Сонька. Конец легенды Мережко Виктор

— Агенты выяснили ряд крайне любопытных фактов, относящихся к дому княжны Брянской, а также к семейству Кудеяровых и к барону Красинскому.

— Я распорядился слежку за домом Брянской снять!

— Сняли, ваше высокородие, — с иронией согласился Мирон Яковлевич. — Но факты из прошлых наблюдений остались. И их нельзя не учитывать.

— Эту песню я слышу уже несколько месяцев! — бросил Икрамов и кивнул Гришину. — Прошу вас.

Тот вздохнул, сел ровнее.

— Полагаю, вам уже известно, ваше высокородие, что бывшая прима оперетты мадемуазель Бессмертная некоторое время проживала в доме княжны Брянской. Затем мадемуазель неожиданно исчезла.

— Вы станете излагать мне былые байки или же сообщите что-то конкретное?

— Сообщу, князь… Я знаю, где проживает мадемуазель.

— Можете назвать адрес?

— Зачем?

Глаза Икрамова потемнели, на скулах обозначились желваки.

— Наверное, я, как начальник сыскного управления, имею право на некоторые конфиденциальные данные?

— Безусловно. — Егор Никитич поднялся. — Однако информация еще не проверена, и мне не хотелось бы в очередной раз ставить вас в неловкое положение. После уточнения названного адреса я непременно передам его вам.

— Уточнять будете лично вы?

— Не исключаю. Все зависит от сугубо профессиональных обстоятельств…

— …В которых я еще недостаточно разбираюсь, — завершил фразу следователя князь.

— Я этого не сказал, ваше высокородие. Вы уже во многом разбираетесь. И весьма прилично. — Гришин слегка склонил голову. — Позвольте откланяться?

— Да, удачи всем.

Приглашенные поднялись и, толкаясь в дверях, дружно покинули кабинет.

Мягким августовским днем автомобиль Петра Кудеярова миновал Никольский собор, выехал на Крюков канал и через пару минут затормозил возле дома тридцать шесть.

Поодаль остановилась пролетка с господином в котелке, который стал расплачиваться с извозчиком.

Консьержа и лифта в тридцать шестом доме не оказалось, лестницы были немытые, стены грязные, и вообще все показывало, что жили здесь люди весьма малообеспеченные и непритязательные.

Семнадцатая квартира находилась на третьем этаже. От ходьбы граф довольно сильно запыхался, поэтому перед звонком постоял какое-то время, приходя в себя, раздумывая, и все-таки решился нажать на кнопку.

Какое-то время не открывали. Петр вновь поднес было руку к кнопке, как дверь отворилась и на пороге возникла одетая в халат Табба, со взбитыми, нечесаными волосами и заметно припухшим лицом.

— О, — искренне удивилась она. — Граф? Что вас занесло в этот свинарник?

— Давняя симпатия к вам, сударыня, — натянуто улыбнулся тот и попросил: — Позвольте войти?

— Если не боитесь.

— Я, мадемуазель, давно уже ничего не боюсь.

Бывшая прима посторонилась. Петр прошел в прихожую, оттуда проследовал в маленькую, не очень ухоженную гостиную.

Табба шла следом.

— Стул выбирайте по усмотрению. Чтоб не испачкать сюртук. Здесь не очень убрано.

Граф присел у стола, положил туда же шляпу.

— Ваша прислуга стала плохо работать?

— Настолько плохо, что ее здесь больше нет. — Табба уселась напротив. — Ожидала увидеть здесь кого угодно, только не вас.

— Жизнь прелестна сюрпризами, сударыня.

— Глубоко сказано. И какой же сюрприз вас привел ко мне?

Кудеяров оглядел комнату, обратил внимание на дверь, ведущую в спальню.

— Помните мой визит к вам, когда ваша звезда уже катилась к закату, мадемуазель?

— Это было незабываемо, — Бессмертная не скрывала своей иронии. — Вы тогда предложили мне покинуть Петербург.

— Отличная память.

— Вы вновь явились с подобным предложением?

— Практически да. Я прошу вас покинуть столицу в самое ближайшее время.

— Почему такая спешка?

— Обстоятельства. Вы должны, сударыня, уехать. Это и просьба, и условие. Чтобы вас забыли, потеряли, не нашли.

— А если я не соглашусь?

— Я обеспечу вам дорогу, — не слушая продолжал Петр. — Дам достаточно денег на сносное существование. Сохраню тайну моего визита.

— Тайну?.. Почему тайну?

— Хотя бы потому, что вы уже на крючке у полиции.

Табба взяла бутылку с остатками вина, налила в фужер, сделала глоток.

— Вы несете чушь. Я старая, больная, никому не нужная псина. И вдруг — полиция?.. Чушь, граф.

— У меня, сударыня, есть все основания так утверждать.

Девушка подумала, согласно кивнула.

— Хорошо. Допустим, я желаю отправиться в Одессу. Вас это устроит?

— Хоть к черту на затылок!.. — в раздражении воскликнул Петр. — Лишь бы больше здесь никому не морочили голову!

— А кому я морочу?

— Хотя бы моему брату! Константину! Он из-за вас и вам подобных опустился почти на самое дно, стал якшаться со всевозможным отребьем, потерял рассудок!

— По-вашему, я — отребье?

— Увы, сударыня!.. Неловко так говорить даме, но вы так и не вынырнули из грязного небытия!

Бессмертная подняла фужер и вдруг выплеснула содержимое в лицо графа.

— Дрянь!

Тот спокойно вытерся носовым платком, попытался улыбнуться.

— Буду считать это комплиментом от бывшей примы. И все-таки мое предложение остается в силе. Покиньте город, оставьте в покое моего брата, не оскверняйте честное и добропорядочное имя нашего рода. Прошу, умоляю, заклинаю. Сделайте это хотя бы во имя наших былых симпатий. В противном случае сюда через день-второй явятся жандармы и все закончится для вас более чем плачевно.

— Полиция знает этот адрес?

— Знает.

— Почему меня не скрутят, не отправят в те же самые «Кресты»?

— Полагаю, у них нет пока достаточно оснований для таких действий.

— У вас основания есть для ваших действий?

— Более чем. Во-первых, я имел беседу с братом, из которой понял смысл вашей с ним «дружбы». Во-вторых, вами всерьез занимается полиция. И в-третьих, подумайте о себе. Вы еще достаточно молоды, чтобы не понять: еще один неверный шаг, и ваша жизнь закончится на каторге.

— Как у моей матери и сестры?

— Именно так.

Табба спокойно и с подчеркнутым достоинством спросила:

— Значит, вы предлагаете мне бежать?

— Да.

— И обещаете содействие — деньгами, неразглашением, просто участием?

— Да.

— Как быстро надо это проделать?

— У вас есть буквально несколько дней.

Бессмертная поднялась, достала из буфета новую бутылку, ловко откупорила.

— Выпьете?

— Пригублю.

Табба налила в один фужер, во второй. Взяла свой, откинув голову, посмотрела в лицо графу.

— Я принимаю ваше предложение. Но при нескольких условиях. Прежде всего деньги…

Кудеяров достал портмоне, вынул оттуда целую пачку сотенных купюр, положил на стол.

— Следующее… Я уеду инкогнито. Ни вы, ни ваш брат, ни прочая сволочь не будет знать, куда именно.

Лицо Кудеярова от напряжения вспотело.

— Принимаю.

— И последнее… У вас ведь есть связи с полицией?

— К сожалению.

— Поставьте перед ними условие. Я должна покинуть столицу беспрепятственно. В противном случае от моих откровений не поздоровится ни вам, ни вашему брату, ни многим из вашего окружения.

— Шантаж.

— Я слышала однажды от вас подобное… Не шантаж. Условие! Постарайтесь, чтобы все было выполнено честно и достойно.

— Хорошо, сударыня. Я обещаю.

Они чокнулись, гость только пригубил вино, девушка же опорожнила бокал до дна.

— Наконец, самое последнее, — подняла она палец. — Вы подыщите мне квартиру, о которой будем знать только вы и я. Я не желаю никого более видеть. Я не должна ежеминутно опасаться полиции. Вы обязаны дать мне возможность скрыться из города в тот самый момент, который мне покажется наиболее подходящим.

— Квартира будет. Когда вам удобнее? Сегодня? Завтра?

— Лучше завтра. И желательно ночью.

— Завтра сюда будет подан экипаж, который доставит вас по адресу.

Автомобиль Кудеярова-младшего мчался по набережной Крюкова канала и уже почти добрался до цели, как граф вдруг увидел, как из парадной дома тридцать шесть поспешно вышел его брат и направился к своей машине.

Константин резко затормозил, понаблюдал за братом, решительно развернулся и понесся в обратном направлении.

Некоторое время спустя он уже катил по Невскому. Погода способствовала тому, что можно было не закрывать верх машины и любоваться праздной публикой, болтающейся по проспекту.

Изредка Константин оглядывался, желая понять, следует ли за ним хвост, затем, не доезжая до Литейного, решительно свернул к тротуару, вышел из автомобиля и скрылся в дверях модного магазина одежды.

Буквально сразу же в нескольких метрах от машины графа остановилась пролетка, в которой сидел господин, лениво читавший газету.

Константин в магазине бегло осмотрел выставленную коллекцию мужских костюмов, взял под локоть вышколенного приказчика, отвел в сторонку.

— Любезный… Моя жена ревнива, как сто чертей, и мне необходимо незаметно уйти от нее. Подскажи-ка мне запасной выход.

— Супруга ваша осталась на улице?

— Да, сидит в пролетке. Караулит.

— Следуйте за мной, господин. — Приказчик провел графа длинным коридором и толкнул дверь служебного входа. — Сюда пожалуйте.

— Благодарю. — Кудеяров быстро пересек небольшой двор и скрылся в ближней арке.

На Литейном он остановил извозчика, забрался в пролетку и велел гнать. Неожиданно в каких-то двухстах шагах от него грохнул взрыв, раздались испуганные крики, народ шарахнулся по сторонам, кто-то истошно вопил, кого-то — то ли убитого, то ли раненого — уже несли на руках. Копоть и гарь окутали улицу.

— Гони! — заорал граф и сильно ткнул извозчика в спину.

К дому, где располагалась конспиративная квартира, пролетка с Кудеяровым добралась только через полчаса. Граф щедро расплатился с извозчиком, на всякий случай огляделся и, не заметив ничего подозрительного, заспешил к знакомому подъезду, в котором располагался продуктовый магазин.

Привычно пересек торговый зал, поклонился хозяину, тот ответил тем же и повел гостя через служебное помещение на второй этаж.

На стук в дверь открыла Ирина. Она узнала гостя, сухо пригласила:

— Проходите.

Губский сидел за столом, что-то писал, но, увидев гостя, отложил бумаги, протянул руку.

Константин, часто дыша от волнения, опустился на скрипучий стул, положил на стол шляпу, сообщил:

— Я с новостями.

Он оглянулся на Ирину, стоявшую у двери, замялся.

— Ступай, — махнул девушке Ефим Львович. — Нам надо поговорить.

Та исчезла. Кудеяров зачем-то пересел на другой стул, поближе к Губскому, полушепотом произнес:

— На Литейном взорвали бомбу.

— Когда? — нахмурился тот.

— Только что. Когда направлялся к вам.

— Вы сами видели?

— Не только видел, но и чуть было не стал жертвой.

— Избегайте людных мест, — посоветовал буднично Губский и спросил: — Что еще?

— Относительно мадемуазель Бессмертной.

— Она объявилась?

— У меня есть от нее записка и адрес.

— Она при вас?

— Да.

— Давайте. — Губский развернул записку, прочитал. — Откуда она у вас?.. Вы получили ее от княжны Брянской?

— Я получил записку от брата! Судя по всему, он встречался с нею.

— Что значит — судя по всему? — нахмурился Ефим Львович.

— Я увидел, как он выходил из парадной ее дома.

— Он знает ее адрес?

— Да, так получилось.

Губский отложил записку и, подперев кулаками подбородок, задумался.

— Погано.

— Понимаю, — согласился граф.

— Как думаете, с чем он к ней приходил?

— Брат крайне недоволен моим образом жизни.

— Он о чем-то может догадываться?

— Конкретного ничего не знает, но некоторые подозрения есть.

— То есть он вполне мог привести к мадемуазель хвоста?

— Не исключаю.

Ефим Львович снова замолчал.

— Мы ведь, Ефим Львович, планировали акцию, в которой должны были участвовать мадемуазель и ваш покорный слуга. Я имею в виду покушение на генерал-губернатора, — напомнил граф.

— Вас что-то торопит?

— Скорее беспокоит. Я не представляю, как быть в такой ситуации.

Губский опустил руки, уставился на визитера усталыми блеклыми глазами.

— В акции может принимать участие любой человек, которого мы подготовим. И особой проблемы в госпоже Бессмертной нет. Не она, так кто-то другой встанет на ее место…

— Без меня?! — то ли испугался, то ли обрадовался граф.

— Пока ответить не могу. Вы тоже уже в какой-то степени замараны… Вы как сюда добирались?

— На пролетке. Автомобиль оставил и пересел на пролетку.

— Хвоста не было?

— Не заметил.

— Наши люди проверят… Здесь проблема в том, что если возьмут Бессмертную, то нас могут элементарно накрыть.

Лоб Кудеярова неожиданно взмок.

— Она может расколоться?

— В считанные дни. Департамент полиции воспитал таких костоломов, что даже мертвый вспомнит «Отче наш».

— Что делать?

— Что делать и кто виноват? — усмехнулся Ефим Львович. — Вам сейчас надо ехать домой. А кто виноват — мы разберемся. Всего доброго.

Они обменялись рукопожатием, и Константин, от волнения не очень уверенно держась на ногах, двинулся к выходу.

В сопровождении какого-то мрачного господина он двинулся по коридору к выходу, стал спускаться по лестнице и вдруг вспомнил о шляпе.

— Минуточку…

Вернулся, дошел почти до комнаты Губского и вдруг услышал:

— О встрече с Брянской не было сказано ни слова! Значит, врет. Все врет! А вранье — первый шаг к предательству! — тихо, но отчетливо говорил Губский.

— С кого начнем? — это был голос Ирины.

— Начнем с Бессмертной. Вот адрес. Ликвидировать немедленно. До того, как ее заберет полиция.

— А как быть с графом?

— Граф будет следующим.

От услышанного Кудеярова качнуло, он глотнул воздух пересохшим ртом, но нашел сил шагнуть вперед, остановился на пороге комнаты. В его сторону повернулись.

— Тут шляпа… Я забыл в волнении, — сообщил он Губскому. — Позвольте взять?

— Берите, — кивнул тот.

Граф суетливо подошел к столу, сгреб шляпу и, едва не налетев на стул, покинул комнату.

Выйдя из парадной, он не сразу сообразил, в какую сторону идти, увидел двух господ, спросил с легким заиканием:

— Мне бы извозчика.

— В эту сторону, господин, — посоветовал один из мужчин.

— Благодарю, — поклонился Кудеяров и чуть ли не бегом двинулся в указанную сторону.

Ночью с Сонькой случился припадок.

Погода была ветреная и холодная, пароход сильно качало, в черном и бесконечном пространстве он шел тяжело, неспешно, огни иллюминаторов были приглушены.

В носовой каюте спали крепко, хотя временами кто-то от сильного крена вскидывался, коротко просыпался и снова засыпал, измученный качкой.

Сонька неожиданно вскрикнула, резко села на постели, огляделась испуганно.

— Мам, ты чего? — спросила дочка, проснувшись.

Та выглядела безумной.

— Табба!.. Девочка моя. Не трогайте ее… Не смейте! Она не виновата! Не подходите!

Михелина подошла к матери. Михель уже стоял рядом.

— Приснилось что-то?

— Они хотят ее убить! — произнесла воровка, глядя на него расширенными черными глазами. — Они не посмеют сделать этого! Они хотят убить мою дочь!

Михелина присела рядом.

— Мама, я здесь… Твоя дочка здесь.

— Не-ет, — покрутила головой мать. — Дочка моя там!.. Они тащат ее в черную яму!.. Смотри, они душат ее!.. Они душат мою Таббу!

— Соня… Табба далеко! Успокойся.

— Почему ее нет здесь?

— Ты скоро увидишь ее…

Михель тоже присел на постель.

— Сонечка, успокойся… Это тебе приснилось.

Он попробовал коснуться ее головы, но она резко отбросила его руку.

— Найдите мою девочку. Я буду искать ее — одинокую, несчастную! — Ее лицо вдруг исказилось гневом, она ткнула в Михеля. — Ты ненавидишь Таббу! — Перевела взгляд на Михелину. — И ты тоже! За что вы ее ненавидите?