Томми-бродяга Олджер Горацио

Глава 13. Бабулины заработки

Оставим на время Томми в ее новом доме и вернемся к миссис Уолш – это настоящее имя старой женщины, которую наша героиня привыкла называть Бабулей.

Хоть Томми и удалось сбежать, Бабуля была уверена, что девчонка непременно скоро вернется. Ей не приходило в голову, что их совместная жизнь обеспечивала преимущества только ей, а Томми доставалась одна-единственная привилегия – зарабатывать деньги на жизнь им обеим. Если бы Бабуля иначе относилась к девочке, та, вероятно, могла бы и остаться, но теперь она удрала и решительно не собиралась возвращаться – если только ее не принудят силой.

Когда к шести часам вечера Томми не вернулась, Бабуля не особенно удивилась, хоть обычно девочка приносила заработанное за день гораздо раньше. «Порки боится, – решила старуха. – И не зря боится, я ей хорошенько всыплю сегодня!»

Прошел еще час, и миссис Уолш проголодалась. В доме не было ни денег, ни каких-либо продуктов, кроме куска черствого хлеба, который предназначался Томми на ужин. Бабуле пришлось съесть его – голод заставил. Чем дольше задерживалась девочка, тем сильнее злилась на нее старуха.

В половине восьмого Бабуля решила поискать свою пропажу. Может быть, она играет с другими детьми на улице? А вдруг – но в это и верить не хотелось – она опять тратит свой, теперь уже дневной, заработок на еду в ресторане?

В это предвечернее время на улице бывало много детей из соседних домов. Дети постарше собирались группами, малыши играли рядом, но Томми не было видно.

– Ты нигде не видел мою девчонку? – спросила Бабуля у Майка Мерфи, мальчика, с которым она часто видела Томми.

– Нет, не видел, – ответил Майк.

– Кто-нибудь видел Томми? – громко спросила миссис Уолш, обращаясь ко всем.

– Я видел, как она продавала газеты, – сказал один мальчик.

– Когда?

– Около четырех.

– А где это было?

– На Гринвич-стрит.

Наконец появилась хоть какая-то зацепка, но и та довольно ненадежная. Томми видели в четыре часа, а сейчас уже около восьми. Газеты она должна была уже давно продать. И Бабуля снова подумала, что девчонка, должно быть, тратит заработанное на себя.

– Ну, попадешься ты мне в руки – шкуру спущу! – злобно бормотала она.

Миссис Уолш дошла до здания Городского Совета (в самом центре города), прошла вдоль ограды Центрального парка, глядя по сторонам, в надежде вдруг обнаружить Томми. Но та, как мы знаем, в это время устраивалась спать в ночлежке, и опасность быть пойманной в этот момент ей не грозила.

Бабуля рыскала по городу больше часа, иногда ненадолго присаживаясь на какую-нибудь скамейку, чтобы отдохнуть, пока, наконец, не ослабела от непривычных усилий. Возможно, усталость помогла ей окончательно осознать, что случайно столкнуться с Томми ей вряд ли удастся.

Правда, оставался еще один шанс. Может быть, Томми уже пришла домой, пока миссис Уолш разыскивала ее на улице? Окрыленная этой надеждой, старая женщина поспешила домой, вскарабкалась в свою комнату под крышей. Но там было так же пусто, как когда она уходила. Ясно, что Томми не собиралась возвращаться в этот вечер. Это было неприятно и досадно, но Бабуля все еще была уверена, что завтра девчонка вернется. Она улеглась на кровать – не без многочисленных проклятий в адрес своей восставшей подопечной – и уснула до утра.

Утром обычно все воспринимается иначе, становится более понятным. Бабуле рассвет принес осознание утраты.

Все оказалось ужасно! Аппетит у старухи всегда был отменный, но в доме совершенно не было ни еды, ни денег, чтобы купить ее. И самое неприятное, что об этом надо было думать и беспокоиться ей самой.

Однако миссис Уолш старалась найти самый безболезненный выход из непривычной ситуации. Зарабатывать деньги на жизнь она никоим образом не собиралась, гораздо проще для нее было использовать склонность некоторых людей к благотворительности. Для начала она постаралась – и у нее это получилось – напроситься на завтрак к бедным, но очень добрым соседям. Затем она пустилась в путь по направлению к центру города, а когда добралась до Четырнадцатой улицы, начала свой «деловой обход».

Миссис Уолш выбрала солидный дом в английском стиле и позвонила в дверь.

– Ваша хозяйка дома? – спросила она горничную.

– Да. А что вы хотите?

– Я бедная вдова, – захныкала Бабуля, – у меня пятеро маленьких детей. Есть у нас нечего, в доме ни крошки. Не могли бы вы дать мне несколько монет?

– Спрошу миссис, но не думаю, что она даст вам деньги.

Горничная ушла и вскоре вернулась:

– Деньги хозяйка не даст, но вот вам буханка хлеба.

Миссис Уолш предпочла бы деньги, но, пробормотав слова благодарности, бросила хлеб в сумку, которую предусмотрительно взяла с собой из дома.

Она перешла в следующий квартал и остановила на улице какого-то джентльмена, который шел в центр по делам:

– Я бедная вдова, – снова завела свой скорбный монолог Бабуля, – если дадите мне несколько центов, Господь благословит вас!

– Почему ты не работаешь? – сердито спросил джентльмен.

– Я слишком стара и слаба, – отвечала она и ссутулилась, чтобы внешний вид подтверждал ее слова.

Эта уловка не укрылась от внимания джентльмена. Он не стал церемониться с притворщицей:

– Ты мошенница! Ничего я тебе не дам. Если еще увижу, позову полицию, чтобы тебя арестовали.

Бабулю трясло от злости, но она не стала давать волю своим чувствам – вероятно, решила, что это будет небезопасно.

Следующая попытка была удачнее. Жалостливая леди ни на секунду не усомнилась в правдивости истории о пятерых голодных детях и передала через горничную двадцать пять центов.

Бабулины глаза радостно сверкали, когда она торопливо прятала деньги. Деньги – чудесная вещь, на них можно купить выпивку и табак!

– Миссис хочет знать, где вы живете, – сказала горничная.

Миссис Уолш назвала неверный адрес, чтобы не встречаться с дамами из благотворительных обществ, которые сразу же обнаружат, что ее история – сплошное вранье, а дети – вымышленные.

В следующем доме денег не дали, но, услышав, что у бедняжки крошки во рту не было вот уже целые сутки, решили накормить: привели в кухню, поставили перед ней тарелку с мясом и положили несколько кусков хлеба. Приглашение оказалось очень некстати: благодаря добрым соседям Бабуля совсем недавно хорошенько подзаправилась. Однако после убедительных жалоб нужно было соответствовать созданному образу и играть роль изголодавшегося человека. С этой трудной работой старуха справлялась плохо, поэтому вскоре кухарка заметила:

– Что-то не похоже, чтоб ты была очень голодна.

– Я так давно не ела, что боюсь сразу наедаться, может случиться заворот кишок, – слабым голосом ответила миссис Уолш.

В этот момент сумка Бабули упала, и буханка хлеба оказалась на полу.

– Это что такое? – спросила кухарка, подозрительно оглядывая старую женщину.

– Это детям, они дома плачут от голода.

Кухарка явно подозревала обман, и миссис Уолш поспешила поскорее убраться. Желудок ее изнемогал от переедания.

Следующие визиты проходили по-разному: в некоторых домах ей сразу отказывали и брезгливо прогоняли, в других отсылали в разные благотворительные общества. И все же ей где-то удалось раздобыть еще двадцать пять центов.

Итак, результатом рабочего дня миссис Уолш было пятьдесят центов, буханка хлеба и немного холодного мяса. Старуха была вполне этим удовлетворена. Она проехала часть дороги домой на омнибусе (когда есть целых пятьдесят центов, можно и побаловать себя), а потом шла по улицам и через парк, внимательно оглядываясь вокруг, в надежде увидеть Томми. Если бы девочка попалась Бабуле на глаза, она сполна расплатилась бы за все свои выходки. Но Томми нигде не было видно.

Наконец Бабуля с трудом добрела до дома, тяжело поднялась по лестнице, вошла в свою комнату, положила на подоконник хлеб с мясом, грузно опустилась на кровать и закурила трубку. Томми дома не было, и у миссис Уолш стали возникать мрачные предчувствия, что девчонка не собирается возвращаться. «Все равно когда-нибудь я ее встречу, – мстительно думала Бабуля. – И уж тогда головы мерзавке не сносить!»

Старая женщина провалялась часа три, затем вышла на улицу с целью потратить часть денег на стаканчик спиртного. Да и мысли о Томми не давали ей покоя. Бабуля испытывала жгучее желание отомстить, но помимо этого ей было тоскливо без девочки.

У миссис Уолш не было ни малейшей привязанности к ребенку, который столько лет был на ее попечении, она просто привыкла к компании Томми – без нее стало как-то одиноко. Кроме того, эта женщина принадлежала к тому странному типу людей, которым необходимо кого-то мучить и тиранить, а если такой возможности нет, они чувствуют себя потерянными.

Сделав намеченную покупку, Бабуля вновь зашла в парк, прошлась по соседним площадям, напряженно рассматривая толпы уличных детей, которые здесь занимались продажей газет, чисткой ботинок, подрабатывали разносчиками или уличными торговцами. Но Томми среди них не было – в это время она уже стала жильцом пансиона миссис Мэртон, куда устроил девочку ее чудесный друг – капитан Барнс. Миссис Уолш не могла даже представить себе, что почти сразу после бегства Томми перестала быть уличной беспризорницей, а оказалась во вполне респектабельном доме.

Конечно, Бабуля вернулась домой все в том же состоянии глубокого разочарования, потому что опять не удалось выместить на девчонке свою злость. И еще старуху переполняла обида: Томми – просто неблагодарное чудовище, как она посмела оставить свою благодетельницу на произвол судьбы!

У девочки же на этот счет было совсем иное мнение…

Глава 14. Снова в плену

Прошло два месяца. За это время ничего особенно интересного не произошло ни с нашей героиней, ни с «нежно любящей» ее родственницей, которая продолжала оплакивать уход девочки, но больше с яростью, чем с сожалением.

Читателям может быть интересно, как изменилась за это время Томми, стала ли она лучше – как обещала своему другу капитану Барнсу. Приятно сообщить, что Томми сильно преуспела за это время. От той уличной беспризорницы, какой она впервые вошла в этот дом, в ней осталось очень мало. И все же миссис Мэртон не один раз говорила своей близкой приятельнице – и большой сплетнице – мисс Бетси Перкинс, что Томми – «огромное испытание» и что только обещание, данное брату, вынуждает ее держать «это огромное испытание» в своем доме.

Томми, однако, была ловкой, быстрой и чрезвычайно способной девочкой. Она быстро усваивала то, чему ее обучали. Она стала многое делать по хозяйству, выкраивая время до и после школьных занятий, и ее помощь в доме была очень ощутима. А успехи девочки в школе поражали учителей, и Томми быстро перевели в следующий класс.

Дело в том, что она была самой старшей в классе и чувствовала себя переростком. Ей хотелось учиться с ровесниками и быть не хуже их. По этому Томми занималась с невероятной энергией и трудолюбием, и это приносило свои плоды – бывшая беспризорница быстро продвигалась в учебе.

А вот отношения со старшей дочерью миссис Мэртон у Томми не складывались. Мэри была ребенком скучным и при этом с очень большим самомнением. На Томми она смотрела свысока, называла ее нанятой прислугой – хотя прекрасно знала, что дядя дает на содержание девочки большие деньги. Томми не очень волновали насмешки Мэри, она умела достойно ответить. Но существовала болезненная для Томми тема, и Мэри не упускала возможности уколоть ее. Это касалось необразованности Томми.

– Ты знаешь не больше восьмилетней девочки, – презрительно говорила Мэри.

– Я же не ходила в школу, как ты.

– Знаю. Ты была нищенкой, старьевщицей или кем-то в этом роде. Понять не могу, зачем мой дядя подобрал тебя на улице! Там тебе самое место.

– Пожить бы тебе месяц-другой с моей Бабулей. Несколько хороших порок пошли бы тебе на пользу, – парировала Томми.

– Видимо, твоя бабушка просто низменное существо, – презрительно изрекала Мэри.

– В этом ты полностью права.

– Хорошо, что у меня нет такой бабушки. Я бы ее стыдилась.

– Она мне вовсе и не бабушка. Только называла себя так.

– Не сомневаюсь, что она тебе бабушка, и ты такая же!

– Попробуй повтори это, я тебя тресну по голове, – закипала Томми.

Мэри знала, что угрозы Томми не пустой звук, но продолжала отпускать высокомерные язвительные замечания по поводу невежественности Томми.

– Неважно, – отвечала Томми, – подожди немного, я тебя догоню.

На что Мэри презрительно фыркала:

– Только послушайте, что она говорит! Тебе и не снилось так говорить и писать по-английски, как я. А я еще и французский учу.

– А я могу учить французский?

– Ну, потеха! Чтобы уличная девчонка учила французский! А потом захочешь играть на пианино?

– Почему бы нет?

– Может быть, у твоей бабули – как ты ее называешь – есть пианино?

– Может и есть, но его забрал кузнец в починку, поэтому я его никогда не видала.

Никакие насмешки на тему Бабули не задевали Томми. Иногда в памяти всплывали особенно раздражавшие черты характера старухи и неприятные, часто горькие, эпизоды недавнего прошлого, но девочка невозмутимо отталкивала их от себя. Большого интереса к старой женщине она не испытывала.

Правда, иногда Томми становилось любопытно, как же Бабуля теперь живет без своей рабыни и как ей удается самой добывать себе пропитание. «Наверняка попрошайничает, – думала Томми, – ведь она слишком ленива, чтобы работать».

И Бабуля действительно попрошайничала. Она теперь часто бывала в центре города, но ни разу не встретила Томми. Возможно, потому, что Томми с девяти до двух была в школе, а Бабуля совершала свои деловые обходы именно в это время. Но однажды в субботу около полудня Томми послали с поручением в соседний район. На Восемнадцатой улице ее внимание привлекла фигура высокой, одетой в тряпье женщины, шедшей немного впереди. Хотя девочка видела только спину, некоторые особенности походки этой женщины были ей хорошо знакомы.

«Бабуля попрошайничает, могу побиться об заклад», – сказала сама себе Томми, придя в сильное возбуждение.

Старуха несла в одной руке корзину, чтобы складывать в нее продукты. Бабуля, конечно, предпочитала деньги, но и провизией тоже не пренебрегала. Она знала по опыту, что находились такие люди, которые денег не подавали из принципа, а еду давали.

Томми не горела желанием оказаться в бабулиных когтях. Но ей захотелось пойти за ней, чтобы услышать, как Бабуля будет излагать доверчивым людям историю своего трагического существования.

Долго ждать не пришлось. Бабуля свернула к солидному дому в английском стиле и позвонила. Томми остановилась поблизости так, чтобы все слышать.

– Что надо? – не слишком любезно спросила горничная, открыв дверь.

– Я бедная вдова, – плаксиво запричитала Бабуля, – у меня пятеро маленьких детей. Им нечего есть со вчерашнего дня. Не могли бы вы дать мне что-нибудь? Господь благословит вас за это!

«Во врет-то как здорово! Значит, у нее пять маленьких детей», – подумала Томми.

– Старовата ты для пяти маленьких детей, – неприязненно ответила горничная.

– Я выгляжу старше, – сказала миссис Уолш. – Бедность, беспомощность. Из-за этого я и состарилась раньше времени.

– Где твой муж?

– Умер. Он плохо со мной обращался. Напивался и избивал меня и детей.

– Похоже, ты сама пьешь.

– Нет, что вы! Да я это дело презираю. Не выношу виски.

«Ага, особенно когда напивается вдрызг!» – подумала Томми.

– Ладно, давай свою корзину, – сдалась горничная.

– А не могли бы вы дать мне денег? Мне за комнату платить, – заныла Бабуля.

– Мы никогда не даем денег, – отрезала горничная.

Горничная ушла, быстро вернулась и отдала Бабуле ее корзину. Миссис Уолш открыла корзину посмотреть, что ей положили, и нашла там мясо и хлеб:

– Нет ли у вас холодной курицы? – спросила она, явно разочарованная.

«Ну, наглости у нее хватает», – восхитилась Томми.

– Не нравится, можешь больше не приходить, – ответила горничная.

– Да что вы, очень нравится. Но моя маленькая девочка больна и ничего, кроме курицы или индюшки, не может есть.

– Тогда проси еще где-нибудь. У нас для тебя больше ничего нет.

Бабуля приготовилась уходить. Томми чувствовала, что и ей лучше убраться подальше – ее могли узнать. Правда, теперь она носила такую же одежду, как большинство девочек ее возраста. Кепка и пиджак – атрибуты облика юной беспризорницы – давно исчезли, и сейчас Томми совсем не походила на ту уличную девочку, которая два месяца назад удрала из бедного квартала.

Бабуля рассеянно взглянула на девочку, шедшую впереди, и у нее даже не мелькнуло мысли, что это ее сбежавшая «внучка». Однако старухе иногда удавалось выпрашивать деньги у жалостливых школьниц, и ей пришло в голову, что это, может быть, шанс раздобыть монету в двадцать пять центов.

Она догнала Томми и похлопала по плечу:

– Девочка, – печально завела она свою привычную песню, – я бедная вдова. У меня пятеро маленьких детей. Им нечего есть со вчерашнего дня. Не можешь ли ты дать мне несколько центов? Господь благословит тебя за это!

Томми слегка вздрогнула от неожиданности, но эта просьба Бабули ее развеселила. Отвечать было – опасно – уж голос-то ее давняя мучительница узнает. Но в этой опасности была и некая прелесть риска, к тому же она считала, что, даже будучи узнанной, сможет удрать.

– Где вы живете? – спросила она, стараясь изменить голос и смотреть вниз.

– В доме 417 на Блекер-стрит, – не моргнув глазом соврала старуха.

– Попрошу тетю завтра зайти к вам.

– Ты лучше дай мне сейчас несколько центов, я куплю детям хлеба.

– Сколько у вас детей?

– Пять.

Томми не смогла побороть искушения и повела себя совершенно безрассудно. Она глянула прямо в лицо старой женщине и спросила своим обычным голосом:

– И одного из ваших детей наверняка зовут Томми?..

Бабуля быстро наклонилась и внимательно вгляделась в детское личико. Голос звучал знакомо, да и в вопросе был странный намек, но хорошая одежда и весь облик девочки сбивали с толку.

И вдруг Бабулю осенило: да это же ее мятежная Томми – здесь, рядом, можно сказать, у нее в руках!

– Так это ты! – воскликнула она, с мрачной радостью хватая девочку за руку. – Наконец-то я тебя нашла, мерзкая воровка! Живо пошли со мной! Я тебе все кости переломаю!

Наконец-то, я тебя нашла, мерзкая воровка! – воскликнула старуха, с мрачной радостью хватая девочку за руку.

Томми не могла не сознавать, какой большой опасности она подвергается, но не собиралась покорно возвратиться в недавно покинутый ад. Сообразительная девочка понимала, что если она будет отрицать знакомство с этой старой женщиной, то последней будет очень трудно обосновать свои притязания на нее. Девочка, нисколько не испугавшись, резко сказала:

– Прекратите! Если вы не отпустите меня, я потребую, чтобы вас арестовали!

– Да что ты говоришь! – воскликнула Бабуля и сильно встряхнула Томми. – Посмотрим, как это у тебя получится. А откуда у тебя красивые одежки? А? Ну-ка, пошли домой.

– Отстаньте! Я вас не знаю! Я и вижу-то вас в первый раз!

– Меня не знаешь? Меня видишь в первый раз? Разве я не твоя Бабуля?

– Вы, наверное, сумасшедшая, – холодно заявила Томми. – Моя бабушка не ходит по улицам и не выпрашивает еду.

– Ты хочешь сказать, что я не твоя Бабуля? – изумленно переспросила старая женщина.

– Не понимаю, о чем вы, – холодно пожала плечами Томми. – Идите домой к своим пятерым детям на Блекер-стрит.

– У, дрянь, мерзавка неблагодарная! – пробормотала Бабуля и дернула Томми за руку, что напомнило девочке старые времена.

– Послушайте, перестаньте приставать ко мне. Лучше идите своей дорогой!

– Ты моя девка, я имею право устроить тебе порку!

– У меня нет с вами ничего общего.

– Пошли! – Бабуля попыталась силой тащить девочку, но та сопротивлялась так, что Бабуля начала сомневаться в своих силах.

Расстояние от Восемнадцатой улицы до доходного дома, который Бабуля называла своим домом, было не меньше двух миль. Тащить за собой упирающуюся девочку было невозможно, а на то, чтобы доехать на омнибусе или извозчике, у Бабули не было денег.

Борьба между маленькой девочкой и высокой, плотной старухой была в самом разгаре, когда Томми краем глаза заметила выходящего из-за угла полицейского. Нисколько не колеблясь, она решила использовать свой пристойный вид:

– Полиция! Помогите! – громко закричала она.

Миссис Уолш вздрогнула – слово «полиция» не вызывало у нее приятных ассоциаций – и немного ослабила хватку. Она смотрела на Томми в безмолвной ярости, предвидя грядущие неприятности.

– В чем дело? – спросил подошедший полицейский, удивленно глядя на эту странную пару.

– Эта женщина, должно быть, сумасшедшая, – сказала Томми. – Она подошла ко мне и попросила денег, а потом схватила за руку и стала утверждать, что она моя «бабуля». Теперь она старается затащить меня к себе домой.

– А вы что скажете?

– Она моя девчонка, – упорно твердила Бабуля.

– Слышите, что она говорит? – сказала Томми. – Разве похоже, что я могу быть «ее»? Она же обыкновенная нищенка.

– Заткнись и пойдем домой! – закричала Бабуля, усиливая хватку.

– Мне больно! Вы не можете заставить ее отпустить меня? – обратилась Томми к полицейскому.

– Отпустите ее немедленно! – авторитетно приказал тот.

– Но это моя девчонка!

– Сейчас же отпустите, говорю вам!

Бабуля была вынуждена подчиниться. Полицейский строго на нее посмотрел:

– Где вы живете?

– В доме 340 на Блекер-стрит.

– Она только что называла дом 417, – не преминула вмешаться Томми. – И сказала, что дома у нее пять маленьких детей. Неужели я одна из них?

Бабуля поняла, что проиграла. Если ее поведут на Блекер-стрит, тогда откроется ее жульничество и ей несдобровать. Но и отпустить Томми – значит, позволить девчонке, которую она сейчас люто ненавидела, одержать над собой верх.

Старая женщина сделала еще одну попытку:

– Это моя девчонка! Она сбежала от меня два месяца назад.

– Если у вас дома пятеро маленьких детей и вам надо просить милостыню, чтобы прожить, – сказал полицейский, не поверивший ни единому ее слову, – то у вас и так забот хватает. Пусть девочка будет там, где она есть.

– Так я не могу взять ее домой? – зло переспросила Бабуля.

– Лучше уходите. Иначе я поведу вас в полицейский участок.

Миссис Уолш, вынужденная оставить свои планы мщения Томми, медленно побрела прочь. Она сделала не больше пяти шагов, когда услышала слова девочки:

– Передай мой привет твоим пяти малышам, Бабуля!

Старуха повернулась и погрозила Томми кулаком, но та только громко рассмеялась и пошла прочь.