Джентльмены чужих писем не читают Горяйнов Олег

Тут из окошка машины высунулась такая страшная рожа, что «привлечённый спец» едва сам себе язык не откусил. Он мигом вернулся с небес на землю, замолчал, собрал провода, которые успел разбросать по асфальту, закрыл крышку и убрал ящик с дороги. Таратайка рванула с места как болид на «Формуле-1», но что толку – Машков вместе с «мицубиси» успел бесследно раствориться в лабиринте улочек пригорода.

Дожидаясь его на углу, Андроныч дёргал себя за бородёнку и бормотал под нос на неизвестном здешнему люду языке:

– И на кой оно мне надо? А? Кто скажет? Сидел бы себе спокойно в своей московской лаборатории, или читал бы лекции по геофизике и глобальной тектонике, принимал бы зачёты… Нет, понесла меня нелёгкая на старости лет играть в эти детективы… Ну, какой из меня, к чёрту, капитан российской армии?.. Мне бы открытия совершать, а с такими ужасами – разве до открытий?..

Машков вернулся, когда таратайка со страшным водителем уже давно скрылась, и даже пыль улеглась. Андроныч, увидев его, первым делом потребовал блокнот с карандашом и записал то, что ему в голову пришло. Только после этого он немного успокоился…

Больше всего Ольге Павловне хотелось с головой погрузиться в бассейн, прохладные воды которого плескались в двух шагах от столика, где они сидели с маньянским папиком и беседовали о довольно скучных материях. Папик источал из себя любезность, сам смешал для неё водку с мартини, спросил, улыбнувшись: «Shaked not stirred?» – она не поняла, о чём он, потому что английский, в отличие от испанского, знала плохо, но на всякий случай кивнула.

Вместо того, чтобы уже перейти к делу, папик зачем-то отвесил ей многословный комплимент, который она тоже не поняла, хоть и было это сказано на испанском. Что-то насчёт розового и перламутрового. Розовая была на ней шляпка, а что перламутровое?

– Gracias, сеньор, – сказала она. – А теперь о деле.

– Да, о деле, – отозвался сеньор с готовностью. – Как там поживает наш досточтимый коллега?

– Коллега… хорошо поживает, – несколько растерялась Ольга Павловна.

– Здорова ли его супруга?..

Он издевается, с раздражением подумала Ольга Павловна, вспомнив Ванду Мещерякову – раскормленную крикливую дуру.

– Здорова, что с ней станется, – ответила она. – Так о деле…

– Да, о деле, – папик сделал важное лицо. – Дело, собственно, в том, что…

– Мы уже готовы передать товар, – Ольга Павловна встряла в образовавшуюся паузу. – Это мне поручили так вам и сказать. И мы с вами должны обсудить все вопросы, связанные с передачей денег.

– Очень хорошо, очень, уважаемая сеньора. Но у нас, видите ли, возникли некоторые проблемы… О, вполне решаемые!

– Какие ещё проблемы? – нахмурилась гостья.

– Один из участников сделки… как бы это сказать помягче… немножко умер.

– И что?

– О, ничего. Ничего страшного, сеньора. Просто его, так сказать, товарищи никак не определятся с его преемником. А, соответственно, и трансферта нет…

– И что теперь?

– Ничего. Ничего страшного. Надо подождать день-два. Или три. Они определятся – и дело будет сделано. А мы тем временем уточним, через какие банки пойдут деньги. И пусть прекрасная сеньора насладится отдыхом на берегу океана…

– Смотри-ка… там этот у них маячит… Вроде часового… – прошептал Андроныч Машкову, сощурившись от пыли, целое облако которой поднял их пикапчик, подъехав к той калитке, за которой скрылась их подопечная.

– Не вроде, а самый настоящий часовой и есть, – отозвался Машков, жуя какую-то жухлую травинку.

Снимать будем? – спросил Андроныч, и вряд ли в шутку. Он, кажется, всерьёз собирался играть в эти шпионские игры.

Да что его снимать-то! Парень от жары совсем протух. Сейчас вот что – съездим-ка мы с тобой на рыночек. Заодно чтобы, в случае чего, подозрения от себя отмести…

– Подозрения в чём?

– Ну, мало ли в чём… Бросай свой блокнот, никуда он не денется. Пойдёшь сейчас прошвырнёшься по рынку, купишь чего-нибудь, приценишься, туда-сюда… А потом отыщешь нужного человечка и купишь у него papel de cigarro покрепче да поядовитей. Потом мы поедем на точку, ты к этому часовому подойдёшь – попросишь огоньку – дёрнешь пару раз, больше не надо – там, слово за слово, – угостишь косячком – только уже маленько не тем – он у тебя отключится в три секунды…

– Не, не получится, – сказал Андроныч.

– Отчего это вдруг не получится?

– Некурящий я, уж извини. Ровно двадцать лет как бросил. Давай лучше ты часовым займёшься, а я барабашку поставлю. Мне это дело, знаешь ли, привычнее. Только вот… вдруг он тоже не курит, часовой этот?..

– Ну да, не курит. Здесь, в Маньяне, курят все – даже младенцы.

Они подъехали к рынку. Машков остался в машине, а Андроныч пошёл покупать papel de cigarro, то есть анашу в самокрутке. Чем должна пахнуть и как должна выглядеть травка «покрепче да поядовитей», он знать не знал. Придётся, значит, положиться на честность местных мехильянос. Впрочем, он намекнёт, что приехал сюданадолго, на целый месяц, согласно легенде, по которой они с Машковым были геологи, прибывшие сюда замерять сейсмические колебания земной коры. К постоянному клиенту и отношение другое.

Машков, оставшись один, закурил свою обычную – без травки – «Лаки страйк» и напружинил мозги, ещё раз прокручивая в уме предстоящую операцию. Короткий разговор с Бурлаком посеял в нём сомнения с подозрениями. Положим, дело тут действительно не в ревности. Положим, действительно проследить за Ольгой Павловной необходимо её мужу в силу каких-то там интересов обороноспособности страны. Пусть. Но Машков никак не мог избавиться от ощущения лапотного непрофессионализма, самодеятельности самого скверного пошиба, которыми за версту отдавало от этого задания.

Не дело это. Чисто не дело. Всё неправильно, всё! Посылать Машкова, человека с дипломатическим паспортом в кармане, ставить прослушки – да ведь это немыслимый прецедент! В ГРУ этим специалисты занимаются. Вот – Андроныч, например. Ну и прислали бы ему в пару ещё одного такого же Андроныча, всё бы сделали в лучшем виде. А профессия Машкова – человечков нужных к себе располагать парой-тройкой фраз… Прослушку, конечно, мы поставим. И всё же не дело это, не дело. Бурлак Машкова подставляет со страшной силой. А возьмут Машкова за афедрон за установкой прослушки? Ладно, тогда Машкову здец3,14. Так ведь и Бурлаку то же самое! Он что, не боится себе карьеру поломать?..

– Hola, geologico! – крикнул какой-то парнишка, проходивший мимо машины.

Машков улыбнулся и махнул ему рукой. Быстро здесь новости расходятся… Будем надеяться, что в периодически сотрясаемом землетрясениями и омываемом цунами городе Акапулько геологами никого не удивишь. Благо, какой-то то ли сейсмограф, то ли сейсмометр Андроныч и впрямь с собой приволок.

А хорош был бы сюрприз здешней контрразведке, если бы этих геологов сфотографировали и фотографии показали кому-нибудь в МИДе. Сеньор diplomato ruso ещё и геолог на досуге! Какой, чёрт возьми, разносторонний сеньор!.. Просто многостаночник какой-то…

Ну, Бурлак! Можно подумать, что последний день Помпеи наступил и завтра уже не нужна будет родной отчизне никакая разведка, можно списывать сотрудников и агентов толпами, гори всё огнём. Что творится-то?!

Вернулся довольный собою Андроныч со связкой бананов в руках и ананасом подмышкой.

– Todo est en orden, amigo! – крикнул он, гордый, что, будучи впервые в жизни послан покупать настоящую наркоту, с заданием справился без сучка, без задоринки. – Pon en marcha el motor![63]

Через десять минут они подъехали к калитке, за которой скрылась Ольга Павловна. Вернее, подъехал один Машков, а Андроныч из машины заблаговременно выскочил и тремя проулками зашёл, так сказать, в тыл, то есть вынырнул на противоположном конце пустынной улочки, на которой и располагался неприметный домик, окружённый двухметровым забором из гранитных бульников и глины. Машков припарковался в самом начале той улочки, вставил в рот emboltura[64] и принялся возиться с автомобильной поджигалкой. Поджигалка не работала. Это было естественно, поскольку Машков сам только что оторвал под капотом провод, её питавший.

Часовой, крепкий парень с бритым затылком, одетый в шорты и майку, пропитанную потом, находился от Машкова в каких-нибудь пяти метрах. Он сидел на корточках, прислонясь к стене и страдая. До этого он занимался тем, что строгал какую-то палочку, но теперь нож и палочка выпали из его рук, он закрыл глаза и откинул голову.

Заслышав шум подъехавшей машины, он глаза открыл, а потом и голову повернул. Битый драный пикапчик неопределённой породы и вылезший из него мужик в видавшем виды мешковатом комбинезоне и мятой шляпе никаких подозрений у него не вызвали.

– Hermano! – cказал незнакомец, держа у рта самокрутку самого недвусмысленного и соблазнительного вида. – Aqui hay fuego?[65]

Часовой протянул Машкову зажигалку, потом посмотрел на самокрутку и облизнулся.

Машков сделал две затяжки, причмокнул, показал всем своим физиономайзером, как ему стало хорошо, и протянул парню косяк. Тот поспешил затянуться. Машков отошёл к пикапу. Теперь – скорее, скорее! – три таблетки антацида, а лучше все четыре, пока не начало всё расплываться перед глазами, и тёплого пива из банки, чтобы лекарство проползло в пересохший пищевод, вот так, хорошо… Уф-ф-ф… Сердце заколотилось со страшной скоростью. Машков допил пиво и только тогда перевел взгляд на часового. Тот в свои небесные сады ещё не улетел, но глазки его уже закатились под самый лоб, руки безвольно обвисли, голова откинулась. Вот, невероятным усилием воли заставляя мышцы сокращаться, он поднимает руку ко рту, делает последнюю затяжку, рука падает, вытолкнуть дым из лёгких куряке уже не по силам, и дым выходит сам из всех анатомических отверстий… готов. Страшная вещь. Но ничего, организм молодой, здоровый, через три часа проснётся с сильно больной головой, и помнить не будет ни черта. Машков, стараясь не делать резких движений, поднял капот пикапа.

Это был знак Андронычу. Технарь скользнул вдоль пустынной улочки и подошёл к забору, окружавшему дом. Достав откуда-то нечто вроде заточки, он ткнул ею в забор, чтобы проделать в нём неприметную дырку. Дело пошло.

Однако не успел Машков сунуть под капот руки, чтобы вернуть на место оторванный провод, как услышал громкий шёпот напарника:

– Вот это ни хера себе!

Что за дела?

Машков сунул голову за угол и сделал страшные глаза.

– Дак там нет ничего… – сказал Андроныч. – Ни стен, ни окон…

Машков подпрыгнул и заглянул за забор. Его взору представилось странное сооружение: четыре столба и крыша над ними. Всё.

– С той стороны ворота в заборе есть? – резко спросил он.

– Есть… – ответил обескураженный Андроныч.

– Что же ты, твою мать, сразу-то не сказал?..

Андроныч не успел ответить, потому что послышался шум мотора, и из-за угла на улочку вырулила та самая таратайка, которой они так лихо и нагло преградили путь на выезде с бульвара. Она притормозила рядом с машковским пикапом, и с водительского места вылез громила, увидев которого, Андроныч явственно побледнел.

– Вот они где, уроды! – пробасил громила, в котором Машков не мог, конечно же, не узнать «смежника» Серебрякова. – Так это ты меня там запер? Ты что, тварь, оборзел, в натуре? Со своими воюешь?

– Спокойно, – сказал Машков. – Ты же, твою мать, посольский флажок на капот забыл повесить…

– Ты умный, что ли? – вопросил Серебряков.

В отличие от своего напарника, Машков этой рожи нисколько не боялся. До прихода в ГРУ он командовал разведротой в Псковской дивизии ВДВ, а там и не такие экземпляры попадались. Серебряков это почувствовал даже по его молчанию и предпочёл сбавить обороты.

– А это что за чувырло тут у вас валяется? – спросил он, поддев ногой задуревшего часового.

– Какой-то местный. Заснул, наверное, – ответил Машков.

– Да уж, местный, – ухмыльнулся Серебряков и ногой задрал на часовом майку. – Судя по наколкам, наш, блатной, три ходки…

Даже не заглядывая в дыру в заборе, проделанную Андронычем, он с высоты своего роста посмотрел через этот забор и присвистнул:

– Упустили птичку-то? А?

– Ты о чём? – удивился Машков.

– Ладно, тут ловить больше нечего, – сказал Серебряков, сел в таратайку и уехал, подняв облако пыли, затмившее солнце.

Да, с птичкой мы сплоховали, подумал Машков. Ну что ж, задание всё равно выполнять надо. И теперь ясно, что не из-за приступа ревности дал ему Батя такое задание. Ради простого перепихона пожилые дамы так хвосты не обрубают. Здесь, похоже, дело государственной важности…

– Поехали и мы, – сказал он, прокашлявшись от пыли. – Нам тут тоже ловить нечего. Будем её гостиничный номер прослушивать через окно. Готовь прибор.

– А этот? – спросил Андроныч, указав на часового.

Машков поднял тому веко, обнажив снежное пространство белка.

– Ничего, жить будет, – сказал он. – Но херово. Уж извини, брат. Издержки профессии.

Нмер в отеле «Пье де ля Куэста», до визита к сеньору Орезе представлявшийся Ольге Павловне шикарным, теперь ничего кроме раздражения в ней не вызвал. Пальма в кадке показалась ей какой-то пыльной, инкрустированный журнальный столик – кривобоким, а плазменная панель на стене – и вовсе чем-то жалким. Водяной матрац на кровати в добрых 8 квадратных метров заставил её презрительно сморщиться, кофеварка с пакетиками кофе и сахара давеча шумела так, что чуть голова не заболела, а в офорт над диваном, изображавший океанский вид, она чуть не плюнула. Уж я-то в особнячке, который отгрохаю себе после того, как получу свои бабки, подобной пошлости не допущу, подумала она. Уж у меня будет недвижимость – так недвижимость…

Срочно прохладной воды! Немедленно в душ! А потом…

Нельзя забывать, где я! На мировом курорте Акапулько! Значит, надо что? Отрываться по полной! А не сидеть в этом курятнике. День только начинается.

Решив жить насыщенной жизнью, мадам Бурлак первым делом прямо в фойе купила себе экскурсию на остров Рокета: посмотреть своими глазами на ягуаров и броненосцев. С экскурсиями она была осторожна после того, как однажды в Маньяне соблазнилась красивым словом «пенисуарес», которое оказалось всего-навсего ничем не примечательной улицей Pino Suarez. Однако на Рокете всё прошло как надо: и броненосцы в специальных загонах оказались настоящими, и какой-то негр-североамериканец лет пятидесяти начал к ней по-интеллигентному подкатывать. Ольга Павловна отшивать его не стала и даже приняла его приглашение на смотровую площадку отеля «Мирадор» возле Ла-Кебрада – посмотреть на мальчиков, ныряющих с безумной высоты в бухточку глубиной три метра. А насмотревшись на гибких загорелых клавадистос, она от своего пожилого кавалера улизнула…

Она пошла пешком по запруженной народом набережной Мигель Алеман, опоясывающей бухту сверкающей змеёй. На холмы опустились сумерки. Линия горизонта исчезла, успокоившийся к вечеру океан слился со стремительно сереющим небом. Ощутимо пованивало: это ветер, подувший с гор, принёс к побережью запах нищеты от бедняцких фавел, в большинстве которых про водопровод и электричество слыхом не слыхивали. По набережной сплошным потоком ползла огромная масса разнообразных туристов; бешено плясала реклама на стенах ресторанов и дискотек; наперебой орали торговцы, предлагая маски, серебряную бижутерию и местные деликатесы весьма антисанитарного вида.

Ольга Павловна дышала полной грудью. Скоро денег у неё будет столько, что она даже в этот «рай для миллионеров» не поедет. В наши дни с деньгами и на Родине можно чувствовать себя человеком.

Юноша за стойкой сообщил ей, что её дожидаются. За столиком сидел, попивая лимонад, громила с неприятным лицом – тот самый, который встретил её в аэропорту Маняна-сити и любезно подвез до их с Бурлаком квартиры. Ну, а по дороге они пошептались кое о чем.

Ну что, Ольга Павловна, приняли решение? – спросил громила, кривя пасть в улыбке.

Приняла, вздохнула Ольга Павловна. – Куда деваться бедной одинокой женщине в этом жестоком мире?..

Ну, проблему одиночества вашего мы решим в два счёта…

Нет-нет, не сегодня! – поспешила возразить Ольга Павловна. – Я устала.

Напугалась она зря: Серебряков и не думал лезть к ней в койку. Разведка – вещь тонкая; всяким делом тут должен заниматься специалист. На курорте Акапулько хватало профессионалов соответствующего профиля.

Но Ольга Павловна, прибыв сюда с важной миссией, решила быть осторожной.

Распрощавшись с Серебряковым, она поднялась наверх. Удовлетворенный громила обменялся взглядом с неприметным человечком, сидевшим на диванчике с газетой, и покинул отель.

Глава 30. Жалистливый полковник

Бурлак отошёл к окну и уставился вдаль сквозь щёлку между занавесками. Все, что Иван ему рассказал о семействе Ореза, могло оказаться не лишённым интереса. Вот и тебе и тихий пенсионер. Тихий пенсионер, похоже, втихаря проворачивал какие-то мафиозные дела, и грех было не попытаться слегка сунуть туда нос и понюхать, не пахнет ли там ещё какими-нибудь небольшими денежками батьке Бурлаку на старость. Что ж и не подсуетиться, покуда есть такая возможность, покуда его бережет дипломатический статус, приличные материальные возможности и хорошая крыша в виде военной разведки солидного, по местным масштабам, государства.

Це дило трэба будет розжувати… Но потом. Сначала закончить со “Съело Негро”. Взрыв переполненного народом здания, при котором никто не погиб – это лажа. Это как если бы всемирно знаменитый тенор на эксклюзивном концерте для VIP-персон дал петуха. По всем законам конспирологии теперь они должны залечь на дно и выяснять, по чьей милости они так облажались. Если локализовать их стоянку и организовать прослушку, можно считать себя миллионером. На всю жизнь. Будет продолжение их разговора с Михаилом Ивановичем Телешовым, не будет – всё равно досье на эту банду будет стоить не один миллион в твёрдой валюте.

Правда, конечно, придётся сильно рискнуть людьми. Но что делать. Кто не рискует своими подчиненными – тот не пьёт, как известно, шампанского “Дом Периньон”.

Реальная возможность отыскать террористов у Бурлака имеется. Ивановыми стараниями на Агате теперь висел маячок. По его словам, после Макдональдса она дома не появлялась, значит, залегла на дно вместе с соратниками. Ольга Павловна улетела обратно в Москву, не пробыв на курорте и трёх дней, так что силы, которым можно было поручить заняться маньянскоми революционерами, высвободились и готовы к дальнейшим подвигам. Тем более что Машкову с Андронычем так и не удалось выяснить, с кем же его супруга имела встречу. Пусть реабилитируются, бездельники.

– Вот что, – повернулся он к Ивану. – Езжай-ка ты, брат в свой Монтеррей, как и собирался. Наверняка у тебя там есть дела, которые надо доделать прежде чем насовсем оттуда уехать. Есть?

– Есть.

– Вот и доделывай. И давай назначим контрольку. Как увидишь меловую черту на автобусной остановке – сразу мчись в Таско, адрес я тебе сейчас скажу. Найдёшь там одного человека. Звать его… допустим, Андроныч. Зайдешь к нему, передашь привет от Диего, который работал у него в экспедиции прошлым летом. Скажешь, что романтика в жопе заиграла, торговал, понимаешь, себе стройматериалами, а теперь хочешь геологией позаниматься. Если он тебе ответит, что как раз набирает команду работать на Юкатане – можешь сразу переходить на родную речь. Но осторожно, конечно, сам понимаешь. Если хвост за собой притащишь – я тебе эль маут ахмар сделаю. Ясно?

– Ясно.

– Будешь дальше действовать под его командой. Или под командой Диего.

– Какой Диего?

– Кудрявый, какой… Придёт, скажет, что он Диего, от меня привет передаст – с ним работай. Вопросы есть?

– Есть.

– Давай.

– Что такое “эль маут ахмар”?

– Красная смерть.

– Это как?..

– Шкуру спущу и заставлю на столе плясать. Ясно?

– Ясно.

– Ну и ладно, если ясно. А насчёт всего остального как будто договорились. Какие ещё вопросы? Лучше сразу спроси, чем потом самодеятельностью заниматься…

Иван самодеятельностью заниматься больше не собирался и поэтому, наморщив лоб, постарался придумать какой-нибудь вопрос. Ничего не придумалось. Похоже, всё действительно было ясно.

Кроме одного. В этом одном он был уверен процентов, скажем, на девяносто восемь. Может, даже на девяносто девять. А хотелось на все сто.

– Есть один вопрос, – робко сказал он. – Но не совсем по теме… Можно?

– Можно в сапог нассать, – буркнул Бурлак. – Ты что, в гражданские перевелся?..

– Разрешите? – поправился Иван.

– Разрешаю, – сказал Бурлак. – Медовенький ты мой. Ты, кстати, это “не по теме” брось, парень. В нашем деле нет никаких “не по теме”, заруби себе…

– Взрыв в “Макдоналд'се”, фактически говоря, был сорван. Ведь никто не пострадал. Значит, кто-то предупредил народ?.. Полиция-то до сих пор уверена, что никакой бомбы не было, а взорвался газ из-за начавшегося пожара…

– Ну, – насупился Бурлак.

– Чья работа? – выдохнул Иван.

Бурлак с минуту молча двигал бровям.

– Ну да, – наконец произнес он, как бы выдавливая из себя нечто такое, чего Иван, по незначительности своей, знать никак не должен, но уж такой добрый батька Бурлак ему попался, что готов – в первый и последний раз – поделиться с пацаном важной военной тайной, – моя работа… Пожалел я их… Проявил минутную слабость…

С площади Трёх Культур-мультур Иван отправился прямиком в аэропорт им. дорогого товарища Бениты Хуареса. Бурлак велел воспользоваться такси, хотя Иван пешком бы быстрее добежал. Всю дорогу ему было безумно смешно. Он, по возможности, крепился, но смех пёр из него, как квашня из автоклава, то и дело прорываясь наружу смущённым хрюканьем. Таксист хмуро косился на него, наконец спросил:

– Проблемы, амиго?..

– Где? – спросил Иван.

– У тебя?..

– Никаких! – сказал Иван и заржал так оглушительно, что и таксист не выдержал: ухмыльнулся в чёрные усы.

Двенадцатиполосный проспект, как всегда в это время суток, был запружен машинами под самую завязку. Передвижение в сторону аэропорта производилось рывками, с суммарной скоростью чуть меньше средней пешеходной. Между рычащими и чадящими железными конями метались мальчишки с газетами, кока-колой, вялыми на жаре гамбургерами, тающим мороженым и прочей дрянью.

– Над чем же ты так ржёшь, брат? – спросил таксист.

– Над чем, над чем… – ответил Иван и задумался.

Над тем, что все мы люди, даже такая нелюдь, как резидент военной разведки. Надо же – пожалел он их!.. Пожалел!..

Иван опять захохотал как сумасшедший. Засмеялся и таксист. Из “фольксвагена” по соседству, притертого вплотную к его такси, исполненная надежды, высунулась чья-то толстая морда – может, насмешат и её?.. В мире – инфляция, терроризм, засилие империалистов, войны, локальные и патрилокальные, бабы не дают, а беременеют, дети родителей не уважают, а деньги клянчат, – а тут целых два человека смеются, беззаботные, как кошки, – ребята! насмешите за компанию!.. В долгу не останусь, мать вашу!.. А то и вовсе бросим тачки посреди асфальтового ада, куда сдуру впёрлись, пойдём на ближайшую горку, раздавим бутылочку, пообщаемся!.. А?..

Да что же это такое, попенял себе Иван. Когда я, наконец, научусь себя вести как подобает разведчику, блин? Я же должен быть самый незаметный маньянец во всей Маньяне. А я, блин, устраиваю тут посреди проспекта концерт Аркадия Райкина. Вот урод-то! Вот придурок!

А ведь была ему дадена ещё в “консерватории” специальная инструкция на этот счёт. Юмор и работа в разведке несовместимы, учили его. Когда тебе смешно, а окружающим тебя несмешно, ты, показывая им это, загоняешь себя в патовое положение. Либо тебе придется причины своей весёлости от них скрывать, и они тебя возненавидят, либо тебе придется смешить их тем же самым или аналогичным, и они тебя полюбят. Так или иначе, они не останутся к тебе равнодушны. А это – провал, если не сказать ёмче.

Особенно – в стране Маньяне, которую тридцать революций (и все – победившие!) давно уже превратили в один большой колхоз.

Эх, была не была!..

– Тебе, брат, доводилось бывать в Канкуне? – спросил Иван, всё ещё подхрюкивая и подхихикивая.

– Где это? – удивился заинтригованный таксист.

До аэропорта оставалось не больше километра, но они, похоже, прочно сидели в гигантской пробке, обездвиженные, как спелёнутые младенцы. Толстомордый всё ещё выглядывал с любопытством из застывшего по соседству “фольксвагена”, в котором парился, как кальмар в консервной банке. Иван, впрочем, не спешил. Самолёт в Монтеррей летал через каждые два часа. Габриэлы всё равно дома нет и ещё дня два не будет. Согласно легенде, он так и устраивал свои дела по месту прежнего жительства. Обрубал концы. С тем, чтобы окончательно переехать в Акапулько.

– Канкун – это на Юкатане, – объяснил Иван.

– А Юкатан-какатан твой – это где?

– На юге страны.

– Не, так далеко я не забирался, – сказал таксист. – В прошлом году ездили с подругой в Роза-Рику на восемь дней. А вообще я не люблю уезжать из Маньяна-сити. Так и что там, в этом Канкуне?..

Ну и молодец, подумал Иван. Молодец, что не любишь никуда уезжать. Значит, можно тебе вешать на уши лапшу килограммами. Вплоть до того, что на Юкатане живут люди с песьими головами…

– Там, значит, курорт. Ну, море, пляжи, орхидеи… Так?..

Таксист кивнул. Толстяк в “фольксвагене” моргнул и вытер с шеи пот.

Ну, Андрюха, выручай, братан! Не держи зла за то, что давеча тебя приколол с этими динофлагелятами!..

– Там на берегу стоит старинный пиратский корабль. Или точная копия его. Для туристов. Каждый, кто хочет, может войти внутрь и сфотографироваться.

– Зачем? – в один голос спросили толстяк и таксист.

– На память, – объяснил Иван.

Слушатели переглянулись.

Как там было?.. “одной рукой обняв её, другой обняв…”

– Ну, кто с женой – тот с женой, а кто не с женой – тот с подругой…

Слушатели опять переглянулись, на этот раз с некоторым плотоядным предвкушением во взорах.

– А потом – сигарету выкурил и – в пушку окурок запихал…

– В какую пушку? – спросил толстяк из “фольксвагена”.

– Я же говорю: это пиратский корабль. Понимаешь? Раньше он плавал по Маньяскому заливу, грабил купцов, воевал с правительственным флотом… Это было ещё до Войны за Независимость… Двести лет назад. Или триста. А потом его поставили на прикол и водят туда туристов. Экзотика. Это понятно?

– Ну…

– Ну, вот и представь себе: был грозный корабль, на всех страх наводил, а теперь ты, или я, или кто другой – туда вошел, с подругой сфотографировался, вина выпил, окурок в пушку запихнул и пошёл себе, довольный… Понимаешь?

– Понимаю. И что же здесь смешного?..

– А смешного то, что человек тоже зачастую повторяет этот путь. Пока он в силе, его уважают, перед ним заискивают, добиваются его дружбы, расположения… А потом он состарился, и с ним поступают как с этим пиратским кораблём: сфотографировался на его фоне, окурок в пушку запихал, и пошёл себе…

– Ну?.. И что же?

– Вот я и подумал: может, лучше вовремя пойти ко дну, чтобы из тебя не сделали такой музей, а?.. Понимаешь, амиго?

Таксист с минуту молчал, затем осторожно спросил:

– Насколько я понял, основная соль здесь в окурке?..

– Почему?

– Потому что ты, по всей видимости, накурился, даже, я бы сказал, перекурился. Вот тебе и смешно непонятно почему. Точно?..

– Да нет… – сказал Иван, которому смеяться уже расхотелось.

– Как нет?..

– Да я не курю вовсе…

– Ты слышал? – обратился таксист к толстомордому в “фольксвагене”. – Он, оказывается, не курит!

– То есть совсем? – спросил толстяк юмористическим тоном.

– Вообще не курит! – сказал таксист с комической убеждённостью.

Толстяк наморщил лоб и спросил:

– И никогда не курил?..

– Даже не знает что это такое! – подтвердил таксист, сделав серьёзное лицо.

И они оба начали хохотать, да так залихватски, что водители застрявших в пробке машин сперва недоумённо на них оглядывались, а потом начали дружно давить на свои клаксоны, и над виа Реформа поднялся гудёж, какого тут не слышали с ноября прошлого года, когда в отель “Эль Импорио” по этой улице из аэропорта везли Диего Марадонну, обкуренного, как поросёнок.

В Монтеррее Ивана в его комнате дожидалась Габриэла. Одетая в одни только узкие трусики, она сидела с видом пай-девочки на краю его койки, застеленной рыжим покрывалом с изображением Пирамиды Солнца в Теотиуакане и грустно курила длинную коричневую сигарету. Ухо её почти зажило: оно запеклось розовой корочкой и игриво выглядывало из-под густых чёрных волос.

– Ты откуда? – спросил обалдевший Иван.

– Я не смогла дождаться, пока ты приедешь, любимый, – сказала девушка, погасила сигарету и взялась за пряжку ремня на его джинсах.

– Но как ты меня нашла? – спросил Иван и с удивлением заметил, что голос его вибрирует как вымпел на ветру.

– В Монтеррее не так много Иванов Досуаресов, – ответила Габриэла, стаскивая с него штаны. – Может, тысяча-другая…

А где твоя одежда?

Я приехала к тебе завернутая в покрывало. Они ещёне знают, что я удрала.

– А как ты проникла в комнату?.. – спросил Иван, но ответа на свой вопрос не получил.

Он ещё хотел спросить, не слушала ли она в его отсутствие какую-нибудь музыку, но секунды через три эти проблемы решительно перестали его интересовать.

Глава 31. Полковник Коган обрубает хвосты

Светало. Лесистые верхушки гор, как проснувшиеся младенцы, улыбались розовым. В густом синем небе реактивный самолет прочертил толстый белый след.

Василий устал и хотел спать. Но спать ему Абрамыч не разрешил.

– Абрамыч, – спросил он робко. – Мы куда едем-то?

– Поговорить с одним человечком, – ответил Абрамыч, глядя на дорогу.

– По поручению папы?

– Да пошёл он на хрен, этот папа, – неожиданно вспылил Абрамыч. – Алкаш вонючий. Забодал.

Василий вопросительно уставился на старшего партнёра.

– Сколько можно, Вась? – продолжал Абрамыч. – Я сюда приехал делать серьёзные дела или я сюда приехал работать воспитателем в детский сад?

– Дак… а это?.. – совсем растерялся Василий.

– Такой род деятельности я мог иметь и дома. Без малейшего риска, на досуге почитывая в подлиннике Акутагаву и Юкио Мисиму…

– Ты?!. – удивился Василий.

– Я, я. И кто мне скажет, что я, Самуил Абрамович Коган, прямой потомок Соломоновых первосвященников, которые имели право входить в хранилище скрижалей Моисеевых, забыл на этом другом конце земли, чтобы носиться ночью по горам за какой-то взбалмошной шлюхой, ежесекундно рискуя нарваться на пулю или гранату?.. Что, мне так уж нужны эти деньги? У меня денег хватит на три еврея…

– Абрамыч, – сказал Василий удивленно. – Что это ты вдруг базар погнал[66]?

– Устал я, Вася, – признался Абрамыч. – Я же старый для этих подвигов.

– Я, Абрамыч, тебя очень сильно уважаю, – сказал Василий. – Ты железный человек. Для тебя преград нет никаких – любые непонятки в момент разруливаешь. И ещё ты, Абрамыч, умеешь свой страх никому не показывать. Это редкая штука. У дяди на поруках[67] ты бы в авторитетах ходил. До смотрящего не дорос бы, конечно, но на угловых шконках бы клопа давил…

– Спасибо, мне и здесь неплохо, – хмыкнув, ответил Абрамыч.

– Ну вот! – обрадовался Василий. – А ты говоришь, устал…

Страницы: «« ... 910111213141516 »»

Читать бесплатно другие книги:

За последние столетия русский язык претерпел «сильные» иsменения. Некоторые «считают» это благом и е...
Подготовлен в соответствии с современной концепцией административного права на основе новейших норма...
В книге представлены стихотворения на любовнуютематику, которые вошли в сборник «Воздушный жемчуг, о...
В как таковой «письменности на бумаге» в древности не было острой необходимости, т. к. хранение и пе...
Многие тысячелетия длится борьба между силами Света и Тьмы, Яви и Нави. Немало миров проиграло битву...
Запрограммированы ли вы на счастье от рождения или вам приходится постоянно за него бороться? Считае...