Завтра октябрь. Несветские истории Есина Елена
– С удовольствием! Я сижу в ресторане на берегу Москвы-реки. Здесь очень красиво, уточки плавают, но с ними не поговорить. Пожалуйста, составьте мне компанию.
– Нет.
– Нет?
– Я что-то должна объяснять?
– Нет. Просто здесь очень спокойно и хорошо.
Я вспомнил вас, ваше строгое платье, в котором я вас первый раз увидел. И я вдруг подумал: интересно, а как бы вы выглядели в летнем платье. Мне кажется, вы должны быть прекрасны в чем-то легком и летнем…
– Платье… – задумчиво произнесла Марина. – Ну что ж… Хорошо, я вам покажу свое летнее платье. В каком ресторане вы сидите и грезите?
На Маринин беременный взгляд, платье на ней сегодня было просто великолепным. Она его и выбрала по торжественному случаю ухода в декрет. Платье было не совсем подходящим для преподавателя института, но и праздник, и жара Марину извиняли. Платье из шелка пастельных тонов с крупными цветами, на подкладе, без рукавов, оно очень выгодно подчеркивало увеличенную грудь, и от груди струилось по животу почти до щиколотки.
Когда Марина подходила с распорядителем зала к столику Аркадия, он даже не смотрел в их сторону. И только тогда, когда Марина с ним поздоровалась, Аркадий встал и через паузу сел, поскольку Марине сесть помогли без него.
– Неожиданно! Умеете вы… Я-a пока не знаю, что сказать…
– Как вам платье? – Марина с интересом смотрела на Аркадия и наслаждалась произведенным эффектом.
Аркадий тоже смотрел на Марину, и лицо его еще выдавало шок и некий восторг:
– Красивое очень платье, но мне кажется – не только в нем дело. По-моему, вам очень к лицу беременность.
– Спасибо, мне многие об этом говорят. Это от счастья, от умиротворения и много еще, наверно, можно перечислить слов, но я не буду. И я сразу извинюсь, что возможно просто отнимаю ваше время, но когда вы сказали про платье, мне стало так весело… И я решила поделиться с вами улыбкой… Ничего?
– Ну, это как в кино! Я-a уже очень давно… Давно меня так не удивлял никто. Извините… Я прихожу в себя.
– Вот, Аркадий! Приходите, приходите в себя.
Я очень рада и за себя, и за вас, за ваше, пусть и недолгое, удивление. Мужчины и женщины все-таки должны друг друга удивлять. Вы меня, конечно, тоже в прошлый раз удивляли целый вечер, этой ерундой про ваши вахтовые сексуальные отношения по всему земному шару. Можете считать мое сегодняшнее появление ответом.
– Что вы будете заказывать?
– Ничего не буду. Лимонад мне закажите. Я на кафедре сегодня стол накрывала, меня наконец-то в декрет отпустили. Группы доучивала, семестр закрывала.
– Вы, наверно, строгий преподаватель?
– Нет, что вы! Сегодня всем двоечникам зачеты нарисовала. Но предупредила, что раньше и на экзамене, как своим, помогла бы. А теперь, извините – ваши проблемы, – Марина перевела тему:
– Как вы поживаете?
– Обычно. Без изменений, в отличие от вас. В Африке сейчас приходится часто бывать.
– Вау! Африканки?
– Марина, ну что вы? Вы сидите передо мной такая красивая, беременная. Мне кажется, что и сознание ваше сейчас такое невинное.
– Мое – да! Давайте про невинное. Но коротко, я с вашего позволения, допью лимонад и уеду. Есть еще дела у меня сегодня.
– Марина, скажите, вы за полтора года, которые я вас не видел, вы… – запинался Аркадий, – вы мужа поменяли?
– Нет, не поменяла. Вы знаете, врач мне говорит, когда узнала, что я пошла на беременность в одной семье и с такой разницей между детьми: «А что ж вы нетерпеливая такая, мамаша? Что ж вы внуков ждать не стали?»
Приятельница одна по телефону: «Деформировать фигуру для этого же мужа?! Что ж он тебе такого уникального подарил?» Много разных вопросов я услышала за это время. Нет, муж тот же. Конечно, мы сильно изменились оба за это время. Если судить по тому, как мы изменились, то рожаю и не я, и не своему мужу. Все по-другому теперь. И что из этого выйдет – посмотрим… Уточки здесь и вправду замечательные. Я поеду, Аркадий, жарко. Хочется лечь и ноги выше себя вытянуть. Заброшу-ка я сегодня все свои дела и вас, Аркадий, заброшу, – Марина улыбалась. – Сейчас я очень внимательна к своим желаниям, до свидания, Аркадий!
– А можно я буду иногда вам звонить?
– Звоните, – пожала плечами Марина.
Марина не слышала, когда пришел Саша, она проснулась, только когда он подошел к детской кроватке:
– Моя, моя дочка, – шепотом зажурчал папа. – А ты почему не спишь? Сухая еще? – раскрыл он памперс на Дарье. Дарья что-то по-своему мурлыкала ему в ответ.
– А ну-ка, пойдем на горшок, – бережно взял Саша на руки дочь.
Марина сквозь полуприкрытые глаза наблюдала, как папаша терпеливо сидит на корточках перед Дашей, помогает дочке звуками запустить процесс. Потом снимает ее с горшка, целует в попку, протирает ребенка, надевает свежий памперс и начинает чуть-чуть качать кроватку, приговаривая:
– Глазки закрывай, а утром еще посидим на горшке, нам же надо приучаться к культуре поведения. Папа еще Дашу поцелует. Спиии.
Стараясь не задеть Марину, Саша укладывается на свой край их семейной кровати, продолжая ворковать нежности Даше.
«Вот и хорошо», – засыпает удовлетворенная Марина.
Марина только выкатила коляску с Дашей, чтобы прогуляться по осеннему бульвару рядом с домом, когда зазвонил телефон и высветилась надпись: «Аркадий».
– Здравствуйте, Аркадий!
– Здравствуйте, Марина! Я все боялся вас беспокоить. У молодой мамы, наверно, много хлопот.
– Ну да, вырастить хорошего человека – это хлопотно.
– Марина, мне обязательно нужно вас увидеть. Хоть на минутку, но обязательно. Скажите, куда мне подъехать?
– Куда подъехать? А что за срочность, Аркадий?
– Ну пожалуйста, Марина. Я и без ваших ухмылок чувствую себя неловко… Скажите адрес, я подъеду, вам надо будет спуститься ровно на минуту.
– Мы листочками вышли пошуршать, я ногами, а Даша коляской. Приезжайте!
Марина продиктовала адрес, по месту нахождения Аркадия поняла, что он будет через пятнадцать-двадцать минут, а потом подумала, что ужасно выглядит. Но тут же мысленно получила от себя язвительное «успокойтесь, мамочка, есть у вас теперь красота!» Да, Дашка? – заглянула Марина в коляску.
– Скажи: расцветать, мама, буду, не нарадуешься! – Дашины глаза соловели, Марина села на скамейку, и, качая ногой коляску, подставила лицо осеннему солнцу.
– Свет, короче, – Марина придавила плечом телефонную трубку к уху, руки распаковывали пакеты. – Дарить подарки чужим женщинам – это пошло. Спать с ними? Конечно, нормально, если женщина не против. Но он при этом так жмурился и мотал головой, говорил, что ко мне это вообще не относится и подарок не мне, а…
– О-о-о! – Увидев подарок, Марина онемела. – Светка-а! А тему он выдержал!!! Кра-са-а-вец!
На детских плечиках висел шерстяной сарафанчик, с пышной, разумеется, юбкой, под сарафаном была мягкая кофточка цвета топленого молока.
Зима
Неслужебная записка
Около месяца назад в один из вечеров заехал сын. Они с отцом сидели ужинали, а я, заботясь о фигуре, вместо ужина зашла в почту. Читаю вслух заинтересовавшее меня письмо:
– Предсказание оракула Шамбалы.
– Нет такого места, – комментирует Павел.
В письме описан полный сценарий событий 21.12.2012. С подробной инструкцией, как подготовиться к апокалипсису, как его переживать и как возвращаться к нормальной жизни. Жизнь, понятно, сильно поменяется, но времена, как говорится, не выбирают. Мужчины мои долго это слушать не стали: «Мам, «про себя» читай, пожалуйста». А я дочитала. По почте я это дальше не распространяла, но некоторых подруг ознакомила, кого видела за это время, и кто захотел этот бред слушать, со словами: «Я вам прочту, а вы уж сами решайте, как к этому относиться…»
Люба выслушала и подтвердила, что и православные старцы предсказывают подобное, только без указания точных дат.
– Люба, а почему сейчас так все хотят апокалипсиса?
– Не у всех все получилось.
– И…? Что, людям проще пережить апокалипсис, чем позволить у кого то быть хорошо? Пусть все завалится вместе с благополучием соседа Пети?
Понятно, что мозги наши с детства пропитаны и выровнены чувством социальной справедливости, и очень хочется всех подровнять под себя. Но есть же еще базовые инстинкты – инстинкт самосохранения, например.
К слову, о базовых инстинктах. Сейчас многие читают «Пятьдесят оттенков серого», сразу оговорюсь, что я не читала, и пока на пересказанное уже несколькими, очень разными женщинами содержание, не возбуждаюсь. Одна из читательниц в прошлом году писала заявление «О выходе на пенсию по старости»:
– Представляешь, так и написано в бланке «по старости», ну можно же написать «по возрасту». 55 – разве это старость?
И вот эта нестарая женщина остервенело читает уже второй том, мучает мужа (хорошо, что ему три стента весной в коронарные сосуды поставили, а то бы я не знаю) и рассказывает мне такие свои греховные мысли, что я краснею и пока их не пересказываю.
Скажу только, что я вспоминаю, слава Богу, далекие свои состояния, когда верх меняется с низом. Ну то есть мыслит то, что должно действовать, а голова, которая сначала должна подумать, действия не контролирует – мозги надежно разжижены либидо. Вспоминаю и не хочу читать то, что читает весь мир. И, кстати, не жду апокалипсиса, а напротив очень жду Новый год – у нас оплачен самолет за океан. Но это 28 декабря. А накрыться все должно 21 декабря.
В связи с вышеизложенным заявляю, что, находясь в спокойном уме и здравой памяти, я, Иванова Мария Ивановна, готова, что поделаешь, примириться с существованием правящей верхушки и олигархии. И прошу перенести очередную дату очередного апокалипсиса на более поздний срок.
Сказка про креативного Ангела
Хрустальная дудка Ангела, летящего над землей, издавала трепетные звуки. С земли Ангел казался легкой светлой дымкой, почти неочерченным облачком, но все же можно было различить два его остроконечных крыла и дудочку, которую он держал у лица. Ангел мог бы уже улететь, но, воспарив над городом, залюбовался творением своим.
Город был красив, словно созданный с любовью и вдохновением из большого чистого кристалла искуснейшей рукой ювелира. Все в этом городе было покрыто льдом – дома, улицы, площади и памятники на них, каждое деревце, кустик и самая тонкая веточка на кустике. Деревья и кусты стали плетением тонких полупрозрачных кружев, в которых, словно драгоценные рубины, вспыхивали в солнечных лучах заиндевевшие ягоды рябины. Ряды изящных сосулек праздничной хрустальной бахромой свисали со всех карнизов балконов и перил. Лед покрыл глянцем провода, и рога троллейбусов, скользящие по ним, высекали яркие ультра-синие пламени. Теперь даже то, что раньше портило городские пейзажи, заледенело и весело отблескивало каждым попавшим на них лучом света, солнечного или электрического. Ангелу захотелось закрепить созданную им красоту, ведь до праздника оставалось еще несколько дней, и все могло растаять. Тогда он подул холодным воздухом с севера. А, подумав, что некоторая пушистость добавит городу элегантности и шика, он также чуть припорошил все рыхлым снежком.
От великолепия созданного у Ангела немножко кружилась голова, и он совершенно не обратил внимания, что не все провода выдержали обрамление льдом, и кое-где в городе погас свет, например.
Музыку из своей дудки он выдувал радостно и громко, поэтому не слышал, как сильно ругаются на непогоду люди на дорогах, в электричках и аэропортах, а некоторые даже в больницах с переломами рук и ног. Он, вдохновленный, танцевал, а люди от его танца передавали друг другу штормовое предупреждение.
И только двое влюбленных зачарованно сидели в тихом парке, любовались этой необыкновенной ледяной сказкой и даже слышали его музыку.
– Откуда эта чудная мелодия? – спросила девушка своего возлюбленного.
– Не знаю, наверно, из наших сердец, – отвечал тот.
– Ах, как с тобой удивительно хорошо! – улыбнулась девушка.
– Теперь тебе всегда будет хорошо. Я буду внимательно за этим следить, – улыбнулся ей в ответ юноша.
Тут же оба почему-то посмотрели чуть в сторону и вверх:
– Ангел! – вырвалось у них.
А, как известно, когда двое вместе что-то сказали, можно загадать желание.
Загадывай быстрее!
Женская дружба
Звонок
Примерно в 23.00 позвонила Ира и сказала:
– Мы с Валерой едем в больницу, Полина попала в аварию. Сильно. Я видела машину. Я не могу представить, что с ней – водительского места просто нет! Но, говорят, у нее множественный перелом ноги и все. Она ехала к нам встречать Новый год, разбилась на последнем перекрестке перед нашим домом. Какой бред.
– Где она?
– Увезли в 13-ю городскую. Представляю там предпраздничную обстановочку. Мы сейчас созваниваемся с кем можно и думаем, что делать.
Такой Новый год. Мы с мужем гуляли с компанией в маленьком ресторанчике. Я держала с Ирой связь по телефону, продолжая праздновать.
Она – моя любимая подруга. Мы с ней даже внешне были похожи. Примерно один рост, вес и стиль поведения. Полина – Иркина подруга юности. Раньше я ее не знала, но сейчас, когда она переехала в Москву, познакомилась как с лучшей подругой лучшей подруги.
К моменту аварии мы с Ирой дружили 5–6 лет. Они же с Полиной дружили в институте и после него, жили в одном городе. Когда Иринка уехала, Полина поддерживала дружбу летним отдыхом и приездами в Москву к товарищу по имени Виталий. Этот вот Виталий и перетащил свою страстную любовницу в столицу. Снял ей малюсенькую квартирку и оплатил три месяца проживания. Когда Полина устроилась на работу, Виталий эту почетную обязанность с себя снял и платить за квартиру перестал. Стал приезжать и любить Полину совершенно бескорыстно.
Надо сказать, что дружба Иры и Поли в юности носила налет весело-романтических боевых девичьих похождений то налево, то направо. Наши же с Иркой взаимоотношения были больше похожи на назидания старшего товарища младшему. Сначала я регистрировала и пыталась контролировать ее эмоции, когда ветер поменялся – настала ее очередь.
Первого января мы с ней примчались в больницу. С памперсами и салфетками, шампунями и мочалками, мазями и кремами. Привезли также: книги – мелодрамы и Луизу Хэй, журналы. Еще наша звезда запросила холст и масло, который мы привезем позже – в праздники не нашли…
Полина в отдельной палате, на растяжке – размашистый такой видок. Сидели, говорили об аварии, о том, как прошла операция. У Полины было страдальческое лицо – все тело еще болело от ушиба.
Больница
В больнице Полина провела больше месяца. Все это время Ира ездила к ней раза по три в неделю. В обязанности Иры входило привезти поесть-попить, одежду ношеную забрать, чистую, глаженую доставить. Полечку помыть, побрить, уложить прическу; поговорить, утереть сопли, выслушать ее истерику. Я тоже приезжала в клинику, конечно, с едой, с деньгами, а кроме того, так как «нас» там посещал любимый, «мы» должны быть при полном параде. Как-то помню, привезла маникюршу, и мы приводили Полине в порядок ногти на руках и на ногах. На подвешенной ноге тоже! Поля сказала: «А как же? Ее же больше всех видно». Помню, я виновато, но упросительно посмотрела на маникюршу. Маникюрша лазила на кровати и что-то там на весу срезала и красила. Когда в первом часу ночи мы вышли из больницы, она процедила:
– Мне кажется, она над вами издевается. Ты меня прости, конечно, но я-то тут причем? Стригла ей ногти наверху, а сама про себя матом ругалась, что я такая безотказная. Я ведь это делала не для нее, а для тебя. Только зачем тебе это, я не понимаю. У любой помощи есть границы. А так как вы их переходите, она и рада стараться!
Чего не сделаешь ради попавшей в беду подруги! Нам казалось, что надо сделать ей максимально хорошо, чтобы в больнице ей было также весело и прикольно, как дома. Когда мы собирались втроем и разговаривали про мужчин, нам было очень-очень весело. А как могло быть иначе? Мы ровесницы. У нас очень красивый возраст – тридцать пять лет! У каждой за плечами какая-то жизнь. С кого начнем? Давайте сюда самую бесстрашную, а потому и самую опытную. Полину на ковер!
Полина
Будучи студенткой медицинского института, Полина вышла замуж за самого красивого и высокого одногруппника – Фиму. Фима, как полагается, был не только красив и высок, но и со всеми модными в то время соответствиями – фарцовщик, в нужных джинсах, с приличными сигаретами и возможностью сводить девушку в ресторан.
На третьем курсе у них уже была дочка, съемная квартира и нянька. Парой они были красивой, причем каждый из них осознавал свою красоту. Относились каждый сам к себе со значением. И когда им случалось публично выяснять отношения – местный драматический театр отдыхал. Окончив институт, они вернулись в родной город, где Поля влюбилась. Дальше было сплошное веселье, пока она все-таки не разбабахала семью и не ушла жить к этому своему Баранову. Что сделал Баранов? Перво-наперво он, конечно, отрезал Полине возможность общения с подругами, которые готовы были всегда обеспечить ей надежное алиби. Во-вторых, Баранов удочерил Полининого ребенка. В семье устанавливается натуральный домострой. Полина под таким контролем никогда не жила, и примерно через год ей это надоело. Она вернулась к мужу, придав своему возвращению оттенок жертвенности, – бросила богатого человека ради отца ребенка! Провернули обратную передокументацию Даши на Фиму. Поля была в свободном полете! Слава Богу, ад с Барановым закончен – свобода!!! Честной жизни с мужем уже не получалось, но оправдание мы в себе всегда находим – типа «у него есть баба»! Аккуратно так с мужем разошлись. Теперь вот Виталий притащил ее в Москву. Фима, кстати, тоже вскоре приехал в столицу. Снял квартиру, устроился на работу врачом. Периодически они пытались начинать совместную жизнь заново. Но Виталий спросил Полину: «Ты хочешь такую псевдосемью, как у меня?»
«Нет!» – ответила Поля. Таким ответом она отрезала все пути к возвращению Фиме. И заодно успокоила любовника, который продолжал благополучно жить в псевдосемье и строить себе дом в ближайшем Подмосковье. Видимо, отношения в семье были настолько «псевдо», что нуждались в прочном фундаменте, надежной крыше и крепких стенах для сохранения. С Полей же, по его мнению, все настолько незыблемо и небесно налажено, что вкладываться вполне достаточно душевно и физически, но никак не материально.
М-да…
Ира
Ира умела общаться с большим количеством людей. Я больше не знаю никого, у кого было бы столько подруг. Причем не приятельниц – нет, именно подруг. С десяток точно. Когда ее не стало, многие заговорили – «она была моей лучшей подругой». Как ее на всех хватало, для меня загадка. Разговор по телефону с ней в течение сорока минут считался коротким. И так она говорила со всеми! Еще она работала, худо-бедно вела хозяйство, растила детей. Ира была в курсе всех событий, которые происходили в ее кругу, всех-всех. Если что-то про кого-то надо узнать – к ней. Мое мнение, что так себя ведут – собирают информацию о других – люди, у которых скупая личная жизнь. Но это не про Иру. У нее с этим все было в порядке.
Я познакомилась с Ирой в Москве, хотя раньше, до собственного переезда, много слышала от своего мужа об их семействе. Мы быстро сошлись. Уехали вместе отдыхать с детьми в Турцию. И там долгими разговорами, вином и дискотеками скрепили наши отношения. При внешнем сходстве, на тот момент у нас была разная позиция по многим вопросам, например в отношении к флирту с мужчинами. Я вела себя недоступно, Иру это несколько удивляло. Помню ее фразу:
– Пока ты говоришь про юность и приключения, все нормально. Но почему сейчас-то себе ничего не позволяешь? Чего у тебя лицо каменеет, когда к нам мужчины подсаживаются?
– Зачем? – коротко парировала я.
Всю ее историю рассказывать не буду, как не расскажу потом и свою. Не мы с Ирой главные героини сюжета. Мы так – чуть-чуть помогали.
К моменту описываемых событий Ира родила второго ребенка. Когда она по-матерински нянькалась с Полиной в больнице, на самом деле ей было с кем нянькаться дома. Но Ира с самоотверженностью Матери Терезы неслась к Поле по любой ее истерике. Вспоминая впоследствии весь ужас ситуации, я вообще не понимаю, как Полина тогда с ней справилась. Представьте: женщина с дочерью-студенткой первого курса, работник коммерческого предприятия, где не предусмотрено никаких больничных. То есть – без опоры, без средств к существованию, в съемной квартире. Деньги Полина какие-то собирала, но отдала родственникам под проценты. Любовник, который в любой момент мог от нее отказаться, но пока не отказывался, нет. Наоборот, приходил и делал с ней, то, что делают любовники с женщинами – доставляя ей физическую боль. А какая это была боль – дальнейшее развитие событий покажет. Но она его любила и отказать ему в наслаждении не могла. Он же, не в каждый приход, а раза два в месяц, немного стесняясь, оставлял ей по 500 рублей на холодильнике, что соответствовало 20 долларам. Помню, что, выпив, я говорила ей:
– Поль, вот мы от тебя никакой телесной радости не получаем! Но почему-то носим тебе деньги, продукты и думаем, как платить за квартиру.
Теперь немного о себе
Что-то не хочется мне ничего о себе рассказывать. Жила, работала, растила сына. И… неважно. Остальное в данном контексте неважно!
Это оставим для творчества моим подругам. Со стороны оно ж всегда видней.
История болезни
Зафиксировав кости, врачи выписали Полину домой, где мы вместе стали ждать благополучного выздоровления. Часто в выходные собирались у нее, с винцом, салатиками и безудержным смехом. Смеялись, помню, много. А что нас смешило – поди вспомни. И рыдали, обязательно. Поля большой мастер была выдавить слезу и из себя, и из подруг. Вот в ком актриса-то пропала.
Прошли все обозначенные врачами сроки, но у Поли не прекращались боли. При ходьбе она не могла без костылей, хотя рентген фиксировал нормальную костную мозоль. По всем травматологическим понятиям Полина уже должна была бегать. Полина отчаялась. Естественно, что иссякал энтузиазм и у Виталика навещать любимую. Это добивало Полю по голове. Она творила черт знает что. Орала при дочери, что выбросится из окна. Ире устраивала апокалипсис потому только, что Ира на нее реагировала и всячески ее жалела. Когда я была с ней один на один, она вела себя вменяемо, я ее останавливала очень резко. В лицо говорила ей, что издеваться над Иркой не позволю. Что она должна быть благодарна. Что, в сущности, она – Поля, сейчас брошена всеми. Что здесь, в Москве, Бог дал ей в помощь только двух человек – Иру и меня… Не гневи Бога, Поля-а!
У меня в пациентках тогда была медиум, парапсихолог и целитель в одном лице, назовем ее, как они любят, например – Марианна. Женщина очень в себе уверенная и действительно помогающая. Я попросила ее, чтобы она съездила к Полине за мой, естественно, счет. Марианна приехала, заставила нас переставить мебель по Фэн-шуй. Обкурила комнаты ароматными смесями, снимала с Полины порчу, разложила карты, сказала, что проблемы еще будут. Полинину ногу повелела обкладывать какими-то заряженными модулями. Поле это не помогло. Потом как-то в моем кресле оказался массажист, и я его Поле оплачивала, так как ей прописали массаж; сама же его и привозила. Когда стали делать массаж, сразу все и вскрылось. Дело в том, что когда массажист доходил до тазобедренного сустава, Полина начинала орать дурниной. Сделали рентген сустава через 6 месяцев после аварии. Оказалось, что сустав тоже был поврежден, а теперь безвозвратно утерян. Вот так. Нужна дорогостоящая операция. $5000 – только имплантат. Деньги, по меркам 2001 года, немалые. Мы втроем.
– Мариааннааа! Что делать?
Марианна спокойно смотрит на таро и говорит:
– Деньги будут. Придут легко.
– Откуда?!
– Не знаю, но придут точно, – уверяла нас медиум.
– Когда?
– Когда надо.
– Надо было вчера.
– Деньги придут к той ситуации, которую вы имеете сегодня.
– Блин, Маша, где ты находишь этих аферисток? – спрашивала меня Ира. – Тебе деньги некуда девать?
– Знаешь, все-таки она хоть в какой-то узде держала мозги твоей ненормальной подружки.
– А ты бы в ее ситуации была нормальная?
– А у нее вообще бывают нормальные ситуации? Я так уже думаю, что Поле эта ситуация и дана, чтобы этот паразитирующий на ее теле элемент сам отвалился, раз девушка ничего не видит и сама его еще долго не погонит. Вместо этого будет выбирать позиции, в какой его встретить и меньше боли получить. Мы ж по ее рассказам можем Камасутру для инвалидов написать. А в той семье ребенок родился, ему отец нужен.
– Ну да, – соглашалась Ира: – Хотя он и несильно от семьи отвлекался.
– Вот пусть вообще не отвлекается. Или отвлекается, но не на нашу. Что сейчас об этом? Где деньги брать будем? Сколько ты сможешь найти? Где сможешь найти? Чего делать-то будем? – сыпала я вопросы.
– Не-зна-ю.
– И я не знаю.
И никто не мог знать, что из их города приедет на конференцию еще одна подруга Иры, которая тоже знакома с Полей. Тамара сидела на Полининой кухне, обхватив руками голову, и повторяла: «О Господи, а что же делать? Что же делать?» Мы уже жили в этой истории, а она как-то тоже очень близко ее восприняла. Дальше, я думаю, действовал Бог! Ой, что я говорю, конечно, он всегда здесь был.
Рассказывает Тамара: «Еду с учебы, центр Москвы, солнце яркое летнее, настроение какое-то игривое и дай, думаю, позвоню…»
Чтобы коротко, позвонила она бывшему любовнику, который жил теперь в Москве и жил не так себе, а олигархом. Встретились они, если мне не изменяет память, в гостинице «Украина». Что-то в веселом рассказе было про ванну с обливанием шампанским. За всем этим увлекательным действом Тамара наша рассказала олигарху про Полину. Он Полину знал, мало того, Виталик, ее любовник, работал на него и словом не обмолвился.
– Вот урод, – сказал олигарх. – Он у меня сейчас такие деньжищи под строительство дома берет. Ладно, сколько денег надо?
– Пять тысяч – имплантат и лечение. Операцию как медику обещали провести бесплатно.
Ира с Тамарой съездили к олигарху в офис, он дал пять тысяч на операцию и какую-то сумму Тамаре. Из которой Тамара опять-таки выделила часть Полине.
Поле делали операцию в одной из самых хороших клиник города Москвы. После был еще почти год реабилитации. В том числе санаторий, где Поля встретила Толю.
Ох, этот Толя хромал на обе ноги!
Виталик к этому времени окончательно испарился. Поэтому…
Конечно, мы все являемся заложниками своего тела. А женское тело понятие не только эстетическое, но еще и медицинское. Поля в данный свой период очень хороший тому пример. Я сейчас не про ногу. Я часто наблюдала, в том числе и на себе такие моменты, когда гормоны наши включают какой-то понятный только им анализ. И что бы ни казалось окружающим, что бы ни диктовали простые логические, практические, социально-нравственные – да какие угодно истины. Человек ведет себя так, как ведет.
Господи, как-то в нашей больнице встретила ее, Полининого, мужа – Фиму. Иду по лестнице, он спускается.
– Ой, – говорю, – Ефим! Ну так нельзя, я чуть с лестницы не упала от такой красоты!
Фимка парень самодовольный, и все это нарисовалось на его физиономии – не сотрешь.
А Поля наша, когда пыталась начать с ним по новой жить, говорила: «Я столько не выпью… Я печень посажу. Без водки с ним спать не могу». Кроме того, Фима врач серьезной специальности, научной работой занимается, преподает, недавно тут его в передаче у Малышевой видела. А Толя наш – водитель, после последней аварии в которой размозжил обе ступни, остался без профессии. Но с ним как раз Поля спала с удовольствием. Может, молодежность сказывалась – Толя на одиннадцать лет младше Поли.
Когда они вернулись из санатория в Полину квартиру, ну не в Подмосковье же ехать к Толе. О Боже! Он нам стол накрыл, усадил, шампанское разлил, посидел с нами и вежливо похромал в другую комнату, провожаемый та-аким нежным взглядом возлюбленной. Камера! Где камера?
Когда напились, Поля показала его фотографию в кошельке. Там в прозрачном окошечке – Толино счастливое лицо. После еще нескольких фужеров Поля показала фото, хранившееся под предыдущим. Там оказался Толин… ох, как это сказать по-русски?! Толино главное, наверное, достоинство. И даже не в сильном своем положении! Понятно?
– Поля! – завопила я. – Поля! В кошельке должны быть деньги!!! Ты ж с Марианной занималась, она что, тебе не говорила, что подобное притягивает подобное?
Поля взирала на нас волооко – «ничего вы не понимаете» – читалось у нее в глазах.
Такая вот история.
Полина выздоровела, пошла работать. Выучила Толю на зубного техника. Два года учила, работая днем и ночью в частной клинике. Живут как-то. Квартиру купили, успели еще до роста цен: родственники вернули Полинины деньги с процентами, Толя что-то продал в Подмосковье, и купили. Даша вышла замуж, стало быть, живут они теперь одни. До недавнего времени все пытались забеременеть. Как сейчас – даже не знаю, созваниваемся два раза в год, в дни рождения друг друга, и то не всегда, когда вспомним.
Ира, моя любимая Ира умерла три года спустя от онкологии. Тамару видела после этого один раз, когда она приезжала в Москву. Встретились на часок в кафешке. Поговорили о Полине, об Ириных девчонках.
Но зато теперь, когда я слышу фразу – «женской дружбы не бывает»…
Я улыбаюсь.
Приятные пустячки
Купили цифровое пианино для Лизы и взяли преподавателя. Теперь преподаватель, можно сказать, живет у нас. Занимается Лиза (7 лет), Павел (25) и я (47).
Ну Лиза, понятно, что у нее все впереди, Павел, впервые взявшись, очень забавно смотрится. Я вчера с удовольствием наблюдала за его усердием, когда он разучивал маленькую пьеску, как-то очень необычно укладывал пальцы на клавиши. О себе вообще молчу. Хотя преподавательница распознала во мне хороший слух и нераскрытые способности. Есть в кого, мой папа играл на всем, что звучало. Дома были пианино и аккордеон и, естественно, он отдал меня в музыкальную школу. Но родители развелись, когда мне было девять лет. Мама разрешила мне не мучить себя музыкой. Кода я сказала маме, что теперь жалею, мама заняла жесткую оборонительную позицию:
– Спасибо должна сказать, то я тебе психику здоровой сохранила, – парировала мама.
– Хорошо-хорошо! Спасибо.
Вчера ночевала у Любы в Переделкино. Ехала на урок к одиннадцати. Красные буквы загорелись «Проверьте давление в шинах». Чувствую, машину направо заносит. Вместо меня урок взял сын, а я взяла шиномонтаж. Но там случился другой приятный пустячок.
Ожидал там кроме меня молодой мальчишка машину, довольно привлекательный, кстати. Чистенький такой, стильненький, немножко не русский. Я уже уезжать собираюсь, а он подходит и спрашивает, как меня зовут.
Хм, курточка моя, джинсы в обтяжку, угги, розовые щечки на холоде, возможно, все это молодит, вопрос – насколько.
– Маша меня зовут, – подхожу к своей машине.
– Меня Рустам, а можно ваш телефон, – чуть меня обгоняет, открывает мне дверь, которую я разблокировала с пульта.
– Сколько вам лет, Рустам? – сажусь.
– Тридцать, – отвечает.
– Пока не могу себе позволить, – улыбнулась я парню.
– Почему?
– Это секрет, но вам спасибо, Рустам, большое вам спасибо. – Уезжаю.
Секрет родился спонтанно. И не секрет это никакой, а просто болтовня. Мы же все прикалываемся.
По осени бегала между корпусами и зашла к своим в кабинет в куртке расстегнутой.
– Что, спина мерзнет? – спрашивает меня коллега. – Между прочим, это первый признак старости.
– У меня будет другой первый признак старости, – поддерживаю заданный ехидный тон я.
– Это какой?
– Молодой любовник.
И вот тут можно было бы поговорить о многом:
1. О воспитании детей и о целесообразности небольшого принуждения. Старшего я спрашивала, хочет он или нет заниматься музыкой. В детстве не хотел.
2. О том, что меняя свою жизнь, взрослые, конечно, меняют и судьбу своих детей. Ведь в детском саду на празднике в честь выпуска, отвечая на вопрос: «Кем ты будешь, Машенька?», я ответила – «музыкантом».
3. О том, что женщине необходимо чувствовать себя привлекательной. Комментировать этот пункт считаю излишним. И еще раз спасибо Рустаму.
4. О национальном вопросе. Недавно только разговаривали с подругой о том, что «прилипать» в последнее время не ленятся одни кавказцы.
5. О сексе взрослых людей с молодежью. Проанализировать известные мне случаи и понять, наконец, действительно ли от этих связей можно помолодеть всем, чем есть.
6. О скуке. У. О сохранности в возрасте. 8. О старческом маразме. 9…..10. одиннадцать…
Ну это ж все пустяки. А разве можно сейчас о пустяках, когда в стране такие дела. Такие дела!
Хоть названия улиц и площадей узнала, где люди собираются. А то уже столько лет в Москве.
Миг просветления
Вчера так четко его поймала.
Была на дне рождения у Лельки. Лелька у нас вся такая зажиточная теперь. Дом, все в классическом, на столе яства, которые сама она готовила, – молодец и умелица, подано все на хорошем фарфоре и серебре.
Наташа, наша подруга, до этого дня сидела три недели на диете. Диета какая-то такая: привозят тебе домой каждое утро на день еды расфасованной для шестикратного приема. И ты худеешь, при условии, что ничего другого не ешь. Стоит это все, конечно, денег, но удобно и не голодно.
Так вот, а тут на столе и салатики домашнего приготовления, и соленья, и холодец, и пхале, и сациви, и рыбку красную Лялька сама посолила, и сало хохляцкое, и много чего еще.
Потом подали баранину с мангала.
И вот встает Наташа и говорит тост за кайф:
– Вот сижу я на этой издевательской диете уже три недели, и с понедельника еще сидеть буду. Но какой же кайф, – закатывает глаза Наташа, – вот так вкусно есть! Я сегодня себе позволила после перерыва, и это так прекрасно. Все так вкусно: и сало, я уже три кусочка съела, и «шуба», а холодец!!! Ну такой кайф, давайте выпьем за это счастье.
А Лялька потом, покручивая одно из своих массивных колец, задумчиво такой монолог выдала:
– Я, – говорит, – не очень все это люблю, не очень, но вот к этому кольцу у меня скоро сережки будут. А я еще тут в журнале увидела кольцо с крупным камнем и говорю мужу: «вот такое мне, наверно, никогда, не поносить». А муж отвечает – «это дорогое, наверно».
– Ле-оош, Леша-а!!! – закричала Лялька в сторону комнаты, где находились мужчины. – А ты почему раньше мне на все то, что я тебе показывала, говорил: все будет, моя Лелечка, а теперь дорого тебе?
– Да будет, будет у тебя все, – от греха пробурчал Леша.
И тут я трезвая (не пила вчера, показалось, что горло начало болеть и привезла всех на машине в качестве водителя) подумала, а что же мне для настоящего кайфа хотелось бы? И ответ пришел такой.