Ганнибал. Кровавые поля Кейн Бен
– Ты не слышал мой рассказ? Если бы я не произнесла его имени, Агесандр ничего бы не понял. И Суни был бы жив. – Она заплакала.
Ганнон порывисто шагнул вперед и заключил Аврелию в объятия.
– Его имя просто сорвалось у тебя с языка, ничего больше. Его мог произнести кто угодно. К тому же ты знаешь, каков Агесандр. Он бы все равно узнал, кто такой Суни.
– Я все время боялась. – Аврелия прижалась к его груди. – Но, когда Суни погиб, стало еще хуже. У Агесандра не было никаких причин причинять мне вред, но я все равно боялась.
– Мне следует войти в дом и прикончить его, – сквозь стиснутые зубы сказал Ганнон.
– Нет, пожалуйста, не надо. Он вооружил всех рабов-мужчин. По меньшей мере трое из них сторожат во дворе. Я не переживу, если тебя убьют, когда ты только что восстал из мертвых.
Ганнон сомневался, что несколько рабов-земледельцев сумеют его остановить, но слезные мольбы Аврелии заставили его остаться.
– Грязный пес когда-нибудь заплатит за все, – поклялся он.
– Боги об этом позаботятся.
«Или я», – мрачно подумал Ганнон. Он не мог допустить, чтобы убийца его лучшего друга остался безнаказанным. Юноша уже начал размышлять о том, чтобы напасть на ферму, когда Аврелия ее покинет, но тут же отбросил эти намерения. Он знал и хорошо относился ко многим живущим здесь рабам. И если он не хочет, чтобы большинство из них погибли, ему следует держать своих солдат подальше от фермы.
– Я так рада тебя видеть…
Внимание Ганнона вновь переключилось на Аврелию. Она смотрела на него, и ее лицо было так близко, что он хорошо видел все его черты. Локоны черных волос, упавших на щеки. Направленные на него глаза. Приоткрытые губы. Жилка, бьющаяся на шее. Это завораживало. Ему захотелось ее поцеловать.
– С тех пор как вы с Квинтом ушли, а Суни погиб, я стала такой одинокой… Мы с мамой постоянно ссорились. И мне было не с кем поговорить. Некоторое время здесь находился Гай, но потом и он уехал.
– Друг Квинта? Тот, что помог спастись Суни?
– Да. Он служит в союзной кавалерии.
Вспоминая о Гае, Аврелия почувствовала вину. Она мечтала о нем из-за того, что больше не рассчитывала увидеть Ганнона? Девушка и сама не знала. Но в одном она не сомневалась: ей нравилось ощущать его присутствие рядом… Аврелией овладели горькие чувства. Какое все это имеет значение? Идет война. Ганнон не сможет остаться, а она выйдет замуж за Луция.
– Гай – хороший человек. Пусть боги хранят его. – Но от его слов Аврелия не почувствовала облегчения. Ганнон слегка повернул голову и приблизил к ней лицо. Она не стала отодвигаться. – Ты знаешь, почему я вернулся?
– Нет. Почему? – Ее дыхание стало частым и прерывистым.
– Потому что ты меня просила. Помнишь?
– Конечно. В ту ночь я заснула в слезах.
Ганнон больше не мог сдерживаться. Он прижался губами к ее губам и почувствовал, как они тают под его прикосновениями. Его язык метнулся вперед и встретился с языком Аврелии. Поцелуй получился очень долгим, их руки начали блуждать по телам друг друга. Девушка прижалась к нему; он ощущал давление ее груди, его пах прижался к ее бедрам. Ганнон положил ладони ей на ягодицы и притянул Аврелию к себе, заставив ее застонать от желания. Лишь с огромным трудом ему удалось не сорвать с нее одежду и не овладеть ею здесь и сейчас. Но он не хотел, чтобы все произошло именно так. К тому же было слишком опасно тут задерживаться.
– Пойдем со мной, – предложил он. – Мы еще до восхода доберемся до моего лагеря.
– Ты шутишь! – Она заглянула ему в глаза. – Нет, ты и в самом деле хочешь, чтобы я с тобой ушла?
– Я бы никогда этого не сказал, если бы думал иначе. – Но как только слова слетели с его губ, он понял, что это полнейшее безумие.
Да, женщины следовали за армией Ганнибала, но все они были шлюхами. Аврелия не смогла бы выжить в таких условиях. Солдатам, а в особенности офицерам, не разрешалось путешествовать вместе с женщинами. Ганнибал стал для всех примером, когда оставил свою жену дома.
– Я не могу уйти с тобой, – прошептала она, и Ганнон ощутил вину и благодарность одновременно.
– Почему?
– Во время войны женщинам нет места в армии. В особенности в армии врага.
– Никто тебя и пальцем не тронет. Я их убью!
– Ты знаешь, что из этого ничего не выйдет, Ганнон. – Она улыбнулась, когда он попытался возражать. – Но даже если бы такое было возможно, я бы не могла с тобой уйти.
Он отпрянул, чувствуя обиду.
– Почему?
Она молча прижала его пальцы к своей левой руке, и на среднем пальце он нащупал кольцо. Ганнон вздрогнул, прикоснувшись к теплому металлу.
– Ты помолвлена с другим? Уже?
– Да, моя мать все организовала. Его зовут Луций Фабий Мелито. Он достойный человек.
– Ты его любишь? – спросил Ганнон.
– Нет. – Она погладила его по щеке. – На самом деле мне нужен только ты.
– Но тогда почему ты не можешь пойти со мной?
Ганнон понимал, что они смогут быть счастливы вместе, и не представлял, как Аврелия будет жить с человеком, которого не любит.
Она была рада, что темнота скрывает ее покрасневшие щеки.
– Если я не выйду замуж за Мелито, мой отец будет разорен, – тихо объяснила она. – Теперь ты понимаешь, что у меня нет выбора. Как только я войду в могущественную семью, ростовщик отступится. Это даст время моему отцу и, возможно, Квинту получить повышение. И тогда мы сумеем выплатить долги.
Ганнон подумал, что это сомнительный способ получения денег. А если одного из них – или обоих – убьют? Но задал он другой вопрос:
– А речь идет об одном ростовщике?
– Да, ему принадлежит большая часть долгов отца. Его зовут Фанес.
– Жалкая крыса… Жаль, что его здесь нет. Я бы заставил его списать ваши долги.
Аврелия прикоснулась к его щеке.
– Спасибо. Но ты ничего не сможешь с ним сделать. Давай не будем о нем говорить. У нас слишком мало времени.
Ганнон с ворчанием запомнил на будущее имя ростовщика. Однако тут же о нем забыл, когда Аврелия прижалась к нему и снова поцеловала. Ее пальцы гладили его плечи, затем переместились к шее и, прежде чем он успел ее остановить, коснулись шрама. Ощутив его неровные края, она вздрогнула.
– Что с тобой случилось? Тебя ранили?
Знакомая ярость наполнила Ганнона. Ему захотелось рассказать, что сделал с ним Пера, но он знал, что так поступать не следует. В том не было вины Аврелии, поэтому он лишь сказал:
– Можно и так сказать.
– Тебе повезло, что ты уцелел. – Ее голос задрожал. – Рана в таком месте…
– Я выздоровел уже через несколько дней, вот и всё.
Он снова ее поцеловал, и она ответила ему с нарастающей страстью, словно ее любовь могла исцелить его окончательно. Сердце Ганнона наполнилось желанием, и он с жаром ответил на ее поцелуй. Потом его пальцы мягко потянули ее платье, обнажив маленькую грудь. Он наклонился и коснулся губами соска.
– Боги… – услышал он ее шепот. – Не останавливайся…
– Аврелия?
Казалось, кто-то вылил на них ведро холодной воды. Ганнон выпрямился, пробормотал проклятие, потянулся за мечом и спрятался за ближайшим кипарисом, а Аврелия поправила платье.
– Агесандр? Это ты?
– А кто же еще? – последовал недовольный ответ. – Где ты, госпожа?
– Я здесь. – И она зашептала Ганнону: – Мне нужно идти. Я постараюсь вернуться позже.
– Я не могу ждать, – с горечью прошептал он в ответ. – Собаки меня найдут.
– Почему ты прячешься под деревьями? – позвал Агесандр.
– Прячусь? Я возвращалась домой, – весело крикнула в ответ Аврелия и бросила страстный взгляд на Ганнона. – Я бы хотела, чтобы наша встреча продолжалась вечно, – прошептала она. – Да хранят тебя боги.
– И тебя! – с жаром ответил Ганнон.
– Я постараюсь задержать его подольше, но тебе следует поспешить. Если собаки почуют тебя…
– Этого не будет. Прощай, Аврелия. Я всегда буду тебя помнить.
Ганнон с тоской смотрел, как она уходит к дому; девушка не обернулась. Затем он отступил в темноту. Как только Агесандр исчез из вида, карфагенянин побежал. Скорбь с новой силой накатила на него, когда юноша мчался между деревьями. Он рассчитывал, что посещение виллы доставит ему радость, но теперь его сердце раздирала жгучая боль. Встреча с Аврелией, произошедшая вопреки всему, – настоящий дар богов. Однако любое вмешательство богов имеет оборотную сторону. Их свидание получилось слишком коротким, и у них никогда не будет счастливого общего будущего. Очень скоро Аврелия станет женой другого мужчины… Печаль наполнила Ганнона.
«А как же Суни?» – подумал он. К стыду Ганнона, горе из-за смерти друга отступило перед мыслями об Аврелии. Но даже если он сумеет еще раз встретиться с ней, что это изменит? Очень скоро она станет замужней женщиной, и ее ждет совсем другая жизнь. А он ничего не мог ей предложить – даже жизнь в лагере карфагенян. Лучше всего – для них обоих – пожелать ей самого лучшего и забыть, решил Ганнон.
Но, когда он нашел свою лошадь, отвязал ее от кустов и направился к лагерю, юноша понял, что у него ничего не получается. Он обнаружил, что вспоминает каждый миг, проведенный с нею вместе, каждое прикосновение, каждое слово, которое она произнесла. И по прошествии нескольких дней понял, что подвергается изощренной пытке: короткое и яркое наслаждение от воспоминаний, за которым следуют долгие часы боли от мыслей, что это никогда не повторится. После того как его отряд вернулся к основной части армии, на поиски провизии отправились другие. Уже одно это было ужасно, но когда войско свернуло на юг, в поисках новых ферм, которые можно было разграбить, он понял, что расстался с Аврелией навсегда. С этого момента у Ганнона оставалась только одна возможность обрести душевный покой – в сражении. Но в этот период даже стычки стали редкими – римляне всячески избегали крупных сражений. И тогда он стал искать утешение в амфорах с вином.
Временами Ганнон жалел, что решил отправиться на виллу, что нашел там Аврелию и узнал о гибели Суни. И все же боль того стоила. В глубине сердца Ганнона все еще тлела надежда. Однажды он еще встретит Аврелию при других, более благоприятных обстоятельствах. Надежды эти были столь хрупкими, что он не осмеливался в них верить. Однако они помогали ему жить дальше. И еще – жгучее желание вонзить меч в сердца таких людей, как Пера и Агесандр.
Глава 10
Долина Волтурна, к северо-востоку от Капуи, осень
Вход в долину достигал полумили в ширину. Заросшие склоны по обе стороны образовали туннель, где гулял ветер, почти постоянно дувший в Кампанской долине с моря. В разгар лета он приносил облегчение от жары, но осень пришла в этом году рано. Когда темнело, температура быстро падала, и становилось холодно. Квинт, в двух туниках и плаще, благодарно протягивал руки к костру, рядом с которым грелись он и его товарищи, – одним из многих, разожженных у входа в долину.
Справа, в нескольких сотнях шагов, луч света и саму долину рассекала темная лента реки Волтурн, несущей свои воды от Капуи к западному побережью. Их позиции были освещены и уязвимы – но именно этого хотел Фабий. Хотя Квинт и чувствовал себя как кусок железа на наковальне перед ударом молота кузнеца, решение диктатора выглядело разумным.
После окончания сбора урожая, когда Ганнибал полностью разграбил долину, он снова направил свою армию на восток. Туда вело несколько дорог, и Фабий постарался перекрыть все. Несколько недель назад существенные силы были расставлены по обеим сторонам Аппиевой и Латинской дорог, а также на перевалах и проходах.
Квинт оказался одним из четырех тысяч легионеров и велитов, занимавших позицию здесь, в идеальном месте, блокирующем один из самых удобных проходов на восток. А тем временем основные силы Фабия продолжали преследовать армию Ганнибала по Кампанской долине, держась возле горных склонов и всячески избегая серьезных сражений.
Две недели, проведенные здесь Квинтом, тянулись медленно. Он находился менее чем в пятнадцати милях от Капуи и на таком же расстоянии от своего дома, но это ничего не значило. Он даже на день не мог покинуть расположение части, а по ночам, из-за мощных дозоров, побег становился столь же опасным. Но если уж быть честным до конца, Квинт оставался на месте по другой причине. Хотя ему ужасно хотелось ускользнуть на день или два, чтобы повидаться с матерью и Аврелией, его останавливала верность Рутилу, Кораксу и новым товарищам. Если он пропустит большое сражение, то никогда не сможет себя простить. Сейчас его близким, находившимся в Капуе, ничего не грозило. По слухам, окрестности города опустели. Такие новости утешали. Ганнибал не собирался осаждать Капую. Если несколько недель назад вражеские солдаты не разграбили их ферму, с его матерью и сестрой все хорошо.
А вот что ждет самого Квинта и его товарищей, это уже совсем другое дело. Войско Ганнибала разбило лагерь всего в двух милях от них, на равнине. Юноша видел его собственными глазами – невероятно длинную колонну, которая шла и шла целый день. Тысячи огоньков показывали расположение вражеских костров. Когда Квинт на них смотрел, у него сжималось сердце. Попытается ли армия Карфагена прорваться именно здесь? И если да, то когда? Именно такой вопрос мучил легионеров и велитов, охранявших проход.
– Их там немало. Хорошо, что мы здесь не одни. Оставшаяся часть армии совсем рядом, – сказал Рутил, возвращаясь с наблюдательного пункта, который находился в пятидесяти шагах от них.
– Я знаю, – пробормотал Квинт. – Однако кажется, что это не так.
Было трудно поверить, что Фабий, его четыре легиона и столько же союзных солдат даже ближе, чем противник. Их лагерь находился на холме, расположенном менее чем в миле.
– Ты прав. – Рутил сплюнул в сторону войск Ганнибала.
– Они будут здесь довольно быстро, если нас атакуют, – заявил Квинт с уверенностью, которой не чувствовал. – Нужны часы, чтобы построить армию в шеренги и начать наступление. Армия Ганнибала ничем не отличается от любой другой.
– Ты думаешь, Фабий вступит в сражение? – с усмешкой спросил Рутил.
Квинт знал, что имел в виду его друг. После целого лета, которое ушло на бесконечные марши и тренировки, когда у них на зубах постоянно скрипели песок и пыль, оставшиеся после грабивших римские фермы карфагенян, большинство солдат стремились поскорее вступить в сражение с захватчиками. Требия уже стала далеким воспоминанием; поражение при Тразименском озере не казалось таким ужасным, ведь тогда вражеское войско превосходило римское почти вдвое. Уверенности у солдат прибавилось не только после долгих часов тренировок в поле, но помогало и то, что Фабий и Минуций теперь вели за собой войско более чем в сорок тысяч человек.
– Этих сил должно хватить для разгрома гуггов, – каждый день говорили друг другу солдаты. – Пришла пора преподать Ганнибалу урок.
Квинт тоже размышлял на эту тему.
– Перевал удобно защищать. Если враг пойдет в атаку – а я думаю, что так и будет, – нам предстоит большое сражение. Время самое подходящее.
– Ха! Я совсем в этом не уверен. Старая Бородавка хочет любой ценой избежать серьезных схваток. Он не знает, как выигрывать сражения. Я готов поставить свое левое яйцо, что…
– На что, солдат? – Из тени появился Коракс с опасно засверкавшими глазами.
– Н-ничего, командир, – ответил Рутил.
– Кажется, ты назвал Фабия Бородавкой? – Голос Коракса стал нежным и одновременно пугающим.
– Я, э-э-э… – Взгляд Рутила метнулся к Квинту и вернулся к центуриону. – Да, командир. Ты не ослышался.
В ответ Коракс ударил Рутила в солнечное сплетение, и тот рухнул на землю, как мешок с зерном. Он открывал и закрывал рот, точно рыба, выброшенная из воды. Из горла вырвался тихий стон.
– На сей раз я сделаю вид, что не слышал тебя, – прорычал Коракс. – Но если ты еще раз оскорбишь диктатора, то будешь забит плетьми. Ты меня понял?
Рутил в ответ только кивнул – говорить он не мог.
Коракс повернулся к Квинту, который с трудом заставил себя сохранять спокойствие.
– А ты не так глуп, как твой друг.
– Командир? – в недоумении спросил Квинт.
– Мы получили приказ. Если гугги нас атакуют, вся армия примет участие в сражении. – Волчья ухмылка. – Мы больше не будем убегать.
– Замечательная новость, командир!
– Я тоже так думаю. – Коракс бросил на Рутила презрительный взгляд. – Когда дыхание к тебе вернется, я хочу, чтобы ты заступил на пост – до конца ночи.
Квинт начал расслабляться – на мгновение раньше, чем следовало.
– Ты пойдешь с ним, Креспо, чтобы проследить, что он не заснет.
Юноша знал, что возражать бесполезно. Когда центурион ушел, он бросил мрачный взгляд на Рутила.
– Теперь из-за тебя мы всю ночь будем морозить яйца… Почему ты не мог помолчать?
– Извини, – пробормотал Рутил.
Он не стал возражать, когда юноша попросил его принести мех с вином, который он хранил для особого случая.
«Тем не менее, – угрюмо подумал Квинт, – до рассвета еще очень далеко».
Несмотря на холод, им удавалось по очереди немного поспать. Коракс приходил их проверить еще пару раз, но, когда наступила третья стража, стало понятно, что он больше не появится. Квинт не знал, будет ли польза, если он закроет глаза и попытается поспать стоя несколько мгновений. Он так замерз, что заснуть казалось почти невозможным. Но стоило ему задремать, как холодный порыв ветра проникал под плащ и заставлял проснуться. Вино помогало, но вскоре оно закончилось. Некоторое время друзья обменивались грязными шутками, но вскоре и они иссякли. Рутил начал тихо рассказывать, как много его связывает с Севером, какими похожими они оказались. Квинт все еще злился на Рутила, поэтому грубо ответил, что его это не интересует, и стал вспоминать о теплой постели в своей спальне дома, но рассердился еще сильнее. Не принесли удовлетворения и мысли о возможной завтрашней битве.
К несчастью, позиция Мацерио оказалась совсем рядом, и светловолосый солдат постоянно делал непристойные жесты или плевал в сторону Квинта. Тот старался не обращать на него внимания, но это давалось ему с трудом. Когда прошло несколько часов, настроение у юноши совсем испортилось. У него онемело лицо, он практически не чувствовал ног от того места, где заканчивался плащ. Квинт притоптывал ногами – так было немного легче – и старался не смотреть на огни костров у себя за спиной, чтобы не испортить ночное зрение, но даже мысль о тепле огня вызывала раздражение. Он шагал взад и вперед с застывшей гримасой на лице, не сводя взгляда с вражеского лагеря.
Первые вспышки света поначалу не привлекли его внимания. Но потом Квинт удивленно заморгал. Неужели загорелась палатка? Такое иногда случалось. Однако сияние становилось все ярче, и он понял, что ошибся. Никакой огонь не может распространяться так быстро… Гадес, что происходит?
– Рутил? Ты видишь?
– Боги, даже помочиться уже нельзя спокойно?
Товарищ оглянулся через плечо, и его глаза широко раскрылись. Он проглотил проклятие и поспешно подошел к Квинту.
– Как ты думаешь, что это?
– Солдаты готовятся к маршу, – ответил Квинт, который, наконец, все понял. – Они одновременно зажгли факелы.
Вокруг раздавались взволнованные голоса других часовых. Никто не ожидал такого поворота событий. Римляне никогда не нападали ночью и не предполагали, что противник на это способен.
– Ублюдки не стали дожидаться утра! – закричал Рутил. – Я за Кораксом.
С растущей тревогой Квинт наблюдал, как увеличивается в размерах освещенная часть земли перед лагерем противника. «Там тысячи солдат, – подумал он. – Неужели выступит вся армия? Или только ее часть?» Начнется ли атака прямо сейчас? Они могут прорваться. Четыре тысячи солдат, защищающих перевал, подобны тонкому слою мягкого сыра, размазанному по большому куску хлеба. Если карфагеняне будут двигаться быстро, Фабий вместе с остальной частью армии не успеет прийти к ним на помощь. В лучшем случае римляне будут отброшены, в худшем – уничтожены. Страх обрушился на Квинта. Во время сражения у Тразименского озера он не сомневался, что погибнет. Когда факелы начали двигаться вперед, юноша вздохнул почти с облегчением. Скоро за ним придет смерть.
– Хитрые собаки гугги, – прорычал Коракс.
Квинт обрадовался, увидев центуриона.
– Да, командир. Рутил отправился за тобой, как только мы увидели огни.
– Они уже двинулись вперед.
К горлу Квинта подкатила тошнота, но тут он увидел, что факелы направляются в другую сторону, и повернул голову, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте.
– Седловина. Они идут к седловине, командир! – Правый склон горы был не таким обрывистым. Квинт это видел раньше, когда они только занимали позицию. – Подъем с равнины на гребень горы к следующей вершине на севере не так уж и труден.
– Да, я знаю. Там они рассчитывают найти тропу через Апеннины. Получается, они хотят зайти к нам с фланга? – Коракс рассмеялся. – Глупец Ганнибал неправильно оценил расстояние. Если мы выступим прямо сейчас, успеем преодолеть ближайшую вершину, а потом опередить его войска. Имея преимущество в высоте, мы сможем без труда контролировать перевал. Передай всем. Я хочу, чтобы пятерки собрались на берегу реки. Быстро! Я скоро вернусь.
– Слушаюсь, командир!
У Квинта отчаянно забилось в груди сердце. Усталость исчезла; даже холод его больше не беспокоил. Они с Рутилом начали собирать стоявших на посту велитов и рассылать через них приказы легионерам. Когда вернулись Коракс с Пуллоном и другими центурионами, солдаты уже разобрались по манипулам. Коракс едва заметно одобрительно кивнул Квинту и перевел взгляд на легионеров.
– Вы видели, что происходит, парни. Ганнибал думает, что он очень умен. Он решил, что мы спим! Ну, его людей ждет впечатляющий сюрприз. Когда они подойдут к перевалу, их там будем ждать мы. Верно?
– ДА, КОМАНДИР!
– Фабий на нас рассчитывает. Рим ждет, что мы отбросим гуггов назад. Если они не сумеют выйти из долины, эти мешки с дерьмом будут голодать. И тогда мы их поимеем!
Солдаты начали скандировать:
– РИМ! РИМ!
Квинт вспомнил слова о том, как можно лягнуть армию в брюхо. «Все это просто замечательно, – с горечью подумал он, – но если мы встанем на пути армии Ганнибала, тем не останется ничего другого, как снова грабить земли вокруг Капуи…» А там находился его дом. До сих пор территории к востоку от Апеннин избежали вражеских налетов. Очевидно, теперь настанет их черед. Однако Квинт испытывал чувство вины из-за этих мыслей. Сейчас пришло время сражаться, а не размышлять о безопасности родных земель.
– Креспо, Рутил. – Коракс и остальные центурионы собрали командиров десяток и пятерок. – Вы способны двигаться быстрее, чем гастаты и принципы. Вы выдвинетесь вперед. Неситесь, как ветер. Я хочу, чтобы вы оказались там раньше гуггов – любой ценой. И устройте им встречу, которой они никогда не забудут. Все понятно?
– Да, командир, – ответил Квинт, чувствуя, как сердце быстрее забилось у него в груди.
Остальные солдаты согласно зашумели.
– Это прекрасная возможность доказать, что ты не такой глупец, как я думаю, – бросил Коракс, свирепо глядя на Рутила.
– Я тебя не разочарую, командир, – воскликнул он.
– Так чего вы ждете? – рявкнул Коракс. – Вперед!
Они поспешили к своим товарищам, и Квинт быстро объяснил им, что нужно делать.
– Помолимся Меркурию, чтобы помог нам поскорее взобраться наверх. Нам нужно более всего тревожиться о вывихнутой лодыжке – во всяком случае, сейчас. – Многие усмехнулись, но Квинт не улыбался и проигнорировал ухмылку Мацерио. – Я серьезно. Смотрите под ноги. Если кто-то из вас упадет, то сможет рассчитывать только на себя. Я хочу, чтобы все здоровые солдаты были готовы драться за седловину, как только мы там окажемся. – Велиты помрачнели, но кивнули. Квинт посмотрел на Рутила. – Все готовы?
– Я бы уже был на полпути к вершине, если бы ты столько не болтал.
– Ты полон дерьма!
– И тебе это нравится. Встретимся наверху.
Рутил горел желанием вернуть расположение Коракса, а потому спрыгнул в реку, держа в руках щит и копья. Остальные последовали за ним.
– Мы не можем им позволить нас опередить! – закричал Квинт. – За мной!
Он помчался за Рутилом, выбросив из головы все посторонние мысли. Теперь юноша думал только о том, чтобы добраться до вершины и остановить карфагенян. К счастью, Волтурн был здесь глубиной всего до колена. И, тем не менее, холод, идущий от воды, обрушился на него, как удар в лицо. Квинт мчался к противоположному берегу, не обращая внимания на то, что сандалии скользят на мокрых камнях, устилавших дно реки. Вскоре он оказался на другом берегу, где росла мокрая трава.
Они изо всех сил побежали по плоскому участку, довольно скоро догнали солдат Рутила и принялись обмениваться оскорблениями, хвастаясь, что окажутся наверху первыми. Несмотря на волнение, Квинт улыбнулся. Шутки свидетельствовали о том, что боевой дух солдат высок. Постепенно склон начал подниматься, вместо травы появились небольшие деревья, кусты и крупные камни. Теперь им приходилось пробираться сквозь кустарник или залезать на огромные валуны. В небе повисла оранжево-желтая полная луна, рядом сверкали бесчисленные звезды.
Даже шагать по такой местности было рискованно, а при такой спешке со всех сторон сыпались проклятья, велиты спотыкались, колючки рвали кожу. То и дело кто-то падал – Квинт не видел, кто, – но они не могли останавливаться, чтобы оказать помощь. Оставалось надеяться, что упавшие не получили серьезных повреждений. На перевале значение будет иметь каждое копье.
Когда они оказались наверху, Квинт обнаружил, что у него разбита голень, а руку украсила длинная кровоточащая царапина. Слева и справа появлялись задыхающиеся велиты. Однако все внимание Квинта было сосредоточено на массе вражеских солдат, поднимавшихся вверх по склону.
– Клянусь членом Юпитера, они быстро приближаются, – выругался он.
Рядом возник Рутил.
– Будет совсем непросто опередить их и оказаться первыми на седловине.
– Проклятье, мы должны!
Квинт оглянулся назад и с облегчением увидел, что темные фигуры легионеров отстают от них всего на пару сотен шагов. Схватка только начнется, а легионеры почти сразу подоспеют на помощь.
– Пойдемте, парни! – закричал он, не позволяя страху взять верх.
Рутил помчался вперед, не уступая в скорости бега товарищу. Однако Квинт был полон решимости не отстать. Они бежали рядом вниз по склону, рассчитывая, что их соратники следуют за ними. Потом Квинт пожалел, что не оглядывался назад. Они были уже на половине пути, когда кто-то сильно толкнул его в спину. Квинт полетел вперед и потерял равновесие. Он увидел звезды, спину Рутила, пылающие факелы, а потом землю, ударился головой о камень и потерял сознание.
Юноша пришел в себя, когда кто-то начал бить его по щекам. Возникла ослепляющая боль над левым глазом, и Квинт застонал.
– Он жив.
– Ты можешь встать? – Голос был тихим и напряженным.
– Думаю, да.
Сильные руки подняли его на ноги. Квинт был благодарен, что его не заставили двигаться сразу. У него дрожали колени, и он с трудом удерживал равновесие. Странно, но ему показалось, что он слышит блеянье овец.
– Тебе повезло, что один из парней тебя увидел, – сказал крупный гастат. – Проклятье, что с тобой случилось? Ты споткнулся?
Мацерио. Должно быть, именно он его толкнул, возникло в голове Квинта невнятное подозрение, но он знал, что нельзя обвинять товарищей без всяких на то оснований.
– Да, наверное.
– Ты можешь сражаться?
Квинт поднял дрожащую руку к голове и осторожно ощупал лицо. Его пальцы сразу стали влажными от крови. Он вытер руку о тунику.
– Конечно, могу.
Юноша посмотрел вниз и понял, почему слышит блеяние. Сотни и сотни объятых ужасом овец бежали через седловину. От их голов исходил странный свет.
– Умно придумано, верно? – проворчал гастат. – Они привязали факелы к рогам. Издалека создавалось впечатление, что это два человека с факелами в руках.
Квинт вытаращил глаза. Вдоль стада мелькали вражеские воины, вооруженные лишь копьями. У подножия холма собирались римляне, скорее всего, велиты, которые метали дротики в карфагенян.
– Они заманили нас на склон, – глупо пробормотал Квинт. – Как мы не поняли?
– Ваши парни все поняли, – мрачно сказал гастат. – Они начали кричать, но мы ничего не смогли услышать. Центурионы приказали нам продолжать движение. На вершине мы оказались в тесноте, как соленая рыба в бочке. Даже после того, как мы получили приказ вернуться к реке, прошло очень много времени, прежде чем удалось повернуть легионеров. И тогда нас атаковал второй вражеский отряд – они метали в нас дротики и камни из пращей. Разразился настоящий хаос… – Он горько рассмеялся. – Они знали, что мы бросимся на седловину как возбужденные дети.
– И что происходит сейчас? – спросил Квинт, чувствуя, как его охватывает ужас.
– Идет сражение сразу в двух местах: здесь и по другую сторону вершины. А все проклятое войско Ганнибала марширует через проход в долине. Даже если бы мы успели перебраться на другой берег реки, мы бы опоздали.
– У него с самого начала был такой план, – пробормотал Квинт.
– Нам следует отдать должное ублюдку гугге, он очень умен, – признал гастат.
– Однажды удача его покинет. – Квинт постарался скрыть облегчение – теперь Кампания больше не пострадает от карфагенян. – Фабий его прикончит.
– Или Минуций, что более вероятно, – возразил гастат.
«Значит, не только Рутил считает, что Фабий ведет себя слишком осторожно», – подумал Квинт. Но ему самому больше нравился Фабий – потому что Флакк был высокомерным глупцом. Юноша опасался, что Минуций недалеко от него ушел.
– Один из них добьется своего, – дипломатично сказал Квинт.
– На все воля богов. Пожалуй, нам следует им помочь. – Гастат подтолкнул его в плечо. – Спускайся вниз, но не спеши. Наверное, у тебя перед глазами все еще сверкают звезды. Пара дротиков едва ли изменят соотношение сил. – Он цинично рассмеялся и отошел в сторону.
Квинт благодарно кивнул и присел отдохнуть на большой камень, чувствуя, как отчаянно болит голова. Схватка внизу становилась все более ожесточенной. Овцы продолжали скапливаться на седловине. «Неужели фокусам Ганнибала не будет конца?» – подумал Квинт. Похоже, карфагенянин неистощим на выдумки. И все же это не Требия и не Тразименское озеро. Да, у римлян будут потери, но не такие катастрофические, как в тех сражениях. Они не потерпели поражение, просто Ганнибал сумел их обмануть. Пострадала гордость римлян, но не армия.
Далеко внизу светловолосый мужчина метнул дротик во врага. Это был Мацерио. «Мне следует быть осторожнее», – подумал Квинт. Судьба снова ему улыбнулась. Наверное, Мацерио решил, что падение убило Квинта, или рядом с ним появился кто-то и помешал мерзавцу довести дело до конца. В любом случае, ему сильно повезло. Очень скоро юноша понял, что ситуация еще сложнее.
Спускаясь вниз по склону, он нашел тело Рутила. Уже сам факт гибели друга огорчил Квинта, но, когда он увидел, что тот получил смертельное ранение в спину, его кровь закипела от ярости. Рутил никогда не был трусом. Враг не мог нанести ему такого удара. В подобных схватках солдаты получали удары в грудь или в бок. Нет, это Мацерио напал на Рутила после того, как столкнул Квинта вниз. Трусливое, подлое деяние, но Квинт ничего не мог доказать. Где же этот подлый ублюдок? Юноша не знал, хватит ли ему сил для мести, но гибель друга заставила его снова искать Мацерио. Однако он нигде не видел светловолосого велита.
Квинт заставил себя успокоиться, понимая, что ему лучше всего сделать вид, будто ничего не произошло – пусть Мацерио думает, что ему все сошло с рук. Но в следующий раз Квинт будет готов. И тогда умрет Мацерио, а не он.
К северу от Капуи
Аврелия поняла, что наступил рассвет. Она проснулась уже много часов назад – если вообще спала, – и вот уже некоторое время чувствовала, как в ее закрытые веки бьет свет. Но ей не хотелось открывать глаза. Если она так поступит, ей придется признать, что настал день ее свадьбы. Девушка неподвижно лежала в кровати, прерывисто дышала и старалась думать о чем угодно, только не о предстоящей церемонии. Так она могла сделать вид, что к концу дня она и Луций не станут мужем и женой. И что она никогда больше не увидит Ганнона. При мыслях о нем на глаза у Аврелии вновь навернулись слезы. Перед его нежданным ночным появлением на ферме девушка уже почти смирилась с предстоящей свадьбой. Но после той встречи принадлежать другому мужчине казалось ей невозможным. Почти все время днем, а иногда и ночью Аврелия думала о Ганноне.
Приготовления к свадьбе – примерки свадебного платья и оранжевой вуали, составление списка гостей – все прошло как в тумане. И всякий раз, заставляя себя сосредоточиться на реальных вещах, Аврелия говорила себе, что она готовится выйти замуж за Ганнона, а не за Луция. Однако вчера ее попытки потерпели окончательное крушение. В сопровождении матери, Марциала и большой группы рабов девушка отправилась на север от Капуи, в дом одного из родственников Луция.
Из-за опасности появления карфагенских солдат было решено не устраивать свадьбу на их вилле, как требовала традиция. Таким образом, церемония должна была состояться в доме, где Аврелия никогда прежде не бывала. Всю ночь она гнала от себя правду, но больше не могла обманываться. Девушка пыталась проклинать Ганнона за то, что он появился в ее жизни, что ее сердце открылось для любви, – но не могла. «Пусть боги хранят тебя, где бы ты ни находился», – молилась она.
– Госпожа? – У ее двери стояла Элира. – Ты проснулась?
«Итак, начинается», – с тоской подумала Аврелия.
– Да, входи.
Дверь распахнулась, и в спальню проскользнула улыбающаяся Элира.
– Ты хорошо спала?
Аврелия хотела было соврать, но иллирийка заметила ее настроение.
– Мелито хороший человек, добрый. Он подарит тебе много детей.
Не имело никакого смысла пытаться что-то ей объяснить.
Читать бесплатно другие книги:
