Путешественник и торговец XIII века, Марко Поло (1254–1325), родился в семье венецианского купца. В ...
Над книгой о художнике П. А. Федотове В. Шкловский работал в 1934 году. В 1936 году, на обсуждении р...
Мания.Интрига новой книги Александра Потемкина строится вокруг разлива современной эротомании во все...