Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров Мережко Виктор
Тот испуганно замер, не желая напороться на нож, и пробормотал:
— Кто ж возражает, Вова? — Он улыбнулся Соньке: — Извините, дамочка. Вы своей красотой затмили не только всех одесских женщин, но даже небесное светило, которое, кажется, именуется солнцем. — Одессит увидел, что Володя убрал нож, облегченно пожал плечами. — Боже, что за народ в этом городе? — И торопливо ушел.
Сонька рассмеялась, нежно обняла Кочубчика:
— Спасибо, любимый. Ты поступил как мужчина.
Тот снисходительно отмахнулся:
— Ой, не надо меня смешить! Это ж Одесса-мама!
— Как? Мама?! — возмутилась воровка.
— Есть претензии? — не понял Кочубчик.
— Нет, мне нравится, — подумав, согласилась Сонька и повторила: — Мама…
— Значит, окончательно будешь мамой… При встрече с подобным фраером — будь я не одесситом, а каким-нибудь придурковатым москалем — я, мама, от страха в один момент наложил бы в свои шикарные штаны.
Сонька весело и счастливо рассмеялась:
— Смешные вы здесь все.
— Веселые, — уточнил Кочубчик. — Только запомни, мама, они все делают весело: любят, ругаются, воруют, обманывают, предают, убивают.
— Ты знаешь Мотю Бессарабского?
— Лично нет. Но так знаю. У тебя к нему интерес?
— Я была у него.
— Зачем, мама?
— Позвал.
Володя помолчал, почему-то оглянулся:
— Видать, Мотя не очень лыхает, что ты появилась в этих краях.
Они пошли дальше и притормозили возле толпы зевак, наблюдавшей за дрессировщиком с шимпанзе: обезьяна прыгала, вертелась, кувыркалась, влезала на дерево и раскачивалась на ветках. Но больше всего одесситов забавляло то, как ловко и профессионально она шмонала народ. Шимпанзе цеплялась за одежду очередной жертвы, пристально и довольно долго заглядывала ей в глаза и в этот момент вытаскивала из карманов гражданина все, что там лежало, — бумажник, ключи, носовой платок или табак. Все украденное немедленно возвращалось хозяину, и обезьяна, получив из рук дрессировщика банан в качестве награды, принималась за новые штучки. Народ от души хохотал, и каждый стремился испробовать себя в качестве жертвы.
Сонька и Кочубчик некоторое время наблюдали за ловким аттракционом, затем Сонька попросила Володю:
— Передай артисту мою гостиничную визитку.
— Зачем? — удивился тот. — Этот придурок уже полгода дурачит публику.
— Пусть придет. У меня к нему дело.
Возмущенный Володя немного помедлил, но все-таки проломился сквозь толпу, передал дрессировщику визитку, показав на воровку. Тот бросил взгляд на адрес гостиницы, на миг зазевался, и обезьяна немедленно, под общий смех, выхватила у него визитку и запихнула ее в рот. Дрессировщик с трудом отобрал у зверюшки ее добычу, низко поклонился Соньке и на прощанье послал воздушный поцелуй.
— Фраер поганый, — недовольно проворчал Кочубчик.
Когда они отошли от толпы, Володя извлек из кармана несколько мятых денежек, с довольным смешком продемонстрировал их подружке.
— Щипнул. Будет на что поиграть вечером.
— Больше не делай этого, Вова, — попросила Сонька. — Попадешься — я не переживу. Лучше я буду рисковать.
— Как скажешь, мама.
Кочубчика дома не было. Сонька как раз находилась в ванной, где с помощью кремов приводила лицо в порядок, когда в дверь постучали.
— Войдите! — крикнула она.
В номере неловко возник дрессировщик со своей обезьянкой, галантно снял шляпу.
— Я не ошибся адресом?
Девушка торопливо промокнула лицо салфеткой и вышла навстречу гостю.
— Не ошиблись. — Протянула руку: — Меня зовут Софья.
— Кондратий Аверьев. — Дрессировщик коснулся губами пальцев девушки и придержал обезьянку, немедленно пожелавшую что-нибудь снять с хозяйки номера. — Марта, веди себя воспитанно. — Он достал из кармана сушеный банан, сунул в рот животному и поднял глаза на Соньку: — Я слушаю вас, мадемуазель.
— Я хочу купить вашу Марту.
Кондратий удивленно поднял брови:
— Мадемуазель, она не продается.
— А за большие деньги?
— За большие? — Дрессировщик задумался. — Если за очень большие, можно подумать. А зачем вам надо это беспокойное животное? Вы знаете, сколько с нею хлопот?
— Хорошо, я куплю ее у вас ровно на один месяц.
— Всего на месяц? То есть вы хотите вдоволь насытиться этой проказницей и вернуть обратно? — Кондратий насмешливо улыбался.
— Примерно так. Но до того как я куплю эту обезьянку, вы обязаны обучить ее кое-каким штучкам.
— Штучкам? Каким, например?
— Например… — Сонька подошла к столику, взяла одно из своих украшений, положила на диван. — Например, она должна сорвать с ожерелья вот этот камушек и проглотить его.
— Всего один камушек?
— Почему один? Можно несколько. Скажем, три или пять.
— Мадемуазель, — дрессировщик был крайне озадачен, — это опасно. Животное может умереть. У него немедленно случится заворот кишок!
— Не случится. Камушки будут быстро извлечены из желудка.
— Каким образом?
Сонька рассмеялась и повторила вопрос:
— Каким образом? Например, с помощью клизмочки.
Кондратий ровным счетом ничего не понимал, поэтому с его лица не сходило выражение крайнего удивления.
— Клизмочки?
— Да, клизмочки.
— Дорогая девушка, я встречал в этой жизни много сумасшедших, но такую, как вы, извините, встречаю впервые. Чего вы добьетесь, если Марта станет глотать ваши камушки? Это вас возбуждает?
— Послушайте, Кондратий, вы вчера выпили?
— Самую малость.
— Желаете опохмелиться?
— Если синьорина окажет такую любезность.
— Окажу.
Девушка достала из серванта бутылку рома, налила в рюмку.
— Вы спасли жизнь бедному артисту, — сглотнув слюну, произнес дрессировщик. Взял рюмку, некоторое время любовался темной жидкостью, затем выпил медленно и смачно. — Вот Кондратий и воскресает… — Он помолчал, переваривая теплую волну, благодарно улыбнулся хозяйке номера. — Готов к продолжению диалога. Итак, вы желаете, чтобы Марточка глотала камушки, и вы при этом гарантируете ей жизнь?
— Именно так.
— Хорошо, в таком случае обсудим детали. Камушки будут ваши?
— Нет, камушки будут не мои, — ответила Сонька.
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ
Губернаторский клуб давал бал. Здесь собрался весь одесский аристократический бомонд. Мужчины были одеты в вечерние костюмы, дамы блистали друг перед другом изысканными платьями и дорогими украшениями.
На балконе играл оркестр, отдельные пары легко вальсировали или ходили в мазурке, другие присутствующие сбивались в отдельные группки, о чем-то вели беседы, хохотали над шутками, остротами.
Сонька, одетая в длинное белое платье, на котором переливались тончайшие украшения, неспешно передвигалась по залу в сопровождении штабс-капитана и Володи Кочубчика. На Горелове ладно сидел парадный генеральский костюм, Володя же прекрасно смотрелся в черном фраке с галстуком-бабочкой.
Официанты разносили шампанское. Дамы бросали любопытные взгляды на незнакомую богатую молодую даму, перешептывались.
В какой-то момент Сонька негромко бросила своим мужчинам:
— Оставьте меня на время. Посмотрите публику.
Те послушно растворились в толпе гостей, и к Соньке в тот же миг подрулил высокий немолодой мужчина.
— Простите, мадам…
— Мадемуазель, — поправила его Сонька.
— Молодой человек — не ваш муж?
— Со мною брат и отец.
— Еще раз простите, — сказал мужчина и представился: — Виктор Олиевский, банкир.
— Очень приятно, — сделала книксен Сонька, — Анна Дюбуа.
— Вы — француженка?
— А вы — одессит?
— Заметно?
— По произношению.
— Вас тоже выдает акцент, — улыбнулся банкир и спросил: — Не откажете в танце?
— С удовольствием.
Они пошли танцевать, причем Сонька послушно и элегантно подчинялась партнеру, за что получала его благодарные улыбки. Воровка обратила внимание на изящную брошь на галстуке банкира, на дорогие запонки и золотые часы.
Танец закончился, Олиевский взял под руку барышню и повел в гущу собравшихся.
— Я представлю вас, Анна, своим друзьям.
Пока они пробирались сквозь толпу, Сонька успела ловко выудить часы из кармана банкира и бросила их в свою коралловую сумочку.
Друзьями Виктора оказалась шумная компания из десятка мужчин и женщин, которые встретили пару бурно, едва ли не восторженно.
— Виктор! — заорал один из мужчин. — Ты подцепил самую красивую женщину бала!
— Что значит «подцепил»? — фыркнула его жена. — Какие слова ты употребляешь, Боря?!
— А потом что значит — самую красивую?! — поддержала ее вторая женщина. — Получается, что остальные — некрасивые? Что за хохма, Боря?
— Шутка! Это шутка, девочки! — пытался оправдаться тот.
— Шутка, что я красивая? — шутливо обиделась Сонька.
— Бабы, вы чего? С вас можно сойти с ума!
— Все самые красивые! Все! — поднял руки Виктор и громко позвал: — Официант! Шампанское!
Беглым взглядом Сонька оценила возможную добычу на платьях дам и протиснулась в самый центр, чтобы можно было прикоснуться к каждой из них.
Штабс-капитан и Володя Кочубчик толкались в праздничной толпе, высматривая украшения на дамах и мужчинах, молодой человек умудрился пару раз все-таки забраться в чужой карман, вытащив оттуда пару портсигаров.
Принесли шампанское, компания разобрала бокалы. Потянулись друг к другу, чтобы чокнуться. Сонька тоже протянула полный бокал, она смеялась, вертела головой и вдруг на мгновение замерла от неожиданности. Нет, она не могла ошибиться, это был пан Тобольский. Он тоже смотрел в ее сторону и нежно улыбался.
Сонька, продолжая очаровательно улыбаться, старалась дотянуться фужером до каждой из дам, плотно касаясь их одежды и сумочек, моментально воруя все, что попадало в руки.
— Как зовут очаровательную даму? — пытался перекричать всех Борис, мужчина, который назвал ее самой красивой. — Ваше имя, мадам!
— Боря, ты чего? Скромнее! У тебя жена рядом! — смеялся Виктор.
— Она привыкла… Ваше имя, мисс!
— Анна! Анна Дюбуа!
— О, Франция! Европа! Вы действительно француженка?
— Не похожа? — улыбалась Сонька.
— Похожа, женщина! На мою знакомую, которая тоже выдавала себя за француженку, а потом оказалось, что она обычная цыганка! Да еще воровка! — поддела ее жена Бориса.
Компания взорвалась от хохота.
— Хорошие у вас знакомые, — не осталась в долгу Сонька и сказала Виктору: — Хочу танцевать.
С трудом протиснувшись мимо дамы, которая так нелюбезно высказалась, Сонька с особой злостью сорвала с ее платья бриллиантовую брошь, опустила в сумочку и растворилась среди танцующих.
Танцуя, она несколько раз оглядывалась и каждый раз натыкалась взглядом на пана Тобольского.
Горелов танцевал с какой-то немолодой полной дамой, Кочубчик тоже с кем-то мило флиртовал, хотя оба не сводили внимательных глаз с подопечной. Сонька чему-то смеялась, шутя отталкивала излишне настойчивого ухажера, но после нескольких кругов танца резко остановилась и неожиданно пожаловалась банкиру:
— Что-то мне нехорошо… Проводите меня к отцу и брату.
— Может, нужен доктор?
— Пока не стоит. Проводите, прошу.
Взволнованный Виктор взял ее под локоть, стал проталкиваться к штабс-капитану и Кочубчику.
— Благодарю, — слабо улыбнулась она ему. — Если будет надо, я вас позову.
— Буду рад помочь, мадам.
— Мадемуазель.
— Простите, мадемуазель.
Банкир удалился, Сонька быстро сообщила товарищам:
— Взяла много, надо уходить. Сейчас мне станет плохо, сразу же вызывайте доктора.
Те не успели даже толком среагировать, как Сонька побледнела и стала медленно опускаться на пол.
— Помогите… Мне плохо.
Ее ноги подкосились, Володя не успел подхватить Соньку. Народ вокруг ахнул и расступился.
Кто-то закричал:
— Доктора! Срочно доктора! Женщине плохо!
Толпа сгрудилась вокруг упавшей дамы, сразу несколько человек принялись обмахивать ее веерами. К Соньке протолкался банкир Олиевский, крикнул ближайшему официанту:
— Чего стоишь, галета?! Карету подавай! В госпиталь девушку!
Тот мигом ринулся выполнять указание.
Штабс-капитан и Кочубчик, держа Соньку под руки, вывели ее в сопровождении сочувствующих к парадному подъезду, и девушка слабым голосом попросила:
— Папочка, не надо в госпиталь… Домой.
Виктор-банкир, не отстающий от барышни, попытался переубедить ее:
— Только в госпиталь, мадам. В Одессе отличные доктора! Потребуйте доктора Фейнгольца, лучше не бывает! Я лично позвоню ему, это мой друг!
Она благодарно улыбнулась:
— Благодарю вас, Виктор… Вы — мечта. Надеюсь, мы еще увидимся, — и снова попросила Горелова: — Домой.
— Эй, халоимщик! Срочно подавай карету! — Кочубчик бросился к свободным повозкам, и уже через минуту Сонька с помощью мужчин садилась в поданную карету. В толпе поодаль снова мелькнуло лицо Тобольского.
Карета мчалась по ночным неровным и извилистым улочкам города, слева и справа проносились глинобитные дома, вдали серебристо мерцало море.
Все трое — Сонька, штабс-капитан и Кочубчик — какое-то время молчали, пока первым не заговорил Володя:
— По-настоящему, что ли, в обморок съехала, мама?
Воровка, не поворачивая головы, по-волчьи показала оскал, усмехнулась:
— Дурачок.
— Не трогай ее, — вступился Горелов, — пусть отойдет маленько.
Сонька молча открыла коралловую сумочку, показала содержимое мужчинам.
— Штопаный причал! — воскликнул Кочубчик, запустив руки в брошки, часы, ожерелья. — Здесь тысяч на двадцать, не меньше.
— Побольше, — со знанием дела уточнил штабс-капитан. — На тридцатку точно потянет.
— В зале я увидела одного человека, — глядя перед собой, ровным голосом произнесла Сонька.
— Узнал тебя, что ли? — насторожился Горелов.
— Узнал. И я его узнала.
— Хахаль? — насторожился Кочубчик.
— Хахаль, — кивнула воровка. — По всему свету бегает следом.
— Покажи мне его, мама! — вскипел Володя. — Один раз гляну в моргала — и он все поймет!
— Не поймет, — печально усмехнулась она. — Он любит.
— А я, по-твоему, не люблю? — продолжал кипеть вор. — По-твоему, я вовсе не дышу в твою сторону?
Штабс-капитан вполоборота видел, как Сонька нежно обняла Кочубчика, поцеловала.
— И не любишь, и не дышишь. Это я дышу тобой, Вова.
— Худой, высокий? — спросил штабс-капитан.
— Заметил? — повернулась в его сторону воровка.
— Заметил. Он не сводил с тебя глаз.
— Покажи мне его, генерал! — попросил Кочубчик.
— Не надо, — усмехнулся тот. — Ты ничем не поможешь. Он живет Соней.
— Фраер жеваный! — сжал кулаки Володя. — Ниче!.. Сам определю, сам разберусь! Аминь!
Была поздняя ночь. Распаренная после горячей воды Сонька в наброшенном белом халате вышла из душной ванной, оглядела гостиную и, никого не обнаружив, позвала:
— Володя! Вова!
Кочубчик не отзывался.
Воровка прошла в одну комнату, во вторую, заглянула в спальню. Парня нигде не было. Неожиданно взгляд Соньки упал на раскрытую коралловую сумочку — она взяла ее, вытряхнула содержимое. На диван упали лишь ее бабьи побрякушки: помада, черная тушь, зеркальце да расческа. Украшения, которые были украдены на балу, исчезли.
Сонька спешно оделась и покинула номер. Она почти дошла до широкой гостиничной лестницы, как неожиданно увидела штабс-капитана, который стоял, прислонившись к колонне, и курил.
— Твой ушел, — произнес он, с нескрываемой насмешкой глядя на нее. — Бежал как на пожар.
— Не знаешь куда? — Сонька была расстроена.
— Как не знать? Знаю. Дорожка у него одна — в картишки оттянуться.
— Далеко от гостиницы?
— За углом… — Горелов достал из пачки папироску, снова закурил. С прищуром от табачного дыма спросил: — Уж не спер ли чего? Больно торопливо убегал.
— Не спер, — бросила девушка сухо и, помолчав, добавила: — Как бы ничего лишнего не сболтнул разводным.
— Все может быть, доченька, — заключил печально штабс-капитан. — Паренек хмыреватый.
Она ничего не ответила на эти слова, поправила на плечах теплую накидку и пошла вниз по лестнице.
Помещение картежного дома было небольшим, но из-за сизого курева, карточных столов и громких воплей игроков понять здесь что-либо было невозможно.
При входе в клуб Соньку внимательно осмотрели два уркаганистого вида парня, один из которых типично по-одесски процедил:
— Было б время, я к этой дамочке имел бы очень серьезный интерес.
— Фима, я слышал про твой интерес еще позавчера, — ухмыльнулся второй. — И каждый раз твой вялый интерес упирается в чье-то твердое время.
Сонька не обратила внимания на острослова, прошла в глубину зала, стала осматривать столы. Кочубчика она увидела сразу. Он сидел за большим столом, целиком погруженный в игру. Играл по-крупному, что вызывало особый ажиотаж как зевак, так и других игроков. Но что самое интересное — ни игроки, ни посторонние не подсказывали, не вмешивались в игру, лишь в случае удачного или неудачного хода надсадно вздыхали и снова зависали над столом.
Володя с лихорадочным блеском в глазах прибирал к себе раздаваемые карты, что-то беззвучно шептал, доставал из карманов мятые купюры, ждал ходов остальных игроков. Он явно проигрывал.
Сонька остановилась за его спиной, некоторое время понаблюдала за происходящим. Кон завершился, солидная куча денег под дружный утробный смех зевак уплыла в противоположную от Кочубчика сторону, и он неожиданно вскочил, заорав как резаный:
— Поцы! Если вы хотите поставить хату Вовы Кочубчика на уши, то он колыхал вас по самое интересное!
Он ринулся на подозреваемого в нечестной игре, и парни начали таскать друг друга меж столами.
Их стали разнимать, и, когда наконец разняли и утихомирили, Володя и обидчик вернулись на свои места.
Сонька подошла сзади к Кочубчику, коснулась его плеча:
— Володя…
Он оглянулся и не сразу понял, кто это.
— Пошли домой, — негромко сказала воровка.
Кочубчик привстал, глаза у него были белые. Тихо и очень внятно он произнес:
— Послушайте, тетя… Тикайте отсюда, пока я еще хоть что-нибудь понимаю. И вообще, пусть вас ноги больше сюда не тащат. Это, мадам, гиблое для вас место. — И вдруг снова заорал: — Сгинь, холера!
С осатанелым лицом он дожидался, пока девушка не спеша не развернулась и так же не спеша не направилась к выходу.
Судебный пристав Трынько, недовольный перспективой оказаться вне своей постели в столь поздний час, грозно расхаживал по комнате и что-то прикидывал. Трое присутствующих — полицмейстер Соболев, дежурный полицейский и городовой — не сводили с начальства глаз, ожидая решения.
— Кто из уважаемых господ значится среди пострадавших? — спросил пристав полицмейстера Соболева.
— Многие. К примеру, у супруги господина почтмейстера сняли брошь стоимостью почти пять тысяч рублей. А супруга товарища прокурора, к примеру, лишилась недавно купленных золотых часиков.
Читать бесплатно другие книги:
