Как отказать красивому мужчине Филдинг Хелен

Глава 40

Уиджетт был заслуженным профессором Колледжа Всех Святых, а также автором сорока монографий и более восьмидесяти статей на различные темы, связанные с Ближним Востоком, в том числе «Угроза с Запада: арабский менталитет и обоюдоострый меч технологического развития», «Лоуренс Аравийский в номере люкс: идеал бедуинства и гостеприимство горожан» и «Арабская диаспора: вчера и сегодня».

Она провела пару часов в Интернете, читая те работы профессора, которые ей удалось найти. Затем оделась с учетом прохладной февральской погоды. Было довольно странно облачаться в колготки, сапоги и пальто, но ей даже нравился этот процесс. Оливия выглянула в окно: топтуны по-прежнему были на боевом посту. Она прошла в спальню, вылезла из окна, спустилась по пожарной лестнице, перелезла через стену ухоженного садика, прошла насквозь через почтовое отделение и вышла на оживленную главную улицу района Примроуз-хилл. На кого бы ни работали эти горе-наблюдатели, они явно не являлись образцом профессионализма.

Клуб «Брукс» принадлежал к той категории заведений, куда до сих пор дам пускали лишь в сопровождении членов клуба и подавали обед из трех блюд с острыми закусками на десерт. Будка швейцара, пол, выложенный черно-белой плиткой, и настоящий камин в викторианском стиле со множеством декоративных деталей, в котором весело горело пламя. Швейцар в поношенном жилете и фраке, с морщинистым лицом заядлого курильщика провел Оливию наверх в библиотеку.

– Профессор Уиджетт ожидает вас там, мисс, – сказал он.

В комнате стояла тишина, за исключением тиканья высоких напольных часов. В потертых кожаных креслах сидели пять джентльменов почтенного возраста, увлеченно читающих «Financial Times» и «Telegraph». Здесь тоже горел камин. В углу стоял старинный глобус, стены были уставлены шкафами с книгами, покрытыми слоем пыли. «Непорядок, – подумала Оливия, – просто руки чешутся пройтись тут с бутылочкой полироли и тряпкой».

Профессор Уиджетт поднялся на ноги, чтобы поприветствовать ее. Он был очень высок и стар. При виде его Оливии невольно пришло на ум стихотворение Томаса Элиота «Шорохи бессмертия», которое они учили в школе: «Джон Вебстер, смертью одержим, под кожей череп наблюдал». Череп старика почти просвечивал под прозрачной, тонкой, как бумага, кожей и синими венами на висках. Профессор был почти полностью лыс.

Однако стоило ему заговорить, Оливия поняла, насколько неоправданно снисходительное отношение к старикам. Уиджетт отнюдь не был добреньким жизнерадостным старичком, какими принято изображать профессоров преклонного возраста. Оливия смотрела на него и видела перед собой того мужественного покорителя женских сердец, которым он когда-то, без сомнения, был: полные чувственные губы, гипнотический взгляд голубых глаз – насмешливый, твердый, холодный. Его легко можно было представить скачущим на верблюде, с лицом, закрытым арабским платком, – этакий герой колониальных времен, штурмующий какую-нибудь крепость в пустыне. Его поведение отличалось некоторым артистизмом и даже манерностью, обычно свойственной гомосексуалистам, но при этом было совершенно ясно, что этого человека интересует только прекрасная половина человечества.

– Могу я предложить вам чаю? – спросил он, приподнимая бровь.

Чаепитие с профессором Уиджеттом напомнило Оливии практические занятия на уроке химии в школе – тщательно отмеренные ингредиенты, аккуратность и точность. Это был настоящий спектакль: вежливые манеры, молоко, изящное ситечко, кипяток, масло, сливки, джем. Оливия внезапно поняла, почему англичане так любят предаваться чаепитию.

Это дает им возможность чем-то занять руки при обсуждении щекотливых вопросов, которые могут затронуть опасные области эмоций и инстинктов.

– Э-э-э, не слишком крепко для вас? Может, добавить кипяточка? – Профессор Уиджетт пыхтел и покашливал, расспрашивая ее о причинах интереса к арабскому миру и задавая вопросы, которые, как ни странно, не имели ни малейшего отношения к статье о дайвинге в неизведанных местах. Каковы ее впечатления о путешествиях по арабским странам? Какие мотивы, с ее точки зрения, стоят за джихадом? Не кажется ли ей странным, что в арабских странах не производится техническое оборудование, которое широко используется в западном мире, – телевизоры, компьютеры, автомобили? Может, добавить еще молока? Не мешало бы долить чайник. А может, это следствие пренебрежительного отношения арабов к физическому труду или же причина лежит в определенном недоверии к ним со стороны Запада? Не думает ли она, что именно это является реальной причиной неистребимой неприязни арабов к западному миру, учитывая их неодолимую страсть ко всяческим техническим новшествам и желание ими владеть? Молока подлить? Еще кусочек сахара? У вас, случайно, не было романа с арабским мужчиной? Боже, это не чай, а верблюжья моча! Надо попросить официанта принести нам новый чайник.

– Профессор Уиджетт, – наконец не выдержала Оливия. – Это Салли Хокинс с вами связалась или же вы сами вышли на нее и попросили устроить встречу со мной?

– Так и думал: Салли отвратительная актриса, верно? – ответил он, отпивая глоток чая. – Ее артистические данные явно оставляют желать лучшего.

– Вы из МИ-6?

Он откусил кусочек булочки, сверля ее невозмутимым взглядом голубых глаз.

– Неловко как-то получилось, милая, – произнес он, манерно растягивая слова. – Обычно те, с кем мы выходим на контакт, сами ждут, пока агент поднимет щекотливую тему, а вы опережаете события.

Он сделал глоток чая и откусил еще кусок булочки, по-прежнему пристально глядя на Оливию.

– Итак. – Он с заговорщицким видом наклонился к ней, положил костлявую руку на ее пальцы и театральным шепотом произнес: – Вы готовы нам помочь?

– Да, – едва слышно ответила она.

– Тогда нам надо идти.

– Куда?

– Туда, где исключена возможность прослушки.

– И надолго?

– Трудно сказать.

– А я думала, что это ваши люди пасут меня возле дома.

– Вы угадали. Но меня беспокоят не они.

– Понятно, – сказала она, все еще пытаясь прийти в себя. – А как же мои вещи?

– Вещи, Оливия, вещи… Нельзя позволять себе привязываться к вещам!

– Совершенно с вами согласна. Но все же мне понадобятся кое-какие вещи, если мне предстоит поездка.

– Составьте список. Я попрошу наших людей забрать их.

– Почему вы не встретили меня в аэропорту? Можно было бы избежать всех ненужных сложностей.

– Никто не застрахован от ошибок при проведении сложной операции, дорогая, – произнес он, поднимаясь на ноги.

Глава 41

Уиджетт нес себя, словно султан. Он скользил легкой походкой по переполненным улочкам Сент-Джеймса, потрясающе элегантный в длинном кашемировом пальто, и взгляд его, брошенный на случайных прохожих, менялся в зависимости от того, кто попадался на пути, становясь то пристально-настороженным, как у хищной птицы, то теплым и полным восхищения. Оливия подумала, что лет в сорок он был, наверное, совершенно неотразим. Она живо представила, как в вечернем платье спешит рядом с ним по тем же улочкам на ужин или танцы в клубе «Кафе де Пари».

– Куда мы направляемся? – спросила Оливия, которую вдруг охватило опасение, что Уиджетт вовсе не агент МИ-6, а просто выживший из ума профессор.

– К реке, милая.

Он провел ее каким-то запутанным путем по улицам, примыкающим к Уайтхоллу, пока они наконец не вышли на набережную, где, как оказалось, их ждал полицейский катер. При виде Уиджетта полицейские вместо того, чтобы загрузить его в карету скорой психиатрической помощи и надеть на него смирительную рубашку, вытянулись в струнку. Оливия облегченно вздохнула.

– Красавчики, правда? – спросил профессор и подал Оливии руку, помогая взойти на катер.

– И где эта ваша конспиративная квартира?

– Вам это знать вовсе не обязательно. Приятного ужина и крепкого сна. Увидимся утром. – Изящно помахав рукой, Уиджетт растворился в толпе.

Катер тут же рванул от берега, устремляясь на середину Темзы, набрал скорость и понесся против течения, подпрыгивая на волнах. Вскоре Биг-Бен и здание парламента превратились лишь в темный силуэт на фоне залитого лунным светом неба. Оливия стояла на носу катера, и сердце ее колотилось от волнения, а в голове звучала музыкальная тема из «Джеймса Бонда». Она участвует в операции спецслужб! Оливия сложила пальцы пистолетом и прошептала: «Ба-бах!» Тут катер со всей силы врезался в волну, и в лицо ударили брызги мутной речной воды. Нет уж, лучше провести остаток путешествия в каюте.

Там сидел полицейский в гражданской одежде.

– Пол Маккеон, – представился он. – Я координатор Скотленд-Ярда по связям со службами безопасности. Что скажете об Уиджетте?

– Даже не знаю, – честно призналась Оливия. – А кто он такой?

– Да ладно! Вы же определенно знаете, кто он.

– Знаю только, что он работает на МИ-6 и что он известный востоковед. Вот, собственно, и все.

– Авессалом Уиджетт! Да это же шпион старой школы – Джеймс Бонд своего времени. Соблазнял жен и дочерей высокопоставленных лиц направо и налево. Работал по всему Ближнему Востоку и Аравии. Иногда выступал под личиной торговца восточными коврами с гомосексуальными наклонностями. Много лет держал лавчонку на рынке на Портобелло-роуд. Заведует кафедрой в Оксфорде. Просто блестящий человек, настоящая легенда.

– Он, наверное, большой чин в разведке?

– Был в свое время. Достиг немалых высот в карьере, но в семидесятые годы по каким-то причинам разочаровался в этой деятельности. До сих пор никто не знает, что произошло на самом деле: то ли интрижка с чьей-то женой, то ли выпил лишнего, то ли подсел на опиум, а может, возникли какие-то идеологические разногласия. Он же человек старой закалки, ну, знаете: нелегалы, говорящие на иностранных языках как на родном, полагающиеся только на свою интуицию… Он считал, что все эти новые технологии только снизят уровень разведки. В конце концов, то, что он впал в немилость, – это ошибка руководства. Арабский отдел после его ухода стал уже не тем, но ровно двенадцатого сентября две тысячи первого года его отставка закончилась.

Оливия задумчиво кивнула.

– А вы не подскажете мне, куда мы направляемся?

– Извините, не имею права. Но не стоит беспокоиться. Уверен, вам там будет достаточно комфортно.

В Хэмптон-корте ее пересадили на вертолет, а после короткого полета – в машину с затемненными окнами, которая с тихим урчанием покатила по проселочным дорогам Беркшира и Чилтерн-хилс. Они пересекли автостраду М40, и Оливия узнала кольцевую дорогу вокруг Оксфорда, а потом направились в сельскую глубинку Котсуолда, где сквозь окошки пабов и коттеджей приветливо мерцали огоньки каминов и все дышало покоем и уютом. Машина теперь ехала вдоль высоких стен загородной усадьбы, и Оливия слышала хруст гравия под колесами. Наконец массивные чугунные ворота медленно отворились, и фары высветили длинную подъездную дорожку. Воображение Оливии рисовало достойное завершение этого путешествия – на пороге их встречает дворецкий в ливрее с серебряным подносом в руках, на котором стоят стаканы с «Кровавой Мэри», или маленький лысый человек в инвалидном кресле, поглаживающий металлической клешней лежащую у него на коленях кошку.

И действительно, перед ними предстал идеально вышколенный дворецкий в ливрее, который сообщил Оливии, что ее багаж уже прибыл, и проводил по каменным ступеням в поражающий своим великолепием холл. На стенах, обитых деревянными панелями, висели написанные маслом картины, а широкая лестница из темного дерева вела на верхний этаж.

Дворецкий спросил, не желает ли она поужинать, и предложил принести горячие закуски на подносе с подогревом прямо в комнату. Оливия понятия не имела, что это за горячие закуски, но перед глазами тут же возник соблазнительный образ: запеченные креветки, гренки по-валлийски с горячим сырным соусом с ароматом пива и горчицы, анчоусная паста «Услада джентльмена», бисквиты со взбитыми сливками, пропитанные хересом, и она, конечно же, с удовольствием приняла предложение, любезно поблагодарив дворецкого.

Однако при виде кровати она вдруг потеряла интерес к окружающему миру и, почувствовав, насколько сильно устала, с наслаждением растянулась между хрустящими белоснежными простынями. Приятным сюрпризом было то, что в кровати обнаружилась горячая грелка, обтянутая стеганой тканью, причем лежала она именно там, где нужно, – в ногах.

Оливии так и не суждено было узнать, что за горячие закуски были на обещанном подносе. Она очнулась от сна лишь утром, испытывая обычный синдром путешественника – то есть абсолютно не понимая, где находится. Она попыталась нащупать лампу на прикроватной тумбочке. В комнате стояла темнота, но сквозь щели между тяжелыми шторами пробился яркий солнечный свет. Она возлежала на кровати с балдахином из тяжелой индийской ткани с набивным узором. Где-то вдалеке раздавалось блеяние овец. Но это был не Гондурас.

Она рывком спустила ноги с кровати и села на краю. Все тело адски болело. Чувствовала она себя отвратительно. Во рту пересохло, и страшно хотелось пить. Оливия прошлепала босыми ногами к окну, отдернула шторы, и перед ее глазами предстал чудесный английский сельский садик: ухоженные лужайки, строгие ряды живой изгороди из идеально подстриженных кустов. Прямо под окном располагалась терраса из камня медового цвета. Покрытые мхом ступеньки, по краям которых красовались псевдогреческие вазы, спускались к лужайке, на которой были установлены ворота для крикета. Дальше за лужайкой стояли заросли каштановых деревьев, ветки которых все еще были голыми после зимы, а за ними простирались серо-зеленые холмы, каменные стены и серые крыши домиков, сгрудившихся вокруг шпиля церкви, из труб которых струился дымок.

Она повернулась и осмотрела комнату. Ее оливково-бежевый чемодан каким-то таинственным образом оказался здесь, и в нем лежали все вещи, список которых она передала профессору Уиджетту. Под дверь был просунут конверт. В нем обнаружился план особняка, номер телефона, по которому ей следовало позвонить, когда она будет готова спуститься к завтраку, а также записка следующего содержания: «После завтрака немедленно приходите в оперативно-технический отдел».

Глава 42

Оливия заморгала, уставившись в монитор компьютера. Она сидела в специальной кабинке в комнате, битком набитой всяческим оборудованием, за которым работали операторы. Один из технических специалистов просматривал на экране снимки, которые она сделала своей цифровой камерой.

– Что на этом? – спросил он.

– Э-э-э… – замялась Оливия. На фотографии был во всей красе виден мужской мускулистый негритянский торс и бедра, торчащие из красных плавок, выразительно обтягивающих внушительные выпуклости. – Может, перейдем к следующему изображению? – как можно непринужденнее произнесла Оливия.

– Какой замечательный кадр! – произнес мужской голос. Девушка обернулась и увидела профессора Уиджетта, который с большим интересом рассматривал вызывающе бугрящиеся красные плавки.

– Я просто снимала с бедра, – в смущении пробормотала Оливия.

– Это заметно. У этого персонажа есть имя или только штрих-код? – полюбопытствовал профессор.

– Это Уинстон.

– Понятно. Значит, Уинстон.

– Перейдем к следующему кадру?

– Нет, подождите. А кто все эти модельного вида девицы вокруг бассейна? Что они там делают? Работают на Ферамо?

– Не знаю.

– Понятно. – Профессор внимательно посмотрел на монитор, а потом издал скучающий вздох и уставился на Оливию, склонив голову набок. – На самом деле мы никогда ничего не знаем наверняка. Главное, какие мысли нам приходят в голову, какие ощущения нас посещают. – Глаза его странно расширились, и ей на секунду даже стало страшно. – Скажите, что вам подсказывает чутье?

– Думаю, он отбирает их. И использует для каких-то целей.

– Как вы думаете, догадываются ли девушки, зачем их отбирают?

Оливия на минуту задумалась.

– Нет, конечно.

– А вы догадались?

– Думаю, это что-то связанное с Голливудом. – Она снова бросила смущенный взгляд на красные плавки на экране. – Ведь Ферамо ненавидит Голливуд, а все эти актрисульки оттуда не вылезают. Может быть, пора перейти к следующему кадру?

– Ну хорошо. Пора так пора. Покажи-ка следующий, Додд. Боже, а это что такое?

Оливии вдруг захотелось стукнуться лбом о стол, за которым она сидела. Ну как можно быть такой идиоткой? Следующий кадр являл треугольник, образуемый темной прорезиненной тканью с молниями по краям, из которой торчал загорелый плоский мускулистый мужской живот.

– Ой! Это просто еще один неудачный ракурс, – произнесла Оливия, осознавая, что смотрит на снятый крупным планом впечатляющий пах Мортона Си.

– Ну, я бы так не сказал, милая, – промурлыкал Уиджетт.

– Давайте посмотрим следующий, может, я смогу сказать, кто это.

Компьютерщик тяжело вздохнул, и на экране появился другой снимок. Это снова был Мортон, на сей раз со спины. Гидрокостюм был приспущен до талии, демонстрируя идеальный торс. Парень оглядывался через плечо, отчего снимок смутно напоминал картинки в стиле пинап пятидесятых годов.

– Какой привлекательный молодой человек! – прокомментировал профессор.

– Вовсе он не привлекательный! – сказала Оливия, сердито моргая от осознания всей глубины своего унижения. – Это тот самый парень, который угрожал мне пистолетом. Тот еще отморозок!

Губы Уиджетта скривились в насмешливой улыбке. Было видно, что ситуация его немало забавляет.

– Правда? Отморозок? Насколько я помню, вы утверждаете, что он работает на Ферамо? А в каком качестве? Сутенер? Или, может, жиголо?

– Ну, вроде бы Ферамо нанял его относительно недавно. В качестве инструктора по дайвингу для актеров. Честно говоря, у меня есть подозрение, что этот гад работает на всех и против всех. Зачем-то притворялся одним из дайверов. Активно знакомился со всеми и в баре, и во время поездки на катере. Такое впечатление, что он просто всех использует.

Уиджетт склонился к ней, лукаво поднял брови и прошептал:

– У вас с ним что-то было?

– Нет! Как вы могли такое подумать? – прошипела Оливия, с ненавистью глядя на фото на экране. Ужасно раздражало то, что Мортон и вправду выглядел чертовски привлекательно. Она никак не могла забыть то сурово-сосредоточенное выражение на его лице, которое привлекло ее внимание в Гондурасе.

– А жаль. Интересный парень.

– Это просто пустой продажный негодяй! Не намного лучше дешевой шлюхи.

В дальнем углу комнаты раздалось легкое покашливание. Профессор Уиджетт опустил голову и принялся изучать свои ногти, а из одного из компьютерных отсеков появилась знакомая фигура в непривычной одежде: стильном темном костюме, галстуке и рубашке с расстегнутой верхней пуговицей. Коротко стриженные волосы на этот раз не были осветлены перекисью. Уиджетт наконец поднял голову.

– Леди говорит, что вы не намного лучше дешевой шлюхи.

– Я слышал, сэр, – сухо сказал Мортон.

– Чем там она вас уколола? – спросил профессор.

– Шляпной булавкой, сэр.

Уиджетт выпрямился и поднялся на ноги.

– Мисс Джоулз, позвольте представить: Скотт Рич из ЦРУ. В прошлом – боевой пловец, к тому же один из самых блестящих выпускников Массачусетского технологического института. – Уиджетт делал акцент на всех этих «сс» и «тс», словно Лоуренс Оливье на сцене театра «Олд Вик». – Именно он будет руководить нашей операцией. Несмотря на то что ему не удалось так близко, как вам, подобраться к интересующему нас объекту.

– Добро пожаловать в нашу команду, – произнес Скотт Рич, довольно нервно кивая Оливии.

– Добро пожаловать в команду? – воскликнула она. – Да как ты смеешь мне это предлагать!

– Не понял?

– Не надо на меня так смотреть! Я разве не ясно выразилась?

– Прощу прощения, – обратился Уиджетт к компьютерщику. – Пусть ребята выяснят отношения.

– Чем ты занимался на острове?

– Вел наблюдение, – ответил Мортон Си, он же – агент ЦРУ Скотт Рич.

– Да знаю. Но почему ты так поступил со мной? Если ты работал на ЦРУ, почему ничего не сообщил мне?

– Могла бы и сама догадаться.

– Я-то думала, что ты работаешь на Ферамо.

– Знаешь, я тоже, – пояснил Скотт Рич.

– Как ты только посмел… так подумать.

– Ну, это просто выше моего понимания, – манерно произнес профессор, обращаясь к компьютерщику, словно они были школьницами, сплетничающими на уроке кройки и шитья. – Она так горячится, а ведь только что сравнивала его с дешевой шлюхой.

– Если бы я признался тебе, ты могла бы все выболтать ему.

– Если бы ты все мне объяснил, мы могли бы докопаться до того, что он замышляет.

– Полностью согласен с милой леди, – все еще голосом сплетницы произнес Уиджетт, обращаясь к компьютерщику. – Не понимаю, почему Скотт так быстро вывел ее из игры. Наверное, из рыцарских побуждений, неуместных при таком раскладе.

– Что? Из каких еще рыцарских побуждений? – воскликнула Оливия. – Ты меня использовал с того самого момента, как только увидел.

– Если бы я хотел использовать тебя, то сделал бы все возможное, чтобы ты там осталась.

– Я имею в виду, ты бы использовал меня раньше, если бы я тебе позволила. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

– Все, успокоились! – произнес Уиджетт, и Оливия впервые уловила железные нотки в его голосе. В его блестящих глазах появилась такая холодная отрешенность, что она поняла: в прошлом этому человеку приходилось отдавать весьма жесткие приказы, которым беспрекословно подчинялись. – Сначала разберитесь между собой, а потом поговорим. Веллингтоны и барбуры найдете в кладовке. Буду ждать вас на ступеньках у лужайки.

– Какие еще веллингтоны? Не понимаю, о чем вы говорите, – настороженно сказал Скотт Рич.

– Я имею в виду резиновые сапоги и штормовки. Вы же не собираетесь гулять по лесу одетый как официант?

У дверей оперативно-технического отдела их ждала экономка. Оливия и Скотт Рич проследовали за ней по лестнице, обшитой темным деревом, через кухню с выскобленными до идеальной чистоты деревянными столами, теплыми батареями и запахом выпечки. В обитой белой вагонкой кладовой тоже было довольно тепло. Там аккуратными рядами стояли сапоги, на крючках висели куртки, а на полках лежали носки и шарфы. Там было довольно уютно и спокойно, но Оливию продолжала терзать одна мысль.

– Зачем ты убил Дуэйна? – прошипела она, натягивая толстые шерстяные носки и зеленые резиновые сапоги.

– О чем это ты говоришь? – спросил Скотт Рич, просовывая голову в вырез черного свитера. – Я не убивал Дуэйна, клянусь Богом!

– Только не надо делать вид, что он пал жертвой акулы, – продолжала Оливия, втискиваясь в шерстяной джемпер.

– Если ты так жаждешь узнать жуткие подробности, то расскажу: Дуэйн в одиночку начал следить за дайверами Ферамо. Под водой между ними завязалась драка. Кто-то задел его ножом. Акулы начали сплываться, почуяв кровь. Люди Ферамо втащили Дуэйна на лодку. Я в тот момент был довольно далеко от них. В следующее мгновение в море сбросили куски тела Дуэйна, и все хищники по эту сторону от Тобаго начали собираться на место преступления. Между прочим, ты надела свитер задом наперед и наизнанку.

Она бросила на свитер растерянный взгляд, сняла его и надела снова.

– Это ты подсунул кокаин в мою сумку в Тегусигальпе, разве не так? – спросила она, в то время как Скотт Рич открыл дверь и придержал, чтобы она могла выйти.

– Это не я, – холодно сказал он.

– Не надо мне врать!

Сейчас он выглядел точь-в-точь как типичный сельский сквайр. Оливия подумала, что она, наверное, выглядела как жена сельского сквайра. На улице от холодного воздуха перехватывало дыхание.

Они зашли за угол, и перед ними предстал особняк во всей своей красе. Он явно был построен еще в Елизаветинскую эпоху, с высокими квадратными трубами и многостворчатыми окнами. Дом, сложенный из коствольдского известняка медового оттенка, поражал совершенством форм и пропорций.

– Повторяю, я не подкладывал тебе в комнату кокаин.

– А кто тогда это сделал? – спросила Оливия. – И зачем ты ошивался в том туннеле? Ты меня чуть не убил.

– Чуть не убил? – возмутился Скотт Рич.

Профессор Уиджетт стоял на ступеньках, поджидая их. Он увидел их и направился по лужайке навстречу. Полы его длинного пальто и шарф живописно развевались под порывами ветра.

– Я, между прочим, спас тебе жизнь в том самом туннеле. Поделился с тобой воздухом. Вы с Риком просто идиоты, что не оставили буек на месте погружения.

– О боже. Неужели вы все еще выясняете отношения? – спросил Уиджетт, подходя к ним. – Может, хватит? Давайте-ка лучше прогуляемся по лесу. Оливия, когда мы вернемся в дом, с вас возьмут подписку о неразглашении государственной тайны. Надеюсь, вы не возражаете?

– Да, сэр, – пробормотала Оливия, весьма взволнованная таким поворотом событий. – Совершенно не возражаю.

– Вот и отлично, я так и думал, что вы любите тайны, – сказал профессор. – Знайте, все, что вы здесь услышите, не должно выйти за пределы стен этого дома. Иначе угодите в Тауэр, мисс.

Стоял морозный зимний день. Воздух был наполнен типичными запахами сельской Англии, среди которых преобладал запах навоза. Оливия следовала за двумя агентами по лесной тропинке, вдыхая запах прелой древесины и гнилых грибов, с удовольствием хлюпала по лужам, искренне радуясь, что оказалась тепло одета, когда на улице так холодно. Она заметила, что на дереве висит камера наблюдения, потом попалась еще одна, а затем сквозь туман, стелющийся над зимним лесом, увидела высокую стену с четырьмя рядами колючей проволоки наверху, за которой маячила фигура солдата в камуфляже. Уровень безопасности здесь был просто запредельный, отметила Оливия. Скотт Рич остановился и оглянулся на нее.

– Мы не хотели нарушать твои размышления, но не могла бы ты поучаствовать в нашем разговоре или так и будешь шлепать по лужам?

– Но я же ничего из вашего разговора не слышала. Ты же просто несешься вперед, а мне приходится лишь догонять.

– Боже, больше я этого не вынесу, – посетовал Уиджетт, поворачиваясь к ним. – Все это похоже на начало дурной романтической комедии.

В холодном свете зимнего дня профессор казался еще старше. Красные жилки проступали сквозь кожу, под глазами залегли синие тени. Он выглядел почти как ходячий труп.

– Нам надо прояснить два основных вопроса, – начал Скотт Рич, не обращая на недовольство профессора ни малейшего внимания. – Первый: что они планируют совершить? У нас есть данные радиоперехвата их разговоров, которые подтверждают…

– Боже, радиоперехват. Просто ненавижу этот термин, – изрек Уиджетт. – Только умственно отсталые могут пользоваться такими приемами. Нужны внедренные агенты на местах. Живые люди, которые могут здраво оценить поведение других людей.

– Тем не менее данные радиоперехвата убедительно указывают на возможность скорых терактов в Лондоне и Лос-Анджелесе.

– А также в Сиднее, Нью-Йорке, Барселоне, Сингапуре, Сан-Франциско, Бильбао, Боготе, Болтоне, Богноре и прочих местах, откуда люди в большом количестве отправляют электронные письма, – недовольно произнес Уиджетт.

Скотт Рич слегка прикрыл глаза. Оливия уже начала изучать его повадки и поняла, что это можно считать одним из немногих признаков, говорящих о том, что он начинает выходить из себя.

– Допустим. Вот перед вами живой человек. А что, подходящая кандидатура. Она в полном вашем распоряжении. – Он прислонился к дереву.

Уиджетт пожевал губу отличными зубами (скорее всего, вставными). Было видно, что он пребывает в размышлении. Профессор уставился на Оливию своими пронзительными голубыми глазами.

– Итак, у нас два вопроса. Первый: какой козырь у Ферамо в рукаве? У него есть дайверы. Какие объекты они могут атаковать? Канализацию? Систему охлаждения атомной электростанции? Второй: они тайно переправляют взрывчатые вещества из отеля в Гондурасе в южную Калифорнию. Как они это делают?

– Значит, вот чем они занимаются в Гондурасе?

– Именно, – невозмутимо произнес Скотт Рич.

– А ты откуда знаешь?

– Я обнаружил пластид, спрятанный в верхней части той пещеры, в которой ты побывала.

Оливия опустила голову и нахмурилась. Подумать только, а она там беззаботно плавала, любуясь яркими разноцветными рыбками!

– Итак… агент Джоулз, – продолжил Уиджетт. – Есть какие-нибудь дельные мысли в вашей прелестной головке?

Она метнула на него быстрый взгляд. Ее мозг в тот момент работал далеко не на пределе возможностей. Все это приняло слишком серьезный оборот. Она могла ошибиться, так как слишком стремилась доказать, что может быть успешной шпионкой.

– Мне надо подумать, – тихо сказала она. Уиджетт и Скотт Рич недоуменно посмотрели друг на друга. Она почувствовала разочарование, исходящее от одного, и пренебрежение от другого.

– Продолжим нашу прогулку? – произнес Уиджетт.

Двое столь непохожих друг на друга людей пошли вперед, увлеченные серьезной беседой. Один – гротескно долговязый, в длинном шарфе и развевающемся пальто, с нарочито театральной жестикуляцией, другой – сильный, сдержанный, полный самообладания. Оливия с несчастным видом брела за ними, остро переживая свое унижение. Она чувствовала себя как хваленое юное музыкальное дарование, которое вышло на сцену и смогло взять на скрипке лишь несколько визгливых нот, подведя своих наставников, возлагавших на него столько надежд. Нервное напряжение, накопившееся за время всех странных испытаний, начало сказываться, и Оливия внезапно почувствовала себя выжатой как лимон, измотанной, инфантильной и бесполезной. «Спокойно. Дыши глубже, не паникуй», – твердила она себе, пытаясь вспомнить золотые «Правила жизни»:

«Никогда не паникуй. Не спеши, дыши, думай.

Все обычно не так плохо, но и не так радужно, как кажется.

Если кажется, что произошло что-то ужасное, скажи себе: да пошло все в задницу!

Ключ к успеху лежит в твоем умении восстанавливаться после поражения».

– Простите, что перебиваю! – воскликнула она, почти бегом нагоняя их. – Я, кажется, знаю, как они перевозят взрывчатку!

– Вот и отлично, – произнес Уиджетт. – Рассказывайте.

– Они везут ее в грузовиках через Гондурас, а потом на катерах на побережье Тихого океана.

– Вообще-то мы и сами сообразили, как они это делают, – пробурчал Скотт. – Вопрос в том, как они переправляют все это в Штаты?

– Думаю, они перегружают взрывчатку на фешенебельные яхты и начиняют ею доски для серфинга, и делается это либо на самих яхтах, либо на спортивной базе Ферамо на Каталине.

Скотт Рич и профессор Уиджетт остановились и удивленно уставились на Оливию.

– Потом они на яхтах доставляют эти доски для серфинга на побережье Калифорнии. К ним подвешивают утяжелители и прячут на дне океана либо как-то подвешивают на канатах. Потом нанятые дайверы в полном снаряжении достают эти доски, скидывают грузовые пояса, жилеты и баллоны, встают на доски и плывут на них в Малибу как серферы, откуда спокойненько увозят доски с взрывчаткой в своих машинах.

Наступила полная тишина.

– Хм, потрясающий образец нестандартного мышления, – наконец произнес Уиджетт. – И на чем же основаны ваши выводы?

– Я видела, как они тренируются в Гондурасе. Специально заплыла за мыс и заметила, что они сначала ныряют как дайверы, а потом уже без снаряжения откуда-то достают доски и плывут на них к берегу.

– А разве не вы должны были этим заниматься, Рич? – язвительно спросил профессор. – Или вы были слишком заняты тем, что сушили свои «жучки» после того, как эта юная особа залила их бургундским? «Пюлиньи-Монраше», если не ошибаюсь?

– Пожалуйста, не надо, – напрягся Скотт.