Сонька. Конец легенды Мережко Виктор
— Есть сведения, — заметил Гудков, — что Икрамов имел когда-то весьма откровенные отношения с госпожой Бессмертной.
— Ерунда! Чепуха! — вдруг излишне активно возразил барон. — Это почти совсем как в оперетте — когда-то он ее любил, а теперь, видите ли, ловит. Я имел возможность наблюдать и за князем, и за мадемуазель — ничего подобного замечено не было.
— Ее до сих пор так и не обнаружили?
— Увы! Будто в воду канула.
— Если человек канул в воду, то как минимум труп его должны выловить, — усмехнулся Губский. — А куда «канул» граф Кудеяров?
— Он под пристальным наблюдением полиции, — сказала Ирина. — Нам пока лучше на контакт с ним не выходить.
— А по-моему, он цветет и пахнет, — засмеялся Портнов. — Наблюдали его недавно в окружении прелестниц, вид графа был просто лучезарен.
— Хорошо, — развел руками Красинский, — князя мы взорвем. А что с покушением на градоначальника? Мадемуазель исчезла, граф роскошно прожигает жизнь. Кто станет реализовывать наши намерения?
Губский перевел на него тяжелый взгляд, неожиданно заявил:
— Вы.
— Я?!
— Именно так. Вы уже достаточно в материале и вполне успешно замените Кудеярова. Подберем вам спутницу, и станете готовиться.
— Но…
— У нас не бывает «но», — холодно и жестко произнес Ефим Львович. — Мы принимаем только «да». Если же возникает нечто третье, то оно исчезает вместе с тем, кто это третье придумал. Исчезает навсегда.
Красинский был растерян.
— По-моему, это угроза.
— Реальность. Если вы думаете, что так просто отпустим вас, ошибаетесь. Вы слишком много знаете, чтобы свободно, без проблем прогуливаться по улицам нашей светлой столицы! — Губский помолчал, с нехорошей усмешкой предупредил: — А, не приведи господь, решите навестить полицию, даже до ее ворот не дойдете.
— Как вы можете, Ефим Львович?! — воскликнул побледневший барон.
— Могу… Потому что знаю вашу гнилую и ничтожную публику. Призвать к бунту — хлебом не корми. А как к делу — немедленно в кусты!
Глава девятая
Искушение
Ближе к вечеру, когда духовой оркестр заиграл что-то аргентинское и публика начинала подтягиваться к оперетте, к главному входу театра подобрался человек на костылях, в потертой шинели, с завязанной темным шарфом головой. Это был бывший прапорщик Илья Глазков.
Он с трудом поднялся по ступенькам, направился к Изюмову, стоявшему наверху парадной лестницы.
— Чего надобно-с, господин? — довольно сурово спросил тот.
— Мне бы кого-нибудь спросить.
— На улице спрашивайте! — грубовато ответил Изюмов и махнул рукой. — Прошу очистить вестибюль — скоро публика пойдет!
— А вы не могли бы ответить?
— Ступайте, от вас пахнет! Городового сейчас свистну.
Глазков не уходил, просительно смотрел на бывшего артиста.
— Хочу спросить о госпоже Бессмертной… Где их разыскать?
Тот удивленно уставился на инвалида.
— Госпожу Бессмертную? А вы какое к ней имеете отношение-с?
— Никакого. Всего лишь являлся поклонником.
Изюмов подошел поближе.
— Были знакомы с мадемуазель-с?
— Так точно. Даже не столько с ней, сколько с ее маменькой.
Николай быстренько оглянулся.
— Ступайте, господин хороший… Ступайте и ждите меня после спектакля в сквере напротив.
— Благодарю, — кивнул Глазков и захромал к выходу навстречу вечерней публике.
Спектакль закончился примерно к десяти ночи, публика покидала театр возбужденно и шумно, от главного входа отъезжали автомобили, экипажи, на ступеньках вновь играл оркестр.
Глазков заметил Изюмова, спешащего к нему, привстал, давая о себе знать.
Бывший артист махнул издали, едва ли не силой усадил бывшего прапорщика на скамейку, присел рядом.
— Зачем вам понадобилась госпожа Бессмертная?
— По личному делу, — ответил тот. — Сказывают, она больше в театре не служит?
— Если знаете, зачем пришли?.. Тем более в таком виде.
— Мне важно ее найти. Полагал, могу это сделать через театр, — уклончиво ответил Илья.
— Вы, простите, из поклонников? — с запинкой спросил Изюмов.
— Из бывших поклонников. Я буквально на днях вернулся из ссылки.
— Где отбывали-с? — искренне то ли удивился, то ли обрадовался Николай.
— Близ Воркуты.
— Сидели за разбой?
— Нет, за пособничество. Помог бежать из Крестов особо опасной преступнице.
— Это кому же?
— Вы желаете сразу все узнать?
— Если на то ваша воля.
Прапорщик помолчал, поднял глаза на Николая.
— Была такая аферистка — Сонька Золотая Ручка. Вот ей и поспособствовал, оказавшись при этом обожженным. Затем был сослан.
От такого заявления бывший артист как-то вытянулся, затем подсел поближе.
— Вы мне крайне любопытны, господин. И даже не могу сразу определить — то ли Бог послал вас, то ли дьявол.
Илья тоже смотрел на Изюмова с интересом.
— Возможно, что я мог вас видеть однажды?
— Если и видели, то вряд ли запомнили. Я был на вторых ролях при госпоже Бессмертной. Но я ведь тоже совсем недавно из острога. Как и вы, отстучал полагающиеся пять лет.
Наступила пауза — длинная, растерянная.
— Это вы желали убить госпожу Бессмертную? — тихо спросил Глазков.
— Так точно-с… Желал. За что нес, несу и буду нести самое искреннее и жестокое раскаяние.
Снова помолчали. Оркестр возле театра продолжал играть, хотя публика почти вся разошлась и разъехалась.
— Вы давно видели мадемуазель? — спросил прапорщик.
— Несколько недель тому назад.
— Где они?
— Исчезнувши.
— Куда?
— Неизвестно-с.
— Я должен ее найти, — спокойно и решительно заявил Глазков, поднявшись.
Изюмов последовал его примеру.
— Как мне вас отыскать при надобности?
— Я каждый день буду сидеть здесь, на этой скамейке, — сообщил прапорщик. — Не может такого быть, чтобы мадемуазель не пришла когда-нибудь к театру.
— Они приходили-с, только весьма давно, — кивнул Изюмов. — Но ежели я что-либо узнаю, я непременно сообщу вам.
— Благодарю.
Николай было отошел уже от инвалида, затем вернулся.
— Может, вам дать денег?.. На что вы живете-с?
— Подают милостыню, — усмехнулся Глазков. — Этого вполне достаточно на хлеб и воду.
Дворецкий дома Кудеяровых вошел в кабинет Константина, с поклоном сообщил:
— Граф, вам звонят.
Тот оторвался от деловых бумаг, раздраженно спросил:
— Кто?
— Господин. Он не представился.
— Значит, пошли его к чертям! Видишь, я занят.
— Господин очень настойчив. По его голосу я понял, что он даже чем-то взволнован.
Граф резко поднялся из-за стола, зашагал в гостиную, взял лежащую на телефонном столике трубку.
— Слушаю вас.
— Простите, граф, если оторвал от дел. Это барон Красинский.
— Очень рад, барон. Что-нибудь случилось?
— Мне крайне важно переговорить с вами, Константин Георгиевич. Но лучше бы тет-а-тет.
Кудеяров от досады закатил глаза.
— Когда вы желаете?
— В самое ближайшее время.
— Вы намерены приехать ко мне?
— Нет-нет. Подозреваю, ваш дом под пристальным наблюдением. Лучше в другом месте.
— Под чьим наблюдением?! — изумился граф.
— При встрече.
— Хорошо, назначайте. Но не раньше чем через час.
— Я жду вас ровно через час возле лавры.
— Возле лавры?! Да это у черта на рогах!
— Зато там малолюдно и всегда можно заметить какого-нибудь прохвоста. Ваш автомобильный парк слишком известен в городе, поэтому лучше воспользоваться случайным извозчиком.
— Спасибо, барон. Разберусь!
Граф повесил трубку, подошел к буфету, налил коньяка и, перед тем как выпить, долго стоял в задумчивости, раскачиваясь с носка на пятку.
Уже стемнело, когда закрытая карета, запряженная двумя лошадьми, подкатила к лавре. Из нее вышел граф Кудеяров, бегло огляделся и заспешил к воротам. Снова оглянулся — площадь была пустая, слежки не наблюдалось.
Константин миновал главную аллею, в раздраженном недоумении остановился, не понимая, в какую сторону дальше двигаться, и тут заметил вышедшую из темноты фигуру.
— Благодарю, что приняли мою просьбу, — приподнял барон шляпу.
— Да ладно, бросьте. — Кудеяров в очередной раз огляделся. — Не время расшаркиваться друг перед другом… Что у вас?
Взял барона под руку, они двинулись по густой затемненной аллее.
Красинский молчал.
— Вы на крючке у полиции? — встревоженно спросил Кудеяров-младший.
— Хуже.
Константин даже остановился.
— Хуже?.. Что может быть хуже, чем оказаться на прицеле этих красноперых сволочей?
Барон помолчал, твердыми от волнения губами произнес:
— Мы на крючке наших товарищей, граф.
— Каких… товарищей?
— Господина Губского и компании. Они нас уберут.
— По-моему, вы сходите с ума. — Кудеяров позволил себе даже приложить ладонь к его лбу. — У вас горячка, Александр Петрович!
— Да, это так, — барон вдруг вцепился в лацканы его сюртука. — Нам надо спасаться! Просто так они нас не оставят! Умоляю, заклинаю. Скрыться, исчезнуть, раствориться…
— Можете спокойно, без паники? Пожалуйста, все по порядку.
— По порядку? — переспросил Красинский. — Хорошо, по порядку… Прежде всего, они намерены убить нового начальника Управления сыска князя Икрамова!..
— Да черт с ним, с князем! Вы о нас, грешных. Что нам угрожает?
— Нам?.. Что нам… С вами, сказал господин Губский, будет отдельный разговор.
— Что значит — отдельный?
— Не знаю, не объяснил. Просто заявил, что с вами разберутся.
— Так, дальше.
— Дальше наступает моя очередь. Мне велено готовиться к покушению на генерал-губернатора.
— Вам? — искренне удивился Кудеяров. — Вы хоть однажды револьвер в руках держали?
— В юношестве. А сейчас я в основном держу в руках деньги. Которые указанным господам крайне нужны.
— Чушь… Как же они могут убрать свою дойную корову? Они же с вашей гибелью лишатся денег!
Барон снова взялся за лацкан сюртука графа.
— Денег я им больше не даю. Поэтому полагаю, они и намерены убрать меня. Я балласт!.. Балласт! И вы, граф!
— Жутко, но правдиво, — заметил Константин. — И что же нам предпринять, барон?
— Бежать!.. Немедленно, безотлагательно, тайно! Чтоб никто не мог найти, пока этих мерзавцев не пересажают или не перестреляют!
— От таких вряд ли сбежишь. Найдут в любой дыре. Ныне у них агентура похлеще сыскной. А вот в полицию заявить не мешало бы.
— Ни в коем случае!.. Они предупредили!.. Знаете, что заявил господин Губский?
— Что убьет нас?
— Именно так. Даже, заявил, до ворот Департамента полиции не дойдете!
— Относительно мадемуазель ничего не было сказано?
— Бессмертной?
— Да.
— Вскользь. Просто поинтересовались, и все. Хотя, полагаю, господин Губский желал бы видеть ее. Вам неизвестно, где она сейчас?
— Даже не представляю, куда делась эта дамочка, — соврал граф, пожав плечами. — Скрывается, видимо. В бегах…
На следующий день Константин Кудеяров пересек двор своего дома и прямиком направился к чистильщику обуви, который обслуживал народ напротив его особняка уже не первый день.
— Изволите почистить сапожки, господин? — спросил тот.
— Изволю послать тебя за городовым, — ответил граф, доставая монету из портмоне.
Низко поклонившись, чистильщик поспешил искать полицейского. Граф присел на его скамеечку и принялся с интересом созерцать улицу.
Проходили парами и отдельно господа, пронесся с гиканьем лихач.
Наконец Кудеяров увидел спешащих к нему грузного городового и чистильщика.
— Здравия желаю, ваше благородие, — взял под козырек городовой, тяжело дыша. — Желали видеть?
— Желал, — граф внимательно осмотрел его. — Знаешь, кто я такой?
— Как не знать, ваше благородие? Который год держу порядок в этой территории! Граф Константин Георгиевич Кудеяров!
— Молодец, — кивнул удовлетворенно тот и показал на чистильщика. — А этого прохиндея знаешь?
Городовой растерялся.
— Наблюдаю иногда… Меньше месяца, кажись.
— Кто он?
— Как кто?.. Чистильщик. Обувь чистит.
— А вот вовсе и нет, — Константин поднялся. — Знаешь, любезный, кто он? Филер! Приставлен шпионить за мной, братом и моим домом, — граф перевел взгляд на чистильщика. — Верно я говорю, мерзавец?
— Никак нет, ваше благородие, — замотал тот головой. — Чищу, деньгу зарабатываю!
Кудеяров пропустил мимо ушей его реплику, обратился к городовому:
— Значит, так, любезный. Чтоб этого прохиндея здесь больше я не видел. А увижу, немедленно обращусь в Департамент полиции, и ты будешь лишен звания и привилегий.
Городовой приложил ладонь к фуражке, глуповато ответил:
— Слушаюсь, ваше благородие!
Табба на звонок открыла сразу.
Увидев на площадке графа Константина, ничуть не удивилась, отступила назад, пригласила:
— Проходите, граф.
Он перешагнул порог, снял шляпу, стащил перчатки, окинул взглядом гостиную.
— Вы одна?
— Катенька ушла за покупками.
Кудеяров опустился со вздохом на стул, с улыбкой посмотрел на бывшую приму.
— Я бы не советовал слишком часто отпускать свою прислугу из дома.
— Но не могу же я подохнуть здесь от голода!
— Лучше подохнуть от голода, чем от допросов.
Бессмертная села напротив, раздраженно уставилась на гостя.
— Послушайте, граф!.. Я начинаю жалеть, что воспользовалась вашей любезностью и перебралась сюда!
— Вам не нравится жилье? — попытался перевести на шутку разговор Константин. — На мой вкус, очень даже приличное. Для холостой жизни в самый раз.
— Это не жизнь, а сумасшествие! Лучше действительно подохнуть, чем жить в таком кошмаре!
Константин налил в стакан из графина воды, пододвинул к девушке.
— Выпейте… Затем посчитайте до десяти и успокойтесь.
Табба довольно покорно выполнила его совет и усмехнулась:
— Простите меня. Я действительно устала.
— Может, вам уехать куда-нибудь?
— Обязательно. Неделя-другая — и уеду.
Граф тоже налил себе воды, выпил.
— У меня, мадемуазель, вчера был разговор с бароном Красинским. И если не возражаете, я в двух словах изложу его.
— Только не пугайте.
— Попытаюсь… То, что наши товарищи — Губский и коллеги — фактически приговорили нас с вами, известно. Но теперь такая же судьба может настичь барона.
— Его-то за что?
— За идеи. Видимо, их представление об идеях не совпадают с нашими.
— За это надо убивать?
— Обязательно. Все войны, истребления, убийства имеют под собой всего одну лишь причину — несовпадение идей. Вот и мы попали в такую же катавасию.
— Я тоже?
— Конечно. Они живут идеей, а мы всего лишь изображаем, что живем ею. Играем, как в дурном театре. А плохих артистов, как вам известно, из труппы беспощадно гонят.
— А если я, — лицо Бессмертной стало жестким, — живу теми же идеями, что и они! Ненавижу все, что происходит! Презираю все, что вижу! Готова взорвать все, что являет собой ложь, предательство, бесчестие! Легко пойду на смерть ради высокого, светлого, настоящего!
— Значит, они не достигли вашего уровня. Поэтому им с вами не по пути.
— Они меня ищут?
— Весьма настойчиво.