Будь со мной Петерсон Элис
– До того, как в моей жизни появилась моя красавица Пандора, я нечасто выходил из дома. Боль лишает удовольствия любое занятие, и, признаюсь честно, я потерял веру. Но недавно я снова начал ходить в церковь, – сказал он. Его голос дрожал от переполнявших его эмоций.
Через несколько минут фотограф сделал снимок Пандоры и Тревора с целой толпой людей, окруживших их. Это было похоже на воссоединение большой семьи: Пандора снова встретилась со своими заводчиком, наставником и тренером.
Следующими были Дженни и Капитан.
Когда она поведала историю своей жизни, многие в зале не могли поверить, что она провела двадцать два года в больнице.
– Капитан с особой тщательностью подбирает для меня наряды. У него потрясающее чувство стиля, вплоть до цветовых сочетаний моего нижнего белья. – В зале послышался смех. – Когда Капитана ещё не было рядом со мной, и моя сиделка брала меня на прогулку, никто не смотрел мне в глаза. Уверена, они думали «У этой старушки не все дома!» – Дженни улыбалась, но все понимали, какая тоска таится за этими словами. И как сложно ей было без такого друга, как Капитан. – А теперь люди снова видят во мне полноценного человека…
Она не договорила до конца: из её глаз потекли слёзы, накопившиеся за годы боли и разочарований. Весь зал стоя подбадривал её аплодисментами.
– Болезнь сделала мой мир таким маленьким. Но благодаря Капитану горизонты снова расширились.
Следующим по очереди был Том. Стюарт держал для него микрофон.
– Лео стал талисманом курса, – произнёс Том на одном дыхании. Его речь заметно улучшилась. – Мои… друзья… часто спрашивают… могут ли они… одолжить его на день!
Тикет заёрзал на своём месте, когда на сцену поднялась Алекс, опирающаяся на трость. Она взволнованно произнесла:
– Раньше я всегда просыпалась в дурном настроении. Но теперь Присцилла запрыгивает на кровать с кроссовками в зубах и словно говорит: «Давай! Поднимайся! Пойдём гулять!» Ещё я очень неряшливая. Всё время роняю то ключи, то трость, а Присцилла всегда поднимает их и даёт мне. Когда я нервничаю, она тихо дышит мне в руку, как будто говоря: «Эй, всё в порядке». Присцилла возродила во мне желание жить. Она рядом со мной двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. И я её люблю. Спасибо за внимание! – триумфально окончила она свою речь.
Когда Эдвард читал свою речь, Тинкербелл смотрела на него так, словно в зале никого, кроме него, не было. Они так красиво смотрелись вместе. На Эдварде был изысканный серый костюм и галстук с символом Королевской морской пехоты, а на Тинкербелл был надет красный ошейник, и на её попоне красовалась красно-белая вышивка с символом Королевского морского десанта.
– В 2007 году я вернулся из Афганистана с ранением. Как видите, – он прокашлялся, – я лишился правой ноги выше колена. Я знал, на что шёл, идя в морскую пехоту. Но ты всегда думаешь, что с тобой это точно не случится.
Тинкербелл уткнулась носом в его ногу.
– После армии мне было непросто вернуться к нормальной мирной жизни. Я чувствовал себя загнанным в угол. Я вставал утром, делал кое-какую работу на компьютере, принимал лекарства, спал, делал зарядку. Я нечасто выходил на улицу, меня это угнетало. Но благодаря моей девочке…
Тинкербелл не смогла больше терпеть и поставила передние лапы ему на колени, заставив всех в зале улыбнуться.
– Вы не поверите, как сильно я её люблю. Она изменила мою жизнь, – сказал он, и на его глазах заблестели слёзы. – Я уже почти не боюсь завтрашнего дня.
Я шепнула Тикету, что нам скоро выходить на сцену. На экране появилась фотография маленького Тикета, играющего с теннисным мячом. Линдси сообщила присутствующим, что он всегда был добродушным и очаровательным псом и признанным красавцем.
– И когда я увидела его с Кас, то сразу же поняла – их свела судьба.
Поднимаясь на сцену с Тикетом, я вдруг услышала громкий всхлип, донёсшийся из зала. Такой всхлип можно услышать в кинотеатре во время показа фильма «Титаник», когда человек уже не может держать себя в руках, глядя, как главный герой отпускает руку своей возлюбленной и погружается в пучину океана.
Сегодня этим человеком была моя мама.
Тикет положил голову мне на колено, и я сказала:
– Я больше не одинока.
Тикет подскочил, виляя хвостом и пытаясь обнять меня. Я любовно погладила своего друга.
– С каждым днём я чувствую себя всё лучше и больше не боюсь выходить из дома. Тикет очень прыгучий. – Все рассмеялись. – И он полон любви и энергии. Он всё… – Я запнулась и постаралась собрать волю в кулак. – Он всё, о чём я могла мечтать. Лучшего пса… – Я посмотрела на Тикета, виляющего хвостом, и почувствовала, как меня накрывает волна любви и привязанности к нему, – нет во всём мире.
Стараясь не расплакаться, я поблагодарила всех, с чьей помощью у меня появился Тикет.
– Но больше всего я бы хотела поблагодарить одного человека. Мама привезла меня сюда по узкой ухабистой дороге, сделав вид, что понятия не имела, где мы находимся.
Зал погрузился в молчание. Никто, кроме Стюарта, не понимал, о чём я говорила.
– Я поклялся молчать, – обратился он к слушателям.
– Это долгая история, поэтому я просто скажу – мама, я благодарна тебе за то, что ты решилась на такой шаг. Ты на своём примере показала мне, что кто не рискует, тот не пьёт шампанское.
Я заметила, как папа взял её за руку и прошептал ей что-то на ухо. Джейми и папа зааплодировали стоя. И уже через мгновение все присутствующие поднялись со своих мест и присоединились к поздравлениям моего брата и отца.
14
Прошла неделя с выпускного вечера Тикета. Мы с папой болтали на кухне, пока я готовила ужин. Тикет мирно спал в своей корзине у камина. Сегодня мы с ним прошли не меньше восьми километров, и даже холодный ветер с серыми тучами нас не остановили. На прогулку я надела сто одёжек и голубые наушники – подарок от собаки Алекс, Присциллы.
– Когда мы заходим в магазин, мой кошелёк становится значительно легче, – сказала мне Алекс на фуршете после церемонии. – У Присциллы страсть к дорогим вещам.
Эдвард дал мне свой телефон и адрес электронной почты, чтобы оставаться на связи, и предложил встретиться. Он жил в Лондоне, в Ричмонде.
В комнату вошла мама и сбросила туфли у камина.
– День прошёл отвратительно, – сказала она, падая на кресло и растирая уставшие ноги. – Противной жене клиента надоел дом, который они снимают всего-то за пять тысяч в месяц, и захотелось переехать. Поэтому она потащила своего мужа вместо работы смотреть другой дом, который ей, якобы, больше нравится. Я провела их по всем комнатам, а она говорит: «Знаете, что? Я передумала. Всё таки мы не будем переезжать».
Папа открыл бутылку с водкой и достал из морозилки лёд, чтобы смешать для мамы водку с содовой.
– Помнишь, несколько лет назад у тебя ещё был клиент – японец. Он снимал дом и боялся лягушек в саду.
– О, да! «Я видеть много лягусек». – Мама изобразила японский акцент. – «Мозет бить больсе пятьдесят. Канесьна, они смесьные, но мы бояться, сьто они ис пруда перелесть в дом». О, спасибо! – вздохнула она с благодарностью, забирая из папиных рук свой коктейль.
На ужин я готовила омлет с ветчиной. Наблюдая, как я разбиваю яйцо о край миски, мама поинтересовалась, как прошёл мой день. Но не дождавшись ответа, стала вдруг вспоминать свою детство:
– Когда я была маленькая, у меня была какая-то психосоматическая болезнь, – сказала она. – Во время ходьбы я выбрасывала правую ногу в сторону, как хромой солдат.
Со стаканом в руке она продемонстрировала свою странную походку.
– Это не прекращалось. Я ходила так в магазин, в школу, в церковь. Моя мама решила с этим бороться только потому, что я ее позорила. У неё была подруга, которая увлекалась всякими целителями, медиумами и прочей чепухой. Мама повела меня к целительнице, и я помню, как эта негритянка исполняла танец вуду и разбивала яйца над моей головой.
– Ну и что, мам? Это помогло?
– Конечно, нет! Потом мама отвела меня к врачу. Когда он спросил, откуда взялась эта болезнь, я назвала ему свой домашний адрес.
– Неплохой ответ, – сказал папа, взмахнув рукой с коктейлем.
– Всё-таки как прошёл твой день, Кас? – Мама посмотрела на спящего на спине и похрапывающего Тикета и улыбнулась. – Насыщенно, как я посмотрю.
– Да, неплохо. Кстати, я хочу вам кое о чём сказать.
Родители терпеливо ждали, когда я сообщу им свою новость, когда домой вернулся Джейми. Его уволили с работы, поэтому он больше не мог позволить себе снимать жильё в Лондоне и переехал домой. Правда, летом он собирался в Мадрид, снова преподавать английский местным предпринимателям.
– Что-то случилось? – спросил он, заметив напряжённую атмосферу неопределённости.
Он сел за кухонный стол, где всех ждал горячий ужин.
– Я еду кататься на лыжах, – объявила я.
От неожиданности папа уронил нож.
– Кататься на лыжах? Но…
– Куда? – перебила его мама.
– В Колорадо.
– Колорадо! – воскликнул папа.
– Когда? – продолжила допрос мама.
– Через пару недель.
– Через пару недель!
– Папа, ты так и будешь повторять за мной всё, что я говорю?
– Извини, просто я немного шокирован.
– Не хочу показаться тупым, но как ты будешь кататься на лыжах, Кас? – поинтересовался Джейми.
– Помнишь моего физиотерапевта Пола из больницы?
– Конечно, помню.
– Он рассказал мне об организации «Опора». Несколько месяцев назад они позвонили мне и спросили, хочу ли я участвовать в их программе. Я внимательно изучала информацию об их деятельности. В интернете написано, что это благотворительное учреждение, которое занимается организацией активного отдыха для инвалидов с травмами позвоночника. Гребля на байдарках, походы, лыжный спорт, сплав по реке на каяках…
– Подожди, подожди! Но как? – Джейми растерянно почесал затылок. – Они, типа, сажают вас на сани и спускают с горки?
– Это не опасно? – вставил папа.
– Я тоже об этом подумал, – посмотрел на папу Джейми. Ей-богу, иногда они вели себя, как два старичка. Им не хватало только клетчатых халатов и трубок во рту.
– Нет, не опасно. В Колорадо находится НСОЦИ.
– И как это расшифровывается?
– Национальный спортивно-оздоровительный центр для… – Я замолчала. – Инвалидов, – выдавила я наконец. – Короче, «Опора» постоянно организует такие поездки. Мне сказали, что в НСОЦИ профессиональные инструкторы, новейшее оборудование, врачи и их ребята.
– Ребята? – переспросил папа.
– Это волонтёры «Опоры».
Эмма, исполнительный директор организации, объяснила мне, что большинство волонтёров или «ребят» приходит к ним из крупных компаний.
– Они работают в банках, сетевых супермаркетах, телефонных компаниях. Отдел кадров оплачивает обучение своего управляющего персонала в наших центрах. Ещё волонтёрами становятся члены семьи бывших или нынешних участников программы.
– Понятно, волонтёры, – повторил папа.
Разговор проходил совсем не так, как я себе представляла. Я обратилась к маме, которая все время молчала, что было совсем на неё не похоже:
– «Опора» была основана в тысяча девятьсот восемьдесят… кажется, восемьдесят шестом. Парнем по имени Майк Немесвари. Он был профессиональным лыжником, но после несчастного случая не смог больше встать на лыжи. А он так мечтал прокатиться по склону горы.
– М-м, – промычал папа без особого энтузиазма.
– Вам не о чем волноваться, честное слово.
Все молчали.
– Слушайте, я уже в инвалидном кресле, – тихо сказала я. – Что ещё со мной может случится?
Ни мама, ни папа, ни Джейми не могли ответить на этот вопрос.
– А страховка? – в конце концов спросил папа.
– Уже есть.
– Поездка дорогая?
– Я несколько месяцев работала на миссис Хендерсон, печатала её мемуары, и накопила кое-какие деньги.
– Поезжай. Это отличная идея, – произнесла наконец мама.
– Пап? – Я повернулась к нему, но он с восхищением смотрел на маму. Мама всегда являлась неиссякаемым источником оптимизма в нашей семье, в котором мы все так нуждались. До несчастного случая я и понятия не имела об этом качестве мамы. Мама всегда устраивала сцены и вечно спорила, но если она бралась за дело, то выкладывалась на сто процентов. И требовала того же от других. Я даже обрадовалась, когда поняла, что она не делает мне послаблений из-за травмы.
– Когда ты уезжаешь?
– В начале марта. На неделю.
Мама кивнула.
– А почему ты раньше нам об этом не сказала?
– Я должна была разобраться с этим сама, – призналась я. – Я взяла Тикета и отправилась в офис «Опоры». Там я встретилась с их командой.
Офис организации находился в Лондоне. В тот день, когда я вернулась домой, моя голова распухла от информации. Люди, работающие в «Опоре», делали всё возможное, чтобы помочь инвалидам с травмой позвоночника получать от жизни всё. Они содействовали в поиске работы, занимались организацией разнообразных курсов. Например, Пол настоятельно рекомендовал нам с Домиником посетить одно из занятий по управлению инвалидным креслом. «Опора» помогала инвалидам вернуться к самостоятельной жизни. Когда я попыталась уговорить Гая и Дома поехать со мной, Доминик сказал, что не сможет взять отпуск накануне Пасхи. А Гай заявил, что до аварии прекрасно катался на лыжах, но теперь не горел желанием спускаться с горы на стуле.
– Но моё ворчание не должно убавить твой пыл, – добавил он.
Я же никогда не каталась на лыжах, поэтому для меня это было неизведанной территорией.
– Наверное, мам, я ничего вам не говорила, потому что боялась, что испугаюсь и сдамся на полпути. Кстати, я хотела вас кое о чём попросить… Сходите со мной по магазинам? Мне нужно купить необходимое снаряжение и одежду.
– Конечно, милая.
Папа закивал. А Джейми сказал, что он на мели, поэтому купит мне что-нибудь очень маленькое. Например, солнцезащитные очки.
– Ты будешь самой красивой девочкой на склонах гор! – пообещал папа, мало-помалу проникаясь моей идеей.
– Ах, да. И ещё…
– О, нет! – воскликнул папа, притворяясь, что он больше не может выслушивать мои просьбы.
– Оплатите мой прыжок с тросом на Ниагарском водопаде?
Папа раздражённо бросил в меня салфетку.
– Так что ты хотела сказать, Кас? – напомнила мама.
Мой верный друг уже сидел под столом, рядом с моими ногами, будто предвидел мой скорый отъезд.
– Присмотрите за Тикетом, пока меня не будет?
15
Мы продвигались к зоне вылета. Мама толкала перед собой тележку с чемоданами и ворчала о том, как сильно она ненавидит аэропорты. Может быть, даже больше, чем двухуровневые развязки на шоссе. Я не реагировала на её слова. Без Тикета мне было не по себе. У меня было странное ощущение, будто я потеряла часть себя. Я постоянно оглядывалась через плечо, ожидая, что он вот-вот появится рядом со мной. Без шуршания его лап по полу и виляющего хвоста, которые постоянно сопровождали меня, я чувствовала себя потерянной. Как жаль, что я не могла спрятать его в чемодан!
– Ты точно будешь звонить мне, если что-нибудь случится? – спросила я маму.
– Конечно, – ответила она, уверенно лавируя в толпе.
– И не забывай каждый день менять ему воду.
– Угу.
– И утром давать ему таблетку. Я всё записала.
– Понятно. Хорошо.
– И ещё, это будет непросто, но постарайся особо не выражать свои чувства к нему. Не надо постоянно гладить и обнимать его.
– Ладно, – немногословно откликнулась мама.
Несмотря на то, что она всё ещё чихала и чесалась из-за аллергии на Тикета, мама его обожала. Я видела, как она с восхищением смотрела на него, когда он подносил мне вещи, придвигал инвалидное кресло или открывал для меня дверь. Мама говорила, что он «настоящий джентльмен». «Он бы никогда не оставил сидение унитаза поднятым» – как-то раз заметила она.
– Будь с ним ласкова, но не разговаривай и не играй с ним.
– Если ты еще не заметила, Кас, то хочу напомнить тебе, что я занятая женщина. У меня нет времени на игры с Тикетом.
– Он любит овощные печеньки, ну знаешь, из пастернака. И ты же будешь его выгуливать, мам?
– Нет, Кас. Я запру его в подвале без еды и питья, – сказала мама, слегка пнув моё кресло.
– Нет, ты видела, что делает эта женщина? – донёсся до нас голос пожилой дамы, обращавшейся к своей подруге. – Как будто бедное дитя недостаточно страдает!
Посмотрев друг на друга, мы с мамой расхохотались и пошли к выходу «F».
Там я увидела группу людей, среди которых были и люди в инвалидных креслах, что убедило меня в том, что мы пришли по назначению. Но я растерялась, не зная, к кому мне обратиться. К счастью, ко мне подошла девушка-организатор.
– Привет, – громко сказала она, перекрикивая объявление о том, что пассажиры рейса BA3047 могут пройти на посадку. – Ты из «Опоры»?
– Да.
– Супер. Имя?
– Кас. Кас Брукс.
– Отлично. – Она поставила галочку в списке, похожем на школьный лист посещаемости. – Меня зовут Сьюзи, я руководитель группы. Добро пожаловать на борт!
– Я пойду, – сказала мама, наклонилась и поцеловала меня в щёку. – Повеселись на славу!
И растворилась в толпе.
Нельзя было оглядываться. Нельзя было плакать или думать о Тикете. Поездка мне понравится. Ты же хочешь покататься на лыжах, Кас. Да, я хочу пробовать новое. Очень хочу. Хотя нет! Я ничего не хочу! Мама, вернись! Чёрт…
Слева от меня стояла группа крепких парней. На одном из них была шапка и походные ботинки, казалось, он собирался покорять горные вершины. Он улыбнулся мне. Я улыбнулась ему в ответ и быстро отвела глаза. Когда я успела стать такой стеснительной?
– Вставай в очередь вот здесь, Кас, – попросила меня Сьюзи. – Это Эндрю.
Эндрю был очень высоким парнем. Это было заметно, даже несмотря на то, что он сидел в инвалидном кресле. Рыжеволосый, в спортивном костюме. Когда группа людей в инвалидных креслах начала увеличиваться, он обратился ко мне:
– Не представляю, как мы заберёмся в этот самолёт.
Стюардесса торопливо ходила вдоль нашей колонны, пересчитывая головы, словно мы были стадом овец. Но Сьюзи наконец удалось сформировать из нас какое-то подобие очереди: мы разбились по парам, как твари, водружаемые на Ноев ковчег. И нас начали регистрировать на полёт.
– Они будут в своих креслах, пока не доберутся до посадочного рукава, – говорила Сьюзи, пока женщина в сине-красной униформе спешно печатала что-то на компьютере. – Нет, никто из них не может ходить, – раздражённо ответила она на очередной вопрос стюардессы.
Эндрю засмеялся.
– Они никак не могут поверить, что мы не можем даже пару шагов сделать. Честно слово, Кас, нам здесь не рады.
– Мы ночной кошмар на колёсах, – согласилась я, пока мы двигались вперёд вместе с очередью.
– Ночной кошмар на колёсах, – задумался Эндрю. – Мне нравится.
– Чарли Белл, – представился парень, сидящий рядом со мной в самолёте. – Я один из волонтеров.
Я испытывала такое неимоверное облегчение, заняв своё место, что даже не обратила внимания на его лицо. Я только отметила, что у него был приятный низкий голос, очки и крепкое рукопожатие.
– Кас Брукс. Очень приятно.
Стюардесса быстренько рассказала о правилах соблюдения безопасности на борту самолёта, после чего капитан извинился за задержку отправления. Не надо было долго гадать, из-за кого задержали рейс.
– Ты когда-нибудь была в Колорадо? – спросил Чарли через двадцать минут после взлёта.
На этот раз я повернулась к нему и хорошо его разглядела: доброе открытое лицо, густые каштановые волосы, зелёные глаза, голубая рубашка.
– Нет, ни разу, – ответила я.
– А на лыжах катаешься?
– Нет. А ты?
– С шести лет. Я лыжный инструктор.
– Извини. Конечно. Иначе бы ты нам не помогал. – Я начала пролистывать журнал, купленный в дьюти-фри, с ужасом осознавая, что разучилась разговаривать с парнями. Дом и Гай не в счёт, они были мне как братья. – А почему ты просто не катаешься на лыжах? С друзьями или семьёй, например?
Чарли мой вопрос почему-то показался смешным.
– На прошлый новый год я пообещал себе заняться волонтёрской работой, – признался он. – Так что прошлой зимой я ездил с «Опорой» в Швецию.
Его признание определённо произвело на меня положительное впечатление.
– Только ты не подумай, – предупредил он, – я бы не занялся чем-нибудь неимоверно альтруистическим, вроде уборки улиц. Об «Опоре» мне рассказал друг Рич. Кто-то из его знакомых ездил в поход в составе волонтеров и остался в восторге. А раз я отлично катаюсь на лыжах, то подумал: а почему бы мне не попробовать?
– А я летом работала в ослином заповеднике, – сказала я ему.
– Где, прости?
– В ослином заповеднике в Испании. – И я рассказала ему о своей волонтёрской деятельности. Моя работа заключалась в том, чтобы вылезти из кровати в восемь утра, покормить ослов и вычистить их стойла. Потом заповедник открывался для посетителей и работал до двух часов. – Я часто помогала с медицинским осмотром животных: проверяла их копыта, лечила кожные болезни. А в два часа дня, когда начиналась сиеста, я уходила на пляж.
Я закрыла глаза и представила, как лежу на золотом песке в бикини и солнцезащитных очках. Я прекрасно помню, как лёгкий бриз ласкал мою кожу и трепал волосы, а рядом шуршали волны и смеялись дети…
– Моими любимчиками были Брэнсон и Фелиз, – вздохнула я. – Они были самыми крутыми парнями среди ослов.
– Понятно. В общем, не знаю, как тебе, но мне срочно требуется отдых, – сказал он, снимая очки и протирая их платком.
– Я бы не сказала, что с нами можно отдохнуть.
И снова Чарли засмеялся. У него был очень приятный заразительный смех.
– После последних двух месяцев что угодно покажется отдыхом.
– В смысле?
– Долгая история.
– У нас много времени до посадки. – Понемногу я начала расслабляться.
– На работе сейчас аврал. В этом году мы потеряли несколько важных клиентов, поэтому начались сокращения зарплат и рабочих мест.
Чарли рассказал мне, что работает в агентстве по созданию веб-дизайна. В идеале он хотел бы работать фотографом, но не решался бросать работу в период экономического кризиса.
– А ещё я расстался с девушкой.
Я открывала упаковку с солёным арахисом и почувствовала, как моё сердце ёкнуло. Но, конечно, он не в моём вкусе.
– Мне жаль, – сказала я. – Ты долго с ней встречался?
– Давай не будем об этом, – попросил он. – Кстати, ты знала, что для того, чтобы сжечь калории, содержащиеся в одном пакетике арахиса, нужно пробежать целый марафон?
– Неужели? – сказала я, скептически приподняв одну бровь.
– Ой, извини, ляпнул глупость.
– Не переживай. Зато мы теперь в расчёте. Раз ты можешь пробежать марафон, тогда вот… доешь мой арахис.
По рядам начала ходить стюардесса с напитками. Чарли попросил меня взять бутылочку красного вина, даже если я не буду его пить.
– Извини, Чарли, но я никогда не отказываюсь от халявной выпивки.
– А чем ты занимаешься в жизни? – спросил он, когда мы вскрыли свои бутылочки и налили вино в стаканы.
В этот момент мы вошли в зону турбулентности. Самолёт хорошенько тряхнуло, и Чарли пролил вино на рубашку.
– О, нет! – ахнула я. – Дорогая была рубашка, да?
Он усмехнулся.
– Нет. Вино жалко!
Прошло четыре часа с начала полёта, и после турбулентности мы с Чарли почти не разговаривали. Я нажала кнопку на подлокотнике и откинула спинку сидения. Как только я это сделала, сидящий сзади пассажир пнул моё кресло. Я поёжилась, и снова почувствовала сильный толчок сзади.
– Всё в порядке? – спросил Чарли.
– Да, спасибо.
Я глубоко вздохнула, зная, что он продолжал смотреть на меня.
– Ай! Женщина сзади… она меня пинает, – прошептала я.
Чарли немедленно обернулся назад.
– Извините, но вы только что толкнули сидение моей подруги.
– А она спросила у меня, может ли она откинуть спинку своего сидения? – последовал резкий ответ.
– Любопытно, – нахмурился Чарли. – Возможно, я не прав, но не кажется ли вам, что воспитанный человек не будет толкать кресло, а вежливо попросит сидящего впереди поднять спинку?
– Не надо, – сказала я, потянув Чарли на рукав. – Я подниму спинку.
– У моей подруги сломан позвоночник. Ей больно, когда вы её пинаете.