Сонька. Конец легенды Мережко Виктор

Дело шло к вечеру.

Бричка, в которой находились беглецы, неторопливо въезжала в город.

Окраинная Одесса представляла собой городок полусельского типа — глинобитные, с соломенными или черепичными крышами дома, плетеные заборы, бродячие собаки вперемешку с козами и свиньями.

Возница, молодой хилый мужичок, заметно притомившийся от дороги, лениво хлестал лошадок по спинам, в какой-то момент прекратил бормотать под нос невнятную песенку, оглянулся на сидящих в бричке.

— Куда везти, господа?

— Вези пока прямо, — ответила Сонька. — Скажу, когда остановиться.

Дорога была разбитая, в колдобинах, мучиться на жесткой доске было уже невмоготу, и Михелина попросилась:

— Я пешком. Можно?

— Я тоже, — поддержал ее Михель.

Вдвоем они спрыгнули на землю, зашагали рядом с бричкой, оставив под брезентом одну Соньку.

— Сейчас бы в отель, — мечтательно прошепелявил Михель. — Отмыться, причесаться, кинуть по грамульке и штиблетами по Дерибасовской!

— Размечтался, — усмехнулась дочка. — Кто тебя без паспорта в отель пустит?

— Это не проблема, дочка!.. Хрусты есть, вшиварь найдется!

Неожиданно впереди показались двое полицейских в пролетке. Михель присвистнул.

— Вот и накаркала, дочка… Цветные нарисовались. — И скомандовал: — Быстро под брезент!

Вдвоем они спешно забрались в телегу. Сонька встревоженно спросила:

— Чего вы?

— Полиция, — ответил Михель.

Полицейские — молодой и пожилой — заметили маневр Михеля и его дочки, тут же спрыгнули на дорогу, скомандовали вознице:

— Стой, босяк! — Подошли поближе. — Откуда едешь?

— С Бугаза!

— Ого!.. А кого везешь?

— Людей!

— А чего твои люди так испугались, что сразу шваркнули под брезент?

— А ты спытай, може, и ответят!

Молодой полицейский заглянул под брезент.

— Кто тут живой, вылазь!

— Чего нужно? — недовольно спросила Сонька.

— Нужно из нужника, а тобой хочу прямо на дороге покрасоваться! Вылазь!

Первым на землю спрыгнул Михель, за ним Сонька и последней из брички выбралась Михелина.

— Гля, какая краля! — цокнул языком пожилой полицейский при виде ее. — Чисто для тебя, Грицко!

— Так я ж уже, кажись, женатый! — засмеялся тот. — А може, хочешь, чтоб у меня був гарем?

— А хиба то погано?..

— Гарна идея. — Молодой полицейский почесал затылок. — Треба подумать. — И протянул руку к лицу Михелины. — Як зовут, краля?

Она оттолкнула его руку:

— Можно без рук?

— Ты гля, кусается, — удивился молодой полицейский. — А як же с такою жить?

— Через день, — засмеялся пожилой и потребовал: — Показуйте документы, громадяне!.. Будем знакомиться! Може, я сватом у вас буду.

Задержанные молчали.

— Гля, молчат, — удивился молодой. — Може, они глухонемые?

— Так краля вроде розмовляла, — пожал плечами пожилой и вдруг гаркнул во все горло: — Предъявить документы, халамындрики!

— Документов нет, — прошамкал Михель.

— Что он сказал? — повернулся к молодому пожилой.

— Каже, документов нема.

— Интересни люди.

— Дуже интересни. Зубов нет, документов тоже. И как к ним обращаться?

— А мы сейчас у крали спросим. — Полицейский с усмешкой придвинулся к Михелине. — Будь ласка, ваш паспорт. Хочу узнать ваше имя, панночка.

Сонька шагнула вперед, достала из кармана сотенную, протянула пожилому. Тот удивленно взял купюру, повертел ее в руках, повернулся к молодому:

— Шо це?

— Гроши, — ответил тот, тоже удивившись.

— Сколько?

— Багато.

— Бачу, — кивнул пожилой. — Сто рублей… — обвел взглядом каторжан, спросил Соньку: — Думаете, тут три паспорта?

— Мало?

— Мало. Треба еще два.

— И не много ли?

— Больше будет в участке, — по-доброму улыбнулся полицейский.

Воровка вынула из сумки еще две сотенные купюры, отдала ему.

— Оце гарно, — кивнул тот и махнул мужику на бричке. — С богом!.. Только не в центр! Там не за три паспорта, а за десять возьмут!

Михелина, Сонька и Михель снова забрались под брезент, и бричка затарахтела дальше.

Ближе к вечеру пролетка Антона миновала рабочие кварталы города, завернула к дому, в котором располагалась конспиративная квартира эсеров, остановилась возле знакомого парадного.

— Долго ждать? — спросил извозчик Таббу.

— Пятнадцать минут, — ответила та.

— Чего так быстро?

— Важные дела решаются быстро.

Актриса ступила на тротуар, вошла в магазин, прошла мимо прилавков, увидела хозяина. Он узнал ее, торопливо взвесил покупателю сыра и колбасы, жестом пригласил девушку к потайному входу.

— Что-то давно вы у нас не были.

— Дела… Ефим Львович один?

— Ирина ушла, но господин Портнов там.

— Портнов?.. Не знаю такого.

— Новенький. Познакомитесь — очаруетесь.

Табба миновала коридоры с ящиками продуктов.

До слуха привычно доносился шум типографских машин.

Бессмертная увидела знакомую дверь, без стука толкнула ее.

Губский сидел за столом, вычитывая свежий номер газеты «Рабочий». При виде бывшей примы он крайне удивился, даже привстал, развел руками.

— Вот это сюрприз… Милости прошу.

Кроме него в комнате присутствовал тучный Портнов, также просматривающий газетный выпуск.

— Здравствуйте, Ефим Львович, — улыбнулась гостья. — Не очень потревожила?

— В самый раз, — ответил он. — Мы как раз сегодня вас вспоминали. Жаль только, что Ирина ушла.

— Она не вернется?

— Думаю, вряд ли. — Губский опустился на место, указал на свободный стул. — Присаживайтесь. — Он еще раз просмотрел газету, отложил ее в сторону, поднял глаза на гостью.

— Куда же вы сгинули, дорогая? Мы уж не знали, что и думать.

Табба, держа сумку на коленях, улыбнулась:

— Женщина имеет право на свои секреты.

— Безусловно. Но вы не только женщина, но и член нашей организации.

— Я это помню, Ефим Львович.

— Надеюсь. У вас все в порядке?

— Более чем.

Губский удивленно вскинул брови, бросил короткий взгляд на Портнова.

— Странный ответ.

— В чем странный? — наивно спросила Табба.

— По нашим сведениям, у вас возникли некоторые проблемы.

— Вы имеете в виду мой отъезд из дома Брянских?

— Отъезд или бегство?

— Смотря с чьей точки зрения. С моей — отъезд. Дом достаточно закрыт от посторонних. Никто меня из него не выгонял, и я решила покинуть его исходя из собственных причин.

— Насколько мне известно, ваше длительное отсутствие внесло серьезные коррективы в работу организации, — вмешался в разговор Портнов.

Бывшая прима перевела взгляд на Губского:

— Кто сей господин, Ефим Львович?

— Фамилия моя Портнов, — произнес толстяк, от возмущения налившись краской. — Я представляю Центральный аппарат партии. Вас устраивает ответ?

— Вполне. Но меня не устраивает тон разговора.

— А вы пришли в клуб кисейных барышень?

Бывшая прима резко поднялась:

— Ефим Львович, мне уйти?

— Сядьте, — кивнул тот на стул.

Девушка нехотя последовала его указанию.

Портнов поднялся, стал грузно расхаживать по комнате.

— Из-за вашей необязательности и расхлябанности у нас если не сорвались, то отодвинулись на неопределенный срок важнейшие акции! — раздраженно начал он.

— Например? — Табба с иронией наблюдала за ним.

— Например, покушение на генерал-губернатора города, в котором вы должны были участвовать!

— Я в нем уже не участвую?

— Вопрос не ко мне!.. К Ефиму Львовичу!

— Ефим Львович? — посмотрела на него актриса.

— Мы к этому вопросу еще вернемся, — ответил он.

— Кроме того, — продолжал Портнов, — нам совершенно неизвестно, где вы пропадали все эти дни и не успели ли вас за это время перевербовать.

— То есть вы мне не доверяете?

— Я всего лишь задаю вопросы!

— И кто же меня мог перевербовать?

— Например, господин, с которым вы в свое время имели роман и который ныне возглавляет сыскное управление!

— Вы шутите.

— В этих стенах, мадемуазель, не шутят!.. Здесь ставят вопросы так, что на них надо отвечать!

— Я готова… Можете назвать имя этого господина?

— А вы не догадываетесь?

— Путаюсь. У меня было много любовников.

— Князь Икрамов!.. Вам о чем-нибудь говорит это имя?

— Да, припоминаю, — кивнула Табба. — Он что, стал таким важным чиновником?

— А вы не знали?

— Спасибо, что просветили. Теперь буду знать.

— Мадемуазель! — Губский уставился на нее воспаленными немигающими глазами. — Зачем вы пришли?

— Прежде всего, я считаю себя членом организации. К тому же мне была предложена некая миссия, и я готова исполнить ее.

— Какая миссия? — переспросил Ефим Львович, по-прежнему не сводя с актрисы глаз.

— Миссия по устранению генерал-губернатора города.

— Устранять генерал-губернатора будет другой человек. Мы вам, мадемуазель, больше не доверяем. И для этого у нас есть все основания.

— Вы меня подозреваете?

— Более чем. — Губский вопросительно взглянул на Портнова, тот кивнул. — Но чтобы отмести их, ответьте всего на один вопрос. Как товарищ товарищам.

— Слушаю.

— Не далее чем вчера вы навещали князя Икрамова… Это так?

— Нет.

— Вранье. Мы ведем наблюдение за князем, и один из наших агентов засек вас возле его дома.

— Меня?!

— Вас, мадемуазель.

Табба поднялась:

— Мне уйти?

— Рано. Сядьте.

Девушка продолжала стоять.

— Что вы делали в доме князя? — продолжил выпытывать Губский.

— Я там не была.

— Неправда… Вы задержитесь до прихода агента, и он опознает вас.

— Я арестована?

— Все зависит от результата нашего разговора.

— Значит, могу быть арестованной?

— Мы этого не исключаем. — Ефим Львович повернулся к Портнову. — Когда должна вернуться Ирина?

Тот взглянул на карманные часы:

— Обещала через два часа.

— Сядьте, — снова посоветовал Губский. — Вы отсюда никуда не выйдете!

Табба сделала шаг назад, открыла сумку, достала оттуда револьвер, направила на Губского.

— Раньше у меня был только один враг — власть! Я ее ненавидела за несправедливость, жестокость, воровство, беззаконие!.. Отныне у меня появился второй враг — это вы!.. Вы еще более чудовищны в беззаконии и вероломстве, чем существующий режим! Вы рветесь к власти, и на этом пути не знаете ни жалости, ни чести, ни сострадания, ни совести! И теперь я буду убивать как тех, так и других! Я ненавижу вас сильнее, чем существующий режим! Потому что вы обманули мои надежды! У меня нет больше надежды, поэтому мне незачем жить! Мне лучше подохнуть, чем жить с пустой душой! Будьте вы прокляты!

— Опустите оружие! — крикнул Губский, и в этот момент Табба нажала на курок.

Он рухнул тяжело, с удивлением на изменившемся лице. Портнов бросился было на мадемуазель, но она тут же выпустила в него сразу несколько пуль.

Типографские машины продолжали шуметь — в магазине никто ничего не слышал.

Бывшая прима легко ступила на ступеньку пролетки, приказала Антону:

— Гони и не оглядывайся!

Она не заметила, как из подъехавшего к дому экипажа вышла мадам Гуральник.

Возле небольшой гостинички в районе Черной речки актриса велела Антону остановиться, поспешно направилась ко входу.

— Позвонить, — сунула портье копейки, набрала номер. — Катенька, срочно разыщи возле дома прапорщика… ну, калеку, который приходил… скажи, чтобы через час ждал меня подле памятника Екатерине… Да, который напротив Александринского театра.

…Когда пролетка подкатила к памятнику Екатерине Второй, Илья Глазков уже находился здесь. Ковылял в толпе праздной вечерней публики, сторонился маячившего поодаль городового, наблюдал за группой танцоров-любителей, лихо отплясывавших танго, озирался, боясь прозевать Таббу.

— Видишь хромого с палкой? — показала актриса Антону.

— Которого Катерина давеча встречала, что ли?

— Вели, чтоб сюда шел.

Извозчик спрыгнул с козел, решительно направился к скверу.

Илья с трудом забрался в пролетку, тут же приник к руке Таббы.

— Здравствуйте, мадемуазель… Счастлив, что понадобился вам. Что-нибудь особо важное?

— Куда ехать будем? — подал голос Антон.

— По какому адресу ваша квартира? — спросила актриса прапорщика.

— На Старо-Невском.

— Гони туда, — приказала Табба извозчику.

Пролетка тронулась.

— Вы желаете ко мне? — испугался Глазков.

— Желаю взглянуть, как вы живете.

— Ко мне нельзя, госпожа. Там полнейший бедлам. Нищета. Прошу, не унижайте окончательно! Вы потеряете ко мне всякое уважение!

— А может, приобрету?

— Нет, нет… У меня даже посуды подходящей нет, чтобы воды подать.

— Воду не пью, предпочитаю вино, — отшутилась Бессмертная. — А под вино мы что-нибудь разыщем.

В то же самое время на другом конце огромной страны подпоручик Буйнов в сопровождении двух конвоиров собственноручно открыл амбарный замок на дощатой двери и громко позвал:

— Просыпайся, Иван!.. Кара Господня опять явилась!.. Может, хотя бы сегодня расскажешь что-нибудь подходящее!

В ответ никто не отозвался. Илья Михайлович заглянул и от неожиданности отшатнулся.

Посередине барака висел солдат Зацепин. Лицо его почернело, веревка, на которой он повесился, была завязана на стропилах надежно, умело, и лишь концы ее вяло покачивались от небольшого сквозняка.

Срочно прибывшие из столицы в Одессу старший следователь Конюшев и судебный пристав Фадеев находились в разных углах просторного кабинета и с интересом наблюдали, как вел допрос полицмейстер города полковник Соболев.

За отдельным столиком расположился писарь, ловко и даже артистично отстукивающий тексты на пишущей машинке.

Старпом «Ярославля» Ильичев Сергей Сергеевич сидел посередине комнаты, держался спокойно, отвечал четко, в чем-то вызывающе.

Полицмейстер с самолюбованием расхаживал по поскрипывающему начищенному паркету, задавал вопросы старпому парохода «Ярославль» неторопливо, с издевкой.

— Вот объясните, господин Ильичев, на судне случается чрезвычайное происшествие — бесследно исчезает человек. И не просто человек, а офицер!.. Мичман! — Он наклонился к допрашиваемому. — Вы ведь одним из первых узнали, что мичман Гребнов погиб?

— У нас нет данных, что мичман именно погиб, — пробормотал Ильичев. — Просто исчез.

— Исчез, будучи на пароходе?

— Да, будучи на пароходе.

— Как это?

— Возможно, смыло волной.

— Возможно!.. И какова же реакция капитана? Или ваша, в конце концов? Были поиски трупа? Проводилось ли внутреннее расследование? Было ли обращение к властям ближайших портов о помощи? Нет! Всего лишь шифрограмма в пароходство и не более того.

— Происшествие случилось ночью в сотнях миль от берега, и искать тело погибшего смысла не имело. Это первое… Второе — по прибытии в ближайший порт на судно немедленно была приглашена полиция, и ею же была произведена соответствующая процедура расследования, о чем есть соответствующий документ. И третье… Капитан парохода провел скрупулезное расследование случившегося среди членов команды, в результате которого выяснилось следующее: мичман Гребнов имел склонность к регулярному и непомерному употреблению алкоголя, что, видимо, и привело к несчастью.

— Позвольте, Аркадий Алексеевич! — подал голос Конюшев и тут же сменил вальяжный тон допроса на более жесткий. — Вам было известно, господин старший помощник, какую обязанность выполнял мичман Гребнов в рейсах на Сахалин?

— Обязанность мичмана.