Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров Мережко Виктор

— Вы просите милостыню?

— Я жду вас. — Похоже, молодой человек был безумен. — Я знал, что вы придете.

— Пойдемте отсюда. — Сонька схватила его за рукав потрепанного пальто. — Вам надо обогреться!

Улюкай издали наблюдал за происходящим.

— Идите же, — пыталась увести его девушка.

— Нет, нет. — Он высвободил свою руку. — Это мое место. Теперь я никуда не уйду отсюда. Я ждал вас, и вы пришли. Благодарю вас.

Сонька смотрела на него, и по ее лицу текли то ли слезы, то ли капли дождя. Она достала из кармана груду скомканных денег, сунула в руку нищему, поцеловала ее.

— Простите меня.

И пошла по лужам обратно, не оглядываясь, уронив голову.

Улюкай помог ей сесть в карету, захлопнул дверцу, и они понеслись дальше, обгоняя повозки, экипажи, забрызгивая редких прохожих.

Утро было солнечным и жарким. Поезд Санкт-Петербург-Москва медленно и даже торжественно подходил к перрону. Встречающих было много, но из пестрой толпы выделялась группа людей в черных костюмах и в черных шляпах. В толпе шныряли филеры и шпики, с особым интересом отслеживая господ в черном.

Когда состав замер, люди в черном быстро направились к вагону первого класса. В ожидании интересующего их пассажира они выстроились в своеобразное каре, и, когда в тамбуре показалась Сонька Золотая Ручка, старший из встречающих, авторитетный московский вор Артур, подав ей руку, помог ступить на перрон.

— С приездом, Софья Ивановна, — склонил он голову. — Рады приветствовать тебя на московской земле.

Девушка, держа на руках Михелину, не без удивления оглядела встречающих и приветливо улыбнулась.

— Знала, что Москва горазда на сюрпризы, но чтобы до такой степени!..

— Главный сюрприз впереди, Софья Ивановна.

— Ты кто?

Встречающий смутился, шепнул даме чуть ли не в самое ушко:

— Вор.

Сонька рассмеялась.

— Я имя спрашиваю.

— Артур.

— Я не люблю сюрпризы, Артур. Без них как-то спокойнее.

— Наши товарищи ждали твоего приезда. И приготовились все провести по чести.

Носильщик вынес из вагона вещи Соньки, воры пропустили гостью с ребенком вперед и двинулись по перрону, мощно и молчаливо рассекая толпу. Филеры не отставали.

Какая-то дама из прибывших спросила своего спутника:

— Кого это так помпезно встречают?

— Супругу важной персоны, — ответил тот. — Видишь, какие молодцы? Наверное, из полиции.

На площади перед вокзалом гостью поджидала роскошная карета и несколько повозок для сопровождающих. Артур, отстранив извозчика в нарядной ливрее, сам открыл дверцу кареты и помог Соньке встать на подножку.

Когда все расселись по местам, Артур поднял руку, и процессия тронулась.

Тем временем в полицейском отделении филер спешно докладывал старшему по отделению, грузному, тяжело дышащему полицмейстеру.

— В Москву утренним поездом прибыла известная воровка Сонька Золотая Ручка.

— Одна?

— С младенцем. Встречал ее московский авторитет Артур с группой воров численностью девять человек.

— Куда направились?

— Подобных данных пока не имею. За воровкой идет след, через некоторое время смогу доложить.

— За Сонькой следить особо. При возможности задержать для препровождения в участок.

— Цель?

— Пока что сделать фотоснимок. Имея его, мы сможем держать ее в поле зрения.

Воровская хавира представляла собой большую квартиру с просторной гостиной, погруженной в полумрак. Повсюду горели свечи, стены гостиной были затянуты красной тканью. Воры, которых здесь собралось десятка два, разместились на диванах и креслах вдоль стен. Лица были самые разнообразные — молодые и старые, мрачные и улыбчивые, изуродованные жизнью и задорные, с надеждой на будущее.

Соньку посадили в самый центр комнаты в высокое позолоченное кресло. Одета она была в белое нарядное платье, на шее и на руках перепивались золото, бриллианты, жемчуга.

Было торжественно и тихо, лишь чадно потрескивали свечи.

Вскоре из двери соседней комнаты вышел седовласый и статный духовой вор Мамай в красной мантии, — в одной руке он держал хрустальную чашу с красным вином, в другой — увесистый фолиант, на котором был тиснен червонный валет.

— Уважаемые воры, — негромко низким голосом произнес Мамай. — Я, вор Мамай, избранный вами Червонным Валетом, приветствую вас, самых авторитетных наших товарищей, и желаю вам доброго здоровья, удачливых поступков, благословенной судьбы, милостивых законов и верности близких. Мы не так часто собираемся вместе. Наверно, потому что войти в «Червонный валет» труднее, чем верблюду пролезть в игольное ушко… — Он усмехнулся, показав плохие зубы. — Но Бог милостив, и сегодня мы имеем удовольствие видеть друг дружку, чтобы задать пару теплых вопросов и ответить на пару братских вопросов и удивиться. А удивляться, братья, у нас есть чему. Вот хотя бы такому факту, что сегодня в нашем Червонном Кресле сидит не уважаемый вор, не ссыльный блатарь, не сизый пахан, от одного вида которого стынет не только кровь в жилах, но даже мозги в черепке. В кресле сидит фартовая дамочка, нежная куколка, гнилая цыпочка. Но это, уважаемые воры, полный обман зрения. Потому как в кресле сидит козырная чувайка, звонкая марвихерша, проверенный честняк! — Мамай помолчал, обвел взглядом присутствующих. — Кто не знал — узнает. Кто не видел — увидит. Кто не слышал — услышит. Это, уважаемые воры, Сонька Золотая Ручка. Обращаюсь к честному собранию с главным и основным запросом. Может ли эта воровка по праву войти в наше святое братство?

В комнате стало совсем тихо, воры мрачно и с интересом рассматривали Соньку. Первым голос подал вор Безносый:

— Негоже пускать бабу на корабль. Пробоина в борту, вода в трюме.

Девушка повернулась к нему, оскалилась:

— Братство — не корабль, я — не баба.

— А кто ж ты?

— Воровка.

— А под подолом у тебя чего? — под одобрительный смешок собравшихся спросил вор Кабан.

— Хочешь проверить?

— А чего? Интересно. А вдруг и правда не баба!

— Пошли.

Воры веселились.

— Куда? — не понял Кабан.

— На проверочку!

— Прямо сейчас?

— А чего откладывать? Вернешься, расскажешь ворам, что нащупал, на что попал!

— Не-е, — под общий хохот замахал руками Кабан. — По мне лучше воровать, чем под бабий подол заглядывать!

Сонька тоже смеялась.

— Я не баба! — перекрыла она хохот. — Я — воровка!

— Кто убил Красавчика? — подал голос еще один вор, Куча.

Девушка удивленно посмотрела на него:

— А ты знаешь?

— Знал бы, не спрашивал.

— Узнаешь, скажешь мне.

— Красавчик в Питере был твоим наместником.

— Красавчик был вором, и найти его убийц — долг всех воров, а не только питерских.

Воры были довольны.

— В Питере ты, Сонька, замутила такое дело, как общак, — включился в разговор еще один вор, с изрезанными руками и лицом. — Московские ущурились на это, потому как надо кормить воров не только старых, но и малых. А где гарант, что нашим тугрикам не сделают ножки те же самые питерские?

— Тебя как кличут?

— Ну, Резаный.

— Видать, сильно резаный. Даже мозги зацепили, если такую дурь гонишь!

— Чего крякнула, парчушка трепаная? — вскочил вор.

— Крякнула, что голову надо иметь на плечах, а не хобот, — резко, хоть и довольно спокойно ответила воровка.

Резаный вскочил с кресла, ринулся на нее:

— Убью!

Другие воры перехватили его, с трудом усадили на место. Сонька переждала, пока в комнате затихнет шум, обвела всех медленным взглядом.

— «Червонный валет» — уважаемый союз. И любой вор, живущий не только в Москве, почитает за честь состоять в этом братстве. Но для меня не так уж важно, примете вы меня или нет, а важно, чтобы воры всегда были одной семьей, где бы они ни жили. Если полиция, филеры, шпики и прочие гады бегают за нами, не давая нам спокойно заниматься работой, то мы должны объединиться и так плотно стоять друг к дружке, чтобы даже маленькой щели не образовалось, в которую мог бы проскользнуть враг, Вы сейчас будете голосовать. Каждый поступит по своей воровской совести, но помните одно: чем больше вы думаете о себе, тем меньше о братьях наших. А братья наши живут по правилу: не верь, не бойся, не проси. Они и не просят, просто живут. — Сонька снова помолчала, потом заявила с улыбочкой: — И еще одно помните. Перед вами не просто воровка, а Сонька Золотая Ручка. Такая дама в вашем мужском обществе, думаю, не помешает.

Стояла тишина, воры задумчиво прикидывали варианты.

Верховный Червонный Валет Мамай проследил, как помощники вынесли на середину комнаты сначала хрустальную чашу, полную небольших шаров, затем две пустые чаши — белую и красную. Мамай поднял руку и провозгласил:

— Уважаемые воры! Ваше право решить, будет ли Сонька Золотая Ручка в «Червонном валете». Голосуйте не по обиде, а по доброму сердцу, и да поможет вам Бог и доброе Провидение!

Воры не спеша стали подходить к чашам, каждый по своему усмотрению опускал шар либо в красную чашу, либо в белую. Вор Резаный положил в белую…

Красная чаша была почти переполнена шарами. Мамай подсчитал количество шаров в обеих чашах, со спокойной торжественностью поднял над головой фолиант, низко поклонился ворам.

— Уважаемые воры! Благодарю вас за мудрость и честность. — Он повернулся к девушке: — Опустись на колени, Сонька, и приложись к воровской библии.

Сонька последовала его приказу и, опустившись на колени, сначала коснулась лбом фолианта, затем поцеловала изображение Червонного Валета.

Мамай лично провожал Соньку к выходу. К ним подошел вор, стоявший при дверях, что-то прошептал духовому на ухо. Тот понятливо кивнул, сказал Соньке:

— Докладают, что возле парадного и вокруг дома кишмя кишат шпики. Видать, тебя стерегут.

— Переждать? — спросила девушка.

— Нет, езжай. Тебя, Сонька, малявка ждет. Переоденем тебя под мужика, и езжай с богом, — он хитро улыбнулся. — Пока тебя здесь избирали, вещички твои перебросили в другую гостиничку. Так что филеры и прочий народишко пусть тебя еще поищут.

У парадного подъезда шпиков было человек семь, не меньше. Один стоял прямо в парадном, двое на улице, еще один на ступеньках, остальные сидели в повозке и внимательно отслеживали как входящих в дом, так и покидающих его.

Вот из парадного вышли двое господ, — один выделялся по-мальчишески тонкой фигурой. Пара направилась к поджидающему фаэтону. Шпики моментально насторожились, один буквально перед носом выходящих пересек дорогу и, заглянув им в лицо, подал знак остальным, что вышедший объект не представляет интереса. Господа уселись в экипаж, и извозчик ударил по лошадям.

В сопровождении московского вора Кирпы Сонька с Михелиной на руках подошла к двери квартиры Блювштейнов, дернула за шнурок звонка. Дверь открылась, и на пороге возник Блювштейн-отец, одетый в тяжелый халат. Он сразу узнал Соньку, обрадовано улыбнулся, засуетился:

— Боже, Софочка! Вот уж не ожидал, — он распахнул дверь шире. — Прошу вас, проходите.

Кирпа остался на площадке, Сонька вошла в квартиру.

Блювштейн проводил Соньку в гостиную, заглянул в личико улыбающегося ребенка.

— Это… Михелина?

— Михелина.

Старик вдруг стал тихонько плакать, он вытирал слезы рукавом халата, громко сморкался.

— Вы, Софочка, сдержали слово. Благодарю. Михель был бы просто счастлив. — Он взял из рук девушки сверток, снова посмотрел на лицо младенца. — Похожа на Михеля… Одно лицо, — и кивнул гостье: — Присаживайтесь, я сейчас приготовлю чай.

— А Сара где? Позовите, я хочу ее увидеть.

— Сара… Где Сара? — печально повторил Блювштейн. — Сарочки здесь больше нет. Она поменяла квартиру. Теперь она у Господа Бога.

— Она умерла?

— Да, Сарочка умерла. Полгода я живу в этих комнатах один.

— Она болела?

— А вы как думаете? Может ли мать не болеть, когда единственный и любимый сын в кандалах и с киркой в руках находится за тысячи верст и она никогда его больше не увидит. — Он улыбнулся ребенку. — Знаете, это счастье, что вы приехали. Теперь мне будет не так одиноко, ведь нас будет трое — вы, Михелина и я, старый больной еврей. У нас будет хорошая семья, Софочка.

Сонька отрицательно повела головой:

— Я не смогу жить с вами. Я скоро уеду.

— Уедете? Почему? — испугался старик. — У вас выступления? Вы, наверное, много концертируете?

— Много. Очень много, — усмехнулась девушка. — Без этого я не могу жить.

— И вы заберете с собой Михелину? — Блювштейн с тревогой смотрел на гостью. — Заберете, и я снова останусь один?

— Нет, — улыбнулась Сонька. — Девочку я оставлю на вас. Если, конечно, не возражаете.

— Боже… Боже мой… — Профессор вдруг стал целовать руки Соньке. — Какое счастье! Какой подарок! У меня начнется новая жизнь, — посмотрел на пальцы Соньки, улыбнулся. — У вас удивительные пальцы. Пальцы настоящего музыканта.

— Благодарю, — она поцеловала его в седую голову. — Вы ни в чем не будете нуждаться. Ни вы, ни Михелина. Это я беру на себя. Моя профессия приносит хорошую прибыль.

Он внимательно посмотрел на нее:

— А от Михеля ничего? О нем ничего не слышно?

Сонька усмехнулась:

— Оттуда почта не идет.

— Знаю, понимаю. И все-таки надеюсь, что когда-нибудь услышу хоть что-то о сыне. — Он внимательно посмотрел на Соньку. — Вас, случайно, судьба, учитывая вашу деятельность, не забросит в те края, куда сослан Михель?

Она засмеялась:

— Все может быть. У меня такая деятельность, что судьба может забросить куда угодно. Даже на рудники. К Михелю.

— Я был бы счастлив, Софочка! Хотя бы маленькую весточку от нашего дорогого сыночка.

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

Было довольно рано: еще нежаркое утреннее солнце будило город. Сонька и московский вор Шило расположились за письменным столом и внимательно изучали каталоги ювелирных магазинов Первопрестольной. Каталоги были объемные, пухлые, напечатанные на хорошей бумаге. Номер воровка снимала просторный, находился он в доме на набережной Москвы-реки, и из окон открывался изумительный вид.

— Хороша ювелирка Хлебникова на Петровке, — ткнул вор в одну из страниц.

— Чем хороша? — спросила Сонька.

— Гляди, как все пропечатано.

— Сам бывал там?

Вор рассмеялся:

— Кто ж меня пустит?

— Откуда знаешь, что магазин хорош?

— Молва людская. Сказывают, там все в золоте. Даже стены. Простого люда туда за милю не пущают.

— И что, никто из товарищей его не брал?

— Пробовали. Делали круги, но на том и остановились.

— Что так?

— А так! Охранка кругом, надзор! На входе, в зале — всюду за тобой смотрят. Васька Жареный, уважаемый вор, был повязан у Хлебникова, сейчас киркой на рудниках машет.

— За грабеж сослали?

— Не только. Убегая, смертельно воткнул полицаю перо.

Девушка задумалась.

— Чем интересен хозяин магазина?

— Чем? Ничем! Только тем, что богат.

— С кем дружится?

— Почем знаю! С богатыми. Вон, полицмейстер у него в товарищах. Покупцы всякие, Шереметевы там, Остужевы, Пашковы, — только к Хлебникову и ходят…

— Надо нам пойти на Хитров рынок.

— Зачем?

— Поглядеть.

— Ты чего, Сонька? — Вор был крайне удивлен. — Куда хочешь сунуться? Гиблое место, оберут, разденут.

Она улыбнулась:

— А ты для чего? Потом скорее я оберу и раздену, чем кто-то меня.

* * *

Хитров рынок представлял собой действительно гиблое место. Народ продавал, покупал, торговался, просто гулял без дела. Вся эта толчея передвигалась таким образом, словно происходило какое-то круговращение. Как ни странно, в толпе попадались довольно хорошо одетые господа, пришедшие сюда, видимо, понаблюдать, получить нервную встряску.

Сонька, одетая в длинное кружевное платье, с зонтом от солнца, в сопровождении трех воров, в числе которых был и Шило, медленно продвигалась в толпе, цепко выхватывая интересные ей лица. За нею увязалась старая нищенка, которая пыталась ухватить богатую дамочку за платье. Воры решительно отталкивали ее, но она не отставала, все гундосила:

— Помоги, миленькая… Помоги, родненькая… Я Меланья, из погорельцев… Дом сгорел, муж умер от горькой, осталась, несчастная, с пятью сиротами…

— Знаю тебя, Меланья, — то ли смеялся, то ли злился Шило. — Год назад у тебя было, кажись, семеро сирот!

— Было семеро, осталось пятеро. Померли двое, от голода померли. Помоги, боярыня! Спаси сирот от голодной смерти, княгиня!

Сонька повернулась к одному из воров, который нес ее сумочку, достала оттуда пять рублей, дала нищенке. Та благодарно сунула пятерку в глубокий карман, кинулась целовать подол Сонькиного платья.

— Благодарю, благоверная. Благодарю, милостивая. Благодарю, щедрая.

В тот же миг Сонька ловко запустила руку в карман нищенки, выудила все, что там находилось, в том числе и свою пятерку.

Нищенка отстала, а Сонька через несколько шагов раскрыла ладонь, показала добычу ворам.

— Откуда, Сонь? — не понял Шило.

— От нищенки.

— Своровала, что ли?

— Ну.

Воры, приятно удивившись, от души рассмеялись, Сонька же с довольной улыбкой отдала деньги одному из воров и велела:

— Верни ей. И скажи, чтобы впредь верно считала своих сирот.

Вор исчез, Сонька и ее сопровождающие двинулись дальше.

На рынке продавали, расхваливая товар во все горло, покупали, торгуясь, хохотали, коротко дрались, выясняя, кто кого обманул или кто у кого своровал.

За Сонькой и ее товарищами увязалась уже новая нищенка — дородная бабеха с младенцем на руках.

— Госпожа хорошая, — ныла она. — Дай хотя бы монетку дитяти на прокорм! Не откажи, добрая. У самой, видать, детки есть!

— Пошла, хмыря! — шуганул ее вернувшийся от погорелки вор. — Ступай в артель, гляди, какая здоровая!

— Погоди, — остановила его Сонька и спросила нищенку: — Как зовут тебя, милая?

Та от неожиданного обращения даже остолбенела на момент.

— Настена.

— Младенец твой или своровала?

— Мой… Вот тебе крест. Видишь, плакать начал, кушать хочет.

— Желаю завтра видеть тебя.

— Зачем?

— Скажу. — Воровка повернулась к Шилу: — Пусть придет ко мне в нумера.

— Ты чего. Сонь? — удивился тот. — Такой народ в нумера пущать нельзя. Вынесет все, даже тебя прихватит.

— Пусть придет пополудни. Непременно с младенцем.

— А денюжки до завтра не дашь? — жалостливо улыбнулась нищенка.

Сонька сунула ей купюру небольшого достоинства и пошла дальше.

Возле пивных рядов намечалась драка. В окружении зевак несколько пьяных мужиков прижали к стенке пивного ларька какого-то пьяного, чего-то добиваясь от него.

— Не сметь! — кричал, пятясь от наседавших обидчиков, человек. — Не сметь прикасаться к штабс-капитану! Я прошел Кавказ! Имею три ранения! Не сметь меня унижать! Денег не брал, взаймы не просил, из карманов не вытаскивал! Не сметь!

Сонька с товарищами остановилась возле дерущихся, какое-то время понаблюдала за происходящим, велела Шилу:

— Веди сюда штабс-капитана.

— Тоже чтоб пришел в нумера? — удивился тот.

— Веди.

— Но он пьяница. Пьет уже не первый год.

— Думаю, неделю в трезвости продержится. Зови!

Сонька, оставшись одна, видела, как воры протолкались к дерущимся, как отогнали пьяных мужиков от штабс-капитана и повели его, упирающегося, к Соньке.

— Не виновен! — пытался вырваться из рук воров штабс-капитан. — Клевета! Обман! Ложь! Я честный офицер, все это знают!

Представ перед красивой молодой девушкой, он вдруг протрезвел, вытянулся в струну, щелкнул стоптанными каблуками.

— Честь имею, мадемуазель! Штабс-капитан Горелов!

Сонька внимательно осмотрела его.

— Давно пьешь?

— Никак нет! Со вчерашнего дня!

— Сколько можешь не пить?

— Сколько будет приказано, мадемуазель! А ради вашей прелести готов не принимать горькую всю жизнь!

— Велю завтра быть трезвым.

Страницы: «« « ... 1718192021222324 » ... »»