Ганнибал. Кровавые поля Кейн Бен
– Я бы не хотел напоминать тебе, но есть одна проблема с твоим зятем, – пробормотал грек.
– Это меня не касается, – резко сказал Калавий.
– Не совсем так. Будет выглядеть не лучшим образом, если выяснится, что зять одного из самых прославленных магистратов Капуи – выродок, игрок, промотавший семейное состояние. Человек, который все свое время проводит в самых отвратительных тавернах и публичных домах?.. Твои шансы на переизбрание заметно упадут.
– Будь ты проклят, грек!
– Ты не оставляешь мне выбора. Я имею полное право обратиться в суд для взыскания долгов, – запротестовал Фанес.
– Но ты все равно останешься паразитом и кровососом! – Калавий тяжело вздохнул. – Какова цена твоего молчания относительно моего зятя?
– В качестве жеста доброй воли я спишу все его долги, и никогда мои губы не произнесут его имя. А в ответ я не попрошу у тебя даже драхмы. Как я уже говорил, мне нужно лишь, чтобы судьи одобрили список владений, которые я собираюсь получить.
– Сначала я хочу увидеть список, – сказал Калавий.
– К концу дня его доставят вам домой.
– Тогда наши дела закончены. Я больше не получаю удовольствия от твоего вина. – Калавий встал и ушел.
Ганнон почувствовал, что Фанес смотрит на него, и продолжал дышать спокойно и размеренно. Вскоре грек встал и удалился. Когда прошло еще некоторое время, юноша решил перейти в кальдарий. Здесь было гораздо больше людей, чем в тепидарии, а воздух был горячим и влажным. Почти дюжина мужчин расслаблялась в бассейне, среди них Ганнон заметил Калавия и высокого аристократа; остальные намазали тела маслом и скребли стигилями кожу. Некоторые лежали лицом вниз на каменных скамьях, и рабы делали им массаж.
Однако Ганнон почувствовал разочарование, нигде не обнаружив Фанеса. Затем он услышал женский голос, доносившийся из расположенных сбоку кабинок, и вспомнил об услугах, которые ему предлагали при входе. Он решил рискнуть, предположив, что грек находится в одной из таких кабинок. Но юноша понимал, что, если он последует за Фанесом слишком быстро, это вызовет подозрения, поэтому Ганнон забрался в бассейн, стараясь никому не смотреть в глаза.
После долгих дней без мытья горячая вода оказалась настоящим благословением. Ему хотелось погрузиться до самого подбородка, но он помнил о нашейной повязке, которую не следовало мочить, поэтому держался руками за край бассейна. Здесь также все говорили о войне: о том, в каком легионе служил сын одного мужчины; как Фабий трусит и не хочет устраивать решительное сражение с Ганнибалом и как чудесно, что войско Карфагена снова направилось на восток; как беженцы продолжают прибывать в Капую и город уже переполнен; и так далее. Ганнон находился слишком далеко, чтобы подслушать беседу Калавия с третьим мужчиной, но он не слышал упоминания имен Атии и Аврелии. «Терпение», – подумал юноша. Если его план удастся осуществить, то Фанес расскажет ему, где они живут. Вскоре один из его соседей дружелюбно спросил о нашейной повязке. Объяснение было принято без дальнейших вопросов, но Ганнон почти сразу после этого двинулся дальше, ему совсем не хотелось вступать в беседу. Он закончил мыться, вытерся простыней и отправился за своей одеждой – он должен был оказаться на улице раньше грека.
Двое громил все еще стояли возле входа в бани. Они занимали идеальное место для наблюдения за входом в баню, поэтому Ганнону пришлось сесть в открытой таверне, находившейся неподалеку. Он без особого аппетита ел безвкусную кашу, которая называлась «мясной похлебкой», продолжая бросать внимательные взгляды в сторону бани. Постепенно его стали охватывать сомнения – быть может, лучше уйти и начать самостоятельные поиски Аврелии. Довольно скоро он принял решение. В его нынешнем положении было глупо думать об осторожности. Уже сама поездка в Капую являлась чистым безумием. А теперь, когда он оказался здесь, у него появился реальный шанс отыскать Аврелию при помощи Фанеса, на лучшее он едва ли мог рассчитывать, блуждая по улицам без всякого смысла.
Когда грек вышел из бани, Ганнон, к своему огромному разочарованию, обнаружил, что двое громил – его телохранители. Ну почему они оказались его телохранителями? План допроса становился безнадежным. Бросив мрачный взгляд на хозяина таверны, Ганнон расплатился и последовал за Фанесом и его охраной. И вскоре понял, что ростовщик обходит своих должников. Реакция всех владельцев лавок была одинаковой: удивление и смятение. Однако у них не получалось избежать встречи с Фанесом или закрыть заведения. Его спутники знали свое дело – они засовывали ноги в дверные проемы или хватали несчастных за шиворот и припирали к стене. Открыто, не обращая внимания на проходивших мимо людей. Все надежды Ганнона на то, что ему каким-то образом удастся избавиться от здоровенных парней, исчезли. Они были не только вооружены короткими дубинками, но и умело ими пользовались. Прижать Фанеса он сумеет только в том случае, если грек отошлет своих подручных прочь. Погрустневший Ганнон еще час следовал за этой троицей.
К этому моменту карфагенянин уже перестал соблюдать прежнюю осторожность. На менее шумной улице он едва не натолкнулся на громил Фанеса, когда заметил отсутствие грека. Юноша поспешно изобразил интерес к скобяным изделиям, выставленным возле магазина, и, повинуясь импульсу, купил небольшой, но острый нож. Когда Ганнон обернулся, взгляды телохранителей были прикованы к лестнице, ведущей в храм, что позволило ему понять, где Фанес. Спрятав нож под туникой, карфагенянин прошел мимо громил. Лестница, ведущая в храм, была забита людьми. Прорицатели предсказывали будущее; здесь продавали куриц для жертвоприношений, светильники и побрякушки, которые оставляли в храме в качестве дара богам.
Ганнон купил крошечную глиняную амфору, чтобы не отличаться от других; теперь всякий, кто взглянул бы на него, принял бы его за обычного посетителя храма. Наверху шесть мощных колонн с каннелюрами[13] поддерживали треугольный, богато отделанный портик. В центре стояла раскрашенная фигура крылатой женщины со скипетром в руках. С двух сторон к ней направлялись моряки на кораблях с протянутыми в мольбе руками. «Фортуна», – подумал Ганнон. Ростовщики молятся Фортуне, чтобы она даровала им удачу. Это показалось ему вполне уместным.
Огромные деревянные двери обрамляли вход в целлу[14], длинную узкую комнату, главную часть храма. Там собралась группа людей, окруживших тучного бородатого жреца в специальных одеяниях. Они слушали его рассказ о намерениях Богини относительно Капуи и ее жителей. Фанеса нигде не было видно. Ганнон прошел внутрь, сохраняя полнейшее внимание и осторожность. Постепенно его глаза привыкли к царящему в храме полумраку, который разгоняли лишь редкие масляные светильники на бронзовых подставках. Стены украшали фрески с изображением Фортуны вместе с ее отцом Юпитером Максимусом Оптимусом и другими божествами; над полями спелой пшеницы высилась богиня Аннона[15]; она же наблюдала за гонкой колесниц на стадионе, пока мужчины делали ставки. Последнее изображение Злой Фортуны Ганнону не понравилось – она стояла перед входом в Гадес и наблюдала за теми, кто умерли из-за неудач и теперь проходили мимо нее с несчастными лицами. И хотя эта богиня была Ганнону чужой, он вознес к ней молитву. Юноша просил, чтобы удача не отвернулась от него – во всяком случае, пока он остается в Капуе.
В дальнем конце помещения стоял низкий алтарь. За ним возвышалась огромная статуя Фортуны, чьи губы изогнулись в таинственной улыбке. Ганнона слегка смутил ее взгляд – казалось, богиня наблюдает именно за ним обведенными черными кругами глазами, пока он пробирался вперед через толпу, но карфагенянин сказал себе, что это ему только кажется. Здесь собрались самые разные приверженцы богини – мужчины и женщины, молодые и старые. «Все нуждаются в ее помощи, – подумал Ганнон, – начиная от старой карги, которой нужны деньги, чтобы купить еды, до мужчины, увлеченного игрой в кости, и жены, неспособной забеременеть».
Фанес, склонив голову, стоял возле алтаря. Ганнон проскользнул сквозь толпу мимо его спины, благодарный стоявшей рядом женщине, громко возносившей свою молитву. Он положил амфору на алтарь и искоса посмотрел на грека, чтобы убедиться, что не ошибся. Когда юноша снова оказался у того за спиной, его сердце учащенно забилось. То, что он собирался сделать, должно произойти очень быстро, внутри целлы, – и никто ничего не должен заподозрить. Он сомневался, что кто-то может вмешаться, но если два телохранителя узнают о нападении на своего господина, ему будет не просто спасти собственную жизнь – хотя теперь у него появилось оружие. «Без паники, – подумал он, – у меня все получится. Вскоре Атии будет уже не о чем беспокоиться, а я узнаю, как найти Аврелию». Эти мысли немного его успокоили.
Он засунул руку под тунику и сжал рукоять ножа, собираясь с духом. Когда Фанес начал поворачиваться, Ганнон шагнул вперед, приподнялся на цыпочки, схватил грека за левую руку и завел ее ему за спину, одновременно коснувшись лезвием ножа поясницы.
– Продолжай поворачиваться, – прошептал он, приблизив губы к уху Фанеса. – Если кто-нибудь на тебя посмотрит, улыбнись. И не пытайся позвать на помощь, иначе я всажу в тебя нож по самую рукоять.
Фанес повиновался, но повернул голову.
– Клянусь Гадесом, кто ты такой? Чего тебе нужно?
Ганнон подтолкнул его вперед на один шаг.
– Странный вопрос для вонючего ростовщика. Могу спорить, у тебя множество врагов. Вот почему ты и нанял двух громил.
– Они с тобой разберутся, когда все закончится, – прошипел Фанес.
И тут же застонал от боли, когда Ганнон надавил на рукоять и разрезал кожу до крови.
– Закрой рот. И продолжай идти, – приказал юноша, улыбаясь старику, который вытаращил на него глаза. Он провел покорного грека вдоль стены, где было меньше людей. Возле фрески с изображением Фортуны карфагенянин остановился, словно хотел разглядеть ее получше. – Тебе знакомы Гай и Атия Фабриции?
Фанес напрягся, и сердце Ганнона радостно забилось.
– Да.
– Они должны тебе деньги.
– И очень много, – подтвердил грек.
– Их имена среди тех, что получит сегодня Калавий?
Фанес снова повернул голову, на этот раз от удивления, и Ганнон еще разок ткнул его лезвием ножа.
– Смотри вперед. И отвечай на вопрос, будь ты проклят.
– Да, они в списке.
– Нет, их там нет! – Ганнон слегка повернул клинок, и Фанес с трудом сдержал стон. – Ты исключишь их имена. Если не сделаешь этого, я выслежу тебя и порежу на маленькие кусочки. Но сначала оторву твои яйца и скормлю их тебе же. И та же судьба ждет тебя, если ты причинишь вред им или кому-то еще из их семьи. Ты понял?
– Д… да. – Грек был не только сильно напуган, но и удивлен.
Ганнон увидел, что по его лбу течет пот, и это его изрядно порадовало.
– Хорошо. Тебе знакома их дочь?
– Аврелия?
– Где она?
– Я думал, ты знаешь, – пробормотал грек. – Раз уж тебе известно все остальное.
– Говори, – приказал Ганнон.
Фанес презрительно зашипел.
– Насколько я знаю, она живет со своим мужем на его земле, на севере города. Они недавно заключили брак.
Ганнон прикрыл глаза, испытав сильное разочарование. Он не ожидал, что Аврелия так быстро выйдет замуж и что некоторые граждане Рима не боятся жить в своих поместьях. Казалось, грек почувствовал его отчаяние. Он рванул руку, высвободил запястье и, повернувшись, толкнул юношу на стену. Нож упал на пол, а Фанес согнул пальцы и попытался выколоть Ганнону глаза. Тот отшатнулся, и грек зацепил повязку, которая закрывала его шею. Карфагенянин не стал завязывать ее, и ткань легко соскользнула. Наступила мгновенная пауза; Фанес удивленно вскрикнул, и Ганнону вдруг показалось, что его шрам в форме буквы «Б» отчаянно зачесался.
– Ты беглый раб? – Голос грека прозвучал громко и пронзительно.
Игра была закончена, и Ганнон бросился к двери, расталкивая всех на своем пути.
– Остановите раба! – закричал Фанес. – Он напал на меня с ножом! Остановите его!
Мужчина средних лет встал на пути Ганнона, вытянув вперед руки, но карфагенянин издал боевой клич, мужчина передумал и отступил в сторону.
Он мчался к выходу, на ходу ударив локтем юношу, который попытался его схватить. Его еще несколько раз попытались остановить, но Ганнон успел разогнаться, проскочил мимо пожилой женщины, смотревшей на него испуганными глазами, и оказался на улице. Сзади доносился голос Фанеса, становившийся все громче. Ганнон выругался. Если телохранители грека не страдают глухотой, они будут ждать его у подножия лестницы.
Замедлив шаг, он ступил на первые ступени. Как и следовало ожидать, громилы уставились вверх с хмурыми лицами и дубинками наготове. Все остальные также смотрели в его сторону. «Я не должен вызвать ни у кого из них тревоги», – подумал Ганнон. Люди на ступеньках должны сохранять спокойствие, чтобы громилы Фанеса не бросились в атаку. С небрежной улыбкой молодой человек начал спускаться.
– Я спускаюсь к вам, – сказал он.
Телохранители с довольным видом переглянулись. «Пока все идет хорошо», – подумал Ганнон. Внутри у него все сжалось, но он перешел к решительным действиям только после того, как преодолел три четверти ступенек.
Выхватив из рук ошеломленного мальчишки плетеную корзину, полную домашней птицы, юноша швырнул ее в сторону громил Фанеса. Раздались громкие ругательства, удар, треск ломающихся прутьев, во все стороны полетели перья. Воздух наполнился тревожным кудахтаньем кур. Ганнон не стал выяснять, что произойдет дальше. Одним огромным прыжком он преодолел последние ступеньки и, нырнув в толпу, начал пробираться между прохожими, стараясь не смотреть им в лица. К облегчению Ганнона, никто не пытался его остановить. Десять шагов, двадцать, тридцать, сорок от подножия лестницы… Он перестал бежать и двинулся дальше небрежной походкой. Скоро кто-нибудь сообразит, что ищут именно его, но пока все смотрели на храм.
Тем не менее, на первом же углу Ганнон решил свернуть в переулок. Задержавшись на мгновение, он оглянулся. Фанес только появился на ступеньках лестницы. Его лицо ужасно покраснело, он выкрикивал проклятия – очевидно, его недовольство вызвали злополучные телохранители. Ганнон улыбнулся и быстро пошел вдоль переулка. Теперь ему будет достаточно оторвать кусок ткани от подола туники и закрыть шею, и он станет одним из множества людей в толпе. Однако юноша недолго радовался. Он понимал, что теперь оставаться в Капуе нельзя. Фанес не успокоится, пока его не найдут.
У него появился горький привкус во рту. Какой смысл оставаться в городе, если Аврелии здесь нет? И зачем отправляться за город на ее поиски? Теперь она стала замужней женщиной, у нее началась новая жизнь, и он никогда не сможет быть ее частью. Да и отыскать Агесандра теперь не удастся. Ему ничего не оставалось, как вернуться к своей фаланге и исполнению долга. И забыть о них. Попытаться забыть.
«Фортуна так капризна», – с грустью подумал Ганнон. Он угрожал Фанесу и сумел сбежать, но потерял последний шанс снова увидеть Аврелию. Юноша ожесточил свое сердце. Мутт был прав. На войне нет места для женщин. С этих пор он будет думать только о Карфагене и своем долге.
Однако Ганнон чувствовал, что в его душе угнездилась глубокая печаль.
Глава 12
К северу от Капуи
Аврелия смотрела на себя в бронзовое зеркало. У нее был превосходный цвет лица, и ничто не указывало на смятение, царившее в ее душе. Даже волосы, после того, как их расчесала Элира, приобрели великолепный блеск. Казалось, тело решило вести себя вопреки чувствам девушки, которая страдала от тоски и одиночества. Могла существовать и другая причина, объяснявшая происходящее, но она гнала от себя подозрения. Ей хотелось полностью погрузиться в одиночество, и в этом не было ничего удивительного. Новый дом Аврелии находился за городом, ее окружали незнакомые рабы.
Мать Луция давно уехала, а отец оказался сварливым стариком, интересовавшимся лишь управлением своими владениями. Луций, к которому она теперь относилась настороженно, тоже часто отсутствовал – интересы семьи и политические интриги вынуждали его большую часть времени проводить в Капуе. А когда он возвращался, то в основном разговаривал с отцом. Или уезжал на фермы. Они спали вместе, но их общение было скорее физическим, чем словесным. Аврелия не знала, почему так получалось. Наверное, потому, что теперь они стали мужем и женой и так устроена семейная жизнь. Он хотел только получить ребенка, ничего больше. И хотя Аврелия не любила Луция, ей не хватало внимания, которое он уделял ей прежде. Возможно, она могла изменить его отношение, но еще не была готова поделиться с ним своим секретом.
Изредка Аврелия получала холодные письма от матери, что немного улучшало ее настроение. Отец жив; он служит в легионе, который продолжает преследовать Ганнибала; от Квинта больше никаких известий не было; закончился сбор урожая оливок, и на ферме шла успешная подготовка к зиме. Вражеские войска больше не появлялись в Кампании, что позволило Атии вернуться домой вместе с Агесандром и рабами. Никаких известий от Фанеса, из чего Аврелия сделала вывод, что Атия сумела сделать очередные выплаты. Если бы не Элира, оставшаяся с нею после свадьбы, ее одиночество стало бы невыносимым.
Несмотря на то, что Аврелия была достаточно откровенна с иллирийкой, она не делилась с ней своими самыми сокровенными тайнами. Взгляд молодой женщины переместился – теперь она наблюдала за профилем Элиры, которая уверенными движениями расчесывала ее волосы, спутавшиеся после сна. Аврелия решила, что пора поговорить с Элирой, иначе та сама догадается. Больше она уже не сможет скрывать свою беременность. Сначала Аврелия сомневалась. Луций много раз занимался с нею любовью, но она почему-то была уверена, что его семя не прорастет. Она лишь выдавала желаемое за действительное. Второй месяц прошел без обычного кровотечения, и ее уверенность сменила тревога. В последние дни она стала чувствовать какое-то напряжение в животе, а по утрам ее немного тошнило. Все сомнения исчезли. Очень скоро изменения в фигуре будет невозможно скрыть, в особенности в те моменты, когда она принимает ванну. «Скоро, – подумала Аврелия. – Скоро я должна буду все рассказать Элире. И Луцию». Или можно что-то предпринять… От одной только мысли об этом она почувствовала вину, однако постоянно возвращалась к предательской идее. Аврелия не хотела причинить вред ребенку; она думала избавиться от него только потому, что еще не смирилась окончательно со своим новым положением. Она не могла признать, что является женой Луция.
Теперь женщина начала подслушивать разговоры болтавших на кухне рабов, которые обсуждали способы избавления от нежелательной беременности. Они использовали руту, но Аврелия не знала, где ее найти и какую дозу следует принять. В переулках Капуи жила старая женщина, продававшая травы и настойки, но у Аврелии не было никаких поводов отправиться в город. Ее долг состоял в том, чтобы оставаться в поместье, если только Луций не возьмет ее с собой. Прекрати, приказала она себе. Ее беременность не являлась результатом насилия или дурного обращения, и не было причин от нее избавляться. Не говоря уже о том, что это очень опасно. Однажды мать рассказала ей о рабыне, попытавшейся избавиться от беременности, – та умерла от кровотечения.
К тому же, если она потеряет ребенка, ей придется снова забеременеть. Таким будет желание Луция – да и всех остальных. Она должна как можно скорее обеспечить семью мальчиком-наследником. Аврелия вспомнила слова матери. Если она выносит ребенка, а еще лучше – родит двоих или троих, ее существование станет намного проще. Луций оставит ее в покое, и жизнь наполнится радостью – она будет иметь собственную семью. И, если Фортуна ей улыбнется, даже сможет завести любовника, который будет относиться к ней не как к племенной кобыле, а как к женщине. Так что бездействие представлялось Аврелии лучшим выбором.
Перед ее мысленным взором возник Ганнон, но она безжалостно прогнала его образ прочь. Горькая правда в том, что она больше никогда его не увидит и они не смогут провести жизнь вместе; значит, она должна принять свою судьбу. В противном случае ей предстоят бесконечные мучения, а мгновениями счастья будут лишь воспоминания… нет, это верный путь к безумию.
Значит, только к лучшему, что она ждет ребенка, теперь это часть ее работы. Аврелия незаметно потрогала рукой живот, и ее вдруг охватило возбуждение – и радость. Ей все еще не казалось возможным, что у нее внутри может расти новая жизнь. «Я выношу ребенка, – сказала себе Аврелия. – И он будет принадлежать не только Луцию, но и мне. И я стану любить и лелеять его, будь то мальчик или девочка. Таково мое назначение в жизни». Принятое решение порадовало Аврелию, потому что она приняла его сама – а ведь в ее жизни от нее зависело совсем мало.
– Ты выглядишь счастливой, госпожа, – сказала Элира.
Удивленная Аврелия постаралась сделать равнодушное лицо.
– В самом деле?
Иллирийка посмотрела на нее в зеркало.
– Да. Мне показалось, что я заметила на твоих губах улыбку, а боги знают – теперь такое случается редко.
Аврелия попыталась придумать какую-нибудь разумную ложь.
– Мне нравится, как ты расчесываешь мне волосы. И они прекрасно выглядят.
– Но обычно ты не улыбаешься, когда я это делаю.
– А сегодня я получаю удовольствие, – заявила Аврелия тоном, не терпящим возражений.
Элира приподняла брови, но промолчала.
Молодая госпожа собралась рассказать обо всем иллирийке, но тут же передумала. Слишком открытое это было место – возле ее супружеской спальни, рядом с внутренним двориком. После свадьбы Аврелия стала больше заниматься своей внешностью, а для этого требовался яркий свет, вот почему она сидела здесь на стуле. Она привыкла к взглядам рабов, а они – к ее ритуалу. Большинство даже не смотрели в ее сторону, когда проходили мимо, выполняя свои обязанности, но из этого еще не следовало, что они не станут подслушивать. Аврелия решила поговорить с Элирой позже, когда они отправятся на ежедневную прогулку к реке.
Молодая женщина так глубоко погрузилась в свои мысли, что не обратила внимания на Статилия, худого управляющего, который остановился в дверях таблинума. И только после того, как он вежливо кашлянул, подняла голову.
– Да?
– Госпожа, прибыла твоя мать.
Аврелия заморгала.
– Моя мать? – глупо переспросила она.
– Совершенно верно. – Управляющий кивнул с важным видом. – Она нанесла нам визит. Я уже послал раба, чтобы тот сообщил хозяину. – Он посмотрел на открытые двери таблинума. – Я предложил ей комнату, где она могла бы переодеться и освежиться, но твоя мать отказалась.
Все еще не до конца понимая, что происходит, Аврелия жестом показала Элире, что ей следует остановиться. Через мгновение появилась Атия. За нею поспешно шагал ее раб.
– Мама. – Хотя во время последней встречи между ними возникла неловкость, Аврелия почувствовала, что ее переполняет нежность, и она с трудом преодолела желание подбежать к Атии. Так мог бы поступить лишь ребенок. Поэтому она встала и чинно подошла к матери. – Какой сюрприз! Я так рада!
Губы Атии растянулись в улыбке, но глаза остались холодными, когда они расцеловались.
Аврелия вздрогнула. Что-то случилось.
– Ты получила известия от отца или Квинта? С ними все в порядке?
– Думаю, да. С тех пор как я писала тебе в последний раз, от них не было новых известий. – Атия поплотнее закуталась в накинутый на плечи темно-зеленый шерстяной платок. – Здесь так холодно… Как ты можешь сидеть под открытым небом в одном платье?
– Тут больше света, – объяснила Аврелия, пытаясь понять, что происходит. Зачем ее мать приехала? – Пойдем. В одной из комнат для приемов у нас подогретый пол. – Она повернулась к Элире: – Принеси теплого вина. – И к Статилию: – Позаботься о достойном обеде.
Комната для гостей была прекрасно обставлена, и все вокруг говорило о богатстве: стены, выкрашенные в красный цвет и расписанные сценами из мифов: Эней в первый раз встречает Дидону; Ромул и Рем сосут молоко волчицы. Туалетные столики из лиственных пород дерева, удобные диваны и стол из красного дерева, столешницу которого украшала изысканная резьба. С потолка свисала серебряная люстра. Аврелия ничего не замечала. Как только они оказались в комнате, она закрыла дверь. Лицо матери оставалось холодным, что вызвало у девушки тревогу.
– Я всегда рада тебя видеть, мама, но твой визит для меня – полнейшая неожиданность. Почему ты никого не прислала, чтобы меня предупредить?
– У меня не было времени. Да и как ты можешь что-то понимать, ведь ты живешь далеко от города… Дело в Фанесе.
Кровь прилила к лицу Аврелии, и ей пришлось опереться о стену, чтобы сохранить равновесие.
– Ты в порядке, дитя? – Атия тут же оказалась рядом, мигом превратившись в ее мать.
– Д-да, я в порядке. Ты что-то говорила о Фанесе…
– Я не упоминала об этом куске дерьма в письмах, потому что не видела в этом смысла. Каким-то образом мне удавалось с ним расплачиваться. И мы не встречались, что меня вполне устраивало… – Атия глубоко вздохнула и вдруг показалась Аврелии постаревшей и уязвимой.
Молодая женщина коснулась руки матери.
– Пожалуйста, продолжай.
– На прошлой неделе я отправилась в Капую, чтобы кое-что купить. Как всегда, я остановилась у Марциала. Должно быть, у Фанеса повсюду шпионы, потому что он нанес мне визит уже на следующий день. И рассказал диковинную историю – якобы в храме на него кто-то напал. – Рот Аврелии широко открылся, но ледяной взгляд матери заставил промолчать. – Когда Фанес молился, кто-то подошел к нему сзади с ножом. Однако это не было ограблением. Ему сказали, что он должен забыть о наших долгах.
– Только о наших? И речь не шла о других?
– Он упомянул только нашу семью.
Аврелией овладело недоумение.
– Но кто мог на него напасть?
– Я полагала, у тебя есть ответ на этот вопрос.
«Ганнон? – подумала Аврелия. – Нет, не может быть…»
– Агесандр?
– Нет. Он был на ферме. Все рабы готовы это подтвердить.
– Гай?
– Он бы никогда так не поступил! К тому же Гай покинул город вместе с армией. Фанес сказал, что это был раб. Они начали бороться. Ростовщику удалось сорвать с его шеи шарф, после чего несчастный сбежал. И на его шее была выжжена буква «Б». Мне известен только один раб, способный так поступить. Но, насколько мне известно, у Ганнона нет такой отметки. – Атия вгляделась в лицо Аврелии.
Однако той удалось сохранить невозмутимость.
– Нет, у него такой отметки нет. И как это мог быть он? – воскликнула Аврелия, чувствуя, как боль сжимает ее сердце.
Должно быть, он вернулся, чтобы меня найти! Поэтому у него и появился тот ужасный шрам… Почему он не рассказал мне, что с ним произошло?
– Я не знаю, дитя. Армия Ганнибала в то время находилась совсем недалеко, – резко ответила Атия. – И какой другой раб мог напасть на Фанеса, чтобы защитить нас?
– Понятия не имею. – «Наверное, это был Ганнон, – подумала Аврелия. – Никто другой не способен на такой поступок». Ее сердце замерло от радости, а в голове появилась безумная мысль отправиться в Капую, чтобы отыскать Ганнона. Однако несчастное выражение лица матери быстро развеяло ее радость. – Что еще сказал Фанес?
– Что не позволит себя запугивать. Фанес рассмеялся и сказал, что его телохранители с легкостью разберутся с каким-то там беглым рабом. После чего он удвоил платежи и сказал, что больше не допустит никаких задержек. Когда я начала протестовать, он помахал у меня перед носом долговым соглашением. Мы пропустили так много месячных платежей, что он может требовать с нас любые суммы.
– Но ты не можешь столько заплатить! – с ужасом вскричала Аврелия.
– У меня было три дня на то, чтобы найти деньги, – тяжело вздохнула Атия. – И мне ничего не оставалось, как продать часть поместья.
– Нет!
– У меня не было выбора, дитя. Или так, или Фанес отправится в суд и получит все наши владения. Но и в этом случае я не смогу заплатить деньги в следующий раз, не продав еще один кусок земли. Я написала твоему отцу, но сомневаюсь, что тот сможет чем-то помочь. Как и Марциал. Он едва не разорился сам, когда дал нам денег взаймы.
Перед Аврелией разверзлась бездна отчаяния.
«Что ты наделал, Ганнон? – мысленно воскликнула она. – Вместо того, чтобы помочь, ты только все испортил!»
– Что ты собираешься делать?
Атия беспомощно пожала плечами.
– Продавать ферму по частям. Я постараюсь получить наилучшую цену, хотя сейчас не так много желающих купить землю. Возможно, мне удастся сохранить хотя бы часть наших владений до тех пор, когда твой отец сможет расплатиться с Фанесом.
– Но должен же быть другой выход!
– Мы можем молиться, – ответила Атия. – Молиться о том, чтобы молния ударила в этого подлого ублюдка, прежде чем мы будем разорены. Могу поклясться, он способен высосать последнюю каплю крови из трупа.
– Я могу поговорить с Луцием, – повинуясь импульсу, предложила Аврелия.
– Я не стану даже слушать тебя. Позорно уже одно то, что наша семья разорена. Просить о помощи недостойно.
– Но это определенно лучше, чем потерять ферму?
– Нет, ты ошибаешься. Твой отец завоюет славу и сможет восстановить наше состояние.
– Откуда ты можешь знать? А если его убьют? Что тогда будет с тобой? – Аврелия ожидала, что мать отвесит ей пощечину, но Атия выглядела так, словно ударили ее. Только сейчас Аврелия поняла, за каким хрупким фасадом пряталась ее мать от мира и как легко живется ей самой, ведь ее муж не ушел на войну. – Я сожалею, – прошептала она. – Мне не следовало это говорить.
– Да, не следовало. – У Атии дрожал голос. – Боги защитят Фабриция, как защищали прежде. И Квинта. Я в это верю.
– Как и я, – сказала Аврелия, стараясь, чтобы ее голос прозвучал уверенно.
Она могла помочь отцу и брату только молитвами, но с Фанесом надо что-то сделать. В ее сознании появились первые ростки дерзкого плана. Атия не может помешать ей обратиться к Луцию за помощью. Да и момент наступил подходящий. Луций очень обрадуется, когда она расскажет ему о беременности. Возможно, он будет настолько счастлив, что согласится оказать давление на ростовщика? Аврелия не знала наверняка, но решила, что должна предпринять какие-то шаги, чтобы защитить свою семью. «Как жаль, что Ганнон не убил Фанеса», – яростно подумала она. Однако убийство ростовщика грозило бы ему смертельной опасностью. Несмотря на тяжелые последствия его действий, Аврелия ликовала, что Ганнон сумел сбежать. «О, боги, сохраните ему жизнь!» – взмолилась она.
Появилась Элира и принесла вина. Как только она его разлила, Аврелия сразу ее отпустила. Кому, как не матери, рассказать о беременности? Молодая женщина знала, что настроение у Атии сразу поднимется.
– У меня для тебя хорошая новость, – сказала Аврелия, внезапно почувствовав смущение. – Хорошая новость, для разнообразия.
– У тебя будет ребенок! – моментально сообразила Атия.
– Как ты догадалась? – поразилась Аврелия.
– Материнская интуиция, – наконец-то Атия тепло улыбнулась дочери. – Сколько месяцев у тебя задержка?
– Думаю, два.
– Значит, самое начало. Тебе следует быть осторожной. Очень многое может произойти в первые три или четыре месяца. Женщины часто теряют ребенка в этот период. – На лице Аврелии появился страх, и Атия взяла ее за руку. – Мы будем просить богов и богинь, чтобы они тебя оберегали! Ты сообщила замечательную новость, дитя мое. А Луций знает?
– Пока нет.
– Когда ты собираешься ему рассказать?
– Скоро. А сейчас я хочу, чтобы это оставалось нашим секретом, – сказала Аврелия и подмигнула матери.
Она поговорит с мужем только после того, как ее мать уедет. Более того, дождется момента, когда они с Луцием окажутся в постели. Может быть, Элира даст ей совет, как доставить ему удовольствие? Щеки Аврелии порозовели от неприличных мыслей, но решимость не ослабела. Она сказала себе, что сделает все, чтобы помочь своей семье. Аврелия не знала деталей, но не раз слышала, как разговаривали и смеялись Квинт и Гай, и понимала, что родить ребенка Луцию – не единственный способ доставить ему удовольствие. Оставалось надеяться, что ее неожиданная готовность не вызовет у него подозрений.
Прошло меньше недели, когда у Аврелии появилась подходящая возможность. Атия прожила в гостях всего несколько дней, а потом сказала, что ей необходимо вернуться в поместье. Однако за это время их отношения заметно улучшились, и в результате прощание получилось теплым. Еще через день Луций возвратился из Неаполя и привез Аврелии редкий подарок – золотое ожерелье, украшенное рубинами. Подарок ей очень понравился, в особенности из-за того, что он давал возможность соблазнить мужа в знак благодарности. Настроение Луция сразу улучшилось от такого сердечного приема, она устроила для него роскошный обед, после которого увлекла в постель. Когда они оказались в спальне, Аврелии очень пригодилось мужество, которое у нее появилось после того, как она выпила за обедом кубок вина. Когда Луций попытался овладеть ею сверху, как обычно, она ловко повернулась и уложила его на спину. Прежде чем он успел что-то сказать, Аврелия начала целовать его грудь и живот, а ее руки заскользили по бедрам и паху. Он удивился еще больше, когда ее рот оказался внизу, там, где не бывал никогда. Однако Луций не стал ее останавливать. Когда с губ Луция начали слетать тихие стоны, а пальцы сдавили плечи Аврелии, она поняла, что совет Элиры был очень удачным.
Потом Луций ее обнял, что само по себе бывало очень редко. Аврелия прижалась к нему, обрадованная тем, что ей удалось доставить мужу удовольствие. Однако она совершенно сознательно помалкивала.
– Какая замечательная встреча, – пробормотал он.
– Я скучала по тебе.
– Очевидно, – насмешливо сказал он.
Наступило молчание, но никогда прежде оно не было таким уютным. Луций нежно гладил ее волосы, чего тоже не делал раньше. «Быть может, – подумала Аврелия, – пришло время рассказать ему о беременности». Но успех придал ей смелости, и она решила последовать еще одному совету Элиры. Через некоторое время ее рука вновь скользнула вниз. После нескольких прикосновений она почувствовала, как Луций снова напрягся.
– Боги, сегодня ты полна желания!
Аврелию охватила паника, но она продолжала работать пальцами.
– Я скучала по тебе. Ведь это разрешено, муж мой? И мне понравилось новое ожерелье. К тому же мое поведение тебя вдохновило, муж мой.
Он рассмеялся, лег на спину и закрыл глаза. Именно такой возможности Аврелия и ждала. Если бы Луций смотрел на нее, ей было бы гораздо труднее взобраться на него и позволить войти в себя. Однако в тот момент, когда она это сделала, его глаза открылись.
– Что ты делаешь?
Вместо ответа Аврелия начала двигать бедрами, как ей посоветовала Элира. К ее удивлению, ей самой это очень понравилось – больше, чем все, что она когда-либо делала раньше. Ее удовольствие только усилилось, когда она представила, что смотрит на Ганнона. На мгновение Аврелия почувствовала укол вины, но ощущения были такими невероятными, что она сумела выбросить все мысли из головы.
– Аврелия?..
– Я пытаюсь доставить тебе удовольствие, – прошептала она. – Или мне остановиться?
В ответ Луций лишь тихонько застонал.
– Нет, – кажется, он произнес именно это слово.
Аврелия почувствовала уверенность и нашла нужный ритм; она раскачивалась взад и вперед, а Луций извивался под нею от удовольствия. Когда его руки коснулись ее ягодиц, она позволила ему выбирать скорость совместных движений.
Довольно скоро Луций закончил. На этот раз все произошло намного более шумно, чем обычно. Аврелия ощутила глубокое удовлетворение, когда скатилась с него, ведь она сама получила удовольствие. Но насколько оно было бы сильнее, если бы на месте Луция оказался Ганнон…
– Где ты этому научилась? – спросил он, врываясь в ее фантазии.
– Моя мать дала мне кое-какие советы, – солгала Аврелия, понимая, что Луций никогда не осмелится заговорить об этом с Атией.
Луций сонно улыбнулся.
– Тогда я у нее в долгу.
– А я в долгу у тебя.
Он приподнял брови.
– Почему?
Она положила подбородок ему на грудь и посмотрела в глаза.
– Ты будешь отцом.
Луций недоуменно посмотрел на нее, а в следующее мгновение в его глазах запылала неукротимая радость.
– Ты беременна?
Аврелия кивнула и удовлетворенно улыбнулась.
– Всего два месяца, но я подумала, что тебе следует знать.
– Да славятся Церера и Теллус – какая замечательная новость!
Аврелия рассмеялась, когда он коснулся ее живота.
– Пока я ничего не чувствую.
– Но тогда как ты можешь быть уверена?
– Я пропустила два цикла. К тому же женщины знают такие вещи.
– Ты рассказала матери, когда она была здесь?
– Конечно, но, кроме нее, об этом знаешь только ты.
Он прижал ее к себе, но тут же отстранился, опасаясь причинить ей вред. Однако Аврелия снова прижалась к нему.
– Ты не можешь причинить вред ребенку!
Он глупо и робко улыбнулся, и его лицо вдруг стало очень юным.
– Давай не будем никому ничего рассказывать до тех пор, пока не станет заметно. Пусть это будет нашей тайной.
И Луций погрузился в лирическое настроение, стал говорить, каким гордым отцом он будет, перебирал мужские имена и рассказывал про игры, которым научит сына.
Аврелия периодически присоединялась к нему, во всем соглашаясь. Она вознесла безмолвную молитву богам, чтобы у нее родился мальчик. Второй ребенок может быть девочкой. Но первый – и на то было множество причин – должен быть мальчиком. Когда Луций замолчал, она поцеловала его в губы.
– Ты будешь отличным отцом.
– А ты подаришь мне сильного сына!
«Что же, нужно ковать железо, пока горячо», – подумала Аврелия.
– Как жаль, что моя мать не смогла в полной мере насладиться замечательной новостью…
– Я не понимаю. Ведь ее визит прошел успешно, разве нет?